Не хочет, чтобы кто-то подслушал, о чём они будут говорить, понял демон. Староста немного помялся, несильно стукнул кулаком по косяку сарайной двери, будто проверяя на прочность и повернулся к Абалю.
– Помнишь хоть что-нибудь? – светло-голубые небольшие глаза пристально смотрели на демона. Слишком пристально, подумал Абаль и, отвечая на вопрос, пожал плечами.
– Ничего.
Гаврила поморщился словно от неприятного запаха.
– Совсем? С кем был? Куда шёл? Свои ограбили или чужие?
– Почему ограбили?
– Так при тебе ж нет ничего! Гол как сокол! – негромко хохотнул староста. – А ты парень видный, по рукам видать – тяжёлым трудом не промышлял. И дрова колоть не умеешь, хоть и не слабак. И никакой ты не бродяга, голову дам на отсечение, вон ты какой гладкий. Просто побили тебя шибко, да обобрали. – Он склонил голову набок, взглядом ощупывая Абаля. – Вот я и спрашиваю – помнишь чего?
Абаль покачал головой. Староста шумно выдохнул, с силой провёл ладонью по лицу, словно сгоняя остатки сна.
– А можь ты сам в шайке состоишь? – его взгляд вдруг обдал Абаля холодом. – А можь ты и есть главарь? Можь не поделили чего? А вдруг ты где что припрятал? Золотишко какое или ещё что?
Вот что ему надо, понял Абаль. Вот почему он его спас там, на пустоши. Будь он простым оборванцем, а не «видным парнем», его бы с лёгкостью оставили умирать. Спасая его, староста думал лишь о собственной выгоде.
– Да ладно, что ты? – вдруг натянуто рассмеялся тот. – Я ж просто тебя пытаю. Хочу, чтобы к тебе память вернулась. Тебя же ждут где-то. Можь, ищут. Мы бы им сообщили о тебе.
Врёт, ощутил Абаль. Он с интересом смотрел на Гаврилу, удивляясь змеиной изворотливости этого человека.
– Думаю, я смогу вспомнить, – ответил он, – со временем.
– А пока тут жить намереваешься?
– Меня не гонят.
– Ну-ну, – неопределённо протянул староста, – ну, как вспомнишь, то сперва ко мне. Понял?
– Понял.
– Ну, раз мы друг друга поняли, иди в дом, – отпустил его Гаврила, – я, собственно, за этим и приходил.
Абаль вернулся в дом, на крыльце разминувшись со спутниками старосты. Лада убирала со стола, Лаврентьевна скребла пол.
– Натоптали тут, чтоб им пусто было… – ворчала она. Уже привычный к её воркотне, Абаль улыбнулся и прошёл к своей лавке. Неожиданно закашлялся младенец. Оставив посуду, Лада подошла к колыбельке, склонилась над дочерью.
Абаль уловил её тревогу – будто огнём полыхнуло.
– В чём дело? – он подошёл к Ладе и заглянул через плечо в колыбель. Малышка спала, но сон её был неспокойным – личико покраснело и она то и дело вздрагивала, скидывая с себя одеяльце.
– Что с ней?
Не отрывая глаз от дочери, Лада выпрямилась.
– Снова простыла.
Заболела, понял он. Будучи крылатым, он выполнил немало просьб об избавлении от болезней. Вот и сейчас он услышал безмолвную мольбу Лады.
Абаль легонько отстранил женщину от ребёнка.
– Дай посмотрю.
Она взглянула на него с удивлённым возмущением. Кто он такой, чтобы вмешиваться, прочитал он в её взгляде. Однако, когда он успокаивающе прикоснулся к её руке, всё же покорно отступила в сторону.
Абаль склонился над колыбелью. Рядом беспокойно шевельнулась Лада – напряжённая и готовая к чему угодно. Он перестал обращать на неё внимание и сосредоточился на ребёнке. Положил девочке ладонь на лоб и сразу почувствовал под ладонью жар. Но помимо этого он ощутил и то, как этот жар потихоньку впитывается его плотью. Впитывается и гасится. Сам он не испытывал при этом никаких неприятных ощущений.
Он повернулся к Ладе и взглядом попросил принести ему табурет, а когда присел, то закрыл глаза и расслабился.
