- А почему не сейчас?
- Там... Какие-то проблемы. Вроде как нам назначат встречу с настоятелем. Папа ищет способ повлиять на главу. Ень Гун ведь официально является собственностью монастыря! Это просто бред какой-то! Двадцать первый век, а он - собственность!
- Обычаи. В Китае они не пустой звук. Мы придумаем что-нибудь...
- И поскорее бы! Уже четвёртый месяц пошёл как бы. Он должен быть с нами, со мной и нашим сыном!
- Будет.
- Ну что? Иди уже, обрадуй всех... - сказала со смешком Лиангу и вытолкала за дверь. Надо всё обдумать. Я тоже кое-что приберегу для настоятеля! Они нас там надолго запомнят!
Мама просто расцвела после известий о нашей договорённости с Лиангом. Неужели она так хочет, чтобы семейство Цзян таки было нашими родственниками? Мы и так богаты сверх меры. За две жизни не потратить. Все рады, папа снова пил коньяк с дядей Кангом, многозначительно на нас с Лиангом поглядывая. Женишок, пользуясь случаем, каждый вечер у нас в доме бывает, укладывает меня спать, норовя остаться. Отказываюсь. И напоминаю, что по договору сначала мне вернут монашка, а потом я подумаю над своими обещаниями. Вздыхает тяжко, стараясь вызвать во мне толику мук совести, сочувствия или же прежней уступчивости. Не найдёшь, не старайся! Желает спокойной ночи. И тебе того же. Иди уже.
Может и стоит выпить одну таблеточку? Меня колотит и трясёт. Особенно по ночам. Лёвушка сбегает к тёте - в гостиную на диван. Предатель! Из-за него меня снова стали караулить! Даже поплакать нельзя в одиночестве! Я просыпаюсь рывком, кричу и зову Ень Гуна. Тётя бежит ко мне, включает свет, утешает. Говорю, что просто сон приснился. Делает вид, что верит, но утром докладывает всем про мои кошмары.
Лианг настойчиво предлагает свою компанию на ночь. Папа и дядя Канг кивают и говорят, что будущему мужу можно. Я бью фарфор, угрожаю сбежать из Макао, если они и дальше будут делать вид, что моей просьбы не существует. Где мой монах? Где он?
Семейный совет. Кабинет отчима такой же, как перед нашим отлётом в Америку. Стулья, диван, два кресла, стол, этажерки, полки с книгами, статуи, горшочки с цветами. Не знала, что он любит орхидеи. А в огромном пруду у отеля цветут лотосы. Белые и розовые. Красивые... Но мне нельзя пока выходить - боятся за меня. Туристы ведь в отеле. Будут расспрашивать, глазеть. А я нервная в последнее время, ранимая. Чуть что - бью посуду и кричу.
Сидим, молчим. Ждём звонка от учителя Нианзу. Он ходатайствует за нас перед начальством. Лианг со мной на диване, обнимает так, будто я уже его собственность. Отвернулась и заёрзала, показывая, что он слишком спешит. Смотрит грустными глазами, плавит мою злость. Ладно! Но не строй из себя моего господина! Всё же... Иногда мне кажется, что это мой Юншэн. И тогда я умираю от любви к нему. Потом вспоминаю, что его нет уже. Душу терзает страх и одиночество. Если я не получу Ень Гуна, то гарантированно сойду с ума! Так и сказала всем. Чтоб не думали, что я забыла о нём.
- Да? На третье февраля? У настоятеля? Хорошо, мы будем там! - отчим положил телефон на стол, помолчал, посмотрел на меня с сомнением. Да что такое? Мама за его плечом нервно улыбалась. Не получится! Ты не обманешь меня! Слышала что-то из разговора?
- Папа? - не вытерпела я и встала. - Что вам сказали?
- Всё хорошо, Софен! - улыбается, но в глазах ни капли веселья. - Встреча назначена на третье февраля. Мы можем приехать хоть все, но...
- Что? - Лианг увлёк меня обратно на диванчик, взял за руку. Села, но готова тут же встать, бежать, что угодно делать, если опять отказ!
- Только я и ты. Или твой отец. Только мужчины приглашены на встречу!
- Я еду! Мне всё равно, что там себе думает этот старый шовинист! Я еду к моему Ень Гуну и точка! - как же я взбесилась! Надо же! Женщины ему не угодили!
