Тем не менее, была одна вещь, в которой я разобралась окончательно, и чувствовала себя обязанной кое-что в этой связи предпринять.
- Понимаешь, Гильад…
Мы с воином сидели на скамье в парке. Он устроился совсем близко ко мне, и пальцы его коснулись моей щеки. Плавно скользнули по коже нездорового цвета на некрасивом лице.
- Мне очень жаль, но…
Каждое слово приходилось вытаскивать из себя клещами; внутренности давно сжались в тугой комок.
Рука Гильада остановилась. Он отстранился от моей кожи, вопросительно заглянул в глаза.
- Видишь ли… Я очень долго думала об этом и пришла к такому выводу… В общем, я боюсь, что мы можем только остаться друзьями. Ничего другого не получится. Словом, ну, видимо, это просто не для меня.
Его лицо как-то сразу окаменело. Просто лишилось какого бы то ни было выражения, застыв неживой маской. Видимо, несмотря на терзавшие меня муки совести, слова прозвучали уверенно, потому что спорить и переубеждать меня он даже не попытался.
Заготовленные заранее речи о том, что он ещё встретит… и в жизни всё ещё сложится… примерзли к языку. Что такого я могла сказать, чего он ещё не слышал или не мог бы сформулировать сам, ровно с тем же успехом? Это про выживание с уродливым лицом я была способна что-то объяснить, даже чему-то научить, поделившись опытом. А счастливая жизнь… Что я, собственно, про неё знаю?
Как так получилось, что непродолжительный разговор на мосту довёл нас до этого момента? Я ведь не имела в виду ничего подобного…
Осторожно встав со скамейки, я невнятно пробормотала пару предложений о том, что мне надо идти, и что я буду рада продолжению дружбы. И поспешила прочь из парка под укоризненными взглядами голубей, так и не получивших, против обыкновения, ничего вкусненького. Состояние было самым что ни на есть отвратительным. Самооценка опустилась ниже всех возможных отметок. Но, парадоксальным образом, я продолжала ощущать, что совершила правильный поступок. Хотя, возможно, способ выбрала неправильный. Знать бы ещё, какой подошёл бы больше. Но, увы, у меня не было ни малейшего опыта в подобных вещах.
Брик с самого утра уехал: отправился телепортом в столицу, чтобы уладить там какие-то дела, связанные с очередной выставкой. Причём ворчал по этому поводу ещё со вчерашнего вечера; всё, что вынужденно отвлекало от творческого процесса, выводило его из себя.
Я работала в мастерской, потихоньку, неспешно, заканчивая свои дела. Уйти сегодня собиралась пораньше – ясное дело, с разрешения работодателя.
Те двое появились в мастерской внезапно: перелезли через ограду, обошли дом и разбили одно из высоких окон. Просто мгновение назад я работала в одиночестве, затем раздался дикий звон, в комнату полетели осколки стекла… И я вдруг оказалась в обществе двоих мужчин, очень смутно знакомых внешне. Потребовалось некоторое время, прежде чем я вспомнила, что видела их в обществе Гильада. И в первый раз, если память мне не изменяла, в тот самый день, когда он подрался в таверне.
- А вот и она.
Один из них, тот, что был повыше, нарочито лениво разглядывал меня, небрежно опираясь рукой о дверной косяк.
- Та самая стерва, - подтвердил второй, потихоньку подходя поближе.
Страх (в том, что эти двое настроены крайне агрессивно, сомнений не возникало) пересилил недоумение. Я настороженно наблюдала за каждым движением незваных гостей.
- Которая позволила себе бросить королевского офицера, - добавил первый, также шагнув в моём направлении.
Вот оно. Стало быть, речь действительно идёт о Гильаде. Неужели он их подослал мне в отместку? Взгляд невольно скользнул в сторону разбитого окна: не покажется ли там мой недавний молодой человек? Но нет, там никого не было. И вряд ли мне стоило испытывать в связи с этим чувство облегчения. Скорее наоборот, впору было начать паниковать.
