Однако, как мимо Ваганьковского проезжают или на праздник какой, то обязательно остановятся, сойдут и к склепу графини Барятинской: поклоны бить и благодарить благодетельницу. И могилу незнакомца нашли – поручика Вольдемара Уварова – его еще молодым на дуэли убили. И тоже поклоны бить. А как же, добро надо помнить всю жизнь и платить тем же!
Что потом с троицей стало, про то не ведаю. Революция перемешала и смела все судьбинушки. Выжили они или нет в те голодные времена, уехали куда-нибудь заграницу или погибли в бою записавшись в Красную Армию или в добровольцы к генералу Деникину? Неизвестно. Но к графине и к поручику на Ваганьковское давно уже никто не приходит. Да и извозчиков с пролетками давно нет.
Пафнуша
Давно это было, еще при Царе-батюшке. Жил на свете мальчик-сиротка, именем Пафнутий, но все звали его Пафнуша, потому, как характер он имел незлобивый, даже можно сказать, очень добрый. Да и как злобиться, если ты сирота и тебя защитить некому. Себе дороже выйдет.
Дома у Пафнуши не было и жил он, как и некоторые другие бездомные, на Ваганьковском кладбище, в семейном склепе купца Степана Утробина. Утробин разбогател недавно и склеп этот возвел для себя и своих домочадцев впрок. Но, видимо, здоровье имел отменное и заселяться в склеп, к радости местных бездомных, не спешил.
Летом-то в склепе хорошо, а зимой безрадостно. До того безрадостно, что ночью можно уснуть, замерзнуть и утром не проснуться.
И еще потому безрадостно, что по ночам по кладбищу бродили какие-то тени, светились непонятные огоньки и слышались какие-то невнятные звуки, вроде как бормотанье. А иногда бывало, что, проснувшись ночью, Пафнуша видел над собой чью-то фигуру или фигуры, вроде как человеческие, но, на самом деле, нет. Все это было, конечно, страшно, но фигуры его не обижали, и, молча постояв, медленно уходили или растворялись в воздухе. Так и рос Пафнуша.
Но однажды зимой, когда он, скрючившись от холода, лежал в утробинском склепе, к нему завалилась компания пьяных бродяг с непотребными бабами, выпивкой и закуской. Это случалось не впервой и обычно Пафнуша, не споря, вставал и уходил, но в тот день стоял лютый мороз и выходить было просто опасно. Пафнуша стоял в углу, не зная, как ему поступить, а пьяная компания пребывала в отличном настроении, пила из горла водку, гоготала и давала Пафнуше всякие гадкие советы.
Вдруг у входа в склеп появилась темная фигура, навроде той, которая иногда виделась Пафнуше около него по ночам. Фигура зашла в склеп и начала увеличиваться в размерах и светиться голубоватом светом. Причем, все ярче и ярче. Ему, почему-то, не было страшно, а незваная компания замерла на месте, и, от страха, начала медленно трезветь. Фигура, тем временем, продолжала светиться все ярче и увеличиваться в размерах и вдруг зашипела, протянула к бродягам руку, как будто хотела схватить всех их своими длинными костлявыми пальцами. Бабы дико завизжали и бросились вон, за ними орущие от ужаса мужики.
— Не бойся, Пафнуша. Они больше не придут, — сказала фигура, бледнея, уменьшаясь в размерах и принимая человеческие черты.
— Я не боюсь. Правда не боюсь. А ты кто? —спросил мальчик.
— Я? Мамка твоя, — сказала фигура.
Получилось так, что мать сироты умерла при родах и была похоронена на Ваганьковском, и это она приходила в склеп по ночам, скучая по сыну и стараясь оградить его от неприятностей. Папка Пафнуши пил горькую и, через пару лет после рождения сына, как-то зимой, напившись до бесчувствия, насмерть замерз в сугробе. Воспитанием Пафнуши занималась бабушка, но скоро и она преставилась по старости, а Пафнуша попал на улицу и постепенно прижился на Ваганьковском кладбище.
