Очередной важный человек вещал со сцены что-то пафосное и ненужное, но вроде как необходимое. Гретт была среди конкурсантов, Тамару Алексеевну как директора посадили в первый ряд, Андрея я вообще не видела. Я сидела между Инной Власьевной и Натальей Владиславовной и считала бы ворон, если бы они летали в этом светлом, нарядном, но таком обычном зале.
Долгие речи, благодарности, музыкальные номера, в которых артисты демонстрировали свои умения… И что я тут не видела?
В зале снова зааплодировали. На сцену вышел усатый господин с приятным голосом и экзотической фамилией. По тому, как он держался, стало понятно, что праздник художественной самодеятельности окончен и пришло время для главного.
А главное заняло от силы десять минут. Именно столько понадобилось, чтобы конкурсанты, ставшие победителями, поднялись на сцену, получили награды и произнесли благодарственные речи.
Гретт среди этих людей не было. С первого места её потеснил молодой учитель химии, ростом и серым костюмом напомнивший Андрея, а честным выражением на простоватом лице – Михаила Ивановича.
– Ты всё равно большая умница. Я тобой горжусь, – сказала я подруге через полчаса, когда мы выходили из здания. И для пущей убедительности сжала её плечо.
– Вот именно, даже расстраиваться не вздумай, – задёргала стриженой головой Наталья Владиславовна, шедшая позади. – Сама знаешь, как к мальчикам-учителям относятся.
Старшая коллега бросила взгляд на парковку. Там в лучах по-зимнему низкого солнца грелась знакомая серебристая “Шкода”.
– Да я и не расстраиваюсь, – со смешком ответила Гретт.
Она не лукавила, иначе прятала бы глаза и улыбалась бы лишь уголками губ. Повезло мне с искренним окружением!
Наставница Гретт с нами не поехала: из-за поворота выплыла красная “Киа”, и Наталья Владиславовна энергично замахала водителю.
– Муж меня ждёт, – пояснила она, и тонкие бледные губы преобразила открытая улыбка.
Я устроилась на заднем сиденье Андреиной машины между Гретт и Тамарой Алексеевной. Инна Власьевна села рядом с Андреем. Примерно одного роста, одетые в одной цветовой гамме, они были удивительно похожи, и отчего-то меня это покоробило.
Неторопливой струёй потекли разговоры о награждении, беседы о самом конкурсе и – внезапно! – о капризах погоды. Впрочем, не так уж внезапно: пешеходы то здесь, то там падали на коварном гололёде, а машины заносило.
Пару раз я и Андрей переглянулись сквозь зеркало и в какой-то момент заговорили одновременно. Жаль, что о разном. Я – про церемонию, он – о недавно открывшемся магазине. А ведь когда-то единодушие было полным…
Андрей прочистил горло и предоставил говорить мне. Но что же я хотела сказать, да ещё и с таким воодушевлением?
– Ой, из головы вылетело, – цокнула я. К счастью, паузы не возникло: об этом позаботилась Инна Власьевна, поведав и о стараниях организаторов, и о праздничном декоре, сделанном на заказ, и о талантливой танцовщице, дочери её подруги.
Чем оживлённее говорила коллега, тем тоскливее было у меня на душе. Вот бы все они куда-нибудь исчезли! Все, кроме Андрея. Но как же, размечталась…
Он высадил меня и Гретт на ближайшей к нашим домам остановке и повёз коллег дальше. И всё: ни разговора наедине, ни личного предложения.
День рождения Энн, вечеринка в азиатском стиле… Самобытно, ярко, интересно, иначе это была бы не Энн. Но почему же так хочется, чтобы всё закончилось?
На следующий день я с тем же нетерпением ждала конца занятия, потом – чтобы отстали родители, затем – чтобы зиму наконец-то сменила весна. Снег надоел до тошноты, и ведь зима только начиналась… “Пусть это прекратится”, – мысленно повторяла я, но что такое это, не имела понятия.
