Андрей отстранённо взглянул на неё, отметив себе маленькие морщинки под глазами и растёкшуюся алую помаду на губах. Кажется, она совмещает должности кадровика и бухгалтера.
— Мы вынуждены увольнять людей, это никак не связано с вами лично, понимаете?
«Чёрта с два,— подумалось злое.— Тебе каждый второй жаловался…».
Про слухи и пересуды вокруг своей персоны Андрей тоже был в курсе. За спиной шептались, брезгливо прикрывали лица, а кто-то и не скрываясь распахивал окна, когда он заходил в проектный отдел. Но отчего-то было безразлично. Всё равно он хотел бросать эту работу. Теперь она ни к чему. Хватит и малого.
— Напишите, пожалуйста, заявление,— многозначительно подняв бровь попросила менеджер,— по собственному…
— Почему? — дерзко спросил Андрей, поднимая голову.
— Ну вы же понимаете,— женщина передвинула несколько листков на столе,— В стране кризис. Компания в этом году не получит обычный объём финансирования. Директор принял решение в первую очередь сократить конструкторское бюро. Вы к станку не встанете, ведь так?
— А вдруг? — осклабился Андрей, подаваясь вперёд. Она так боится сказать важное; должна, но боится.
— Андрей Васильевич, решение принято. Само собой, все выходные выплаты получите. Я понимаю: у вас горе, но это же не повод…— набрав воздуха в грудь, выдала женщина,— ну… так… Это был трудный выбор. Мне очень жаль,— добавила она тихо.
— Не повод,— эхом ответил Андрей, вдруг теряя всякую волю,— каким числом писать?
— Сегодняшним…
Несмотря на массу проблем, связанных с увольнением, вечером Андрей стоял и курил у подъезда с чувством огромного облегчения. Так даже лучше. Не надо выдавливать из себя любезность и отвечать вежливыми улыбками на пустые слова соболезнования.
— Здорово, сосед! — подошёл словоохотливый дядька Миха, суховатый, но ещё бодрый старикан с пятого этажа.
Андрей молча протянул руку. Дядька Миха охотно её пожал.
— Как оно?
— Нормально,— нехотя отозвался Андрей.
— Галина-то ушла, что ли? — поднимая наивные водянистые глаза на собеседника, спросил дядька Миха. Галина — это Галина Аркадьевна. Она приходила? Может, снова к бабке?
— Не знаю,— искренне признался Андрей.
— А я в обед иду, а они с Николаем спускаются с сумкой,— продолжил рассказ старичок.
Значит, за вещами заходили. Андрей сделал пару шагов и выбросил окурок в урну. Что теперь? На работу завтра уже не надо, дома — пусто, в жизни — тоже.
Дядька Миха, почувствовав настроение, хитро сощурился.
— Зайдёшь? Мне брат самогонки привёз.
Почему бы и нет? И Андрей вяло кивнул. Забыть на ещё один вечер, почему кровать пуста. Почему бы и нет…
На следующее утро,— вернее, уже день,— Андрей проснулся у себя в квартире на полу. Дверь покосилась от вечернего штурма при попытке попасть в квартиру ещё больше и теперь грозно нависала над хозяином, грозя если не убить, то покалечить — точно.
Мимо носа прошли чёрные лапы в густой шерсти. Кот обошёл хозяина по кругу и сел в коридоре напротив, словно ожидая, когда тот встанет.
— Тварь,— выдохнул Андрей, злобно скаля зубы. Вчера они сильно набрались с соседом. Самогон оказался крепок, а от недостатка закуски обоих развезло ещё сильнее, чем можно было ожидать. Кажется, его наконец отпустило. Струна внутри ослабла. Немного. Перестала наполнять всё существо противным тонким звоном. С трудом вспомнил, как без слёз скулил за стареньким соседским столом, а дядька Миха похлопывал по руке и подливал в стакан.
Лёжа на полу, сквозь волокна налетевшей пыли и мусора он взглянул на дверь ванной, не заслонённой тушей кота. Показалось? Или под плинтусом что-то торчит? Что-то…
Даже тупая головная боль не отбила равнодушного любопытства. Вдруг это кусочек их с Тасей жизни?