Он даже задремал. А когда проснулся, увидел, что в колыбельке спокойно спит малышка. Её личико было нормального цвета, а маленькая грудь ровно вздымалась и опускалась. Она был здорова.
Рядом, неудобно прикорнув на другом табурете, спала Лада.
Абаль не стал будить её, просто легонько коснулся её плеча пальцем, дав понять, что с малышкой всё хорошо. Лада вздохнула, но не проснулась. Через некоторое время её лицо расслабилось.
Абаль отошёл к своей лавке и уже оттуда взглянул на мать и дочь и понял, что может помогать и сейчас.
Он лёг и долго лежал, глядя в низкий потолок – сон не шёл к нему. Вместо этого в голову лезли разные мысли. Он думал о том, кем он был раньше и о том, кем стал теперь. Раньше он мог помогать просто объятием крыльев. Но и теперь он не был беспомощным.
Поняв, что не уснёт, Абаль встал и вышел во двор. Открыв калитку, он немного постоял, думая, куда пойти. Стояла тихая звёздная ночь. Невдалеке мерно шумела тёмная громада леса.
Абаль закрыл калитку и направился к лесу. Пройдя опушку, он остановился. Сделал глубокий вдох и сразу ощутил десятки ароматов. Он ничего не знал о них, но что-то внутри него подсказывало – так пахнет палая хвоя, а так молодые сосновые шишки.
В лесу было хорошо. Абаль и не знал, что здесь, внизу может быть настолько хорошо. Оказав кому-либо помощь, он сразу возвращался назад, к звёздам. Никогда ему не пришло в голову задержаться внизу, побродить по лесу, посидеть у воды.
Он, не торопясь, побрёл по тропинке. Через несколько шагов его обоняния коснулся новый неясный аромат. Свернув с тропинки и отыскав источник запаха, он склонился над серебристо-зелёными растениями с собранными из небольших фиолетовых цветочков метёлками. Их аромат поднимался в воздух, окутывал его, словно бы говорил с ним. Абаль сразу почувствовал силу этого цветка. Но ему пока не удавалось понять, в чём она. Он осторожно отломил один листик, медленно растёр его в пальцах. Терпкий травяной аромат растёкся вокруг. Мягким шёпотом он рассказал Абалю о себе, о том, чем может помочь.
Домой демон вернулся с небольшой охапкой фиолетовых цветов и разложил их на столе на просушки. Утром он попросил у Лаврентьевны разрешения занять краешек стола для того, чтобы возиться с травами. Лаврентьевна выказала удивление, но возмущаться не стала. Как чувствовала, что травы вскоре пригодятся.
В один из вечеров Лада, которая и раньше то и дело покашливала, раскашлялась особенно сильно. Сидя в своём углу, Абаль с беспокойством взглянул на неё.
– И часто ты так кашляешь? – спросил он.
Лада недолго молча смотрела на него, потом кивнула и тут же опустила голову, словно только что призналась в чём-то постыдном. Он взглянул на неё внимательнее и тусклый свет лучины вдруг словно преломился и Абаль отчётливо увидел колышущуюся возле плеч и груди Лады смутную тень, похожую на паутину. Он видел её так чётко, что даже удивился, как не заметил её раньше. Когда Лада прекратила кашлять, паутина перестала колыхаться и приникла к телу женщины, став почти невидимой.
Это и есть болезнь, понял он. Он увидел её, это хорошо, но может ли он убрать её так, как убрал у Ладиной дочери?
В следующий же раз, проходя мимо Лады, он будто ненароком слегка коснулся её плеча и паутина, словно испугавшись, ещё сильнее вжалась в тело женщины.
Я могу убрать её, с неожиданной ясностью понял Абаль. Могу просто собрать её, сжать в комок и сжечь в собственной ладони. Он видел вопросительный взгляд Лады и понимал, что стоит возле неё дольше положенного, но ему очень хотелось попробовать свои силы. И вдруг он понял, что не может сделать этого – Лада ни о чём не просила. А он не мог сказать ей: «Ты больна, но я могу убрать твою болезнь, если ты меня об этом попросишь». Она должна была сама попросить об этом, также как просила для своей дочки. Из угла, который он приспособил для сушки трав, вдруг повеяло пряным холодноватым ароматом. Я не просто так показалась тебе на глаза, услышал он безмолвный шёпот. Это говорит шалфей, понял он.