- Конечно едешь! - неожиданно поддержал меня отчим и рассмеялся. - Каким бы я был отцом, если бы не хотел добра единственной дочери.
Все тактично умолчали, что дочь я липовая. По их законам, если меня признали, это ещё крепче кровной связи. Так что мы теперь семья, это точно. Я даже рот не успела закрыть, готовая продолжить отстаивать своё право, а он уже согласился! Отчим обошёл свой стол, прошёлся по кабинету туда и обратно. Руки заложил за спину. Теперь я знаю некоторые его привычки. Эта означает, что он сосредоточен и думает над проблемой. И что он видит выход из ситуации! Совершенно точно видит. Я смотрела на него с надеждой и ожиданием, вверяя свою жизнь этому сильному человеку.
- В горах холодно, оденься потеплее и... попроще. В пальто Шена, а?
- Уи-и! - подскочила я. А потом стала обнимать всех по очереди. Я так рада!
Я увижу моего монашка, моего любимого и милого Ень Гунчика! Папа довольно хохотнул и зацеловал мои щеки, мама всхлипывала и улыбалась улыбкой человека, уже не чаявшего, что на его улице наступит праздник. Фима просто хлюпала носом и мочила очередной платок. Лианг, после того, как я повисла на нём, не пустил меня больше ни к кому. Собственник какой!
Поскольку сейчас у нас двадцать седьмое января, то вылетать мы должны как можно скорее. Этот день мы посвятили покупке вещей, которые помогут мне в маскировке под мальчика. Маму решили оставить в отеле под горой. Поскольку туристы в монастырь едут что летом, что зимой одинаково массово, власти провинции решили не морозить их в палатках и построили отель. Не роскошный, как наши, но всё же мы сможем переночевать и уже с утра прибыть на встречу.
Летим. Я вся как струна, натянутая, в ушах звенит от волнения, сердце то замирает, то пускается вскачь. Лианг что-то говорил сначала, потом понял, что я не с ним, не здесь вообще. Я всё еще на острове, мы ловим рыбу с Ень Гуном, смотрим на звёзды, гадая, кто там живёт на них. Имя моего монашка переводится как "Свет месяца в небесной пустоте". Имя такое же таинственное и глубокое, как его душа. Как я скучаю... Безумно хочу увидеть его снова!
Городок Дэнфэн, где сел наш самолёт, маленький, мы обошли его за час какой-то. Всё пестрое, люди яркие. Снег их не пугает: торговля с туристами идёт бойко, спорят о цене каждый на своём языке, как-то договариваются, с улыбками получают деньги и сувениры. Меж домами ходят монахи, вертят в руках трещотки, бьют в гонг. Жители выносят мешочки с крупами, накладывают им в миски. Я знаю, что это традиция, но всё же смотрится, как будто сейчас времена династии Мин к примеру. Такой он, Китай. Страна контрастов.
Этих монахов мы не знаем, так что подаём им на храм так сказать и уходим. В гостинице ещё раз проверяем маскировку, обговариваем свои действия. У каждого своя роль. Отчим делает звонки тем, кто должен будет стать нашей соломинкой, а может и последним аргументом в нашу пользу. Репутация настоятеля очень шаткая: недавно совсем его имя мелькало в прессе, неслись обвинения в разврате, стяжательстве. Удалось замять скандал, но... Яо Цзиньлун не был бы успешным бизнесменом, если бы не получил то, что ему нужно. Нашлись люди, готовые если не добыть компромат, то даже сделать его! Не отмашется теперь! В фойе, у стола администрации, стоял факс. По нему и пришли нужные папе бумаги.
Утро третьего февраля. Руки тряслись. Было холодно, воздух стылый. Идёт мелкий снег. Но я дышу полной грудью, радостно улыбаюсь. Он рядом, мы уже совсем рядом! Скоро я увижу его, коснусь его руки... Лианг недоволен. Я знаю, что он изводит себя сомнениями и ревностью. И жалеет меня, едва посмотрит на мою тонкую шею. Я вижу всё, чувствую. Я - экстрасенс? Не знаю... Ты же обещал... Мрачно кивает и уходит из моего номера.