Под занавес года, как всегда, на каждом углу зеленели ёлки, магазины пестрели объявлениями о праздничных скидках, а музыканты в переходах играли рождественские мелодии. Мир пропитывался волшебной, сказочной атмосферой. Прочувствовать бы её со всеми, порадоваться бы долгим выходным. Но – не получалось.
Однажды поздним вечером я лежала в постели, перекатываясь с боку на бок. Смесь боярышника, пустырника и валерианы не помогла даже в двойной дозировке. Сна не было ни в одном глазу, зато оба застилала влажная пелена. Меня волнами накрывала ноющая тоска, но в отличие от настоящих морских волн, в которые я со смехом врывалась во время прилива, эти давили и лишали сил. Какие глупые, бесполезные картины я навоображала! Если бы я интересовала Андрея, он вёл бы себя совсем иначе, это же очевидно!
В каком-то порыве, всхлипывая, я подбежала к комоду. Ален висел на зеркале, и его глазки посверкивали в тусклом лунном свете. По-хорошему, игрушку давно надо было передарить кому-нибудь или хотя бы убрать в шкаф.
Я постояла рядом с зеркалом, отдышалась, повертела Алена в пальцах. Нет, пусть пока останется на своём месте.
30.12.15. Я и Андрей снова были коллегами, но не в лицее, а в колледже. Андрей пришёл ко мне на пару якобы понаблюдать за занятием, но пружинистая походка и смеющиеся глаза выдали его с головой.
– Вы такая красавица, – заигрывающим тоном произнёс он, приближаясь ко мне по проходу между рядами.
А ведь он рисковал. Говорить такое во всеуслышание, когда кругом студенты… Только шум перемены спас нас от лишних ушей и пересудов. Ну, раз так…
– Андрей Сергеевич, вы женаты?
Он с усмешкой мотнул головой.
– Нет. Слишком большая занятость, – и добавил: – Мы можем ПОПРОБОВАТЬ общаться, но только общаться.
Его слова никак не вязались с интонацией и поведением, и это бесило, как чрезмерность интриги в третьесортном детективе.
Раздалась резкая и сухая трель звонка. Перебивая его, я с неожиданным задором и упрямством заявила:
– Пока нет жены, у меня есть шанс.
Андрей промолчал, а выражение его лица было нечитаемым. Так и не дождавшись ответа, я отвернулась и зашагала к доске.
К соционике я относилась примерно так же, как к гороскопам: почитать, соотнести с собой – и выбросить из головы. Но когда ленивым январским вечером третий подряд тест протипировал меня как Гексли, я поудобнее уселась в кресле и стала читать более вдумчиво. “Видит сначала позитив и лишь со временем – негатив”, – да, это точно обо мне. Ещё бы умела я вовремя реагировать… Так, ладно, прочь неуместные мысли, идём дальше. Ага, “в поисках идеала возможен отрыв от реальности”. Как точно сформулировано! “Очень чувствителен, иногда даже сентиментален”. Я покачала головой, перечитала фразу полушёпотом, пробуя на вкус. Я бы назвала себя скорее романтичной… Слишком уж слово “сентиментальность” ассоциировалось с кисейными барышнями, которые только и умеют, что падать в обморок. “Волевые усилия для него утомительны”, – ну, это стоило признать. Недописанный рассказ уже пару месяцев лежал в нижнем ящике книжного шкафа… “Оптимистичен, часто – инфантилен; обладает богатой фантазией”. Я дёрнула челюстью. Джинна бы сюда, чтобы избавил меня от излишков фантазии в обмен на предпринимательскую жилку.
Мысль заставила меня сначала замереть, потом – рассмеяться. Ну да, джинн… обменять фантазию… я безнадёжна!
А что там сказано про дуала Гексли? Габен, кажется.
Я открыла описание в новом окне. Глаза заскользили по строчкам – сначала быстро, потом более пристально. Дыхание становилось частым и прерывистым, да и как иначе, когда видишь такое?! “Расслабленность по жизни не мешает Габену проявлять деловую хватку там, где нужно и важно для него”, “вокруг него витает ореол загадочности”, “самолюбив и независим, нуждается в тонком обращении, похвалах и внимании”, “характерная походка очень помогает в определении данного социотипа: походка вразвалочку, очень пружинистая, на слегка согнутых ногах, как бы крадущаяся”. И, выбивая почву у меня из-под ног, показались последние строки: “симпатию проявляет, а первого шага не делает; так уж повелось, что его совершает Гексли”.