– Та трава, что я собрал на днях, поможет тебе. Сейчас мы сделаем отвар, а завтра пойдём в лес. Я покажу тебе, где её собирать, – сказал он.
Лада вскинула на него удивлённые глаза.
– Ты разбираешься в травах?
Он кивнул, но не смог удержаться от улыбки.
– Я не так давно понял это.
Наутро он выполнил своё обещание и они вернулись с корзиной, полной душистого шалфея. На следующий день они повторили прогулку, на это раз за чабрецом. Постепенно совместные прогулки по лесу сблизили их. Часто они брали с собой и девочек. Обе они тянулись к Абалю. Так в маленьком домике на окраине деревни впервые за долгое время поселился покой.
Однажды вечером, когда Лаврентьевна и девочки спали, Абаль сидел за столом и раскладывал принесённые днём травы. Лада медленно подошла к нему вплотную и осторожно, словно боясь спугнуть, обняла за плечи, скрестив руки на его груди. Держа в руках веточку зверобоя, он молча смотрел перед собой. Потом встал, развернулся и притянул Ладу к себе. Она дрожала словно ребёнок, испугавшийся грозы. Он долго держал её в своих объятиях, пока она не уснула стоя. Тогда он поднял её на руки и перенёс на постель. Поцеловал её в лоб и долго стоял рядом, смотря на неё спящую. Он вылечил её ребёнка и её саму. Он знал, чего она от него хочет, также, как и знал, что не может ей дать этого.
Пришла пора найти себе собственное жильё.
Наутро он сам наведался к старосте. Тот сидел на крыльце, гонял во рту самокрутку.
– В деревне нет какого-нибудь заброшенного домика? – с ходу поинтересовался Абаль. – Я бы привёл его в порядок и пожил бы там какое-то время.
– А что такое? – Гаврила смерил его насмешливым взглядом. – Бабы одолели? Жизни не дают?
Абаль, не отвечая, молча ждал ответа. Староста выплюнул самокрутку, поднялся, смерил гостя взглядом.
– Да, есть такой. Не дом – хибара. Но пока на улице тепло, жить можно. А потом придётся печь перекладывать, там всё развалилось.
– Меня устраивает. Поживу до осени.
Староста пытливо глянул на него.
– Куда-то собрался?
– Пока нет. Видно будет.
– Память так и не вернулась?
– Нет.
– Ну, как вернётся, ты сразу ко мне, помнишь?
– Помню.
Староста хмыкнул.
– Ну пойдём, покажу дом.
Так Абаль стал жить в своём маленьком домике, продолжая заниматься травами. Когда пришла осень, он решил пожить здесь ещё немного и сложив вместо развалившейся печи небольшой очаг, остался зимовать.
Несколько раз он видел Ладу, но она, завидев его, сразу же уходила прочь. Ему было жаль её, он понимал, что причинил ей боль, но не знал какими словами можно было бы объяснить ей в чём дело.
Постепенно к нему потянулись люди. Принимая их, выслушивая, Абаль видел и слышал не только то, что они действительно ему говорили, но и то, о чём они думали, мечтали, на что надеялись, чего хотели. Отмеривая нужные им травы, Абаль тем временем исподволь подправлял, перекраивал изнанку человека, убирая всё плохое, от чего они желали избавиться – болезни, несчастья, невезение.
Так прошло десять лет. Пришла одиннадцатая весна. Абаль полюбил это время года – возле его дома росла старая, всё ещё плодоносящая яблоня, по весне густо усыпанная крупными бело-розовыми цветами; под крышей свили гнездо бойкие воробьи. Ему нравилось смотреть, как осыпаются с яблони лепестки, как пернатые родители то и дело ныряют под козырёк, чтобы угостить очередной мошкой или червячком своих вечно голодных птенцов. А на стене его домика, напротив двери, висел сплетённый им из соломы улыбчивый домовой.
Однажды к нему заглянул Гаврила. За прошедшие годы он изрядно сдал – погрузнел, обрюзг.
