- Ты знаешь о Сунь Укун? - Ень Гун скосил на меня хитрый глаз и улыбнулся.
- Нет, а кто это?
- Это...
Похоже, этот их Сунь Укун, то есть Царь Обезьян, был национальным героем. То есть сказочным героем. Ень Гун знал о нём много историй: как тот достиг бессмертия, как научился летать на облаке, выпросил у царя Драконов посох, а после заставил дать и одежду под стать артефакту. Я смеялась до слёз, слушая его рассказ! Он ещё и изображал то Сунь Укуна, то его противников, то растерянного Небесного императора, когда тот узнал про ворованные персики. А ведь обезьяна должен был их охранять, а не воровать!
- Он умер, но когда пришли забрать его в Ян-ло, обманул слуг ада, вычеркнул своё имя. И имя своих слуг! И стал бессмертным!
- Ты им восхищаешься?
- Он... Герой... - смутился монашек.
- Герой - это ты! - уверенно сказала я и поцеловала его.
Через четыре дня у нас стала тухнуть рыба. Попытки сварить ее успеха не принесли: испорченный продукт - это уже опасно. Тогда мы пережарили оставшуюся и сидели в основном на корешках и грибах. Грибы и корешки, устрицы, сухие ягоды. Это был гадкий, совершенно не аппетитный суп! Но голод ведь не родственник совсем, так что ели, пили.
Мы мылись в пещерке, когда я ощутила резкую боль внизу живота. Началось... Переглянулись тревожно. Акула уплыла куда-то, но ведь она может приплыть опять. Ень Гун настаивал, что я должна подняться в шалаш, но я понимала, что потом нужно будет переслать пол! Это же кровь! Она не отмоется просто так! И решила остаться внизу, упирая на то, что здесь есть проточная вода. С покорным вздохом, мой милый и заботливый спутник устроил мне ложе, принёс сюда короб с вещами. И сидел со мной с утра до вечера. Только за едой выходил.
На третий день, когда муки мои достигли предела, я сидела у края и смотрела на закат. В руке были обе шпильки, я рассматривала их, любовалась ими и думала. Их сотворили в незапамятные времена, а как точно, как красиво и изящно выполнены все детали! И ведь не отпало ни одного лепестка, камушка! Здесь на острове влажно, но обе шпильки как новенькие. На иглах нет даже патины! Неужели вы и правда волшебные? Тогда сделайте так, чтобы нас нашли, прошу!!!
Что-то ударилось об скалу! Я отшатнулась назад, упала на спину. И едва успела убрать ноги, как на порожек упала... А-а-а-а-а-акула-а-а-а!!!!!!Мой визг всполошил Ень Гуна. Он ступил на лестницу, я увидела, что она дёрнулась, услышала его голос.
- Нет! Не спускайся! Нет, не надо!
Если он спустится, то неминуемо попадёт ей в пасть! Я забилась поглубже, с ужасом глядя на беснующуюся тварь. Акула подпрыгивала, клацала пастью, грызла гранит! Сейчас бы посмеяться над этим! Как звучит? Грызла гранит науки! Акула... Но не смешно совсем. Ноги стали подгибаться, я села на пол и тряслась, не переставая. Какая огромная... Как в фильме ужасов. Сколько она будет еще прыгать? Чует меня, чует кровь...
- Софен! - перекрикивал Ень Гун шум от ударов этой туши о гору.
- Я здесь! - кричу в ответ.
- Я спускаюсь!
Нет! Нет-нет-нет! Заметалась по пещере, не зная, как остановить самоубийственный порыв моего монаха. Что же делать... Посмотрела на палки, на шпильки в руке. Я буду драться! Я убью эту тварь! Но моего Ень Гуна она не получит! Подошла к краю. Кружит под пандусом. Ень Гун спрыгнул на пол, отволок меня в глубь. Ощупал на предмет травм, выдохнул, лихорадочно шепчет что-то на китайском, гладит щёки, глаза просто больные от страха.
- Она не уйдёт... - сказала я уверенно. Словно желая подтвердить мои слова, тварь ещё раз прыгнула к нам, облила нас водой и снова нырнула в воду.
- Мы сделать... ловушка! - Ень Гун вытащил связку прутьев, нож и стал их точить.
