На улице тепло и хорошо. Я уселась в кресло и закинула ноги на стол — они гудели, как и голова! Клин клином? И я налила себе немного вина в Кузькин бокал. Плевать — брезговать поздно.
Голове не полегчало, но языку стало вкусно. Почему мы не открыли за ужином эту бутылку? На этикетке нарисован козел! Черт, мы ее не в пекарне взяли, а сегодня, то есть уже вчера, к козлиному сыру. Все козлиное оказалось вкусным…
Я сощурилась — блин, на этикетке осел! Кузька ошибся. С козлом, а не с вином. Я снова отвинтила крышку и плеснула себе в бокал ещё немного. Странно, но пить в одиночестве куда приятнее… Я прикрыла глаза и сильнее втянула ноздрями винный букет, потом сделала глоток.
— Класс… — сказала я уже в голос и улыбнулась.
А жизнь не такая и плохая. Надо прикупить с собой ослиного вина и козлиного сыра. Сообразим дома на четверых баб, а что? Неплохо, по-семейному…
Спать не хотелось, но и сидеть или лежать в кресле с ногами на столе до самого утра не хотелось тоже. Я поднялась и решила пройтись вокруг дома — фонари горят, не оступишься и…
Я выругалась. В голос или нет, не суть. Мерседес стоял с открытой дверью. Вашу ж… Сразу стало холодно, не по себе и даже страшно. Машина была закрыта, а вот дом мы оставляем почти что нараспашку. Ёлы-палы… Вино придало смелости и я решила проверить машину. Взять в ней было нечего, но могли же разбить окно, я не видела стекла вообще… Что?
Хорошо, я помнила цвет шорт, в которых был Кузьма, а то бы закричала, увидев в машине мужика. Или я не закричала, потому что стормозила… и успела увидеть, что сиденье водителя просто-напросто откинуто назад. Кузьма спал. На соседнем сиденье валялся его телефон. Что за фигня?!
Черт, я, кажется, спросила это вслух, и Кузьма открыл глаза.
— Что ты тут делаешь?
— Что я? — Просто так вишу на открытой дверце с опущенным полностью стеклом. — Что ты тут делаешь?
— У меня был рабочий звонок, — сообщил он сонно, широко зевнув. — Я орал. Боялся тебя разбудить.
Он приподнялся, схватившись за руль, и замер.
— Ты пила?
Вот же гад! И даже не принюхивался. Неужели от меня так разит?
— И тебе не стыдно?
— А тебе? — выдала я в ответ.
— У меня было вынужденное распитие спиртных напитков в гордом одиночестве. А тебе я сказал — станет скучно, буди.
— А мне не было скучно…
Я смотрела ему в глаза, чуть наклонив голову.
— А чего тогда пришла? — он смотрел исподлобья.
— Я гуляла, — почти не соврала я.
— Нагулялась?
Я промолчала, не найдя достойного ответа.
— Ложись рядом, — и он откинул спинку пассажирского сиденья. — Воздух хороший. Почти что палаточный отдых.
— Хороша палатка — Мерседес!
— Чем богаты, тем и рады. Залезаешь?
И я залезла. Рука машинально потянулась к ремню безопасности, и я засмеялась вместе с Кузьмой.
— Принести вина? — спросил он, полностью повернув ко мне голову.
Я помотала своей и почувствовала легкое головокружение.
— Я и так… Уже…
— Чего так? — не унимался он.
— Пьяная.
— Насколько?
— В плане?
— Насколько пьяная? Не знаешь?
Я молчала. Не знала, что ответить.
— Давай проверим?
И прежде чем я сообразила, о какой проверке идёт речь, он перегнулся к моему креслу и поцеловал меня. Даже так — чмокнул в губы, как в наш первый раз много-много лет тому назад и здесь, совсем уж недавно, в соленой деревне, на чужой кухне, на пороге такой же чужой спальни. И уставился мне в лицо с немым вопросом. Или он что-то сказал, просто у меня заложило уши?
— И что говорит твоя лакмусовая бумажка? — спросила я слишком громко, точно пыталась перекричать разбушевавшуюся кровь.