Абаль был занят – он только что принёс из леса цвет чистотела и перебирал его, отбирая самые лучшие целые цветочки. Работа была кропотливая, отвлекаться ему не хотелось, но староста, не спрашивая разрешения, по-хозяйски уселся у маленького очага. Абаль выразительно взглянул на него, но тот словно и не заметил его взгляда.
– Послушай, Абаль, – начал он, – вот ты ещё довольно молодой человек, но ты много знаешь. Откуда?
Абаль потёр испачканные соком чистотела пальцы.
– Мой отец был травником, – сказал он первое, что пришло ему в голову. – И отец моего отца. Их знания достались мне.
Слушая его, староста неопределённо кивал головой.
– Ну да, ну да… – будто соглашаясь, бубнил он. – Ты вот что мне скажи – ты живёшь с нами много лет. Люди, что были с тобой одного возраста, уже состарились. А ты всё тот же. Как так?
Абаль внутренне похолодел, однако сумел спокойно пожать плечами. Он никогда не задумывался о своём возрасте. С тех пор как он потерял крылья, он всегда так выглядел – мужчина около тридцати, крепкий, высокий и физически привлекательный. Он выглядел так, как хотело бы его видеть большинство людей. Такому образу они доверяли, такого человека хотели бы видеть возле себя тогда, когда им было плохо. Многие демоны и ангелы выглядели также.
Абаль не придавал значения своему внешнему виду. И он не придавал значения времени. За долгие сотни лет он привык не замечать его. Он ни разу не подумал о том, что люди-то как раз придают времени огромное значение. И вот настал момент, когда ему придётся расплатиться за свою невнимательность.
– Ты знаешь секрет вечной молодости? – сверля его взглядом, продолжал допытываться Гаврила. – Если знаешь, открой мне, я щедро заплачу.
Абаль оторвался от своего занятия и с удивлением взглянул на старосту. Тот был сильно взволнован, вспотел, его глаза странно блестели.
– У меня нет никакого секрета, – просто сказал Абаль.
Староста хрипло рассмеялся и покачал головой.
– Я давно живу на свете и знаю, что чудеса не происходят сами по себе. Какое-то объяснение должно быть.
Абаль опустил глаза и вновь принялся перебирать цветы. Нечаянно он смял несколько и по комнате заструился жгуче-горький аромат золотой травы.
Староста встал и, подойдя вплотную, навис над ним. Он так уже делал, вспомнил Абаль и это воспоминание неожиданно напомнило ему о Ладе, отчего вдруг непривычно сжалось сердце.
– Скажи мне, – громче чем обычно потребовал Гаврила. – Я должен знать твой секрет! Он дорого стоит. Мы оба станем богаты.
От возбуждения он начал задыхаться. Абаль чрез силу улыбнулся.
– Хорошо, – сказал он. – Я открою тебе секрет. Но не сейчас. Мне нужно кое-что приготовить. Приходи завтра вечером и мы поговорим.
Когда за старостой закрылась дверь, он прекратил перебирать цветы и долго сидел неподвижно.
Пришло время уходить. Он засиделся на одном месте.
Демон встал и начал бросать вещи в дорожный мешок. Он был уже почти готов, когда на крыльце послышался шум. Дверь толкнули так, что она едва не слетела с петель и в дом ввалился староста. За ним маячило несколько мужских фигур.
Глаза Гаврилы тут же увидели беспорядок и почти собранный мешок. С удивительным для своей грузной фигуры проворством он подскочил к Абалю.
– Куда это ты собрался? – хрипло выдохнул он ему в лицо. – Сбежать надумал? Хрен ты у меня сбежишь!
Абаль молча смотрел на него.
– Ты не думай, я с тобой силой мериться не собираюсь, – хрипло засмеялся староста. – Вот только Ладу с дочками навещу, поговорим с ней о старом знакомом. Посмотрю, как малявки запищат, если их прижать как следует.
Абаль почувствовал на языке неприятный горький привкус, будто в рот попал сок чистотела. Это страх, понял он.
– Не трогай Ладу, – неожиданно хриплым голосом сказал он. – Не смей.
Староста нехорошо усмехнулся.
– Короче так. Сиди в доме до тех пор, пока не надумаешь открыть мне свой секрет. Когда надумаешь, выходи. Иначе худо будет.
