И Ндаба рассказал. Он понимал, что все равно выдает Абимболу. Майору не сложно будет узнать, кто был его «старым приятелем по львятам», не так уж и много их осталось после той страшной экскурсии на танковый завод… Но все-таки, это ведь не открытое предательство? Совесть морщилась и отворачивалась.
07.05.2069
Дэбрэ-Маркос, Эфиопия
А через пять месяцев и Кайри Нэди пришлось беседовать со следователем.
Инспектору по делам детей и молодежи на вид было лет сорок. Подтянутый майор милиции производил впечатление бывалого ветерана, коим он и являлся. Армию сокращали до довоенной численности, и многие офицеры перебирались на службу в другие структуры.
Они вдвоем с Кайри устроились в кабинете истории. Офицер занял учительский стол, а девочка расположилась за партой напротив него. За окном темнело, сильный ветер привычно мотал из стороны в сторону кроны деревьев, интернатская ребятня что-то кричала, играя и бегая по дорожкам.
– Я посмотрел твои файлы, поговорил со старшим воспитателем, – устало сказал инспектор и потер переносицу. – Ты же круглая отличница, дочь героя войны, двух войн… И вдруг такое…
Потянулся к стакану с густо заваренным чаем. Вынул из него пакетик, выжал двумя пальцами и аккуратно положил на угол стола.
– А что, товарищ майор, – прищурившись, спросила Кайри, – отличница должна брякаться на спинку и раздвигать ножки под хулиганами, а потом подставлять животик, чтобы тем удобнее было его выпотрошить?
Инспектор поперхнулся и закашлялся, уставился на девочку: красивенькую, светло-шоколадную, с мягкими чертами лица и великолепными вьющимися каштановыми локонами.
– Вот и я думаю, что не должна, – совершенно спокойным тоном сообщила Кайри. – От всякой мрази надо избавляться, пока она не избавилась от хороших людей. Слишком много их, честных и сильных, погибло на войне.
– Тебе, правда, двенадцать лет? – спросил майор милиции, а в недавнем прошлом начальник штаба ударно-штурмового батальона на кенийском фронте.
– Правда, – кивнула девочка. – У меня детство кончилось, когда югоафры взорвали атомную бомбу над моим домом. Вы уж простите, что пришлось стать взрослой раньше времени.
– Сволочная война! – выругался милиционер. – Ладно, Кайри, давай, ты мне все подробно и честно расскажешь. Вот на эту камеру.
И он положил на стол записывающее устройство.
– А я не умею не честно, – пожала плечиками Кайри и принялась за рассказ:
– Месяц назад в наше младшее отделение перевели новенького…
Я сразу же его узнала. Это был Терджи из моего старого класса. Ну, в который я до взрыва ходила. Последний раз я видела этого… мальчика, когда он скулил от страха и боли возле озера Бишофту.
Он тоже меня сразу же узнал. Воскликнул: «О! Принцеска!» Это он мне такую кличку дал. Оглядел всю с ног до головы, даже обошел кругом и говорит: «А ты ничего так. Живая и целехонькая. Вон, какой красоткой стала».
Вот еще! Я всегда была очень красивая. И еще в младшей школе он на меня заглядывался. Но я не стала поправлять. Зачем?
Терджи тогда остановился и очень зло мне сказал: «Ты думаешь, я простил тебя за предательство?! Нет, Кайри, ты мне должна! А я долги не забываю!»
Я сначала не поняла, о чем он? Так и спросила.
«Ты у…», ну, в общем, ушла, только он грубее сказал. «Ушла и оставила нас умирать. Хотя сама совсем целехонькая была. Училкой прикрылась, и ускакала, вместо того, чтобы помочь одноклассникам».
Да. Это правда. Я тогда не думала ни о чем, кроме своей семьи. Обошла по кругу место взрыва и попробовала проникнуть в развалины военного городка. Меня не пустили, поймали, увезли в лагерь беженцев.
Нет. Никто не выжил. Отец был на самой базе. А мама, брат и бабушка с дедушкой – дома. У нас окна как раз на взлетную полосу смотрели.
