Иначе они могут наказать её. У каждой семьи есть свой тотем-покровитель, глава рода. Род, в который она направляется , имеет сурового покровителя - Акулу. И, если род не одобрит их с Ах-Ибом брака, если звёзды их рождений не сойдутся, то наказание может быть тяжким.
Она уже оставила свою семью и хотя нефритовая ящерица небыла таким грозным покровителем рода, как акула, но и она могла наказать свою блудную дочь, если та, как следует по закону не обретёт новую семью.
Только чужак, не знающий истории рода девочки мог посмеяться над слабостью их тотема. Их историю не рассказывали чужакам. Только те, кого брали в род, слышали древнюю легенду о Королеве нефритов.
Когда-то их предки жили в низовьях реки Мотагуа. Деревня была бедна. Они сеяли маис, выращивали овощи, охотились, как и многие другие поселения тех мест. Но появились в окрестностях разбойники, которые сжигали дома и угоняли рабов. И жители посёлка решили уйти в глушь, где их не найдут злые люди. Они собрали свой жалкий скарб и отправились вверх по реке. Но по берегам жили другие люди и эти земли вдоль реки считали своими. Они совсем обнищали. Ловили рыбу, ящериц и искали плодовые деревья в лесу.
Однажды девочка, совсем такая же как она, поймала на дереве у реки крупную зелёную ящерицу гух. Она очень обрадовалась, зная, что мясо их очень вкусное и теперь её семья не будет голодна. Но, когда она принесла её домой, нож, которым собирались убить ящерицу, сломался о её кожу. Гух заговорила с отцом девочки.
-Я дочь Королевы нефритов, священного камня камней,- сказала она, отпустите меня в лес и я научу вас как искать драгоценный зелёный минерал, который так ценят кассики и жрецы. Вы будете подниматься вверх по реке, в течение многих поколений и однажды придёте к матери камней и она возьмёт вас всех под сень Священной сейбы. Ваши дети и внуки будут находить и продавать камень и жить с этих трудов. Но никому не рассказывайте про Королеву ибо вы утратите её покровительство. А те, кто станет специально искать волшебный камень превратится в зелёного ящера и забудет всё человеческое.
Девочка не рассказывала про легенду её племени никому из своих новых знакомых. Камни, особенно волшебные, имеют над человеком власть. А вдруг кто-то из этих славных людей, что всю дорогу защищают её от опасностей, заболеют страстью к Королеве нефритов, начнут разыскивать его и превратятся в лесных ящериц гух.
Старый жрец селения с новым названием Альтун-Ха был человеком, который сумел бы оправдать любой поступок и явление. В нём не было жажды власти, и своё место, полученное по наследству, он почитал подарком свыше. Жрец всецело верил в своих богов и правильность их воли на земле. Поэтому, когда в селении стали болеть люди, он вместо того, чтоб попытаться их лечить, свёл всё к тому, что так решили боги. Даже, когда заболел сам, покорно лёг на циновку и молился, ожидая смерти.
Когда же маленький целитель передал лекарство для жителей, он не счёл это покушением на его авторитет, а сказал только, что боги могут проявить свою волю, вложив великий разум даже в древесную лягушку. Ну и что же, что маленький мальчик.. главное, что люди получили прощение. Не даром, значит, он молился с утра до вечера.
И благодарность от селения, которую посулил человек с торга, посчитал оправданной. Кассик, которого избрали взамен умершего от болезни, был представителем одной из ветвей семьи этого человека и был вправе дарить и миловать их спасителя. Что такое благодарность спасителю? Дар богу, через проводника его воли.
Семью бывшего халач уинника посчитали впавшей в немилость богов. Больше из этого рода кассиков выбирать не станут.
Жрец даже отправился поговорить с богами в старый заброшенный храм древнего городища. В селении был своя маленькая храмовая пирамида, но большой храм бога Солнца, где колдун искал нефритовую маску Кинич-Ахау, с множеством каменных алтарей, всё ещё почитали местом священным.