Именно так я и поступила, обнаружив, что, пока оглядывалась, мужчины начали приближаться. Не прямиком, а обходя меня кругами, но этот манёвр нисколько не обманывал. Да и круги быстро сужались.
- Ну что, шлюшка?
Было совершенно не ясно, чем я заслужила такое обращение, но для возмущения момент подобрался неподходящий. Я постепенно отступала, пытаясь себя обезопасить, но единственное, чего мне удалось таким образом добиться, - это добраться до стены и прижаться к ней спиной.
- Думаешь, можешь так просто взять и кинуть одного из нас?
- Оманова подстилка!
- Сейчас мы тебе покажем, чем чревато неуважение к воину.
Эти слова первый произнёс, подойдя ко мне вплотную. Стремясь отстраниться, я подняла голову и прижалась ею к стене. Офицер, защищающий честь мундира, навис надо мной, и его горячее дыхание неприятно обожгло кожу.
- Надолго запомнишь! – с сальной ухмылкой пообещал второй.
Понимая, что времени у меня практически не осталось, я попыталась использовать преимущество внезапности. Резко толкнув первого, метнулась к двери. Но мне не удалось пробежать и пяти ярдов. Первый схватил меня сзади, обвив рукой в районе груди. Рука почти сразу съехала вверх, болезненно придавив шею. Второй, быстро нагнувшись, вцепился в мои ноги.
Я попыталась закричать, но из зажатого горла вырвался скорее хрип. Рывок второго, и туфли оторвались от пола. Я бы упала, если бы меня не удерживал первый, но испытывать к нему чувство благодарности точно не стоило; уж лучше бы я больно ударилась спиной об пол. Теперь же меня уложили на разлетевшиеся листы белой неиспользованной бумаги, сразу же придавив сверху, так, что я почти не могла пошевелиться. Горло отпустили, и я закричала, но толку в пустом доме от этого не было никакого.
Я боролась, но моих мучителей это только раззадоривало. Первый прижимал к полу мои плечи, а потом и вовсе придавил одну руку коленом и принялся щупать освободившимися пальцами грудь. Второй задрал юбку. Я плотно сдвинула ноги, но он силой развёл их, встал между ними на колени и принялся расстёгивать ремень своих брюк.
Я кричала, вопила, надрывая горло, уже не для того, чтобы позвать на помощь, а просто от безысходности. В голове прокрутилась мысль – неужели это впервые произойдёт вот так? – и следом за ней пришло понимание: да, именно так всё и произойдёт, можно уже смириться с этим как со сложившимся фактом. Но это не служило поводом сдаваться, и я боролась, как только могла, отчаянно и тщетно.
Я даже не видела, закончил ли второй расстёгивать брюки: первый придавил сильнее, и теперь перед глазами была лишь часть его лица, да потолок, слишком далёкий и недосягаемый, чтобы служить хоть какой-то защитой. Лишённая обзора, я не знала, в какую секунду всё начнётся, и пыталась морально приготовиться к тому, готовой к чему быть в принципе невозможно.
Но, вопреки моей уверенности, ничего не произошло. Всё прекратилось совершенно неожиданно, правда, лишь для того, чтобы мир снова сошёл с ума, на сей раз иным образом.
Сначала я почувствовала, как ноги внезапно освободились. Почти сразу же поблизости раздался грохот. Ещё секунда – и мои плечи тоже отпустили. Быстро приподнявшись (голова тут же закружилась, но я постаралась не придавать этому значения), я обнаружила второго лежащим у стены. Глаза его были закрыты, сверху валялись листы бумаги и пара кистей, рядом лежал перевёрнутый мольберт. В пол постепенно впитывались разлившиеся краски.
Следующим, кого я увидела, подняв глаза, был Брик. Глаза омана пылали таким гневом, что я, поёжившись, отползла чуть-чуть назад, словно была хоть в чём-то виновата. Волосы художника растрепались, сюртук съехал набок, один из рукавов задрался.
