— Мама, я не оставлю тебя, — возразила девушка, сжимая зубы, чтобы не разрыдаться. — Если понадобится, я понесу тебя на спине, но без тебя я не уйду. Как я могу бросить тебя? Как я могу жить, зная, что оставила тебя умирать?
— Лиара, подумай о себе, о своем будущем, — настаивала мать и ее голос становился все тише. — Ты еще так молода... Не трать свою жизнь напрасно. Прошу тебя, скорее...
Ее слова оборвались. Глаза матери застыли, устремившись в одну точку, а дыхание остановилось. Лиара замерла, не в силах поверить в происходящее. Осиротевшая девушка крепко прижала тело матери к груди, обнимая ее в последний раз. Пальцы впились в ткань материнского платья, пытаясь удержать то, что уже нельзя вернуть. Сердце Лиары разрывалось от боли и непонимания. За что? За что они забрали жизнь ее родителей? За что сожгли их дом?
Лиара сидела на земле возле догорающих руин, не в силах оторвать взгляд от безжизненного лица матери. Потом ее глаза медленно переместились на отца. Тело пожилого мужчины, пригвожденное копьем к старому дубу, казалось, все еще пыталось защитить свою семью даже после смерти. Лиара сжала кулаки, чувствуя, как гнев и отчаяние смешиваются в ее душе в ядовитую смесь.
Внезапно до нее донеслись мужские голоса. Девушка вздрогнула и, осторожно опустив тело матери на землю, попыталась подняться. Ноги подкашивались, но она заставила себя двигаться. Лиара бросилась к колодцу, надеясь спрятаться, но было уже слишком поздно. Солдаты заметили ее.
— Эй, смотрите, еще одна! — крикнул один из них, и его слова прозвучали как приговор.
Лиара попыталась отступить, но один из солдат, высокий и грубый, с лицом, искаженным жестокостью, подскочил к ней и ударил навершием меча в висок. Удар был резким и точным. В глазах девушки потемнело, мир вокруг поплыл, звуки стали приглушенными, как будто доносились из-под воды. Второй солдат с рыжей бородой схватил ее за волосы и потащил к площади, где его товарищи уже развлекались с другими захваченными селянками. Лиара пыталась сопротивляться, но тело не слушалось, а голова гудела от боли.
Неожиданно их путь преградил юноша. Робкий сын мясника стоял, опираясь на копье, грудь тяжело вздымалась, а лицо было покрыто потом и пылью. Невзирая на изможденный вид, в его глазах горел огонь решимости. Солдаты остановились, удивленные его появлением, а затем рассмеялись. Этот юнец, едва держащийся на ногах, не представлял для них угрозы. По крайней мере, так им казалось.
— Брось оружие и прими свою смерть, безродный крестьянин. Такова воля Владыки, — прозвучал холодный голос солдата.
— Отпустите девушку и уходите туда, откуда пришли, — дерзко ответил юноша, распрямляя спину и поднимая перед собой копье. — Сделайте так, и тогда я позволю вам уйти и не стану мстить за своих убитых родителей и прочих соплеменников, которых вы, инквизиторские псы, лишили жизни.
Солдат, тащивший Лиару, не сдвинулся с места. Лицо, скрытое под стальным шлемом, было непроницаемо, но в глазах читалась легкая неуверенность. Двое его товарищей, не дожидаясь приказа, бросились в атаку, пытаясь заколоть наглого выскочку, и мечи сверкнули под светом луны. Однако юноша ловко парировал острием копья все их удары, словно умелый воин, прошедший через множество сражений. Каждое его движение было отточенным, будто он с рождения держал в руках оружие.
Хоук и сам не понимал, откуда в нем взялась та сила и злоба, с которой он теперь сражался. На мгновение ему даже почудилось, что она всегда спала в нем, ожидая своего часа, хоть на самом деле он прекрасно осознавал, что сил и храбрости ему придавало зачарованное копье господина Самаэля, древко которого отдавало теплотой, словно живое, и казалось, что оружие само направляло движения человека, подсказывая, куда ударить или как уклониться от удара.
