Яхта начинает движение, и все мы гордыми взглядами победителей провожаем сидящего на корме, поверженного Ленина. Вдруг он, будто что-то вспомнив, поднимает руку вверх и кричит:
- Серёж, можно задать тебе последний вопрос?
- Сто-оп машина! - командует Буратина. - Валяй!
- Ради чего ты всё это устроил?
Этот, заданный обыденным тоном, вопрос Ленина поначалу обескураживает всех нас.
- Что устроил? - недоумевает Буратина.
- Всё это! - Ленин ведёт рукой вокруг, утопая в заполняющем всё тумане. - Вся эта бойня, погони, раненый Вовчик это дело твоих рук. Вот я и хочу спросить, ради чего ты так рисковал жизнью не только своей, но и своих друзей. Ладно, я такой неправильный, со мной всё ясно. Сейчас хочется разобраться, что движет поступками правильных людей, вроде тебя.
- По-моему, мы на этот счёт уже с тобой объяснились. - В голосе Буратины слышится робость, словно он пропустил внезапный удар и пока не знает, чем на него ответить.
- Я не совсем понял. Если твои поступки продиктованы ненавистью ко мне, то я не вижу логики. Ты же мог просто вскрыть этот сейф, забрать деньги, может быть даже этот чёртов ноутбук, чтобы потом меня шантажировать и всё. Если ты хотел порадовать своих старых друзей ты мог встретиться с ними в любом ресторане, или баре, да чё тут говорить, на эти бабки вы всем скопом могли улететь в Турцию и устроить там грандиозную вечеринку. Сняли бы такую же яхту, только плавали бы в настоящем южном море, и что самое главное в полной безопасности. Неужели угоняя яхту, ты не подозревал, что её хватятся в течение суток и у нас не так много водоёмов, чтобы её было трудно обнаружить. В чём логика?
- Знаешь, Женя, вся разница между нами в том, что ты всегда ищешь логику, там где её быть не может. Ты прав, этому сложно найти разумное объяснение, так я особо и не думал. Когда я сел за штурвал этой яхты, я получил кайф, гораздо больший чем сто оргазмов разом. Кайфа было настолько много, что я боялся, что меня разнесёт на части. Мне нужно было срочно с кем-то этим поделиться. А кто для этого подойдёт лучше, чем старые друзья.
- Да-а, наверное я могу тебя понять! - неожиданно соглашается Ленин. - Нет большего кайфа, чем отомстить своему старому врагу и разделить эту месть с коллективом. Согласен, это больше, чем сто оргазмов.
Кажется, что ответ на мучающий Ленина вопрос найден и можно прощаться, но сдаётся мне, что это не всё.
- Только я не могу понять, за что вы меня так ненавидите. За то что я успешный? Таких пруд пруди. За то что я хапуга и вор? Но и вы тоже не ангелы. Просто я большой жулик, а вы мелкие. Я и на этом поприще добился больших успехов. Так что это ненависть, или, всё-таки, зависть?
- Это ненависть. В этом можешь быть уверен! - говорит Буратина
- Неужели за двадцать лет жизни вы не повстречали человека более достойного ненависти, чем я? Почему для всех вас я являюсь воплощением абсолютного зла?
- Потому, что ты убил Сашку! - Рык Геракла раздаётся громовым раскатом, отражается эхом от туманных стен.
- Я не убивал Сашку! - спокойно отвечает Ленин.
- Ты лично нет! Ты нас сдал тогда, и смерть Сашки полностью на твоей совести.
- Во-первых: смерть Сашки на вашей совести и только на вашей! - Рука Ленина с вытянутым указательным пальцем, направленным в Буратину торчит из тумана. - Это вы втянули его в криминал, это вы задумали грабануть воровского авторитета. И тогда вы действовали вопреки логике. Вы не думали, что может произойти самое худшее, что только может произойти. Когда вы останетесь не при делах, и только один будет принесён в жертву как ягнёнок. Сашка был единственным, кто ответил за ваше безрассудство и за действия вопреки логике. Во-вторых…
Слышится щелчок затвора.
- Ещё одно слово и я тебя завалю! Ты этого добиваешься? - орёт Геракл.