Хорошо, возвращаюсь. Терджи обвинил меня и спрашивает: «Ты, когда расплачиваться будешь? Давай этой ночью».
Ну я и влепила ему хук справа. Терджди отлетел к стене, начал сползать. Я не дала. Еще несколько раз ударила.
Да, и коленом в лицо тоже.
Да кто станет разнимать?! У нас в приюте это не принято. Дерутся, значит так и надо. Это потом к пострадавшим их друзья подходят помочь. Ко мне Тафари шатнулся. Но я попросила его глазами о Терджи позаботиться. Потому что он новенький, до него никому дела нет.
Почему глазами, и как это? Да просто. Мы с Тафари друг друга и без слов понимаем. А я сразу сообразила, что Терджи на этом не остановится. Он тот еще гад и хулиган. Не верю, что в интернате исправился. Так что мне нужен был свой человек рядом с ним. Вот Тафари и сыграл такую роль. Хорошо сыграл.
Почему Терджи его не раскусил и приблизил к себе? Потому что остальные наши в игнор его поставили. Нет, не из-за того, что его девочка побила. Из-за меня. Со мной давно уже никто не связывается. Опасно. Ну да, я отличница не только по математике или истории. По физкультуре тоже.
Ну, ладно… если говорите, что еще вернемся, то придется…
Хорошо, продолжаю.
Терджи подкатывал чуть ли не ко всем нашим пацанам и даже девчонкам. Врагов у меня много, но они меня боятся.
Да, есть за что. А вы думали, что можно быть кавайной девочкой-отличницей в интернате? Живой и целой кавайной девочкой-отличницей? Вы, наверное, недавно занимаетесь приютами.
Я так и поняла.
Хорошо, не отвлекаюсь.
Тогда Терджи пошел к старшим.
У нас, как и везде, с десятого класса. Мы с ними почти не контачим, они вон в том здании живут, за стадионом. Нет, там свои компании. И очень жесткие. За то время, что я здесь, троих на кладбище отправили. О больнице я не говорю.
Куда смотрит наш местный инспектор? А вы с ним знакомы? Это вы мягко сказали. Но это ваши милицейские кадровые вопросы.
Решайте. Если надо где-то что-то подписать, я не против. Милицию тоже надо чистить.
Вы все время это говорите. Поймите, наконец, что я не двенадцатилетняя девочка, я вполне взрослая сформировавшаяся личность. Не обращайте внимания на мою внешность. Закройте глаза и представьте себе тетеньку… ну, не вашего возраста, чуть помоложе.
Да. Именно Тафари мне и сообщил. Это было двадцать девятого апреля. Сказал, что Терджи на празднике со мной конфликт устроит. Так и случилось. Мы поцапались.
Да опять из-за того же. «Предательница, долг…» Я ему по уху заехала. Ну и он, как и планировал, мне стрелку забил на третье число за мастерской.
Это вон те сараи. Видите, рядом с ними штабеля рассохшихся блоков и гнилых досок. Они после прошлогоднего ремонта остались.
Там закуток такой, площадка…
Тогда зачем я вам рассказываю, если осмотрели?!
Да, там пацаны и девчонки, те, что оторвы, собираются курить и иногда приносит из города выпивку или наркоту.
Да, все знают! Ага, станут они влазить в наши разборки! В прошлом году пришел к нам молодой физик. Через месяц увезли в больницу с проломленным черепом.
Это уж вам решать, что менять и как порядок наводить. Только сами будьте осторожны. Здесь не фронт.
Да я подготовилась. Я ждала чего-то подобного, потому Тафари и подослала к Терджи.
Пистолет? Если бы он у меня был… Нет, не стала бы приносить. Он громкий.
А что тут замечать? Лежит себе обычная такая палка. Да, такой тонкой достаточно. Как видите, вполне.
Хорошо, рассказываю подробнее.
Их пришло пятеро, вместе с Тафари и Терджи.
Ну, вы же видели их. Да, конечно, выше меня на голову, а один – совсем амбал. Но он самый безобидный, медлительный. Я его напоследок оставила.
