Тихий смех был таким родным, таким желанным! В этой темноте, в душном шалаше, запертые стихией... Мы стали ещё ближе, дышали друг для друга и друг за друга. Я буду жить, пока ты живёшь! И даже, если нас найдут, не брошу тебя! Не отдам никому...
Кто первым наткнулся на губы другого? Может это я искала их? А может это самая древняя потребность людей в тепле, надёжности, в единстве тел и душ? Нет, не отталкивай меня! Нет, прошу... Опускает руки, позволяя обнять себя, исследовать гладкую грудь, сильную шею. Вздрагивает, стонет, я уже не дышу, в этот миг я так же открыта, так же беззащитна. Мы нагие перед стихией, перед Вселенной... и перед самими собой. Я хочу не отвлечения, не забыться, хочу жизни, хочу криков и стонов, хочу ощутить тебя в себе, твои руки и губы, твоё горячее дыхание на моём теле.
В темноте, в молчании мы исследуем наши тела. Я беру его руку и веду её вниз, под футболку, едва его пальцы накрывают грудь, с моих губ срывается стон, громкий, восторженный, торжествующий. Ень Гун борется с собой, со мной, но у него нет шансов! Я сижу на его ногах и чувствую, что его естество уже жаждет меня, хочет действа, древнего как мир. Не даю больше шанса на отказ: срываю его рубашку, привстаю, стаскиваю шорты и бельё. Какой ты горячий! Как волнующе ощущать твою ласку, робкую, сокровенную. Гладит спину, его губы несмело касаются шеи, кладу ладонь на его голову и опускаю к груди. А-ах! Он нашёл его... мой сосок уже в плену горячих губ и языка. Выгибаюсь, постанываю и понукаю быть смелее.
На его голове уже вырос приличный ежик волос. Не хочет брить их. Не надо. Я буду только рада, если у тебя будет прическа. Тоже... а-ах! Тоже буду расчёсывать их...
Нет, всё же не осмелится. Касаюсь рукой его естества, сжимаю его, ловлю горячечный стон губами... Каждое моё движение, покачивание, каждый рывок - мы ощущали сладкое, запретное, такое нужное нам сейчас единство. Люблю тебя... Прозвучала мысль? Или сказали оба?
Мы одни... нас нет... Хочу твоей власти, хочу силы, забыться, вжаться в тебя и кричать, молить о пощаде, продолжении, откровении и наказании! Как он понял, как ощутил, что мне нужно? Просто он такой. Чуткий, чувственный, естественный... Закончилось всё быстро. Это нормально, ведь это его первый раз. А мой... Если считать от нашей новой жизни, то тоже первый.
Шторм не утихал, он стучал в дверь, пугал до дрожи силой, громом и молниями, шумом исполинских волн. Водопад из едва различимого ручейка стал широченным, буйным потоком. Мы слышали, как он с рёвом извергался в озеро. Вода поднимается, как и говорил Ень Гун. Страшно!
Мы снова молчим. Но на этот раз мы говорим как слепцы: касаниями, дыханием, поцелуями, объятиями. Стыд исчез, будто и не было его. Будто мы родились здесь, на острове, наши тела привычны, как и их потребности. Есть, пить, сходить в туалет. Умыться, ополоснуться.
Стало прохладно, температура из стабильно высокой понизилась до критичного уровня. Мы оделись, закопались в листья, прижались друг к другу и просто ждали конца. Стихийного бедствия, своего. Что бы не произошло, я рада, что уйду на ту сторону не одна. Стучит сердце, сильное, верное. Я слушаю его дыхание, прижимаюсь к его тёплому телу, нежусь в ласковых руках.
В нашем доме было относительно сухо, только иногда брызги под крышу залетали. Но огонь решили пока не разводить. Ещё сгорим сами... Закончиться вода - тогда может быть. Да и топливо наше... Здесь его мало, а в ванной пещере сейчас тоже потоп.
Я достала телефон, посмотрела на время. Мы здесь уже сутки! Тридцатое число, пять дня. И буря не стихает! Сколько же это будет продолжаться? В тусклом свете экрана мы выглядели как два призрака: провалы глаз, бескровные губы. Протянула руку и коснулась щеки парня. Зажмурился, впитывая мою ласку.
- Мы же выберемся?
- Да. Не бойся...
- Я не боюсь... Ты ведь здесь...