- Подожди, дай сначала договорить, а потом делай, что хочешь. - По горящим глазам Ленина видно, что его сейчас ничто не остановит. Он должен закончить то, что начал.
- Во- вторых: с чего вы все взяли, что это я сдал вашего Сашку ворам?
Этот вопрос кажется мне глупым, и я легко нахожу на него ответ.
- С того, что кроме тебя некому. Ты был единственным, кто видел нас тогда с Мухой. Более того, однажды ты намекнул, что знаешь, кто обнёс Гармошку, - говорю я.
- Да ляпнул со злости, не подумав. Просто хотел добавить себе значимости, припугнуть. Я ещё тогда, много раз пожалел о своих словах. В отличие от вас, я очень часто анализирую свои слова и поступки. Да, я наткнулся на вас с Сашкой, когда вы только что вернулись с дела. Да, однажды, во время очередной перепалки, я сказал тебе, что знаю, кто стоит за ограблением Гармошки. И в этом вся моя вина. - Я вас не сдавал!
- А кто же тогда? - кричу я в туман, за которым почти не видно Ленина.
- Спросите у своего друга, он наверняка знает…
- Ленин, ты всё выяснил, что хотел? - орёт Буратина. Я боюсь, что мой друг сорвётся и вместо «до свидания» даст очередь.
- Да, Серёж, всё! Я просто должен был это сказать, а вы уж хотите верьте, хотите нет…
- По-олный вперё-ёд! - орёт Буратина.
Теперь яхта словно парит в облаках. Мы движемся в плотном тумане, и уже через несколько секунд голова Ленина пропадает в белом дыму.
38
Снова празднование очередной победы и возможной окончательной капитуляции (во что слабо верится) противника. Снова хлопки из бутылок с нескончаемым шампанским. Геракл даёт себе волю и в один присест приговаривает половину бутылки Виски.
- Это лучшая дезинфекция! - рычит он на слова Вики, что рану нужно срочно обработать. По счастливому совпадению Вика является почти медиком и за её спиной два курса медицинского колледжа. Тут сам бог велел дружно настоять, чтобы Гераклу была сделана полноценная перевязка. Причём настаивали все мы, убеждая самого раненного, который поначалу наотрез отказывался. Наконец после долгих уговоров сопротивление было сломлено и Вике всё же удалось сделать перевязку.
- Да-а, Георгий чуть тебе третий глаз не нарисовал, - Поночка морщится наблюдая, как Вика осторожно протирает обильно смоченным виски тампоном место ранения. Пуля прошла по касательной оставив на черепе лёгкую прижжённую бороздку, и это удивляет. Возьми Георгий на пару миллиметров ниже, и верхнюю часть черепушки Геракла срезало бы как ножом. Если думать, что стрелок хотел именно этого касательного эффекта, его можно было запросто брать в цирк, чтобы метким выстрелом снимать яблоки и кепки с голов у своих напарников. Всё-таки, мне кажется, что здесь имело место стечение счастливых для обоих обстоятельств. На счастье Геракла, Георгий промахнулся; на счастье Георгия, выстрел Геракла пришёлся не в голову, а в корпус.
Когда Вика завершает медицинские манипуляции и уже собирается обвязать голову Геракла бинтом, тот настаивает, чтобы ему оставили жёлтую повязку, оторванную от сарафана. Светка, не мешкая, обрывает ещё одну полоску снизу, так, что её сарафан превращается в миниюбку. Я перехватываю жадные взгляды Уксуса и Поночки, которыми они ползают по стройным глянцевым бёдрам и чувствую нахлынувшую ревность. Я обнимаю её сзади и прижимаю к себе, как в последний раз. «Никому не отдам! Она моя только здесь и сейчас. А что дальше?».
- Что будем делать? - спрашиваю я у Буратины.
- Нужно плыть ближе к берегу и выбираться с яхты. Ботом эвакуироваться опасно, такой туман стоит, можно заблудиться.
- А на яхте мы не заблудимся? Все навигационные причендалы у нас демонтировали…- говорит Поночка.
- Точно, я ещё наверху не был, пойду посмотрю что там. - Буратина направляется к выходу из каюты.