А что тут рассказывать? Окружили, прижали к стенке, как раз там, где я палку оставила. Тот, что совсем черный, не помню имени, вытащил ножик. Раскладной, лезвие длинное, в две его ладони или три мои.
Что говорили? Да то же самое про долг и то, как я должна его отработать. Я спросила: «А тогда вы меня отпустите?». Черный ответил: «Тогда мы тебя нежно прирежем, а то Терджи говорит, что ты та еще ябеда. Я спросила: «Какой мне смысл вам отдаваться?» Ну, мне и ответили, что иначе они меня будут убивать очень долго и больно. Ну и, что так я хоть напоследок получу удовольствие.
А какой мне смысл придумывать? Это ведь и так ясно и логично. И был уже прецедент. В прошлом году там же под досками нашли девчонку. Я не удивлюсь, если эта же компания ее и замучила.
Что я сделала? Ничего особенного: сломала ему предплечье.
Да, той самой тонкой палкой. И все остальное тоже ей сделала.
Ладно, рассказываю подробнее.
Подхватила сзади левой рукой конец палки, крутанула на полтора оборота, разгоняя и подхватывая второй рукой. Снесла черному руку, в которой он ножик держал. Хруст был отчетливым. Нет, за свою палку я уверена, я ей те самые бетонные блоки крошила в свое время.
Арматура – это… ну, неправильно. Да и неудобная она: ребристая, гнется, тяжелая, динамика совсем другая. Это чувствовать надо. Каждый… Боец племени сури подбирает себе палку сам.
Откуда я владею данго? Извините, но я не стану отвечать на этот вопрос. Я понимаю, что вы скоро сами узнаете ответ, но я не собираюсь предавать своего Учителя. Я вообще не имею обыкновения предавать хороших людей. Я бы очень хотела, чтобы вы отнеслись к нему с максимальным пониманием. Он никогда не тренировал и не станет тренировать гопников. У него такие принципы. Поговорите с ним сами. Вы, мне кажется, найдете общий язык, как боевые ветераны.
Хорошо, возвращаюсь. Описывать бой на данго довольно сложно. Он очень быстрый и потом не рассказывать же вам, о каждом движении палки.
Да, я их не щадила. Била в полную силу и туда, куда могла достать. И шею Терджи сломала осознанно. Он тоже достал ножик, и у меня не было выбора. Вернее, был: или он меня распластает, или я его остановлю.
Из того положения я могла достать только по шее или в висок. Результат был бы тот же – смерть. Даже с большей вероятностью. Я, наоборот, дала ему шанс.
Что делал Тафари?
Отскочил в сторону и не вмешивался, как я ему и приказала.
Я не добивала! Удары по промежностям были… Таких подонков надо стерилизовать, чтобы никого не изнасиловали и детей таких же, как они сами, не завели.
Да, на этом все.
Я послала Тафари за учителями, а сама уселась отдохнуть. Нет, даже порезать не смогли. И ни одного удара я не пропустила.
Если бы хотела отмазаться, то сама себя бы побила и ножиком пару царапин сделала. Наверное, так и надо было. И рассказать вам совсем другую историю.
А я вам верю. Я вижу, что вы за человек. И, потом… военные… Настоящие военные, они всегда друг друга поймут и поддержат. Мой папа был такой. Мой учитель – такой. Вы, мне кажется, тоже.
Майор Эгон Сафо ткнул кончиком указательного пальца в приборчик, останавливая запись, задумчиво посмотрел на девочку и неожиданно спросил:
– Ты кем хочешь стать?
– Военной, – как о чем-то самим собой разумеющемся, не задумываясь, ответила Кайри.
– Тебе будет трудно… После того, что произошло. С твоей психикой…
– Вы, правда, думаете, что у меня с ней проблемы? – удивленно спросила девочка. – По-моему, я совершенно нормальная.
– Это было бы нормально для взрослого парня, вернувшегося с войны, но ты – двенадцатилетняя девочка.
– Ну, и что? – пожала плечиками Кайри. – Это у вас там война закончилась. А здесь она вовсю продолжается.
– Да, ты права, – хмуро согласился милиционер.