— Важнее, что скажет твоя…
Снова смотрит мне в глаза. Взгляд как зеркало. Я действительно увидела в нем свое отражение. Нет, блин, просто краем глаза зацепила зеркало, когда увиливала от его пронзительного взгляда. Что же он так тяжело дышит? Или это я? Да нет же, цикады… Или…
— Я могу вам чем-то помочь?
Дебильная машина! И мы оба закричали:
— Заткнись!
По-русски. Она заткнулась. Быстро учится, эта немецко-английская коза…
— Кузя, так нельзя…
— Даша, так нужно…
Его рука была уже глубоко во мне, а он по-прежнему в своём кресле, зажатый рулем и каким-то там его честным словом…
— Давай нормально… — я едва дышала.
Внутри все горело, бурлило, пульсировало — и грозило взорваться… И не факт, что пальцы Кузьмы при этом не оторвёт к чертовой матери…
— Только после тебя…
Что после меня? Спросить я не успела — он снова поцеловал меня: до кровавых губ или кровавого тумана перед глазами. Вторая его рука соперничала с губами на груди. Я чувствовала холод кожзаменителя, но он не пугал, я наоборот вжималась в спинку так, что могла оставить на ней и свою кожу тоже. Руку я уже напрочь отбила о дверцу, которую по дурости захлопнула и сейчас пыталась просунуть пальцы между его ладонью и моей грудью, но он отталкивал меня с той же настойчивостью, что и прикусывал язык, или он наоборот кусался, чтобы я прекратила с ним драться… Тогда я схватилась за запястье другой руки и в этот момент могла бы вовсе остаться без языка.
— Я не остановлюсь, — прохрипел он мне в глаза, собирая языком влагу со лба. — Даже если наступит утро…
Затем снова схватил мои губы и потянул на себя, вытягивая тихий стон, а за ним ещё и ещё… Мне хотелось врезать ему коленкой, но до него я не дотянулась, потому досталось машине и мне… Но вскрикнуть я не успела. Нет, успела, но совсем не из-за коленки. Кузьма прижался ко мне лбом и слушал, слушал, слушал мое прерывистое дыхание. Я снова потянулась коленом вверх, но он убрал мою ногу от несчастной машины и прижал к креслу.
Я молчала, хотя и понимала, что должна что-то сказать, но на ум ничего не приходило… Ума вообще в тот момент не было — голова абсолютно пустая неподвижно лежала на подголовнике, а потом, как болванчик, свалилась в сторону, и губы Кузьмы приземлились на щеку.
— Спасибо, — сказала я и покраснела.
Если, конечно, могла покраснеть ещё сильней. Лицо безбожно горело, и я искала левой щекой спасительный холод чёрной кожи сиденья.
— Я-то тут при чём? — шептал мне в ухо Кузьма. — Это все ты…
— Это ослиное вино, — я повернула голову и ткнулась губами в подбородок Кузьмы. — Я вышла за вином, а нашла тебя…
— Себя, — поправил он таким же сиплым, как у меня самой, голосом. — Ты нашла себя…
— Тебя… — я ухватилась обеими руками за его влажную шею. — И хочу дальше искать…
— Не надо…
— Почему?
Моя рука скользнула под руль на топорщащиеся шорты. Он стиснул зубы, но не сумел проглотить стон.
— Оставь, там уже все мокрое… Нельзя…
— Я принесу…
— Пошли в дом.
— Нет! — Кузьма даже вздрогнул от силы моего голоса. — Здесь!
— Здесь неудобно…
— Что ж ты такую маленькую машину снял?
Он схватил меня за шею и думала придушит: губы так и растянулись в улыбке.
— Я использую машину только по назначению, — он тоже улыбался.
— В первый раз, значит, да?
— Да, Даша, да…
— У нас все с тобой в первый раз… Отпусти!
И он сменил мою шею рулем. Его сломать было куда труднее. Я рванула ручку дверцы и прижала себе палец. Черт! Да и фиг с ним. Главное, на гравии не растянуться. И проскакать до дверей в дом не ослицей, а козой, причем горной! За углом я все же сорвала скрученные трусы, но выжимать не стала, так и бросила в стиральную машину и, схватив с тумбочки в комнате Кузьмы пачку презервативов, поскакала обратно к Мерседесу.
— Нам одного хватит…
Я ему чуть не засветила коробкой между глаз. Он уже перебрался на пассажирское сиденье, оставив на водительском сиденье только… телефон. А где шорты?