Ногтем поддел фрагмент ламинированной бумажки, потянул. С пола на него воззрились тёмные бусиночные глаза Христа с дешёвой иконки.
— Какого хера? — выдало одурманенное сознание. Потом рука сама потянулась к груди, извиняясь за сквернословие. Икона?
Кот мяукнул, привлекая к себе внимание. Андрей перевёл мутный взгляд на него, а тот начал истово копать плинтус в коридорчике. Осенённый догадкой, Андрей присел рядом с чёрной тушей. Ногтем отодвинул край пластикового плинтуса. Так и есть! Ламинированный край торчит и тут. Уже, не чувствуя угрызений совести, Андрей с проклятьем рванул плинтус на себя. Пластиковая планка щёлкнула, обламываясь в руке. Маленький образок пугливо завалился к самой стене, а в изломе пластика виделся другой, следующий.
— Ты знал? — прошипел Андрей коту. Тот не ответил, лишь сощурив янтарные глаза, глядя прямо в лицо, выражая полное безразличие к гневу хозяина.— Где ещё?
Кот грациозно поднялся, мазнув чёрной метёлкой хвоста по шее, и пошёл в комнату.
Через час на полу в коридоре выросла горка сломанных планок плинтуса, а обе комнаты и коридор зияли лохмотьями линолеума и дырами от крепежа в стенах.
Андрей сидел на диване, тупо глядя на свои руки, сложенные в горсть, где поместились с десяток икон и пара дешёвых крестиков. Сделать они ему, конечно, ничего не сделают, но сна могут и лишить, а с этим и так туго. Без алкоголя и таблеток веки не смыкались, мучили ночи напролёт дурные мысли. Как-никак, а Силу свою «Светлой» никак не назовешь. Ни бес, ни ангел, ни человек. Что-то, чего не должно быть в природе. Парадокс мира людей, если хотите. Один из…
— Надо дверь поставить,— сказал он коту, и тот согласно сощурился. Галина Аркадьевна зашла не только за вещами, она решила вести свою игру там, где ничего не понимает. Неумело, топорно и глупо. Андрей сжал все иконки в кулаке. Но откуда растут ноги у этого неумелого колдовства, и так ясно. Он поднялся. Надо навестить Ефросинию или как её там по паспорту.
На лестнице между четвёртым и пятым этажом пришлось ждать долго. Попасть в нужную квартиру Андрей не смог. Долго терзал похожую на пилюлю кнопку звонка, но никто так и не открыл. Значит, нет дома. Подождём.
После часа ожидания лифт раскрыл двери на этаже, и к заветной двери подошла седоватая женщина. Звякнули ключи.
— Ефросиния?..— Андрей откашлялся, когда горло перехватило.
Женщина в испуге отпрыгнула. Ничего особенного. Бесцветное лицо, выцветшие глаза, коротко стриженные волосы, каждый вечер терзаемые старыми бигуди. Тёмно-синяя куртка, юбка до лодыжек и ботинки. Ничего особенного… на первый взгляд. Женщина прижала к груди затёртую дерматиновую сумку и перекрестилась свободной рукой. Помимо воли губы растянулись в жёсткой усмешке. Андрей протянул горсть ламинированных картонок.
— Твоё?
— Господи Иисусе…— тонко провыла женщина, прижимаясь к стене.
— Обозналась, мать,— жёстко усмехнулся Андрей, протягивая образа на ладони.
— Я знаю, кто ты! — замогильным шёпотом сообщила Ведающая.
— Да мне насрать,— отозвался Андрей,— ты тёще моей нашептала?
Ведающая замотала головой. Лифт грохнул приводом и пополз вниз.
— Нет, нет, она сама пришла…
— Забери,— Андрей с силой сунул образа в раскрытую сумку,— и не лезьте ко мне больше…
Женщина чуть расслабилась.
— Как ты ликов коснулся? — осторожно спросила она.
— Что мне ваши лики? — угрюмо отозвался Андрей.— Уровень не тот.
Двери лифта распахнулись, и оттуда вышла уже знакомая троица.
— Я и твою боль вижу,— приободрившись от присутствия людей, сказала Ведающая,— хочешь, и тебе помогу…
— Чем ты мне поможешь? — огрызнулся мужчина, косясь на скорбные лица приезжих девушек.