– Скажите, – Кайри вскинула на него свои оливковые глаза. – А вы, когда воевали… послали бы меня в разведку?
– Да, – чуть подумав, ответил мужчина и жестко посмотрел на нее. – Но это неправильно, посылать на врага таких вот девочек. Вы должны радоваться жизни, играть, веселиться…
– А я и радовалась девять лет, – спокойно, но с застарелой болью, ответила Кайри и внезапно попросила:
– Напишите мне хорошую характеристику. Пожалуйста. Она мне очень пригодится.
– Даже так? – вскинул на нее глаза капитан. – То есть, ты не сомневаешься, что за произошедшее не будет наказания?
– Конечно, – кивнула Кайри. – Четверо почти взрослых парней напали на маленькую девочку, хотели ее изнасиловать и убить. Но неожиданно получили отпор. Девочка, не умея еще контролировать свою силу, находясь в состоянии аффекта и до ужаса боясь за свою честь и жизнь, слегка переусердствовала. И все.
– Мда, – протянул милиционер и потер подбородок.
Он еще раз внимательно оглядел девочку. Она была очень и очень красивая. Довольно высокая для своих лет, стройная, но в то же время не худенькая. Плотная кожа цвета молочного шоколада смягчала и скрадывала то, что под ней ходили бугорки весьма развитых мышц. Кайри походила на кошку. Такая же пластичная и миленькая, но готовая в любой момент превратиться в опасного хищника. Способного палкой выбить шейный позвонок, сломать двоим нападавшим руки, и произвести травматическую кастрацию всем оставшимся в живых горе-насильникам.
– Знаешь, Кайри, тебя действительно надо направить в военное училище, как только достаточно подрастешь, – неожиданно сказал майор. – Иначе, если ты однажды свернешь на кривую дорожку… Мне придется очень сильно постараться, чтобы тебя остановить.
Девочка мило улыбнулась милиционеру.
10.09.2069
двухсуточная орбита Земли
возле станции «Порт»
Три года назад, когда «Кондратюк» вернулся из экспедиции к Юпитеру, Славик и его товарищи были уверены, что отдохнут лет пять на Земле, подготовятся, и опять отправятся к полосатой планете. Продолжат ее изучение, может быть, начнут строить временную базу на Каллисто.
Но начальство решило по-другому. Руководитель центра подготовки космонавтов, а по традиции и главный кадровик Роскосмоса, Иван Давыдов вызвал к себе полковника Бойченко и огорошил:
– Станислав, принято решение предложить вам уйти из юпитерианской программы.
– Почему, – немного хмуро вскинулся Славик.
Настроение у него было паршивое. Не выспался, потому что допоздна просидел над отчетом экспедиции в очередной раз правя и без того вылизанный и вычитанный до дыр текст. С утра поругался на ровном месте с Майей. Да и от визита к начальнику ожидал иного.
– Нужен очень опытный пилот и хорошо сработанная команда на другом направлении. Я понимаю, что вы рассчитывали вернуться на Каллисто в четвертой экспедиции, но она будет чисто технической. В ней понадобятся инженеры и ядерщик. От пилота же будет требоваться лишь посадить корабль на спутник, а через полгода поднять его на орбиту. Для вашей квалификации — это санаторий какой-то.
– А вы мне предлагаете?..
– Комету Туттля-Джакобини-Кресака. Вы ведь в курсе этого проекта?
– Конечно, – внезапно севшим голосом ответил Станислав. – Грузовик к ней уже восемь месяцев летит.
Эту экспедицию задумали уже давно, а осуществлять начали как раз, когда «Кондратюк» улетел к Юпитеру.
Космос буквально задыхался без ракетного топлива. Только развозка людей между орбитой Земли, Лагранжем и Луной требовала полторы тысячи тонн горючего и окислителя в год. А с началом работы металлургического завода в Лагранже добавится поначалу столько же, а потом и значительно больше. Это по орбитам возить грузы можно на тихоходных и экономичных ядерных буксирах, а сажать корабли на Луну и взлетать с нее приходится все на том же химическом топливе.