Он оказался умнее меня — превратил их в подстилку. Тогда я схватилась за сарафан, но Кузьма поймал мою руку.
— Не дразни меня голой грудью. Буду как лисица с виноградом. Тебе меня не жалко?
Я помотала головой.
— Зараза! — он схватил меня за талию и затянул в машину.
Дверь мы не закрыли. Не смогли, руки были заняты другим… И губы, и ноги… Особенно ноги, они искали в крохотной машине свободное место и не находили… Тогда нам остаётся только прижаться друг к другу и попытаться снять у машины крышу…
— Ты похожа на Атланта, — Я взглянула вниз на распростертого на чёрной земле поверженного Титана. — Не урони небо, а то пришлепнет обоих.
А я его не собиралась ронять. Я поднималась по небесной лестнице — медленно, но верно, шаг за шагом, небо за небом, пока не добралась до седьмого, но на пороге испугалась, замерла. И Кузьма пришёл на помощь, стиснул мне бёдра и подтолкнул вверх, и едва тронув обжигающее седьмое небо, я кубарем покатилась вниз и рухнула, едва живая, на ходящую ходуном грудь Кузьмы, решив больше с неё не подниматься, никогда, ни за какие сокровища мира…
— Даш, если ты решила спать…
Я попыталась приподняться. Нет, это Кузьма поднял меня, чтобы избавиться от резинки… Отбив себе все локти, я умудрилась выпустить Кузьму наружу, оставшись дохлой тушкой лежать в машине.
— Выходи!
Открыв глаза, я не сразу сообразила, что за дуло на меня смотрит. Это была насадка на шланг.
— Ты рехнулся?
Я даже руки к лицу подняла и коленки к животу подтянула.
— Выходи! — Голос до жути серьезный. — Кто помидоры поливать будет? Я?
Идиот!
Впрочем, я не была уверена, что назвала Кузьму настоящим именем вслух!
Кое-как нащупав сандалии, я вылезла из машины, но протянуть руку к шлангу не успела — он выстрелил мне в живот, и пришлось отпрыгнуть в сторону.
— Совсем идиот?
У меня, кажется, получился не вопрос, а утверждение. Констатация факта!
— Даш, у тебя под ногой второй шланг! Давно ты в брызгалки играла?
Я чуть не навернулась о резиновую змею. Схватила ее и выдала ответную очередь противнику в грудь. Вода на удивление тёплая, как и ночь. Или это я горю…
— Отступай к помидорам! — скомандовал Кузьма, и я попятилась, то и дело жмурясь, хотя бил он в основном по ногам.
— Хватит! — наконец закричала я, прекратив визжать. — Помидоры побьем!
И мы остановились в позе писающих мальчиков. Помидоры были в шоке. Надеюсь, что никто из дальних соседей не услышал моих диких воплей и не вызвал полицию.
— Даш, для согрева?
Кузьма тряс бутылкой. Я кивнула. Он налил бокал до краев, а сам отхлебнул из бутылки.
— А где тост? — закричала я.
И он опустил бутылку.
— Он у нас уже традиционный. За первый раз!
Я шарахнула по бутылке бокалом, и тот разлетелся у меня в руках вдребезги, залив все вокруг вином.
— Не порезалась? — бросил бутылку Кузьма.
Я крутила в пальцах одинокую ножку.
— Кажись, нет.
— Тогда на счастье! — заключил он и протянул мне через стол руку, чтобы отвести от того места, где в темноте валялись осколки. — Утром уберём. Как всегда! — уже со смехом добавил он.
Тут только ржать и оставалось. И ещё схватить бутылку. Сколько в ней глотков? Нам хватит…
— Даш, сними с себя мокрое…
— А ты на что? — и я перекинула руку с бутылкой ему через плечо.
Кузьма ловко вывернулся и, выдрав бутылку у меня из рук, разлил оставшееся вино по новым бокалам — оказалось совсем на донышке.
— Даша…
Я мотнула головой — если замёрзну в мокром, это будет на его совести. Он понял намек и потянул бретельку с плеча, сначала пальцами, потом губами и закончил уже зубами. Издевается! Я оттолкнула дурака и скатала мокрую ткань к ногам. Он вернулся ко мне голой с бокалами.
— На брудершафт?
