И вот я борюсь с этим ветром и с этой силой и все бреду и бреду куда-то, а потом вижу старую хижину, всю занесенную снегом. И откуда-то она мне так знакома, словно я уже была там раньше, уже видела ее где-то. И еще я знаю, что там в этой заброшенной хижине Реми, что он жив, но томится, ему плохо и одиноко, и темно, и холодно. И я хочу найти дверь в этот дом, войти и помочь ему. Но двери нет и нет окон, только шершавые обледеневшие стены. И тогда я начинаю звать Реми, прошу, чтобы он впустил меня, а в ответ слышу только волчий вой, а потом словно шум больших крыльев огромного ворона и меня накрывает тень. Тут мне становится так страшно, что я просыпаюсь.
- Мы не властны над снами, милая, - сказал задумчиво Айно, который слушал ее очень внимательно, слегка нахмурив седые, кустистые брови. – Быть может он просто твоя усталость от этих долгих холодов, от бесконечных метелей и морозных вьюг. Но время зимы на исходе, скоро солнце разгонит тучи, растопит снег, в полях зазвенят ручьи, прилетят жаворонки, а мы с тобой отправимся в путешествие к морю или куда пожелаешь. Давай-ка помечтаем куда бы ты хотела поехать, что повидать?
Эйфория серьезно, без улыбки посмотрела на дедушку, чье лицо в глубоких морщинах, еще сохраняло свою благородную, мужественную красоту, а сейчас лучилось добротой и заботой, потом произнесла негромко, приподнявшись на постели и пытливо заглянув в глаза старому Айно:
– Я хочу увидеть его, увидеть то место, где он лежит, побывать там. Дедушка, ты ведь поможешь мне?
Он смущенно опустил взгляд и закашлялся, сказал осторожно подбирая слова.
- Эйфи, милая, боюсь огорчить тебя, но ты хочешь несбыточного. Мне кажется, что нет такого места, не в обычаях это воронов. А если оно и есть, то кто может знать о нем, кто укажет тебе путь к нему, если он лежит посреди черного Колдовского бора? Да и не отпустит тебя отец, и тут я с ним соглашусь, пожалуй. Все, что хочешь проси, но затею эту безумную ты оставь, уж прошу тебя. Дай себе время, боль утихнет. Не береди постоянно свою рану, и она затянется, зарастет и станет светлой памятью. Ты еще совсем юная, ты еще дитя и не знаешь, как справится со своим горем. Но поверь мне, время все вылечит. Завтра стихнет метель, приедет Син Джой, он хороший паренек и любит тебя Эйфи, хоть ты с ним и неласкова. Прокатитесь-ка вместе верхом по свежему воздуху, глядишь и веселей станет.
- Нет, дедушка, - замотала головой Эйфория, пропустив мимо ушей все его последние слова. – Я знаю, как найти это место. В Благословенном краю у Королевы мьюми есть Зачарованное озеро, а там Зеркальная запруда, где можно увидеть то, о чем постоянно думаешь, что занимает все твои мысли и все твои помыслы. Там я видела его в последний раз, оно и покажет мне, где он сейчас лежит.
Эйфория села в кровати, обхватила руками плечи, глаза ее задумчиво распахнулись, и впервые за долгие месяцы их оживил блеск, а на щеках выступил легкий румянец. Она погрузилась в размышления, не замечая встревоженного взгляда дедушки, и то, как он стал неодобрительно покачивать головой. Перед ее мысленным взором вновь встали картины прошлого, берег Зачарованного озера, погруженный в рассветные сумерки, то, как серебрилась вода чудесной запруды, как лучи утреннего солнца окрасили нежным розовым цветом верхушки далеких гор и редкие синие облака на быстро светлеющем небе, лицо Юты, закрытое темной вуалью, ее руки, на кончиках пальцев которых сияли голубоватые огоньки, и ясно различимая фигура Реми, уходящего вглубь колдовского бора. Сердце ее забилось сильнее и чаще, к глазам вновь подступили слезы, но она сдержала себя, и глубоко вздохнув, проронила чуть слышно: «Только бы дождаться весны».