Пока что единственным подспорьем был лед на Луне. Но его там совсем капелька и такие гигантские потребности электролизные станции, разлагающие воду на кислород и водород, обеспечить не могли.
Глава 5. Лучшая защита
07.05.2069
Дэбрэ-Маркос, Эфиопия
А через пять месяцев и Кайри Нэди пришлось беседовать со следователем.
Инспектору по делам детей и молодежи на вид было лет сорок. Подтянутый майор милиции производил впечатление бывалого ветерана, коим он и являлся. Армию сокращали до довоенной численности, и многие офицеры перебирались на службу в другие структуры.
Они вдвоем с Кайри устроились в кабинете истории. Офицер занял учительский стол, а девочка расположилась за партой напротив него. За окном темнело, сильный ветер привычно мотал из стороны в сторону кроны деревьев, интернатская ребятня что-то кричала, играя и бегая по дорожкам.
– Я посмотрел твои файлы, поговорил со старшим воспитателем, – устало сказал инспектор и потер переносицу. – Ты же круглая отличница, дочь героя войны, двух войн… И вдруг такое…
Потянулся к стакану с густо заваренным чаем. Вынул из него пакетик, выжал двумя пальцами и аккуратно положил на угол стола.
– А что, товарищ майор, – прищурившись, спросила Кайри, – отличница должна брякаться на спинку и раздвигать ножки под хулиганами, а потом подставлять животик, чтобы тем удобнее было его выпотрошить?
Инспектор поперхнулся и закашлялся, уставился на девочку: красивенькую, светло-шоколадную, с мягкими чертами лица и великолепными вьющимися каштановыми локонами.
– Вот и я думаю, что не должна, – совершенно спокойным тоном сообщила Кайри. – От всякой мрази надо избавляться, пока она не избавилась от хороших людей. Слишком много их, честных и сильных, погибло на войне.
– Тебе, правда, двенадцать лет? – спросил майор милиции, а в недавнем прошлом начальник штаба ударно-штурмового батальона на кенийском фронте.
– Правда, – кивнула девочка. – У меня детство кончилось, когда югоафры взорвали атомную бомбу над моим домом. Вы уж простите, что пришлось стать взрослой раньше времени.
– Сволочная война! – выругался милиционер. – Ладно, Кайри, давай, ты мне все подробно и честно расскажешь. Вот на эту камеру.
И он положил на стол записывающее устройство.
– А я не умею не честно, – пожала плечиками Кайри и принялась за рассказ:
– Месяц назад в наше младшее отделение перевели новенького…
Я сразу же его узнала. Это был Терджи из моего старого класса. Ну, в который я до взрыва ходила. Последний раз я видела этого… мальчика, когда он скулил от страха и боли возле озера Бишофту.
Он тоже меня сразу же узнал. Воскликнул: «О! Принцеска!» Это он мне такую кличку дал. Оглядел всю с ног до головы, даже обошел кругом и говорит: «А ты ничего так. Живая и целехонькая. Вон, какой красоткой стала».
Вот еще! Я всегда была очень красивая. И еще в младшей школе он на меня заглядывался. Но я не стала поправлять. Зачем?
Терджи тогда остановился и очень зло мне сказал: «Ты думаешь, я простил тебя за предательство?! Нет, Кайри, ты мне должна! А я долги не забываю!»
Я сначала не поняла, о чем он? Так и спросила.
«Ты у…», ну, в общем, ушла, только он грубее сказал. «Ушла и оставила нас умирать. Хотя сама совсем целехонькая была. Училкой прикрылась, и ускакала, вместо того, чтобы помочь одноклассникам».
Да. Это правда. Я тогда не думала ни о чем, кроме своей семьи. Обошла по кругу место взрыва и попробовала проникнуть в развалины военного городка. Меня не пустили, поймали, увезли в лагерь беженцев.
Нет. Никто не выжил. Отец был на самой базе. А мама, брат и бабушка с дедушкой – дома. У нас окна как раз на взлетную полосу смотрели.
Хорошо, возвращаюсь. Терджи обвинил меня и спрашивает: «Ты, когда расплачиваться будешь? Давай этой ночью».
