– Меня еще нет, – потупился мальчишка. Но вскинул голову и гордо сообщил: – А вот через два года, когда тринадцать исполнится, то тоже начну учиться! Ой! А тебе ведь уже… сколько? Я забыл.
– Девятнадцать – улыбнулся Дремудад.
– Ого, – в очередной раз поразился его возрасту приятель. – Но ты ведь еще пацан по-вашему, да?
– Ну… – смутился Дрёма.
– Зато по-нашему – уже взрослый! – обрадовал его малец. – Ты можешь записаться в юные стражники! А я буду тебе завидовать! Но ты, чтобы я не расстраивался, втихую сам будешь меня учить на мечах драться!
Дремудад рассмеялся и обнял друга.
28.09.194 г.в.п.
Собачий лес
Лиоре было страшно.
Ее со всех сторон обступили деревья. Высоченные, с прямыми серыми стволами и начинающими желтеть, но в большинстве своем все еще зелеными кронами. Деревья закрывали обзор, и оттого казалось, что просторный мир ужался, превратился в маленький островок.
Странно, эльфийка никогда не страдала клаустрофобией. И в разрушенную башню лазила без боязни, и полтора месяца в темной пещере прожила. А тут…
Еще более непонятным было то, что в соответствии с законами генетической памяти, которая у эльфов была очень даже развита, девушка просто обязана была испытывать восторг и умиротворение. Если, конечно, возможно одновременно чувствовать и то и другое.
Ведь ее дедушка родился и провел первые года жизни в лесу. А уж о более отдаленных предках и говорить не приходится!
Но дедушкины гены-хромосомы молчали в тряпочку. Как и сам предок. Он умер за восемь лет до рождения Лиоры, и та представляла его лишь по рассказам матери.
Одним словом, в лесу юной эльфийке было очень неуютно. Казалось, что из-за каждого ствола, из-под каждого куста на нее может наброситься что-то ужасное.
«А, может, все дело в оборотнях? – панически подумала Лиора. – Они ведь здесь живут и всегда охотились на моих сородичей. Что они со мной сделают, когда поймают? Убьют или съедят заживо?»
Эти размышления ну ни капельки не успокоили девочку. Она вся сжалась, непрерывно повторяя про себя слова самых мощных и страшных заклинаний.
Но, когда к ней метнулась темная тень, напрочь все их забыла и смогла лишь истошно заверещать, как испуганный заяц.
Или зайце не верещат?
Не важно.
Главное, что огромный волк, поваливший ее на землю, остался цел и невредим, чего нельзя сказать о Лиоре.
Ее и без того заношенная и дырявая туника с треском порвалась, а страшенные когти, пропороли в нескольких местах нежно лазоревую кожу. Выступила ярко-голубая кровь.
Зверь придавил девочку к земле и раскрыл огромную, утыканную острейшими зубами пасть.
Лиора с ужасом поняла, что не успеет и слова сказать, как будет растерзана.
Девочка зажмурилась в ожидании последней самой ужасной боли.
И услышала жалобный взвизг.
Прижавший ее к твердым древесным корням зверь дернулся и свалился набок, придавив своей тяжелой мохнатой тушей левые руку и ногу.
Лиора открыла глаза и опять завизжала.
В боку волка торчала длинная стрела. А к распростертой девушке бежали два зверя еще более жуткие, чем тот, что пытался ее съесть.
Оборотни.
Мощные, широкоплечие. С почти такими же как у волка головами.
Оборотней было двое. Одеты они были в зеленые штаны и куртки. В руках один держал лук, а другой огромный жуткого вида тесак.
Свист рассекаемого воздуха и острое лезвие скользнуло возле самого горла девочки и ударило умирающего волка по шее.
Лиора потеряла сознание.
Это было худшее, что только можно было придумать, потому что колдовать во время обморока не удавалось еще никому и никогда.
Очнулась девушка оттого, что кто-то мягко и ласково гладил ее по щеке и волосам.
– Мама? – не раскрывая глаз, удивленно спросила Лиора.
На самом деле матушка никогда не баловала дочь ласками. Но кто еще это мог быть?
– Урра-а-анг, – негромко и успокоительно прорычал некто.