С этими словами нежданные гости покинули дом.
Абаль сел на заменявший ему табурет чурбак и задумался.
– Помнишь хоть что-нибудь? – светло-голубые небольшие глаза пристально смотрели на демона. Слишком пристально, подумал Абаль и, отвечая на вопрос, пожал плечами.
– Ничего.
Гаврила поморщился словно от неприятного запаха.
– Совсем? С кем был? Куда шёл? Свои ограбили или чужие?
– Почему ограбили?
– Так при тебе ж нет ничего! Гол как сокол! – негромко хохотнул староста. – А ты парень видный, по рукам видать – тяжёлым трудом не промышлял. И дрова колоть не умеешь, хоть и не слабак. И никакой ты не бродяга, голову дам на отсечение, вон ты какой гладкий. Просто побили тебя шибко, да обобрали. – Он склонил голову набок, взглядом ощупывая Абаля. – Вот я и спрашиваю – помнишь чего?
Абаль покачал головой. Староста шумно выдохнул, с силой провёл ладонью по лицу, словно сгоняя остатки сна.
– А можь ты сам в шайке состоишь? – его взгляд вдруг обдал Абаля холодом. – А можь ты и есть главарь? Можь не поделили чего? А вдруг ты где что припрятал? Золотишко какое или ещё что?
Вот что ему надо, понял Абаль. Вот почему он его спас там, на пустоши. Будь он простым оборванцем, а не «видным парнем», его бы с лёгкостью оставили умирать. Спасая его, староста думал лишь о собственной выгоде.
– Да ладно, что ты? – вдруг натянуто рассмеялся тот. – Я ж просто тебя пытаю. Хочу, чтобы к тебе память вернулась. Тебя же ждут где-то. Можь, ищут. Мы бы им сообщили о тебе.
Врёт, ощутил Абаль. Он с интересом смотрел на Гаврилу, удивляясь змеиной изворотливости этого человека.
– Думаю, я смогу вспомнить, – ответил он, – со временем.
– А пока тут жить намереваешься?
– Меня не гонят.
– Ну-ну, – неопределённо протянул староста, – ну, как вспомнишь, то сперва ко мне. Понял?
– Понял.
– Ну, раз мы друг друга поняли, иди в дом, – отпустил его Гаврила, – я, собственно, за этим и приходил.
Абаль вернулся в дом, на крыльце разминувшись со спутниками старосты. Лада убирала со стола, Лаврентьевна скребла пол.
– Натоптали тут, чтоб им пусто было… – ворчала она. Уже привычный к её воркотне, Абаль улыбнулся и прошёл к своей лавке. Неожиданно закашлялся младенец. Оставив посуду, Лада подошла к колыбельке, склонилась над дочерью.
Абаль уловил её тревогу – будто огнём полыхнуло.
– В чём дело? – он подошёл к Ладе и заглянул через плечо в колыбель. Малышка спала, но сон её был неспокойным – личико покраснело и она то и дело вздрагивала, скидывая с себя одеяльце.
– Что с ней?
Не отрывая глаз от дочери, Лада выпрямилась.
– Снова простыла.
Заболела, понял он. Будучи крылатым, он выполнил немало просьб об избавлении от болезней. Вот и сейчас он услышал безмолвную мольбу Лады.
Абаль легонько отстранил женщину от ребёнка.
– Дай посмотрю.
Она взглянула на него с удивлённым возмущением. Кто он такой, чтобы вмешиваться, прочитал он в её взгляде. Однако, когда он успокаивающе прикоснулся к её руке, всё же покорно отступила в сторону.
Абаль склонился над колыбелью. Рядом беспокойно шевельнулась Лада – напряжённая и готовая к чему угодно. Он перестал обращать на неё внимание и сосредоточился на ребёнке. Положил девочке ладонь на лоб и сразу почувствовал под ладонью жар. Но помимо этого он ощутил и то, как этот жар потихоньку впитывается его плотью. Впитывается и гасится. Сам он не испытывал при этом никаких неприятных ощущений.
Он повернулся к Ладе и взглядом попросил принести ему табурет, а когда присел, то закрыл глаза и расслабился.