Вздохнул тихо, прижал к себе. Теперь он не боится меня, не отталкивает, сам целует, отвечает всем естеством на мою страсть. Согреться удалось не сразу, но его близость всегда меня успокаивает, так что мало - помалу я стала погружаться в дрёму.
Сон мой был беспокойным: мне снился Юншэн. Он стоял на берегу, на песке у самой границы с океаном. И улыбался. Улыбка была такой радостной! Я улыбнулась в ответ, кинулась к нему навстречу, но поняла, что не могу и шагу сделать! Я бегу, но стою на месте! Упала на колени, щупаю ноги, не понимая, в чём дело, снова встаю, делаю шаг... Но снова стою на месте! Любимый качает головой, как бы говоря, что я не должна идти за ним. Я кричу, зову его, плачу, тяну к нему руки, но он только шепчет едва слышно "люблю" и идёт в море!! Нет!!! Не уходи!!! Я хочу к тебе... хочу быть с тобой... Юншэн... нет...
- Юншэн...
Оказалось, я уже давно разбудила Ень Гуна своим плачем и попытками сбежать. Он слышал, как я звала мужа? Конечно... Но ни слова упрёка, осуждения. Мягко укачивает меня, утешает и напевает какую-то песенку тихо. У меня уже горло болит от рыданий, а глаза просто жжёт от солёных слёз. Монашек вытирает мне лицо своей робой, спрашивает, что случилось. Рассказываю сон. Молчит, не отвечает. Вздыхает тяжко и крепче прижимает меня к себе, целует в лоб.
- Это... Он прощался, да? - спрашиваю я. У себя, у Ень Гуна, у заколок с их магией, у Вселенной, которая сначала дала мне счастье, а потом жестоко его отобрала.
- Нет... - это "нет" звучит как "да"! Я ценю заботу моего спутника: его честность поражает меня, он никогда ещё не лгал мне! И это его "нет" было невероятным подвигом, жертвой против самого себя.
На остров накатывали волны, их брызги долетали даже до нашей скалы, до убежища. Дождь уже утих. Оплакал вместе со мной мою жизнь и ушёл. Губить жизни где-то ещё...
Голова была тяжёлой, гулкой и пустой. Мысли толкались вяло, желания переживать не было никакого. На этом острове всё кажется другим. Мой брак, эта глупая погоня за бандитом, нападение и похищение. И теперь вот ещё и это. Странный сон... Я, как потомок самой настоящей ведуньи, коей была моя бабушка, знаю, что сны имеют большое значение. А если в них так ярко и так чётко отражаются какие-то события или действия, то им можно верить.
Юншэн прощался со мной. Что бы это не значило: он ли ушёл, или же я навсегда останусь здесь - нам уже не быть вместе. Не быть... Не увидеться, не ощутить тепло и заботу, радость и счастье. Больно... Тяжело дышать... Я думала, что смирилась со всем, но теперь понимаю, что ждала, ждала каждый день, что нас заберут отсюда. Отчаивалась, злилась, впадала в апатию, но всё равно надеялась. Такой уж человек: надежда всегда живёт в нас, даже если кажется, что уже всё, не выбраться.
И вот сегодня эта надежда умерла. В муках! Ох, как же тяжело это признать! Два месяца! Два месяца я жду, два месяца мой телефон посылает сигнал SOS! И ни-че-го! Птицы летают, плавают рыбы, свободно абсолютно проходят через пузырь, в который нас заточили! А нас не видно! И не слышно! Мы решили, что после того, как сойдёт вода, и высохнут заросли на берегу, соберём большой костёр и зажжём его. Если уже и это не поможет...
Два дня. Буря стихла только на третьи сутки. Мы всё же зажгли огонь и вскипятили воду. Рыба уже надоела до чёртиков! Хочу булочку!!! Или чёрного хлеба! Мягкого, только из магазина или пекарни! И кофе. Я смеялась с Фимы, но сейчас даже запах его почувствовала. И благородную горечь... Спросила, чего бы Ень Гун хотел.
- Каши, - ответил.
- А я - хлеба.
- Да. И лепёшку.
Сидим у очага и вспоминаем, что кто ел, что бы хотелось сейчас попробовать. Я уверяла спутника, что тётя печёт такие булочки и пирожки, что от одного запаха ты попадаешь в рай! Зажмурилась и застонала от разочарования. Открыла глаза, увидела взгляд, полный боли и сочувствия.