В углу валялась лиана, мы связали прутья, сделав из них хилый частокол. Уверенности в успехе не было, но какие у нас есть варианты? Пойти на корм этой гадине? Или... попытаться убить её первыми! Мы обговорили план. Нужно приманить её, взбесить буквально. Для этого замечательно подойдёт тряпка, полная свежей... ну крови, крови! Мы подвесим её на колышке под самым потолком. Ень Гун вскочил на приступочку и установил приманку. Не краснеть, не краснеть... Я просто люблю своего героя! Для него всё, что со мной связано, действительно вполне нормально и приемлемо. Ни отвращения, ничего.
Акула кидалась как бешеная! Её пасть уже едва в пещеру не ныряла! Мы подняли колья, переглянулись. Дождались, когда она снова бросится, а потом сунули их ей в зубы так, чтобы она не могла сомкнуть челюсти. Ень Гун поранился о зуб, я с ужасом глядела, как на его руке набухает алым длинная рана! Рыба решила издохнуть и погубить нас заодно! Её удары и толчки вызвали гул в пещере. Я с ужасом думала, что будет, если она завалит наше последнее убежище. Нужно убить её, уничтожить!!!
- Надо её удержать! - кричу я парню и показываю заколки. Я её заколю ими! Ень Гун против, машет руками и отказывается. - Она обрушит гору! Мы умрём сегодня! Ну! Ты - герой?!
Конечно, я поступила нечестно, взывая к его храбрости и гордости, но сейчас я ясно видела, к чему всё идёт. Гора гудела, тварь кидалась и кидалась. Понемногу она слабела, так что убить её не составит труда. Даже просто ранить, и то будет удачей! Под водой полно опасностей! Её могут разорвать свои же!
Ень Гун кивнул мне, взял в руку самый толстый прут, подождал, пока акула снова вынырнет и всадил его ей в нижнюю челюсть. И установил так, чтобы она не могла двинуться. Но она двигалась! Мотала пастью, пыталась сомкнуть зубы, насаживаясь тем самым на нашу ловушку. Ень Гун хрипел, на руках и шее вздулись вены - тварь тащила его своим весом вниз. Всё! Теперь моя очередь! Я подошла сбоку и всадила обе шпильки ей в глаз, а потом ещё раз, ещё! И в лоб! Какие они острые! Вошли, как в масло!
- Отпускай!
Ень Гун выпустил прут, и акула сползла в воду. Вокруг неё расползлось кровавое пятно. Некоторое время ничего не происходило, а потом появилась стая рыб. Другая. Что-то длинное. Ещё одно. Пирушка шла до самой ночи. Только плеск стоял. И смрад.
Убрали приманку, вымылись, выстирали одежду. Я перевязала ему рану на руке, посыпав порошком, сварили травку, которая кровь останавливает. Измученные, уставшие, мы даже есть не хотели. Так и повалились на палки, заснули, тесно прижавшись друг к другу.
Девятое сентября. Осталось двадцать кокосов, связка грибов и мешочек с цветами. Мы поделили их: кокос в день, два цветка в чай по одному утром и вечером. Можно было кинуть сеть и словить рыбу. Но это на крайний случай. Ещё свежи воспоминания о той акуле. Она нам порушила что-то в скале. Иногда сверху падали глыбы с шорохом и громыханием.
Двенадцатое сентября. Ень Гун заболел. Его тошнило, началась диарея. Я мою его, обтираю мокрой тряпкой, даю лекарства, уповая на их силу. И плачу! Просто не могу видеть его таким! Обессиленный, худой и бледный, он стал маленьким, как подросток. Сижу рядом, реву и уговариваю не сдаваться.
- Я не смогу без тебя! Я не такая сильная, как ты! Прошу, не оставляй меня! Не уходи-и-и-и!
Два дня у него был жар, он бредил. Кидался куда-то, раскидывал руки, ноги, не давал себя напоить и вытереть. Я была в отчаянии! Если это всё, то мне только путь туда, в море! Вытащила последний блистер таблеток. Это очень сильный антибиотик! Такой сильный, что можно и умереть от передозировки! Одну, только одну в день! И если я не смогу его напоить лекарством, то он может не пережить эту ночь.