Статичной картинка оставалась недолго. Брик схватил подвернувшийся под руку стул, легко, будто речь шла об очередном листе бумаги, приподнял его за спинку, и швырнул почти в мою сторону, но немного в бок. Обернувшись, я осознала, что туда отскочил первый приятель Гильада. Теперь он отбил метко брошенный предмет мебели руками и метнулся в сторону ближайшего мольберта. Оман, совершенно не похожий сейчас на омана, со звериным рыком бросился следом. Я спешно подобрала ноги, освобождая ему дорогу, а заодно принимая хоть немного более пристойный вид.
Нагнать воина оказалось для Брика вопросом пары секунд. С лёгкостью увернулся от удара, будто и не пытался драчун со стажем впечатать его в стену. И выверенным движением, явно давшимся ему столь же легко, сбил незваного гостя с ног. Как ему это удаётся? Откуда такие навыки? Он же оман, с головой погружённый в мир собственного творчества! Он вообще ничего не должен стоить в стычке. По всем законам здравого смысла он должен был рухнуть на пол в первый же момент столкновения с противником. Но, видимо, здравый смысл давно уже остался не у дел вместе со всеми своими законами, ибо на пол полетел вовсе не художник.
Однако это омана не удовлетворило. С прежним звериным выражением лица он схватил упавшего за грудки, приподнял, обвёл ближайшую часть мастерской ничего не видящим взглядом. Вернее, это мне казалось, что взгляд невидящий, но Брик вдруг прищурился, словно заметил нечто, подавшее ему идею. Затем, поудобнее перехватив как следует приложившегося головой противника, закинул его в ближайшую картину.
Несмотря на то, что мужчины на несколько мгновений закрыли обзор, я точно помнила, что на ней изображено. Раскидистые клёны с широкими стволами и листьями, раскрашенными в осенние цвета. Листьями, среди которых нельзя было найти двух одинаковых. А небо хмурилось серыми облаками, плавно переходящими в огромные тучи…
Брошенный на нарисованную траву военный приподнялся на корточках, а Брик, движимый всё тем же порывом ярости, схватил кисть и, щедро вымочив её в баночке с чёрной краской, принялся целеустремлённо водить ею по картине. Приятель Гильада застыл, с ужасом наблюдая за действиями омана, в то время как картина постепенно исчезала в закрашивавшей её сверху вниз черноте.
Что станет с человеком, вот так запертым в уничтоженном оманом пейзаже? Исчезнет ли он в тот момент, когда перестанут существовать столь реалистично изображённые клёны? Или продолжит существовать где-то там, за чёрной стеной, столь же ощутимой, сколь и шершавая поверхность древесных стволов? Запертый навеки в крохотном мирке, размерами уступающем даже нашей просторной мастерской?
- Нет!!!
Я буквально повисла у Брика на предплечье, вынуждая его отвести кисть от закрашенной наполовину картины. Облаков уже не осталось, и верхушки клёнов навсегда скрылись за непроглядной темнотой.
Рука художника опустилась под моим напором, и между двумя деревьями пробежала до нижней границы пейзажа тонкая неровная полоса.
- Не надо! – воскликнула я, когда подёрнутый дымкой гнева взгляд устремился на моё лицо. – Пусть стражи с ними разбираются. Не надо…так…
Тяжело дыша, Брик медленно отложил кисть. Сидевший в картине даже не попытался бежать, лишь судорожно всхлипнул, поняв, что доводить начатое до конца всё же не будут. Художник схватил его за руку и грубо выдернул обратно в мастерскую. Из-за перечеркнувшей работу полоски это оказалось не так просто, но вскоре воин всё-таки оказался на полу. Особенно не раздумывая, оман вырубил его резким и точным ударом. На несколько минут вышел из комнаты, вернулся с верёвкой и, крепко связав пленного, коротко бросил:
- Отправлю послание Алону.
После чего снова покинул мастерскую.