Когда жители села выздоровели, он взял копал, священные благовония рот, принадлежности для добывания девственного огня, дары для бога Солнца и побрёл по едва видной тропинке в лес. Руины заросли деревьями и лианами и найти бывший великий город мог только тот, кто точно знал, где он находился. Жрец расположился у стен пирамиды, разжёг костёр и бросил в него благовония. Он усердно молился, глядя в огонь и в глазах его заплясали язычки пламени. Жрец впал в какое-то подобие транса. Что он увидел в огне? Он поднял горящую ветку и направился, как сомнамбула к тёмному четырёхугольнику входа в Храм.
Свет помогал ему видеть только пыльные камни пола, но, остановившись в одном из храмовых помещений, прямо перед стеной, он, по наитию свыше, поднёс факел к древнему барельефу. Огонь затрещал и принял форму дракончика. Пламя потянулось к стене и торчащий камень выпал прямо под ноги жреца. Он поднял его. Это был кусок алебастра, с одной стороны закопченный когда-то горевшими тут факелами, а с другой в него был впечатан большущий кристалл ярко-зелёного тунса. Четырёхгранный камень, почти правильной формы, длиной с большой палец руки. На стене осталось оверстие за которым клубилась темнота. Сунуть руку в дыру жрецу даже на ум не пришло. Он повернулся к стене спиной и деревянным шагом пошёл обратно по каменным коридорам храма.
Охотники покинули селение ещё до рассвета. А пполмса и его спутников принял кассик. Поскольку братья Шаака всё ещё номинально были рабами и не имели право наследовать, кассик обращался к ним через купца. Собственно мальчик предоставил ему право получить дар благодарности вместо него и вождь был безмерно рад, что не должен ломать себе голову над несоответствием между долгом благодарности и рабским статусом братьев. Тем не менее завершить официальное мероприятие он постарался как можно быстрее.
Вождь был очень рад тому обстоятельству, что величайший из богов - Кинич Ахау, сам позаботился о том, чтоб подарок оказался достойным и ничего не стоил жителям посёлка. Хотя чудесный изумруд, отданный кассику с подробными пояснениями его появления, ошарашенным жрецом, жёг ему руки и долгое время смущал желанием оставить прекрасную находку себе. Но, помня о судьбе предыдущего владыки, с горестным вздохом неудовлетворённой жадности, он сунул камень в руки пполмса.
Купец, понимавший толк в кристаллах попциль тун, мысленно присвистнул. Такого размера и чистоты изумруд может сразить сердце любого владыки. Он вежливо и коротко поблагодарил кассика и тоже обрадовался возможности закончить визит. Как и малышка Иш-Ц'унун, пполмс тоже знал о пагубной власти камней.
На ожидавшем их корабле царило полное спокойствие и порядок. Люди занимались своими делами. Море дышало лёгким бризом. Все были рады попасть на судно, которое за время путешествия стало им почти домом. Малышка убежала к Герреро, инстинктивно чувствуя себя рядом с ним, как под отцовским крылышком. Со времени вчерашнего побега она старалась не оставаться с Ах-Ибом наедине и ещё не сказала ему ни одного слова. Тот ходил, как в воду опущенный и брат всё чаще задавал ему вопросы о ране и том, как он себя чувствует.
Ещё утром перед дорогой он осматривал ранение и перевязал его, щедро попользовавшись притираниями Шаака. В общем, состоянием он оказался доволен, но настроение брата не радовало. Камень пока оставили у пполмса. Они намеревались продать его с помощью купца и позаботиться о себе и своих друзьях.