Она снова легла и Айно укрыл ее хорошенько одеялом, хотел что-то сказать, но передумал, только снова глубоко вздохнул, потом вышел плотно прикрыв за собой дверь. Эйфория лежала, блуждая задумчивым взглядом по потолку, свозь двойные рамы окна до нее доносилось завывание вьюги, то и дело с сухим дробным стуком бросавшей в стекла пригоршни колючей, снежной крупы. Эйфи привычно коснулась рукой тонкой золотой цепочки, пробежав по звеньям пальцами, погладила небольшую прямоугольную подвеску, осязая затейливую вязь, высеченных на ней строк. Потом достала сиявшую солнечным блеском пластину и слегка подышала не нее, будто пыталась согреть. На поверхности благородного металла ее теплое дыхание осело влагой, которая собралась в каплю и сверкающей слезой скатилась и упала ей на запястье. Этот прощальный подарок Реми был загадкой, которую она тщетно пыталась понять. И если раньше, она помнила, от цепочки шло нежное, живое тепло, то теперь она была словно налита холодом. А когда Эйфи изредка снимала ее, то находила покрытой инеем, даже если случалось это в знойный, летний полдень. И не солнечный жар, ни тепло ее тела не могли согреть хрупких, золотых звеньев.
Эйфория прикоснулась губами к холодной, золотой поверхности, вновь спрятала на груди подвеску и закрыв глаза, стала погружаться в сон, надеясь, что он перенесет ее на этот раз в счастливые дни прошлого, подарив призрачную встречу с тем, чей образ она по-прежнему хранила в своем сердце.
Стояла ранняя весна, холодная и неприветливая, словно бледная, болезненная дева. День начинался хмурым утром, а вечером чуть оттаявшую землю вновь леденил мороз, то и дело вьюжило. Солнце проглядывало редко и едва показавшись в облачной прорехе, вновь торопилось укрыться в серой пелене туч, которые то сыпали снегом, то кропили студеным дождем. Казалось, что зима никогда не закончится, но все же дни становились светлее, сугробы незаметно оседали и таяли, обнажая черные проплешины земли. Дороги, что вели в Город раскисли и покрылись слюдяными озерцами луж.
Джой во весь опор мчался по сельскому тракту верхом на породистом скакуне, из-под копыт которого летели комья грязи, высоко подрезанный хвост стлался по ветру. Впереди на белой кобылице, уверенно держась в седле, скакала Эйфория, ее волосы, выбившись из-под теплой шапочки, горели на солнце яркой медью. Она подгоняла кобылку громкими возгласами, и эти резкие звуки ласкали слух Джоя, как самая сладкая музыка. Вот Эйфория свернула на проселочную дорогу, что вела к усадьбе старого Айно и с победным криком осадила лошадь у ворот фермы.
- Хей-хей, Джой! – закричала она. – Я на месте! Я выиграла!
Белая кобылица под ней пританцовывала, разгоряченная скачкой, ей передалось возбуждение наездницы и она, негромко заржав, прянула на дыбы. Но Эйфория, уверенно удержала поводья, успокаивая, похлопала ее по взмыленной шее и, низко наклонившись, что-то ласково зашептала в ухо. Джой, утирая с лица пот, подскакал к ним неспешной рысью и тяжело отдуваясь проговорил:
- Твоя взяла, Эйфи. Но я даже рад, потому что и без того, любое твое желание исполнил бы, ты только попроси. Ну если тебе захотелось посостязаться, то и славно. Так, что там у тебя на уме, выкладывай.
При этом смотрел он на девушку, откровенно любуясь. Впервые за долгие месяцы Эйфория выглядела оживленной, в глазах появился блеск, и они вновь засияли как серые звездочки, на щеках, омытых свежим весенним ветром, проступил румянец, в уголках ярких губ обозначились ямочки, лицо светилось от воодушевления. Взгляд Эйфории внезапно стал серьезным:
- Проводи меня к Юте, в Благословенные земли.