Он не стал спорить, и мы переплелись руками — давно нам пора бы уже познакомиться.
Вино огнём разлилось по жилам, и последние капли мы уже пили с губ, не своих… Кузя выудил из моих пальцев пустой бокал — два «на счастье» за один вечер будет перебором. Свободной рукой я вцепилась ему в волосы и притянула к себе, чтобы он не вздумал отрываться от моих губ — никогда…
— Почему сюда? — оторвалась я сама, когда Кузьма открыл дверь в свою комнату.
— В твою постель ты пускаешь меня только спать, — улыбнулся он, и через секунду мы рухнули на смятую нами вчера кровать.
Я снова потянула на нас простыню, но Кузьма прижал мою руку к матрасу.
— Я хочу тебя видеть, всю…
Он не закрыл дверь, и оттуда к нам врывался притушенный свет, точно отсвет горящих свечей. Я прижала его к себе свободной рукой, но он снова отстранился.
— Я же сказал, что хочу на тебя смотреть…
Он злит меня специально, да? И я рванула его на себя, впившись в плечи уже обеими руками. Он не сопротивлялся, а что ему могло не нравиться? Он смотрел на меня губами… А мне достаточно было чувствовать его. Руки мне не подчинялись — они сами искали и находили то, что заставляло Кузьму дрожать всем телом. Мы не говорили, мы только вздыхали, пока вопрос не встал ребром — кто идёт в машину?
— Кузя… — простонала я, и он доковылял до чемодана, куда швырнул все наши покупки из Дубровника.
Новая пачка. Жалко, что ли?
Я не помнила, сколько позвонков у человека, но решив пересчитать их губами, слишком долго нащупывала каждый и не успела добраться до шеи, когда он резко толкнул меня на подушку.
— Кузя…
— Даша…
А что хотели друг другу сказать — забыли. Или изобретали новый язык, тайный, пока непонятный даже нам самим, состоящий пока из одних лишь звуков, но пусть они скорее обретут слова, даже если эти слова будут идентичны нашим именам:
— Даша…
— Кузя…
Скорее всего я ничего не говорила… У меня не было сил даже рукой пошевелить… Две пробежки за один день… Сейчас меня тоже можно выжимать жгутом или встряхивать… Но Кузьма меня просто поднял. Зачем? Лежала ведь, никого не трогала. А ему, наверное, и захотелось — потрогать…
— Блин, я куплю ящик этого осла… — выдал он мне в ухо, а я уткнулась губами ему в плечо:
— Думаешь, у меня по-трезвому никогда не получится?
Я спросила с улыбкой, он ответил серьёзно «нет», и я напряглась. Но тут он расхохотался:
— У нас полный холодильник вина. Самолёт не взлетит! Какое по-трезвому?
Кузьма, я тебя… Но все же я опустила руку, так и не ударив…
— Ты думаешь, что будешь дрыхнуть?
Я ничего не думала — я действительно открыла глаза по первому же зову с твердым намерением встать с кровати. Глаза сами закрылись. А вдруг эти дополнительные десять минут сна самые целительные?
— Даша, если тебе нужна таблетка, то до аптеки надо добежать… Хотя, уверен, тебе поможет обычный кофе, но его тоже не подают в постель!
Да черт с ним с кофе… Главное, что не подают овсянку!
— Выпей йогурт и пошли…
Ну чего он трещит над ухом?!
Я даже уши ладонями закрыла.
— Я знаю, что тебе плохо, — присел у кровати Кузьма. — Но тут я тебе ничем не помогу. Надо выйти на воздух. Надо дойти до кофейни.
Говорит, хотя понимает, что я его не слышу. Вот не слышу и все… И он развел мои руки в разные стороны. Голова моя тут же упала ему на плечо. Он обнял меня, я его — тоже. Вот так бы поспать… Вот так я, кажется, и спала всю ночь… Надеюсь, я не пинаюсь. Не может же он из вежливости молчать!
— Даш, ну хочешь, на машине поедем?
От слова «машина» меня прошибло как электрошоком. Я вздрогнула и еще крепче прижалась к нему.