Да уж, сколько их было, первых шагов? Иногда меня даже посещала мысль, что мой путь к Андрею только из них и состоит.
– Повезло мне с дуалом, – пробормотала я себе под нос, сохранив страницу в закладках.
В пустой комнате, где тишина позднего вечера нарушалась только мерным тиканьем, тихие слова показались окриком. Я посмотрела на часы и не поверила глазам. Какой такой поздний вечер?! Ночь давно, целых два часа! Это столько я читала про себя и Андрея?!
Что-то не позволяло мне даже мысленно сказать “про нас”. Ну да в этом смысле ещё не вечер.
Вторую годовщину осознания своих чувств к Андрею я встретила на передовой. На дневниках полным ходом шла подготовка к творческой игре под названием “Зимняя Фандомная Битва”, и я с головой погрузилась в процесс. Драматичная история о встрече влюблённых после долгой разлуки, бытовая зарисовка или полуюмористический рассказ о детях великих героев – судя по комментариям, мне всё удавалось, стиль признавали приятным и лёгким, а язык называли образным. Я благодарила читателей, попутно занося их отзывы в копилку – на память и для вдохновения. Пусть постепенно, но грусть по Андрею начала разжимать тиски.
12.01.16. Тайное свидание в пещере, объятия и поцелуи в неверном свете фонаря… Чем Андрей не угодил моим родным? Почему его семья против? Безумно жаль, но что поделаешь… Главное – мы вместе. Даже если можем себе позволить только редкие встречи и прогулки по опустевшим улицам. В этот раз мы пошли на пл. Калинина. Вокруг не было ни души, только редкие машины проносились мимо и слепили нас своими фарами.
День настал ужасающе быстро, но я не удержалась и поехала к Андрею на работу. Правда, не одна, а с Гретт. Повезло мне с подругой: она сразу смекнула, к кому я еду, и согласилась меня сопровождать.
Лицей находился чуть ли не на другом конце города и планировкой напоминал родной университет.
Меня встретили Алина, Ира и Вероника. Раньше просто хорошие приятельницы, теперь они стали моими подругами. Я даже не представляла, что могу так скучать по ним!
– Пойдём чай пить? – позвала меня Ира, и тепло заискрилось в её карих глазах.
– Нет, я тут пройдусь…
Моим желанием, верой и надеждой можно было горы сворачивать, но пока мне нужно было всего лишь найти Андрея. Ради этого я блуждала по бессчётным коридорам, и мои усилия не пропали даром. Андрей вышел из-за поворота, и мне отчаянно захотелось разбить все камеры, которыми утыканы потолок и углы. Секундное переплетение пальцев, быстрый шёпот Андрея: “Спасибо”… Ах да, это за подарок, который я анонимно отправила ему на днях.
“Он меня любит! Любит!” – билась в сознании нестерпимо яркая мысль, пьянящая сильнее любого вина.
13 января было тепло. Несильный ветер играл ветвями деревьев, солнце, как и положено зимой, светило, но не грело, а чистота ясного неба могла вдохновить любого поэта. Но не меня. Написав в ноябре “Никто другой”, я выложилась до конца, выплеснув все эмоции, обнажив все чувства. Когда цветы срезают, нужно время, чтобы выросли и расцвели новые. Время – а ещё вода, много солнечного света и подходящая почва.
Кроме того, приснившийся сон, такой долгий и яркий, лишил меня покоя. Редкая минута обходилась без воспоминаний об Андрее и редкий час – без вопроса, как он там.
Вечером ноги сами повели – нет, потащили – меня к лицею. Никакой магии, просто желание увидеться с человеком, который до сих пор являлся мне во снах.
