Рядом с бейгали всю мою приобретённую в Аране выдержку и толерантность как волной смывает. А ещё хочется взять то, что моё по праву, прямо сейчас. Подчинить, зацеловать и заставить забыть обо всём. Но это не то, что мне нужно, так я только настрою её против себя. Я же никогда не реагировал так на Мэй, почему с Мари всё иначе? Я рассчитывал для начала просто подружиться с ней, а потом уже соблазнять. Но тело реагирует на неё невыносимо сильно. Мари вызывает просто бурю эмоций, казалось бы, даже ничего не делая для этого. Возможно, дело в том, что сейчас мы не в Аране, а она принадлежит мне по закону. А может, эта девочка просто идеально подходит мне. Впрочем, одно не исключает другое.
- Извини, я музыку слушала, – кается она, словно не замечая одолевающих меня сомнений.
Не удержавшись, забираю из её ладони крошечную каплю и вставляю себе в ухо. Интересно же, что слушает моя девочка. Эту песню я знаю, она из фильма о секретном агенте, Джавад в своё время был в восторге от него. «Я умру не сегодня», тянет не самый приятный женский голос. И я возвращаю наушник хозяйке. Встаю, сообщаю, что жду её на кухне и удаляюсь. Придётся привыкнуть давать ей личное пространство, ведь так делают на её родине?
9
МАРИ
Встаю и нехотя отправляюсь на переговоры с моим смазливым тюремщиком. Надо как-то донести до мальчишки, что между нами ничего не может быть в горизонтальной плоскости. Слишком явно сейчас читались на лице все его мысли, мне стоило большого труда сохранить беззаботный тон. И надо хотя бы попробовать выторговать себе максимально возможную для этой страны свободу. Он мягко стелет, да боюсь вот – спать будет жестковато. То и дело проглядывают замашки если не матёрого рабовладельца, то, как минимум, любителя тотального контроля. А там и до пятидесяти оттенков известного цвета недалеко. Или мне уже мерещится? В любом случае, надо расставить точки на «Ё». Мы знакомы всего два дня, но его уже так много в моей жизни, что в глазах рябит.
Когда прихожу на кухню, Кирам уже ест прямо из контейнера и рукой, не заморачиваясь поисками посуды. Я знаю, что это одна из местных традиций, сталкивалась уже в ресторанах, куда нас водили в первые дни. Но здесь мы с ним ели столовыми приборами, и в доме Самира мне их тоже приносили. Наблюдать за ним занимательно. Странно, что меня не смущает такой способ приёма пищи – Кир выглядит вполне органично. Второй контейнер любезно подвигает в мою сторону. Присоединяюсь к трапезе, достав для себя вилку с ножом, но начинать беседу не спешу, поглядываю на него искоса. Вроде успокоился. Может, он, когда голодный, неадекватный?
- Сделаешь кофе? – миролюбиво просит парень. Отодвигаю коробку с едой: вкусно, но ни аппетита, ни настроения всё равно нет. Запускаю кофе-машину, для себя включаю чайник. Пока соображаю нам напитки, краем глаза слежу за мальчишкой. Он сосредоточен и угрюм, то есть находится в обычном своём состоянии, насколько я успела его узнать за столь короткий промежуток времени. Когда ставлю перед ним чашку с кофе, не забыв добавить его любимый кардамон, Кир, не поворачивая ко мне головы, говорит:
- Прости. За то, что было на пляже.
Мне не хочется обсуждать эту тему. Что было, то было. Но необходимо расставить приоритеты. Я возвращаюсь на своё место, делаю глоток освежающего зелёного чая прежде, чем высказать то, что думаю.