— Даш, так дело не пойдет… Ну, хочешь, я сбегаю за кофе…
— Нет, я пойду, — говорила я, продолжая сидеть на кровати, и еще сильнее вжала ему руки в спину, почувствовав его намерение встать с колен. — Сейчас, чуть-чуть, немного…
Голове не полегчало, но языку стало вкусно. Почему мы не открыли за ужином эту бутылку? На этикетке нарисован козел! Черт, мы ее не в пекарне взяли, а сегодня, то есть уже вчера, к козлиному сыру. Все козлиное оказалось вкусным…
Я сощурилась — блин, на этикетке осел! Кузька ошибся. С козлом, а не с вином. Я снова отвинтила крышку и плеснула себе в бокал ещё немного. Странно, но пить в одиночестве куда приятнее… Я прикрыла глаза и сильнее втянула ноздрями винный букет, потом сделала глоток.
— Класс… — сказала я уже в голос и улыбнулась.
А жизнь не такая и плохая. Надо прикупить с собой ослиного вина и козлиного сыра. Сообразим дома на четверых баб, а что? Неплохо, по-семейному…
Спать не хотелось, но и сидеть или лежать в кресле с ногами на столе до самого утра не хотелось тоже. Я поднялась и решила пройтись вокруг дома — фонари горят, не оступишься и…
Я выругалась. В голос или нет, не суть. Мерседес стоял с открытой дверью. Вашу ж… Сразу стало холодно, не по себе и даже страшно. Машина была закрыта, а вот дом мы оставляем почти что нараспашку. Ёлы-палы… Вино придало смелости и я решила проверить машину. Взять в ней было нечего, но могли же разбить окно, я не видела стекла вообще… Что?
Хорошо, я помнила цвет шорт, в которых был Кузьма, а то бы закричала, увидев в машине мужика. Или я не закричала, потому что стормозила… и успела увидеть, что сиденье водителя просто-напросто откинуто назад. Кузьма спал. На соседнем сиденье валялся его телефон. Что за фигня?!
Черт, я, кажется, спросила это вслух, и Кузьма открыл глаза.
— Что ты тут делаешь?
— Что я? — Просто так вишу на открытой дверце с опущенным полностью стеклом. — Что ты тут делаешь?
— У меня был рабочий звонок, — сообщил он сонно, широко зевнув. — Я орал. Боялся тебя разбудить.
Он приподнялся, схватившись за руль, и замер.
— Ты пила?
Вот же гад! И даже не принюхивался. Неужели от меня так разит?
— И тебе не стыдно?
— А тебе? — выдала я в ответ.
— У меня было вынужденное распитие спиртных напитков в гордом одиночестве. А тебе я сказал — станет скучно, буди.
— А мне не было скучно…
Я смотрела ему в глаза, чуть наклонив голову.
— А чего тогда пришла? — он смотрел исподлобья.
— Я гуляла, — почти не соврала я.
— Нагулялась?
Я промолчала, не найдя достойного ответа.
— Ложись рядом, — и он откинул спинку пассажирского сиденья. — Воздух хороший. Почти что палаточный отдых.
— Хороша палатка — Мерседес!
— Чем богаты, тем и рады. Залезаешь?
И я залезла. Рука машинально потянулась к ремню безопасности, и я засмеялась вместе с Кузьмой.
— Принести вина? — спросил он, полностью повернув ко мне голову.
Я помотала своей и почувствовала легкое головокружение.
— Я и так… Уже…
— Чего так? — не унимался он.
— Пьяная.
— Насколько?
— В плане?
— Насколько пьяная? Не знаешь?
Я молчала. Не знала, что ответить.
— Давай проверим?
И прежде чем я сообразила, о какой проверке идёт речь, он перегнулся к моему креслу и поцеловал меня. Даже так — чмокнул в губы, как в наш первый раз много-много лет тому назад и здесь, совсем уж недавно, в соленой деревне, на чужой кухне, на пороге такой же чужой спальни. И уставился мне в лицо с немым вопросом. Или он что-то сказал, просто у меня заложило уши?
— И что говорит твоя лакмусовая бумажка? — спросила я слишком громко, точно пыталась перекричать разбушевавшуюся кровь.
— Важнее, что скажет твоя…
Снова смотрит мне в глаза. Взгляд как зеркало. Я действительно увидела в нем свое отражение. Нет, блин, просто краем глаза зацепила зеркало, когда увиливала от его пронзительного взгляда. Что же он так тяжело дышит? Или это я? Да нет же, цикады… Или…
— Я могу вам чем-то помочь?