Не отрывая взгляда от бесчувственно лежащего воина, я осторожно встала и привела свою одежду в порядок. Она, конечно, успела помяться, да и наверняка успевшие проявиться синяки меня не красили, но всё это было не трагично. Пленник не приходил в себя, и я переключила внимание на обстановку. Вскоре даже перестала каждую секунду, вздрагивая, возвращаться к нему взглядом. Его сообщник давно уже сбежал, вовремя почувствовав, что пахнет жареным, но теперь определить его личность будет совсем не трудно. Особенно учитывая, что за дело, судя по всему, возьмётся Алон.
Не знаю, каким именно образом Брик передал судье информацию, но возвратился он скоро. Окинул хмурым, но уже не безумно-яростным, взглядом перевёрнутую вверх дном мастерскую, после чего негромко спросил:
- Почему ты за него вступилась?
И чувствовалась в этом вопросе какая-то укоризна, даже обвинение, будто оман видел во мне сейчас человека, идущего навстречу собственному мучителю, и в высшей степени не одобрял такого подхода. Я невесело ухмыльнулась.
- Я вступилась не за него, а за вас.
- Что?
Брик вопросительно вскинул бровь, совершенно не понимая, что я хочу этим сказать.
- Не думаю, что вы когда-нибудь убивали человека таким способом, - серьёзно сказала я. Ещё пару часов назад я бы, наверное, могла закончить это предложение на слове «человека». Но теперь, после того, что увидела здесь, в мастерской, уже не была в этом уверена. – Ваши картины, мастер, - светлые, дарящие надежду, наполненные красотой и спокойствием, даже если на них изображена дождливая осень. А что бы было, если бы одна из них вот так превратилась в тюрьму и плаху? Смогли бы вы потом творить, как прежде?
От прищуренных глаз побежали к вискам тоненькие морщинки. Потом он кивнул, то ли соглашаясь с моими словами, то ли, как минимум, их принимая. Ещё раз оглядел мастерскую, прошёлся туда-сюда, приблизился к окну. Какое-то время будто всматривался во что-то, мне даже подумалось, не нашёл ли оман вдохновение для новой картины. Не самый подходящий момент, конечно, но кто их, художников, разберёт?
А Брик развернулся, и решимость, сквозившая сейчас в его движениях, нашла отражение также и в выражении лица.
- Ну всё, - твёрдо заявил он. – Мне это надоело.
«Сейчас уволит», - промелькнуло в мозгу, но отчего-то эдак отстранённо.
- Добром это не кончится, - продолжал между тем оман. – В этой захолустной Аяре от тебя так просто не отстанут. Всегда будет не одно, так другое. Поэтому мы переезжаем.
Замена ожидаемого «расстаёмся» на туманное «переезжаем» ненадолго ввела меня в состояние ступора. Пора уже привыкнуть, что именно к такой реакции приводят меня некоторые высказывания Итая.
- Два вопроса, - пробормотала я, всё ещё тяжело дыша. По-прежнему давало о себе знать безумие предшествовавшего часа. – Куда переезжают. И кто именно.
- Мы с тобой, - внятно сказал Брик, недвусмысленно давая понять, что иной интерпретации у его слов и не было. – Переезжаем в Ирбир. Хватит, слишком долго я оттягивал. Меня всеми силами пытались перетащить в столицу уже года, наверное, три. Я же окопался здесь и всё никак не хотел сниматься с места. Думаю, время пришло.
- Кто пытался перетащить?
Снова я спрашиваю о чём-то не том, не главном, но, кажется, и к этой особенности наших разговоров пора уже привыкать.
К счастью, Брик и не подумал возмущаться тем, что ассистентка лезет не в своё дело.
- Да все кому не лень, - фыркнул он. – Тот же Алон (что-то его кстати долго нет), некоторые знатные клиенты, включая герцога, или вот, например, Нирит – ты же её помнишь? Ну вот, все в один голос, - продолжил он, получив утвердительный кивок с моей стороны. - Дескать, там культурная столица, там выставки, клиенты, аукционы (делать мне больше нечего, кроме как в них участвовать). По мне, так здесь тише, спокойнее, меньше суматохи и потому больше времени на работу. Но как выясняется…
- …с тишиной и спокойствием местные жители подкачали, - подхватил, входя в мастерскую, Алон.