— А ты не отказывайся…
— Нету денег,— зло выдавил Андрей.
— А я тебе так помогу,— ласково проговорила женщина, оправившись от первого впечатления,— за услугу…
— Не боишься? — хохотнул мужчина.
— То не мне услуга, милый. Сегодня ты поможешь… завтра — тебе…— сощурилась женщина с выражением огромной тайны на лице.
— Здравствуйте,— прошелестела давешняя девица, оседая в руках у своей сопровождающей.
— Пойдём,— поманила Ведающая, открыв наконец дверь.
Андрей замер. Зачем ему это? Что осталось? Дожить свой век и ждать решения участи к следующему перерождению. С другой стороны… терять всё одно нечего. Своей жизни не жаль, а больше родных душ у него нету.
Девицы уже плотной гурьбой зашли в распахнутые настежь двери квартиры. Девочка осталась в тамбуре.
— Я не смогу зайти,— нехотя сказал он хозяйке.— Меня оберег не пустит.
— Я приглашаю тебя, бессмертный дух, заходи…— чопорно провозгласила она. Андрей почувствовал, как путы у порога ослабли.
— Можно было и без пафоса,— проворчал он и ступил за порог.
Обстановка в квартире соответствовала статусу хозяйки. Душный, спёртый воздух был насквозь переплетён запахом ладана и горящего воска. В большой полутёмной комнате в углу стоял иконостас, перед образами — несколько свечей. Горели свечи и по периметру комнаты, плетя в крохотных подсвечниках тончайшую паутину из нитей дыма в воздухе.
— Тебе бы проветрить,— невесело пошутил Андрей, проходя в комнату следом за тремя посетительницами.
— Тебе трудно дышать? — встрепенулась Ведающая.
— Мне похер. Девица вон,— Андрей кивнул на бледную как полотно девушку,— того и гляди — в обморок упадёт.
— Болезная она, одержимая…— раздалось из-за стенки коридора.
Андрей с интересом присмотрелся к девушке, которую уже усадили на стульчик перед образами.
Вот бы не сказал.
— А с виду не скажешь,— усмехнулся он, приглядываясь к женщине, заботливо поддерживающей свою спутницу.
— А ты видишь? — Ефросиния уже переоделась согласно своему амплуа в тёмный балахон до земли и повязала на голову белый платок.
— Что? — Андрей огляделся. Голова кружилась от запахов и духоты. И всё-таки она не пустышка, что-то в ней есть, раз сумела запечатать вход.
— Кто овладел ею…
— Никто не овладел, если только она в своей деревне сама кому-то свою жизнь не подарила,— грубо отозвался Андрей, становясь так, чтобы девицу было видно.
— Что же с ней? — с ноткой паники воскликнула женщина. Что-то фальшивое почудилось в голосе, а за порогом зашипела девочка-оборотень. В дом не вошла — значит, её не приглашали. Или ещё хуже…
— А девчонка с вами ходит, она кто?
Ефросиния недоумённо посмотрела на женщину, а та слегка опешила.
— Кто? — непонимающе переспросила она.
— Девчонка! — нетерпеливо повторил Андрей, чувствуя, что доморощенная Ведающая про неё знать не знает; и, скорее всего, и эти двое — тоже.
Женщина три раза перекрестилась на образа.
— Понятно…— Андрей повёл плечами. Как он сразу не разглядел её? Хорошо маскируется, малая.— Мёртвая, значит…
— Кто? — женщина прижала руку к груди, не понимая, о чём речь.
— А ты, значит, Машенька,— Андрей чуть наклонился к девушке. Ефросиния оттеснила женщину, взяла девушку обеими руками за плечи.
— Машенька,— кивнула она,— угасает девочка.
— У врачей были,— запричитала спутница Машеньки,— никто ничего не говорит. Найти не могут! Столько анализов, столько денег угрохали! В церковь водили. К бабкам. Ничего не помогает…
— И решили так, значит…— усмехнулся мужчина. От тяжёлого воздуха, от полумрака, что разгоняли только свечи, перед глазами плыли тени, сплетаясь в безумном танце на потолке.
Андрей встретился взглядом с бесцветными глазами хозяйки. Она смотрела уже без страха, с ожиданием.
