Об этом шептались те, кто был в тот момент на поляне, кто принимал участие в этом обряде. Толковали еще о том, что и тело изгоя тоже после этого сразу сгорело. Будто бы вспыхнуло ослепительно и исчезло, не оставив следа. Не иначе как здесь было замешано какое-то неведомое, сильное колдовство.
После происшествия на опушке, скарг Моррис, заперся в своих покоях, и никто не смел его тревожить. Он сидел у жарко полыхавшего камина угрюмо нахохлившись, в полумраке комнаты глаза его то и дело вспыхивали красным, словно поддернутые жаром угли. А сердце с того дня сжигал страх, душа пребывала в смятении. Лишившись сна, Верховный ворон часами просиживал в своем золоченом кресле, сжимая в руке обломок костяного клинка, и листал черные книги, пытаясь в них найти ответы на мучившие его вопросы. Но ни в одной из них он не находил того, что искал, и мысли его все возвращались к тому злополучному дню, когда проклятый изгой принес в жертву свое сердце. Кто же мог знать, что обернется это коварной ловушкой, в которую он, Верховный правитель Края воронов угодил, снедаемый желанием заполучить силу выродка. Нет теперь ни изгоя, ни его силы, нет и кинжала обращения, дававшего им власть над темными дарами. Скарг не знал, как можно поправить положение и пребывал, терзаемый страхом, в мучительных раздумьях. Он чувствовал, надвигалось что-то ужасное, что-то витало в воздухе вместе с редкими белыми снежинками, что начинали временами сыпать из обложивших небо пухлых сизых облаков.
Погода портилась день ото дня, словно чья-то могучая воля сгущала тучи вокруг крепости, ни один из воронов не мог больше подняться в воздух и вылететь далеко за ее пределы, тотчас начинался сильный ветер, который гнал их обратно, рассыпая черные перья в ледяных вихрях, и грозя переломать крылья. Скарг много раз выходил на крепостную стену и пристально всматривался в клубившиеся над головой тучи, где порой чудился ему в их очертаниях силуэт огромного белого ворона, что кружил над крепостью. Тогда Моррис, бормоча проклятия, вновь скрывался в своих покоях, чтобы там безостановочно ворочать в голове тяжелые, черные мысли. И все чаще и чаще приходил ему помысл созвать Большой совет воронов крепости, дабы решить наконец, что делать с нежданной напастью. Но он все медлил, ведь это означало признать свое поражение как Верховного правителя, Верховного Отца всех воронов, Властителя этих земель и Приграничья.
Все в темной душе скарга восставало против такого исхода, но страх, что хищным червем грыз его день и ночь, подтачивал его гордость и боязнь показаться беспомощным и не всеведущим. Он ждал, что со дня на день погода изменится, вернувшись в свое привычное русло, но становилось только хуже, холоднее и мрачней. «Ох, Моргот, Моргот! Как же ты нужен мне сейчас! - частенько бормотал скарг, черной тенью сидя на своем золоченом троне. – Проклятый мальчишка, надо было прикончить его сразу, вместе с его отцом, трижды проклятым Реннером и этой белой ведьмой».
Между тем, разброд и нехорошие, вредные слухи в Крепости росли и ширились. Все чаще слышал Моррис как вспыхивали между воронами стычки и ссоры, все чаще раздавался недовольный ропот, все чаще Фрай, занявший место Моргота, но не обладавший ни его мудростью и провидением, ни его силой и преданностью, лишь злобной жестокостью превзошедший своего предшественника, все чаще этот молодой, по змеиному хитрый, вронг, доносил Верховному о тех зловредных толках, что разлагали ряды воронов, что якобы скарг утратил совсем колдовскую силу, что он не спроста прячется в покоях на самом верху черной башни, что кинжал посвящения не убил выродка-изгоя, и что черному племени возможно нужен новый Верховный властелин. Может Фрай и прибавлял что от себя, втайне упиваясь своей возросшей властью над Моррисом, но тот и сам чувствовал, что могущество его пошатнулось.