- Мы с тобой! - говорю я, решая за нас с Светкой и подталкиваю её вперёд.
Шкиперская будка разворочена. Алюминевый каркас сдвинут на бок и из квадрата превратился в ромб. Крыша вырвана, и её куски разбросаны по всей палубе. Панель управления, слава богу, не пострадала, и Жекичану теперь приходится вести покорёженный кабриолет. Лобовое стекло треснуло, и шкипер, сидя в кресле, высадил его ударом обеих ног. Плохая новость заключается в том, что вместе с ретранслятором с крыши пропали прожектора и теперь мы идём как слепые котята в плотном тумане.
- Ты хоть понимаешь куда мы плывём? - спрашивает Жекичана Буратина.
- Точно так же, как и ты Серёга. У меня такие же два глаза и они не обладают способностью видеть сквозь туман.
- И что делать?
- Красться на ощупь, пока на что-нибудь не наткнёмся…- говорит Жекичан.
- Когда наткнёмся, поздно будет! - говорит Светка и я её поддерживаю. Я говорю, что в таком тумане очень высокий риск налететь на мель, бакен или какую-нибудь посудину. Да мы даже пирс увидим только когда носом в него войдём.
Буратина и Жекичан соглашаются, и результатом нашего короткого совещания становится то, что яхта снова ложится в дрейф.
Только когда Жекичан в очередной раз заглушил моторы, я вдруг понял, что желания всё-таки сбываются. Нам подарена ещё одна ночь. Пусть эта ночь не целая, пусть она полна неопределённости и опасностей, но каждую минуту этой ночи я собираюсь смаковать и проводить с наибольшей пользой.
Жекичан едва держится на ногах. Он ведь не сидит двое суток на жидком топливе, поэтому очень устал от напряжения и недосыпа. Мы отправляем его спать, а сами договариваемся установить дежурство на остаток ночи. Первыми на пост заступим мы со Светкой, а через два часа нас непременно должны сменить. Нет, это не потому, что я захочу спать, просто этот остаток ночи всё что у меня есть - у нас есть. Через два часа мы уйдём с ней в отдельную каюту. А пока…
Нужно одеться потеплее, потому что снаружи заметно похолодало, и в туманном облаке стоит высокая влажность. Мы спускаемся вниз, где объявляем в очередной раз усевшимся за стол пацанам о нашем решении. Через два часа кто-то из них должен заступить на пост на верхней палубе. Тот, кто это будет, пусть не особо налегает на спиртное, потому что…да ясно почему. В его руках будут наши жизни. Все сидящие за столом хором отвечают, чтобы мы не беспокоились. Посты будут расставлены наилучшим образом. В карауле вызвались участвовать все и даже раненный Геракл, который пока брякает на гитаре. Я забираю у Уксуса его Аляску и беру с собой, захваченный у пиратов Ленина карабин «Сайга». Осталось найти что-нибудь тёплое для Светки и мы спускаемся в трюм, где по словам Буратины «что-нибудь да подберём».
39
Я оказался в трюме первый раз за всё время нашего путешествия. В маленьком помещении всё перевёрнуто вверх дном, словно туда попала бомба. Я вижу рваный кусок металла, приваренный к крепкому каркасу. Это всё, что осталось от сейфа. В углу стоит коробка шампанского, и это всё что осталось от запасов жидкого топлива, которым, по рассказам Буратины, изначально был заставлен весь трюм.
Буратина показывает на кучу тряпок в правом ближнем углу.
- Вот здесь можно что-нибудь выбрать.
Светка брезгливо двумя пальчиками выдёргивает первую попавшуюся тряпку, разворачивает, присматривается.
- Бойз! - восторженно кричит она. - Мальчики, это же Бойз! - Она восхищённо растягивает в руках серый свитер, с вышитыми зелёными буквами, словно рассматривает модное расшитое стразами платье от «Дольче Габана».
- Одевай Светик! - всё чистое и постирано специально перед нашей вечеринкой.
- Откуда ты всё это берёшь? - удивляюсь я, ковыряясь в спортивных костюмах, кожаных кепках и барсетках. - Ты чё, музей, а ля девяностые открыл?