Следующая остановка намечалась только в Четумаль. А до этого ещё надо было дожить. Никогда не скажешь, что готовят тебе боги. Сегодня ты здоров и богат, а завтра на тебе рабский ошейник. Сейчас над бирюзовыми водами моря пробегают сияюще-белые облачка, а через несколько часов они сгустятся в свинцово-чёрные тучи. Всё во власти Хурагана. И пполмс, отплывая, привычно прокалывает язык иглой ската и брызгает в голубую воду свежую кровь.
-Прими жертву, милостивый бог! Дай укрытие, если гнев твой смешает воды с землёй!
Иш-Ц'унун тихонько плакала. Несколько дней назад ей исполнилось двенадцать. Она никому не говорила об этом. Не потому, что скрывала что-то. Просто за календарём обычно следили взрослые. Вчера пполмс вычислял время начала штормов.
Дома это стало бы большим днём. Мать конечно обижала девочку. Иногда совсем напрасно. Била, таскала за волосы, даже втирала перец в глаза. Воспитывала из неё послушную дочь и жену.
В день её вступления во взрослую жизнь, в деревне был бы праздник. Большую площадь вымели бы мётлами и усыпали цветами. Она постилась бы, моля богов дать ей счастливую судьбу.
Жрец выбрал бы счастливый день. Чаки, помощники жреца, огородили бы квадрат верёвками и она с другими детьми достигшими возраста, стояла бы в центре. Все смотрели бы на её новый наряд, который она себе готовила уже два года. Девочка взяла его с собой, оставляя родной дом, но так и не удосужилась довести до ума.
Правда, ей пришлось бы рассказать чилану о том, что чуть не произошло в ту ночь.. Он, конечно, поругал бы её, но ведь ничего не случилось. Её очистили бы, окропив девственной водой. Жрец, в своём самом торжественном наряде, подвёл бы её к матери, та встала бы перед ней на колени и убрала бы раковину непорочности, которую она носила всю свою жизнь. Только после этого отец мог бы искать для неё мужа. Где теперь мать и отец? Кто снимет её раковину? Кто позаботится о ней?
А вдруг теперь, когда она стала взрослой, у неё случится то, что у взрослых женщин бывает раз в месяц? К девушкам всегда относились двойственно. Хоть все знали, что календарь народа строился на месячных циклах матерей, но кровь исходящую в эти дни всегда считали нечистой. Говорили, если прольёшь её наземь, она обратится в змей или жаб. А, если завладеет ей злой колдун, то сможет свершить самый гнусный заговор на крови.
Худенькие плечики вздрагивали, носишко опух от слёз. И не было рядом ни одной женщины с кем она могла бы поговорить об этом.
Ирэн проснулась охваченная материнской нежностью. Девочка, которая была совсем рядышком, так близко, что она, казалось, могла погладить её по голове, утешить, вызывала в ней искреннюю жалость и сочувствие. Умом она понимала, что её давно уже нет среди живых, да и была ли она.. Может это всё фантазии, навеянные Драконами. Но это были такие живые фантазии.
Ей хотелось рассказать о своём видении Агэпито, но он ещё спал, устроившись на краю широкой кровати. Видимо, вчера опять долго не ложился и постарался устроиться так, чтоб не разбудить её.
А Ваниша видел совсем другой сон. Он вернулся в племя Черепахи. Ему казалось, что он стоит с другой стороны не глубокой могилы, напротив Херонимо Агильяра и слушает как скорбно и истово он обращается к богу.
-Боже, у Которого вечное милосердие и прощение!
Смиренно молю Тебя о душе раба Твоего ,
которого ныне призвал Ты от мира сего,
да не предашь ее во власть врага и не забудешь ее во веки,
повелишь святым Твоим ангелам
принять ее и ввести в райскую обитель,
чтобы, веровавшая в Тебя и на Тебя уповавшая,
она не подверглась мучениям адовым,
но получила вечное блаженство.
Через Христа, Господа нашего. Аминь.
Двое рабов индейцев с интересом прислушивались к незнакомой речи. Ица чтят своих богов и у них их такое множество, что ещё один чужеземный бог не смущал их веры. Любой бог требует уважительного отношения. Люди маленькие и слабые перед высшими силами.