Лиора распахнула глаза.
Она лежала на мягкой пушистой шкуре в каком-то жилище.
А рядом…
Рядом сидел оборотень и смотрел на нее приоткрыв длинную пасть и вывесив розовый язык.
– Грру-у-уарн? – спросило существо.
Подсунуло лапищу под затылок девочки и приподняло ее голову. Поднесло к губам деревянную чашу.
– По-о-оганр, – явно попросило оно.
И Лиора послушно отпила сладковато-кислый напиток. Вкусный и бодрящий.
– Спасибо! – пискнула она.
Зверолюд кивнул, бережно опустил голову девочки на плоскую мягкую подушку.
– Вы меня… есть не будете? – не нашла ничего более умного, слабым голосом чтобы спросить Лиора.
– У-у-урр?
Лиора попробовала подняться, но огромная лапища настойчиво, но осторожно придавила ее к ложу.
Оборотень помотал головой.
Тогда Лиора принялась оглядываться.
Начала она с самой себя. Тело ее покрывала еще одна шкура. Теплая и уютная. Плечо, что выглядывало из-под нее, оказалось аккуратно перебинтовано.
Помещение было почти квадратным, стены плотно завешаны шкурами. А поверх них оказались развешены доски с плохо различимыми в полумраке картинками: в основном портретами тех же самых оборотней, стоящих в величественных позах и по-собачьи улыбающихся высунув длинные языки.
Над головами многих были нарисованы исходящие от них лучики света.
«Какое-то святилище? – подумала Лиора. – А меня собираются вылечить, откормить и принести в жертву? Может, мне шарахнуть этого зверолюда молнией и попытаться убежать?»
Но шарахать молнией существо, которое так нежно и бережно о ней заботилось, у Лиоры язык не поворачивался.
Да и сил для побега не было.
– Прру-у-унарм, – тихо и ласково сказал оборотень и запел на своем рычащем языке.
Негромко и мелодично.
Лиора вдруг поняла, что это колыбельная. На глаза невольно навернулись слезы. Последний раз мама пела ей колыбельную давным-давно в младенчестве.
Девушка всхлипнула, закрыла глаза и расслабилась, вся обратясь в слух. И не заметила, как уснула.
30.09.194 г.в.п.
Лилгород, Лилгородское княжество
В Лилгороде кроме Дрёмы проживало еще трое дворфов.
Разумеется, Дремудад навестил каждого сородича.
И пожилого кожевенника Кранодрага, что подался к людям после того, как овдовел.
И худую, бритую Прасипроду, которая теперь требовала, чтобы ее звали Прасковьей и воспитывала троих детей от человеческого мужа. Дети были толстенькими и очень крепкими на человеческий взгляд и худыми задохликами на дворфский.
И, конечно же, Рургаштанга – друидского проповедника. Он единственный по-настоящему тепло встретил юного сородича.
Остальные двое, хоть и выказывали всем своим видом дворфское гостеприимство, но на самом деле мальчик чувствовал, что его обществом тяготятся.
Наверное, эмигрантам было неприятно вспоминать о том, что они бросили Родину.
А вот настоятель маленького круга камней был само радушие.
Камни эти, в половину человеческого роста, Рургаштанг разместил во дворе своего дома, посреди грядок с морковкой.
Были они, камни, а не морковки, грубо вытесаны из песчаника и установлены по всем правилам астрономии и геометрии.
Дремудад, когда их увидел, чуть не прослезился, вспомнив отца.
Но у того теперь есть настоящий ученик и наследник, так что сильно грустить юноша не стал.
И, вот что интересно, всегда увиливавший дома от религиозных обрядов Дремудад здесь, на чужбине, повадился к настоятелю и отмечал с ним не только праздники, но и помогал пожилому дворфу в еженедельных службах.
Рургаштанг радовался и нахваливал парнишку за прекрасное знание тонкостей друидических обрядов. Наверное, пожилой дворф надеялся, что мальчик останется в Лилгороде и унаследует его Круг.
И Дрема решился расстроить старика.
– Я подумаю, – говорил он уклончиво. – Мне надо пообжиться в городе. И, если я не вернусь через год домой, или еще куда не пойду, то обязательно стану продолжателем вашего дела.