- Это всё с одного места, не догадываешься откуда?
Я не отвечаю на вопрос Буратины, потому что всё моё внимание занимает одна, лежащая в сторонке вещь. Я осторожно протягиваю руку. Неужели, это то, что я думаю?
- Это же…откуда? - Я держу в руках длинный зелёный плащ.
Этот мешковатый, страшный, цвета лежалого солёного огурца плащ носил Муха. Первый раз он появился в нём, когда наступили осенние холода, и ходить в одном школьном с оборванными рукавами пиджаке не представлялось возможным. Мы всей конторой ржали над очередным модным прикидом Мухи.
- Муха, ты зачем бабушку ограбил? Верни ей пальтишко! - взахлёб хохотал я, глядя на несуразно висящий на друге, балахон.
- В таком плаще только детишек в сквере пугать. Муха он у тебя на голое тело одет? - поддерживал мой стёб Буратина.
- Идите вы…- обиделся Муха. - Это отцовский плащ. Не понимаю я ваши моды-шмоды, мне лишь бы тепло было.
Эх Муха Муха. Мы никогда не могли его понять. Он не считал нужным тратиться на одежду, и ему было абсолютно наплевать на свой внешний вид. Все появляющиеся свободные деньги Муха проигрывал в карты, и если бы мы выдали ему всю долю тогда, то он бы спустил её за пару недель. Этого мы и опасались, и образовавшийся общак, по большей степени, был заслугой Мухи. Мы боялись, что он начнёт светить деньгами и наведёт на нас подозрения, поэтому и приняли решение держать все деньги в общей кассе и выдавать их малыми частями. Это было после того, как мы сорвали большой куш.
- Откуда он у тебя? - спрашиваю я, теребя в руках грубую плащёвку.
- Ты меня не слышишь? Говорю же, всё с одного места. Сам не догадываешься? - улыбается Буратина.
- Неа!
- Всё оттуда же, с дачи Ёжика.
Дача Ёжика! Это последнее место, где мы собрались всей конторой. Ёжик - двоюродный брат Буратины, иногда предоставлял нам своё загородное поместье для пьянок. Делал он это не безвозмездно, и мы щедро оплачивали неудобства связанные с уборкой остающегося после нас мусора в виде, презервативов, пустых бутылок, а иногда (что тут скрывать) блевотины.
Этот день - мы словно знали, что он будет последним. Мы надрались так, что нас выстрелило с дачи словно из пушки, разметав по городу. Контора мелкими группами разлетелась по разным злачным местам, искать приключений на пятые точки. Буратина, Геракл и Поночка помчались в танцзал в поисках новых подружек. Мы со Светкой поначалу умотали в городской сад, где безуспешно пытались найти укромное местечко для поцелуев. Мы уже оба были к этому готовы, но этот сладкий момент всё оттягивался. Несмотря на лёгкий морозец, в парке было полно народу, а целоваться на людях было ещё не принято, тем более намечался только наш первый поцелуй. Мы посидели в полной народа кофейне, безуспешно попытались купить билет в кино, но в зале оставались свободными только передние ряды. Идти в подъезд и целоваться как школьники? Не-ет тогда мы считали себя, серьёзными людьми - гангстерами. Не пристало Бонни целоваться с Клайдом в зассаном подъезде. В итоге безуспешных скитаний мы решили тоже пойти в танцзал.
Уксус и Муха уехали с дачи первыми. Им было мало алкогольных возлияний и они решили усугубить своё состояние анашой, для этого поехали к барыге в цыганский район под названием Нахаловка.
- Почти каждый из нас тогда что-то оставил там на даче, - говорит Буратина. - Геракл оставил свою гитару, Уксус свою Аляску, а Муха - плащ. Они оба нацепили старые фуфайки, которые болтались в прихожей. Зачем? А чёрт их разберёт пьяных.
Точно, именно в тот день и закончилось наше лето. Мы все что-то оставили на даче у Ёжика. Большинство из нас оставило там бесшабашную юность, потому что на следующий день нам предстояло вступить во взрослую жизнь. Всем кроме Мухи.