- Нет, Эйфи! – Джой недоверчиво уставился на нее, потом обреченно замотал головой. - Нет, только не это. Проси все что хочешь, все сделаю, но к мьюми я тебя не поведу.
Он снова яростно замотал головой и непроизвольно резко натянул поводья. Конь под ним возмущенно заржал, недовольный таким обращением.
- Ты проиграл, Джой. А проигравший выполняет одно желание победителя. Ты уже забыл условия? Как ты можешь теперь отказываться?
- Да пойми же ты, Эйфория, не могу я этого сделать. А если бы и мог, то все равно не стал. Ты не знаешь, но Юта отказала всем охотникам за живыми камнями и закрыла для людей границы своего края. Нет туда хода. Да и зачем тебе это, столько времени прошло, все равно ничего нельзя изменить…
- Знаешь, что Джой, - прервала его страстную речь девушка, сказав с горечью, - может хватит уже делать вид, что ничего не случилось и мы можем жить дальше, как ни в чем не бывало. Если ты можешь так, то я – нет. Я знала, что ты откажешься, поэтому и затеяла этот спор. Но что теперь стоят все твои слова, если ты не сдержишь обещание.
- Эйфи, - Джой уныло понурился. Хорошее настроение как ветром сдуло, он полагал, что Эйфория наконец начала приходить в себя после страшных событий, что приключились с ними на исходе того памятного года, что она вновь стала походить на себя прежнюю, и наконец обратила внимание на того, кто преданно, все это время не покидал ее, ловя каждый обращенный на него взгляд, радуясь каждому незначительному слову. Но теперь ему стало ясно, что за идею вынашивала с недавних пор Эйфория, идею вновь повторить то далекое и опасное путешествие. И что она надеялась найти в конце этого непростого пути, какую боль излечить, какие развеять сомнения? – Послушай меня, даже если я сдержу обещание и проведу тебя к Зачарованному озеру, я ведь не он, я не Реми. Мы не сможем пройти через древесных стражей, об этом подумай. И чего ты добьешься? Уснешь, и сама не проснешься? А может это и есть твое желание, Эйфория? Тогда, что хочешь про меня думай, пусть я буду вруном бесчестным, но помогать тебе в этом деле не стану. Хоть на кусочки режь меня!
Эйфория вздохнула, посмотрела на Джоя с досадой и внезапной, грустной нежностью. Не говоря ни слова тронула с места свою кобылку и медленным шагом двинулась по молодой, чуть проглянувшей траве, на небольшой взгорок, что начинался от кустов живой изгороди и дальше полого тянулся до березовой рощи. Освещенная полуденным солнцем она прозрачно светлела вдалеке. Джой двинулся следом за Эйфи, нахмурив белесые брови и не решаясь взглянуть на свою спутницу. Они отъехали уже довольно далеко от фермы, когда Эйфория заговорила снова, спокойным, убежденным голосом:
- Ничего такого у меня и в мыслях нет. Я просто хочу знать, где лежит его тело. Я хочу знать, где это место на земле. Ведь оно существует, Джой. И это не дает мне покоя, понимаешь. Я должна это знать, и я узнаю, чего бы мне это не стоило. С тобой или без тебя, но я найду его, пусть даже это будет последнее, что я смогу для него сделать. Или ты думал, что я способна забыть его, забыть какой ценой Реми выкупил мою жизнь?
Голос Эйфории внезапно сорвался, она бросила поводья, и белая кобылка послушно остановилась, склонив голову с густой, серебристой челкой. Эйфи, закрыв лицо руками, некоторое время сидела молча, пытаясь успокоиться, глубоко и часто дышала. Джой неловко переминался рядом, мучительно подыскивая слова, но, как назло, ничего утешительного в голову не приходило, и он мысленно проклял себя за неуклюжесть и косноязычие. Наконец Эйфория продолжила с такой болью в голосе, что сердце Джоя пронзила острая жалость.