Отрок всегда старался не врать напрямую, особенно друидам. Но общение с отцом научило Дремудада давать двусмысленные ответы. И сейчас он формально не лгал, но был уверен, что или вернется домой, или чего ему хотелось все больше и больше, отправится дальше путешествовать.
Но сначала юноша собирался перезимовать в уютном и волшебно пахнущем сдобой доме тети Малуши.
Но, как говорится: «Дворф предполагает, а лесные духи располагают».
На следующий день после спуска на воду своего первого игрушечного корабля Дрёма пришел к старому друиду. Жизнерадостно поздоровался:
– Побеги растут!
– Проходи, Дремудад, – сумрачно ответил Рургаштанг.
Дрёма удивленно уставился на старика, тот не поздоровался в ответ, и это было неслыханной грубостью.
Или указывало на то, что пожилой друид был чем-то очень и очень сильно обеспокоен.
– Что случилось? – встревожено спросил его юноша.
– Тут такое дело… – седобородый дворф замялся, затеребил у пояса бороду. – Приходили ко мне вчера вечером. Люди от княжны. О тебе спрашивали.
– А я-то им зачем? – удивился Дремудад.
Но под ложечкой у него засосало чувство тревоги. Мальчишка отчетливо вспомнил тот холодный взгляд, которым одарила его княжна.
– Вот и мне интересно, чем ты им интересен, – кивнул старик. – А утром ко мне зашла Прасипрода. У нее тоже про тебя выспрашивали. Не нравится мне это.
– Мне тоже, – прошептал Дремудад. – Но, уважаемый Рургаштанг, зачем им с другими дворфами разговаривать? Пришли бы сразу ко мне…
– Если бы тебя схватили, я бы уж точно молчал как улитка и ничего о тебе не рассказал, – заявил жрец.
– Схватили?! – поразился Дрёма. – За что?
– Не знаю, – вздохнул старый дворф. – Мне дружинник сказал, что просто интересуется новым чужестранцем. Но… Как-то уж слишком настырным он был.
– И что мне делать? – растеряно спросил мальчик.
– Не знаю, – пробурчал друид. – Но, вот что я тебе скажу. В последние годы острог при княжеском тереме перестал пустовать, как при старом князе. И, говорят, что там очень нехорошие вещи происходят с теми, кто против княжны что-то замышлял.
– Но я не замышлял! Я вчера первый раз ее увидел!
– Ну, может быть, я зря тревогу поднимаю, – смутился Рургаштанг, – но все-таки на твоем месте был бы осторожнее.
– Понятно, – вздохнул Дремудад. – Пойду я, наверное, домой. Спасибо, что предупредили.
– Иди, мальчик, – серьезно кивнул старик. – Кстати, расспроси своего дружка, нет ли лазеек в частоколе. Говорят, ребятня иногда шастает за него, потому что от ворот стражники их гоняют.
Дремудад еще раз кивнул и поспешил в пекарню.
Дворфу собраться – только подпоясаться. Ну, еще заткнуть за пояс прадедов топорик, и взвалить на плечи рюкзак.
Демьян героически натаскал для друга целую кучу выпечки и два ломтя вяленого мяса.
Паренек чуть ли не плакал, прощаясь с дворфенком.
Они напоследок крепко обнялись. И Дремудад, сопя и покряхтывая, протиснулся в щель между покосившимися кольями городской ограды.
– Прощай, – сказал он сиплым от набежавших слез голосом, и быстро зашагал к не далекому лесу.
12.10.194 г.в.п.
поселок Уау-Гав, Собачий лес
Лиора любила разговаривать с Нргавом.
Первым делом, как только девочка немного оправилась, настоятель храма Единого привел к ней Учителя, и тот прочитал заклинание изучения языка псов.
И с тех пор большую часть времени оборотень и эльфийка проводили в беседах. От неспешных разговоров со священником становилось тепло и спокойно на душе.
Даже, когда они спорили.
Вернее, когда Лиора пыталась спорить и возражать.
Человекопес отвечал на ее выпады спокойно и мягко, отчего девушка чувствовала себя совсем ребенком рядом с мудрым стариком.