Мама с Фимой одели меня, повертели, признали, что благодаря моей худобе, я вполне сойду за парня. Мне всё равно! Отъемся как-нибудь потом! Ага! Вижу фанатичный блеск в их глазах! Эти точно проследят, чтобы я стала круглее. Пожелали удачи, обняли на дорожку.
Монастырь такой большой! Он будто бело-коричневая корона, возвышается над горой. Мы идём вверх по ступеням, стало жарко, но расстёгивать пальто нельзя. Поправляю шарф на шее, натягиваю шапку на лоб, чтобы даже глаз не видно было. Лианг сказал, что мои глаза такие красивые, такие смелые, что неминуемо привлекут внимание. Всё же он любит меня. Хоть и злится, ревнует.
Внутренний двор чист, снег аккуратными брикетами уложен под заборчиком. Монахов нет. Дядя Канг пояснил, что они тренируются во внутреннем дворе, куда нет хода туристам. И нам тоже. Сердце заныло, застучало. Он где-то там! Только бы выдержать это всё!
Нам навстречу вышел учитель Нианзу и ещё один монах. Всё та же жёлтая роба - я удивляюсь их стойкости. Не холодно? Поклоны, приветствия. Говорят на китайском. Ведут нас внутрь. От волнения я начинаю дрожать, но руку Лианга отталкиваю. Сейчас я твой брат, помнишь? Тревога в его глазах, паника - в моих. Отчим с дядей Кангом входят сразу после провожатых. Мы вошли самыми последними.
Кабинет был... Это что-то, честное слово! Полки, полочки, на каменном полу толстенный ковёр, огромный! Столешница рабочего места настоятеля из красного дерева, сам стол массивный, но округлые бока делают его даже милым. Всё здесь такое же: мягкие грани, никаких острых углов. Стойки со свечками, целые гирлянды фонариков алого цвета, на занавесках, на ширмах нарисованы журавли. В углу у окна статуя Будды. Метр? Может даже больше! Блестит, может, золотая? Перед нею столик, чашечка, то есть пиала, стоят в курильнице ароматические палочки. Стойка с шестами, бамбук, связанный в вязанку. Зачем они тут? Топят печку?
Нам разрешили сесть на приземистые пуфы. Жёсткие. Специально, чтобы гости не задерживались. Пока отчим и отец Лианга обменивались любезностями с настоятелем, я рассматривала человека, которого с недавних пор знает весь мир. Алое кимоно, ярко-желтая накидка через плечо, лысая голова, ни бороды, ни усов. Полноватый, лицо круглое. На носу очки с небольшими стёклышками. Он положил ладони перед собой на стол, на котором уже дымились чашки с чаем. Горный чай, собран самими монахами. Так же мой Ень Гун собирал наверное...
- Настоятель, это ваш окончательный ответ? - перешёл отчим на английский. Ши Юнсинь выказал удивлением приподнятыми бровями. Но кивнул согласно. - Тогда позвольте познакомить вас с одной леди... Софен? Иди сюда, милая!
Я встала с пуфика, ощущая самую настоящую панику. Легко было храбриться дома, когда всё задумывалось, как приключение. Но сейчас я действительно почти у цели, на меня смотрит сам настоятель Шаолиня! И все его помощники, секретарь, два уважаемых учителя. На негнущихся ногах подошла к отчиму, сняла шапочку и шарф. Монахи так выпучили глаза, будто женщин не видели никогда, да вообще не знают, что мы есть на свете.
- Моя дочь, Яо Софен, пропала пять месяцев назад...
Мой названный родитель рассказал настоятелю, что с нами случилось. Особенно он упирал на то, что мы с Ень Гуном полюбили друг друга, что я хочу быть его женой. Лианг скрипит зубами. Скосила на него глаза, посигналила, что так надо.
- Это невозможно! - сказал сочным басом настоятель. - Ень Гун уже девятнадцать! Свой путь он выбрал ещё год назад. Это невозможно!
И встал, чтобы показать, что разговор окончен. Я кинулась к его столу, упёрлась в столешницу руками. Слёзы текли уже таким потоком, что я не видела лиц, только размытые пятна. Кто меня тащит назад? Отталкиваю Лианга, смахиваю рукой все чашки, брызги летят даже на стоящих у окна наставников.
- Отдайте моего Ень Гуна! Я не могу без него! Прошу-у! - сползаю на пол, рыдаю так громко, что по всей комнате идёт эхо.