Дебильная машина! И мы оба закричали:
— Заткнись!
По-русски. Она заткнулась. Быстро учится, эта немецко-английская коза…
Глава 55 «Машина»
— Кузя, так нельзя…
— Даша, так нужно…
Его рука была уже глубоко во мне, а он по-прежнему в своём кресле, зажатый рулем и каким-то там его честным словом…
— Давай нормально… — я едва дышала.
Внутри все горело, бурлило, пульсировало — и грозило взорваться… И не факт, что пальцы Кузьмы при этом не оторвёт к чертовой матери…
— Только после тебя…
Что после меня? Спросить я не успела — он снова поцеловал меня: до кровавых губ или кровавого тумана перед глазами. Вторая его рука соперничала с губами на груди. Я чувствовала холод кожзаменителя, но он не пугал, я наоборот вжималась в спинку так, что могла оставить на ней и свою кожу тоже. Руку я уже напрочь отбила о дверцу, которую по дурости захлопнула и сейчас пыталась просунуть пальцы между его ладонью и моей грудью, но он отталкивал меня с той же настойчивостью, что и прикусывал язык, или он наоборот кусался, чтобы я прекратила с ним драться… Тогда я схватилась за запястье другой руки и в этот момент могла бы вовсе остаться без языка.
— Я не остановлюсь, — прохрипел он мне в глаза, собирая языком влагу со лба. — Даже если наступит утро…
Затем снова схватил мои губы и потянул на себя, вытягивая тихий стон, а за ним ещё и ещё… Мне хотелось врезать ему коленкой, но до него я не дотянулась, потому досталось машине и мне… Но вскрикнуть я не успела. Нет, успела, но совсем не из-за коленки. Кузьма прижался ко мне лбом и слушал, слушал, слушал мое прерывистое дыхание. Я снова потянулась коленом вверх, но он убрал мою ногу от несчастной машины и прижал к креслу.
Я молчала, хотя и понимала, что должна что-то сказать, но на ум ничего не приходило… Ума вообще в тот момент не было — голова абсолютно пустая неподвижно лежала на подголовнике, а потом, как болванчик, свалилась в сторону, и губы Кузьмы приземлились на щеку.
— Спасибо, — сказала я и покраснела.
Если, конечно, могла покраснеть ещё сильней. Лицо безбожно горело, и я искала левой щекой спасительный холод чёрной кожи сиденья.
— Я-то тут при чём? — шептал мне в ухо Кузьма. — Это все ты…
— Это ослиное вино, — я повернула голову и ткнулась губами в подбородок Кузьмы. — Я вышла за вином, а нашла тебя…
— Себя, — поправил он таким же сиплым, как у меня самой, голосом. — Ты нашла себя…
— Тебя… — я ухватилась обеими руками за его влажную шею. — И хочу дальше искать…
— Не надо…
— Почему?
Моя рука скользнула под руль на топорщащиеся шорты. Он стиснул зубы, но не сумел проглотить стон.
— Оставь, там уже все мокрое… Нельзя…
— Я принесу…
— Пошли в дом.
— Нет! — Кузьма даже вздрогнул от силы моего голоса. — Здесь!
— Здесь неудобно…
— Что ж ты такую маленькую машину снял?
Он схватил меня за шею и думала придушит: губы так и растянулись в улыбке.
— Я использую машину только по назначению, — он тоже улыбался.
— В первый раз, значит, да?
— Да, Даша, да…
— У нас все с тобой в первый раз… Отпусти!
И он сменил мою шею рулем. Его сломать было куда труднее. Я рванула ручку дверцы и прижала себе палец. Черт! Да и фиг с ним. Главное, на гравии не растянуться. И проскакать до дверей в дом не ослицей, а козой, причем горной! За углом я все же сорвала скрученные трусы, но выжимать не стала, так и бросила в стиральную машину и, схватив с тумбочки в комнате Кузьмы пачку презервативов, поскакала обратно к Мерседесу.
— Нам одного хватит…
Я ему чуть не засветила коробкой между глаз. Он уже перебрался на пассажирское сиденье, оставив на водительском сиденье только… телефон. А где шорты?
Он оказался умнее меня — превратил их в подстилку. Тогда я схватилась за сарафан, но Кузьма поймал мою руку.