Он даже задремал. А когда проснулся, увидел, что в колыбельке спокойно спит малышка. Её личико было нормального цвета, а маленькая грудь ровно вздымалась и опускалась. Она был здорова.
Рядом, неудобно прикорнув на другом табурете, спала Лада.
Абаль не стал будить её, просто легонько коснулся её плеча пальцем, дав понять, что с малышкой всё хорошо. Лада вздохнула, но не проснулась. Через некоторое время её лицо расслабилось.
Абаль отошёл к своей лавке и уже оттуда взглянул на мать и дочь и понял, что может помогать и сейчас.
Он лёг и долго лежал, глядя в низкий потолок – сон не шёл к нему. Вместо этого в голову лезли разные мысли. Он думал о том, кем он был раньше и о том, кем стал теперь. Раньше он мог помогать просто объятием крыльев. Но и теперь он не был беспомощным.
Поняв, что не уснёт, Абаль встал и вышел во двор. Открыв калитку, он немного постоял, думая, куда пойти. Стояла тихая звёздная ночь. Невдалеке мерно шумела тёмная громада леса.
Абаль закрыл калитку и направился к лесу. Пройдя опушку, он остановился. Сделал глубокий вдох и сразу ощутил десятки ароматов. Он ничего не знал о них, но что-то внутри него подсказывало – так пахнет палая хвоя, а так молодые сосновые шишки.
В лесу было хорошо. Абаль и не знал, что здесь, внизу может быть настолько хорошо. Оказав кому-либо помощь, он сразу возвращался назад, к звёздам. Никогда ему не пришло в голову задержаться внизу, побродить по лесу, посидеть у воды.
Он, не торопясь, побрёл по тропинке. Через несколько шагов его обоняния коснулся новый неясный аромат. Свернув с тропинки и отыскав источник запаха, он склонился над серебристо-зелёными растениями с собранными из небольших фиолетовых цветочков метёлками. Их аромат поднимался в воздух, окутывал его, словно бы говорил с ним. Абаль сразу почувствовал силу этого цветка. Но ему пока не удавалось понять, в чём она. Он осторожно отломил один листик, медленно растёр его в пальцах. Терпкий травяной аромат растёкся вокруг. Мягким шёпотом он рассказал Абалю о себе, о том, чем может помочь.
Домой демон вернулся с небольшой охапкой фиолетовых цветов и разложил их на столе на просушки. Утром он попросил у Лаврентьевны разрешения занять краешек стола для того, чтобы возиться с травами. Лаврентьевна выказала удивление, но возмущаться не стала. Как чувствовала, что травы вскоре пригодятся.
В один из вечеров Лада, которая и раньше то и дело покашливала, раскашлялась особенно сильно. Сидя в своём углу, Абаль с беспокойством взглянул на неё.
– И часто ты так кашляешь? – спросил он.
Лада недолго молча смотрела на него, потом кивнула и тут же опустила голову, словно только что призналась в чём-то постыдном. Он взглянул на неё внимательнее и тусклый свет лучины вдруг словно преломился и Абаль отчётливо увидел колышущуюся возле плеч и груди Лады смутную тень, похожую на паутину. Он видел её так чётко, что даже удивился, как не заметил её раньше. Когда Лада прекратила кашлять, паутина перестала колыхаться и приникла к телу женщины, став почти невидимой.
Это и есть болезнь, понял он. Он увидел её, это хорошо, но может ли он убрать её так, как убрал у Ладиной дочери?
В следующий же раз, проходя мимо Лады, он будто ненароком слегка коснулся её плеча и паутина, словно испугавшись, ещё сильнее вжалась в тело женщины.
Я могу убрать её, с неожиданной ясностью понял Абаль. Могу просто собрать её, сжать в комок и сжечь в собственной ладони. Он видел вопросительный взгляд Лады и понимал, что стоит возле неё дольше положенного, но ему очень хотелось попробовать свои силы. И вдруг он понял, что не может сделать этого – Лада ни о чём не просила. А он не мог сказать ей: «Ты больна, но я могу убрать твою болезнь, если ты меня об этом попросишь». Она должна была сама попросить об этом, также как просила для своей дочки. Из угла, который он приспособил для сушки трав, вдруг повеяло пряным холодноватым ароматом. Я не просто так показалась тебе на глаза, услышал он безмолвный шёпот. Это говорит шалфей, понял он.