40
Мне нужно сделать всего один шаг, чтобы выйти из-за бетонной колонны. Шагнуть, значит явить себя на свет, значит - обратного пути уже не будет.
- Серёж, можно задать тебе последний вопрос?
- Сто-оп машина! - командует Буратина. - Валяй!
- Ради чего ты всё это устроил?
Этот, заданный обыденным тоном, вопрос Ленина поначалу обескураживает всех нас.
- Что устроил? - недоумевает Буратина.
- Всё это! - Ленин ведёт рукой вокруг, утопая в заполняющем всё тумане. - Вся эта бойня, погони, раненый Вовчик это дело твоих рук. Вот я и хочу спросить, ради чего ты так рисковал жизнью не только своей, но и своих друзей. Ладно, я такой неправильный, со мной всё ясно. Сейчас хочется разобраться, что движет поступками правильных людей, вроде тебя.
- По-моему, мы на этот счёт уже с тобой объяснились. - В голосе Буратины слышится робость, словно он пропустил внезапный удар и пока не знает, чем на него ответить.
- Я не совсем понял. Если твои поступки продиктованы ненавистью ко мне, то я не вижу логики. Ты же мог просто вскрыть этот сейф, забрать деньги, может быть даже этот чёртов ноутбук, чтобы потом меня шантажировать и всё. Если ты хотел порадовать своих старых друзей ты мог встретиться с ними в любом ресторане, или баре, да чё тут говорить, на эти бабки вы всем скопом могли улететь в Турцию и устроить там грандиозную вечеринку. Сняли бы такую же яхту, только плавали бы в настоящем южном море, и что самое главное в полной безопасности. Неужели угоняя яхту, ты не подозревал, что её хватятся в течение суток и у нас не так много водоёмов, чтобы её было трудно обнаружить. В чём логика?
- Знаешь, Женя, вся разница между нами в том, что ты всегда ищешь логику, там где её быть не может. Ты прав, этому сложно найти разумное объяснение, так я особо и не думал. Когда я сел за штурвал этой яхты, я получил кайф, гораздо больший чем сто оргазмов разом. Кайфа было настолько много, что я боялся, что меня разнесёт на части. Мне нужно было срочно с кем-то этим поделиться. А кто для этого подойдёт лучше, чем старые друзья.
- Да-а, наверное я могу тебя понять! - неожиданно соглашается Ленин. - Нет большего кайфа, чем отомстить своему старому врагу и разделить эту месть с коллективом. Согласен, это больше, чем сто оргазмов.
Кажется, что ответ на мучающий Ленина вопрос найден и можно прощаться, но сдаётся мне, что это не всё.
- Только я не могу понять, за что вы меня так ненавидите. За то что я успешный? Таких пруд пруди. За то что я хапуга и вор? Но и вы тоже не ангелы. Просто я большой жулик, а вы мелкие. Я и на этом поприще добился больших успехов. Так что это ненависть, или, всё-таки, зависть?
- Это ненависть. В этом можешь быть уверен! - говорит Буратина
- Неужели за двадцать лет жизни вы не повстречали человека более достойного ненависти, чем я? Почему для всех вас я являюсь воплощением абсолютного зла?
- Потому, что ты убил Сашку! - Рык Геракла раздаётся громовым раскатом, отражается эхом от туманных стен.
- Я не убивал Сашку! - спокойно отвечает Ленин.
- Ты лично нет! Ты нас сдал тогда, и смерть Сашки полностью на твоей совести.
- Во-первых: смерть Сашки на вашей совести и только на вашей! - Рука Ленина с вытянутым указательным пальцем, направленным в Буратину торчит из тумана. - Это вы втянули его в криминал, это вы задумали грабануть воровского авторитета. И тогда вы действовали вопреки логике. Вы не думали, что может произойти самое худшее, что только может произойти. Когда вы останетесь не при делах, и только один будет принесён в жертву как ягнёнок. Сашка был единственным, кто ответил за ваше безрассудство и за действия вопреки логике. Во-вторых…
Слышится щелчок затвора.
- Ещё одно слово и я тебя завалю! Ты этого добиваешься? - орёт Геракл.
- Подожди, дай сначала договорить, а потом делай, что хочешь. - По горящим глазам Ленина видно, что его сейчас ничто не остановит. Он должен закончить то, что начал.