- Если вода уйти, найдём зерно и сделаем лепёшки! - предложил парень. Кивнула и усмехнулась скептически. На целый хлеб мы не найдём зерна. Да и после потопа все растения, кроме пальм, могут просто сгнить. А новые появятся только спустя месяцы. Снова рыбная диета!
- Тихо как... - я вдруг осознала, что больше не слышу шум волны, дождя и стук капель об шалаш!
- Море успокоилось. Софен... - кажется, кому-то неловко. Он думает, что я только в бурю могу его касаться?! Обползла костёр и прилипла к нему. Выдохнул и сам уцепился за меня так же крепко и отчаянно. - Софен...
- Не знаю... - шепчу я, - Не знаю, когда мы... Я не жалею! И ты... Ты не жалей! Не сомневайся!
- Твой... Юншэн... Лианг... Мы не можем...
- Глупый! Мы так далеко от них! Мы не сможем туда, - вытянула руку в сторону океана, - Мы не вернёмся! Только я. Только ты...
Меня так колотило, так трясло, что Ень Гун испуганно отшатнулся, коснулся моего лба рукой и вытребовал таблетки. Лихорадка? Может быть... Пить хочу! Холодно... Ой, нет! Теперь жарко! Отталкиваю кружку с водой, срываю одежду, бросаюсь к двери, желая открыть и впустить воздух. Ень Гун ловит меня, уговаривает, просит, садит на листики, подаёт лекарство. Как же плохо!
Меня вырвало. Таблетка сиротливо белеет на полу. Не успела помочь - веселюсь я. Глаза болят, их жжёт. Ень Гун с ног сбивается, поднимает меня, толчёт таблетку прутиком в чашке, поит меня. Вода тёплая, пахнет цветочками. Приятно. Засыпаю...
Проснулась рывком. В горле сухо, живот тянет от голода, на мне все одёжки, какие есть у нас, даже остатки спасательного жилета. И листья. Монаха нет. Ушёл на разведку? Плеск внизу. Слетаю с ложа, рывком распахиваю дверь и чуть не падаю с обрыва... в воду?!!!
Внизу океан! Невероятно просто! Макушки пальм еще видно, но пляжа нет, кустов - тоже. Только наша гора и море. Лестница спущена, значит, спутник внизу, в нашей ванной. За топливом ушёл?
Спускаюсь. Руки и ноги дрожат, норовя отказать в самый важный момент. Кое-как доползаю до пещерки. Мой монашек действительно здесь. Перебирает хворост, расставляя его под стенками. Намок? Конечно, он вымок! Такое ненастье два дня было! Босой стоит, в одних обрезанных до колен штанах.
- Софен... - как много в его глазах, голосе. Он волновался за меня, он... Наверно испугался, что я не выкарабкаюсь. Ветки попадали к его ногам, а он перешагнул их, схватил меня в руки и... плачет? Я поражённо застыла, не в силах ни обнять его, ни сказать что-то.
Потом всё-таки обняла. Меня провели заботливо в глубь пещеры, придержали, когда я склонилась над каменной ванной. Умылась, прополоскала рот. Помыться бы! Понял, что я хочу освежиться, и помог снять одежду. Помог снять одежду!!! Без стыда, сомнений! Я не спешу мыться - смотрю и не узнаю своего всегда смущённого спутника. Понял, почему я так удивилась. Потупился, покраснел. Со смешком, неловким и одновременно озорным, потянула его к себе, вынудила зайти в каменную чашу со мной.
- Помоги, а?
Травяная мочалка проходит по спине, бёдрам, ногам. Останавливаю её, показываю, что сзади уже чисто. Пора сменить ракурс. Алые щёки, глаза, полные муки. Тянусь к его губам, касаюсь едва ощутимо, ловлю его вдох, а потом мы сходим с ума. Коснуться рук, плеч, груди и живота. Ответная ласка, нежность, дрожь. Палки попадали вниз, когда мы прижались к стенке, целуясь, постанывая и даже рыча (это я). Бросаю рубаху, сверху робу, сажусь на это жёсткое ложе и жду Ень Гуна. Робеет, боится, не решается даже посмотреть в глаза!
Глупый! Перед кем мы должны стыдиться? Кому должны и что? Я живу только благодаря тебе! Говорю будто с каменной статуей! Молчит, сидит и молчит. Стало так обидно! Если всё напрасно, если я придумала себе наше единство... Обхватила колени руками и захлюпала носом. Может кинуться в море? И не сопротивляться, когда пойду на дно!