— Ты, Пафнуша, если захочешь меня увидеть, приходи к моей могилке, а если что случится срочное, можешь о помощи попросить любого из наших – все знают, что ты мой сын, а мы тут все дружны, неважно, генерал или прачка. Кладбище всех уровняло. Но только – ночью. Днём можешь позвать Лизу Барятинскую – у нее перстень с черным камнем, который, говорят, позволяет ей выходить в любое время - что днём, что ночью.
Долго сидела, обнявшись, эта парочка и вела задушевный разговор, пока не начал приближаться рассвет и им пришлось расстаться. На душе у Пафнуши был светло и радостно, как не было еще ни разу в его жизни. И вдруг он заметил, что в склепе стало тепло и чисто, как будто снаружи не выла пурга и никогда в нем не было компании пьяных бродяг.
Заснуть он смог только под самое утро.
Ваганьково
Ваганьковское кладбище всегда нравилось покойникам: земля, в основном, песчаная, сухо, тепло. Покойник в такой земле лежит как огурчик, не то, что в сырой, холодной, ломовой глине. И публика здесь пристойная – много людей уважаемых: генералов, купцов, писателей, актеров, да всех и не перечислишь. Но и нашего брата, нищеты, здесь хватает, потому как порядки при Царе-батюшке тут были демократичные: есть деньги – плати двести рублёв и положат в первом ряду у церкви, ряды со второго по шестой – дешевле (в шестом ряду упокоят за пятьдесят копеек), а нет денег вовсе – пожалуйста, вот вам участок бесплатный в седьмом ряду, но от церкви дальше всех. Сам то я звон колоколов люблю, но не все же такие, может, кому-то совершенно не хочется, чтобы его колокольным звоном по нескольку раз в день будили, поэтому и ложились от церкви подальше. Так что, все демократично и без могилки никто не оставался.
Так вот, из местных знаменитостей лет сто пятьдесят назад, был тут похоронен Василий Самотрясов по прозвищу Везунок. Славен он был тем, что ему страшно везло в карты и он практически никогда не проигрывал. То есть, он иногда проигрывал, но, когда этого хотел сам. Например, обыграет он партнеров на несколько сотен, те страшно злятся, того и гляди Ваську прирежут, а он нарочно проиграет тридцатку, потом двадцатку, партнеры довольны, пар выпустят, а Васька их — хлоп, и опять на несколько сотен нагреет!
Вот так и жил Васька припеваючи, в карты играл и в высшем обществе, и в низшем, мамзелей на экипажах катал, конфетами их угощал, вкусно питался, красиво одевался!
Кончилось, понятно, все это печально – расстроенные партнеры из низшего общества, проигравшись, по злобе, задушили бедняжку, да еще и гирькой фунтовой на веревке, чтоб уж наверняка, по голове стукнули. Так и отошел раб Божий Василий в лучший мир и был похоронен на Ваганьковском в третьем ряду, а благодарные мамзели ему памятник за свой счет поставили: сидит Васька, как живой, на троне и в левой руке карты веером держит, а правой рукой бубновым тузом отбой даёт. Очень чувствительно получилось! У многих слезу вышибало. Жаль только, что памятник сей долго не простоял – его какие-то проходимцы сперли, скорее всего злобствуя на Ваську, а может, на другом кладбище себе на могилку припасли. Ночью подпилили ножки у трона, так целиком с Васькой и унесли.
После похорон, выходил Василий на воздух не часто. Ходил и предлагал всем встречным сыграть в картишки, но ваганьковские все его знали, дураков, желающих проигрывать ему, не было, и играть с ним категорически отказывались. Посторонних же по ночам на кладбище редко встретишь.
Вот, как обычно, бродил Василий грустный по ночному кладбищу, не найдя себе компаньона, пока не наткнулся на Пафнушу, который сидел возле утробинского склепа и мечтательно смотрел на звезды.