- Ты вот подумал, что я хочу свести счеты с жизнью, но того не понимаешь, что моя жизнь для меня сейчас такая драгоценность, что уже и не моя вовсе. Если он за нее своей жизнью заплатил, то как я могу его подарок в грязь бросить. Ты знаешь, Джой, что я об этом каждый день думаю, каждую минуту. Я так перед ним виновата. А ты мне предлагаешь забыть все, как будто ничего и не было. Так выходит?
Она повернулась и пристально посмотрела на Джоя пронзительным взглядом влажно блестевших глаз, требуя ответа. Джой, покраснев и едва выдерживая этот прямой, честный взгляд, сказал, тщательно подбирая слова:
- Нет, Эйфи, я совсем не это имел в виду. Но то, что ты хочешь, просто невозможно. На землях воронов творится что-то непонятное. Говорят, там появилась новая опасность, новая напасть, с которой даже черное племя не сравнится, рассказывают о каких-то невиданных прежде свирепых волках, что рыщут по тамошним местам. И я тебе говорил, границы Благословенного края закрыты для людей, а стражи заповедной рощи всегда начеку, они никогда не спят и не покидают своих постов, нам не пройти к озеру.
- Я не боюсь, Джой. И если ты забыл, то напомню: Юта мне дала свое благословение, каплю своей бесценной крови, и вместе с ней я получила возможность беспрепятственно проходить к Зачарованному озеру. И мы уже прошли по землям воронов и нас не тронули, так стоит попытаться. Решайся, Джой, но знай, если ты не сдержишь обещание, я все равно уйду. Так что ты мне на это скажешь?
Джой наконец смог отвести глаза и проронил негромко, всем своим видом показывая, что делает это против своего желания и воли:
- Хорошо, я проведу тебя к Юте… Когда ты хочешь отправиться? Только, прошу тебя, дай мне время, чтобы все подготовить и немного разведать обстановку.
Эйфория согласно кивнула и на всякий случай заставила Джоя поклясться, что он ни слова ни скажет ее близким о предстоящем походе. Эта клятва далась ему не просто и стоила долгих душевных мук и терзаний, ночных сомнений и угрызений совести, но он побоялся, что в противном случае девушка все равно убежит, уже одна, без его помощи и поддержки. А этого Джой допустить никак не мог…
Месяц до назначенного срока для Син Джоя пролетел слишком быстро, а для Эйфории мучительно долго тянулся с утра до вечера каждый день. Она понимала, что ее уход разобьет сердца родных и поэтому старалась быть с ними все оставшееся время особенно ласковой и предупредительной. А на вопросы Джоя, как она может так жестоко с ними поступать, отвечала сердито, что оставит записку, где все объяснит.
- Я не передумаю, - обрывала она все разговоры на эту тему и добавляла сурово и категорично, - Если не хочешь помогать – уходи.
Но уйти он не мог, только тяжело вздыхал и старался избегать встреч с близкими Эйфории, потому что смотреть им в глаза и делать вид, что ничего не происходит было выше его сил. Боясь и в тоже время желая выдать тайну, он все надеялся, что какие-нибудь не зависящие от него обстоятельства помешают этой опасной авантюре, но надеждам его не суждено было исполниться. И когда на деревьях зазеленела юная листва, а луговые травы запестрели цветами, они отправились в путь под покровом темной, безлунной ночи. Как и обещала, Эйфория оставила отцу пространное письмо, где писала, что очень любит и его, и дедушку, и тетю Ануш, но не может больше быть в неведении, что сердце ее не найдет успокоения в тиши и уюте домашнего очага, пока она не отыщет тело Реми, и если это необходимо, сделает для него все возможное, чтобы у него было место, куда она могла бы прийти и положить цветы. И еще просила, чтобы они не волновались и не искали ее, она идет не одна, а с надежным спутником. Кроме того, Эйфория обещала обязательно вернуться и крепко-крепко всех их обнять.