Вот только не был Нргав не то что дедушкой, он и зрелым псом не являлся. Служитель Единого был совсем еще молодым кобелем.
Впрочем, Лиора далеко не сразу научилась различать возраст представителей этого странного народа.
Оборотни были главной пугалкой в ее детстве. О них рассказывали жуткие, морозящие кровь истории. Поэтому, Лиора и грохнулась в обморок там в лесу. А еще от накопившегося напряжения и психической усталости.
– Тебя полдня несли в наш поселок, – сообщил ей священник. – А потом я чуть ли не сутки за тобой ухаживал, пока ты не очнулась.
– Прости, – потупилась девочка. – Я не хотела доставлять тебе столько хлопот.
– Глупышка, – широко улыбнулся своей огромной пастью Нргав, и ласково провел лапищей по тонким темно-голубым волосам.
Лиора приткнулась плотнее к своему неожиданному другу. Такому надежному и доброму.
С другими псами она держала дистанцию. Но не потому, что они были злыми. Просто за свою жизнь эльфийка привыкла, что все друг от друга обособлены. Тут было не так. Жители большого поселка как будто являлись членами одной семьи. «Своры» – как называл ее Нргав. Они приветливо здоровались друг с другом, подолгу разговаривали, улыбались и смеялись.
И никогда не кричали.
Ну, почти никогда.
Несколько раз Лиора становилась невольной свидетельницей ссор, а однажды даже драки! И всегда конфликты происходили между самками. Собаки и на Лиору поглядывали неприязненно.
– Почему так? – спросила она однажды Нргава.
– Суки, – вздохнул тот. – Наши женщины слишком ревнивые и на дух друг друга не переносят. Это самая большая беда собачьей расы. Кстати сказать, к кошкам многие кобели просто сбегают от этого.
– Но я ведь не из вашего народа! – возмутилась Лиора. – Меня зачем ревновать?
– Ну… – оборотень замялся и отвел глаза. – Они думают, что я с тобой… не только дружу.
– Какие глупости, – вздохнула девушка и опять прижалась к мягкому пушистому меху своего долгожданного друга.
– Конечно, глупости, – подтвердил тот, мягко обнимая маленькую эльфийку за плечи. – Но… я ведь молодой кобель, и очень многие сучки на меня поглядывают. А я ни с кем. И тут ты появляешься, вся такая изящная и нежная как цветок, не то что наши мохнатые и хвостатые дамы. Вот их и переклинивает от ревности.
– Обидно, – пожаловалась Лиора. – Я бы хотела и с вашими женщинами подружиться.
– Но это еще ерунда, – задумчиво произнес Нргав. – Вот когда весной Варгрива вернется…
– А кто это? – насторожилась Лиора.
– Моя ровесница, – вздохнул священник. – И наследница Главной Суки. Давно уже ко мне пытается…
– А ты?
– Она мне не нравится, – вздохнул парень. – Слишком злая. И ненавидит чужаков.
– И что мне тогда делать?
– Быть осторожной. И, когда Варгрива будет в поселке, не выходить одной из дома. В храме тебя никто не тронет, а вот на улице всякое может случиться.
– Хорошо, я буду осторожной, – согласилась Лиора и задумчиво спросила: – Почему в мире так много злобы и мало доброты?
– Потому что мало кто по-настоящему верит в Бога, – ответил пес.
– Но я… тоже не верю, – не согласилась девочка.
– Это тебе только кажется, – тепло сказал служитель Единого. – На самом деле ты ближе к Нему, чем многие священники. Ты живешь по божественному правилу.
– А в чем оно?
– Быть добрым, – улыбнулся пес. – Всегда и во всем.
– Но это невозможно, – возразила эльфийка. – Как можно быть доброй к тем, кто на тебя нападает? Я… когда нашествие… убила… И не только демонов…
– Я знаю, милая, – тихо сказал людозверь. – Ты иногда разговариваешь во сне… и плачешь… Твоя мама?
– Да. Я зацепила ее магией, – у девочки дрогнул голос и показались слезинки.
– Ты защищалась, – успокоил ее священник. – А еще защищала других. Даже тех, кто тебя ненавидел. Это тоже любовь и доброта. Встать грудью на пути зла и драться с ним не жалея себя.