Наконец, он решился, и когда Фрай принес ему ужин, который день ото дня становился все скуднее, запасы в крепости подходили к концу, а новых не поступало, как доносили вороны-разведчики, что смогли в человеческом обличье прорваться за пределы крепости, немногие дороги ведущие к воротам были разбиты камнепадом, усеяны огромными валунами и покрыты обледенелой коркой, Моррис велел своему подручному донести до старших воронов весть о Большом совете, время которого было назначено им на рассвете следующего дня. Зная, что проведет очередную бессонную ночь, скарг хотел еще раз все хорошенько обдумать, ему уже и без тревожных донесений разведчиков стало ясно, что они разбудили какую-то грозную силу, и теперь она ополчилась на них в своем могуществе природных стихий. И возможно этой неведомой, страшной силе нужна была от них жертва, которая утолила бы ее жажду и голод, умилостивила ее и дала им возможность вновь вернуться к прежнему существованию. Но что могло удовлетворить мощь, повелевавшую стихией, скарг не знал, что могли они, вороны, предложить силе, которой повиновались ветра и облака, вода и камни. Наверное, впервые за свою долгую жизнь, Моррис ощутил обессиливающую безысходность и почувствовал свою ничтожность перед неведомым, неодолимым противником.
Настало утро и было оно таким же хмурым и темным, как и длинная череда других до него, без проблеска солнечного света, без тепла, без надежды. На пронизывающем, ледяном ветру собрались все старшие вороны на большой мощеной черным камнем площадке посреди крепости, расселись полукругом, ожидая прихода скарга, кутаясь зябко в теплые накидки. Лица их были мрачны, унылы и сильнее прежнего проступила на них жестокость их черных душ. Когда появился Моррис, они, следуя установленному правилу, встали и преклонили перед ним колено, склонив головы, но взгляды, которые они исподтишка бросали на скарга были не так почтительны, как требовалось. В гнетущем молчании Верховный поднялся на возвышение, где стояло его кресло Правителя из черного мрамора с красными, огненными прожилками, золотой венец на голове скарга, украшенный алмазами, что казалось вобрали в себя мрак безлунной ночи, чуть поблескивал в тусклом свете пасмурного утра. Едва он воссел на место, начали сыпать редкие хлопья снега, вызвав глухое недовольное перешептывание среди воронов. Они злобно косились на низкое, в обложных тучах небо, откуда тянуло стылым холодом. Моррис поднял левую руку, дав разрешение подняться и, когда утих шум, начал говорить.
- Много лет, вороны, я вел вас по дороге процветания и благоденствия, вы сытно ели, сладко пили, имели столько скра, сколько могли пожелать, столько забав и возможностей показать свою удаль, сколько хотели. Я не утруждал вас тяжкими заботами, о которых ведомо только властителю, чье сердце полно попечения о каждом, даже самом малом его соплеменнике. Я не требовал от вас ничего, кроме ответной верности и благодарной покорности, отдавая всего себя служению вам. Но пришло время, и теперь я, ваш Верховный ворон, ваш Верховный отец, обращаюсь к своим преданным соратникам. Мы должны сплотиться и мужественно пережить ниспосланное нам свыше испытание. Неужели нас испугает этот недолговечный снег и непостоянный ветер, мы сильнее их. И я говорю вам, что нашел способ обуздать эту стихию. – Скарг обманывал своих воронов, но ничего другого ему не оставалось, он не видел для себя иного выхода, чтобы удержать в руках ускользающие власть и авторитет. Он возвысил голос почти до крика. - Но мне нужна ваша выдержка, ваша стойкость и ваш совет. И мне нужна жертва, большая жертва. Кто может указать мне на нее, вороны?
Воцарилось тяжелое, недоброе молчание, только снег все усиливался, так, что черные камни площадки совета совсем побелели. Моррис обвел пристальным взглядом ряды угрюмых воронов.
- Так что вы мне скажете?.. Кто из вас назовет мне имя жертвы?