Когда пара солдат в очередной раз попыталась сблизиться с ним, Хоук перехватил копье за башмак и провернул над головой. Лезвие пронеслось в воздухе с угрожающим свистом. Один из нападающих вовремя вышел из-под траектории удара, но второй не успел среагировать. Острие копья вонзилось в его горло, и он выпустил меч, попятился назад, упал на колени и схватился за рану, из которой хлестала кровь. Его дыхание стало хриплым, булькающим, а глаза широко раскрылись от ужаса. Тогда Хоук приготовился метнуть оружие, которое через секунду разрезало воздух и стремительно врезалось другому солдату в сочленение доспехов возле левого плеча. Тот закричал от боли и замертво упал на землю.
Остался лишь тот, что держал за волосы младшую сестру Хоука. Испуганно посмотрев на павших товарищей, солдат бесцеремонно поднял девушку на ноги, выхватил из-за пояса кинжал и приставил его к горлу успевшей прийти в себя заложницы. Ситуация накалилась до предела. Лиара, бледная и дрожащая, тщетно пыталась вырваться, но крепкая рука в металлической перчатке не отпускала.
— Один лишь шаг в мою сторону, и я убью эту красавицу, — выкрикнул солдат, сильнее прижав лезвие к коже, на которой под давлением кинжала показалась алая кровь. — Это, видимо, твоя возлюбленная, да? Сразу видно, что ты к ней неравнодушен. Вы оба молодые, я это прекрасно понимаю. Любовь, все дела, но не стоит ради этого умирать. Поверь моему опыту, молодой человек. Не вынуждай меня.
— Это моя сестра, — нерешительно сказал Хоук, чувствуя, как без копья в руках смелость начинает покидать его, и он снова превращается в бесхребетного сына мясника, не способного дать отпор даже деревенским забиякам, не говоря уже о вооруженном солдате в доспехах. — Не причиняй ей вреда, прошу тебя. Если хочешь, убей меня, но позволь девушке уйти.
— Отступи на десять шагов назад, и я отпущу твою сестру. Даю тебе слово княжеского пехотинца. Тогда вы сможете бежать в поля, и я не стану вас преследовать. В этом ты можешь не сомневаться, — солдат говорил спокойно, но в его голосе чувствовалась ложь, а глаза расчетливо следили за каждым движением Хоука.
— Не слушай это вранье, Хоук. Убей его! — закричала Лиара, безуспешно попытавшись оттолкнуть державшего ее мужчину. — Эти твари убили наших родителей! Убили всех!
— Не делай глупостей, парень! — предупредил солдат, грозно посмотрев на юношу, виртуозно расправившегося с двумя опытными воинами, а теперь дрожащего, как осиновый листок. — Будь благоразумен. Много ли чести сдохнуть на грязной земле, как бродячая собака? Подумай и прими правильное решение.
— Ладно, ладно! — согласился Хоук и попятился назад, с каждым шагом все дальше отдаляясь от копья, которое по-прежнему торчало в теле одного из убитых им солдат. — Мы просто уйдем, нам не нужны неприятности, добрый человек! Отпусти мою сестру, и я буду славить тебя в каждой возносимой молитве до скончания своих дней.
— Разумеется, вы могли бы уйти, но у меня был приказ убить всех, — ухмыльнулся солдат и медленно точным и безжалостным движением перерезал девушке горло. — Поэтому вам придется остаться здесь навсегда.
Лиара медленно сползла на землю, ее глаза широко раскрылись, а из горла хлынула алая кровь. Девушка попыталась что-то сказать, но из ее рта вырвался лишь хриплый звук. Ее руки слабо потянулись к брату, но сил не хватило, и они упали на землю.
— Лиара! — закричал Хоук и почувствовал, как в нем начинает закипать кровь, а сердце наполняется невыносимой болью и гневом. — Тебе не жить, лжец!