Васька с малолетками никогда не играл, а тут так обрадовался встрече, что чуть не облобызал Пафнушу. Понял, что нашел себе партнера. Долго Васька уговаривал Пафнушу сыграть с ним в карты, но Пафнуша отказывался и честно говорил, что играть он не умеет и учиться этому не хочет. Но, добрая душа, под конец согласился, не желая вконец огорчить Василия.
Начали с «Дурака». Игра Пафнуше понравилось – все лучше, чем бездельничать и в одиночестве в склепе сидеть. Потом учились играть в «Очко», «Вист», «Фараон», «Мушку», «Пикет», «Рамс». В общем, учились почти каждую ночь и вскоре Пафнуша стал достойным противником Василию, чему тот был рад несказанно. Правда, Пафнуша сильно исхудал, потому как приходилось днем отсыпаться и на добывание пропитания, заключавшееся в попрошайничестве у ворот кладбища, оставалось значительно меньше времени, чем раньше, и прибыток резко упал. Мамка Пафнуши такой дружбой была не очень довольна, но пока большого вреда в ней не находила и активно не противилась.
И вот пришло время, Василий выдал Пафнуше несколько ассигнаций и велел на завтра днем сходить в баню, к парикмахеру и к портному, заказать модную одежду. Что Пафнуша и сделал. Когда одежда была готова и наступил вечер, Василий назвал адрес, выдал Пафнуше толстую пачку ассигнаций и отправил в ближайший игорный дом, пообещав, что с 12 часов ночи он будет стоять за его спиной до рассвета.
Добравшись, Пафнуша позвонил в дверь игорного дома. К нему вышел важный лакей, насмешливо оглядел его, но впечатлившись модной одеждой отрока, только и спросил:
— Вам кого, молодой человек?
— Да вот, пришел немного деньжат проиграть. — ответил Пафнуша и показал лакею пачку денег. Увидев самый надежный на свете пропуск, лакей почтительно поклонился и отошел в сторону, освободив Пафнуше проход.
В игорном доме было несколько комнат со столами, за которыми сидели хорошо одетые дамы и господа. Пафнушу проводили к столу, за которым собирались начать играть в «Вист». Василий не ставил Пафнуше цель выиграть много денег, потому как таковые у Василия имелись – еще при жизни он сделал несколько заначек в разных районах Москвы и мог при необходимости ими попользоваться, да и вообще, при его статусе усопшего, деньги были ему не нужны. Его целью было ввести Пафнушу в круг игроков.
Пафнуша очень нервничал и старался вести себя солидно. Он никогда не был в приличном обществе, весь круг его общения ограничивался ваганьковскими поселенцами и подающими милостыню богомолками. Чувствовал некоторую насмешку по отношению к себе, связанную с малым его возрастом, но твердо решил держаться до конца.
В первую игру он проиграл 200 рублей, во вторую 150.
— Не робей, прорвемся! — услышал он, наконец, за спиной знакомый слегка свистящий голос Василия, — Все правильно делаешь. Хода нет – ходи с бубей, нет бубей – чем хочешь бей! — закончил он речь своей любимой поговоркой. И началось.
С приходом Василия, Пафнутий почувствовал себя увереннее и играл грамотней. В сложной ситуации, когда нужно было принимать неоднозначное решение, Василий, который был наверху блаженства и чувствовал себя молодым Васькой Везунком, мгновенно принимал грамотное решение и выручал Пафнушу. В общем, выиграли они восемьсот рублей, но близился рассвет и надо было убираться восвояси. В принципе, Пафнуша мог бы остаться один и продолжить игру, но ему очень хотелось обсудить с напарником свой первый выход в свет. К тому же, нервное напряжение было столь велико, что он попросту выдохся.
— Завтра укажу тебе адрес, пойдешь и снимешь себе комнату – негоже в такой хорошей одежде по склепам болтаться, — сказал Василий. — Там же и столоваться будешь. Наймешь из студентов учителей по арифметике и письму – будешь учиться. Без этого нельзя – с господами играть, а грамоты не знать – срамота!