- Нет! Софен! Что ты? Не говори так! - ага! Ты слышишь меня! Фыркнула и отвернулась. - Софен... Ты жалеть потом...
- Ты... Ты так обо мне думаешь?! - ахнула я. - Я... Я! Я никогда... А-а-о-о!
Вот это да... Теперь я понимаю, что в нём кипели нешуточные страсти! И только моральные путы сдерживали их! Жадные губы, шепот, тонкие, но такие сильные пальцы... Ласкают ноги, бёдра, касаются естества, выгибаюсь, вижу его глаза. Ему нужно моё одобрение, нужна вера в мою... любовь? Иди ко мне! Обнимаю всем телом: руки гладят его спину, ноги сжимают бёдра, мучительно ощущать преграду между нами. Срываю его штаны, подаюсь вперёд, ближе, к горячей плоти. Помочь? Я помогу, но дальше ты... сам... О-о-у! Счастье, нега, пульс стучит у самого горла, каждое движение его тела сейчас так сокровенно, я встречаю его с радостью, тянусь за ним, не в силах отдать хоть миг. Стон, крик, ещё вдох, ещё выдох, царапаю его плечи, вижу ответную радость в его глазах. Ещё? А говорил, что... не можешь...
Вымылись, поставили прутья обратно к стенкам. Посидели у края, полюбовались на воду. Когда она сойдёт? Судя по уровню паводка, нескоро. Хватит ли нам еды? И воды? С горы извергается широкий поток водопада, но пригоден ли он для питья? Кипятить? Нужны дрова. Мы с Ень Гуном осознавали, что конец наш уже близок. Я ласкаю его пальцы, закрываю глаза, не желая знать, что мы скоро умрём.
- Давай... - говорю я и поворачиваю его голову к себе. Целую. Долгим, нежным, ненасытным поцелуем. - Давай, когда закончится еда... Просто поплывём!
Я предложила самоубийство. На двоих. Ну а что? Я не хочу видеть, как голод возьмёт верх над разумом, как мы превратимся в двух зверей, мечтающим съесть один другого! И хоть я не думаю, что мы станем такими, но ведь всё может быть! Самое мучительное, что может быть - это изменить себе. Ты знаешь, что это твой друг, брат, твой любимый! Но голод сводит с ума!
- Хорошо.
Ень Гун, мой чуткий, мой невозможный! Как же ты дорог мне, юный, чистый, заботливый и любящий! Он понял меня. Сразу. Без долгих речей, без клятв. Поплакала на его плече, потом призналась, что хочу есть. Мы взяли с собой воды в тыковке, полезли наверх.
- Зачем? - спросила я, видя, что он сматывает лесенку.
- Внизу есть что-то... - указал на тёмное пятно в воде. Это пятно кружило под нами!
- Акула? - спросила я и ощутила, как внутри всё оледенело от страха. Самыми большими нашими проблемами на этот момент были комары и мучительный стыд друг перед другом. Комаров нет, стыд растворился в общем доверии, откровенности. И вот сейчас...
- Может быть...
- Но... Нам ведь надо будет...
- Я знаю. Сделаю короче!
И связал последние ступеньки так, чтобы лестница достигала только до нашей нижней пещеры. Однако, это меня не успокоило совсем! Вода плескалась за метр-полтора от входа! Что стоит этой хищнице просто подпрыгнуть? Хоть бы уплыла на охоту куда!
А когда... Когда у меня красные дни? Кинулась к телефону, всмотрелась в календарь. Были... В конце июля... Нет, только не это! Она от нас не отстанет! Ень Гун должен знать, что уже скоро я стану ходячим маяком для рыбы! И ладно бы мы её ели! Так ведь это она нас сожрать захочет!
- Сидеть тут! - указал он на шалаш. - Я носить воду, мыть тебя!
- Я и сама... - смутилась я. Зачем идти на такие жертвы?
- Хорошо... - улыбается. - Мыть сама.
Поели рыбы. Проверили запасы. Вся сухая, не воняет. Хорошо. Корешки тоже сухие, чай наш выжил. Открыли кокос, выпили сок, съели мякоть. Сколько их у нас? Пятьдесят? Бананы мы съели первыми, чтоб не сгнили. А кокосы составили наш запас на чёрный день.