– Девятнадцать – улыбнулся Дремудад.
– Ого, – в очередной раз поразился его возрасту приятель. – Но ты ведь еще пацан по-вашему, да?
– Ну… – смутился Дрёма.
– Зато по-нашему – уже взрослый! – обрадовал его малец. – Ты можешь записаться в юные стражники! А я буду тебе завидовать! Но ты, чтобы я не расстраивался, втихую сам будешь меня учить на мечах драться!
Дремудад рассмеялся и обнял друга.
Глава 8. Лесные страхи
28.09.194 г.в.п.
Собачий лес
Лиоре было страшно.
Ее со всех сторон обступили деревья. Высоченные, с прямыми серыми стволами и начинающими желтеть, но в большинстве своем все еще зелеными кронами. Деревья закрывали обзор, и оттого казалось, что просторный мир ужался, превратился в маленький островок.
Странно, эльфийка никогда не страдала клаустрофобией. И в разрушенную башню лазила без боязни, и полтора месяца в темной пещере прожила. А тут…
Еще более непонятным было то, что в соответствии с законами генетической памяти, которая у эльфов была очень даже развита, девушка просто обязана была испытывать восторг и умиротворение. Если, конечно, возможно одновременно чувствовать и то и другое.
Ведь ее дедушка родился и провел первые года жизни в лесу. А уж о более отдаленных предках и говорить не приходится!
Но дедушкины гены-хромосомы молчали в тряпочку. Как и сам предок. Он умер за восемь лет до рождения Лиоры, и та представляла его лишь по рассказам матери.
Одним словом, в лесу юной эльфийке было очень неуютно. Казалось, что из-за каждого ствола, из-под каждого куста на нее может наброситься что-то ужасное.
«А, может, все дело в оборотнях? – панически подумала Лиора. – Они ведь здесь живут и всегда охотились на моих сородичей. Что они со мной сделают, когда поймают? Убьют или съедят заживо?»
Эти размышления ну ни капельки не успокоили девочку. Она вся сжалась, непрерывно повторяя про себя слова самых мощных и страшных заклинаний.
Но, когда к ней метнулась темная тень, напрочь все их забыла и смогла лишь истошно заверещать, как испуганный заяц.
Или зайце не верещат?
Не важно.
Главное, что огромный волк, поваливший ее на землю, остался цел и невредим, чего нельзя сказать о Лиоре.
Ее и без того заношенная и дырявая туника с треском порвалась, а страшенные когти, пропороли в нескольких местах нежно лазоревую кожу. Выступила ярко-голубая кровь.
Зверь придавил девочку к земле и раскрыл огромную, утыканную острейшими зубами пасть.
Лиора с ужасом поняла, что не успеет и слова сказать, как будет растерзана.
Девочка зажмурилась в ожидании последней самой ужасной боли.
И услышала жалобный взвизг.
Прижавший ее к твердым древесным корням зверь дернулся и свалился набок, придавив своей тяжелой мохнатой тушей левые руку и ногу.
Лиора открыла глаза и опять завизжала.
В боку волка торчала длинная стрела. А к распростертой девушке бежали два зверя еще более жуткие, чем тот, что пытался ее съесть.
Оборотни.
Мощные, широкоплечие. С почти такими же как у волка головами.
Оборотней было двое. Одеты они были в зеленые штаны и куртки. В руках один держал лук, а другой огромный жуткого вида тесак.
Свист рассекаемого воздуха и острое лезвие скользнуло возле самого горла девочки и ударило умирающего волка по шее.
Лиора потеряла сознание.
Это было худшее, что только можно было придумать, потому что колдовать во время обморока не удавалось еще никому и никогда.
Очнулась девушка оттого, что кто-то мягко и ласково гладил ее по щеке и волосам.
– Мама? – не раскрывая глаз, удивленно спросила Лиора.
На самом деле матушка никогда не баловала дочь ласками. Но кто еще это мог быть?
– Урра-а-анг, – негромко и успокоительно прорычал некто.
Лиора распахнула глаза.
Она лежала на мягкой пушистой шкуре в каком-то жилище.