Холодный лоб! Я обрадовалась, ведь это значит... Но он не приходит в себя! Так почему? Когда-то, когда у меня было воспаление лёгких, Фима вот так же обрадовалась спаду температуры. А консилиум, который стоял рядом с моим ложем, пояснил ей, что чем выше температура, тем холоднее тело. Он... сгорает?!!!!!! Жую, лихорадочно жую таблетку, глотаю воду, делаю раствор. Плевать, что противно, что вкус гадостный, что это будет вот так - изо рта в рот! Прижимаюсь к его рту, вливаю всё, заставляю глотать. Ну же! Помоги, только помоги ему!!!
- Я делаю эту запись... Для вас, мама, Фима. Лианг, Юншэн, мой названный отец. Мы с Ень Гуном на острове уже два месяца. Десять дней назад нас затопило. Остров сейчас под водой. Мы живём на скале... Ах, я ведь вам уже показывала! Забыла, всё забыла... Ха-ха-ха! А мы сражались с акулой! Мы её убили-и... Насадили на колья! И я её заколола шпильками! Так к чему я? Ень Гун болен... Он два дня уже не приходит в себя, бредит, у него жар. Если... Если вы найдёте нас, то знайте: я уйду в тот же день, когда и он. Мы теперь связаны... Он сказал, что умрёт, если я уйду. Я сделаю тоже самое. Поэтому... Это возможно последняя запись... Я люблю вас всех, очень... скучаю за вами.
Сижу у стенки час, другой, укрыла его рубашкой, сжимаю в одной руке его ладонь, а в другой - таблетки. Перед глазами всё плывёт, встряхиваюсь, отгоняю сон. Я не сплю уже три дня. Только урывками. Потом вскакиваю, проверяю его. Дышит... Он дышит! С души упала целая гора! Я смеюсь, плачу, захлёбываюсь рыданиями, снова смеюсь, прижимаюсь к его тощему, пропотевшему телу. Не важно сейчас ничего! Ни то, что мне нужно его помыть после очередного приступа диареи, ни то, что сама я выгляжу еще хуже и пахну соответственно! Главное, что он жив! Я не одна! Я отвоевала его у смерти!
Рана на его руке зарубцевалась, я осторожно касаюсь её пальцем, беру его руку и прижимаю к щеке. Целую её и ласкаюсь, я наслаждаюсь его теплом, я слышу пульс на его запястье. Живой... Ень Гун... Я никому тебя не отдам, никому...
Через день, когда я дала ему ещё одну таблетку, он пришёл в себя. И был так слаб! Я сама шаталась уже, но увидела, что он смотрит на меня, и метнулась к нему как будто в меня кто-то влил силу и энергию троих человек! Напоила его, обмыла. Подложила ему под спину короб, укрыла рубашкой.
- Ты почти умер... - говорю я. Голос у меня сорван, я так много плакала и кричала, ругая мир за жестокость, моля высшие силы помочь.
Его голова склонилась к моей так быстро, что я со страхом вскинулась, ожидая чего угодно, даже продолжения болезни. Но нет, он просто хочет быть ко мне ближе. Ласково касаюсь его щеки, щетины на подбородке... усы, мелкий ежик на голове. На теле можно сосчитать все рёбра.
- Испугалась? Прости...
- За что ты... Это не твоя вина. Этот остров! Чёртов остров вздумал погубить нас! - я потрясла кулаком перед собой. Он выглядел откровенно жалко, но всё же. - Идём мыться?
Вымыла его, себя, одела в рубашку. Он совсем слаб, но всё равно его стыдливость берёт верх над телом: медленно, с огромным усилием, тянет к себе связку листьев. Я молчу, просто сижу рядом и жду, что он будет делать. Накрылся ими. Шорты то постираны...
Провалилась в сон. Проснулась, посмотрела, сколько время сейчас. Два часа дня. Я проспала десять часов! Голова тяжёлая, всё тело ломит, будто меня та акула прожевала и выплюнула. А что? Могла и побрезговать такими костями! Ещё немного, и в моем теле будут необратимые изменения, которым подвергаются все анорексики. Всё равно, да плевать на всё! Только бы мой монашек был жив! Только бы не оставил меня...
Нам нужна еда, питательная и полезная. Закинуть сеть в воду? Я немного научилась уже ловить рыбу. Но одно дело ловить её в море, а здесь, у скалы, совсем другое! Если попадётся крупная рыбина и рванёт мой невод со мною вместе?! Посмотрела на Ень Гуна. Он свернулся калачиком под стенкой и дрожал едва заметно. Согреть? Пожалуй... Что-то плеснуло под нами. Рыба? Снова акула? Выглянула осторожно.