Испанцы были напуганы, когда их увели в лес и бросили в хижине под охраной воинов. Когда случилась вся эта история со змеёй, воины были заняты только спасением своего товарища. Пленникам давали еду и питьё, а всё остальное время на них просто не обращали внимания. Они были рады каждому дню, что подарила им жизнь и Христос, которого Агильяр донимал своими молитвами так, что не будь он богом, ему бы, уж наверное, всё это смертельно надоело.
Ещё до наступления полнолуния, старший увёз Чунту. А, когда вернулся, испанцев повели к лесному сеноту и заставили раздеться, выкупаться и выстирать вещи, прежде, чем вести в деревню. Испанцы плакали от страха, ведь вода смывает Благодать божью, вредна для кожи и приводит к болезням. Благочестивые священники призывали избегать излишних омовений. Волосы и бороды обрили ещё на острове, а теперь заставили сбрить едва отросшую щетину. Они чувствовали себя голыми и униженными. Ждали только скорой и мучительной смерти. Кроме Агильяра, которого поддерживала одна вера.
По возвращении в племя Черепахи, они снова очутились взаперти. На следующий день ещё до рассвета в хижине появились четверо рабов индейцев. Каждый взял на своё попечение одного из пленников. Их учили выполнять работы, которыми занимаются остальные рабы. Испанцы молча подчинялись, ведь они не знали, что решили их новые хозяева в отношении их судеб. Слишком живы были воспоминания жертвоприношений чужим злобным богам.
Обращались с ними в общем не плохо. Но и работу и своё положение они принимали безразлично, потеряв всякую надежду на спасение и возвращение на родину, в привычную жизнь. А без надежды человек угасает. Сначала умер старый Рауль. Тихо ушёл во сне без всяких болезней и страданий. Пока Агильяр пытался договориться с пришедшими поутру рабами на пальцах, что они должны похоронить его, как положено, пришёл жрец за которым послали, чтоб забрать тело. Но обычно покорные испанцы упёрлись и держали мёртвого, пока Херонимо, потрясая молитвенником, приплясывал перед жрецом, как припадочный.
Как ни странно, представитель бога Смерти, правильно понял упрямое сопротивление рабов.
-У каждого племени свои боги. Эти люди хотят обеспечить лёгкое посмертие своему товарищу. Не мешайте им.
Мальчишка Матео и вечно хмурый Серджио Тельо нашли местечко под высоким деревом и начали колышками и руками копать могилу. Агильяр молился. Однажды он выпросил у одной из хозяек, которым помогал, кусок воска. Верёвочку для фитиля было найти не трудно. Херонимо сделал себе несколько свечей, чтоб читать молитвенник по вечерам. Теперь одну из них он пристроил в сложенные руки покойного.
Индейцы не мешали, но несколько настороженно наблюдали со стороны. Когда тело опустили в яму и закопали, установив на могиле связанный из веток крест, они успокоились, пощёлкали языком, вроде даже сочувственно, и повели испанцев на работу.
Матео больше всех мучился от гнуса. Ему не очень помогали травы, которые показали им индейцы. От них он опухал, как подушка и начинал задыхаться. Он расчёсывал язвочки от укусов до крови и однажды притащился с работы, горячий как раскалённый на солнце песок. Его не несли ноги. Страшная слабость свалила его. Раны давно гноились, а сейчас на плечах ещё и появились красные пятна. Его рвало и лихорадило. Видимо ещё и мучили какие-то только ему видимые кошмары. Он порывался бежать куда-то, потом жалобно и тоненько, как ребёнок, начинал звать маму или просил пить.
Жрец, явившийся по просьбе старшего надсмотрщика, напоил его какой-то очень горькой настойкой, которую больной, всё время кривясь и корчась, сблевал в ту же секунду. Доморощеный доктор заглянул в рот на кровоточащие дёсна, потрогал тело, пышущее жаром и покачал головой. К утру Матео умер.