Как порешили – так и сделали. Днем Пафнуша спал и учился, вечером и ночью выигрывал. Одежды накупил, нанял напостоянно извозчика, чтобы тот везде его возил, мамке памятник поставил, «Скорбящий ангел» называется – лежи да радуйся! Хотел и Василию памятник поставить, но тот не согласился – трудно вылезать из-под него каждый вечер, да и кому его смотреть – кроме Пафнуши никто к Василию давно не приходил. Былая слава – скоротечна!
И все было бы прекрасно, но по Москве прошел слух, что что есть такой отрок, который никогда не проигрывает в карты и с ним за стол лучше не садиться. Стали Пафнушу в игорных домах встречать неприветливо, если за стол садился – остальные игроки из-за этого стола вставали и уходили! Более того, уже дважды на Пафнушу покушались злоумышленники – толи ограбить хотели, толи просто из мести забить до смерти. Хорошо Василий был рядом – так оба раза шуганул поганцев, что те верст пять бежали без остановки, а может, кто и не добежал – со страху на бегу помер!
Стали друзья держать совет – что Пафнуше дальше делать, как поступить. Два раза - обошлось, а на третий или шестой – может не обойтись. И Василий сказал:
— Надо тебе, Пафнуша, уезжать из Москвы. Будешь ездить по разным городам, где тебя не знают. Долго нигде не задерживайся. А то и заграницу езжай – с твоим талантом нигде не пропадешь! А мы с мамкой твоей тут останемся – здесь домовина наша и мы тут. Не боись, не пропадём.
Так и порешили. Попрощался Пафнуша с мамкой, ваганьковскими и уехал в город Петербург. С тех пор ничего о нем слышно не было.
Правда, говорят, лет двадцать пять спустя, видели на Ваганьковском высокого молодого мужчину с благородной сединой на висках, очень богато одетого. И будто бы он долго стоял у могилы с памятником «Скорбящий ангел» и могилы Василия Самотрясова, а потом положил на обе могилы по огромному букету цветов. Кто это был – неизвестно.
Мститель
После отъезда Пафнуши, Василий сильно загрустил. Почти не вылезал на воздух, не бродил по кладбищу и не предлагал никому сыграть в карты. Думал какую-то свою думу и наконец пришел к выводу, что во всем виноваты те поганцы, которые дважды пытались напасть на Пафнушу – именно из-за них тому пришлось уехать и из-за них вся новая прекрасная и разудалая кладбищенская житуха Василия пошла наперекосяк. А Василий своим обидчикам никогда спуску не давал.
— Найти и наказать! — сказал он сам себе и на душе воцарилось полное блаженство.
Ближайшей же ночью Василий вышел на охоту. Обидчиков своих он хорошо запомнил и не сомневался, что если встретит – то обязательно узнает, а искать следовало поблизости от игорных домов. Так он прогуливался часов до двух ночи и интересующей его публики не встретил. Вдруг из-за угла донесся слабый звук разбиваемого стекла. От нечего делать, Василий завернул за угол и наткнулся на четырех мужиков, которые разбили витрину мехового магазина купца Охлопкова и начали вытаскивать из него шубы. Рядом стояли две пролетки, на которые и грузили ворованное.
Самого Охлопкова Василий не знал, но хорошо знал его мать и отца, тихих старичков, которые мирно лежали недалеко от Ваганьковской церкви и изредка вылезали послушать кладбищенских новостей.
А надо сказать, что освещение многих улиц в городе, кроме центральных, было отвратительным. Передвигаться ночью, зачастую, приходилось почти в полной темноте или при свете луны. Единственный фонарь поблизости висел у входа в магазин Охлопкова, поэтому на фигуру Василия мужики обратили внимание только после того, как лошади, почувствовав кладбищенские флюиды, исходящие от Василия, испуганно захрипели и стали бить копытам. Мужики застыли на месте, видимо сразу не сообразив, что им делать с внезапным пришельцем. Василий же, подойдя к первой пролетке, шепнул лошадке что-то на ушко и слегка шлепнул ладонью по крупу. Лошадь рванула с места в карьер, а за ней понеслась и вторая пролетка. Один из мужиков бросился догонять их в надежде остановить – но куда там!