Случайная встреча стала бы настоящим подарком судьбы, но она на него не расщедрилась. Свет в окне на втором этаже, казалось, гипнотизировал. Мне почти слышались слова: “Надо ждать”. Или они так долго крутились в моей голове, что начались слуховые галлюцинации?
Можно было уйти, и в ненастье я бы так и поступила. Но тёплая безветренная погода не сдавала позиций, домой меня не тянуло, а вот услышать голос Андрея, хотя бы банальное “Здравствуйте”, хотелось до дрожи.
В тишине парка послышались звуки шагов, но с человеческими их было не спутать. С соседней аллеи ко мне вышла собака – ничем не примечательная, крупная, но не из тех, которых в страхе обходишь стороной.
Животное помедлило и решительно подошло ко мне, виляя хвостом.
– Эй, у меня ничего нет, иди домой.
Но, похоже, у собаки не было дома. При этом она ещё не успела прибиться к одной из бродячих стай и не выглядела ни облезлой, ни матёрой. Наверняка совсем недавно у неё были и дом, и хозяева… Что же мне так “везёт” на найдёнышей?
Я бродила по аллеям, не выпуская из виду лицей и окно на втором этаже. Что же делать? Собаку не бросишь, от одного взгляда в эти большие грустные глаза хочется плакать. Но как же не пересечься с Андреем…
Решение нашлось с ходу: попросить Андрея помочь мне с животным. Уж информацию он может распространить, а пристройством я займусь сама.
Жёлтый свет в окне сменился пустотой, и, выждав ещё чуть-чуть, я повела собаку через сугробы и дорогу. Скоро нам навстречу вышел Андрей.
– О, вас сегодня охраняют, – улыбнулся он.
Но мне было не до улыбок.
– Она не моя, просто за мной увязалась.
Андрей намеревался пройти мимо, но собака вдруг подала голос, и я решилась.
– Андрей Сергеевич, помогите мне, пожалуйста. Мне надо её пристроить или хотя бы разместить объявление. У вас телефон мощнее. Можете сфотографировать собаку и прислать фото мне? А я займусь остальным.
Он посмотрел изумлённо, сначала на меня, потом – на мою четвероногую спутницу. Она оживилась и залаяла громче прежнего.
– Олеся Владимировна, что-то собака ко мне агрессивно настроена. Фотографировать я её не буду. Вы выйдите на свет, там и сделайте всё.
Я проследила за взглядом Андрея. В самом деле, свет имелся: шагах в пяти от нас фонарь бросал на снег добротное изжелта-белое пятно.
– Да, там лучше видно, – машинально сказала я, не глядя на бывшего коллегу. В голове не было ни одной внятной мысли. – Ладно, удачной дороги.
– До свидания.
Вот и поговорили. Андрей не захотел мне помочь, а мне уже было не до него.
Я сфотографировала собаку с нескольких ракурсов, но фото получались всё хуже и хуже. К модели вопросов не возникало: то ли животное всегда было таким спокойным, то ли хозяева приучили. Но едва ли они узнали бы её на этих мутных изображениях. Надо, надо было покупать новый телефон! А теперь… может, обработать фото в редакторе? Цветокоррекция должна справиться.
Я повела собаку домой, то и дело вполголоса приговаривая. Вряд ли слова вроде “хорошая моя”, “радость”, “моё солнышко” могли чем-то помочь моей спутнице: если ей что и было нужно, так тёплый дом и вкусный корм. Я позвонила маме. Разговор, получившийся коротким, поставил крест на идее пристройства, и я решила хотя бы покормить животное.
Дома я сразу бросилась резать колбасу и наливать воду в пластиковый контейнер. Привычка на всякий случай оставлять ёмкости из-под салатов появилась у меня ещё в студенчестве, когда я и мама ходили кормить бездомных кошек, живших в соседнем дворе. В этот вечер контейнер, притулившийся в углу шкафа, оказался как нельзя кстати.
Через пару минут вылетев из подъезда, я остановилась как вкопанная, ища глазами свою недавнюю спутницу. Её и след простыл. Я прошла вдоль дома, потом обратно по другой стороне, но правда была очевидной: собака не дождалась и ушла.