- Дочка!
- Софен!
- Кунья!
- Это невозможно! - снова настоятель!
Тогда я снимаю пальто, свитер, остаюсь только в футболке. Тринадцать монахов, которые присутствуют на встрече, смущённо опускают глаза в пол. Нет уж! Вы всё увидите! Кидаюсь Ши Юнсиню наперерез и стою напротив, раскинув руки.
- Смотрите! Ну же! Если вы не отдадите мне моего Ень Гуна, то наш сын вырастет сиротой! - на мой живот, который ещё подрос за этот месяц, монах старался не смотреть. Но не заметить его было трудно. На тощем теле только он и выделялся. - Прошу! Не отказывайте! Мой сын не должен расти без отца-а-а-а!!!!
Отчим накинул мне на плечи пальто, но я даже не замечаю этого. Мне не холодно, сейчас меня сжигает изнутри ощущение, что весь наш план летит к чертям, что я останусь одна, больше не будет шанса вернуть милого!
Настоятель кивает едва заметно и возвращается на место, за стол. Я падаю на колени, ноги не держат меня. Лианг с папой поднимают меня, греют, растирают щёки и руки. Один из монахов подаёт настоятелю большую книгу. Тот листает её, долго переворачивает страницы. Находит нужную.
- Мы согласны отпустить его. Но! - обрывает он наши порывы поблагодарить, мой - зарыдать и повиснуть на его столе ещё раз. - По закону Шаолиня, Ень Гун уже полноценный монах. Я могу только...
Шёпот. Учителя недовольны попранием традиций. Секретарь передал наши бумаги настоятелю. И добавил от себя пару слов. Ши Юнсинь умолк, взял одно из писем, скрипнул креслом, встал. Подошёл к окну, вытащил листок. Он его даже не читал толком - просто пробежал первые строки. И пошатнулся. Монахи кинулись к нему, тревожно загалдели. Отогнал всех, прошаркал ногами к столу, упал в свое кресло. Вытащил ящик в столе, смахнул туда конверты, дрожащей рукой схватил чашку. Странно. Я ведь весь чай разлила! Да и чашки по полу разлетелись. А! Монахи взяли другие с полочек. И за кипяточком сбегали!
- Я согласен! - прокаркал он. Откашлялся, снова приосанился и надулся важно. - Есть один выход!
- Какой же? - не вытерпел Лианг. Даже мой отчим сдерживал нетерпение. А вот жених потерял выдержку. Видимо, он действительно любит меня, раз мои страдания его так впечатлили.
- Контракт! - мы переглянулись с Лиангом. Отец сидел неподвижно и буравил взглядом настоятеля. А вот дядя Канг, видимо, понимал, о чём идёт речь, потому что его губы изогнулись в усмешке.
- Что за контракт? - спокойно и даже вроде бы лениво спросил мой отчим. Его показное благодушие испугало главу. Чашка в его руке качнулась из стороны в сторону.
- Настоятель хочет предложить нам контракт на охрану? - вступил в беседу дядя Канг.
- Да! - важно закивал Ши Юнсинь. - Ень Гун - способный мальчик. Он может выполнять обязанности охранника юной госпожи Софен.
- Сколько? - с угрозой в голосе спросил отчим.
- Вот... - бумажка с цифрой перекочевала со стола настоятеля в руку секретаря, а потом тот отдал её отцу.
Отчим с дядей Кангом долго веселились, глядя на сумму, написанную там. Мало? Или наоборот много? Я тоже хочу знать! Но стоило мне встать, как она исчезла в кармане пальто отчима.
- Мы согласны. Контракт пожизненный!
Пока подписывали бумаги, пока пили чай, пока секретарь бегал куда-то, шептались учителя... Я смотрела на дверь. Смотрела, ждала, не дыша, не думая ни о чём. Сейчас для меня весь мир исчез, только стучит сердце, всё чаще, всё сильнее.
- Ень Гун...
Летит ко мне через всю комнату, поднимает с колен. Это я снова упала, не смогла встать со стульчика. Лианг хотел меня поднять, но отступил. Я не сказала ничего, только глянула умоляюще. Не сейчас, прошу...
Та же роба, те же тапочки, снова он в монашеском одеянии. Голова выбрита, лицо гладкое. Рыдаю и цепляюсь за его руки, а он...