Трое других, выйдя из замешательства, взяли в руки принесенный для взлома инструмент: лом, топор и нож, стали обступать Василия полукругом.
Что потом с троицей стало, про то не ведаю. Революция перемешала и смела все судьбинушки. Выжили они или нет в те голодные времена, уехали куда-нибудь заграницу или погибли в бою записавшись в Красную Армию или в добровольцы к генералу Деникину? Неизвестно. Но к графине и к поручику на Ваганьковское давно уже никто не приходит. Да и извозчиков с пролетками давно нет.
Пафнуша
Давно это было, еще при Царе-батюшке. Жил на свете мальчик-сиротка, именем Пафнутий, но все звали его Пафнуша, потому, как характер он имел незлобивый, даже можно сказать, очень добрый. Да и как злобиться, если ты сирота и тебя защитить некому. Себе дороже выйдет.
Дома у Пафнуши не было и жил он, как и некоторые другие бездомные, на Ваганьковском кладбище, в семейном склепе купца Степана Утробина. Утробин разбогател недавно и склеп этот возвел для себя и своих домочадцев впрок. Но, видимо, здоровье имел отменное и заселяться в склеп, к радости местных бездомных, не спешил.
Летом-то в склепе хорошо, а зимой безрадостно. До того безрадостно, что ночью можно уснуть, замерзнуть и утром не проснуться.
И еще потому безрадостно, что по ночам по кладбищу бродили какие-то тени, светились непонятные огоньки и слышались какие-то невнятные звуки, вроде как бормотанье. А иногда бывало, что, проснувшись ночью, Пафнуша видел над собой чью-то фигуру или фигуры, вроде как человеческие, но, на самом деле, нет. Все это было, конечно, страшно, но фигуры его не обижали, и, молча постояв, медленно уходили или растворялись в воздухе. Так и рос Пафнуша.
Но однажды зимой, когда он, скрючившись от холода, лежал в утробинском склепе, к нему завалилась компания пьяных бродяг с непотребными бабами, выпивкой и закуской. Это случалось не впервой и обычно Пафнуша, не споря, вставал и уходил, но в тот день стоял лютый мороз и выходить было просто опасно. Пафнуша стоял в углу, не зная, как ему поступить, а пьяная компания пребывала в отличном настроении, пила из горла водку, гоготала и давала Пафнуше всякие гадкие советы.
Вдруг у входа в склеп появилась темная фигура, навроде той, которая иногда виделась Пафнуше около него по ночам. Фигура зашла в склеп и начала увеличиваться в размерах и светиться голубоватом светом. Причем, все ярче и ярче. Ему, почему-то, не было страшно, а незваная компания замерла на месте, и, от страха, начала медленно трезветь. Фигура, тем временем, продолжала светиться все ярче и увеличиваться в размерах и вдруг зашипела, протянула к бродягам руку, как будто хотела схватить всех их своими длинными костлявыми пальцами. Бабы дико завизжали и бросились вон, за ними орущие от ужаса мужики.
— Не бойся, Пафнуша. Они больше не придут, — сказала фигура, бледнея, уменьшаясь в размерах и принимая человеческие черты.
— Я не боюсь. Правда не боюсь. А ты кто? —спросил мальчик.
— Я? Мамка твоя, — сказала фигура.
Получилось так, что мать сироты умерла при родах и была похоронена на Ваганьковском, и это она приходила в склеп по ночам, скучая по сыну и стараясь оградить его от неприятностей. Папка Пафнуши пил горькую и, через пару лет после рождения сына, как-то зимой, напившись до бесчувствия, насмерть замерз в сугробе. Воспитанием Пафнуши занималась бабушка, но скоро и она преставилась по старости, а Пафнуша попал на улицу и постепенно прижился на Ваганьковском кладбище.