Больше я её не видела. Может, она всё-таки прибилась к бродячей стае или обрела новый дом. Может, вернулась к старым хозяевам.
Долгие речи, благодарности, музыкальные номера, в которых артисты демонстрировали свои умения… И что я тут не видела?
В зале снова зааплодировали. На сцену вышел усатый господин с приятным голосом и экзотической фамилией. По тому, как он держался, стало понятно, что праздник художественной самодеятельности окончен и пришло время для главного.
А главное заняло от силы десять минут. Именно столько понадобилось, чтобы конкурсанты, ставшие победителями, поднялись на сцену, получили награды и произнесли благодарственные речи.
Гретт среди этих людей не было. С первого места её потеснил молодой учитель химии, ростом и серым костюмом напомнивший Андрея, а честным выражением на простоватом лице – Михаила Ивановича.
– Ты всё равно большая умница. Я тобой горжусь, – сказала я подруге через полчаса, когда мы выходили из здания. И для пущей убедительности сжала её плечо.
– Вот именно, даже расстраиваться не вздумай, – задёргала стриженой головой Наталья Владиславовна, шедшая позади. – Сама знаешь, как к мальчикам-учителям относятся.
Старшая коллега бросила взгляд на парковку. Там в лучах по-зимнему низкого солнца грелась знакомая серебристая “Шкода”.
– Да я и не расстраиваюсь, – со смешком ответила Гретт.
Она не лукавила, иначе прятала бы глаза и улыбалась бы лишь уголками губ. Повезло мне с искренним окружением!
Наставница Гретт с нами не поехала: из-за поворота выплыла красная “Киа”, и Наталья Владиславовна энергично замахала водителю.
– Муж меня ждёт, – пояснила она, и тонкие бледные губы преобразила открытая улыбка.
Я устроилась на заднем сиденье Андреиной машины между Гретт и Тамарой Алексеевной. Инна Власьевна села рядом с Андреем. Примерно одного роста, одетые в одной цветовой гамме, они были удивительно похожи, и отчего-то меня это покоробило.
Неторопливой струёй потекли разговоры о награждении, беседы о самом конкурсе и – внезапно! – о капризах погоды. Впрочем, не так уж внезапно: пешеходы то здесь, то там падали на коварном гололёде, а машины заносило.
Пару раз я и Андрей переглянулись сквозь зеркало и в какой-то момент заговорили одновременно. Жаль, что о разном. Я – про церемонию, он – о недавно открывшемся магазине. А ведь когда-то единодушие было полным…
Андрей прочистил горло и предоставил говорить мне. Но что же я хотела сказать, да ещё и с таким воодушевлением?
– Ой, из головы вылетело, – цокнула я. К счастью, паузы не возникло: об этом позаботилась Инна Власьевна, поведав и о стараниях организаторов, и о праздничном декоре, сделанном на заказ, и о талантливой танцовщице, дочери её подруги.
Чем оживлённее говорила коллега, тем тоскливее было у меня на душе. Вот бы все они куда-нибудь исчезли! Все, кроме Андрея. Но как же, размечталась…
Он высадил меня и Гретт на ближайшей к нашим домам остановке и повёз коллег дальше. И всё: ни разговора наедине, ни личного предложения.
День рождения Энн, вечеринка в азиатском стиле… Самобытно, ярко, интересно, иначе это была бы не Энн. Но почему же так хочется, чтобы всё закончилось?
На следующий день я с тем же нетерпением ждала конца занятия, потом – чтобы отстали родители, затем – чтобы зиму наконец-то сменила весна. Снег надоел до тошноты, и ведь зима только начиналась… “Пусть это прекратится”, – мысленно повторяла я, но что такое это, не имела понятия.
Под занавес года, как всегда, на каждом углу зеленели ёлки, магазины пестрели объявлениями о праздничных скидках, а музыканты в переходах играли рождественские мелодии. Мир пропитывался волшебной, сказочной атмосферой. Прочувствовать бы её со всеми, порадоваться бы долгим выходным. Но – не получалось.