- Че...- от голода просто мутило! Я хочу есть... безумно хочу... - Черепаха...
Сбегала вверх за неводом, осторожно провела сетку под черепашкой и вытащила её в пещерку. Она сучит лапами! И когтями царапается! Сволочь! Ляг, наконец, и прими свою участь! Руки дрожали, я выла и рыдала, жалея черепашку, но всё же замахнулась и всадила заколку ей в шею. Прости-и-! Прости меня, черепаха! Я тоже хочу жить! И я должна дать Ень Гуну бульон... Она сопротивлялась, пыталась сбежать, толкалась головой и лапами... Я то готовилась было её отпустить, то снова садилась на панцирь и искала голову, чтобы добить. Я хочу жить...
- Ень Гун? - подползла к пареньку. Подняла его голову, ласково погладила щёку. Кожа и кости. Я такая же... Открыл глаза, вскинулся. - Всё хорошо! Не бойся! Я... вот!
В кружке сварила бульон. Оставшееся мясо черепахи я сложила в скорлупку. Не так уж его и много было. Боже! Я никогда не забуду, как потрошила её!!!! Как рыдала над этим всем... Противно вспомнить даже... Но сейчас, когда мой милый и такой заботливый спутник пьёт, обжигаясь, горячий суп, когда я вижу, что у него даже руки дрожат от голода... Я готова убивать по черепахе в день! Да по две или три! Только бы мой Ень Гун был жив... и здоров...
- У нас есть ещё... - говорю я, забирая кружку.
- Выбрось потроха... - говорит Ень Гун тихо и кивает на улики моего бесчеловечного поступка. Я сгребла кишки в листья, намереваясь уже сбросить их со скалы. - Не в воду... Софен... Опасно...
Он еле дышит, у него совсем нет сил. Но он делает над собой усилие и снова спасает нас. Спустила всё в нашу канализацию. Надеюсь, не забьётся. А то будет нам фонтан...
Ень Гун снова спит, я после своей порции супа решила тоже прилечь рядом. Погрею его, а то он такой холодный. Обняла со спины. Дышим... Вместе дышим, ровно, без хрипов. Здоров. Пока здоров. И я тоже. Грустно улыбаюсь: на этот раз мы выкрутились. Но! Таблетки уже последние, вода всё еще плещется у порога, а мы... Мы ещё здесь, на проклятом острове, на котором нет календаря. Ничего нет...
Вода стала убывать только с пятнадцатого сентября. Мы ещё дважды ловили черепах. Они наверно хотели выплыть на возвышенность, вот и тянуло их к нам в пещерку. Больше я не сомневалась и не жалела. На этом проклятом острове нет места жалости. Нам нужно выжить! Любой ценой! Я не отдам Ень Гуна никому: ни болезням, ни голоду, ни каким-то тварям.
Девятнадцатое сентября. Вода ушла, но почва такая влажная, что стоило нам ступить на неё, едва не засосала нас как в болото. Ень Гун привязался лианой к лестнице и прошёл немного от скалы вправо. Ноги погружались почти по колени. Это уже хорошо, ведь поначалу он едва не с головой ухнул! Почва стала подсыхать, мы преисполнились надежды снова. Большая часть растений, всё, что было раньше на острове - уничтожено стихией. Кое-что съели рыбы, а что-то вывернуло с корнем ветром и волнами. Но жизнь есть жизнь, она сильна - на крохотных пятачках стала зеленеть травка, проклюнулись побеги пальм и тех кустиков, что послужили нам хворостом. И ещё что-то будет у нас расти. Эти семена принесло ветром и штормом. И ракушек много, все полные. Снова моллюски! Вкусно. Только жирно очень. Быстро тухнут, плохо.
В конце месяца, когда мы, измученные голодом, тощие до ужасающего состояния, пытались найти еду, нам привалила удача! В море, недалеко от берега, шла битва касатки с акулой. Победила чёрно-белая героиня: акула плюхнулась недалеко от нас и испустила дух. Мы долго не решались к ней подплыть. Но поблизости не было видно ни одной её товарки, рыбные косяки её оплывали. Тогда Ень Гун взял сетку и поплыл к туше. С трудом выволокли её на берег, отдышались.