- Я назову тебе имя жертвы! – раздался тут откуда-то сверху звонкий и холодный как ледяной клинок голос. – И эта жертва ты, скарг!
Все вороны как один подняли головы и увидели на крыше крепостной башни белую фигуру, вокруг которой вихрился снег, образуя силуэт большой птицы, силуэт белого ворона.
- Кто ты? – с трудом прохрипел Моррис, схватившись за шею скрюченными как когти пальцами, его душил страх, не давая вздохнуть.
- Так ты не узнаешь меня, Моррис?
Вместе со снежным вихрем Белый ворон слетел с крыши и опустившись посреди каменной площадки обернулся высоким, статным юношей, чьи темные глаза отливали сумрачной зеленью, а в белых волосах ярко блестела единственная серебряная прядь.
Скарг приглушенно вскрикнул и приподнялся на своем кресле, взирая на стоящего перед ним в злобном изумлении.
- Ты! Уходи! Прочь, призрак! Убирайся! Тебе не испугать меня, Реми-изгой! – хрипло прокаркал Верховный ворон, но весь вид его, вытаращенные в ужасе глаза, искаженное гримасой лицо, говорили об обратном.
- На твою беду, скарг, я не призрак, - произнес Реми, холодно усмехнувшись. – И я пришел не пугать тебя. Ты слишком долго упивался своими беззакониями. Пришло время расплаты. Нет, я не стану лишать тебя жизни, не надейся. Я лишу тебя силы, ты больше не сможешь творить свои черные дела и наводить страх и ужас на окрестные земли. Я забираю у тебя способность обращения. У тебя и остальных воронов черного племени, тех, кто запятнал свою душу пролитием невинной крови. А без своей колдовской силы ты просто старик. И знаешь, мне жаль тебя, Моррис. Жаль, даже несмотря на то, что ты поднял руку на своего брата, моего отца. И лишил жизни мою мать. Со мной ты говорил на языке боли и заставил хорошо выучить этот жестокий язык. Ты проливал кровь, словно это ничего не стоящая вода. Но мне все равно жаль тебя, скарг, ибо душа твоя черна и не способна дать тебе утешения в твоих несчастьях. Но возможно, ты еще сможешь найти путь к свету, если не позволишь злобе и ненависти питать твою душу. Очисти ее от яда ненависти и обрети покой.
С громким, отчаянным криком скарг вскочил и бросился на стоящего перед ним юношу, но тот поднял руку, и Моррис упал, скованный невыносимым холодом. Корчась словно в агонии и хрипя, он попытался уползти, цепляясь ногтями за камни, но не смог даже сдвинуться с места. Все остальные вороны пораженно молчали, застыв в оцепенении. Реми обвел их строгим взглядом, от которого в лицо им повеяло стужей, а сердца словно покрылись ледяной, колючей коркой. Ни один из них не посмел встать и приблизиться к Белому Ворону, всеми владели страх и ненависть, которые Реми читал в их черных, тусклых взглядах. Он не нашел среди них Фрая, тот едва разглядев, кто предстал перед ними, спустившись с небес на крыльях ветра, заблаговременно и тайно скрылся, уже предвидя поражение скарга и не ожидая для себя ничего хорошего.
Реми снова посмотрел на не оставлявшего попытки встать Морриса и сказал:
- У тебя больше не будет ни слуг, ни рабов, скарг. И ты отныне не Верховный ворон. Впрочем, можешь называть себя так, если найдутся для такого короля подданные. Я все сказал тебе. Теперь прощай.
С этими словами он провел рукой над лежащим у его ног скаргом и силы покинули того. Он остался валяться посреди площади Большого совета кучей старой ветоши, а Реми молча двинулся дальше, между рядами воронов, которые беспрекословно расступались перед ним. Он вошел в крепость, побывал на всех ее ярусах, опустился в подвалы, открыл двери темниц и мрачных погребов, где томилось немало пленников, и вслед за ним стены древней цитадели воронов покрывались трещинами и морозным инеем, словно седели и ветшали на глазах. Всем, кого встречал на своем пути он говорил холодно и отстраненно одно и то же:
- Уходите. Вы свободны.