Она уже оставила свою семью и хотя нефритовая ящерица небыла таким грозным покровителем рода, как акула, но и она могла наказать свою блудную дочь, если та, как следует по закону не обретёт новую семью.
Только чужак, не знающий истории рода девочки мог посмеяться над слабостью их тотема. Их историю не рассказывали чужакам. Только те, кого брали в род, слышали древнюю легенду о Королеве нефритов.
Когда-то их предки жили в низовьях реки Мотагуа. Деревня была бедна. Они сеяли маис, выращивали овощи, охотились, как и многие другие поселения тех мест. Но появились в окрестностях разбойники, которые сжигали дома и угоняли рабов. И жители посёлка решили уйти в глушь, где их не найдут злые люди. Они собрали свой жалкий скарб и отправились вверх по реке. Но по берегам жили другие люди и эти земли вдоль реки считали своими. Они совсем обнищали. Ловили рыбу, ящериц и искали плодовые деревья в лесу.
Однажды девочка, совсем такая же как она, поймала на дереве у реки крупную зелёную ящерицу гух. Она очень обрадовалась, зная, что мясо их очень вкусное и теперь её семья не будет голодна. Но, когда она принесла её домой, нож, которым собирались убить ящерицу, сломался о её кожу. Гух заговорила с отцом девочки.
-Я дочь Королевы нефритов, священного камня камней,- сказала она, отпустите меня в лес и я научу вас как искать драгоценный зелёный минерал, который так ценят кассики и жрецы. Вы будете подниматься вверх по реке, в течение многих поколений и однажды придёте к матери камней и она возьмёт вас всех под сень Священной сейбы. Ваши дети и внуки будут находить и продавать камень и жить с этих трудов. Но никому не рассказывайте про Королеву ибо вы утратите её покровительство. А те, кто станет специально искать волшебный камень превратится в зелёного ящера и забудет всё человеческое.
Девочка не рассказывала про легенду её племени никому из своих новых знакомых. Камни, особенно волшебные, имеют над человеком власть. А вдруг кто-то из этих славных людей, что всю дорогу защищают её от опасностей, заболеют страстью к Королеве нефритов, начнут разыскивать его и превратятся в лесных ящериц гух.
Глава52.
Старый жрец селения с новым названием Альтун-Ха был человеком, который сумел бы оправдать любой поступок и явление. В нём не было жажды власти, и своё место, полученное по наследству, он почитал подарком свыше. Жрец всецело верил в своих богов и правильность их воли на земле. Поэтому, когда в селении стали болеть люди, он вместо того, чтоб попытаться их лечить, свёл всё к тому, что так решили боги. Даже, когда заболел сам, покорно лёг на циновку и молился, ожидая смерти.
Когда же маленький целитель передал лекарство для жителей, он не счёл это покушением на его авторитет, а сказал только, что боги могут проявить свою волю, вложив великий разум даже в древесную лягушку. Ну и что же, что маленький мальчик.. главное, что люди получили прощение. Не даром, значит, он молился с утра до вечера.
И благодарность от селения, которую посулил человек с торга, посчитал оправданной. Кассик, которого избрали взамен умершего от болезни, был представителем одной из ветвей семьи этого человека и был вправе дарить и миловать их спасителя. Что такое благодарность спасителю? Дар богу, через проводника его воли.
Семью бывшего халач уинника посчитали впавшей в немилость богов. Больше из этого рода кассиков выбирать не станут.
Жрец даже отправился поговорить с богами в старый заброшенный храм древнего городища. В селении был своя маленькая храмовая пирамида, но большой храм бога Солнца, где колдун искал нефритовую маску Кинич-Ахау, с множеством каменных алтарей, всё ещё почитали местом священным.