— А если помогу? — хрипло спросил он.
— Тогда и я тебе,— согласилась Ведающая.
— Чем? — усмехнулся Андрей.
— Тёще твоей скажу, что привиделось ей. Она твоё имя перестанет проклинать.
— Что ей там привиделось? — недовольно спросил гость, задержавшись взглядом на чахлом лице девушки.
— Она ведь ко мне пришла со словами, что дьявол её дочку унёс,— участливо проговорила Ефросиния, разминая пальцами плечи своей пациентки,— и на тебя показывала. Совсем от горя помутилась, бедная…
— И ты что? — угрюмо проговорил Андрей.
— Я про тебя знаю,— хозяйка махнула рукой,— Силы в тебе много, только спит она, заточённая. Как в той сказке, да? Яйцо в утке, утка в зайце… Сказки-то, они нам многое рассказывают, да мы видеть не хотим. И вреда от тебя нету. Я так ей и сказала…
— Про зайцев? — усмехнулся гость.
— И про них,— кивнул хозяйка,— только она не поверила. От горя, знаешь, трудно поверить в лучшее.
Андрей задумался. Избавиться от внимания тёщи? Пусть успокоится себе, да живёт дальше.
— Согласен,— наконец сказал он. Женщина рядом округлила глаза, взглянула на Ведающую, а Ефросиния кротко кивнула.
— Тогда присаживайся, бессмертный дух.
— Андрей… для вас Васильевич,— гость порыскал взглядом по комнате, нашёл себе стул и присел в проёме двери.
Старенький автобус бодро летел по шоссе, приближая Андрея к деревушке с прозаичным названием Кротовка. Чахоточная девица со своей матушкой как раз оттуда. У Ведающей договорились, что Андрей, закончив свои дела, приедет в деревню, чтобы взглянуть на Машенькин быт поближе. Матушка её с подозрением отнеслась к небритому, пахнущему перегаром незнакомцу, но безоговорочно поверила Ефросинии. Андрею было безразлично, что там вообразила суетливая благообразная женщина. Уехать из квартиры. Отвлечься.
Вечером того же дня съездил к тёще — скорее для проформы, чем по зову сердца. Посмотрел ещё раз на скорбные лица родителей жены, выдержал полный ненависти взгляд, покивал на пустые замечания и ушёл.
Всё. Теперь точно всё.
Андрей спешить с визитом в деревню не стал, вызвал мастера по установке дверей, чтобы наконец избавить квартиру от посторонних посещений. Тщательно обработал порог, чтобы без приглашения ни одна нечисть не смогла проникнуть внутрь, и только после этого собрался в дорогу. Рассчитывал управиться за день, потому собрался на самый первый рейс.
— Сиди дома, никуда не уходи,— погрозил он коту, который чёрной кляксой растёкся на диванчике в большой комнате,— если понадобишься, я позову.
Кот безразлично моргнул и вернулся к своему излюбленному занятию, то есть праздному лежанию. Губы тронула чуть заметная улыбка. Счастливый зверь!
Едва Андрей переступил порог, как телефон в кармане задрожал. Входящий вызов. Андрей прижал трубку к уху, попутно утопив в гнездо кнопку вызова лифта.
«Привет, как дела?» — Марат. Давно не показывался. Со дня, как они с Арсеньевым как бригада скорой оказались в квартире, чтобы предотвратить страшное. Хотя… как посмотреть. С точки зрения бессмертной души Посвящённого ещё одна земная жизнь ничего не значит. То, что ему не позволили распорядиться своей жизнью,— вот что страшно. Теперь придётся влачить своё существование дальше в одиночестве, и не исключено, что у обоих на него, на Андрея, какие-то планы. Пусть идут к херам оба.
— Я занят,— грубо отозвался Андрей в надежде отвязаться от неприятного для себя разговора.
«Чем?».
Лифт гостеприимно распахнул двери, и Андрей шагнул в пахнущую чужими духами кабинку. Что-то цветочное. У Таси были такие духи…
— Не твоё дело. Чего звонишь?
«А ты можешь быть повежливее?» — сыронизировал Марат на том конце провода.
— Могу,— согласился Андрей, вдыхая тонкий, как след в эфире, аромат,— но не хочу.