Ну я и влепила ему хук справа. Терджди отлетел к стене, начал сползать. Я не дала. Еще несколько раз ударила.
Да, и коленом в лицо тоже.
Да кто станет разнимать?! У нас в приюте это не принято. Дерутся, значит так и надо. Это потом к пострадавшим их друзья подходят помочь. Ко мне Тафари шатнулся. Но я попросила его глазами о Терджи позаботиться. Потому что он новенький, до него никому дела нет.
Почему глазами, и как это? Да просто. Мы с Тафари друг друга и без слов понимаем. А я сразу сообразила, что Терджи на этом не остановится. Он тот еще гад и хулиган. Не верю, что в интернате исправился. Так что мне нужен был свой человек рядом с ним. Вот Тафари и сыграл такую роль. Хорошо сыграл.
Почему Терджи его не раскусил и приблизил к себе? Потому что остальные наши в игнор его поставили. Нет, не из-за того, что его девочка побила. Из-за меня. Со мной давно уже никто не связывается. Опасно. Ну да, я отличница не только по математике или истории. По физкультуре тоже.
Ну, ладно… если говорите, что еще вернемся, то придется…
Хорошо, продолжаю.
Терджи подкатывал чуть ли не ко всем нашим пацанам и даже девчонкам. Врагов у меня много, но они меня боятся.
Да, есть за что. А вы думали, что можно быть кавайной девочкой-отличницей в интернате? Живой и целой кавайной девочкой-отличницей? Вы, наверное, недавно занимаетесь приютами.
Я так и поняла.
Хорошо, не отвлекаюсь.
Тогда Терджи пошел к старшим.
У нас, как и везде, с десятого класса. Мы с ними почти не контачим, они вон в том здании живут, за стадионом. Нет, там свои компании. И очень жесткие. За то время, что я здесь, троих на кладбище отправили. О больнице я не говорю.
Куда смотрит наш местный инспектор? А вы с ним знакомы? Это вы мягко сказали. Но это ваши милицейские кадровые вопросы.
Решайте. Если надо где-то что-то подписать, я не против. Милицию тоже надо чистить.
Вы все время это говорите. Поймите, наконец, что я не двенадцатилетняя девочка, я вполне взрослая сформировавшаяся личность. Не обращайте внимания на мою внешность. Закройте глаза и представьте себе тетеньку… ну, не вашего возраста, чуть помоложе.
Да. Именно Тафари мне и сообщил. Это было двадцать девятого апреля. Сказал, что Терджи на празднике со мной конфликт устроит. Так и случилось. Мы поцапались.
Да опять из-за того же. «Предательница, долг…» Я ему по уху заехала. Ну и он, как и планировал, мне стрелку забил на третье число за мастерской.
Это вон те сараи. Видите, рядом с ними штабеля рассохшихся блоков и гнилых досок. Они после прошлогоднего ремонта остались.
Там закуток такой, площадка…
Тогда зачем я вам рассказываю, если осмотрели?!
Да, там пацаны и девчонки, те, что оторвы, собираются курить и иногда приносит из города выпивку или наркоту.
Да, все знают! Ага, станут они влазить в наши разборки! В прошлом году пришел к нам молодой физик. Через месяц увезли в больницу с проломленным черепом.
Это уж вам решать, что менять и как порядок наводить. Только сами будьте осторожны. Здесь не фронт.
Да я подготовилась. Я ждала чего-то подобного, потому Тафари и подослала к Терджи.
Пистолет? Если бы он у меня был… Нет, не стала бы приносить. Он громкий.
А что тут замечать? Лежит себе обычная такая палка. Да, такой тонкой достаточно. Как видите, вполне.
Хорошо, рассказываю подробнее.
Их пришло пятеро, вместе с Тафари и Терджи.
Ну, вы же видели их. Да, конечно, выше меня на голову, а один – совсем амбал. Но он самый безобидный, медлительный. Я его напоследок оставила.
А что тут рассказывать? Окружили, прижали к стенке, как раз там, где я палку оставила. Тот, что совсем черный, не помню имени, вытащил ножик. Раскладной, лезвие длинное, в две его ладони или три мои.