- Кир, объясни, чего ты добиваешься? Ты обещал отпустить меня через год, тогда к чему все эти намёки? Я честно показала тебе ситуацию со своей стороны. Я люблю другого мужчину и не собираюсь ему изменять. Если все твои слова про то, что я смогу уехать – ложь, так и скажи. Но учти, пожалуйста, что по доброй воле я в твою постель не лягу. Если в Палере насилие по отношение к женщине – это норма, то у нас не так. Я понимаю, что ты молоденький мальчик, у тебя гормоны и всё такое. Ну, потерпи немного! Женишься и оторвёшься по полной. Это всяко лучше, чем спать с женщиной, которая тебя ненавидит! – заканчиваю с жаром.
Он сжимает губы в тонкую линию, а руки в кулаки:
- Нет… Нет, насилие – это не норма у нас. Женщин наоборот защищают и берегут чрезмерно, – он мотает головой, словно стряхивает навязчивые мысли. – И все эти правила, которые раздражают тебя, направлены именно на твою защиту и безопасность. Может ты и права, и это всего лишь гормоны. Я постараюсь сдерживаться. Мне не нужен враг в собственном доме, скорее наоборот, хочу, чтобы мы стали друзьями. Я принимаю твоё право на личное пространство. Но взамен прошу соблюдать наши традиции, это сильно поможет в достижении нашей общей цели.
- Хорошо. Это уже больше похоже на честный диалог, - улыбаюсь в ответ. - Тогда расскажи мне побольше об этих самых традициях.
Кир объясняет, куда и как я могу или не могу ходить, в каком виде и какой компании. С кем и как я могу разговаривать, а где должна молчать как рыба. Из всего вышесказанного следует лишь один вывод – ближайший год мне лучше провести в затворничестве. Правда, оказывается, что женщина всё же может показывать лицо и говорить с посторонними мужчинами, при условии, что это официально дозволено хозяином дома и действует только по отношению к кругу ближайших друзей. Под присмотром мужа и господина, разумеется.
- Со временем я познакомлю тебя со своими друзьями и их женщинами. Дина же тебе понравилась?
- Понравилась, - не отпираюсь. Не уточняя, что вовсе не горю желанием вливаться в его жизнь. Я люблю узнавать новых людей. Боже, да у меня знакомых по всему миру больше, чем можно вообразить, а в соцсетях не всегда могу найти нужного человека, потому что его тёзок в моих контактах несколько десятков. Но здесь и сейчас я не хочу ни с кем общаться и дружить. Меня тошнит от Палеры.
- Всё наладится, Мари, ты привыкнешь. Мы привыкнем друг к другу.
- Помнишь, ты просил не называть тебя малышом? – Кир возмущённо выдыхает, очень ранимо относится к своему юному возрасту, смешной. – Так вот, сейчас ты говоришь как старый, потерявший интерес к жизни дед.
И мы вместе смеёмся над этой, в общем-то, несмешной шуткой. Сбрасываем стресс.
- «Мой мужчина» мне понравилось больше, - нагло ухмыляется, отсмеявшись.
- Ты опять начинаешь? – хмурюсь я.
Он выставляет вперед ладони в защитном жесте:
- Ни в коем случае. Это просто констатация. Ну, по закону Палеры я же твой мужчина и господин, – он понимает, что зарывается глубже и умолкает.
- Мне кажется, пора спать, - пытаюсь съехать с неудобной темы. – Завтра снова рано вставать.
И мы расходимся по своим комнатам, пожелав друг другу спокойно ночи.
КИРАМ
Хрупкое перемирие достигнуто, но на душе всё равно скребут кошки. И гадать, в чём причина, не имеет смысла – ответ очевиден. «Я не лягу в твою постель по доброй воле» - сказала она. Я снова злюсь. Да чем я хуже? Отмахиваюсь от её слов о любви, это что-то мифическое, из девчачьих сказок. Есть реальная жизнь, а в ней хорошие отношения и забота играют первостепенную роль. Всегда так считал. Меня жутко раздражает, что Мари постоянно упоминает мой возраст, считает мальчишкой. Может я и моложе её, но позаботиться о своей семье могу. И как бы она это не отрицала, мы теперь одна семья. И я знаю, что она действительно не реагирует на меня физически – дыхание её не учащается при моих прикосновениях, если только наоборот испуганно замирает. А хочется, чтобы она загоралась тем же огнём, что сжигает меня при каждом прикосновении. Наверное, ей просто нужно время, чтобы образ того мужика стёрся из памяти. А я просто буду рядом и заменю его, как только это станет возможно. Но ждать адски не хочется. Мысль, что она сейчас в своей кровати думает не обо мне, а о каком-то постороннем парне, выводит из себя. Надо выяснить, что это за тип. Может как-то дискредитировать его, ускорить процесс забывания?