После крепости он отправился к рудникам и ямам, где стонали, проклиная свою судьбу и воронов, закованные в цепи рабы. Вороны, надзиравшие за невольниками, при виде Реми, попытались было напасть на него, но их постигла незавидная участь. Охваченные ледяной оторопью они застыли на месте, а копья и хлысты в их руках рассыпались сверкающей инеем крошкой. Обретшие нечаянную свободу скроги расправились с своими мучителями, довершив дело и утолив наконец жажду мести.
Обойдя все ямы Реми двинулся было дальше, взирая вокруг себя сумрачным взглядом, но тут дорогу ему заступил какой-то человек, некогда внушительного телосложения, а сейчас сильно истощенный, с горящими глазами и лицом, изборожденном шрамами.
- Постой, - взволнованно произнес он глухим, низким голосом. – Ведь, ты тот самый ворон-оборотень, с которым я бился. Ты не помнишь меня?
- Нет, - сказал Реми равнодушно. – Что тебе нужно?
- Меня зовут Ник Раст. Я был воином, а потом пленником. Мы бились с тобой на поединке, и ты победил меня тогда, - возбужденно продолжил человек. – Победил, но не убил, хотя у нас был смертельный поединок. Ты сохранил мне жизнь и не изувечил, когда легко мог это сделать. Ты проявил милосердие и благородство, поэтому я смог выжить. Я хочу поблагодарить тебя.
- Мне не нужна твоя благодарность, Ник Раст, - произнес Реми все тем же холодным, безразличным тоном. – Уходи.
Реми хотел двинуться дальше, но человек не отставал:
- Постой! Пожалуйста! Если тебе не нужна моя благодарность, тогда позволь мне служить тебе. Я твой должник.
Реми смерил его ледяным взглядом:
- Мне не нужны слуги. Мне никто не нужен. Ты кажется, жаждал свободы. Ты ее получил, теперь уходи.
Он обошел стоящего на его пути мужчину и зашагал к крепости, уже не обращая внимания как тот, с глазами полными слез и решительным выражением на посветлевшем лице, не отставая идет вслед за ним.
На подступах к крепости из-за стены, в сторону Реми, внезапно полетели, звеня на ветру черными древками, с десяток острых копий, но ни одно из них не пролетело и половины пути, сметенные снежным вихрем, они врезались в камни и преломились пополам. Раздался злобный крик и навстречу юноше, спущенные рукой Фрая с цепи, помчались черные нирлунги. Завидев старых знакомых, Реми впервые сухо, одними губами, улыбнулся. Лицо его по-прежнему хранило серьезное выражение. С глухим рычанием, теряя на бегу хлопья пены с оскаленных пастей, огромные волки неслись на бывшего пленника черной крепости, бесстрашно стоявшего на месте с высоко поднятой рукой. Вот они подскочили к нему, но вместо того, чтобы кинуться и растерзать, замерли, низко склонив громадные, страшные головы. Тогда Реми преломил на их шеях железные ошейники с заклятием подчинения, лишив его силы, потом провел ладонью по шкуре нирлунгов от кончика носа, до кончика хвоста, и шерсть волков побелела.
- Теперь вы Белые волки Черных утесов, - сказал он. – И я даю вам имена. Нарекаю вас Рори и Орши, что значит Справедливость и Возмездие.
И могучие звери опустились перед ним на передние лапы, словно присягая в верности. «Мы следуем за тобой и день, и ночь, - говорил их взгляд. – И день, и ночь. Мы ждем твоих приказаний, вожак, и день, и ночь, - стучало в их сердцах. – И день, и ночь»…
Так свершилось падение скарга Морриса, последнего Верховного ворона черного племени и неприступной прежде крепости, слава которой была такой мрачной и темной, что еще долго никто не решался приблизиться к этой колдовской цитадели.
Эйфория во все глаза смотрела в окно не в силах вымолвить ни слова от потрясения и охватившей ее внезапно слабости. По зеленой лужайке, от соснового лесочка, шел Реми в белой, свободной рубашке и темно-серых патачи, штанах из грубой шерстяной ткани, какие носят горные пастухи.