- Расскажи что-нибудь... - попросила я. Стало так тоскливо, так тошно. Нужно взбодриться что ли.
Кто первым наткнулся на губы другого? Может это я искала их? А может это самая древняя потребность людей в тепле, надёжности, в единстве тел и душ? Нет, не отталкивай меня! Нет, прошу... Опускает руки, позволяя обнять себя, исследовать гладкую грудь, сильную шею. Вздрагивает, стонет, я уже не дышу, в этот миг я так же открыта, так же беззащитна. Мы нагие перед стихией, перед Вселенной... и перед самими собой. Я хочу не отвлечения, не забыться, хочу жизни, хочу криков и стонов, хочу ощутить тебя в себе, твои руки и губы, твоё горячее дыхание на моём теле.
В темноте, в молчании мы исследуем наши тела. Я беру его руку и веду её вниз, под футболку, едва его пальцы накрывают грудь, с моих губ срывается стон, громкий, восторженный, торжествующий. Ень Гун борется с собой, со мной, но у него нет шансов! Я сижу на его ногах и чувствую, что его естество уже жаждет меня, хочет действа, древнего как мир. Не даю больше шанса на отказ: срываю его рубашку, привстаю, стаскиваю шорты и бельё. Какой ты горячий! Как волнующе ощущать твою ласку, робкую, сокровенную. Гладит спину, его губы несмело касаются шеи, кладу ладонь на его голову и опускаю к груди. А-ах! Он нашёл его... мой сосок уже в плену горячих губ и языка. Выгибаюсь, постанываю и понукаю быть смелее.
На его голове уже вырос приличный ежик волос. Не хочет брить их. Не надо. Я буду только рада, если у тебя будет прическа. Тоже... а-ах! Тоже буду расчёсывать их...
Нет, всё же не осмелится. Касаюсь рукой его естества, сжимаю его, ловлю горячечный стон губами... Каждое моё движение, покачивание, каждый рывок - мы ощущали сладкое, запретное, такое нужное нам сейчас единство. Люблю тебя... Прозвучала мысль? Или сказали оба?
Мы одни... нас нет... Хочу твоей власти, хочу силы, забыться, вжаться в тебя и кричать, молить о пощаде, продолжении, откровении и наказании! Как он понял, как ощутил, что мне нужно? Просто он такой. Чуткий, чувственный, естественный... Закончилось всё быстро. Это нормально, ведь это его первый раз. А мой... Если считать от нашей новой жизни, то тоже первый.
Шторм не утихал, он стучал в дверь, пугал до дрожи силой, громом и молниями, шумом исполинских волн. Водопад из едва различимого ручейка стал широченным, буйным потоком. Мы слышали, как он с рёвом извергался в озеро. Вода поднимается, как и говорил Ень Гун. Страшно!
Мы снова молчим. Но на этот раз мы говорим как слепцы: касаниями, дыханием, поцелуями, объятиями. Стыд исчез, будто и не было его. Будто мы родились здесь, на острове, наши тела привычны, как и их потребности. Есть, пить, сходить в туалет. Умыться, ополоснуться.
Стало прохладно, температура из стабильно высокой понизилась до критичного уровня. Мы оделись, закопались в листья, прижались друг к другу и просто ждали конца. Стихийного бедствия, своего. Что бы не произошло, я рада, что уйду на ту сторону не одна. Стучит сердце, сильное, верное. Я слушаю его дыхание, прижимаюсь к его тёплому телу, нежусь в ласковых руках.
В нашем доме было относительно сухо, только иногда брызги под крышу залетали. Но огонь решили пока не разводить. Ещё сгорим сами... Закончиться вода - тогда может быть. Да и топливо наше... Здесь его мало, а в ванной пещере сейчас тоже потоп.
Я достала телефон, посмотрела на время. Мы здесь уже сутки! Тридцатое число, пять дня. И буря не стихает! Сколько же это будет продолжаться? В тусклом свете экрана мы выглядели как два призрака: провалы глаз, бескровные губы. Протянула руку и коснулась щеки парня. Зажмурился, впитывая мою ласку.
- Мы же выберемся?
- Да. Не бойся...
- Я не боюсь... Ты ведь здесь...
Вздохнул тихо, прижал к себе. Теперь он не боится меня, не отталкивает, сам целует, отвечает всем естеством на мою страсть. Согреться удалось не сразу, но его близость всегда меня успокаивает, так что мало - помалу я стала погружаться в дрёму.