- Во- вторых: с чего вы все взяли, что это я сдал вашего Сашку ворам?
Этот вопрос кажется мне глупым, и я легко нахожу на него ответ.
- С того, что кроме тебя некому. Ты был единственным, кто видел нас тогда с Мухой. Более того, однажды ты намекнул, что знаешь, кто обнёс Гармошку, - говорю я.
- Да ляпнул со злости, не подумав. Просто хотел добавить себе значимости, припугнуть. Я ещё тогда, много раз пожалел о своих словах. В отличие от вас, я очень часто анализирую свои слова и поступки. Да, я наткнулся на вас с Сашкой, когда вы только что вернулись с дела. Да, однажды, во время очередной перепалки, я сказал тебе, что знаю, кто стоит за ограблением Гармошки. И в этом вся моя вина. - Я вас не сдавал!
- А кто же тогда? - кричу я в туман, за которым почти не видно Ленина.
- Спросите у своего друга, он наверняка знает…
- Ленин, ты всё выяснил, что хотел? - орёт Буратина. Я боюсь, что мой друг сорвётся и вместо «до свидания» даст очередь.
- Да, Серёж, всё! Я просто должен был это сказать, а вы уж хотите верьте, хотите нет…
- По-олный вперё-ёд! - орёт Буратина.
Теперь яхта словно парит в облаках. Мы движемся в плотном тумане, и уже через несколько секунд голова Ленина пропадает в белом дыму.
38
Снова празднование очередной победы и возможной окончательной капитуляции (во что слабо верится) противника. Снова хлопки из бутылок с нескончаемым шампанским. Геракл даёт себе волю и в один присест приговаривает половину бутылки Виски.
- Это лучшая дезинфекция! - рычит он на слова Вики, что рану нужно срочно обработать. По счастливому совпадению Вика является почти медиком и за её спиной два курса медицинского колледжа. Тут сам бог велел дружно настоять, чтобы Гераклу была сделана полноценная перевязка. Причём настаивали все мы, убеждая самого раненного, который поначалу наотрез отказывался. Наконец после долгих уговоров сопротивление было сломлено и Вике всё же удалось сделать перевязку.
- Да-а, Георгий чуть тебе третий глаз не нарисовал, - Поночка морщится наблюдая, как Вика осторожно протирает обильно смоченным виски тампоном место ранения. Пуля прошла по касательной оставив на черепе лёгкую прижжённую бороздку, и это удивляет. Возьми Георгий на пару миллиметров ниже, и верхнюю часть черепушки Геракла срезало бы как ножом. Если думать, что стрелок хотел именно этого касательного эффекта, его можно было запросто брать в цирк, чтобы метким выстрелом снимать яблоки и кепки с голов у своих напарников. Всё-таки, мне кажется, что здесь имело место стечение счастливых для обоих обстоятельств. На счастье Геракла, Георгий промахнулся; на счастье Георгия, выстрел Геракла пришёлся не в голову, а в корпус.
Когда Вика завершает медицинские манипуляции и уже собирается обвязать голову Геракла бинтом, тот настаивает, чтобы ему оставили жёлтую повязку, оторванную от сарафана. Светка, не мешкая, обрывает ещё одну полоску снизу, так, что её сарафан превращается в миниюбку. Я перехватываю жадные взгляды Уксуса и Поночки, которыми они ползают по стройным глянцевым бёдрам и чувствую нахлынувшую ревность. Я обнимаю её сзади и прижимаю к себе, как в последний раз. «Никому не отдам! Она моя только здесь и сейчас. А что дальше?».
- Что будем делать? - спрашиваю я у Буратины.
- Нужно плыть ближе к берегу и выбираться с яхты. Ботом эвакуироваться опасно, такой туман стоит, можно заблудиться.
- А на яхте мы не заблудимся? Все навигационные причендалы у нас демонтировали…- говорит Поночка.
- Точно, я ещё наверху не был, пойду посмотрю что там. - Буратина направляется к выходу из каюты.
- Мы с тобой! - говорю я, решая за нас с Светкой и подталкиваю её вперёд.