А рядом…
Рядом сидел оборотень и смотрел на нее приоткрыв длинную пасть и вывесив розовый язык.
– Грру-у-уарн? – спросило существо.
Подсунуло лапищу под затылок девочки и приподняло ее голову. Поднесло к губам деревянную чашу.
– По-о-оганр, – явно попросило оно.
И Лиора послушно отпила сладковато-кислый напиток. Вкусный и бодрящий.
– Спасибо! – пискнула она.
Зверолюд кивнул, бережно опустил голову девочки на плоскую мягкую подушку.
– Вы меня… есть не будете? – не нашла ничего более умного, слабым голосом чтобы спросить Лиора.
– У-у-урр?
Лиора попробовала подняться, но огромная лапища настойчиво, но осторожно придавила ее к ложу.
Оборотень помотал головой.
Тогда Лиора принялась оглядываться.
Начала она с самой себя. Тело ее покрывала еще одна шкура. Теплая и уютная. Плечо, что выглядывало из-под нее, оказалось аккуратно перебинтовано.
Помещение было почти квадратным, стены плотно завешаны шкурами. А поверх них оказались развешены доски с плохо различимыми в полумраке картинками: в основном портретами тех же самых оборотней, стоящих в величественных позах и по-собачьи улыбающихся высунув длинные языки.
Над головами многих были нарисованы исходящие от них лучики света.
«Какое-то святилище? – подумала Лиора. – А меня собираются вылечить, откормить и принести в жертву? Может, мне шарахнуть этого зверолюда молнией и попытаться убежать?»
Но шарахать молнией существо, которое так нежно и бережно о ней заботилось, у Лиоры язык не поворачивался.
Да и сил для побега не было.
– Прру-у-унарм, – тихо и ласково сказал оборотень и запел на своем рычащем языке.
Негромко и мелодично.
Лиора вдруг поняла, что это колыбельная. На глаза невольно навернулись слезы. Последний раз мама пела ей колыбельную давным-давно в младенчестве.
Девушка всхлипнула, закрыла глаза и расслабилась, вся обратясь в слух. И не заметила, как уснула.
Глава 9. Городские дворфы
30.09.194 г.в.п.
Лилгород, Лилгородское княжество
В Лилгороде кроме Дрёмы проживало еще трое дворфов.
Разумеется, Дремудад навестил каждого сородича.
И пожилого кожевенника Кранодрага, что подался к людям после того, как овдовел.
И худую, бритую Прасипроду, которая теперь требовала, чтобы ее звали Прасковьей и воспитывала троих детей от человеческого мужа. Дети были толстенькими и очень крепкими на человеческий взгляд и худыми задохликами на дворфский.
И, конечно же, Рургаштанга – друидского проповедника. Он единственный по-настоящему тепло встретил юного сородича.
Остальные двое, хоть и выказывали всем своим видом дворфское гостеприимство, но на самом деле мальчик чувствовал, что его обществом тяготятся.
Наверное, эмигрантам было неприятно вспоминать о том, что они бросили Родину.
А вот настоятель маленького круга камней был само радушие.
Камни эти, в половину человеческого роста, Рургаштанг разместил во дворе своего дома, посреди грядок с морковкой.
Были они, камни, а не морковки, грубо вытесаны из песчаника и установлены по всем правилам астрономии и геометрии.
Дремудад, когда их увидел, чуть не прослезился, вспомнив отца.
Но у того теперь есть настоящий ученик и наследник, так что сильно грустить юноша не стал.
И, вот что интересно, всегда увиливавший дома от религиозных обрядов Дремудад здесь, на чужбине, повадился к настоятелю и отмечал с ним не только праздники, но и помогал пожилому дворфу в еженедельных службах.
Рургаштанг радовался и нахваливал парнишку за прекрасное знание тонкостей друидических обрядов. Наверное, пожилой дворф надеялся, что мальчик останется в Лилгороде и унаследует его Круг.
И Дрема решился расстроить старика.
– Я подумаю, – говорил он уклончиво. – Мне надо пообжиться в городе. И, если я не вернусь через год домой, или еще куда не пойду, то обязательно стану продолжателем вашего дела.