Когда жители села выздоровели, он взял копал, священные благовония рот, принадлежности для добывания девственного огня, дары для бога Солнца и побрёл по едва видной тропинке в лес. Руины заросли деревьями и лианами и найти бывший великий город мог только тот, кто точно знал, где он находился. Жрец расположился у стен пирамиды, разжёг костёр и бросил в него благовония. Он усердно молился, глядя в огонь и в глазах его заплясали язычки пламени. Жрец впал в какое-то подобие транса. Что он увидел в огне? Он поднял горящую ветку и направился, как сомнамбула к тёмному четырёхугольнику входа в Храм.
Свет помогал ему видеть только пыльные камни пола, но, остановившись в одном из храмовых помещений, прямо перед стеной, он, по наитию свыше, поднёс факел к древнему барельефу. Огонь затрещал и принял форму дракончика. Пламя потянулось к стене и торчащий камень выпал прямо под ноги жреца. Он поднял его. Это был кусок алебастра, с одной стороны закопченный когда-то горевшими тут факелами, а с другой в него был впечатан большущий кристалл ярко-зелёного тунса. Четырёхгранный камень, почти правильной формы, длиной с большой палец руки. На стене осталось оверстие за которым клубилась темнота. Сунуть руку в дыру жрецу даже на ум не пришло. Он повернулся к стене спиной и деревянным шагом пошёл обратно по каменным коридорам храма.
Охотники покинули селение ещё до рассвета. А пполмса и его спутников принял кассик. Поскольку братья Шаака всё ещё номинально были рабами и не имели право наследовать, кассик обращался к ним через купца. Собственно мальчик предоставил ему право получить дар благодарности вместо него и вождь был безмерно рад, что не должен ломать себе голову над несоответствием между долгом благодарности и рабским статусом братьев. Тем не менее завершить официальное мероприятие он постарался как можно быстрее.
Вождь был очень рад тому обстоятельству, что величайший из богов - Кинич Ахау, сам позаботился о том, чтоб подарок оказался достойным и ничего не стоил жителям посёлка. Хотя чудесный изумруд, отданный кассику с подробными пояснениями его появления, ошарашенным жрецом, жёг ему руки и долгое время смущал желанием оставить прекрасную находку себе. Но, помня о судьбе предыдущего владыки, с горестным вздохом неудовлетворённой жадности, он сунул камень в руки пполмса.
Купец, понимавший толк в кристаллах попциль тун, мысленно присвистнул. Такого размера и чистоты изумруд может сразить сердце любого владыки. Он вежливо и коротко поблагодарил кассика и тоже обрадовался возможности закончить визит. Как и малышка Иш-Ц'унун, пполмс тоже знал о пагубной власти камней.
На ожидавшем их корабле царило полное спокойствие и порядок. Люди занимались своими делами. Море дышало лёгким бризом. Все были рады попасть на судно, которое за время путешествия стало им почти домом. Малышка убежала к Герреро, инстинктивно чувствуя себя рядом с ним, как под отцовским крылышком. Со времени вчерашнего побега она старалась не оставаться с Ах-Ибом наедине и ещё не сказала ему ни одного слова. Тот ходил, как в воду опущенный и брат всё чаще задавал ему вопросы о ране и том, как он себя чувствует.
Ещё утром перед дорогой он осматривал ранение и перевязал его, щедро попользовавшись притираниями Шаака. В общем, состоянием он оказался доволен, но настроение брата не радовало. Камень пока оставили у пполмса. Они намеревались продать его с помощью купца и позаботиться о себе и своих друзьях.
Следующая остановка намечалась только в Четумаль. А до этого ещё надо было дожить. Никогда не скажешь, что готовят тебе боги. Сегодня ты здоров и богат, а завтра на тебе рабский ошейник. Сейчас над бирюзовыми водами моря пробегают сияюще-белые облачка, а через несколько часов они сгустятся в свинцово-чёрные тучи. Всё во власти Хурагана. И пполмс, отплывая, привычно прокалывает язык иглой ската и брызгает в голубую воду свежую кровь.