- Понимаешь, Гильад…
Мы с воином сидели на скамье в парке. Он устроился совсем близко ко мне, и пальцы его коснулись моей щеки. Плавно скользнули по коже нездорового цвета на некрасивом лице.
- Мне очень жаль, но…
Каждое слово приходилось вытаскивать из себя клещами; внутренности давно сжались в тугой комок.
Рука Гильада остановилась. Он отстранился от моей кожи, вопросительно заглянул в глаза.
- Видишь ли… Я очень долго думала об этом и пришла к такому выводу… В общем, я боюсь, что мы можем только остаться друзьями. Ничего другого не получится. Словом, ну, видимо, это просто не для меня.
Его лицо как-то сразу окаменело. Просто лишилось какого бы то ни было выражения, застыв неживой маской. Видимо, несмотря на терзавшие меня муки совести, слова прозвучали уверенно, потому что спорить и переубеждать меня он даже не попытался.
Заготовленные заранее речи о том, что он ещё встретит… и в жизни всё ещё сложится… примерзли к языку. Что такого я могла сказать, чего он ещё не слышал или не мог бы сформулировать сам, ровно с тем же успехом? Это про выживание с уродливым лицом я была способна что-то объяснить, даже чему-то научить, поделившись опытом. А счастливая жизнь… Что я, собственно, про неё знаю?
Как так получилось, что непродолжительный разговор на мосту довёл нас до этого момента? Я ведь не имела в виду ничего подобного…
Осторожно встав со скамейки, я невнятно пробормотала пару предложений о том, что мне надо идти, и что я буду рада продолжению дружбы. И поспешила прочь из парка под укоризненными взглядами голубей, так и не получивших, против обыкновения, ничего вкусненького. Состояние было самым что ни на есть отвратительным. Самооценка опустилась ниже всех возможных отметок. Но, парадоксальным образом, я продолжала ощущать, что совершила правильный поступок. Хотя, возможно, способ выбрала неправильный. Знать бы ещё, какой подошёл бы больше. Но, увы, у меня не было ни малейшего опыта в подобных вещах.
Брик с самого утра уехал: отправился телепортом в столицу, чтобы уладить там какие-то дела, связанные с очередной выставкой. Причём ворчал по этому поводу ещё со вчерашнего вечера; всё, что вынужденно отвлекало от творческого процесса, выводило его из себя.
Я работала в мастерской, потихоньку, неспешно, заканчивая свои дела. Уйти сегодня собиралась пораньше – ясное дело, с разрешения работодателя.
Те двое появились в мастерской внезапно: перелезли через ограду, обошли дом и разбили одно из высоких окон. Просто мгновение назад я работала в одиночестве, затем раздался дикий звон, в комнату полетели осколки стекла… И я вдруг оказалась в обществе двоих мужчин, очень смутно знакомых внешне. Потребовалось некоторое время, прежде чем я вспомнила, что видела их в обществе Гильада. И в первый раз, если память мне не изменяла, в тот самый день, когда он подрался в таверне.
- А вот и она.
Один из них, тот, что был повыше, нарочито лениво разглядывал меня, небрежно опираясь рукой о дверной косяк.
- Та самая стерва, - подтвердил второй, потихоньку подходя поближе.
Страх (в том, что эти двое настроены крайне агрессивно, сомнений не возникало) пересилил недоумение. Я настороженно наблюдала за каждым движением незваных гостей.
- Которая позволила себе бросить королевского офицера, - добавил первый, также шагнув в моём направлении.
Вот оно. Стало быть, речь действительно идёт о Гильаде. Неужели он их подослал мне в отместку? Взгляд невольно скользнул в сторону разбитого окна: не покажется ли там мой недавний молодой человек? Но нет, там никого не было. И вряд ли мне стоило испытывать в связи с этим чувство облегчения. Скорее наоборот, впору было начать паниковать.