«И что? Пошлёшь меня сейчас?».
— Мы вынуждены увольнять людей, это никак не связано с вами лично, понимаете?
«Чёрта с два,— подумалось злое.— Тебе каждый второй жаловался…».
Про слухи и пересуды вокруг своей персоны Андрей тоже был в курсе. За спиной шептались, брезгливо прикрывали лица, а кто-то и не скрываясь распахивал окна, когда он заходил в проектный отдел. Но отчего-то было безразлично. Всё равно он хотел бросать эту работу. Теперь она ни к чему. Хватит и малого.
— Напишите, пожалуйста, заявление,— многозначительно подняв бровь попросила менеджер,— по собственному…
— Почему? — дерзко спросил Андрей, поднимая голову.
— Ну вы же понимаете,— женщина передвинула несколько листков на столе,— В стране кризис. Компания в этом году не получит обычный объём финансирования. Директор принял решение в первую очередь сократить конструкторское бюро. Вы к станку не встанете, ведь так?
— А вдруг? — осклабился Андрей, подаваясь вперёд. Она так боится сказать важное; должна, но боится.
— Андрей Васильевич, решение принято. Само собой, все выходные выплаты получите. Я понимаю: у вас горе, но это же не повод…— набрав воздуха в грудь, выдала женщина,— ну… так… Это был трудный выбор. Мне очень жаль,— добавила она тихо.
— Не повод,— эхом ответил Андрей, вдруг теряя всякую волю,— каким числом писать?
— Сегодняшним…
Несмотря на массу проблем, связанных с увольнением, вечером Андрей стоял и курил у подъезда с чувством огромного облегчения. Так даже лучше. Не надо выдавливать из себя любезность и отвечать вежливыми улыбками на пустые слова соболезнования.
— Здорово, сосед! — подошёл словоохотливый дядька Миха, суховатый, но ещё бодрый старикан с пятого этажа.
Андрей молча протянул руку. Дядька Миха охотно её пожал.
— Как оно?
— Нормально,— нехотя отозвался Андрей.
— Галина-то ушла, что ли? — поднимая наивные водянистые глаза на собеседника, спросил дядька Миха. Галина — это Галина Аркадьевна. Она приходила? Может, снова к бабке?
— Не знаю,— искренне признался Андрей.
— А я в обед иду, а они с Николаем спускаются с сумкой,— продолжил рассказ старичок.
Значит, за вещами заходили. Андрей сделал пару шагов и выбросил окурок в урну. Что теперь? На работу завтра уже не надо, дома — пусто, в жизни — тоже.
Дядька Миха, почувствовав настроение, хитро сощурился.
— Зайдёшь? Мне брат самогонки привёз.
Почему бы и нет? И Андрей вяло кивнул. Забыть на ещё один вечер, почему кровать пуста. Почему бы и нет…
На следующее утро,— вернее, уже день,— Андрей проснулся у себя в квартире на полу. Дверь покосилась от вечернего штурма при попытке попасть в квартиру ещё больше и теперь грозно нависала над хозяином, грозя если не убить, то покалечить — точно.
Мимо носа прошли чёрные лапы в густой шерсти. Кот обошёл хозяина по кругу и сел в коридоре напротив, словно ожидая, когда тот встанет.
— Тварь,— выдохнул Андрей, злобно скаля зубы. Вчера они сильно набрались с соседом. Самогон оказался крепок, а от недостатка закуски обоих развезло ещё сильнее, чем можно было ожидать. Кажется, его наконец отпустило. Струна внутри ослабла. Немного. Перестала наполнять всё существо противным тонким звоном. С трудом вспомнил, как без слёз скулил за стареньким соседским столом, а дядька Миха похлопывал по руке и подливал в стакан.
Лёжа на полу, сквозь волокна налетевшей пыли и мусора он взглянул на дверь ванной, не заслонённой тушей кота. Показалось? Или под плинтусом что-то торчит? Что-то…
Даже тупая головная боль не отбила равнодушного любопытства. Вдруг это кусочек их с Тасей жизни?
Ногтем поддел фрагмент ламинированной бумажки, потянул. С пола на него воззрились тёмные бусиночные глаза Христа с дешёвой иконки.