После происшествия на опушке, скарг Моррис, заперся в своих покоях, и никто не смел его тревожить. Он сидел у жарко полыхавшего камина угрюмо нахохлившись, в полумраке комнаты глаза его то и дело вспыхивали красным, словно поддернутые жаром угли. А сердце с того дня сжигал страх, душа пребывала в смятении. Лишившись сна, Верховный ворон часами просиживал в своем золоченом кресле, сжимая в руке обломок костяного клинка, и листал черные книги, пытаясь в них найти ответы на мучившие его вопросы. Но ни в одной из них он не находил того, что искал, и мысли его все возвращались к тому злополучному дню, когда проклятый изгой принес в жертву свое сердце. Кто же мог знать, что обернется это коварной ловушкой, в которую он, Верховный правитель Края воронов угодил, снедаемый желанием заполучить силу выродка. Нет теперь ни изгоя, ни его силы, нет и кинжала обращения, дававшего им власть над темными дарами. Скарг не знал, как можно поправить положение и пребывал, терзаемый страхом, в мучительных раздумьях. Он чувствовал, надвигалось что-то ужасное, что-то витало в воздухе вместе с редкими белыми снежинками, что начинали временами сыпать из обложивших небо пухлых сизых облаков.
Погода портилась день ото дня, словно чья-то могучая воля сгущала тучи вокруг крепости, ни один из воронов не мог больше подняться в воздух и вылететь далеко за ее пределы, тотчас начинался сильный ветер, который гнал их обратно, рассыпая черные перья в ледяных вихрях, и грозя переломать крылья. Скарг много раз выходил на крепостную стену и пристально всматривался в клубившиеся над головой тучи, где порой чудился ему в их очертаниях силуэт огромного белого ворона, что кружил над крепостью. Тогда Моррис, бормоча проклятия, вновь скрывался в своих покоях, чтобы там безостановочно ворочать в голове тяжелые, черные мысли. И все чаще и чаще приходил ему помысл созвать Большой совет воронов крепости, дабы решить наконец, что делать с нежданной напастью. Но он все медлил, ведь это означало признать свое поражение как Верховного правителя, Верховного Отца всех воронов, Властителя этих земель и Приграничья.
Все в темной душе скарга восставало против такого исхода, но страх, что хищным червем грыз его день и ночь, подтачивал его гордость и боязнь показаться беспомощным и не всеведущим. Он ждал, что со дня на день погода изменится, вернувшись в свое привычное русло, но становилось только хуже, холоднее и мрачней. «Ох, Моргот, Моргот! Как же ты нужен мне сейчас! - частенько бормотал скарг, черной тенью сидя на своем золоченом троне. – Проклятый мальчишка, надо было прикончить его сразу, вместе с его отцом, трижды проклятым Реннером и этой белой ведьмой».
Между тем, разброд и нехорошие, вредные слухи в Крепости росли и ширились. Все чаще слышал Моррис как вспыхивали между воронами стычки и ссоры, все чаще раздавался недовольный ропот, все чаще Фрай, занявший место Моргота, но не обладавший ни его мудростью и провидением, ни его силой и преданностью, лишь злобной жестокостью превзошедший своего предшественника, все чаще этот молодой, по змеиному хитрый, вронг, доносил Верховному о тех зловредных толках, что разлагали ряды воронов, что якобы скарг утратил совсем колдовскую силу, что он не спроста прячется в покоях на самом верху черной башни, что кинжал посвящения не убил выродка-изгоя, и что черному племени возможно нужен новый Верховный властелин. Может Фрай и прибавлял что от себя, втайне упиваясь своей возросшей властью над Моррисом, но тот и сам чувствовал, что могущество его пошатнулось.