- Там... Какие-то проблемы. Вроде как нам назначат встречу с настоятелем. Папа ищет способ повлиять на главу. Ень Гун ведь официально является собственностью монастыря! Это просто бред какой-то! Двадцать первый век, а он - собственность!
- Обычаи. В Китае они не пустой звук. Мы придумаем что-нибудь...
- И поскорее бы! Уже четвёртый месяц пошёл как бы. Он должен быть с нами, со мной и нашим сыном!
- Будет.
- Ну что? Иди уже, обрадуй всех... - сказала со смешком Лиангу и вытолкала за дверь. Надо всё обдумать. Я тоже кое-что приберегу для настоятеля! Они нас там надолго запомнят!
Мама просто расцвела после известий о нашей договорённости с Лиангом. Неужели она так хочет, чтобы семейство Цзян таки было нашими родственниками? Мы и так богаты сверх меры. За две жизни не потратить. Все рады, папа снова пил коньяк с дядей Кангом, многозначительно на нас с Лиангом поглядывая. Женишок, пользуясь случаем, каждый вечер у нас в доме бывает, укладывает меня спать, норовя остаться. Отказываюсь. И напоминаю, что по договору сначала мне вернут монашка, а потом я подумаю над своими обещаниями. Вздыхает тяжко, стараясь вызвать во мне толику мук совести, сочувствия или же прежней уступчивости. Не найдёшь, не старайся! Желает спокойной ночи. И тебе того же. Иди уже.
Может и стоит выпить одну таблеточку? Меня колотит и трясёт. Особенно по ночам. Лёвушка сбегает к тёте - в гостиную на диван. Предатель! Из-за него меня снова стали караулить! Даже поплакать нельзя в одиночестве! Я просыпаюсь рывком, кричу и зову Ень Гуна. Тётя бежит ко мне, включает свет, утешает. Говорю, что просто сон приснился. Делает вид, что верит, но утром докладывает всем про мои кошмары.
Лианг настойчиво предлагает свою компанию на ночь. Папа и дядя Канг кивают и говорят, что будущему мужу можно. Я бью фарфор, угрожаю сбежать из Макао, если они и дальше будут делать вид, что моей просьбы не существует. Где мой монах? Где он?
Семейный совет. Кабинет отчима такой же, как перед нашим отлётом в Америку. Стулья, диван, два кресла, стол, этажерки, полки с книгами, статуи, горшочки с цветами. Не знала, что он любит орхидеи. А в огромном пруду у отеля цветут лотосы. Белые и розовые. Красивые... Но мне нельзя пока выходить - боятся за меня. Туристы ведь в отеле. Будут расспрашивать, глазеть. А я нервная в последнее время, ранимая. Чуть что - бью посуду и кричу.
Сидим, молчим. Ждём звонка от учителя Нианзу. Он ходатайствует за нас перед начальством. Лианг со мной на диване, обнимает так, будто я уже его собственность. Отвернулась и заёрзала, показывая, что он слишком спешит. Смотрит грустными глазами, плавит мою злость. Ладно! Но не строй из себя моего господина! Всё же... Иногда мне кажется, что это мой Юншэн. И тогда я умираю от любви к нему. Потом вспоминаю, что его нет уже. Душу терзает страх и одиночество. Если я не получу Ень Гуна, то гарантированно сойду с ума! Так и сказала всем. Чтоб не думали, что я забыла о нём.
- Да? На третье февраля? У настоятеля? Хорошо, мы будем там! - отчим положил телефон на стол, помолчал, посмотрел на меня с сомнением. Да что такое? Мама за его плечом нервно улыбалась. Не получится! Ты не обманешь меня! Слышала что-то из разговора?
- Папа? - не вытерпела я и встала. - Что вам сказали?
- Всё хорошо, Софен! - улыбается, но в глазах ни капли веселья. - Встреча назначена на третье февраля. Мы можем приехать хоть все, но...
- Что? - Лианг увлёк меня обратно на диванчик, взял за руку. Села, но готова тут же встать, бежать, что угодно делать, если опять отказ!
- Только я и ты. Или твой отец. Только мужчины приглашены на встречу!
- Я еду! Мне всё равно, что там себе думает этот старый шовинист! Я еду к моему Ень Гуну и точка! - как же я взбесилась! Надо же! Женщины ему не угодили!