Именно так я и поступила, обнаружив, что, пока оглядывалась, мужчины начали приближаться. Не прямиком, а обходя меня кругами, но этот манёвр нисколько не обманывал. Да и круги быстро сужались.
- Ну что, шлюшка?
Было совершенно не ясно, чем я заслужила такое обращение, но для возмущения момент подобрался неподходящий. Я постепенно отступала, пытаясь себя обезопасить, но единственное, чего мне удалось таким образом добиться, - это добраться до стены и прижаться к ней спиной.
- Думаешь, можешь так просто взять и кинуть одного из нас?
- Оманова подстилка!
- Сейчас мы тебе покажем, чем чревато неуважение к воину.
Эти слова первый произнёс, подойдя ко мне вплотную. Стремясь отстраниться, я подняла голову и прижалась ею к стене. Офицер, защищающий честь мундира, навис надо мной, и его горячее дыхание неприятно обожгло кожу.
- Надолго запомнишь! – с сальной ухмылкой пообещал второй.
Понимая, что времени у меня практически не осталось, я попыталась использовать преимущество внезапности. Резко толкнув первого, метнулась к двери. Но мне не удалось пробежать и пяти ярдов. Первый схватил меня сзади, обвив рукой в районе груди. Рука почти сразу съехала вверх, болезненно придавив шею. Второй, быстро нагнувшись, вцепился в мои ноги.
Я попыталась закричать, но из зажатого горла вырвался скорее хрип. Рывок второго, и туфли оторвались от пола. Я бы упала, если бы меня не удерживал первый, но испытывать к нему чувство благодарности точно не стоило; уж лучше бы я больно ударилась спиной об пол. Теперь же меня уложили на разлетевшиеся листы белой неиспользованной бумаги, сразу же придавив сверху, так, что я почти не могла пошевелиться. Горло отпустили, и я закричала, но толку в пустом доме от этого не было никакого.
Я боролась, но моих мучителей это только раззадоривало. Первый прижимал к полу мои плечи, а потом и вовсе придавил одну руку коленом и принялся щупать освободившимися пальцами грудь. Второй задрал юбку. Я плотно сдвинула ноги, но он силой развёл их, встал между ними на колени и принялся расстёгивать ремень своих брюк.
Я кричала, вопила, надрывая горло, уже не для того, чтобы позвать на помощь, а просто от безысходности. В голове прокрутилась мысль – неужели это впервые произойдёт вот так? – и следом за ней пришло понимание: да, именно так всё и произойдёт, можно уже смириться с этим как со сложившимся фактом. Но это не служило поводом сдаваться, и я боролась, как только могла, отчаянно и тщетно.
Я даже не видела, закончил ли второй расстёгивать брюки: первый придавил сильнее, и теперь перед глазами была лишь часть его лица, да потолок, слишком далёкий и недосягаемый, чтобы служить хоть какой-то защитой. Лишённая обзора, я не знала, в какую секунду всё начнётся, и пыталась морально приготовиться к тому, готовой к чему быть в принципе невозможно.
Но, вопреки моей уверенности, ничего не произошло. Всё прекратилось совершенно неожиданно, правда, лишь для того, чтобы мир снова сошёл с ума, на сей раз иным образом.
Сначала я почувствовала, как ноги внезапно освободились. Почти сразу же поблизости раздался грохот. Ещё секунда – и мои плечи тоже отпустили. Быстро приподнявшись (голова тут же закружилась, но я постаралась не придавать этому значения), я обнаружила второго лежащим у стены. Глаза его были закрыты, сверху валялись листы бумаги и пара кистей, рядом лежал перевёрнутый мольберт. В пол постепенно впитывались разлившиеся краски.
Следующим, кого я увидела, подняв глаза, был Брик. Глаза омана пылали таким гневом, что я, поёжившись, отползла чуть-чуть назад, словно была хоть в чём-то виновата. Волосы художника растрепались, сюртук съехал набок, один из рукавов задрался.