— Не дразни меня голой грудью. Буду как лисица с виноградом. Тебе меня не жалко?
Я помотала головой.
— Зараза! — он схватил меня за талию и затянул в машину.
Дверь мы не закрыли. Не смогли, руки были заняты другим… И губы, и ноги… Особенно ноги, они искали в крохотной машине свободное место и не находили… Тогда нам остаётся только прижаться друг к другу и попытаться снять у машины крышу…
— Ты похожа на Атланта, — Я взглянула вниз на распростертого на чёрной земле поверженного Титана. — Не урони небо, а то пришлепнет обоих.
А я его не собиралась ронять. Я поднималась по небесной лестнице — медленно, но верно, шаг за шагом, небо за небом, пока не добралась до седьмого, но на пороге испугалась, замерла. И Кузьма пришёл на помощь, стиснул мне бёдра и подтолкнул вверх, и едва тронув обжигающее седьмое небо, я кубарем покатилась вниз и рухнула, едва живая, на ходящую ходуном грудь Кузьмы, решив больше с неё не подниматься, никогда, ни за какие сокровища мира…
— Даш, если ты решила спать…
Я попыталась приподняться. Нет, это Кузьма поднял меня, чтобы избавиться от резинки… Отбив себе все локти, я умудрилась выпустить Кузьму наружу, оставшись дохлой тушкой лежать в машине.
— Выходи!
Открыв глаза, я не сразу сообразила, что за дуло на меня смотрит. Это была насадка на шланг.
— Ты рехнулся?
Я даже руки к лицу подняла и коленки к животу подтянула.
— Выходи! — Голос до жути серьезный. — Кто помидоры поливать будет? Я?
Идиот!
Впрочем, я не была уверена, что назвала Кузьму настоящим именем вслух!
Кое-как нащупав сандалии, я вылезла из машины, но протянуть руку к шлангу не успела — он выстрелил мне в живот, и пришлось отпрыгнуть в сторону.
— Совсем идиот?
У меня, кажется, получился не вопрос, а утверждение. Констатация факта!
— Даш, у тебя под ногой второй шланг! Давно ты в брызгалки играла?
Я чуть не навернулась о резиновую змею. Схватила ее и выдала ответную очередь противнику в грудь. Вода на удивление тёплая, как и ночь. Или это я горю…
— Отступай к помидорам! — скомандовал Кузьма, и я попятилась, то и дело жмурясь, хотя бил он в основном по ногам.
— Хватит! — наконец закричала я, прекратив визжать. — Помидоры побьем!
И мы остановились в позе писающих мальчиков. Помидоры были в шоке. Надеюсь, что никто из дальних соседей не услышал моих диких воплей и не вызвал полицию.
— Даш, для согрева?
Кузьма тряс бутылкой. Я кивнула. Он налил бокал до краев, а сам отхлебнул из бутылки.
— А где тост? — закричала я.
И он опустил бутылку.
— Он у нас уже традиционный. За первый раз!
Я шарахнула по бутылке бокалом, и тот разлетелся у меня в руках вдребезги, залив все вокруг вином.
— Не порезалась? — бросил бутылку Кузьма.
Я крутила в пальцах одинокую ножку.
— Кажись, нет.
— Тогда на счастье! — заключил он и протянул мне через стол руку, чтобы отвести от того места, где в темноте валялись осколки. — Утром уберём. Как всегда! — уже со смехом добавил он.
Тут только ржать и оставалось. И ещё схватить бутылку. Сколько в ней глотков? Нам хватит…
— Даш, сними с себя мокрое…
— А ты на что? — и я перекинула руку с бутылкой ему через плечо.
Кузьма ловко вывернулся и, выдрав бутылку у меня из рук, разлил оставшееся вино по новым бокалам — оказалось совсем на донышке.
— Даша…
Я мотнула головой — если замёрзну в мокром, это будет на его совести. Он понял намек и потянул бретельку с плеча, сначала пальцами, потом губами и закончил уже зубами. Издевается! Я оттолкнула дурака и скатала мокрую ткань к ногам. Он вернулся ко мне голой с бокалами.
— На брудершафт?
Он не стал спорить, и мы переплелись руками — давно нам пора бы уже познакомиться.