– Та трава, что я собрал на днях, поможет тебе. Сейчас мы сделаем отвар, а завтра пойдём в лес. Я покажу тебе, где её собирать, – сказал он.
Лада вскинула на него удивлённые глаза.
– Ты разбираешься в травах?
Он кивнул, но не смог удержаться от улыбки.
– Я не так давно понял это.
Наутро он выполнил своё обещание и они вернулись с корзиной, полной душистого шалфея. На следующий день они повторили прогулку, на это раз за чабрецом. Постепенно совместные прогулки по лесу сблизили их. Часто они брали с собой и девочек. Обе они тянулись к Абалю. Так в маленьком домике на окраине деревни впервые за долгое время поселился покой.
Однажды вечером, когда Лаврентьевна и девочки спали, Абаль сидел за столом и раскладывал принесённые днём травы. Лада медленно подошла к нему вплотную и осторожно, словно боясь спугнуть, обняла за плечи, скрестив руки на его груди. Держа в руках веточку зверобоя, он молча смотрел перед собой. Потом встал, развернулся и притянул Ладу к себе. Она дрожала словно ребёнок, испугавшийся грозы. Он долго держал её в своих объятиях, пока она не уснула стоя. Тогда он поднял её на руки и перенёс на постель. Поцеловал её в лоб и долго стоял рядом, смотря на неё спящую. Он вылечил её ребёнка и её саму. Он знал, чего она от него хочет, также, как и знал, что не может ей дать этого.
Пришла пора найти себе собственное жильё.
Наутро он сам наведался к старосте. Тот сидел на крыльце, гонял во рту самокрутку.
– В деревне нет какого-нибудь заброшенного домика? – с ходу поинтересовался Абаль. – Я бы привёл его в порядок и пожил бы там какое-то время.
– А что такое? – Гаврила смерил его насмешливым взглядом. – Бабы одолели? Жизни не дают?
Абаль, не отвечая, молча ждал ответа. Староста выплюнул самокрутку, поднялся, смерил гостя взглядом.
– Да, есть такой. Не дом – хибара. Но пока на улице тепло, жить можно. А потом придётся печь перекладывать, там всё развалилось.
– Меня устраивает. Поживу до осени.
Староста пытливо глянул на него.
– Куда-то собрался?
– Пока нет. Видно будет.
– Память так и не вернулась?
– Нет.
– Ну, как вернётся, ты сразу ко мне, помнишь?
– Помню.
Староста хмыкнул.
– Ну пойдём, покажу дом.
Так Абаль стал жить в своём маленьком домике, продолжая заниматься травами. Когда пришла осень, он решил пожить здесь ещё немного и сложив вместо развалившейся печи небольшой очаг, остался зимовать.
Несколько раз он видел Ладу, но она, завидев его, сразу же уходила прочь. Ему было жаль её, он понимал, что причинил ей боль, но не знал какими словами можно было бы объяснить ей в чём дело.
Постепенно к нему потянулись люди. Принимая их, выслушивая, Абаль видел и слышал не только то, что они действительно ему говорили, но и то, о чём они думали, мечтали, на что надеялись, чего хотели. Отмеривая нужные им травы, Абаль тем временем исподволь подправлял, перекраивал изнанку человека, убирая всё плохое, от чего они желали избавиться – болезни, несчастья, невезение.
Так прошло десять лет. Пришла одиннадцатая весна. Абаль полюбил это время года – возле его дома росла старая, всё ещё плодоносящая яблоня, по весне густо усыпанная крупными бело-розовыми цветами; под крышей свили гнездо бойкие воробьи. Ему нравилось смотреть, как осыпаются с яблони лепестки, как пернатые родители то и дело ныряют под козырёк, чтобы угостить очередной мошкой или червячком своих вечно голодных птенцов. А на стене его домика, напротив двери, висел сплетённый им из соломы улыбчивый домовой.
Однажды к нему заглянул Гаврила. За прошедшие годы он изрядно сдал – погрузнел, обрюзг.
Абаль был занят – он только что принёс из леса цвет чистотела и перебирал его, отбирая самые лучшие целые цветочки. Работа была кропотливая, отвлекаться ему не хотелось, но староста, не спрашивая разрешения, по-хозяйски уселся у маленького очага. Абаль выразительно взглянул на него, но тот словно и не заметил его взгляда.