Статичной картинка оставалась недолго. Брик схватил подвернувшийся под руку стул, легко, будто речь шла об очередном листе бумаги, приподнял его за спинку, и швырнул почти в мою сторону, но немного в бок. Обернувшись, я осознала, что туда отскочил первый приятель Гильада. Теперь он отбил метко брошенный предмет мебели руками и метнулся в сторону ближайшего мольберта. Оман, совершенно не похожий сейчас на омана, со звериным рыком бросился следом. Я спешно подобрала ноги, освобождая ему дорогу, а заодно принимая хоть немного более пристойный вид.
Нагнать воина оказалось для Брика вопросом пары секунд. С лёгкостью увернулся от удара, будто и не пытался драчун со стажем впечатать его в стену. И выверенным движением, явно давшимся ему столь же легко, сбил незваного гостя с ног. Как ему это удаётся? Откуда такие навыки? Он же оман, с головой погружённый в мир собственного творчества! Он вообще ничего не должен стоить в стычке. По всем законам здравого смысла он должен был рухнуть на пол в первый же момент столкновения с противником. Но, видимо, здравый смысл давно уже остался не у дел вместе со всеми своими законами, ибо на пол полетел вовсе не художник.
Однако это омана не удовлетворило. С прежним звериным выражением лица он схватил упавшего за грудки, приподнял, обвёл ближайшую часть мастерской ничего не видящим взглядом. Вернее, это мне казалось, что взгляд невидящий, но Брик вдруг прищурился, словно заметил нечто, подавшее ему идею. Затем, поудобнее перехватив как следует приложившегося головой противника, закинул его в ближайшую картину.
Несмотря на то, что мужчины на несколько мгновений закрыли обзор, я точно помнила, что на ней изображено. Раскидистые клёны с широкими стволами и листьями, раскрашенными в осенние цвета. Листьями, среди которых нельзя было найти двух одинаковых. А небо хмурилось серыми облаками, плавно переходящими в огромные тучи…
Брошенный на нарисованную траву военный приподнялся на корточках, а Брик, движимый всё тем же порывом ярости, схватил кисть и, щедро вымочив её в баночке с чёрной краской, принялся целеустремлённо водить ею по картине. Приятель Гильада застыл, с ужасом наблюдая за действиями омана, в то время как картина постепенно исчезала в закрашивавшей её сверху вниз черноте.
Что станет с человеком, вот так запертым в уничтоженном оманом пейзаже? Исчезнет ли он в тот момент, когда перестанут существовать столь реалистично изображённые клёны? Или продолжит существовать где-то там, за чёрной стеной, столь же ощутимой, сколь и шершавая поверхность древесных стволов? Запертый навеки в крохотном мирке, размерами уступающем даже нашей просторной мастерской?
- Нет!!!
Я буквально повисла у Брика на предплечье, вынуждая его отвести кисть от закрашенной наполовину картины. Облаков уже не осталось, и верхушки клёнов навсегда скрылись за непроглядной темнотой.
Рука художника опустилась под моим напором, и между двумя деревьями пробежала до нижней границы пейзажа тонкая неровная полоса.
- Не надо! – воскликнула я, когда подёрнутый дымкой гнева взгляд устремился на моё лицо. – Пусть стражи с ними разбираются. Не надо…так…
Тяжело дыша, Брик медленно отложил кисть. Сидевший в картине даже не попытался бежать, лишь судорожно всхлипнул, поняв, что доводить начатое до конца всё же не будут. Художник схватил его за руку и грубо выдернул обратно в мастерскую. Из-за перечеркнувшей работу полоски это оказалось не так просто, но вскоре воин всё-таки оказался на полу. Особенно не раздумывая, оман вырубил его резким и точным ударом. На несколько минут вышел из комнаты, вернулся с верёвкой и, крепко связав пленного, коротко бросил:
- Отправлю послание Алону.
После чего снова покинул мастерскую.