Солдат, ухмыляясь, вытащил из ножен меч, а кинжал переложил в левую руку, жестом приглашая безоружного парня на бой. Но Хоук уже не видел ничего, кроме красной пелены перед глазами. Ярость, словно раскаленная лава, проникла в каждый член тела Хоука, наполняя его собственной, неистовой силой, которая гнала его на врага. Каждая мышца, каждый нерв натянулись, как струна, готовые сорваться в смертоносном порыве. Отбросив кандалы сковывавшего его страха, скорбящий юноша зарычал, как раненый зверь, и бросился вперед, намереваясь вновь завладеть копьем.
Но и солдат не стоял на месте. Убийца шагнул навстречу, пытаясь преградить путь противнику, и занес меч, готовый рассечь юношу пополам. Хоук на бегу перекатился по земле, чувствуя, как лезвие клинка проносится в сантиметрах от его спины, и быстрым движением выдернул копье из тела убитого солдата. Кровь, еще теплая, брызнула на его руки, но он даже не обратил на это внимания.
Теперь все его движения подпитывались праведным гневом, который пылал в его груди, как адское пламя. Хоук не сдерживался, не думал о защите, не заботился о сохранении собственной жизни. Единственное, что имело значение, — это месть. Месть за сестру, за родителей, за всех, кто погиб от рук этих нелюдей. Поэтому он уверенно шел в атаку и каждый удар копья наполнялся ненавистью и отчаянием.
Однако последний из троицы оказался более умелым бойцом, чем его покойные товарищи. Движения пехотинца были точными и выверенными. Солдат с легкостью уклонялся от наконечника копья, норовящего пронзить его плоть, и каждый раз отвечал контратакой, заставляя Хоука отступать. Но юноша не сдавался, ведь его ярость была сильнее страха, боли или усталости.
После очередного обмена ударами Хоуку наконец удалось выбить меч из рук неприятеля. Лезвие со звоном упало на землю, а солдат на мгновение замер, словно не веря в происходящее. Этого мгновения оказалась достаточно. Копье вонзилось во внутреннюю часть бедра врага, и тот закричал от боли, схватившись за древко.
Солдат выдернул копье из ноги и с яростью разломил его пополам, но это был его последний акт отчаяния. Мужчина упал на колено, не в силах больше стоять на ногах, и снял с себя шлем. Хоук, отбросив сломанное древко, кинулся вперед, как хищник, почуявший слабость жертвы. Юноша повалил убийцу сестры на землю и начал наносить удары по более незащищенной голове. Через несколько мгновений костяшки кулаков превратились в окровавленные ошметки, но Хоук продолжать наносить все новые удары.
Остановил бешенный порыв лишь кинжал, внезапно вонзившийся ему в шею. Хоук широко открыл рот от боли и удивления, почувствовав, как холодное лезвие пронзает его плоть. Молодой человек попытался повернуть голову, чтобы в последний раз взглянуть на младшую сестру, но увидел лишь размытые очертания ее тела, лежащего на земле. Губы дрогнули, словно Хоук хотел что-то сказать, но вместо слов из горла хлынула кровь. Сын мясника рухнул на бок, его тело обмякло, а глаза закрылись. Последнее, что он почувствовал, — это холод земли под щекой и тишину, которая окутала его, как саван.
Раненный солдат с огромными усилиями отпихнул от себя тело погибшего юноши. Убийца попытался подняться, но нога, пробитая копьем, не слушалась. С трудом он отполз к дереву, оперся на него и попытался перевязать рану, чтобы остановить хлеставшую из перерубленной артерии кровь. Но руки дрожали и не слушались, а силы покидали с каждой секундой. Вскоре голова княжеского пехотинца склонилась на грудь, а глаза закрылись. Тишина снова воцарилась на поле боя, нарушаемая лишь треском горящих крестьянских домов.
На площади за деревенскими воротами царил хаос. Княжеские пехотинцы стаей голодных волков бесновались среди остатков деревни. Кто-то из солдат развлекался с немногими оставшимися в живых селянками. Другие добивали выживших, не щадя ни стариков, ни детей. Третьи поджигали еще нетронутые огнем дома, превращая некогда мирное поселение в адское пекло.