- Оставим здесь... - сказал Ень Гун. - Срезать... Срежем мясо, засолим, закоптим...
- Нет, а кто это?
- Это...
Похоже, этот их Сунь Укун, то есть Царь Обезьян, был национальным героем. То есть сказочным героем. Ень Гун знал о нём много историй: как тот достиг бессмертия, как научился летать на облаке, выпросил у царя Драконов посох, а после заставил дать и одежду под стать артефакту. Я смеялась до слёз, слушая его рассказ! Он ещё и изображал то Сунь Укуна, то его противников, то растерянного Небесного императора, когда тот узнал про ворованные персики. А ведь обезьяна должен был их охранять, а не воровать!
- Он умер, но когда пришли забрать его в Ян-ло, обманул слуг ада, вычеркнул своё имя. И имя своих слуг! И стал бессмертным!
- Ты им восхищаешься?
- Он... Герой... - смутился монашек.
- Герой - это ты! - уверенно сказала я и поцеловала его.
Через четыре дня у нас стала тухнуть рыба. Попытки сварить ее успеха не принесли: испорченный продукт - это уже опасно. Тогда мы пережарили оставшуюся и сидели в основном на корешках и грибах. Грибы и корешки, устрицы, сухие ягоды. Это был гадкий, совершенно не аппетитный суп! Но голод ведь не родственник совсем, так что ели, пили.
Мы мылись в пещерке, когда я ощутила резкую боль внизу живота. Началось... Переглянулись тревожно. Акула уплыла куда-то, но ведь она может приплыть опять. Ень Гун настаивал, что я должна подняться в шалаш, но я понимала, что потом нужно будет переслать пол! Это же кровь! Она не отмоется просто так! И решила остаться внизу, упирая на то, что здесь есть проточная вода. С покорным вздохом, мой милый и заботливый спутник устроил мне ложе, принёс сюда короб с вещами. И сидел со мной с утра до вечера. Только за едой выходил.
На третий день, когда муки мои достигли предела, я сидела у края и смотрела на закат. В руке были обе шпильки, я рассматривала их, любовалась ими и думала. Их сотворили в незапамятные времена, а как точно, как красиво и изящно выполнены все детали! И ведь не отпало ни одного лепестка, камушка! Здесь на острове влажно, но обе шпильки как новенькие. На иглах нет даже патины! Неужели вы и правда волшебные? Тогда сделайте так, чтобы нас нашли, прошу!!!
Что-то ударилось об скалу! Я отшатнулась назад, упала на спину. И едва успела убрать ноги, как на порожек упала... А-а-а-а-а-акула-а-а-а!!!!!!Мой визг всполошил Ень Гуна. Он ступил на лестницу, я увидела, что она дёрнулась, услышала его голос.
- Нет! Не спускайся! Нет, не надо!
Если он спустится, то неминуемо попадёт ей в пасть! Я забилась поглубже, с ужасом глядя на беснующуюся тварь. Акула подпрыгивала, клацала пастью, грызла гранит! Сейчас бы посмеяться над этим! Как звучит? Грызла гранит науки! Акула... Но не смешно совсем. Ноги стали подгибаться, я села на пол и тряслась, не переставая. Какая огромная... Как в фильме ужасов. Сколько она будет еще прыгать? Чует меня, чует кровь...
- Софен! - перекрикивал Ень Гун шум от ударов этой туши о гору.
- Я здесь! - кричу в ответ.
- Я спускаюсь!
Нет! Нет-нет-нет! Заметалась по пещере, не зная, как остановить самоубийственный порыв моего монаха. Что же делать... Посмотрела на палки, на шпильки в руке. Я буду драться! Я убью эту тварь! Но моего Ень Гуна она не получит! Подошла к краю. Кружит под пандусом. Ень Гун спрыгнул на пол, отволок меня в глубь. Ощупал на предмет травм, выдохнул, лихорадочно шепчет что-то на китайском, гладит щёки, глаза просто больные от страха.
- Она не уйдёт... - сказала я уверенно. Словно желая подтвердить мои слова, тварь ещё раз прыгнула к нам, облила нас водой и снова нырнула в воду.
- Мы сделать... ловушка! - Ень Гун вытащил связку прутьев, нож и стал их точить.