Наконец, он решился, и когда Фрай принес ему ужин, который день ото дня становился все скуднее, запасы в крепости подходили к концу, а новых не поступало, как доносили вороны-разведчики, что смогли в человеческом обличье прорваться за пределы крепости, немногие дороги ведущие к воротам были разбиты камнепадом, усеяны огромными валунами и покрыты обледенелой коркой, Моррис велел своему подручному донести до старших воронов весть о Большом совете, время которого было назначено им на рассвете следующего дня. Зная, что проведет очередную бессонную ночь, скарг хотел еще раз все хорошенько обдумать, ему уже и без тревожных донесений разведчиков стало ясно, что они разбудили какую-то грозную силу, и теперь она ополчилась на них в своем могуществе природных стихий. И возможно этой неведомой, страшной силе нужна была от них жертва, которая утолила бы ее жажду и голод, умилостивила ее и дала им возможность вновь вернуться к прежнему существованию. Но что могло удовлетворить мощь, повелевавшую стихией, скарг не знал, что могли они, вороны, предложить силе, которой повиновались ветра и облака, вода и камни. Наверное, впервые за свою долгую жизнь, Моррис ощутил обессиливающую безысходность и почувствовал свою ничтожность перед неведомым, неодолимым противником.
Настало утро и было оно таким же хмурым и темным, как и длинная череда других до него, без проблеска солнечного света, без тепла, без надежды. На пронизывающем, ледяном ветру собрались все старшие вороны на большой мощеной черным камнем площадке посреди крепости, расселись полукругом, ожидая прихода скарга, кутаясь зябко в теплые накидки. Лица их были мрачны, унылы и сильнее прежнего проступила на них жестокость их черных душ. Когда появился Моррис, они, следуя установленному правилу, встали и преклонили перед ним колено, склонив головы, но взгляды, которые они исподтишка бросали на скарга были не так почтительны, как требовалось. В гнетущем молчании Верховный поднялся на возвышение, где стояло его кресло Правителя из черного мрамора с красными, огненными прожилками, золотой венец на голове скарга, украшенный алмазами, что казалось вобрали в себя мрак безлунной ночи, чуть поблескивал в тусклом свете пасмурного утра. Едва он воссел на место, начали сыпать редкие хлопья снега, вызвав глухое недовольное перешептывание среди воронов. Они злобно косились на низкое, в обложных тучах небо, откуда тянуло стылым холодом. Моррис поднял левую руку, дав разрешение подняться и, когда утих шум, начал говорить.
- Много лет, вороны, я вел вас по дороге процветания и благоденствия, вы сытно ели, сладко пили, имели столько скра, сколько могли пожелать, столько забав и возможностей показать свою удаль, сколько хотели. Я не утруждал вас тяжкими заботами, о которых ведомо только властителю, чье сердце полно попечения о каждом, даже самом малом его соплеменнике. Я не требовал от вас ничего, кроме ответной верности и благодарной покорности, отдавая всего себя служению вам. Но пришло время, и теперь я, ваш Верховный ворон, ваш Верховный отец, обращаюсь к своим преданным соратникам. Мы должны сплотиться и мужественно пережить ниспосланное нам свыше испытание. Неужели нас испугает этот недолговечный снег и непостоянный ветер, мы сильнее их. И я говорю вам, что нашел способ обуздать эту стихию. – Скарг обманывал своих воронов, но ничего другого ему не оставалось, он не видел для себя иного выхода, чтобы удержать в руках ускользающие власть и авторитет. Он возвысил голос почти до крика. - Но мне нужна ваша выдержка, ваша стойкость и ваш совет. И мне нужна жертва, большая жертва. Кто может указать мне на нее, вороны?
Воцарилось тяжелое, недоброе молчание, только снег все усиливался, так, что черные камни площадки совета совсем побелели. Моррис обвел пристальным взглядом ряды угрюмых воронов.
- Так что вы мне скажете?.. Кто из вас назовет мне имя жертвы?
- Я назову тебе имя жертвы! – раздался тут откуда-то сверху звонкий и холодный как ледяной клинок голос. – И эта жертва ты, скарг!
Все вороны как один подняли головы и увидели на крыше крепостной башни белую фигуру, вокруг которой вихрился снег, образуя силуэт большой птицы, силуэт белого ворона.