Святой Инквизитор Зорг стоял неподвижно рядом с небольшой статуей местного князя Генриха, чье каменное лицо, освещенное отблесками пламени, казалось, выражало молчаливое одобрение происходящему. Черный плащ, надетый поверх брони, развевался на ветру, а глаза, холодные и безжалостные, наблюдали за разворачивающейся бойней. Зорг лишь изредка кивал в знак одобрения очередного убийства, словно это было не более чем представление, разыгрываемое для его удовольствия.
Узнай правитель, чем заняты его люди, Храму пришлось бы ответить на множество неприятных вопросов. Однако Инквизиция не отчитывалась перед мелкими князьками, как и перед более могущественными и влиятельными правителями, вроде королей соседних Лама и Небесного королевства. Зорг знал, что его действия сегодня останутся безнаказанными. Ведь он действовал во имя веры, во имя очищения.
Когда последние крики стихли, рядом с ним столпились полтора десятка пехотинцев, дожидавшихся менее расторопных товарищей, все еще занимавшихся убийствами и поджогами. Поставленная задача почти выполнена — в Долине не осталось практически ни одной живой души, не считая участников карательной экспедиции, которые заслужили индульгенцию на отпуск грехов и щедрую награду золотом. Запыхавшиеся солдаты с потными лицами ждали приказа о возвращении в столицу, но предводитель все чего-то выжидал.
Зорг ощущал присутствие незнакомой ему духовной энергии, отличавшейся от всех, кого ему прежде доводилось встречать за годы службы Храму. В его послужном списке значились не только расправы над безоружными крестьянами, но и успешная поимка и дальнейшая казнь куда более опасных врагов, сведущих в путях духа. И вот, похоже, ему предстояло очередное испытание веры.
Даже не пытаясь прятаться в тенях, через ворота прошел таинственный незнакомец. Остановившись в нескольких метрах от людей Святого Инквизитора, странный воин оперся на полуторный меч, лезвие которого отражало пламя горящих домов. Незнакомец носил странные одежды, которых даже Зоргу, повидавшему за полтора столетия службы в Инквизиции, не доводилось видеть — плащ был сшит из ткани, которая казалась живой, переливаясь темными оттенками, а под капюшоном чернела тьма, скрывающая лицо. Зорг почувствовал, как по спине пробежал холодок. Этот человек должен быть предан очищению через смерть даже без повеления Великого Инквизитора — сама Ересь во плоти явилась к нему, чтобы помешать его планам.
— Кто ты? — насмешливо спросил Зорг, заметив пришельца. — Мне нужно знать, чья душа должна быть проклята.
— Безродный бродяга без имени, — спокойно ответил человек в капюшоне, разглядывая то, что осталось от деревни Лунный Серп. — А кто ты, чтобы спрашивать? Судья или палач? Или, может быть, все сразу в одном лице?
— Вот именно — судья и палач в одном лице. Я — Святой Инквизитор Зорг. Лето, прикончи этого человека! — крикнул Зорг, указывая на незнакомца.
Сержант Лето, высокий и крепкий мужчина с лицом, изуродованным шрамами, шагнул вперед, занося меч. Самаэль терпеливо наблюдал за его действиями, не двигаясь с места. Под капюшоном вспыхнули два лиловых огонька и одно движение — голова сержанта слетела с плеч, упав у ног инквизитора. Тело Лето рухнуло на землю, а кровь брызнула на сапоги Зорга. Солдаты, ошеломленные произошедшим, быстро построились, готовя мечи и копья к бою.
— В моих руках меч правосудия, — взревел взбешенный Зорг, выхватывая из ножен длинный клинок, украшенный священными символами. — Ты ответишь за безвинно убитого сержанта Лето. Солдаты, принесите мне голову этого еретика! Этой же ночью твое бездыханное тело будет брошено на корм свиньям, злодей.
Пятнадцать опытных бойцов в две шеренги медленно продвигались вперед, уверенно сближаясь с противником, который даже не пошевелился и не побежал в ужасе перед могучим воинством. Человек в капюшоне вонзил меч в землю и каждой из рук сотворил в воздухе полукруг.