Сам Джой за это время совершил не одну вылазку на земли воронов и то, что он там услышал и увидел, дало ему крохотную надежду на благополучный исход их все-таки очень сомнительной, с его точки зрения, затеи. Местные жители рассказывали, что с самой осени, когда внезапно раньше обычного ударили морозы и выпал обильный снег, они не видели отрядов воронов, что в Черной крепости происходит что-то странное, но что именно никто сказать не может, потому что нет таких смельчаков, что по своей и доброй воле сунулись бы в Колдовской, дремучий бор.
- Мы не властны над снами, милая, - сказал задумчиво Айно, который слушал ее очень внимательно, слегка нахмурив седые, кустистые брови. – Быть может он просто твоя усталость от этих долгих холодов, от бесконечных метелей и морозных вьюг. Но время зимы на исходе, скоро солнце разгонит тучи, растопит снег, в полях зазвенят ручьи, прилетят жаворонки, а мы с тобой отправимся в путешествие к морю или куда пожелаешь. Давай-ка помечтаем куда бы ты хотела поехать, что повидать?
Эйфория серьезно, без улыбки посмотрела на дедушку, чье лицо в глубоких морщинах, еще сохраняло свою благородную, мужественную красоту, а сейчас лучилось добротой и заботой, потом произнесла негромко, приподнявшись на постели и пытливо заглянув в глаза старому Айно:
– Я хочу увидеть его, увидеть то место, где он лежит, побывать там. Дедушка, ты ведь поможешь мне?
Он смущенно опустил взгляд и закашлялся, сказал осторожно подбирая слова.
- Эйфи, милая, боюсь огорчить тебя, но ты хочешь несбыточного. Мне кажется, что нет такого места, не в обычаях это воронов. А если оно и есть, то кто может знать о нем, кто укажет тебе путь к нему, если он лежит посреди черного Колдовского бора? Да и не отпустит тебя отец, и тут я с ним соглашусь, пожалуй. Все, что хочешь проси, но затею эту безумную ты оставь, уж прошу тебя. Дай себе время, боль утихнет. Не береди постоянно свою рану, и она затянется, зарастет и станет светлой памятью. Ты еще совсем юная, ты еще дитя и не знаешь, как справится со своим горем. Но поверь мне, время все вылечит. Завтра стихнет метель, приедет Син Джой, он хороший паренек и любит тебя Эйфи, хоть ты с ним и неласкова. Прокатитесь-ка вместе верхом по свежему воздуху, глядишь и веселей станет.
- Нет, дедушка, - замотала головой Эйфория, пропустив мимо ушей все его последние слова. – Я знаю, как найти это место. В Благословенном краю у Королевы мьюми есть Зачарованное озеро, а там Зеркальная запруда, где можно увидеть то, о чем постоянно думаешь, что занимает все твои мысли и все твои помыслы. Там я видела его в последний раз, оно и покажет мне, где он сейчас лежит.
Эйфория села в кровати, обхватила руками плечи, глаза ее задумчиво распахнулись, и впервые за долгие месяцы их оживил блеск, а на щеках выступил легкий румянец. Она погрузилась в размышления, не замечая встревоженного взгляда дедушки, и то, как он стал неодобрительно покачивать головой. Перед ее мысленным взором вновь встали картины прошлого, берег Зачарованного озера, погруженный в рассветные сумерки, то, как серебрилась вода чудесной запруды, как лучи утреннего солнца окрасили нежным розовым цветом верхушки далеких гор и редкие синие облака на быстро светлеющем небе, лицо Юты, закрытое темной вуалью, ее руки, на кончиках пальцев которых сияли голубоватые огоньки, и ясно различимая фигура Реми, уходящего вглубь колдовского бора. Сердце ее забилось сильнее и чаще, к глазам вновь подступили слезы, но она сдержала себя, и глубоко вздохнув, проронила чуть слышно: «Только бы дождаться весны».