Однажды поздним вечером я лежала в постели, перекатываясь с боку на бок. Смесь боярышника, пустырника и валерианы не помогла даже в двойной дозировке. Сна не было ни в одном глазу, зато оба застилала влажная пелена. Меня волнами накрывала ноющая тоска, но в отличие от настоящих морских волн, в которые я со смехом врывалась во время прилива, эти давили и лишали сил. Какие глупые, бесполезные картины я навоображала! Если бы я интересовала Андрея, он вёл бы себя совсем иначе, это же очевидно!
В каком-то порыве, всхлипывая, я подбежала к комоду. Ален висел на зеркале, и его глазки посверкивали в тусклом лунном свете. По-хорошему, игрушку давно надо было передарить кому-нибудь или хотя бы убрать в шкаф.
Я постояла рядом с зеркалом, отдышалась, повертела Алена в пальцах. Нет, пусть пока останется на своём месте.
30.12.15. Я и Андрей снова были коллегами, но не в лицее, а в колледже. Андрей пришёл ко мне на пару якобы понаблюдать за занятием, но пружинистая походка и смеющиеся глаза выдали его с головой.
– Вы такая красавица, – заигрывающим тоном произнёс он, приближаясь ко мне по проходу между рядами.
А ведь он рисковал. Говорить такое во всеуслышание, когда кругом студенты… Только шум перемены спас нас от лишних ушей и пересудов. Ну, раз так…
– Андрей Сергеевич, вы женаты?
Он с усмешкой мотнул головой.
– Нет. Слишком большая занятость, – и добавил: – Мы можем ПОПРОБОВАТЬ общаться, но только общаться.
Его слова никак не вязались с интонацией и поведением, и это бесило, как чрезмерность интриги в третьесортном детективе.
Раздалась резкая и сухая трель звонка. Перебивая его, я с неожиданным задором и упрямством заявила:
– Пока нет жены, у меня есть шанс.
Андрей промолчал, а выражение его лица было нечитаемым. Так и не дождавшись ответа, я отвернулась и зашагала к доске.
Глава десятая. Что такое хорошо и что такое плохо
К соционике я относилась примерно так же, как к гороскопам: почитать, соотнести с собой – и выбросить из головы. Но когда ленивым январским вечером третий подряд тест протипировал меня как Гексли, я поудобнее уселась в кресле и стала читать более вдумчиво. “Видит сначала позитив и лишь со временем – негатив”, – да, это точно обо мне. Ещё бы умела я вовремя реагировать… Так, ладно, прочь неуместные мысли, идём дальше. Ага, “в поисках идеала возможен отрыв от реальности”. Как точно сформулировано! “Очень чувствителен, иногда даже сентиментален”. Я покачала головой, перечитала фразу полушёпотом, пробуя на вкус. Я бы назвала себя скорее романтичной… Слишком уж слово “сентиментальность” ассоциировалось с кисейными барышнями, которые только и умеют, что падать в обморок. “Волевые усилия для него утомительны”, – ну, это стоило признать. Недописанный рассказ уже пару месяцев лежал в нижнем ящике книжного шкафа… “Оптимистичен, часто – инфантилен; обладает богатой фантазией”. Я дёрнула челюстью. Джинна бы сюда, чтобы избавил меня от излишков фантазии в обмен на предпринимательскую жилку.
Мысль заставила меня сначала замереть, потом – рассмеяться. Ну да, джинн… обменять фантазию… я безнадёжна!
А что там сказано про дуала Гексли? Габен, кажется.
Я открыла описание в новом окне. Глаза заскользили по строчкам – сначала быстро, потом более пристально. Дыхание становилось частым и прерывистым, да и как иначе, когда видишь такое?! “Расслабленность по жизни не мешает Габену проявлять деловую хватку там, где нужно и важно для него”, “вокруг него витает ореол загадочности”, “самолюбив и независим, нуждается в тонком обращении, похвалах и внимании”, “характерная походка очень помогает в определении данного социотипа: походка вразвалочку, очень пружинистая, на слегка согнутых ногах, как бы крадущаяся”. И, выбивая почву у меня из-под ног, показались последние строки: “симпатию проявляет, а первого шага не делает; так уж повелось, что его совершает Гексли”.