– Послушай, Абаль, – начал он, – вот ты ещё довольно молодой человек, но ты много знаешь. Откуда?
Абаль потёр испачканные соком чистотела пальцы.
– Мой отец был травником, – сказал он первое, что пришло ему в голову. – И отец моего отца. Их знания достались мне.
Слушая его, староста неопределённо кивал головой.
– Ну да, ну да… – будто соглашаясь, бубнил он. – Ты вот что мне скажи – ты живёшь с нами много лет. Люди, что были с тобой одного возраста, уже состарились. А ты всё тот же. Как так?
Абаль внутренне похолодел, однако сумел спокойно пожать плечами. Он никогда не задумывался о своём возрасте. С тех пор как он потерял крылья, он всегда так выглядел – мужчина около тридцати, крепкий, высокий и физически привлекательный. Он выглядел так, как хотело бы его видеть большинство людей. Такому образу они доверяли, такого человека хотели бы видеть возле себя тогда, когда им было плохо. Многие демоны и ангелы выглядели также.
Абаль не придавал значения своему внешнему виду. И он не придавал значения времени. За долгие сотни лет он привык не замечать его. Он ни разу не подумал о том, что люди-то как раз придают времени огромное значение. И вот настал момент, когда ему придётся расплатиться за свою невнимательность.
– Ты знаешь секрет вечной молодости? – сверля его взглядом, продолжал допытываться Гаврила. – Если знаешь, открой мне, я щедро заплачу.
Абаль оторвался от своего занятия и с удивлением взглянул на старосту. Тот был сильно взволнован, вспотел, его глаза странно блестели.
– У меня нет никакого секрета, – просто сказал Абаль.
Староста хрипло рассмеялся и покачал головой.
– Я давно живу на свете и знаю, что чудеса не происходят сами по себе. Какое-то объяснение должно быть.
Абаль опустил глаза и вновь принялся перебирать цветы. Нечаянно он смял несколько и по комнате заструился жгуче-горький аромат золотой травы.
Староста встал и, подойдя вплотную, навис над ним. Он так уже делал, вспомнил Абаль и это воспоминание неожиданно напомнило ему о Ладе, отчего вдруг непривычно сжалось сердце.
– Скажи мне, – громче чем обычно потребовал Гаврила. – Я должен знать твой секрет! Он дорого стоит. Мы оба станем богаты.
От возбуждения он начал задыхаться. Абаль чрез силу улыбнулся.
– Хорошо, – сказал он. – Я открою тебе секрет. Но не сейчас. Мне нужно кое-что приготовить. Приходи завтра вечером и мы поговорим.
Когда за старостой закрылась дверь, он прекратил перебирать цветы и долго сидел неподвижно.
Пришло время уходить. Он засиделся на одном месте.
Демон встал и начал бросать вещи в дорожный мешок. Он был уже почти готов, когда на крыльце послышался шум. Дверь толкнули так, что она едва не слетела с петель и в дом ввалился староста. За ним маячило несколько мужских фигур.
Глаза Гаврилы тут же увидели беспорядок и почти собранный мешок. С удивительным для своей грузной фигуры проворством он подскочил к Абалю.
– Куда это ты собрался? – хрипло выдохнул он ему в лицо. – Сбежать надумал? Хрен ты у меня сбежишь!
Абаль молча смотрел на него.
– Ты не думай, я с тобой силой мериться не собираюсь, – хрипло засмеялся староста. – Вот только Ладу с дочками навещу, поговорим с ней о старом знакомом. Посмотрю, как малявки запищат, если их прижать как следует.
Абаль почувствовал на языке неприятный горький привкус, будто в рот попал сок чистотела. Это страх, понял он.
– Не трогай Ладу, – неожиданно хриплым голосом сказал он. – Не смей.
Староста нехорошо усмехнулся.
– Короче так. Сиди в доме до тех пор, пока не надумаешь открыть мне свой секрет. Когда надумаешь, выходи. Иначе худо будет.
С этими словами нежданные гости покинули дом.
Абаль сел на заменявший ему табурет чурбак и задумался.