Она снова легла и Айно укрыл ее хорошенько одеялом, хотел что-то сказать, но передумал, только снова глубоко вздохнул, потом вышел плотно прикрыв за собой дверь. Эйфория лежала, блуждая задумчивым взглядом по потолку, свозь двойные рамы окна до нее доносилось завывание вьюги, то и дело с сухим дробным стуком бросавшей в стекла пригоршни колючей, снежной крупы. Эйфи привычно коснулась рукой тонкой золотой цепочки, пробежав по звеньям пальцами, погладила небольшую прямоугольную подвеску, осязая затейливую вязь, высеченных на ней строк. Потом достала сиявшую солнечным блеском пластину и слегка подышала не нее, будто пыталась согреть. На поверхности благородного металла ее теплое дыхание осело влагой, которая собралась в каплю и сверкающей слезой скатилась и упала ей на запястье. Этот прощальный подарок Реми был загадкой, которую она тщетно пыталась понять. И если раньше, она помнила, от цепочки шло нежное, живое тепло, то теперь она была словно налита холодом. А когда Эйфи изредка снимала ее, то находила покрытой инеем, даже если случалось это в знойный, летний полдень. И не солнечный жар, ни тепло ее тела не могли согреть хрупких, золотых звеньев.
Эйфория прикоснулась губами к холодной, золотой поверхности, вновь спрятала на груди подвеску и закрыв глаза, стала погружаться в сон, надеясь, что он перенесет ее на этот раз в счастливые дни прошлого, подарив призрачную встречу с тем, чей образ она по-прежнему хранила в своем сердце.
Глава 3. Неудача Джоя
Стояла ранняя весна, холодная и неприветливая, словно бледная, болезненная дева. День начинался хмурым утром, а вечером чуть оттаявшую землю вновь леденил мороз, то и дело вьюжило. Солнце проглядывало редко и едва показавшись в облачной прорехе, вновь торопилось укрыться в серой пелене туч, которые то сыпали снегом, то кропили студеным дождем. Казалось, что зима никогда не закончится, но все же дни становились светлее, сугробы незаметно оседали и таяли, обнажая черные проплешины земли. Дороги, что вели в Город раскисли и покрылись слюдяными озерцами луж.
Джой во весь опор мчался по сельскому тракту верхом на породистом скакуне, из-под копыт которого летели комья грязи, высоко подрезанный хвост стлался по ветру. Впереди на белой кобылице, уверенно держась в седле, скакала Эйфория, ее волосы, выбившись из-под теплой шапочки, горели на солнце яркой медью. Она подгоняла кобылку громкими возгласами, и эти резкие звуки ласкали слух Джоя, как самая сладкая музыка. Вот Эйфория свернула на проселочную дорогу, что вела к усадьбе старого Айно и с победным криком осадила лошадь у ворот фермы.
- Хей-хей, Джой! – закричала она. – Я на месте! Я выиграла!
Белая кобылица под ней пританцовывала, разгоряченная скачкой, ей передалось возбуждение наездницы и она, негромко заржав, прянула на дыбы. Но Эйфория, уверенно удержала поводья, успокаивая, похлопала ее по взмыленной шее и, низко наклонившись, что-то ласково зашептала в ухо. Джой, утирая с лица пот, подскакал к ним неспешной рысью и тяжело отдуваясь проговорил:
- Твоя взяла, Эйфи. Но я даже рад, потому что и без того, любое твое желание исполнил бы, ты только попроси. Ну если тебе захотелось посостязаться, то и славно. Так, что там у тебя на уме, выкладывай.
При этом смотрел он на девушку, откровенно любуясь. Впервые за долгие месяцы Эйфория выглядела оживленной, в глазах появился блеск, и они вновь засияли как серые звездочки, на щеках, омытых свежим весенним ветром, проступил румянец, в уголках ярких губ обозначились ямочки, лицо светилось от воодушевления. Взгляд Эйфории внезапно стал серьезным:
- Проводи меня к Юте, в Благословенные земли.
- Нет, Эйфи! – Джой недоверчиво уставился на нее, потом обреченно замотал головой. - Нет, только не это. Проси все что хочешь, все сделаю, но к мьюми я тебя не поведу.
Он снова яростно замотал головой и непроизвольно резко натянул поводья. Конь под ним возмущенно заржал, недовольный таким обращением.