- Конечно едешь! - неожиданно поддержал меня отчим и рассмеялся. - Каким бы я был отцом, если бы не хотел добра единственной дочери.
Все тактично умолчали, что дочь я липовая. По их законам, если меня признали, это ещё крепче кровной связи. Так что мы теперь семья, это точно. Я даже рот не успела закрыть, готовая продолжить отстаивать своё право, а он уже согласился! Отчим обошёл свой стол, прошёлся по кабинету туда и обратно. Руки заложил за спину. Теперь я знаю некоторые его привычки. Эта означает, что он сосредоточен и думает над проблемой. И что он видит выход из ситуации! Совершенно точно видит. Я смотрела на него с надеждой и ожиданием, вверяя свою жизнь этому сильному человеку.
- В горах холодно, оденься потеплее и... попроще. В пальто Шена, а?
- Уи-и! - подскочила я. А потом стала обнимать всех по очереди. Я так рада!
Я увижу моего монашка, моего любимого и милого Ень Гунчика! Папа довольно хохотнул и зацеловал мои щеки, мама всхлипывала и улыбалась улыбкой человека, уже не чаявшего, что на его улице наступит праздник. Фима просто хлюпала носом и мочила очередной платок. Лианг, после того, как я повисла на нём, не пустил меня больше ни к кому. Собственник какой!
Поскольку сейчас у нас двадцать седьмое января, то вылетать мы должны как можно скорее. Этот день мы посвятили покупке вещей, которые помогут мне в маскировке под мальчика. Маму решили оставить в отеле под горой. Поскольку туристы в монастырь едут что летом, что зимой одинаково массово, власти провинции решили не морозить их в палатках и построили отель. Не роскошный, как наши, но всё же мы сможем переночевать и уже с утра прибыть на встречу.
Летим. Я вся как струна, натянутая, в ушах звенит от волнения, сердце то замирает, то пускается вскачь. Лианг что-то говорил сначала, потом понял, что я не с ним, не здесь вообще. Я всё еще на острове, мы ловим рыбу с Ень Гуном, смотрим на звёзды, гадая, кто там живёт на них. Имя моего монашка переводится как "Свет месяца в небесной пустоте". Имя такое же таинственное и глубокое, как его душа. Как я скучаю... Безумно хочу увидеть его снова!
Городок Дэнфэн, где сел наш самолёт, маленький, мы обошли его за час какой-то. Всё пестрое, люди яркие. Снег их не пугает: торговля с туристами идёт бойко, спорят о цене каждый на своём языке, как-то договариваются, с улыбками получают деньги и сувениры. Меж домами ходят монахи, вертят в руках трещотки, бьют в гонг. Жители выносят мешочки с крупами, накладывают им в миски. Я знаю, что это традиция, но всё же смотрится, как будто сейчас времена династии Мин к примеру. Такой он, Китай. Страна контрастов.
Этих монахов мы не знаем, так что подаём им на храм так сказать и уходим. В гостинице ещё раз проверяем маскировку, обговариваем свои действия. У каждого своя роль. Отчим делает звонки тем, кто должен будет стать нашей соломинкой, а может и последним аргументом в нашу пользу. Репутация настоятеля очень шаткая: недавно совсем его имя мелькало в прессе, неслись обвинения в разврате, стяжательстве. Удалось замять скандал, но... Яо Цзиньлун не был бы успешным бизнесменом, если бы не получил то, что ему нужно. Нашлись люди, готовые если не добыть компромат, то даже сделать его! Не отмашется теперь! В фойе, у стола администрации, стоял факс. По нему и пришли нужные папе бумаги.
Утро третьего февраля. Руки тряслись. Было холодно, воздух стылый. Идёт мелкий снег. Но я дышу полной грудью, радостно улыбаюсь. Он рядом, мы уже совсем рядом! Скоро я увижу его, коснусь его руки... Лианг недоволен. Я знаю, что он изводит себя сомнениями и ревностью. И жалеет меня, едва посмотрит на мою тонкую шею. Я вижу всё, чувствую. Я - экстрасенс? Не знаю... Ты же обещал... Мрачно кивает и уходит из моего номера.