Шкиперская будка разворочена. Алюминевый каркас сдвинут на бок и из квадрата превратился в ромб. Крыша вырвана, и её куски разбросаны по всей палубе. Панель управления, слава богу, не пострадала, и Жекичану теперь приходится вести покорёженный кабриолет. Лобовое стекло треснуло, и шкипер, сидя в кресле, высадил его ударом обеих ног. Плохая новость заключается в том, что вместе с ретранслятором с крыши пропали прожектора и теперь мы идём как слепые котята в плотном тумане.
- Ты хоть понимаешь куда мы плывём? - спрашивает Жекичана Буратина.
- Точно так же, как и ты Серёга. У меня такие же два глаза и они не обладают способностью видеть сквозь туман.
- И что делать?
- Красться на ощупь, пока на что-нибудь не наткнёмся…- говорит Жекичан.
- Когда наткнёмся, поздно будет! - говорит Светка и я её поддерживаю. Я говорю, что в таком тумане очень высокий риск налететь на мель, бакен или какую-нибудь посудину. Да мы даже пирс увидим только когда носом в него войдём.
Буратина и Жекичан соглашаются, и результатом нашего короткого совещания становится то, что яхта снова ложится в дрейф.
Только когда Жекичан в очередной раз заглушил моторы, я вдруг понял, что желания всё-таки сбываются. Нам подарена ещё одна ночь. Пусть эта ночь не целая, пусть она полна неопределённости и опасностей, но каждую минуту этой ночи я собираюсь смаковать и проводить с наибольшей пользой.
Жекичан едва держится на ногах. Он ведь не сидит двое суток на жидком топливе, поэтому очень устал от напряжения и недосыпа. Мы отправляем его спать, а сами договариваемся установить дежурство на остаток ночи. Первыми на пост заступим мы со Светкой, а через два часа нас непременно должны сменить. Нет, это не потому, что я захочу спать, просто этот остаток ночи всё что у меня есть - у нас есть. Через два часа мы уйдём с ней в отдельную каюту. А пока…
Нужно одеться потеплее, потому что снаружи заметно похолодало, и в туманном облаке стоит высокая влажность. Мы спускаемся вниз, где объявляем в очередной раз усевшимся за стол пацанам о нашем решении. Через два часа кто-то из них должен заступить на пост на верхней палубе. Тот, кто это будет, пусть не особо налегает на спиртное, потому что…да ясно почему. В его руках будут наши жизни. Все сидящие за столом хором отвечают, чтобы мы не беспокоились. Посты будут расставлены наилучшим образом. В карауле вызвались участвовать все и даже раненный Геракл, который пока брякает на гитаре. Я забираю у Уксуса его Аляску и беру с собой, захваченный у пиратов Ленина карабин «Сайга». Осталось найти что-нибудь тёплое для Светки и мы спускаемся в трюм, где по словам Буратины «что-нибудь да подберём».
39
Я оказался в трюме первый раз за всё время нашего путешествия. В маленьком помещении всё перевёрнуто вверх дном, словно туда попала бомба. Я вижу рваный кусок металла, приваренный к крепкому каркасу. Это всё, что осталось от сейфа. В углу стоит коробка шампанского, и это всё что осталось от запасов жидкого топлива, которым, по рассказам Буратины, изначально был заставлен весь трюм.
Буратина показывает на кучу тряпок в правом ближнем углу.
- Вот здесь можно что-нибудь выбрать.
Светка брезгливо двумя пальчиками выдёргивает первую попавшуюся тряпку, разворачивает, присматривается.
- Бойз! - восторженно кричит она. - Мальчики, это же Бойз! - Она восхищённо растягивает в руках серый свитер, с вышитыми зелёными буквами, словно рассматривает модное расшитое стразами платье от «Дольче Габана».
- Одевай Светик! - всё чистое и постирано специально перед нашей вечеринкой.
- Откуда ты всё это берёшь? - удивляюсь я, ковыряясь в спортивных костюмах, кожаных кепках и барсетках. - Ты чё, музей, а ля девяностые открыл?
- Это всё с одного места, не догадываешься откуда?