Вино огнём разлилось по жилам, и последние капли мы уже пили с губ, не своих… Кузя выудил из моих пальцев пустой бокал — два «на счастье» за один вечер будет перебором. Свободной рукой я вцепилась ему в волосы и притянула к себе, чтобы он не вздумал отрываться от моих губ — никогда…
— Почему сюда? — оторвалась я сама, когда Кузьма открыл дверь в свою комнату.
— В твою постель ты пускаешь меня только спать, — улыбнулся он, и через секунду мы рухнули на смятую нами вчера кровать.
Я снова потянула на нас простыню, но Кузьма прижал мою руку к матрасу.
— Я хочу тебя видеть, всю…
Он не закрыл дверь, и оттуда к нам врывался притушенный свет, точно отсвет горящих свечей. Я прижала его к себе свободной рукой, но он снова отстранился.
— Я же сказал, что хочу на тебя смотреть…
Он злит меня специально, да? И я рванула его на себя, впившись в плечи уже обеими руками. Он не сопротивлялся, а что ему могло не нравиться? Он смотрел на меня губами… А мне достаточно было чувствовать его. Руки мне не подчинялись — они сами искали и находили то, что заставляло Кузьму дрожать всем телом. Мы не говорили, мы только вздыхали, пока вопрос не встал ребром — кто идёт в машину?
— Кузя… — простонала я, и он доковылял до чемодана, куда швырнул все наши покупки из Дубровника.
Новая пачка. Жалко, что ли?
Я не помнила, сколько позвонков у человека, но решив пересчитать их губами, слишком долго нащупывала каждый и не успела добраться до шеи, когда он резко толкнул меня на подушку.
— Кузя…
— Даша…
А что хотели друг другу сказать — забыли. Или изобретали новый язык, тайный, пока непонятный даже нам самим, состоящий пока из одних лишь звуков, но пусть они скорее обретут слова, даже если эти слова будут идентичны нашим именам:
— Даша…
— Кузя…
Скорее всего я ничего не говорила… У меня не было сил даже рукой пошевелить… Две пробежки за один день… Сейчас меня тоже можно выжимать жгутом или встряхивать… Но Кузьма меня просто поднял. Зачем? Лежала ведь, никого не трогала. А ему, наверное, и захотелось — потрогать…
— Блин, я куплю ящик этого осла… — выдал он мне в ухо, а я уткнулась губами ему в плечо:
— Думаешь, у меня по-трезвому никогда не получится?
Я спросила с улыбкой, он ответил серьёзно «нет», и я напряглась. Но тут он расхохотался:
— У нас полный холодильник вина. Самолёт не взлетит! Какое по-трезвому?
Кузьма, я тебя… Но все же я опустила руку, так и не ударив…
Глава 56 "Похмелье"
— Ты думаешь, что будешь дрыхнуть?
Я ничего не думала — я действительно открыла глаза по первому же зову с твердым намерением встать с кровати. Глаза сами закрылись. А вдруг эти дополнительные десять минут сна самые целительные?
— Даша, если тебе нужна таблетка, то до аптеки надо добежать… Хотя, уверен, тебе поможет обычный кофе, но его тоже не подают в постель!
Да черт с ним с кофе… Главное, что не подают овсянку!
— Выпей йогурт и пошли…
Ну чего он трещит над ухом?!
Я даже уши ладонями закрыла.
— Я знаю, что тебе плохо, — присел у кровати Кузьма. — Но тут я тебе ничем не помогу. Надо выйти на воздух. Надо дойти до кофейни.
Говорит, хотя понимает, что я его не слышу. Вот не слышу и все… И он развел мои руки в разные стороны. Голова моя тут же упала ему на плечо. Он обнял меня, я его — тоже. Вот так бы поспать… Вот так я, кажется, и спала всю ночь… Надеюсь, я не пинаюсь. Не может же он из вежливости молчать!
— Даш, ну хочешь, на машине поедем?
От слова «машина» меня прошибло как электрошоком. Я вздрогнула и еще крепче прижалась к нему.
— Даш, так дело не пойдет… Ну, хочешь, я сбегаю за кофе…
— Нет, я пойду, — говорила я, продолжая сидеть на кровати, и еще сильнее вжала ему руки в спину, почувствовав его намерение встать с колен. — Сейчас, чуть-чуть, немного…