Сон мой был беспокойным: мне снился Юншэн. Он стоял на берегу, на песке у самой границы с океаном. И улыбался. Улыбка была такой радостной! Я улыбнулась в ответ, кинулась к нему навстречу, но поняла, что не могу и шагу сделать! Я бегу, но стою на месте! Упала на колени, щупаю ноги, не понимая, в чём дело, снова встаю, делаю шаг... Но снова стою на месте! Любимый качает головой, как бы говоря, что я не должна идти за ним. Я кричу, зову его, плачу, тяну к нему руки, но он только шепчет едва слышно "люблю" и идёт в море!! Нет!!! Не уходи!!! Я хочу к тебе... хочу быть с тобой... Юншэн... нет...
- Юншэн...
Оказалось, я уже давно разбудила Ень Гуна своим плачем и попытками сбежать. Он слышал, как я звала мужа? Конечно... Но ни слова упрёка, осуждения. Мягко укачивает меня, утешает и напевает какую-то песенку тихо. У меня уже горло болит от рыданий, а глаза просто жжёт от солёных слёз. Монашек вытирает мне лицо своей робой, спрашивает, что случилось. Рассказываю сон. Молчит, не отвечает. Вздыхает тяжко и крепче прижимает меня к себе, целует в лоб.
- Это... Он прощался, да? - спрашиваю я. У себя, у Ень Гуна, у заколок с их магией, у Вселенной, которая сначала дала мне счастье, а потом жестоко его отобрала.
- Нет... - это "нет" звучит как "да"! Я ценю заботу моего спутника: его честность поражает меня, он никогда ещё не лгал мне! И это его "нет" было невероятным подвигом, жертвой против самого себя.
На остров накатывали волны, их брызги долетали даже до нашей скалы, до убежища. Дождь уже утих. Оплакал вместе со мной мою жизнь и ушёл. Губить жизни где-то ещё...
Голова была тяжёлой, гулкой и пустой. Мысли толкались вяло, желания переживать не было никакого. На этом острове всё кажется другим. Мой брак, эта глупая погоня за бандитом, нападение и похищение. И теперь вот ещё и это. Странный сон... Я, как потомок самой настоящей ведуньи, коей была моя бабушка, знаю, что сны имеют большое значение. А если в них так ярко и так чётко отражаются какие-то события или действия, то им можно верить.
Юншэн прощался со мной. Что бы это не значило: он ли ушёл, или же я навсегда останусь здесь - нам уже не быть вместе. Не быть... Не увидеться, не ощутить тепло и заботу, радость и счастье. Больно... Тяжело дышать... Я думала, что смирилась со всем, но теперь понимаю, что ждала, ждала каждый день, что нас заберут отсюда. Отчаивалась, злилась, впадала в апатию, но всё равно надеялась. Такой уж человек: надежда всегда живёт в нас, даже если кажется, что уже всё, не выбраться.
И вот сегодня эта надежда умерла. В муках! Ох, как же тяжело это признать! Два месяца! Два месяца я жду, два месяца мой телефон посылает сигнал SOS! И ни-че-го! Птицы летают, плавают рыбы, свободно абсолютно проходят через пузырь, в который нас заточили! А нас не видно! И не слышно! Мы решили, что после того, как сойдёт вода, и высохнут заросли на берегу, соберём большой костёр и зажжём его. Если уже и это не поможет...
Два дня. Буря стихла только на третьи сутки. Мы всё же зажгли огонь и вскипятили воду. Рыба уже надоела до чёртиков! Хочу булочку!!! Или чёрного хлеба! Мягкого, только из магазина или пекарни! И кофе. Я смеялась с Фимы, но сейчас даже запах его почувствовала. И благородную горечь... Спросила, чего бы Ень Гун хотел.
- Каши, - ответил.
- А я - хлеба.
- Да. И лепёшку.
Сидим у очага и вспоминаем, что кто ел, что бы хотелось сейчас попробовать. Я уверяла спутника, что тётя печёт такие булочки и пирожки, что от одного запаха ты попадаешь в рай! Зажмурилась и застонала от разочарования. Открыла глаза, увидела взгляд, полный боли и сочувствия.