— Какого хера? — выдало одурманенное сознание. Потом рука сама потянулась к груди, извиняясь за сквернословие. Икона?
Кот мяукнул, привлекая к себе внимание. Андрей перевёл мутный взгляд на него, а тот начал истово копать плинтус в коридорчике. Осенённый догадкой, Андрей присел рядом с чёрной тушей. Ногтем отодвинул край пластикового плинтуса. Так и есть! Ламинированный край торчит и тут. Уже, не чувствуя угрызений совести, Андрей с проклятьем рванул плинтус на себя. Пластиковая планка щёлкнула, обламываясь в руке. Маленький образок пугливо завалился к самой стене, а в изломе пластика виделся другой, следующий.
— Ты знал? — прошипел Андрей коту. Тот не ответил, лишь сощурив янтарные глаза, глядя прямо в лицо, выражая полное безразличие к гневу хозяина.— Где ещё?
Кот грациозно поднялся, мазнув чёрной метёлкой хвоста по шее, и пошёл в комнату.
Через час на полу в коридоре выросла горка сломанных планок плинтуса, а обе комнаты и коридор зияли лохмотьями линолеума и дырами от крепежа в стенах.
Андрей сидел на диване, тупо глядя на свои руки, сложенные в горсть, где поместились с десяток икон и пара дешёвых крестиков. Сделать они ему, конечно, ничего не сделают, но сна могут и лишить, а с этим и так туго. Без алкоголя и таблеток веки не смыкались, мучили ночи напролёт дурные мысли. Как-никак, а Силу свою «Светлой» никак не назовешь. Ни бес, ни ангел, ни человек. Что-то, чего не должно быть в природе. Парадокс мира людей, если хотите. Один из…
— Надо дверь поставить,— сказал он коту, и тот согласно сощурился. Галина Аркадьевна зашла не только за вещами, она решила вести свою игру там, где ничего не понимает. Неумело, топорно и глупо. Андрей сжал все иконки в кулаке. Но откуда растут ноги у этого неумелого колдовства, и так ясно. Он поднялся. Надо навестить Ефросинию или как её там по паспорту.
На лестнице между четвёртым и пятым этажом пришлось ждать долго. Попасть в нужную квартиру Андрей не смог. Долго терзал похожую на пилюлю кнопку звонка, но никто так и не открыл. Значит, нет дома. Подождём.
После часа ожидания лифт раскрыл двери на этаже, и к заветной двери подошла седоватая женщина. Звякнули ключи.
— Ефросиния?..— Андрей откашлялся, когда горло перехватило.
Женщина в испуге отпрыгнула. Ничего особенного. Бесцветное лицо, выцветшие глаза, коротко стриженные волосы, каждый вечер терзаемые старыми бигуди. Тёмно-синяя куртка, юбка до лодыжек и ботинки. Ничего особенного… на первый взгляд. Женщина прижала к груди затёртую дерматиновую сумку и перекрестилась свободной рукой. Помимо воли губы растянулись в жёсткой усмешке. Андрей протянул горсть ламинированных картонок.
— Твоё?
— Господи Иисусе…— тонко провыла женщина, прижимаясь к стене.
— Обозналась, мать,— жёстко усмехнулся Андрей, протягивая образа на ладони.
— Я знаю, кто ты! — замогильным шёпотом сообщила Ведающая.
— Да мне насрать,— отозвался Андрей,— ты тёще моей нашептала?
Ведающая замотала головой. Лифт грохнул приводом и пополз вниз.
— Нет, нет, она сама пришла…
— Забери,— Андрей с силой сунул образа в раскрытую сумку,— и не лезьте ко мне больше…
Женщина чуть расслабилась.
— Как ты ликов коснулся? — осторожно спросила она.
— Что мне ваши лики? — угрюмо отозвался Андрей.— Уровень не тот.
Двери лифта распахнулись, и оттуда вышла уже знакомая троица.
— Я и твою боль вижу,— приободрившись от присутствия людей, сказала Ведающая,— хочешь, и тебе помогу…
— Чем ты мне поможешь? — огрызнулся мужчина, косясь на скорбные лица приезжих девушек.
— А ты не отказывайся…
— Нету денег,— зло выдавил Андрей.