Мама с Фимой одели меня, повертели, признали, что благодаря моей худобе, я вполне сойду за парня. Мне всё равно! Отъемся как-нибудь потом! Ага! Вижу фанатичный блеск в их глазах! Эти точно проследят, чтобы я стала круглее. Пожелали удачи, обняли на дорожку.
Монастырь такой большой! Он будто бело-коричневая корона, возвышается над горой. Мы идём вверх по ступеням, стало жарко, но расстёгивать пальто нельзя. Поправляю шарф на шее, натягиваю шапку на лоб, чтобы даже глаз не видно было. Лианг сказал, что мои глаза такие красивые, такие смелые, что неминуемо привлекут внимание. Всё же он любит меня. Хоть и злится, ревнует.
Внутренний двор чист, снег аккуратными брикетами уложен под заборчиком. Монахов нет. Дядя Канг пояснил, что они тренируются во внутреннем дворе, куда нет хода туристам. И нам тоже. Сердце заныло, застучало. Он где-то там! Только бы выдержать это всё!
Нам навстречу вышел учитель Нианзу и ещё один монах. Всё та же жёлтая роба - я удивляюсь их стойкости. Не холодно? Поклоны, приветствия. Говорят на китайском. Ведут нас внутрь. От волнения я начинаю дрожать, но руку Лианга отталкиваю. Сейчас я твой брат, помнишь? Тревога в его глазах, паника - в моих. Отчим с дядей Кангом входят сразу после провожатых. Мы вошли самыми последними.
Кабинет был... Это что-то, честное слово! Полки, полочки, на каменном полу толстенный ковёр, огромный! Столешница рабочего места настоятеля из красного дерева, сам стол массивный, но округлые бока делают его даже милым. Всё здесь такое же: мягкие грани, никаких острых углов. Стойки со свечками, целые гирлянды фонариков алого цвета, на занавесках, на ширмах нарисованы журавли. В углу у окна статуя Будды. Метр? Может даже больше! Блестит, может, золотая? Перед нею столик, чашечка, то есть пиала, стоят в курильнице ароматические палочки. Стойка с шестами, бамбук, связанный в вязанку. Зачем они тут? Топят печку?
Нам разрешили сесть на приземистые пуфы. Жёсткие. Специально, чтобы гости не задерживались. Пока отчим и отец Лианга обменивались любезностями с настоятелем, я рассматривала человека, которого с недавних пор знает весь мир. Алое кимоно, ярко-желтая накидка через плечо, лысая голова, ни бороды, ни усов. Полноватый, лицо круглое. На носу очки с небольшими стёклышками. Он положил ладони перед собой на стол, на котором уже дымились чашки с чаем. Горный чай, собран самими монахами. Так же мой Ень Гун собирал наверное...
- Настоятель, это ваш окончательный ответ? - перешёл отчим на английский. Ши Юнсинь выказал удивлением приподнятыми бровями. Но кивнул согласно. - Тогда позвольте познакомить вас с одной леди... Софен? Иди сюда, милая!
Я встала с пуфика, ощущая самую настоящую панику. Легко было храбриться дома, когда всё задумывалось, как приключение. Но сейчас я действительно почти у цели, на меня смотрит сам настоятель Шаолиня! И все его помощники, секретарь, два уважаемых учителя. На негнущихся ногах подошла к отчиму, сняла шапочку и шарф. Монахи так выпучили глаза, будто женщин не видели никогда, да вообще не знают, что мы есть на свете.
- Моя дочь, Яо Софен, пропала пять месяцев назад...
Мой названный родитель рассказал настоятелю, что с нами случилось. Особенно он упирал на то, что мы с Ень Гуном полюбили друг друга, что я хочу быть его женой. Лианг скрипит зубами. Скосила на него глаза, посигналила, что так надо.
- Это невозможно! - сказал сочным басом настоятель. - Ень Гун уже девятнадцать! Свой путь он выбрал ещё год назад. Это невозможно!
И встал, чтобы показать, что разговор окончен. Я кинулась к его столу, упёрлась в столешницу руками. Слёзы текли уже таким потоком, что я не видела лиц, только размытые пятна. Кто меня тащит назад? Отталкиваю Лианга, смахиваю рукой все чашки, брызги летят даже на стоящих у окна наставников.
- Отдайте моего Ень Гуна! Я не могу без него! Прошу-у! - сползаю на пол, рыдаю так громко, что по всей комнате идёт эхо.