- Если вода уйти, найдём зерно и сделаем лепёшки! - предложил парень. Кивнула и усмехнулась скептически. На целый хлеб мы не найдём зерна. Да и после потопа все растения, кроме пальм, могут просто сгнить. А новые появятся только спустя месяцы. Снова рыбная диета!
- Тихо как... - я вдруг осознала, что больше не слышу шум волны, дождя и стук капель об шалаш!
- Море успокоилось. Софен... - кажется, кому-то неловко. Он думает, что я только в бурю могу его касаться?! Обползла костёр и прилипла к нему. Выдохнул и сам уцепился за меня так же крепко и отчаянно. - Софен...
- Не знаю... - шепчу я, - Не знаю, когда мы... Я не жалею! И ты... Ты не жалей! Не сомневайся!
- Твой... Юншэн... Лианг... Мы не можем...
- Глупый! Мы так далеко от них! Мы не сможем туда, - вытянула руку в сторону океана, - Мы не вернёмся! Только я. Только ты...
Меня так колотило, так трясло, что Ень Гун испуганно отшатнулся, коснулся моего лба рукой и вытребовал таблетки. Лихорадка? Может быть... Пить хочу! Холодно... Ой, нет! Теперь жарко! Отталкиваю кружку с водой, срываю одежду, бросаюсь к двери, желая открыть и впустить воздух. Ень Гун ловит меня, уговаривает, просит, садит на листики, подаёт лекарство. Как же плохо!
Меня вырвало. Таблетка сиротливо белеет на полу. Не успела помочь - веселюсь я. Глаза болят, их жжёт. Ень Гун с ног сбивается, поднимает меня, толчёт таблетку прутиком в чашке, поит меня. Вода тёплая, пахнет цветочками. Приятно. Засыпаю...
Проснулась рывком. В горле сухо, живот тянет от голода, на мне все одёжки, какие есть у нас, даже остатки спасательного жилета. И листья. Монаха нет. Ушёл на разведку? Плеск внизу. Слетаю с ложа, рывком распахиваю дверь и чуть не падаю с обрыва... в воду?!!!
Внизу океан! Невероятно просто! Макушки пальм еще видно, но пляжа нет, кустов - тоже. Только наша гора и море. Лестница спущена, значит, спутник внизу, в нашей ванной. За топливом ушёл?
Спускаюсь. Руки и ноги дрожат, норовя отказать в самый важный момент. Кое-как доползаю до пещерки. Мой монашек действительно здесь. Перебирает хворост, расставляя его под стенками. Намок? Конечно, он вымок! Такое ненастье два дня было! Босой стоит, в одних обрезанных до колен штанах.
- Софен... - как много в его глазах, голосе. Он волновался за меня, он... Наверно испугался, что я не выкарабкаюсь. Ветки попадали к его ногам, а он перешагнул их, схватил меня в руки и... плачет? Я поражённо застыла, не в силах ни обнять его, ни сказать что-то.
Потом всё-таки обняла. Меня провели заботливо в глубь пещеры, придержали, когда я склонилась над каменной ванной. Умылась, прополоскала рот. Помыться бы! Понял, что я хочу освежиться, и помог снять одежду. Помог снять одежду!!! Без стыда, сомнений! Я не спешу мыться - смотрю и не узнаю своего всегда смущённого спутника. Понял, почему я так удивилась. Потупился, покраснел. Со смешком, неловким и одновременно озорным, потянула его к себе, вынудила зайти в каменную чашу со мной.
- Помоги, а?
Травяная мочалка проходит по спине, бёдрам, ногам. Останавливаю её, показываю, что сзади уже чисто. Пора сменить ракурс. Алые щёки, глаза, полные муки. Тянусь к его губам, касаюсь едва ощутимо, ловлю его вдох, а потом мы сходим с ума. Коснуться рук, плеч, груди и живота. Ответная ласка, нежность, дрожь. Палки попадали вниз, когда мы прижались к стенке, целуясь, постанывая и даже рыча (это я). Бросаю рубаху, сверху робу, сажусь на это жёсткое ложе и жду Ень Гуна. Робеет, боится, не решается даже посмотреть в глаза!
Глупый! Перед кем мы должны стыдиться? Кому должны и что? Я живу только благодаря тебе! Говорю будто с каменной статуей! Молчит, сидит и молчит. Стало так обидно! Если всё напрасно, если я придумала себе наше единство... Обхватила колени руками и захлюпала носом. Может кинуться в море? И не сопротивляться, когда пойду на дно!