— Лиара, подумай о себе, о своем будущем, — настаивала мать и ее голос становился все тише. — Ты еще так молода... Не трать свою жизнь напрасно. Прошу тебя, скорее...
Ее слова оборвались. Глаза матери застыли, устремившись в одну точку, а дыхание остановилось. Лиара замерла, не в силах поверить в происходящее. Осиротевшая девушка крепко прижала тело матери к груди, обнимая ее в последний раз. Пальцы впились в ткань материнского платья, пытаясь удержать то, что уже нельзя вернуть. Сердце Лиары разрывалось от боли и непонимания. За что? За что они забрали жизнь ее родителей? За что сожгли их дом?
Лиара сидела на земле возле догорающих руин, не в силах оторвать взгляд от безжизненного лица матери. Потом ее глаза медленно переместились на отца. Тело пожилого мужчины, пригвожденное копьем к старому дубу, казалось, все еще пыталось защитить свою семью даже после смерти. Лиара сжала кулаки, чувствуя, как гнев и отчаяние смешиваются в ее душе в ядовитую смесь.
Внезапно до нее донеслись мужские голоса. Девушка вздрогнула и, осторожно опустив тело матери на землю, попыталась подняться. Ноги подкашивались, но она заставила себя двигаться. Лиара бросилась к колодцу, надеясь спрятаться, но было уже слишком поздно. Солдаты заметили ее.
— Эй, смотрите, еще одна! — крикнул один из них, и его слова прозвучали как приговор.
Лиара попыталась отступить, но один из солдат, высокий и грубый, с лицом, искаженным жестокостью, подскочил к ней и ударил навершием меча в висок. Удар был резким и точным. В глазах девушки потемнело, мир вокруг поплыл, звуки стали приглушенными, как будто доносились из-под воды. Второй солдат с рыжей бородой схватил ее за волосы и потащил к площади, где его товарищи уже развлекались с другими захваченными селянками. Лиара пыталась сопротивляться, но тело не слушалось, а голова гудела от боли.
Неожиданно их путь преградил юноша. Робкий сын мясника стоял, опираясь на копье, грудь тяжело вздымалась, а лицо было покрыто потом и пылью. Невзирая на изможденный вид, в его глазах горел огонь решимости. Солдаты остановились, удивленные его появлением, а затем рассмеялись. Этот юнец, едва держащийся на ногах, не представлял для них угрозы. По крайней мере, так им казалось.
— Брось оружие и прими свою смерть, безродный крестьянин. Такова воля Владыки, — прозвучал холодный голос солдата.
— Отпустите девушку и уходите туда, откуда пришли, — дерзко ответил юноша, распрямляя спину и поднимая перед собой копье. — Сделайте так, и тогда я позволю вам уйти и не стану мстить за своих убитых родителей и прочих соплеменников, которых вы, инквизиторские псы, лишили жизни.
Солдат, тащивший Лиару, не сдвинулся с места. Лицо, скрытое под стальным шлемом, было непроницаемо, но в глазах читалась легкая неуверенность. Двое его товарищей, не дожидаясь приказа, бросились в атаку, пытаясь заколоть наглого выскочку, и мечи сверкнули под светом луны. Однако юноша ловко парировал острием копья все их удары, словно умелый воин, прошедший через множество сражений. Каждое его движение было отточенным, будто он с рождения держал в руках оружие.
Хоук и сам не понимал, откуда в нем взялась та сила и злоба, с которой он теперь сражался. На мгновение ему даже почудилось, что она всегда спала в нем, ожидая своего часа, хоть на самом деле он прекрасно осознавал, что сил и храбрости ему придавало зачарованное копье господина Самаэля, древко которого отдавало теплотой, словно живое, и казалось, что оружие само направляло движения человека, подсказывая, куда ударить или как уклониться от удара.