Не откладывая в долгий ящик, звоню отцу и прошу прислать мне всё, что у него есть на Мари. Он усмехается, говорит, что я поразительно торможу, если требую эту информацию только сегодня. Но скидывает на почту личное дело. Запускаю голосовой помощник и слушаю красивую сказку на ночь. Она о девочке, что жила у тёплого океана, но уехала в холодную суровую страну, где встретила своего принца и планировала жить долго и счастливо. Выходит, в этой сказке я – злобный дракон. А драконы хорошо охраняют свои сокровища от посторонних. Узнаю о ней всё возможное – от даты рождения, до полного состава семьи. Тут есть и краткая медицинская справка, сообщающая, что моя девочка полностью здорова. Беременна ни разу не была, это радует. Краткий список её передвижений только за последний год впечатляет – семь стран, не считая собственно Араны и Палеры. Не любит сидеть на месте. Ничего, пусть потерпит годик, а там я организую ей путешествие и не одно. Информации о её возлюбленном не так много: Александр Эванс, уроженец Араны, известный музыкант, на год старше Мари. О помолвке они объявили не так давно, буквально несколько месяцев назад, хотя вместе уже четыре года. Да, у них нормально жить вместе до брака, но он странный – такую девушку я тащил бы под венец через неделю знакомства. Кто не успел, тот опоздал, Эванс. Слушаю парочку его ноющих песенок, противных до зубовного скрежета. На третьей, очевидно записи с какого-то концерта, которая начинается с обращения к слушателям, я не выдерживаю и швыряю со злостью в стену подушку. «Эта песня для тебя, малыш. Люблю безмерно». И дальше следуют слезливые сопли о любви. И вот из-за этого придурка она динамит меня?! Прости, «малыш», но теперь тебе петь буду только я.
Полночи ворочаюсь, продумывая план действий. И когда он окончательно оформляется в моей голове, засыпаю со злорадной улыбкой.
10
МАРИ
На следующий день за завтраком мы дипломатично обмениваемся ничего не значащими фразами. Напоминаю Киру, об обещанном доступе в сеть, но тот утверждает, что пока нельзя, что он обо всём помнит и обязательно организует мне интернет, как только это станет возможно. И с этого момента мы впадаем в рутину престарелой семейной пары, держим нейтралитет и почти не общаемся. Я по-прежнему днём удалённо сопровождаю его в офисе, и понемногу начинаю понимать отдельные слова на палерском, благодаря постоянной практике. По вечерам он обычно уезжает на тренировки, а я предоставлена сама себе. От скуки я, возможно, скоро полюблю уборку. Но это маловероятно, пока есть спортзал и бассейн. К тому же у меня имеется захватывающая книга – палерский букварь с пометками Дины. По воскресеньям Кирам встречается с друзьями, я же мечусь как зверь в клетке по шикарному, но такому чужому дому, разбавляя замкнутое пространство моей новой жизни поездками в ближайший продуктовый. Одна за другой так проходят три недели. За это время я успеваю получить все заказанные вещи, и жизнь становится чуть более комфортной. Тем более дома я, никого не стесняясь, могу ходить в спортивных вещах – гостей у нас не бывает, а Кир не видит, что на мне. Печалит, что вместо купальника приходится использовать бельё – местные купальники больше похожи на водолазные костюмы и не прельщают меня. Но уже через пару таких заплывов я прихожу к выводу, что с тем же успехом могу плавать и нагишом – нет же никого и так удобнее. Пару раз меня навещает Дина, но приходит буквально на два слова – у её маленькой дочки режутся зубки и девушка не хочет надолго оставлять малышку одну. Я же словно нахожусь в анабиозе. Моё существование предельно комфортно и смахивает на отдых в хорошем отеле, но это не моя жизнь. Месячные приходят и уходят, оставляя за собой мысль: не пора ли начинать пить таблетки. Я реально опасаюсь быть изнасилованной в один из дней. Киру я не доверяю ни на йоту – он похож на затаившегося зверя, не верю, что мальчишка так легко отступится. Голова звеняще пуста и это радует. Я знаю, стоит чуть подтолкнуть меня, и я свалюсь в пучину тоски и страданий. Плохой вариант, необходимо сохранять ясное сознание, если хочу выбраться из этой истории с минимальными потерями. Постоянно нахожусь в напряжении. Ощущение, что вот-вот произойдёт что-то плохое, не отступает ни на минуту. Хотя, казалось бы, жизнь стабилизировалась и физически мне никто не угрожает, всё время ощущаю себя под прицелом.