В углу валялась лиана, мы связали прутья, сделав из них хилый частокол. Уверенности в успехе не было, но какие у нас есть варианты? Пойти на корм этой гадине? Или... попытаться убить её первыми! Мы обговорили план. Нужно приманить её, взбесить буквально. Для этого замечательно подойдёт тряпка, полная свежей... ну крови, крови! Мы подвесим её на колышке под самым потолком. Ень Гун вскочил на приступочку и установил приманку. Не краснеть, не краснеть... Я просто люблю своего героя! Для него всё, что со мной связано, действительно вполне нормально и приемлемо. Ни отвращения, ничего.
Акула кидалась как бешеная! Её пасть уже едва в пещеру не ныряла! Мы подняли колья, переглянулись. Дождались, когда она снова бросится, а потом сунули их ей в зубы так, чтобы она не могла сомкнуть челюсти. Ень Гун поранился о зуб, я с ужасом глядела, как на его руке набухает алым длинная рана! Рыба решила издохнуть и погубить нас заодно! Её удары и толчки вызвали гул в пещере. Я с ужасом думала, что будет, если она завалит наше последнее убежище. Нужно убить её, уничтожить!!!
- Надо её удержать! - кричу я парню и показываю заколки. Я её заколю ими! Ень Гун против, машет руками и отказывается. - Она обрушит гору! Мы умрём сегодня! Ну! Ты - герой?!
Конечно, я поступила нечестно, взывая к его храбрости и гордости, но сейчас я ясно видела, к чему всё идёт. Гора гудела, тварь кидалась и кидалась. Понемногу она слабела, так что убить её не составит труда. Даже просто ранить, и то будет удачей! Под водой полно опасностей! Её могут разорвать свои же!
Ень Гун кивнул мне, взял в руку самый толстый прут, подождал, пока акула снова вынырнет и всадил его ей в нижнюю челюсть. И установил так, чтобы она не могла двинуться. Но она двигалась! Мотала пастью, пыталась сомкнуть зубы, насаживаясь тем самым на нашу ловушку. Ень Гун хрипел, на руках и шее вздулись вены - тварь тащила его своим весом вниз. Всё! Теперь моя очередь! Я подошла сбоку и всадила обе шпильки ей в глаз, а потом ещё раз, ещё! И в лоб! Какие они острые! Вошли, как в масло!
- Отпускай!
Ень Гун выпустил прут, и акула сползла в воду. Вокруг неё расползлось кровавое пятно. Некоторое время ничего не происходило, а потом появилась стая рыб. Другая. Что-то длинное. Ещё одно. Пирушка шла до самой ночи. Только плеск стоял. И смрад.
Убрали приманку, вымылись, выстирали одежду. Я перевязала ему рану на руке, посыпав порошком, сварили травку, которая кровь останавливает. Измученные, уставшие, мы даже есть не хотели. Так и повалились на палки, заснули, тесно прижавшись друг к другу.
Девятое сентября. Осталось двадцать кокосов, связка грибов и мешочек с цветами. Мы поделили их: кокос в день, два цветка в чай по одному утром и вечером. Можно было кинуть сеть и словить рыбу. Но это на крайний случай. Ещё свежи воспоминания о той акуле. Она нам порушила что-то в скале. Иногда сверху падали глыбы с шорохом и громыханием.
Двенадцатое сентября. Ень Гун заболел. Его тошнило, началась диарея. Я мою его, обтираю мокрой тряпкой, даю лекарства, уповая на их силу. И плачу! Просто не могу видеть его таким! Обессиленный, худой и бледный, он стал маленьким, как подросток. Сижу рядом, реву и уговариваю не сдаваться.
- Я не смогу без тебя! Я не такая сильная, как ты! Прошу, не оставляй меня! Не уходи-и-и-и!
Два дня у него был жар, он бредил. Кидался куда-то, раскидывал руки, ноги, не давал себя напоить и вытереть. Я была в отчаянии! Если это всё, то мне только путь туда, в море! Вытащила последний блистер таблеток. Это очень сильный антибиотик! Такой сильный, что можно и умереть от передозировки! Одну, только одну в день! И если я не смогу его напоить лекарством, то он может не пережить эту ночь.