Я не отвечаю на вопрос Буратины, потому что всё моё внимание занимает одна, лежащая в сторонке вещь. Я осторожно протягиваю руку. Неужели, это то, что я думаю?
- Это же…откуда? - Я держу в руках длинный зелёный плащ.
Этот мешковатый, страшный, цвета лежалого солёного огурца плащ носил Муха. Первый раз он появился в нём, когда наступили осенние холода, и ходить в одном школьном с оборванными рукавами пиджаке не представлялось возможным. Мы всей конторой ржали над очередным модным прикидом Мухи.
- Муха, ты зачем бабушку ограбил? Верни ей пальтишко! - взахлёб хохотал я, глядя на несуразно висящий на друге, балахон.
- В таком плаще только детишек в сквере пугать. Муха он у тебя на голое тело одет? - поддерживал мой стёб Буратина.
- Идите вы…- обиделся Муха. - Это отцовский плащ. Не понимаю я ваши моды-шмоды, мне лишь бы тепло было.
Эх Муха Муха. Мы никогда не могли его понять. Он не считал нужным тратиться на одежду, и ему было абсолютно наплевать на свой внешний вид. Все появляющиеся свободные деньги Муха проигрывал в карты, и если бы мы выдали ему всю долю тогда, то он бы спустил её за пару недель. Этого мы и опасались, и образовавшийся общак, по большей степени, был заслугой Мухи. Мы боялись, что он начнёт светить деньгами и наведёт на нас подозрения, поэтому и приняли решение держать все деньги в общей кассе и выдавать их малыми частями. Это было после того, как мы сорвали большой куш.
- Откуда он у тебя? - спрашиваю я, теребя в руках грубую плащёвку.
- Ты меня не слышишь? Говорю же, всё с одного места. Сам не догадываешься? - улыбается Буратина.
- Неа!
- Всё оттуда же, с дачи Ёжика.
Дача Ёжика! Это последнее место, где мы собрались всей конторой. Ёжик - двоюродный брат Буратины, иногда предоставлял нам своё загородное поместье для пьянок. Делал он это не безвозмездно, и мы щедро оплачивали неудобства связанные с уборкой остающегося после нас мусора в виде, презервативов, пустых бутылок, а иногда (что тут скрывать) блевотины.
Этот день - мы словно знали, что он будет последним. Мы надрались так, что нас выстрелило с дачи словно из пушки, разметав по городу. Контора мелкими группами разлетелась по разным злачным местам, искать приключений на пятые точки. Буратина, Геракл и Поночка помчались в танцзал в поисках новых подружек. Мы со Светкой поначалу умотали в городской сад, где безуспешно пытались найти укромное местечко для поцелуев. Мы уже оба были к этому готовы, но этот сладкий момент всё оттягивался. Несмотря на лёгкий морозец, в парке было полно народу, а целоваться на людях было ещё не принято, тем более намечался только наш первый поцелуй. Мы посидели в полной народа кофейне, безуспешно попытались купить билет в кино, но в зале оставались свободными только передние ряды. Идти в подъезд и целоваться как школьники? Не-ет тогда мы считали себя, серьёзными людьми - гангстерами. Не пристало Бонни целоваться с Клайдом в зассаном подъезде. В итоге безуспешных скитаний мы решили тоже пойти в танцзал.
Уксус и Муха уехали с дачи первыми. Им было мало алкогольных возлияний и они решили усугубить своё состояние анашой, для этого поехали к барыге в цыганский район под названием Нахаловка.
- Почти каждый из нас тогда что-то оставил там на даче, - говорит Буратина. - Геракл оставил свою гитару, Уксус свою Аляску, а Муха - плащ. Они оба нацепили старые фуфайки, которые болтались в прихожей. Зачем? А чёрт их разберёт пьяных.
Точно, именно в тот день и закончилось наше лето. Мы все что-то оставили на даче у Ёжика. Большинство из нас оставило там бесшабашную юность, потому что на следующий день нам предстояло вступить во взрослую жизнь. Всем кроме Мухи.
40
Мне нужно сделать всего один шаг, чтобы выйти из-за бетонной колонны. Шагнуть, значит явить себя на свет, значит - обратного пути уже не будет.