— А я тебе так помогу,— ласково проговорила женщина, оправившись от первого впечатления,— за услугу…
— Не боишься? — хохотнул мужчина.
— То не мне услуга, милый. Сегодня ты поможешь… завтра — тебе…— сощурилась женщина с выражением огромной тайны на лице.
— Здравствуйте,— прошелестела давешняя девица, оседая в руках у своей сопровождающей.
— Пойдём,— поманила Ведающая, открыв наконец дверь.
Андрей замер. Зачем ему это? Что осталось? Дожить свой век и ждать решения участи к следующему перерождению. С другой стороны… терять всё одно нечего. Своей жизни не жаль, а больше родных душ у него нету.
Девицы уже плотной гурьбой зашли в распахнутые настежь двери квартиры. Девочка осталась в тамбуре.
— Я не смогу зайти,— нехотя сказал он хозяйке.— Меня оберег не пустит.
— Я приглашаю тебя, бессмертный дух, заходи…— чопорно провозгласила она. Андрей почувствовал, как путы у порога ослабли.
— Можно было и без пафоса,— проворчал он и ступил за порог.
Обстановка в квартире соответствовала статусу хозяйки. Душный, спёртый воздух был насквозь переплетён запахом ладана и горящего воска. В большой полутёмной комнате в углу стоял иконостас, перед образами — несколько свечей. Горели свечи и по периметру комнаты, плетя в крохотных подсвечниках тончайшую паутину из нитей дыма в воздухе.
— Тебе бы проветрить,— невесело пошутил Андрей, проходя в комнату следом за тремя посетительницами.
— Тебе трудно дышать? — встрепенулась Ведающая.
— Мне похер. Девица вон,— Андрей кивнул на бледную как полотно девушку,— того и гляди — в обморок упадёт.
— Болезная она, одержимая…— раздалось из-за стенки коридора.
Андрей с интересом присмотрелся к девушке, которую уже усадили на стульчик перед образами.
Вот бы не сказал.
— А с виду не скажешь,— усмехнулся он, приглядываясь к женщине, заботливо поддерживающей свою спутницу.
— А ты видишь? — Ефросиния уже переоделась согласно своему амплуа в тёмный балахон до земли и повязала на голову белый платок.
— Что? — Андрей огляделся. Голова кружилась от запахов и духоты. И всё-таки она не пустышка, что-то в ней есть, раз сумела запечатать вход.
— Кто овладел ею…
— Никто не овладел, если только она в своей деревне сама кому-то свою жизнь не подарила,— грубо отозвался Андрей, становясь так, чтобы девицу было видно.
— Что же с ней? — с ноткой паники воскликнула женщина. Что-то фальшивое почудилось в голосе, а за порогом зашипела девочка-оборотень. В дом не вошла — значит, её не приглашали. Или ещё хуже…
— А девчонка с вами ходит, она кто?
Ефросиния недоумённо посмотрела на женщину, а та слегка опешила.
— Кто? — непонимающе переспросила она.
— Девчонка! — нетерпеливо повторил Андрей, чувствуя, что доморощенная Ведающая про неё знать не знает; и, скорее всего, и эти двое — тоже.
Женщина три раза перекрестилась на образа.
— Понятно…— Андрей повёл плечами. Как он сразу не разглядел её? Хорошо маскируется, малая.— Мёртвая, значит…
— Кто? — женщина прижала руку к груди, не понимая, о чём речь.
— А ты, значит, Машенька,— Андрей чуть наклонился к девушке. Ефросиния оттеснила женщину, взяла девушку обеими руками за плечи.
— Машенька,— кивнула она,— угасает девочка.
— У врачей были,— запричитала спутница Машеньки,— никто ничего не говорит. Найти не могут! Столько анализов, столько денег угрохали! В церковь водили. К бабкам. Ничего не помогает…
— И решили так, значит…— усмехнулся мужчина. От тяжёлого воздуха, от полумрака, что разгоняли только свечи, перед глазами плыли тени, сплетаясь в безумном танце на потолке.
Андрей встретился взглядом с бесцветными глазами хозяйки. Она смотрела уже без страха, с ожиданием.
— А если помогу? — хрипло спросил он.