Холодный лоб! Я обрадовалась, ведь это значит... Но он не приходит в себя! Так почему? Когда-то, когда у меня было воспаление лёгких, Фима вот так же обрадовалась спаду температуры. А консилиум, который стоял рядом с моим ложем, пояснил ей, что чем выше температура, тем холоднее тело. Он... сгорает?!!!!!! Жую, лихорадочно жую таблетку, глотаю воду, делаю раствор. Плевать, что противно, что вкус гадостный, что это будет вот так - изо рта в рот! Прижимаюсь к его рту, вливаю всё, заставляю глотать. Ну же! Помоги, только помоги ему!!!
- Я делаю эту запись... Для вас, мама, Фима. Лианг, Юншэн, мой названный отец. Мы с Ень Гуном на острове уже два месяца. Десять дней назад нас затопило. Остров сейчас под водой. Мы живём на скале... Ах, я ведь вам уже показывала! Забыла, всё забыла... Ха-ха-ха! А мы сражались с акулой! Мы её убили-и... Насадили на колья! И я её заколола шпильками! Так к чему я? Ень Гун болен... Он два дня уже не приходит в себя, бредит, у него жар. Если... Если вы найдёте нас, то знайте: я уйду в тот же день, когда и он. Мы теперь связаны... Он сказал, что умрёт, если я уйду. Я сделаю тоже самое. Поэтому... Это возможно последняя запись... Я люблю вас всех, очень... скучаю за вами.
Сижу у стенки час, другой, укрыла его рубашкой, сжимаю в одной руке его ладонь, а в другой - таблетки. Перед глазами всё плывёт, встряхиваюсь, отгоняю сон. Я не сплю уже три дня. Только урывками. Потом вскакиваю, проверяю его. Дышит... Он дышит! С души упала целая гора! Я смеюсь, плачу, захлёбываюсь рыданиями, снова смеюсь, прижимаюсь к его тощему, пропотевшему телу. Не важно сейчас ничего! Ни то, что мне нужно его помыть после очередного приступа диареи, ни то, что сама я выгляжу еще хуже и пахну соответственно! Главное, что он жив! Я не одна! Я отвоевала его у смерти!
Рана на его руке зарубцевалась, я осторожно касаюсь её пальцем, беру его руку и прижимаю к щеке. Целую её и ласкаюсь, я наслаждаюсь его теплом, я слышу пульс на его запястье. Живой... Ень Гун... Я никому тебя не отдам, никому...
Через день, когда я дала ему ещё одну таблетку, он пришёл в себя. И был так слаб! Я сама шаталась уже, но увидела, что он смотрит на меня, и метнулась к нему как будто в меня кто-то влил силу и энергию троих человек! Напоила его, обмыла. Подложила ему под спину короб, укрыла рубашкой.
- Ты почти умер... - говорю я. Голос у меня сорван, я так много плакала и кричала, ругая мир за жестокость, моля высшие силы помочь.
Его голова склонилась к моей так быстро, что я со страхом вскинулась, ожидая чего угодно, даже продолжения болезни. Но нет, он просто хочет быть ко мне ближе. Ласково касаюсь его щеки, щетины на подбородке... усы, мелкий ежик на голове. На теле можно сосчитать все рёбра.
- Испугалась? Прости...
- За что ты... Это не твоя вина. Этот остров! Чёртов остров вздумал погубить нас! - я потрясла кулаком перед собой. Он выглядел откровенно жалко, но всё же. - Идём мыться?
Вымыла его, себя, одела в рубашку. Он совсем слаб, но всё равно его стыдливость берёт верх над телом: медленно, с огромным усилием, тянет к себе связку листьев. Я молчу, просто сижу рядом и жду, что он будет делать. Накрылся ими. Шорты то постираны...
Провалилась в сон. Проснулась, посмотрела, сколько время сейчас. Два часа дня. Я проспала десять часов! Голова тяжёлая, всё тело ломит, будто меня та акула прожевала и выплюнула. А что? Могла и побрезговать такими костями! Ещё немного, и в моем теле будут необратимые изменения, которым подвергаются все анорексики. Всё равно, да плевать на всё! Только бы мой монашек был жив! Только бы не оставил меня...
Нам нужна еда, питательная и полезная. Закинуть сеть в воду? Я немного научилась уже ловить рыбу. Но одно дело ловить её в море, а здесь, у скалы, совсем другое! Если попадётся крупная рыбина и рванёт мой невод со мною вместе?! Посмотрела на Ень Гуна. Он свернулся калачиком под стенкой и дрожал едва заметно. Согреть? Пожалуй... Что-то плеснуло под нами. Рыба? Снова акула? Выглянула осторожно.