И плохое, конечно, происходит. Как может быть иначе? За окном уже на исходе март, сезон песчаных бурь подходит к концу, когда Кир приносит мне новый планшет. Напоминает, что писать, кому бы то ни было, строго запрещено, регистрироваться в соцсетях тоже, и оставляет один на один с гаджетом. Долго не решаюсь загрузить браузер, пальцы противно дрожат, и я не с первого раза попадаю по иконке. Казалось бы, я так долго ждала возможности узнать, как дела у моих родных, а теперь оттягиваю неизбежное, листая новостные каналы. В Давиле энергетический кризис. В Кио приплыли морские крокодилы, чего не случалось уже сто лет. Умер известный актёр. Президент Араны поехал в отпуск. И прочее, прочее, прочее. Нет, так никуда не годится. Надо просто сделать это. Набираю в поисковике свою фамилию. Среди множества ссылок на мои статьи находится лишь одна короткая заметка о том, что известная журналистка пропала без вести в пустыне. Наверное, это должно меня обнадёжить. Возможно, родные ещё считают меня живой и ищут? Так же быстро по очереди забиваю в строке поиска имена моих родителей. Ничего нового не выпадает и это радует – отсутствие новостей уже хорошие новости, так ведь? Значит, они живы, никто не получил инфаркт при известии о моём исчезновении. На секунду замираю над экраном, прежде чем написать «Алекс Эванс». Первая же ссылка вводит меня в состояние глубокого шока: Алекс Эванс в рехабе. Захожу на страницу, но ничего конкретного не узнаю:
11 марта текущего года известный певец Эванс лёг на реабилитацию в частный медицинский центр в Аране, где ранее проходили лечение от зависимости Мия Грай и Томас Джоуэлл. По словам инсайдеров, причиной послужило сильное алкогольное отравление. Официальный представитель музыканта от комментариев воздержался.
Снова и снова перечитываю четыре короткие строчки. Они не укладываются в голове. Алекс, конечно, не святой, но и алкоголем не злоупотребляет. Бывало, мы с ним хорошо отрывались на вечеринках, но он всегда знал свою норму и никогда не напивался до животного состояния. Он всегда спокойно добирался до дома на своих двоих и к тому же находил силы на приятное продолжение вечера в моей компании. И вдруг - рехаб. Пытаюсь найти ещё какую-то информацию, тщетно. От переживаний за него сердце сжимается в тугой комок. Как ты там, мой хороший? Дождись меня, пожалуйста, я вернусь!
То, чего я так боялась, происходит. С сознания словно сдирают плёнку, удерживающую поток отрицательных эмоций. Тоска, страх, отчаяние, жалость к себе, переживание за близких – всё это накрывает нескончаемой волной и затягивает на глубину, откуда не видно солнца. Я реву белугой, откровенно некрасиво, с подвываниями, как не ревела никогда в жизни. Слёзы льются сплошным потоком. Сворачиваюсь комочком на кровати и никак не могу успокоиться. Думаю об Алексе, как он там сходит с ума от мыслей о моей предполагаемой смерти и находит утешение в бутылке. О родителях, у которых вполне вероятно начались проблемы со здоровьем, из-за моей пропажи. Представляю, как Нейт выпивает за меня заупокойную, не чокаясь.