-Прими жертву, милостивый бог! Дай укрытие, если гнев твой смешает воды с землёй!
Иш-Ц'унун тихонько плакала. Несколько дней назад ей исполнилось двенадцать. Она никому не говорила об этом. Не потому, что скрывала что-то. Просто за календарём обычно следили взрослые. Вчера пполмс вычислял время начала штормов.
Дома это стало бы большим днём. Мать конечно обижала девочку. Иногда совсем напрасно. Била, таскала за волосы, даже втирала перец в глаза. Воспитывала из неё послушную дочь и жену.
В день её вступления во взрослую жизнь, в деревне был бы праздник. Большую площадь вымели бы мётлами и усыпали цветами. Она постилась бы, моля богов дать ей счастливую судьбу.
Жрец выбрал бы счастливый день. Чаки, помощники жреца, огородили бы квадрат верёвками и она с другими детьми достигшими возраста, стояла бы в центре. Все смотрели бы на её новый наряд, который она себе готовила уже два года. Девочка взяла его с собой, оставляя родной дом, но так и не удосужилась довести до ума.
Правда, ей пришлось бы рассказать чилану о том, что чуть не произошло в ту ночь.. Он, конечно, поругал бы её, но ведь ничего не случилось. Её очистили бы, окропив девственной водой. Жрец, в своём самом торжественном наряде, подвёл бы её к матери, та встала бы перед ней на колени и убрала бы раковину непорочности, которую она носила всю свою жизнь. Только после этого отец мог бы искать для неё мужа. Где теперь мать и отец? Кто снимет её раковину? Кто позаботится о ней?
А вдруг теперь, когда она стала взрослой, у неё случится то, что у взрослых женщин бывает раз в месяц? К девушкам всегда относились двойственно. Хоть все знали, что календарь народа строился на месячных циклах матерей, но кровь исходящую в эти дни всегда считали нечистой. Говорили, если прольёшь её наземь, она обратится в змей или жаб. А, если завладеет ей злой колдун, то сможет свершить самый гнусный заговор на крови.
Худенькие плечики вздрагивали, носишко опух от слёз. И не было рядом ни одной женщины с кем она могла бы поговорить об этом.
Глава53.
Ирэн проснулась охваченная материнской нежностью. Девочка, которая была совсем рядышком, так близко, что она, казалось, могла погладить её по голове, утешить, вызывала в ней искреннюю жалость и сочувствие. Умом она понимала, что её давно уже нет среди живых, да и была ли она.. Может это всё фантазии, навеянные Драконами. Но это были такие живые фантазии.
Ей хотелось рассказать о своём видении Агэпито, но он ещё спал, устроившись на краю широкой кровати. Видимо, вчера опять долго не ложился и постарался устроиться так, чтоб не разбудить её.
А Ваниша видел совсем другой сон. Он вернулся в племя Черепахи. Ему казалось, что он стоит с другой стороны не глубокой могилы, напротив Херонимо Агильяра и слушает как скорбно и истово он обращается к богу.
-Боже, у Которого вечное милосердие и прощение!
Смиренно молю Тебя о душе раба Твоего ,
которого ныне призвал Ты от мира сего,
да не предашь ее во власть врага и не забудешь ее во веки,
повелишь святым Твоим ангелам
принять ее и ввести в райскую обитель,
чтобы, веровавшая в Тебя и на Тебя уповавшая,
она не подверглась мучениям адовым,
но получила вечное блаженство.
Через Христа, Господа нашего. Аминь.
Двое рабов индейцев с интересом прислушивались к незнакомой речи. Ица чтят своих богов и у них их такое множество, что ещё один чужеземный бог не смущал их веры. Любой бог требует уважительного отношения. Люди маленькие и слабые перед высшими силами.