- Че...- от голода просто мутило! Я хочу есть... безумно хочу... - Черепаха...
Сбегала вверх за неводом, осторожно провела сетку под черепашкой и вытащила её в пещерку. Она сучит лапами! И когтями царапается! Сволочь! Ляг, наконец, и прими свою участь! Руки дрожали, я выла и рыдала, жалея черепашку, но всё же замахнулась и всадила заколку ей в шею. Прости-и-! Прости меня, черепаха! Я тоже хочу жить! И я должна дать Ень Гуну бульон... Она сопротивлялась, пыталась сбежать, толкалась головой и лапами... Я то готовилась было её отпустить, то снова садилась на панцирь и искала голову, чтобы добить. Я хочу жить...
- Ень Гун? - подползла к пареньку. Подняла его голову, ласково погладила щёку. Кожа и кости. Я такая же... Открыл глаза, вскинулся. - Всё хорошо! Не бойся! Я... вот!
В кружке сварила бульон. Оставшееся мясо черепахи я сложила в скорлупку. Не так уж его и много было. Боже! Я никогда не забуду, как потрошила её!!!! Как рыдала над этим всем... Противно вспомнить даже... Но сейчас, когда мой милый и такой заботливый спутник пьёт, обжигаясь, горячий суп, когда я вижу, что у него даже руки дрожат от голода... Я готова убивать по черепахе в день! Да по две или три! Только бы мой Ень Гун был жив... и здоров...
- У нас есть ещё... - говорю я, забирая кружку.
- Выбрось потроха... - говорит Ень Гун тихо и кивает на улики моего бесчеловечного поступка. Я сгребла кишки в листья, намереваясь уже сбросить их со скалы. - Не в воду... Софен... Опасно...
Он еле дышит, у него совсем нет сил. Но он делает над собой усилие и снова спасает нас. Спустила всё в нашу канализацию. Надеюсь, не забьётся. А то будет нам фонтан...
Ень Гун снова спит, я после своей порции супа решила тоже прилечь рядом. Погрею его, а то он такой холодный. Обняла со спины. Дышим... Вместе дышим, ровно, без хрипов. Здоров. Пока здоров. И я тоже. Грустно улыбаюсь: на этот раз мы выкрутились. Но! Таблетки уже последние, вода всё еще плещется у порога, а мы... Мы ещё здесь, на проклятом острове, на котором нет календаря. Ничего нет...
Вода стала убывать только с пятнадцатого сентября. Мы ещё дважды ловили черепах. Они наверно хотели выплыть на возвышенность, вот и тянуло их к нам в пещерку. Больше я не сомневалась и не жалела. На этом проклятом острове нет места жалости. Нам нужно выжить! Любой ценой! Я не отдам Ень Гуна никому: ни болезням, ни голоду, ни каким-то тварям.
Девятнадцатое сентября. Вода ушла, но почва такая влажная, что стоило нам ступить на неё, едва не засосала нас как в болото. Ень Гун привязался лианой к лестнице и прошёл немного от скалы вправо. Ноги погружались почти по колени. Это уже хорошо, ведь поначалу он едва не с головой ухнул! Почва стала подсыхать, мы преисполнились надежды снова. Большая часть растений, всё, что было раньше на острове - уничтожено стихией. Кое-что съели рыбы, а что-то вывернуло с корнем ветром и волнами. Но жизнь есть жизнь, она сильна - на крохотных пятачках стала зеленеть травка, проклюнулись побеги пальм и тех кустиков, что послужили нам хворостом. И ещё что-то будет у нас расти. Эти семена принесло ветром и штормом. И ракушек много, все полные. Снова моллюски! Вкусно. Только жирно очень. Быстро тухнут, плохо.
В конце месяца, когда мы, измученные голодом, тощие до ужасающего состояния, пытались найти еду, нам привалила удача! В море, недалеко от берега, шла битва касатки с акулой. Победила чёрно-белая героиня: акула плюхнулась недалеко от нас и испустила дух. Мы долго не решались к ней подплыть. Но поблизости не было видно ни одной её товарки, рыбные косяки её оплывали. Тогда Ень Гун взял сетку и поплыл к туше. С трудом выволокли её на берег, отдышались.
- Оставим здесь... - сказал Ень Гун. - Срезать... Срежем мясо, засолим, закоптим...