— Ты, Пафнуша, если захочешь меня увидеть, приходи к моей могилке, а если что случится срочное, можешь о помощи попросить любого из наших – все знают, что ты мой сын, а мы тут все дружны, неважно, генерал или прачка. Кладбище всех уровняло. Но только – ночью. Днём можешь позвать Лизу Барятинскую – у нее перстень с черным камнем, который, говорят, позволяет ей выходить в любое время - что днём, что ночью.
Долго сидела, обнявшись, эта парочка и вела задушевный разговор, пока не начал приближаться рассвет и им пришлось расстаться. На душе у Пафнуши был светло и радостно, как не было еще ни разу в его жизни. И вдруг он заметил, что в склепе стало тепло и чисто, как будто снаружи не выла пурга и никогда в нем не было компании пьяных бродяг.
Заснуть он смог только под самое утро.
Ваганьково
Ваганьковское кладбище всегда нравилось покойникам: земля, в основном, песчаная, сухо, тепло. Покойник в такой земле лежит как огурчик, не то, что в сырой, холодной, ломовой глине. И публика здесь пристойная – много людей уважаемых: генералов, купцов, писателей, актеров, да всех и не перечислишь. Но и нашего брата, нищеты, здесь хватает, потому как порядки при Царе-батюшке тут были демократичные: есть деньги – плати двести рублёв и положат в первом ряду у церкви, ряды со второго по шестой – дешевле (в шестом ряду упокоят за пятьдесят копеек), а нет денег вовсе – пожалуйста, вот вам участок бесплатный в седьмом ряду, но от церкви дальше всех. Сам то я звон колоколов люблю, но не все же такие, может, кому-то совершенно не хочется, чтобы его колокольным звоном по нескольку раз в день будили, поэтому и ложились от церкви подальше. Так что, все демократично и без могилки никто не оставался.
Так вот, из местных знаменитостей лет сто пятьдесят назад, был тут похоронен Василий Самотрясов по прозвищу Везунок. Славен он был тем, что ему страшно везло в карты и он практически никогда не проигрывал. То есть, он иногда проигрывал, но, когда этого хотел сам. Например, обыграет он партнеров на несколько сотен, те страшно злятся, того и гляди Ваську прирежут, а он нарочно проиграет тридцатку, потом двадцатку, партнеры довольны, пар выпустят, а Васька их — хлоп, и опять на несколько сотен нагреет!
Вот так и жил Васька припеваючи, в карты играл и в высшем обществе, и в низшем, мамзелей на экипажах катал, конфетами их угощал, вкусно питался, красиво одевался!
Кончилось, понятно, все это печально – расстроенные партнеры из низшего общества, проигравшись, по злобе, задушили бедняжку, да еще и гирькой фунтовой на веревке, чтоб уж наверняка, по голове стукнули. Так и отошел раб Божий Василий в лучший мир и был похоронен на Ваганьковском в третьем ряду, а благодарные мамзели ему памятник за свой счет поставили: сидит Васька, как живой, на троне и в левой руке карты веером держит, а правой рукой бубновым тузом отбой даёт. Очень чувствительно получилось! У многих слезу вышибало. Жаль только, что памятник сей долго не простоял – его какие-то проходимцы сперли, скорее всего злобствуя на Ваську, а может, на другом кладбище себе на могилку припасли. Ночью подпилили ножки у трона, так целиком с Васькой и унесли.
После похорон, выходил Василий на воздух не часто. Ходил и предлагал всем встречным сыграть в картишки, но ваганьковские все его знали, дураков, желающих проигрывать ему, не было, и играть с ним категорически отказывались. Посторонних же по ночам на кладбище редко встретишь.
Вот, как обычно, бродил Василий грустный по ночному кладбищу, не найдя себе компаньона, пока не наткнулся на Пафнушу, который сидел возле утробинского склепа и мечтательно смотрел на звезды.
Васька с малолетками никогда не играл, а тут так обрадовался встрече, что чуть не облобызал Пафнушу. Понял, что нашел себе партнера. Долго Васька уговаривал Пафнушу сыграть с ним в карты, но Пафнуша отказывался и честно говорил, что играть он не умеет и учиться этому не хочет. Но, добрая душа, под конец согласился, не желая вконец огорчить Василия.