- Ты проиграл, Джой. А проигравший выполняет одно желание победителя. Ты уже забыл условия? Как ты можешь теперь отказываться?
- Да пойми же ты, Эйфория, не могу я этого сделать. А если бы и мог, то все равно не стал. Ты не знаешь, но Юта отказала всем охотникам за живыми камнями и закрыла для людей границы своего края. Нет туда хода. Да и зачем тебе это, столько времени прошло, все равно ничего нельзя изменить…
- Знаешь, что Джой, - прервала его страстную речь девушка, сказав с горечью, - может хватит уже делать вид, что ничего не случилось и мы можем жить дальше, как ни в чем не бывало. Если ты можешь так, то я – нет. Я знала, что ты откажешься, поэтому и затеяла этот спор. Но что теперь стоят все твои слова, если ты не сдержишь обещание.
- Эйфи, - Джой уныло понурился. Хорошее настроение как ветром сдуло, он полагал, что Эйфория наконец начала приходить в себя после страшных событий, что приключились с ними на исходе того памятного года, что она вновь стала походить на себя прежнюю, и наконец обратила внимание на того, кто преданно, все это время не покидал ее, ловя каждый обращенный на него взгляд, радуясь каждому незначительному слову. Но теперь ему стало ясно, что за идею вынашивала с недавних пор Эйфория, идею вновь повторить то далекое и опасное путешествие. И что она надеялась найти в конце этого непростого пути, какую боль излечить, какие развеять сомнения? – Послушай меня, даже если я сдержу обещание и проведу тебя к Зачарованному озеру, я ведь не он, я не Реми. Мы не сможем пройти через древесных стражей, об этом подумай. И чего ты добьешься? Уснешь, и сама не проснешься? А может это и есть твое желание, Эйфория? Тогда, что хочешь про меня думай, пусть я буду вруном бесчестным, но помогать тебе в этом деле не стану. Хоть на кусочки режь меня!
Эйфория вздохнула, посмотрела на Джоя с досадой и внезапной, грустной нежностью. Не говоря ни слова тронула с места свою кобылку и медленным шагом двинулась по молодой, чуть проглянувшей траве, на небольшой взгорок, что начинался от кустов живой изгороди и дальше полого тянулся до березовой рощи. Освещенная полуденным солнцем она прозрачно светлела вдалеке. Джой двинулся следом за Эйфи, нахмурив белесые брови и не решаясь взглянуть на свою спутницу. Они отъехали уже довольно далеко от фермы, когда Эйфория заговорила снова, спокойным, убежденным голосом:
- Ничего такого у меня и в мыслях нет. Я просто хочу знать, где лежит его тело. Я хочу знать, где это место на земле. Ведь оно существует, Джой. И это не дает мне покоя, понимаешь. Я должна это знать, и я узнаю, чего бы мне это не стоило. С тобой или без тебя, но я найду его, пусть даже это будет последнее, что я смогу для него сделать. Или ты думал, что я способна забыть его, забыть какой ценой Реми выкупил мою жизнь?
Голос Эйфории внезапно сорвался, она бросила поводья, и белая кобылка послушно остановилась, склонив голову с густой, серебристой челкой. Эйфи, закрыв лицо руками, некоторое время сидела молча, пытаясь успокоиться, глубоко и часто дышала. Джой неловко переминался рядом, мучительно подыскивая слова, но, как назло, ничего утешительного в голову не приходило, и он мысленно проклял себя за неуклюжесть и косноязычие. Наконец Эйфория продолжила с такой болью в голосе, что сердце Джоя пронзила острая жалость.
- Ты вот подумал, что я хочу свести счеты с жизнью, но того не понимаешь, что моя жизнь для меня сейчас такая драгоценность, что уже и не моя вовсе. Если он за нее своей жизнью заплатил, то как я могу его подарок в грязь бросить. Ты знаешь, Джой, что я об этом каждый день думаю, каждую минуту. Я так перед ним виновата. А ты мне предлагаешь забыть все, как будто ничего и не было. Так выходит?