- Извини, я музыку слушала, – кается она, словно не замечая одолевающих меня сомнений.
Не удержавшись, забираю из её ладони крошечную каплю и вставляю себе в ухо. Интересно же, что слушает моя девочка. Эту песню я знаю, она из фильма о секретном агенте, Джавад в своё время был в восторге от него. «Я умру не сегодня», тянет не самый приятный женский голос. И я возвращаю наушник хозяйке. Встаю, сообщаю, что жду её на кухне и удаляюсь. Придётся привыкнуть давать ей личное пространство, ведь так делают на её родине?
9
МАРИ
Встаю и нехотя отправляюсь на переговоры с моим смазливым тюремщиком. Надо как-то донести до мальчишки, что между нами ничего не может быть в горизонтальной плоскости. Слишком явно сейчас читались на лице все его мысли, мне стоило большого труда сохранить беззаботный тон. И надо хотя бы попробовать выторговать себе максимально возможную для этой страны свободу. Он мягко стелет, да боюсь вот – спать будет жестковато. То и дело проглядывают замашки если не матёрого рабовладельца, то, как минимум, любителя тотального контроля. А там и до пятидесяти оттенков известного цвета недалеко. Или мне уже мерещится? В любом случае, надо расставить точки на «Ё». Мы знакомы всего два дня, но его уже так много в моей жизни, что в глазах рябит.
Когда прихожу на кухню, Кирам уже ест прямо из контейнера и рукой, не заморачиваясь поисками посуды. Я знаю, что это одна из местных традиций, сталкивалась уже в ресторанах, куда нас водили в первые дни. Но здесь мы с ним ели столовыми приборами, и в доме Самира мне их тоже приносили. Наблюдать за ним занимательно. Странно, что меня не смущает такой способ приёма пищи – Кир выглядит вполне органично. Второй контейнер любезно подвигает в мою сторону. Присоединяюсь к трапезе, достав для себя вилку с ножом, но начинать беседу не спешу, поглядываю на него искоса. Вроде успокоился. Может, он, когда голодный, неадекватный?
- Сделаешь кофе? – миролюбиво просит парень. Отодвигаю коробку с едой: вкусно, но ни аппетита, ни настроения всё равно нет. Запускаю кофе-машину, для себя включаю чайник. Пока соображаю нам напитки, краем глаза слежу за мальчишкой. Он сосредоточен и угрюм, то есть находится в обычном своём состоянии, насколько я успела его узнать за столь короткий промежуток времени. Когда ставлю перед ним чашку с кофе, не забыв добавить его любимый кардамон, Кир, не поворачивая ко мне головы, говорит:
- Прости. За то, что было на пляже.
Мне не хочется обсуждать эту тему. Что было, то было. Но необходимо расставить приоритеты. Я возвращаюсь на своё место, делаю глоток освежающего зелёного чая прежде, чем высказать то, что думаю.
- Кир, объясни, чего ты добиваешься? Ты обещал отпустить меня через год, тогда к чему все эти намёки? Я честно показала тебе ситуацию со своей стороны. Я люблю другого мужчину и не собираюсь ему изменять. Если все твои слова про то, что я смогу уехать – ложь, так и скажи. Но учти, пожалуйста, что по доброй воле я в твою постель не лягу. Если в Палере насилие по отношение к женщине – это норма, то у нас не так. Я понимаю, что ты молоденький мальчик, у тебя гормоны и всё такое. Ну, потерпи немного! Женишься и оторвёшься по полной. Это всяко лучше, чем спать с женщиной, которая тебя ненавидит! – заканчиваю с жаром.