Отрок всегда старался не врать напрямую, особенно друидам. Но общение с отцом научило Дремудада давать двусмысленные ответы. И сейчас он формально не лгал, но был уверен, что или вернется домой, или чего ему хотелось все больше и больше, отправится дальше путешествовать.
Но сначала юноша собирался перезимовать в уютном и волшебно пахнущем сдобой доме тети Малуши.
Но, как говорится: «Дворф предполагает, а лесные духи располагают».
На следующий день после спуска на воду своего первого игрушечного корабля Дрёма пришел к старому друиду. Жизнерадостно поздоровался:
– Побеги растут!
– Проходи, Дремудад, – сумрачно ответил Рургаштанг.
Дрёма удивленно уставился на старика, тот не поздоровался в ответ, и это было неслыханной грубостью.
Или указывало на то, что пожилой друид был чем-то очень и очень сильно обеспокоен.
– Что случилось? – встревожено спросил его юноша.
– Тут такое дело… – седобородый дворф замялся, затеребил у пояса бороду. – Приходили ко мне вчера вечером. Люди от княжны. О тебе спрашивали.
– А я-то им зачем? – удивился Дремудад.
Но под ложечкой у него засосало чувство тревоги. Мальчишка отчетливо вспомнил тот холодный взгляд, которым одарила его княжна.
– Вот и мне интересно, чем ты им интересен, – кивнул старик. – А утром ко мне зашла Прасипрода. У нее тоже про тебя выспрашивали. Не нравится мне это.
– Мне тоже, – прошептал Дремудад. – Но, уважаемый Рургаштанг, зачем им с другими дворфами разговаривать? Пришли бы сразу ко мне…
– Если бы тебя схватили, я бы уж точно молчал как улитка и ничего о тебе не рассказал, – заявил жрец.
– Схватили?! – поразился Дрёма. – За что?
– Не знаю, – вздохнул старый дворф. – Мне дружинник сказал, что просто интересуется новым чужестранцем. Но… Как-то уж слишком настырным он был.
– И что мне делать? – растеряно спросил мальчик.
– Не знаю, – пробурчал друид. – Но, вот что я тебе скажу. В последние годы острог при княжеском тереме перестал пустовать, как при старом князе. И, говорят, что там очень нехорошие вещи происходят с теми, кто против княжны что-то замышлял.
– Но я не замышлял! Я вчера первый раз ее увидел!
– Ну, может быть, я зря тревогу поднимаю, – смутился Рургаштанг, – но все-таки на твоем месте был бы осторожнее.
– Понятно, – вздохнул Дремудад. – Пойду я, наверное, домой. Спасибо, что предупредили.
– Иди, мальчик, – серьезно кивнул старик. – Кстати, расспроси своего дружка, нет ли лазеек в частоколе. Говорят, ребятня иногда шастает за него, потому что от ворот стражники их гоняют.
Дремудад еще раз кивнул и поспешил в пекарню.
Дворфу собраться – только подпоясаться. Ну, еще заткнуть за пояс прадедов топорик, и взвалить на плечи рюкзак.
Демьян героически натаскал для друга целую кучу выпечки и два ломтя вяленого мяса.
Паренек чуть ли не плакал, прощаясь с дворфенком.
Они напоследок крепко обнялись. И Дремудад, сопя и покряхтывая, протиснулся в щель между покосившимися кольями городской ограды.
– Прощай, – сказал он сиплым от набежавших слез голосом, и быстро зашагал к не далекому лесу.
Глава 10. Собачья жизнь
12.10.194 г.в.п.
поселок Уау-Гав, Собачий лес
Лиора любила разговаривать с Нргавом.
Первым делом, как только девочка немного оправилась, настоятель храма Единого привел к ней Учителя, и тот прочитал заклинание изучения языка псов.
И с тех пор большую часть времени оборотень и эльфийка проводили в беседах. От неспешных разговоров со священником становилось тепло и спокойно на душе.
Даже, когда они спорили.
Вернее, когда Лиора пыталась спорить и возражать.
Человекопес отвечал на ее выпады спокойно и мягко, отчего девушка чувствовала себя совсем ребенком рядом с мудрым стариком.