Испанцы были напуганы, когда их увели в лес и бросили в хижине под охраной воинов. Когда случилась вся эта история со змеёй, воины были заняты только спасением своего товарища. Пленникам давали еду и питьё, а всё остальное время на них просто не обращали внимания. Они были рады каждому дню, что подарила им жизнь и Христос, которого Агильяр донимал своими молитвами так, что не будь он богом, ему бы, уж наверное, всё это смертельно надоело.
Ещё до наступления полнолуния, старший увёз Чунту. А, когда вернулся, испанцев повели к лесному сеноту и заставили раздеться, выкупаться и выстирать вещи, прежде, чем вести в деревню. Испанцы плакали от страха, ведь вода смывает Благодать божью, вредна для кожи и приводит к болезням. Благочестивые священники призывали избегать излишних омовений. Волосы и бороды обрили ещё на острове, а теперь заставили сбрить едва отросшую щетину. Они чувствовали себя голыми и униженными. Ждали только скорой и мучительной смерти. Кроме Агильяра, которого поддерживала одна вера.
По возвращении в племя Черепахи, они снова очутились взаперти. На следующий день ещё до рассвета в хижине появились четверо рабов индейцев. Каждый взял на своё попечение одного из пленников. Их учили выполнять работы, которыми занимаются остальные рабы. Испанцы молча подчинялись, ведь они не знали, что решили их новые хозяева в отношении их судеб. Слишком живы были воспоминания жертвоприношений чужим злобным богам.
Обращались с ними в общем не плохо. Но и работу и своё положение они принимали безразлично, потеряв всякую надежду на спасение и возвращение на родину, в привычную жизнь. А без надежды человек угасает. Сначала умер старый Рауль. Тихо ушёл во сне без всяких болезней и страданий. Пока Агильяр пытался договориться с пришедшими поутру рабами на пальцах, что они должны похоронить его, как положено, пришёл жрец за которым послали, чтоб забрать тело. Но обычно покорные испанцы упёрлись и держали мёртвого, пока Херонимо, потрясая молитвенником, приплясывал перед жрецом, как припадочный.
Как ни странно, представитель бога Смерти, правильно понял упрямое сопротивление рабов.
-У каждого племени свои боги. Эти люди хотят обеспечить лёгкое посмертие своему товарищу. Не мешайте им.
Мальчишка Матео и вечно хмурый Серджио Тельо нашли местечко под высоким деревом и начали колышками и руками копать могилу. Агильяр молился. Однажды он выпросил у одной из хозяек, которым помогал, кусок воска. Верёвочку для фитиля было найти не трудно. Херонимо сделал себе несколько свечей, чтоб читать молитвенник по вечерам. Теперь одну из них он пристроил в сложенные руки покойного.
Индейцы не мешали, но несколько настороженно наблюдали со стороны. Когда тело опустили в яму и закопали, установив на могиле связанный из веток крест, они успокоились, пощёлкали языком, вроде даже сочувственно, и повели испанцев на работу.
Матео больше всех мучился от гнуса. Ему не очень помогали травы, которые показали им индейцы. От них он опухал, как подушка и начинал задыхаться. Он расчёсывал язвочки от укусов до крови и однажды притащился с работы, горячий как раскалённый на солнце песок. Его не несли ноги. Страшная слабость свалила его. Раны давно гноились, а сейчас на плечах ещё и появились красные пятна. Его рвало и лихорадило. Видимо ещё и мучили какие-то только ему видимые кошмары. Он порывался бежать куда-то, потом жалобно и тоненько, как ребёнок, начинал звать маму или просил пить.
Жрец, явившийся по просьбе старшего надсмотрщика, напоил его какой-то очень горькой настойкой, которую больной, всё время кривясь и корчась, сблевал в ту же секунду. Доморощеный доктор заглянул в рот на кровоточащие дёсна, потрогал тело, пышущее жаром и покачал головой. К утру Матео умер.