Да уж, сколько их было, первых шагов? Иногда меня даже посещала мысль, что мой путь к Андрею только из них и состоит.
– Повезло мне с дуалом, – пробормотала я себе под нос, сохранив страницу в закладках.
В пустой комнате, где тишина позднего вечера нарушалась только мерным тиканьем, тихие слова показались окриком. Я посмотрела на часы и не поверила глазам. Какой такой поздний вечер?! Ночь давно, целых два часа! Это столько я читала про себя и Андрея?!
Что-то не позволяло мне даже мысленно сказать “про нас”. Ну да в этом смысле ещё не вечер.
Вторую годовщину осознания своих чувств к Андрею я встретила на передовой. На дневниках полным ходом шла подготовка к творческой игре под названием “Зимняя Фандомная Битва”, и я с головой погрузилась в процесс. Драматичная история о встрече влюблённых после долгой разлуки, бытовая зарисовка или полуюмористический рассказ о детях великих героев – судя по комментариям, мне всё удавалось, стиль признавали приятным и лёгким, а язык называли образным. Я благодарила читателей, попутно занося их отзывы в копилку – на память и для вдохновения. Пусть постепенно, но грусть по Андрею начала разжимать тиски.
12.01.16. Тайное свидание в пещере, объятия и поцелуи в неверном свете фонаря… Чем Андрей не угодил моим родным? Почему его семья против? Безумно жаль, но что поделаешь… Главное – мы вместе. Даже если можем себе позволить только редкие встречи и прогулки по опустевшим улицам. В этот раз мы пошли на пл. Калинина. Вокруг не было ни души, только редкие машины проносились мимо и слепили нас своими фарами.
День настал ужасающе быстро, но я не удержалась и поехала к Андрею на работу. Правда, не одна, а с Гретт. Повезло мне с подругой: она сразу смекнула, к кому я еду, и согласилась меня сопровождать.
Лицей находился чуть ли не на другом конце города и планировкой напоминал родной университет.
Меня встретили Алина, Ира и Вероника. Раньше просто хорошие приятельницы, теперь они стали моими подругами. Я даже не представляла, что могу так скучать по ним!
– Пойдём чай пить? – позвала меня Ира, и тепло заискрилось в её карих глазах.
– Нет, я тут пройдусь…
Моим желанием, верой и надеждой можно было горы сворачивать, но пока мне нужно было всего лишь найти Андрея. Ради этого я блуждала по бессчётным коридорам, и мои усилия не пропали даром. Андрей вышел из-за поворота, и мне отчаянно захотелось разбить все камеры, которыми утыканы потолок и углы. Секундное переплетение пальцев, быстрый шёпот Андрея: “Спасибо”… Ах да, это за подарок, который я анонимно отправила ему на днях.
“Он меня любит! Любит!” – билась в сознании нестерпимо яркая мысль, пьянящая сильнее любого вина.
13 января было тепло. Несильный ветер играл ветвями деревьев, солнце, как и положено зимой, светило, но не грело, а чистота ясного неба могла вдохновить любого поэта. Но не меня. Написав в ноябре “Никто другой”, я выложилась до конца, выплеснув все эмоции, обнажив все чувства. Когда цветы срезают, нужно время, чтобы выросли и расцвели новые. Время – а ещё вода, много солнечного света и подходящая почва.
Кроме того, приснившийся сон, такой долгий и яркий, лишил меня покоя. Редкая минута обходилась без воспоминаний об Андрее и редкий час – без вопроса, как он там.
Вечером ноги сами повели – нет, потащили – меня к лицею. Никакой магии, просто желание увидеться с человеком, который до сих пор являлся мне во снах.
Случайная встреча стала бы настоящим подарком судьбы, но она на него не расщедрилась. Свет в окне на втором этаже, казалось, гипнотизировал. Мне почти слышались слова: “Надо ждать”. Или они так долго крутились в моей голове, что начались слуховые галлюцинации?