Начали с «Дурака». Игра Пафнуше понравилось – все лучше, чем бездельничать и в одиночестве в склепе сидеть. Потом учились играть в «Очко», «Вист», «Фараон», «Мушку», «Пикет», «Рамс». В общем, учились почти каждую ночь и вскоре Пафнуша стал достойным противником Василию, чему тот был рад несказанно. Правда, Пафнуша сильно исхудал, потому как приходилось днем отсыпаться и на добывание пропитания, заключавшееся в попрошайничестве у ворот кладбища, оставалось значительно меньше времени, чем раньше, и прибыток резко упал. Мамка Пафнуши такой дружбой была не очень довольна, но пока большого вреда в ней не находила и активно не противилась.
И вот пришло время, Василий выдал Пафнуше несколько ассигнаций и велел на завтра днем сходить в баню, к парикмахеру и к портному, заказать модную одежду. Что Пафнуша и сделал. Когда одежда была готова и наступил вечер, Василий назвал адрес, выдал Пафнуше толстую пачку ассигнаций и отправил в ближайший игорный дом, пообещав, что с 12 часов ночи он будет стоять за его спиной до рассвета.
Добравшись, Пафнуша позвонил в дверь игорного дома. К нему вышел важный лакей, насмешливо оглядел его, но впечатлившись модной одеждой отрока, только и спросил:
— Вам кого, молодой человек?
— Да вот, пришел немного деньжат проиграть. — ответил Пафнуша и показал лакею пачку денег. Увидев самый надежный на свете пропуск, лакей почтительно поклонился и отошел в сторону, освободив Пафнуше проход.
В игорном доме было несколько комнат со столами, за которыми сидели хорошо одетые дамы и господа. Пафнушу проводили к столу, за которым собирались начать играть в «Вист». Василий не ставил Пафнуше цель выиграть много денег, потому как таковые у Василия имелись – еще при жизни он сделал несколько заначек в разных районах Москвы и мог при необходимости ими попользоваться, да и вообще, при его статусе усопшего, деньги были ему не нужны. Его целью было ввести Пафнушу в круг игроков.
Пафнуша очень нервничал и старался вести себя солидно. Он никогда не был в приличном обществе, весь круг его общения ограничивался ваганьковскими поселенцами и подающими милостыню богомолками. Чувствовал некоторую насмешку по отношению к себе, связанную с малым его возрастом, но твердо решил держаться до конца.
В первую игру он проиграл 200 рублей, во вторую 150.
— Не робей, прорвемся! — услышал он, наконец, за спиной знакомый слегка свистящий голос Василия, — Все правильно делаешь. Хода нет – ходи с бубей, нет бубей – чем хочешь бей! — закончил он речь своей любимой поговоркой. И началось.
С приходом Василия, Пафнутий почувствовал себя увереннее и играл грамотней. В сложной ситуации, когда нужно было принимать неоднозначное решение, Василий, который был наверху блаженства и чувствовал себя молодым Васькой Везунком, мгновенно принимал грамотное решение и выручал Пафнушу. В общем, выиграли они восемьсот рублей, но близился рассвет и надо было убираться восвояси. В принципе, Пафнуша мог бы остаться один и продолжить игру, но ему очень хотелось обсудить с напарником свой первый выход в свет. К тому же, нервное напряжение было столь велико, что он попросту выдохся.
— Завтра укажу тебе адрес, пойдешь и снимешь себе комнату – негоже в такой хорошей одежде по склепам болтаться, — сказал Василий. — Там же и столоваться будешь. Наймешь из студентов учителей по арифметике и письму – будешь учиться. Без этого нельзя – с господами играть, а грамоты не знать – срамота!
Как порешили – так и сделали. Днем Пафнуша спал и учился, вечером и ночью выигрывал. Одежды накупил, нанял напостоянно извозчика, чтобы тот везде его возил, мамке памятник поставил, «Скорбящий ангел» называется – лежи да радуйся! Хотел и Василию памятник поставить, но тот не согласился – трудно вылезать из-под него каждый вечер, да и кому его смотреть – кроме Пафнуши никто к Василию давно не приходил. Былая слава – скоротечна!