Не отрывая взгляда от бесчувственно лежащего воина, я осторожно встала и привела свою одежду в порядок. Она, конечно, успела помяться, да и наверняка успевшие проявиться синяки меня не красили, но всё это было не трагично. Пленник не приходил в себя, и я переключила внимание на обстановку. Вскоре даже перестала каждую секунду, вздрагивая, возвращаться к нему взглядом. Его сообщник давно уже сбежал, вовремя почувствовав, что пахнет жареным, но теперь определить его личность будет совсем не трудно. Особенно учитывая, что за дело, судя по всему, возьмётся Алон.
Не знаю, каким именно образом Брик передал судье информацию, но возвратился он скоро. Окинул хмурым, но уже не безумно-яростным, взглядом перевёрнутую вверх дном мастерскую, после чего негромко спросил:
- Почему ты за него вступилась?
И чувствовалась в этом вопросе какая-то укоризна, даже обвинение, будто оман видел во мне сейчас человека, идущего навстречу собственному мучителю, и в высшей степени не одобрял такого подхода. Я невесело ухмыльнулась.
- Я вступилась не за него, а за вас.
- Что?
Брик вопросительно вскинул бровь, совершенно не понимая, что я хочу этим сказать.
- Не думаю, что вы когда-нибудь убивали человека таким способом, - серьёзно сказала я. Ещё пару часов назад я бы, наверное, могла закончить это предложение на слове «человека». Но теперь, после того, что увидела здесь, в мастерской, уже не была в этом уверена. – Ваши картины, мастер, - светлые, дарящие надежду, наполненные красотой и спокойствием, даже если на них изображена дождливая осень. А что бы было, если бы одна из них вот так превратилась в тюрьму и плаху? Смогли бы вы потом творить, как прежде?
От прищуренных глаз побежали к вискам тоненькие морщинки. Потом он кивнул, то ли соглашаясь с моими словами, то ли, как минимум, их принимая. Ещё раз оглядел мастерскую, прошёлся туда-сюда, приблизился к окну. Какое-то время будто всматривался во что-то, мне даже подумалось, не нашёл ли оман вдохновение для новой картины. Не самый подходящий момент, конечно, но кто их, художников, разберёт?
А Брик развернулся, и решимость, сквозившая сейчас в его движениях, нашла отражение также и в выражении лица.
- Ну всё, - твёрдо заявил он. – Мне это надоело.
«Сейчас уволит», - промелькнуло в мозгу, но отчего-то эдак отстранённо.
- Добром это не кончится, - продолжал между тем оман. – В этой захолустной Аяре от тебя так просто не отстанут. Всегда будет не одно, так другое. Поэтому мы переезжаем.
Замена ожидаемого «расстаёмся» на туманное «переезжаем» ненадолго ввела меня в состояние ступора. Пора уже привыкнуть, что именно к такой реакции приводят меня некоторые высказывания Итая.
- Два вопроса, - пробормотала я, всё ещё тяжело дыша. По-прежнему давало о себе знать безумие предшествовавшего часа. – Куда переезжают. И кто именно.
- Мы с тобой, - внятно сказал Брик, недвусмысленно давая понять, что иной интерпретации у его слов и не было. – Переезжаем в Ирбир. Хватит, слишком долго я оттягивал. Меня всеми силами пытались перетащить в столицу уже года, наверное, три. Я же окопался здесь и всё никак не хотел сниматься с места. Думаю, время пришло.
- Кто пытался перетащить?
Снова я спрашиваю о чём-то не том, не главном, но, кажется, и к этой особенности наших разговоров пора уже привыкать.
К счастью, Брик и не подумал возмущаться тем, что ассистентка лезет не в своё дело.
- Да все кому не лень, - фыркнул он. – Тот же Алон (что-то его кстати долго нет), некоторые знатные клиенты, включая герцога, или вот, например, Нирит – ты же её помнишь? Ну вот, все в один голос, - продолжил он, получив утвердительный кивок с моей стороны. - Дескать, там культурная столица, там выставки, клиенты, аукционы (делать мне больше нечего, кроме как в них участвовать). По мне, так здесь тише, спокойнее, меньше суматохи и потому больше времени на работу. Но как выясняется…
- …с тишиной и спокойствием местные жители подкачали, - подхватил, входя в мастерскую, Алон.