Когда пара солдат в очередной раз попыталась сблизиться с ним, Хоук перехватил копье за башмак и провернул над головой. Лезвие пронеслось в воздухе с угрожающим свистом. Один из нападающих вовремя вышел из-под траектории удара, но второй не успел среагировать. Острие копья вонзилось в его горло, и он выпустил меч, попятился назад, упал на колени и схватился за рану, из которой хлестала кровь. Его дыхание стало хриплым, булькающим, а глаза широко раскрылись от ужаса. Тогда Хоук приготовился метнуть оружие, которое через секунду разрезало воздух и стремительно врезалось другому солдату в сочленение доспехов возле левого плеча. Тот закричал от боли и замертво упал на землю.
Остался лишь тот, что держал за волосы младшую сестру Хоука. Испуганно посмотрев на павших товарищей, солдат бесцеремонно поднял девушку на ноги, выхватил из-за пояса кинжал и приставил его к горлу успевшей прийти в себя заложницы. Ситуация накалилась до предела. Лиара, бледная и дрожащая, тщетно пыталась вырваться, но крепкая рука в металлической перчатке не отпускала.
— Один лишь шаг в мою сторону, и я убью эту красавицу, — выкрикнул солдат, сильнее прижав лезвие к коже, на которой под давлением кинжала показалась алая кровь. — Это, видимо, твоя возлюбленная, да? Сразу видно, что ты к ней неравнодушен. Вы оба молодые, я это прекрасно понимаю. Любовь, все дела, но не стоит ради этого умирать. Поверь моему опыту, молодой человек. Не вынуждай меня.
— Это моя сестра, — нерешительно сказал Хоук, чувствуя, как без копья в руках смелость начинает покидать его, и он снова превращается в бесхребетного сына мясника, не способного дать отпор даже деревенским забиякам, не говоря уже о вооруженном солдате в доспехах. — Не причиняй ей вреда, прошу тебя. Если хочешь, убей меня, но позволь девушке уйти.
— Отступи на десять шагов назад, и я отпущу твою сестру. Даю тебе слово княжеского пехотинца. Тогда вы сможете бежать в поля, и я не стану вас преследовать. В этом ты можешь не сомневаться, — солдат говорил спокойно, но в его голосе чувствовалась ложь, а глаза расчетливо следили за каждым движением Хоука.
— Не слушай это вранье, Хоук. Убей его! — закричала Лиара, безуспешно попытавшись оттолкнуть державшего ее мужчину. — Эти твари убили наших родителей! Убили всех!
— Не делай глупостей, парень! — предупредил солдат, грозно посмотрев на юношу, виртуозно расправившегося с двумя опытными воинами, а теперь дрожащего, как осиновый листок. — Будь благоразумен. Много ли чести сдохнуть на грязной земле, как бродячая собака? Подумай и прими правильное решение.
— Ладно, ладно! — согласился Хоук и попятился назад, с каждым шагом все дальше отдаляясь от копья, которое по-прежнему торчало в теле одного из убитых им солдат. — Мы просто уйдем, нам не нужны неприятности, добрый человек! Отпусти мою сестру, и я буду славить тебя в каждой возносимой молитве до скончания своих дней.
— Разумеется, вы могли бы уйти, но у меня был приказ убить всех, — ухмыльнулся солдат и медленно точным и безжалостным движением перерезал девушке горло. — Поэтому вам придется остаться здесь навсегда.
Лиара медленно сползла на землю, ее глаза широко раскрылись, а из горла хлынула алая кровь. Девушка попыталась что-то сказать, но из ее рта вырвался лишь хриплый звук. Ее руки слабо потянулись к брату, но сил не хватило, и они упали на землю.
— Лиара! — закричал Хоук и почувствовал, как в нем начинает закипать кровь, а сердце наполняется невыносимой болью и гневом. — Тебе не жить, лжец!