- Кто ты? – с трудом прохрипел Моррис, схватившись за шею скрюченными как когти пальцами, его душил страх, не давая вздохнуть.
- Так ты не узнаешь меня, Моррис?
Вместе со снежным вихрем Белый ворон слетел с крыши и опустившись посреди каменной площадки обернулся высоким, статным юношей, чьи темные глаза отливали сумрачной зеленью, а в белых волосах ярко блестела единственная серебряная прядь.
Скарг приглушенно вскрикнул и приподнялся на своем кресле, взирая на стоящего перед ним в злобном изумлении.
- Ты! Уходи! Прочь, призрак! Убирайся! Тебе не испугать меня, Реми-изгой! – хрипло прокаркал Верховный ворон, но весь вид его, вытаращенные в ужасе глаза, искаженное гримасой лицо, говорили об обратном.
- На твою беду, скарг, я не призрак, - произнес Реми, холодно усмехнувшись. – И я пришел не пугать тебя. Ты слишком долго упивался своими беззакониями. Пришло время расплаты. Нет, я не стану лишать тебя жизни, не надейся. Я лишу тебя силы, ты больше не сможешь творить свои черные дела и наводить страх и ужас на окрестные земли. Я забираю у тебя способность обращения. У тебя и остальных воронов черного племени, тех, кто запятнал свою душу пролитием невинной крови. А без своей колдовской силы ты просто старик. И знаешь, мне жаль тебя, Моррис. Жаль, даже несмотря на то, что ты поднял руку на своего брата, моего отца. И лишил жизни мою мать. Со мной ты говорил на языке боли и заставил хорошо выучить этот жестокий язык. Ты проливал кровь, словно это ничего не стоящая вода. Но мне все равно жаль тебя, скарг, ибо душа твоя черна и не способна дать тебе утешения в твоих несчастьях. Но возможно, ты еще сможешь найти путь к свету, если не позволишь злобе и ненависти питать твою душу. Очисти ее от яда ненависти и обрети покой.
С громким, отчаянным криком скарг вскочил и бросился на стоящего перед ним юношу, но тот поднял руку, и Моррис упал, скованный невыносимым холодом. Корчась словно в агонии и хрипя, он попытался уползти, цепляясь ногтями за камни, но не смог даже сдвинуться с места. Все остальные вороны пораженно молчали, застыв в оцепенении. Реми обвел их строгим взглядом, от которого в лицо им повеяло стужей, а сердца словно покрылись ледяной, колючей коркой. Ни один из них не посмел встать и приблизиться к Белому Ворону, всеми владели страх и ненависть, которые Реми читал в их черных, тусклых взглядах. Он не нашел среди них Фрая, тот едва разглядев, кто предстал перед ними, спустившись с небес на крыльях ветра, заблаговременно и тайно скрылся, уже предвидя поражение скарга и не ожидая для себя ничего хорошего.
Реми снова посмотрел на не оставлявшего попытки встать Морриса и сказал:
- У тебя больше не будет ни слуг, ни рабов, скарг. И ты отныне не Верховный ворон. Впрочем, можешь называть себя так, если найдутся для такого короля подданные. Я все сказал тебе. Теперь прощай.
С этими словами он провел рукой над лежащим у его ног скаргом и силы покинули того. Он остался валяться посреди площади Большого совета кучей старой ветоши, а Реми молча двинулся дальше, между рядами воронов, которые беспрекословно расступались перед ним. Он вошел в крепость, побывал на всех ее ярусах, опустился в подвалы, открыл двери темниц и мрачных погребов, где томилось немало пленников, и вслед за ним стены древней цитадели воронов покрывались трещинами и морозным инеем, словно седели и ветшали на глазах. Всем, кого встречал на своем пути он говорил холодно и отстраненно одно и то же:
- Уходите. Вы свободны.