И все было бы прекрасно, но по Москве прошел слух, что что есть такой отрок, который никогда не проигрывает в карты и с ним за стол лучше не садиться. Стали Пафнушу в игорных домах встречать неприветливо, если за стол садился – остальные игроки из-за этого стола вставали и уходили! Более того, уже дважды на Пафнушу покушались злоумышленники – толи ограбить хотели, толи просто из мести забить до смерти. Хорошо Василий был рядом – так оба раза шуганул поганцев, что те верст пять бежали без остановки, а может, кто и не добежал – со страху на бегу помер!
Стали друзья держать совет – что Пафнуше дальше делать, как поступить. Два раза - обошлось, а на третий или шестой – может не обойтись. И Василий сказал:
— Надо тебе, Пафнуша, уезжать из Москвы. Будешь ездить по разным городам, где тебя не знают. Долго нигде не задерживайся. А то и заграницу езжай – с твоим талантом нигде не пропадешь! А мы с мамкой твоей тут останемся – здесь домовина наша и мы тут. Не боись, не пропадём.
Так и порешили. Попрощался Пафнуша с мамкой, ваганьковскими и уехал в город Петербург. С тех пор ничего о нем слышно не было.
Правда, говорят, лет двадцать пять спустя, видели на Ваганьковском высокого молодого мужчину с благородной сединой на висках, очень богато одетого. И будто бы он долго стоял у могилы с памятником «Скорбящий ангел» и могилы Василия Самотрясова, а потом положил на обе могилы по огромному букету цветов. Кто это был – неизвестно.
Мститель
После отъезда Пафнуши, Василий сильно загрустил. Почти не вылезал на воздух, не бродил по кладбищу и не предлагал никому сыграть в карты. Думал какую-то свою думу и наконец пришел к выводу, что во всем виноваты те поганцы, которые дважды пытались напасть на Пафнушу – именно из-за них тому пришлось уехать и из-за них вся новая прекрасная и разудалая кладбищенская житуха Василия пошла наперекосяк. А Василий своим обидчикам никогда спуску не давал.
— Найти и наказать! — сказал он сам себе и на душе воцарилось полное блаженство.
Ближайшей же ночью Василий вышел на охоту. Обидчиков своих он хорошо запомнил и не сомневался, что если встретит – то обязательно узнает, а искать следовало поблизости от игорных домов. Так он прогуливался часов до двух ночи и интересующей его публики не встретил. Вдруг из-за угла донесся слабый звук разбиваемого стекла. От нечего делать, Василий завернул за угол и наткнулся на четырех мужиков, которые разбили витрину мехового магазина купца Охлопкова и начали вытаскивать из него шубы. Рядом стояли две пролетки, на которые и грузили ворованное.
Самого Охлопкова Василий не знал, но хорошо знал его мать и отца, тихих старичков, которые мирно лежали недалеко от Ваганьковской церкви и изредка вылезали послушать кладбищенских новостей.
А надо сказать, что освещение многих улиц в городе, кроме центральных, было отвратительным. Передвигаться ночью, зачастую, приходилось почти в полной темноте или при свете луны. Единственный фонарь поблизости висел у входа в магазин Охлопкова, поэтому на фигуру Василия мужики обратили внимание только после того, как лошади, почувствовав кладбищенские флюиды, исходящие от Василия, испуганно захрипели и стали бить копытам. Мужики застыли на месте, видимо сразу не сообразив, что им делать с внезапным пришельцем. Василий же, подойдя к первой пролетке, шепнул лошадке что-то на ушко и слегка шлепнул ладонью по крупу. Лошадь рванула с места в карьер, а за ней понеслась и вторая пролетка. Один из мужиков бросился догонять их в надежде остановить – но куда там!
Трое других, выйдя из замешательства, взяли в руки принесенный для взлома инструмент: лом, топор и нож, стали обступать Василия полукругом.