- Нет! Софен! Что ты? Не говори так! - ага! Ты слышишь меня! Фыркнула и отвернулась. - Софен... Ты жалеть потом...
- Ты... Ты так обо мне думаешь?! - ахнула я. - Я... Я! Я никогда... А-а-о-о!
Вот это да... Теперь я понимаю, что в нём кипели нешуточные страсти! И только моральные путы сдерживали их! Жадные губы, шепот, тонкие, но такие сильные пальцы... Ласкают ноги, бёдра, касаются естества, выгибаюсь, вижу его глаза. Ему нужно моё одобрение, нужна вера в мою... любовь? Иди ко мне! Обнимаю всем телом: руки гладят его спину, ноги сжимают бёдра, мучительно ощущать преграду между нами. Срываю его штаны, подаюсь вперёд, ближе, к горячей плоти. Помочь? Я помогу, но дальше ты... сам... О-о-у! Счастье, нега, пульс стучит у самого горла, каждое движение его тела сейчас так сокровенно, я встречаю его с радостью, тянусь за ним, не в силах отдать хоть миг. Стон, крик, ещё вдох, ещё выдох, царапаю его плечи, вижу ответную радость в его глазах. Ещё? А говорил, что... не можешь...
Вымылись, поставили прутья обратно к стенкам. Посидели у края, полюбовались на воду. Когда она сойдёт? Судя по уровню паводка, нескоро. Хватит ли нам еды? И воды? С горы извергается широкий поток водопада, но пригоден ли он для питья? Кипятить? Нужны дрова. Мы с Ень Гуном осознавали, что конец наш уже близок. Я ласкаю его пальцы, закрываю глаза, не желая знать, что мы скоро умрём.
- Давай... - говорю я и поворачиваю его голову к себе. Целую. Долгим, нежным, ненасытным поцелуем. - Давай, когда закончится еда... Просто поплывём!
Я предложила самоубийство. На двоих. Ну а что? Я не хочу видеть, как голод возьмёт верх над разумом, как мы превратимся в двух зверей, мечтающим съесть один другого! И хоть я не думаю, что мы станем такими, но ведь всё может быть! Самое мучительное, что может быть - это изменить себе. Ты знаешь, что это твой друг, брат, твой любимый! Но голод сводит с ума!
- Хорошо.
Ень Гун, мой чуткий, мой невозможный! Как же ты дорог мне, юный, чистый, заботливый и любящий! Он понял меня. Сразу. Без долгих речей, без клятв. Поплакала на его плече, потом призналась, что хочу есть. Мы взяли с собой воды в тыковке, полезли наверх.
- Зачем? - спросила я, видя, что он сматывает лесенку.
- Внизу есть что-то... - указал на тёмное пятно в воде. Это пятно кружило под нами!
- Акула? - спросила я и ощутила, как внутри всё оледенело от страха. Самыми большими нашими проблемами на этот момент были комары и мучительный стыд друг перед другом. Комаров нет, стыд растворился в общем доверии, откровенности. И вот сейчас...
- Может быть...
- Но... Нам ведь надо будет...
- Я знаю. Сделаю короче!
И связал последние ступеньки так, чтобы лестница достигала только до нашей нижней пещеры. Однако, это меня не успокоило совсем! Вода плескалась за метр-полтора от входа! Что стоит этой хищнице просто подпрыгнуть? Хоть бы уплыла на охоту куда!
А когда... Когда у меня красные дни? Кинулась к телефону, всмотрелась в календарь. Были... В конце июля... Нет, только не это! Она от нас не отстанет! Ень Гун должен знать, что уже скоро я стану ходячим маяком для рыбы! И ладно бы мы её ели! Так ведь это она нас сожрать захочет!
- Сидеть тут! - указал он на шалаш. - Я носить воду, мыть тебя!
- Я и сама... - смутилась я. Зачем идти на такие жертвы?
- Хорошо... - улыбается. - Мыть сама.
Поели рыбы. Проверили запасы. Вся сухая, не воняет. Хорошо. Корешки тоже сухие, чай наш выжил. Открыли кокос, выпили сок, съели мякоть. Сколько их у нас? Пятьдесят? Бананы мы съели первыми, чтоб не сгнили. А кокосы составили наш запас на чёрный день.
- Расскажи что-нибудь... - попросила я. Стало так тоскливо, так тошно. Нужно взбодриться что ли.