Можно было уйти, и в ненастье я бы так и поступила. Но тёплая безветренная погода не сдавала позиций, домой меня не тянуло, а вот услышать голос Андрея, хотя бы банальное “Здравствуйте”, хотелось до дрожи.
В тишине парка послышались звуки шагов, но с человеческими их было не спутать. С соседней аллеи ко мне вышла собака – ничем не примечательная, крупная, но не из тех, которых в страхе обходишь стороной.
Животное помедлило и решительно подошло ко мне, виляя хвостом.
– Эй, у меня ничего нет, иди домой.
Но, похоже, у собаки не было дома. При этом она ещё не успела прибиться к одной из бродячих стай и не выглядела ни облезлой, ни матёрой. Наверняка совсем недавно у неё были и дом, и хозяева… Что же мне так “везёт” на найдёнышей?
Я бродила по аллеям, не выпуская из виду лицей и окно на втором этаже. Что же делать? Собаку не бросишь, от одного взгляда в эти большие грустные глаза хочется плакать. Но как же не пересечься с Андреем…
Решение нашлось с ходу: попросить Андрея помочь мне с животным. Уж информацию он может распространить, а пристройством я займусь сама.
Жёлтый свет в окне сменился пустотой, и, выждав ещё чуть-чуть, я повела собаку через сугробы и дорогу. Скоро нам навстречу вышел Андрей.
– О, вас сегодня охраняют, – улыбнулся он.
Но мне было не до улыбок.
– Она не моя, просто за мной увязалась.
Андрей намеревался пройти мимо, но собака вдруг подала голос, и я решилась.
– Андрей Сергеевич, помогите мне, пожалуйста. Мне надо её пристроить или хотя бы разместить объявление. У вас телефон мощнее. Можете сфотографировать собаку и прислать фото мне? А я займусь остальным.
Он посмотрел изумлённо, сначала на меня, потом – на мою четвероногую спутницу. Она оживилась и залаяла громче прежнего.
– Олеся Владимировна, что-то собака ко мне агрессивно настроена. Фотографировать я её не буду. Вы выйдите на свет, там и сделайте всё.
Я проследила за взглядом Андрея. В самом деле, свет имелся: шагах в пяти от нас фонарь бросал на снег добротное изжелта-белое пятно.
– Да, там лучше видно, – машинально сказала я, не глядя на бывшего коллегу. В голове не было ни одной внятной мысли. – Ладно, удачной дороги.
– До свидания.
Вот и поговорили. Андрей не захотел мне помочь, а мне уже было не до него.
Я сфотографировала собаку с нескольких ракурсов, но фото получались всё хуже и хуже. К модели вопросов не возникало: то ли животное всегда было таким спокойным, то ли хозяева приучили. Но едва ли они узнали бы её на этих мутных изображениях. Надо, надо было покупать новый телефон! А теперь… может, обработать фото в редакторе? Цветокоррекция должна справиться.
Я повела собаку домой, то и дело вполголоса приговаривая. Вряд ли слова вроде “хорошая моя”, “радость”, “моё солнышко” могли чем-то помочь моей спутнице: если ей что и было нужно, так тёплый дом и вкусный корм. Я позвонила маме. Разговор, получившийся коротким, поставил крест на идее пристройства, и я решила хотя бы покормить животное.
Дома я сразу бросилась резать колбасу и наливать воду в пластиковый контейнер. Привычка на всякий случай оставлять ёмкости из-под салатов появилась у меня ещё в студенчестве, когда я и мама ходили кормить бездомных кошек, живших в соседнем дворе. В этот вечер контейнер, притулившийся в углу шкафа, оказался как нельзя кстати.
Через пару минут вылетев из подъезда, я остановилась как вкопанная, ища глазами свою недавнюю спутницу. Её и след простыл. Я прошла вдоль дома, потом обратно по другой стороне, но правда была очевидной: собака не дождалась и ушла.
Больше я её не видела. Может, она всё-таки прибилась к бродячей стае или обрела новый дом. Может, вернулась к старым хозяевам.