Она повернулась и пристально посмотрела на Джоя пронзительным взглядом влажно блестевших глаз, требуя ответа. Джой, покраснев и едва выдерживая этот прямой, честный взгляд, сказал, тщательно подбирая слова:
- Нет, Эйфи, я совсем не это имел в виду. Но то, что ты хочешь, просто невозможно. На землях воронов творится что-то непонятное. Говорят, там появилась новая опасность, новая напасть, с которой даже черное племя не сравнится, рассказывают о каких-то невиданных прежде свирепых волках, что рыщут по тамошним местам. И я тебе говорил, границы Благословенного края закрыты для людей, а стражи заповедной рощи всегда начеку, они никогда не спят и не покидают своих постов, нам не пройти к озеру.
- Я не боюсь, Джой. И если ты забыл, то напомню: Юта мне дала свое благословение, каплю своей бесценной крови, и вместе с ней я получила возможность беспрепятственно проходить к Зачарованному озеру. И мы уже прошли по землям воронов и нас не тронули, так стоит попытаться. Решайся, Джой, но знай, если ты не сдержишь обещание, я все равно уйду. Так что ты мне на это скажешь?
Джой наконец смог отвести глаза и проронил негромко, всем своим видом показывая, что делает это против своего желания и воли:
- Хорошо, я проведу тебя к Юте… Когда ты хочешь отправиться? Только, прошу тебя, дай мне время, чтобы все подготовить и немного разведать обстановку.
Эйфория согласно кивнула и на всякий случай заставила Джоя поклясться, что он ни слова ни скажет ее близким о предстоящем походе. Эта клятва далась ему не просто и стоила долгих душевных мук и терзаний, ночных сомнений и угрызений совести, но он побоялся, что в противном случае девушка все равно убежит, уже одна, без его помощи и поддержки. А этого Джой допустить никак не мог…
Месяц до назначенного срока для Син Джоя пролетел слишком быстро, а для Эйфории мучительно долго тянулся с утра до вечера каждый день. Она понимала, что ее уход разобьет сердца родных и поэтому старалась быть с ними все оставшееся время особенно ласковой и предупредительной. А на вопросы Джоя, как она может так жестоко с ними поступать, отвечала сердито, что оставит записку, где все объяснит.
- Я не передумаю, - обрывала она все разговоры на эту тему и добавляла сурово и категорично, - Если не хочешь помогать – уходи.
Но уйти он не мог, только тяжело вздыхал и старался избегать встреч с близкими Эйфории, потому что смотреть им в глаза и делать вид, что ничего не происходит было выше его сил. Боясь и в тоже время желая выдать тайну, он все надеялся, что какие-нибудь не зависящие от него обстоятельства помешают этой опасной авантюре, но надеждам его не суждено было исполниться. И когда на деревьях зазеленела юная листва, а луговые травы запестрели цветами, они отправились в путь под покровом темной, безлунной ночи. Как и обещала, Эйфория оставила отцу пространное письмо, где писала, что очень любит и его, и дедушку, и тетю Ануш, но не может больше быть в неведении, что сердце ее не найдет успокоения в тиши и уюте домашнего очага, пока она не отыщет тело Реми, и если это необходимо, сделает для него все возможное, чтобы у него было место, куда она могла бы прийти и положить цветы. И еще просила, чтобы они не волновались и не искали ее, она идет не одна, а с надежным спутником. Кроме того, Эйфория обещала обязательно вернуться и крепко-крепко всех их обнять.
Сам Джой за это время совершил не одну вылазку на земли воронов и то, что он там услышал и увидел, дало ему крохотную надежду на благополучный исход их все-таки очень сомнительной, с его точки зрения, затеи. Местные жители рассказывали, что с самой осени, когда внезапно раньше обычного ударили морозы и выпал обильный снег, они не видели отрядов воронов, что в Черной крепости происходит что-то странное, но что именно никто сказать не может, потому что нет таких смельчаков, что по своей и доброй воле сунулись бы в Колдовской, дремучий бор.