Что говорили? Да то же самое про долг и то, как я должна его отработать. Я спросила: «А тогда вы меня отпустите?». Черный ответил: «Тогда мы тебя нежно прирежем, а то Терджи говорит, что ты та еще ябеда. Я спросила: «Какой мне смысл вам отдаваться?» Ну, мне и ответили, что иначе они меня будут убивать очень долго и больно. Ну и, что так я хоть напоследок получу удовольствие.
А какой мне смысл придумывать? Это ведь и так ясно и логично. И был уже прецедент. В прошлом году там же под досками нашли девчонку. Я не удивлюсь, если эта же компания ее и замучила.
Что я сделала? Ничего особенного: сломала ему предплечье.
Да, той самой тонкой палкой. И все остальное тоже ей сделала.
Ладно, рассказываю подробнее.
Подхватила сзади левой рукой конец палки, крутанула на полтора оборота, разгоняя и подхватывая второй рукой. Снесла черному руку, в которой он ножик держал. Хруст был отчетливым. Нет, за свою палку я уверена, я ей те самые бетонные блоки крошила в свое время.
Арматура – это… ну, неправильно. Да и неудобная она: ребристая, гнется, тяжелая, динамика совсем другая. Это чувствовать надо. Каждый… Боец племени сури подбирает себе палку сам.
Откуда я владею данго? Извините, но я не стану отвечать на этот вопрос. Я понимаю, что вы скоро сами узнаете ответ, но я не собираюсь предавать своего Учителя. Я вообще не имею обыкновения предавать хороших людей. Я бы очень хотела, чтобы вы отнеслись к нему с максимальным пониманием. Он никогда не тренировал и не станет тренировать гопников. У него такие принципы. Поговорите с ним сами. Вы, мне кажется, найдете общий язык, как боевые ветераны.
Хорошо, возвращаюсь. Описывать бой на данго довольно сложно. Он очень быстрый и потом не рассказывать же вам, о каждом движении палки.
Да, я их не щадила. Била в полную силу и туда, куда могла достать. И шею Терджи сломала осознанно. Он тоже достал ножик, и у меня не было выбора. Вернее, был: или он меня распластает, или я его остановлю.
Из того положения я могла достать только по шее или в висок. Результат был бы тот же – смерть. Даже с большей вероятностью. Я, наоборот, дала ему шанс.
Что делал Тафари?
Отскочил в сторону и не вмешивался, как я ему и приказала.
Я не добивала! Удары по промежностям были… Таких подонков надо стерилизовать, чтобы никого не изнасиловали и детей таких же, как они сами, не завели.
Да, на этом все.
Я послала Тафари за учителями, а сама уселась отдохнуть. Нет, даже порезать не смогли. И ни одного удара я не пропустила.
Если бы хотела отмазаться, то сама себя бы побила и ножиком пару царапин сделала. Наверное, так и надо было. И рассказать вам совсем другую историю.
А я вам верю. Я вижу, что вы за человек. И, потом… военные… Настоящие военные, они всегда друг друга поймут и поддержат. Мой папа был такой. Мой учитель – такой. Вы, мне кажется, тоже.
Майор Эгон Сафо ткнул кончиком указательного пальца в приборчик, останавливая запись, задумчиво посмотрел на девочку и неожиданно спросил:
– Ты кем хочешь стать?
– Военной, – как о чем-то самим собой разумеющемся, не задумываясь, ответила Кайри.
– Тебе будет трудно… После того, что произошло. С твоей психикой…
– Вы, правда, думаете, что у меня с ней проблемы? – удивленно спросила девочка. – По-моему, я совершенно нормальная.
– Это было бы нормально для взрослого парня, вернувшегося с войны, но ты – двенадцатилетняя девочка.
– Ну, и что? – пожала плечиками Кайри. – Это у вас там война закончилась. А здесь она вовсю продолжается.
– Да, ты права, – хмуро согласился милиционер.
– Скажите, – Кайри вскинула на него свои оливковые глаза. – А вы, когда воевали… послали бы меня в разведку?