Вот только не был Нргав не то что дедушкой, он и зрелым псом не являлся. Служитель Единого был совсем еще молодым кобелем.
Впрочем, Лиора далеко не сразу научилась различать возраст представителей этого странного народа.
Оборотни были главной пугалкой в ее детстве. О них рассказывали жуткие, морозящие кровь истории. Поэтому, Лиора и грохнулась в обморок там в лесу. А еще от накопившегося напряжения и психической усталости.
– Тебя полдня несли в наш поселок, – сообщил ей священник. – А потом я чуть ли не сутки за тобой ухаживал, пока ты не очнулась.
– Прости, – потупилась девочка. – Я не хотела доставлять тебе столько хлопот.
– Глупышка, – широко улыбнулся своей огромной пастью Нргав, и ласково провел лапищей по тонким темно-голубым волосам.
Лиора приткнулась плотнее к своему неожиданному другу. Такому надежному и доброму.
С другими псами она держала дистанцию. Но не потому, что они были злыми. Просто за свою жизнь эльфийка привыкла, что все друг от друга обособлены. Тут было не так. Жители большого поселка как будто являлись членами одной семьи. «Своры» – как называл ее Нргав. Они приветливо здоровались друг с другом, подолгу разговаривали, улыбались и смеялись.
И никогда не кричали.
Ну, почти никогда.
Несколько раз Лиора становилась невольной свидетельницей ссор, а однажды даже драки! И всегда конфликты происходили между самками. Собаки и на Лиору поглядывали неприязненно.
– Почему так? – спросила она однажды Нргава.
– Суки, – вздохнул тот. – Наши женщины слишком ревнивые и на дух друг друга не переносят. Это самая большая беда собачьей расы. Кстати сказать, к кошкам многие кобели просто сбегают от этого.
– Но я ведь не из вашего народа! – возмутилась Лиора. – Меня зачем ревновать?
– Ну… – оборотень замялся и отвел глаза. – Они думают, что я с тобой… не только дружу.
– Какие глупости, – вздохнула девушка и опять прижалась к мягкому пушистому меху своего долгожданного друга.
– Конечно, глупости, – подтвердил тот, мягко обнимая маленькую эльфийку за плечи. – Но… я ведь молодой кобель, и очень многие сучки на меня поглядывают. А я ни с кем. И тут ты появляешься, вся такая изящная и нежная как цветок, не то что наши мохнатые и хвостатые дамы. Вот их и переклинивает от ревности.
– Обидно, – пожаловалась Лиора. – Я бы хотела и с вашими женщинами подружиться.
– Но это еще ерунда, – задумчиво произнес Нргав. – Вот когда весной Варгрива вернется…
– А кто это? – насторожилась Лиора.
– Моя ровесница, – вздохнул священник. – И наследница Главной Суки. Давно уже ко мне пытается…
– А ты?
– Она мне не нравится, – вздохнул парень. – Слишком злая. И ненавидит чужаков.
– И что мне тогда делать?
– Быть осторожной. И, когда Варгрива будет в поселке, не выходить одной из дома. В храме тебя никто не тронет, а вот на улице всякое может случиться.
– Хорошо, я буду осторожной, – согласилась Лиора и задумчиво спросила: – Почему в мире так много злобы и мало доброты?
– Потому что мало кто по-настоящему верит в Бога, – ответил пес.
– Но я… тоже не верю, – не согласилась девочка.
– Это тебе только кажется, – тепло сказал служитель Единого. – На самом деле ты ближе к Нему, чем многие священники. Ты живешь по божественному правилу.
– А в чем оно?
– Быть добрым, – улыбнулся пес. – Всегда и во всем.
– Но это невозможно, – возразила эльфийка. – Как можно быть доброй к тем, кто на тебя нападает? Я… когда нашествие… убила… И не только демонов…
– Я знаю, милая, – тихо сказал людозверь. – Ты иногда разговариваешь во сне… и плачешь… Твоя мама?
– Да. Я зацепила ее магией, – у девочки дрогнул голос и показались слезинки.
– Ты защищалась, – успокоил ее священник. – А еще защищала других. Даже тех, кто тебя ненавидел. Это тоже любовь и доброта. Встать грудью на пути зла и драться с ним не жалея себя.