— Тогда и я тебе,— согласилась Ведающая.
— Чем? — усмехнулся Андрей.
— Тёще твоей скажу, что привиделось ей. Она твоё имя перестанет проклинать.
— Что ей там привиделось? — недовольно спросил гость, задержавшись взглядом на чахлом лице девушки.
— Она ведь ко мне пришла со словами, что дьявол её дочку унёс,— участливо проговорила Ефросиния, разминая пальцами плечи своей пациентки,— и на тебя показывала. Совсем от горя помутилась, бедная…
— И ты что? — угрюмо проговорил Андрей.
— Я про тебя знаю,— хозяйка махнула рукой,— Силы в тебе много, только спит она, заточённая. Как в той сказке, да? Яйцо в утке, утка в зайце… Сказки-то, они нам многое рассказывают, да мы видеть не хотим. И вреда от тебя нету. Я так ей и сказала…
— Про зайцев? — усмехнулся гость.
— И про них,— кивнул хозяйка,— только она не поверила. От горя, знаешь, трудно поверить в лучшее.
Андрей задумался. Избавиться от внимания тёщи? Пусть успокоится себе, да живёт дальше.
— Согласен,— наконец сказал он. Женщина рядом округлила глаза, взглянула на Ведающую, а Ефросиния кротко кивнула.
— Тогда присаживайся, бессмертный дух.
— Андрей… для вас Васильевич,— гость порыскал взглядом по комнате, нашёл себе стул и присел в проёме двери.
Глава 4
Старенький автобус бодро летел по шоссе, приближая Андрея к деревушке с прозаичным названием Кротовка. Чахоточная девица со своей матушкой как раз оттуда. У Ведающей договорились, что Андрей, закончив свои дела, приедет в деревню, чтобы взглянуть на Машенькин быт поближе. Матушка её с подозрением отнеслась к небритому, пахнущему перегаром незнакомцу, но безоговорочно поверила Ефросинии. Андрею было безразлично, что там вообразила суетливая благообразная женщина. Уехать из квартиры. Отвлечься.
Вечером того же дня съездил к тёще — скорее для проформы, чем по зову сердца. Посмотрел ещё раз на скорбные лица родителей жены, выдержал полный ненависти взгляд, покивал на пустые замечания и ушёл.
Всё. Теперь точно всё.
Андрей спешить с визитом в деревню не стал, вызвал мастера по установке дверей, чтобы наконец избавить квартиру от посторонних посещений. Тщательно обработал порог, чтобы без приглашения ни одна нечисть не смогла проникнуть внутрь, и только после этого собрался в дорогу. Рассчитывал управиться за день, потому собрался на самый первый рейс.
— Сиди дома, никуда не уходи,— погрозил он коту, который чёрной кляксой растёкся на диванчике в большой комнате,— если понадобишься, я позову.
Кот безразлично моргнул и вернулся к своему излюбленному занятию, то есть праздному лежанию. Губы тронула чуть заметная улыбка. Счастливый зверь!
Едва Андрей переступил порог, как телефон в кармане задрожал. Входящий вызов. Андрей прижал трубку к уху, попутно утопив в гнездо кнопку вызова лифта.
«Привет, как дела?» — Марат. Давно не показывался. Со дня, как они с Арсеньевым как бригада скорой оказались в квартире, чтобы предотвратить страшное. Хотя… как посмотреть. С точки зрения бессмертной души Посвящённого ещё одна земная жизнь ничего не значит. То, что ему не позволили распорядиться своей жизнью,— вот что страшно. Теперь придётся влачить своё существование дальше в одиночестве, и не исключено, что у обоих на него, на Андрея, какие-то планы. Пусть идут к херам оба.
— Я занят,— грубо отозвался Андрей в надежде отвязаться от неприятного для себя разговора.
«Чем?».
Лифт гостеприимно распахнул двери, и Андрей шагнул в пахнущую чужими духами кабинку. Что-то цветочное. У Таси были такие духи…
— Не твоё дело. Чего звонишь?
«А ты можешь быть повежливее?» — сыронизировал Марат на том конце провода.
— Могу,— согласился Андрей, вдыхая тонкий, как след в эфире, аромат,— но не хочу.
«И что? Пошлёшь меня сейчас?».