Солдат, ухмыляясь, вытащил из ножен меч, а кинжал переложил в левую руку, жестом приглашая безоружного парня на бой. Но Хоук уже не видел ничего, кроме красной пелены перед глазами. Ярость, словно раскаленная лава, проникла в каждый член тела Хоука, наполняя его собственной, неистовой силой, которая гнала его на врага. Каждая мышца, каждый нерв натянулись, как струна, готовые сорваться в смертоносном порыве. Отбросив кандалы сковывавшего его страха, скорбящий юноша зарычал, как раненый зверь, и бросился вперед, намереваясь вновь завладеть копьем.
Но и солдат не стоял на месте. Убийца шагнул навстречу, пытаясь преградить путь противнику, и занес меч, готовый рассечь юношу пополам. Хоук на бегу перекатился по земле, чувствуя, как лезвие клинка проносится в сантиметрах от его спины, и быстрым движением выдернул копье из тела убитого солдата. Кровь, еще теплая, брызнула на его руки, но он даже не обратил на это внимания.
Теперь все его движения подпитывались праведным гневом, который пылал в его груди, как адское пламя. Хоук не сдерживался, не думал о защите, не заботился о сохранении собственной жизни. Единственное, что имело значение, — это месть. Месть за сестру, за родителей, за всех, кто погиб от рук этих нелюдей. Поэтому он уверенно шел в атаку и каждый удар копья наполнялся ненавистью и отчаянием.
Однако последний из троицы оказался более умелым бойцом, чем его покойные товарищи. Движения пехотинца были точными и выверенными. Солдат с легкостью уклонялся от наконечника копья, норовящего пронзить его плоть, и каждый раз отвечал контратакой, заставляя Хоука отступать. Но юноша не сдавался, ведь его ярость была сильнее страха, боли или усталости.
После очередного обмена ударами Хоуку наконец удалось выбить меч из рук неприятеля. Лезвие со звоном упало на землю, а солдат на мгновение замер, словно не веря в происходящее. Этого мгновения оказалась достаточно. Копье вонзилось во внутреннюю часть бедра врага, и тот закричал от боли, схватившись за древко.
Солдат выдернул копье из ноги и с яростью разломил его пополам, но это был его последний акт отчаяния. Мужчина упал на колено, не в силах больше стоять на ногах, и снял с себя шлем. Хоук, отбросив сломанное древко, кинулся вперед, как хищник, почуявший слабость жертвы. Юноша повалил убийцу сестры на землю и начал наносить удары по более незащищенной голове. Через несколько мгновений костяшки кулаков превратились в окровавленные ошметки, но Хоук продолжать наносить все новые удары.
Остановил бешенный порыв лишь кинжал, внезапно вонзившийся ему в шею. Хоук широко открыл рот от боли и удивления, почувствовав, как холодное лезвие пронзает его плоть. Молодой человек попытался повернуть голову, чтобы в последний раз взглянуть на младшую сестру, но увидел лишь размытые очертания ее тела, лежащего на земле. Губы дрогнули, словно Хоук хотел что-то сказать, но вместо слов из горла хлынула кровь. Сын мясника рухнул на бок, его тело обмякло, а глаза закрылись. Последнее, что он почувствовал, — это холод земли под щекой и тишину, которая окутала его, как саван.
Раненный солдат с огромными усилиями отпихнул от себя тело погибшего юноши. Убийца попытался подняться, но нога, пробитая копьем, не слушалась. С трудом он отполз к дереву, оперся на него и попытался перевязать рану, чтобы остановить хлеставшую из перерубленной артерии кровь. Но руки дрожали и не слушались, а силы покидали с каждой секундой. Вскоре голова княжеского пехотинца склонилась на грудь, а глаза закрылись. Тишина снова воцарилась на поле боя, нарушаемая лишь треском горящих крестьянских домов.
***
На площади за деревенскими воротами царил хаос. Княжеские пехотинцы стаей голодных волков бесновались среди остатков деревни. Кто-то из солдат развлекался с немногими оставшимися в живых селянками. Другие добивали выживших, не щадя ни стариков, ни детей. Третьи поджигали еще нетронутые огнем дома, превращая некогда мирное поселение в адское пекло.