Он сжимает губы в тонкую линию, а руки в кулаки:
- Нет… Нет, насилие – это не норма у нас. Женщин наоборот защищают и берегут чрезмерно, – он мотает головой, словно стряхивает навязчивые мысли. – И все эти правила, которые раздражают тебя, направлены именно на твою защиту и безопасность. Может ты и права, и это всего лишь гормоны. Я постараюсь сдерживаться. Мне не нужен враг в собственном доме, скорее наоборот, хочу, чтобы мы стали друзьями. Я принимаю твоё право на личное пространство. Но взамен прошу соблюдать наши традиции, это сильно поможет в достижении нашей общей цели.
- Хорошо. Это уже больше похоже на честный диалог, - улыбаюсь в ответ. - Тогда расскажи мне побольше об этих самых традициях.
Кир объясняет, куда и как я могу или не могу ходить, в каком виде и какой компании. С кем и как я могу разговаривать, а где должна молчать как рыба. Из всего вышесказанного следует лишь один вывод – ближайший год мне лучше провести в затворничестве. Правда, оказывается, что женщина всё же может показывать лицо и говорить с посторонними мужчинами, при условии, что это официально дозволено хозяином дома и действует только по отношению к кругу ближайших друзей. Под присмотром мужа и господина, разумеется.
- Со временем я познакомлю тебя со своими друзьями и их женщинами. Дина же тебе понравилась?
- Понравилась, - не отпираюсь. Не уточняя, что вовсе не горю желанием вливаться в его жизнь. Я люблю узнавать новых людей. Боже, да у меня знакомых по всему миру больше, чем можно вообразить, а в соцсетях не всегда могу найти нужного человека, потому что его тёзок в моих контактах несколько десятков. Но здесь и сейчас я не хочу ни с кем общаться и дружить. Меня тошнит от Палеры.
- Всё наладится, Мари, ты привыкнешь. Мы привыкнем друг к другу.
- Помнишь, ты просил не называть тебя малышом? – Кир возмущённо выдыхает, очень ранимо относится к своему юному возрасту, смешной. – Так вот, сейчас ты говоришь как старый, потерявший интерес к жизни дед.
И мы вместе смеёмся над этой, в общем-то, несмешной шуткой. Сбрасываем стресс.
- «Мой мужчина» мне понравилось больше, - нагло ухмыляется, отсмеявшись.
- Ты опять начинаешь? – хмурюсь я.
Он выставляет вперед ладони в защитном жесте:
- Ни в коем случае. Это просто констатация. Ну, по закону Палеры я же твой мужчина и господин, – он понимает, что зарывается глубже и умолкает.
- Мне кажется, пора спать, - пытаюсь съехать с неудобной темы. – Завтра снова рано вставать.
И мы расходимся по своим комнатам, пожелав друг другу спокойно ночи.
КИРАМ
Хрупкое перемирие достигнуто, но на душе всё равно скребут кошки. И гадать, в чём причина, не имеет смысла – ответ очевиден. «Я не лягу в твою постель по доброй воле» - сказала она. Я снова злюсь. Да чем я хуже? Отмахиваюсь от её слов о любви, это что-то мифическое, из девчачьих сказок. Есть реальная жизнь, а в ней хорошие отношения и забота играют первостепенную роль. Всегда так считал. Меня жутко раздражает, что Мари постоянно упоминает мой возраст, считает мальчишкой. Может я и моложе её, но позаботиться о своей семье могу. И как бы она это не отрицала, мы теперь одна семья. И я знаю, что она действительно не реагирует на меня физически – дыхание её не учащается при моих прикосновениях, если только наоборот испуганно замирает. А хочется, чтобы она загоралась тем же огнём, что сжигает меня при каждом прикосновении. Наверное, ей просто нужно время, чтобы образ того мужика стёрся из памяти. А я просто буду рядом и заменю его, как только это станет возможно. Но ждать адски не хочется. Мысль, что она сейчас в своей кровати думает не обо мне, а о каком-то постороннем парне, выводит из себя. Надо выяснить, что это за тип. Может как-то дискредитировать его, ускорить процесс забывания?