- Дочка!
- Софен!
- Кунья!
- Это невозможно! - снова настоятель!
Тогда я снимаю пальто, свитер, остаюсь только в футболке. Тринадцать монахов, которые присутствуют на встрече, смущённо опускают глаза в пол. Нет уж! Вы всё увидите! Кидаюсь Ши Юнсиню наперерез и стою напротив, раскинув руки.
- Смотрите! Ну же! Если вы не отдадите мне моего Ень Гуна, то наш сын вырастет сиротой! - на мой живот, который ещё подрос за этот месяц, монах старался не смотреть. Но не заметить его было трудно. На тощем теле только он и выделялся. - Прошу! Не отказывайте! Мой сын не должен расти без отца-а-а-а!!!!
Отчим накинул мне на плечи пальто, но я даже не замечаю этого. Мне не холодно, сейчас меня сжигает изнутри ощущение, что весь наш план летит к чертям, что я останусь одна, больше не будет шанса вернуть милого!
Настоятель кивает едва заметно и возвращается на место, за стол. Я падаю на колени, ноги не держат меня. Лианг с папой поднимают меня, греют, растирают щёки и руки. Один из монахов подаёт настоятелю большую книгу. Тот листает её, долго переворачивает страницы. Находит нужную.
- Мы согласны отпустить его. Но! - обрывает он наши порывы поблагодарить, мой - зарыдать и повиснуть на его столе ещё раз. - По закону Шаолиня, Ень Гун уже полноценный монах. Я могу только...
Шёпот. Учителя недовольны попранием традиций. Секретарь передал наши бумаги настоятелю. И добавил от себя пару слов. Ши Юнсинь умолк, взял одно из писем, скрипнул креслом, встал. Подошёл к окну, вытащил листок. Он его даже не читал толком - просто пробежал первые строки. И пошатнулся. Монахи кинулись к нему, тревожно загалдели. Отогнал всех, прошаркал ногами к столу, упал в свое кресло. Вытащил ящик в столе, смахнул туда конверты, дрожащей рукой схватил чашку. Странно. Я ведь весь чай разлила! Да и чашки по полу разлетелись. А! Монахи взяли другие с полочек. И за кипяточком сбегали!
- Я согласен! - прокаркал он. Откашлялся, снова приосанился и надулся важно. - Есть один выход!
- Какой же? - не вытерпел Лианг. Даже мой отчим сдерживал нетерпение. А вот жених потерял выдержку. Видимо, он действительно любит меня, раз мои страдания его так впечатлили.
- Контракт! - мы переглянулись с Лиангом. Отец сидел неподвижно и буравил взглядом настоятеля. А вот дядя Канг, видимо, понимал, о чём идёт речь, потому что его губы изогнулись в усмешке.
- Что за контракт? - спокойно и даже вроде бы лениво спросил мой отчим. Его показное благодушие испугало главу. Чашка в его руке качнулась из стороны в сторону.
- Настоятель хочет предложить нам контракт на охрану? - вступил в беседу дядя Канг.
- Да! - важно закивал Ши Юнсинь. - Ень Гун - способный мальчик. Он может выполнять обязанности охранника юной госпожи Софен.
- Сколько? - с угрозой в голосе спросил отчим.
- Вот... - бумажка с цифрой перекочевала со стола настоятеля в руку секретаря, а потом тот отдал её отцу.
Отчим с дядей Кангом долго веселились, глядя на сумму, написанную там. Мало? Или наоборот много? Я тоже хочу знать! Но стоило мне встать, как она исчезла в кармане пальто отчима.
- Мы согласны. Контракт пожизненный!
Пока подписывали бумаги, пока пили чай, пока секретарь бегал куда-то, шептались учителя... Я смотрела на дверь. Смотрела, ждала, не дыша, не думая ни о чём. Сейчас для меня весь мир исчез, только стучит сердце, всё чаще, всё сильнее.
- Ень Гун...
Летит ко мне через всю комнату, поднимает с колен. Это я снова упала, не смогла встать со стульчика. Лианг хотел меня поднять, но отступил. Я не сказала ничего, только глянула умоляюще. Не сейчас, прошу...
Та же роба, те же тапочки, снова он в монашеском одеянии. Голова выбрита, лицо гладкое. Рыдаю и цепляюсь за его руки, а он...