После крепости он отправился к рудникам и ямам, где стонали, проклиная свою судьбу и воронов, закованные в цепи рабы. Вороны, надзиравшие за невольниками, при виде Реми, попытались было напасть на него, но их постигла незавидная участь. Охваченные ледяной оторопью они застыли на месте, а копья и хлысты в их руках рассыпались сверкающей инеем крошкой. Обретшие нечаянную свободу скроги расправились с своими мучителями, довершив дело и утолив наконец жажду мести.
Обойдя все ямы Реми двинулся было дальше, взирая вокруг себя сумрачным взглядом, но тут дорогу ему заступил какой-то человек, некогда внушительного телосложения, а сейчас сильно истощенный, с горящими глазами и лицом, изборожденном шрамами.
- Постой, - взволнованно произнес он глухим, низким голосом. – Ведь, ты тот самый ворон-оборотень, с которым я бился. Ты не помнишь меня?
- Нет, - сказал Реми равнодушно. – Что тебе нужно?
- Меня зовут Ник Раст. Я был воином, а потом пленником. Мы бились с тобой на поединке, и ты победил меня тогда, - возбужденно продолжил человек. – Победил, но не убил, хотя у нас был смертельный поединок. Ты сохранил мне жизнь и не изувечил, когда легко мог это сделать. Ты проявил милосердие и благородство, поэтому я смог выжить. Я хочу поблагодарить тебя.
- Мне не нужна твоя благодарность, Ник Раст, - произнес Реми все тем же холодным, безразличным тоном. – Уходи.
Реми хотел двинуться дальше, но человек не отставал:
- Постой! Пожалуйста! Если тебе не нужна моя благодарность, тогда позволь мне служить тебе. Я твой должник.
Реми смерил его ледяным взглядом:
- Мне не нужны слуги. Мне никто не нужен. Ты кажется, жаждал свободы. Ты ее получил, теперь уходи.
Он обошел стоящего на его пути мужчину и зашагал к крепости, уже не обращая внимания как тот, с глазами полными слез и решительным выражением на посветлевшем лице, не отставая идет вслед за ним.
На подступах к крепости из-за стены, в сторону Реми, внезапно полетели, звеня на ветру черными древками, с десяток острых копий, но ни одно из них не пролетело и половины пути, сметенные снежным вихрем, они врезались в камни и преломились пополам. Раздался злобный крик и навстречу юноше, спущенные рукой Фрая с цепи, помчались черные нирлунги. Завидев старых знакомых, Реми впервые сухо, одними губами, улыбнулся. Лицо его по-прежнему хранило серьезное выражение. С глухим рычанием, теряя на бегу хлопья пены с оскаленных пастей, огромные волки неслись на бывшего пленника черной крепости, бесстрашно стоявшего на месте с высоко поднятой рукой. Вот они подскочили к нему, но вместо того, чтобы кинуться и растерзать, замерли, низко склонив громадные, страшные головы. Тогда Реми преломил на их шеях железные ошейники с заклятием подчинения, лишив его силы, потом провел ладонью по шкуре нирлунгов от кончика носа, до кончика хвоста, и шерсть волков побелела.
- Теперь вы Белые волки Черных утесов, - сказал он. – И я даю вам имена. Нарекаю вас Рори и Орши, что значит Справедливость и Возмездие.
И могучие звери опустились перед ним на передние лапы, словно присягая в верности. «Мы следуем за тобой и день, и ночь, - говорил их взгляд. – И день, и ночь. Мы ждем твоих приказаний, вожак, и день, и ночь, - стучало в их сердцах. – И день, и ночь»…
Так свершилось падение скарга Морриса, последнего Верховного ворона черного племени и неприступной прежде крепости, слава которой была такой мрачной и темной, что еще долго никто не решался приблизиться к этой колдовской цитадели.
Глава 7. Другой Реми
Эйфория во все глаза смотрела в окно не в силах вымолвить ни слова от потрясения и охватившей ее внезапно слабости. По зеленой лужайке, от соснового лесочка, шел Реми в белой, свободной рубашке и темно-серых патачи, штанах из грубой шерстяной ткани, какие носят горные пастухи.