Не откладывая в долгий ящик, звоню отцу и прошу прислать мне всё, что у него есть на Мари. Он усмехается, говорит, что я поразительно торможу, если требую эту информацию только сегодня. Но скидывает на почту личное дело. Запускаю голосовой помощник и слушаю красивую сказку на ночь. Она о девочке, что жила у тёплого океана, но уехала в холодную суровую страну, где встретила своего принца и планировала жить долго и счастливо. Выходит, в этой сказке я – злобный дракон. А драконы хорошо охраняют свои сокровища от посторонних. Узнаю о ней всё возможное – от даты рождения, до полного состава семьи. Тут есть и краткая медицинская справка, сообщающая, что моя девочка полностью здорова. Беременна ни разу не была, это радует. Краткий список её передвижений только за последний год впечатляет – семь стран, не считая собственно Араны и Палеры. Не любит сидеть на месте. Ничего, пусть потерпит годик, а там я организую ей путешествие и не одно. Информации о её возлюбленном не так много: Александр Эванс, уроженец Араны, известный музыкант, на год старше Мари. О помолвке они объявили не так давно, буквально несколько месяцев назад, хотя вместе уже четыре года. Да, у них нормально жить вместе до брака, но он странный – такую девушку я тащил бы под венец через неделю знакомства. Кто не успел, тот опоздал, Эванс. Слушаю парочку его ноющих песенок, противных до зубовного скрежета. На третьей, очевидно записи с какого-то концерта, которая начинается с обращения к слушателям, я не выдерживаю и швыряю со злостью в стену подушку. «Эта песня для тебя, малыш. Люблю безмерно». И дальше следуют слезливые сопли о любви. И вот из-за этого придурка она динамит меня?! Прости, «малыш», но теперь тебе петь буду только я.
Полночи ворочаюсь, продумывая план действий. И когда он окончательно оформляется в моей голове, засыпаю со злорадной улыбкой.
10
МАРИ
На следующий день за завтраком мы дипломатично обмениваемся ничего не значащими фразами. Напоминаю Киру, об обещанном доступе в сеть, но тот утверждает, что пока нельзя, что он обо всём помнит и обязательно организует мне интернет, как только это станет возможно. И с этого момента мы впадаем в рутину престарелой семейной пары, держим нейтралитет и почти не общаемся. Я по-прежнему днём удалённо сопровождаю его в офисе, и понемногу начинаю понимать отдельные слова на палерском, благодаря постоянной практике. По вечерам он обычно уезжает на тренировки, а я предоставлена сама себе. От скуки я, возможно, скоро полюблю уборку. Но это маловероятно, пока есть спортзал и бассейн. К тому же у меня имеется захватывающая книга – палерский букварь с пометками Дины. По воскресеньям Кирам встречается с друзьями, я же мечусь как зверь в клетке по шикарному, но такому чужому дому, разбавляя замкнутое пространство моей новой жизни поездками в ближайший продуктовый. Одна за другой так проходят три недели. За это время я успеваю получить все заказанные вещи, и жизнь становится чуть более комфортной. Тем более дома я, никого не стесняясь, могу ходить в спортивных вещах – гостей у нас не бывает, а Кир не видит, что на мне. Печалит, что вместо купальника приходится использовать бельё – местные купальники больше похожи на водолазные костюмы и не прельщают меня. Но уже через пару таких заплывов я прихожу к выводу, что с тем же успехом могу плавать и нагишом – нет же никого и так удобнее. Пару раз меня навещает Дина, но приходит буквально на два слова – у её маленькой дочки режутся зубки и девушка не хочет надолго оставлять малышку одну. Я же словно нахожусь в анабиозе. Моё существование предельно комфортно и смахивает на отдых в хорошем отеле, но это не моя жизнь. Месячные приходят и уходят, оставляя за собой мысль: не пора ли начинать пить таблетки. Я реально опасаюсь быть изнасилованной в один из дней. Киру я не доверяю ни на йоту – он похож на затаившегося зверя, не верю, что мальчишка так легко отступится. Голова звеняще пуста и это радует. Я знаю, стоит чуть подтолкнуть меня, и я свалюсь в пучину тоски и страданий. Плохой вариант, необходимо сохранять ясное сознание, если хочу выбраться из этой истории с минимальными потерями. Постоянно нахожусь в напряжении. Ощущение, что вот-вот произойдёт что-то плохое, не отступает ни на минуту. Хотя, казалось бы, жизнь стабилизировалась и физически мне никто не угрожает, всё время ощущаю себя под прицелом.