Святой Инквизитор Зорг стоял неподвижно рядом с небольшой статуей местного князя Генриха, чье каменное лицо, освещенное отблесками пламени, казалось, выражало молчаливое одобрение происходящему. Черный плащ, надетый поверх брони, развевался на ветру, а глаза, холодные и безжалостные, наблюдали за разворачивающейся бойней. Зорг лишь изредка кивал в знак одобрения очередного убийства, словно это было не более чем представление, разыгрываемое для его удовольствия.
Узнай правитель, чем заняты его люди, Храму пришлось бы ответить на множество неприятных вопросов. Однако Инквизиция не отчитывалась перед мелкими князьками, как и перед более могущественными и влиятельными правителями, вроде королей соседних Лама и Небесного королевства. Зорг знал, что его действия сегодня останутся безнаказанными. Ведь он действовал во имя веры, во имя очищения.
Когда последние крики стихли, рядом с ним столпились полтора десятка пехотинцев, дожидавшихся менее расторопных товарищей, все еще занимавшихся убийствами и поджогами. Поставленная задача почти выполнена — в Долине не осталось практически ни одной живой души, не считая участников карательной экспедиции, которые заслужили индульгенцию на отпуск грехов и щедрую награду золотом. Запыхавшиеся солдаты с потными лицами ждали приказа о возвращении в столицу, но предводитель все чего-то выжидал.
Зорг ощущал присутствие незнакомой ему духовной энергии, отличавшейся от всех, кого ему прежде доводилось встречать за годы службы Храму. В его послужном списке значились не только расправы над безоружными крестьянами, но и успешная поимка и дальнейшая казнь куда более опасных врагов, сведущих в путях духа. И вот, похоже, ему предстояло очередное испытание веры.
Даже не пытаясь прятаться в тенях, через ворота прошел таинственный незнакомец. Остановившись в нескольких метрах от людей Святого Инквизитора, странный воин оперся на полуторный меч, лезвие которого отражало пламя горящих домов. Незнакомец носил странные одежды, которых даже Зоргу, повидавшему за полтора столетия службы в Инквизиции, не доводилось видеть — плащ был сшит из ткани, которая казалась живой, переливаясь темными оттенками, а под капюшоном чернела тьма, скрывающая лицо. Зорг почувствовал, как по спине пробежал холодок. Этот человек должен быть предан очищению через смерть даже без повеления Великого Инквизитора — сама Ересь во плоти явилась к нему, чтобы помешать его планам.
— Кто ты? — насмешливо спросил Зорг, заметив пришельца. — Мне нужно знать, чья душа должна быть проклята.
— Безродный бродяга без имени, — спокойно ответил человек в капюшоне, разглядывая то, что осталось от деревни Лунный Серп. — А кто ты, чтобы спрашивать? Судья или палач? Или, может быть, все сразу в одном лице?
— Вот именно — судья и палач в одном лице. Я — Святой Инквизитор Зорг. Лето, прикончи этого человека! — крикнул Зорг, указывая на незнакомца.
Сержант Лето, высокий и крепкий мужчина с лицом, изуродованным шрамами, шагнул вперед, занося меч. Самаэль терпеливо наблюдал за его действиями, не двигаясь с места. Под капюшоном вспыхнули два лиловых огонька и одно движение — голова сержанта слетела с плеч, упав у ног инквизитора. Тело Лето рухнуло на землю, а кровь брызнула на сапоги Зорга. Солдаты, ошеломленные произошедшим, быстро построились, готовя мечи и копья к бою.
— В моих руках меч правосудия, — взревел взбешенный Зорг, выхватывая из ножен длинный клинок, украшенный священными символами. — Ты ответишь за безвинно убитого сержанта Лето. Солдаты, принесите мне голову этого еретика! Этой же ночью твое бездыханное тело будет брошено на корм свиньям, злодей.
Пятнадцать опытных бойцов в две шеренги медленно продвигались вперед, уверенно сближаясь с противником, который даже не пошевелился и не побежал в ужасе перед могучим воинством. Человек в капюшоне вонзил меч в землю и каждой из рук сотворил в воздухе полукруг.