– Да, – чуть подумав, ответил мужчина и жестко посмотрел на нее. – Но это неправильно, посылать на врага таких вот девочек. Вы должны радоваться жизни, играть, веселиться…
– А я и радовалась девять лет, – спокойно, но с застарелой болью, ответила Кайри и внезапно попросила:
– Напишите мне хорошую характеристику. Пожалуйста. Она мне очень пригодится.
– Даже так? – вскинул на нее глаза капитан. – То есть, ты не сомневаешься, что за произошедшее не будет наказания?
– Конечно, – кивнула Кайри. – Четверо почти взрослых парней напали на маленькую девочку, хотели ее изнасиловать и убить. Но неожиданно получили отпор. Девочка, не умея еще контролировать свою силу, находясь в состоянии аффекта и до ужаса боясь за свою честь и жизнь, слегка переусердствовала. И все.
– Мда, – протянул милиционер и потер подбородок.
Он еще раз внимательно оглядел девочку. Она была очень и очень красивая. Довольно высокая для своих лет, стройная, но в то же время не худенькая. Плотная кожа цвета молочного шоколада смягчала и скрадывала то, что под ней ходили бугорки весьма развитых мышц. Кайри походила на кошку. Такая же пластичная и миленькая, но готовая в любой момент превратиться в опасного хищника. Способного палкой выбить шейный позвонок, сломать двоим нападавшим руки, и произвести травматическую кастрацию всем оставшимся в живых горе-насильникам.
– Знаешь, Кайри, тебя действительно надо направить в военное училище, как только достаточно подрастешь, – неожиданно сказал майор. – Иначе, если ты однажды свернешь на кривую дорожку… Мне придется очень сильно постараться, чтобы тебя остановить.
Девочка мило улыбнулась милиционеру.
Глава 6. На комету!
10.09.2069
двухсуточная орбита Земли
возле станции «Порт»
Три года назад, когда «Кондратюк» вернулся из экспедиции к Юпитеру, Славик и его товарищи были уверены, что отдохнут лет пять на Земле, подготовятся, и опять отправятся к полосатой планете. Продолжат ее изучение, может быть, начнут строить временную базу на Каллисто.
Но начальство решило по-другому. Руководитель центра подготовки космонавтов, а по традиции и главный кадровик Роскосмоса, Иван Давыдов вызвал к себе полковника Бойченко и огорошил:
– Станислав, принято решение предложить вам уйти из юпитерианской программы.
– Почему, – немного хмуро вскинулся Славик.
Настроение у него было паршивое. Не выспался, потому что допоздна просидел над отчетом экспедиции в очередной раз правя и без того вылизанный и вычитанный до дыр текст. С утра поругался на ровном месте с Майей. Да и от визита к начальнику ожидал иного.
– Нужен очень опытный пилот и хорошо сработанная команда на другом направлении. Я понимаю, что вы рассчитывали вернуться на Каллисто в четвертой экспедиции, но она будет чисто технической. В ней понадобятся инженеры и ядерщик. От пилота же будет требоваться лишь посадить корабль на спутник, а через полгода поднять его на орбиту. Для вашей квалификации — это санаторий какой-то.
– А вы мне предлагаете?..
– Комету Туттля-Джакобини-Кресака. Вы ведь в курсе этого проекта?
– Конечно, – внезапно севшим голосом ответил Станислав. – Грузовик к ней уже восемь месяцев летит.
Эту экспедицию задумали уже давно, а осуществлять начали как раз, когда «Кондратюк» улетел к Юпитеру.
Космос буквально задыхался без ракетного топлива. Только развозка людей между орбитой Земли, Лагранжем и Луной требовала полторы тысячи тонн горючего и окислителя в год. А с началом работы металлургического завода в Лагранже добавится поначалу столько же, а потом и значительно больше. Это по орбитам возить грузы можно на тихоходных и экономичных ядерных буксирах, а сажать корабли на Луну и взлетать с нее приходится все на том же химическом топливе.
Пока что единственным подспорьем был лед на Луне. Но его там совсем капелька и такие гигантские потребности электролизные станции, разлагающие воду на кислород и водород, обеспечить не могли.