И плохое, конечно, происходит. Как может быть иначе? За окном уже на исходе март, сезон песчаных бурь подходит к концу, когда Кир приносит мне новый планшет. Напоминает, что писать, кому бы то ни было, строго запрещено, регистрироваться в соцсетях тоже, и оставляет один на один с гаджетом. Долго не решаюсь загрузить браузер, пальцы противно дрожат, и я не с первого раза попадаю по иконке. Казалось бы, я так долго ждала возможности узнать, как дела у моих родных, а теперь оттягиваю неизбежное, листая новостные каналы. В Давиле энергетический кризис. В Кио приплыли морские крокодилы, чего не случалось уже сто лет. Умер известный актёр. Президент Араны поехал в отпуск. И прочее, прочее, прочее. Нет, так никуда не годится. Надо просто сделать это. Набираю в поисковике свою фамилию. Среди множества ссылок на мои статьи находится лишь одна короткая заметка о том, что известная журналистка пропала без вести в пустыне. Наверное, это должно меня обнадёжить. Возможно, родные ещё считают меня живой и ищут? Так же быстро по очереди забиваю в строке поиска имена моих родителей. Ничего нового не выпадает и это радует – отсутствие новостей уже хорошие новости, так ведь? Значит, они живы, никто не получил инфаркт при известии о моём исчезновении. На секунду замираю над экраном, прежде чем написать «Алекс Эванс». Первая же ссылка вводит меня в состояние глубокого шока: Алекс Эванс в рехабе. Захожу на страницу, но ничего конкретного не узнаю:
11 марта текущего года известный певец Эванс лёг на реабилитацию в частный медицинский центр в Аране, где ранее проходили лечение от зависимости Мия Грай и Томас Джоуэлл. По словам инсайдеров, причиной послужило сильное алкогольное отравление. Официальный представитель музыканта от комментариев воздержался.
Снова и снова перечитываю четыре короткие строчки. Они не укладываются в голове. Алекс, конечно, не святой, но и алкоголем не злоупотребляет. Бывало, мы с ним хорошо отрывались на вечеринках, но он всегда знал свою норму и никогда не напивался до животного состояния. Он всегда спокойно добирался до дома на своих двоих и к тому же находил силы на приятное продолжение вечера в моей компании. И вдруг - рехаб. Пытаюсь найти ещё какую-то информацию, тщетно. От переживаний за него сердце сжимается в тугой комок. Как ты там, мой хороший? Дождись меня, пожалуйста, я вернусь!
То, чего я так боялась, происходит. С сознания словно сдирают плёнку, удерживающую поток отрицательных эмоций. Тоска, страх, отчаяние, жалость к себе, переживание за близких – всё это накрывает нескончаемой волной и затягивает на глубину, откуда не видно солнца. Я реву белугой, откровенно некрасиво, с подвываниями, как не ревела никогда в жизни. Слёзы льются сплошным потоком. Сворачиваюсь комочком на кровати и никак не могу успокоиться. Думаю об Алексе, как он там сходит с ума от мыслей о моей предполагаемой смерти и находит утешение в бутылке. О родителях, у которых вполне вероятно начались проблемы со здоровьем, из-за моей пропажи. Представляю, как Нейт выпивает за меня заупокойную, не чокаясь.
