Небольшая каморка с низким, спускающимся к противоположной от двери стене, потолком, была темной и напоминала пещеру. Единственным светлым пятном здесь было широкое, от стены до стены, окно, через которое проникал тусклый свет с улицы. Парень провел взглядом по стенам и обнаружил рядом с дверью небольшое выступающее блюдце, предназначение которого было слишком очевидно. Он подошел к лампе и коснулся кристалла. На блюдце проступил едва заметный желтый ободок, затем, лежащий на нем кристалл взмыл в воздух, оторвавшись на пару миллиметров от подставки, вытянулся вверх и озарил комнату мягким желтоватым светом.
Теперь, в приглушенном свете, можно было разглядеть больше, чем простые очертания предметов. Широкая кровать у стены из светло-серого мореного дерева была аккуратно заправлена темного кофейного цвета покрывалом, поверх которого аккуратной стопочкой лежало белоснежное постельное белье и подушка. Ближе к окну, справа от кровати у самого изголовья, стоял небольшой ящик, переходящий в широкий подоконник. Ящик выполнял роль стола, о чем говорил стоящий рядом стул из темного дерева. Напротив кровати, ровно по центру левой стены, расположился высокий шкаф с двумя дверцами. Он, также как и кровать, был выполнен из белого мореного дерева и украшен витиеватым орнаментом.
Эсон осмотрел шкаф и ящик, убедившись, что они сейчас пусты, заглянул под кровать и поднял стул. Парень хотел подпереть им дверь, но заставил себя отказаться от этой абсурдной в данной ситуации затеи, но от того не менее привычной. Потушив свет, он прощупал мягкий, словно наполненный невесомой пеной, матрас. Спать на нем у Эсона пропало всякое желание, — слишком непривычными оказались ощущения. Парень недовольно фыркнул, вытаскивая из рюкзака плотный валик грубой ткани, лег на пол, подложив рулон под голову, и закрыл глаза.
Теперь, когда зрение не отвлекало внимание на ненужные детали, Эсон смог прислушаться к происходящему. Массивный пол и толстые стены почти не пропускали звук. Как парень ни старался, он не сумел услышать ничего полезного, словно его комната была отрезана от реальности непроницаемым для звука барьером. Расслабившийся разум ощутил твердый холодный пол, привычный валик под головой и с удовольствием подкинул картинку шестилетней давности.
Эсон еще пятнадцатилетний ребенок. День за днем он ждет своих родителей, то бесцельно вышагивая по опустевшему дому, то упираясь щекой в холодный шершавый подоконник из мягкого, рыхлого от времени дерева и тихо плача от одиночества и отчаяния повторяя: «Вернитесь, вернитесь, вернитесь». Шли дни, но его родители так и не возвращались. Поначалу сердце щемило от боли — в один момент он потерял всех, кем дорожил, — а когда та отступала, накатывал ужас, — класс некроманта и появившиеся способности не обещали ничего хорошего, особенно если подумать, что кто-то придет проверить, действительно ли не ошиблась комиссия, решив, что он бессильный. Что будет, когда кто-нибудь захочет перепроверить их решение? Но никто не приходил. И это вместе с болью приносило облегчение, отчего в душе разгоралось чувство отвращения к себе.
В первый день Эсон не обращал внимание ни на голод, ни на жажду, он не мог делать ничего, только ждать. Но у природы не выиграть — нехватка воды и еды сделали свое дело, отправив мальчишку в погреб и к колодцу. Потом пришло осознание, что теперь некому заботиться о хозяйстве, а еда постепенно заканчивалась. Так начались серые будни, направленные лишь на получение самого необходимого минимума. Прошла неделя, вторая, месяц. Боль и ужас притихли, хотя все еще заставляли тело нервно вздрагивать, когда приходил лекарь справиться о состоянии ребенка и сообщить, что новостей о его родителях нет.
На второй месяц любопытство побороло страхи, и Эсон взялся изучать полученные навыки. Он не хотел их использовать, но сильно сосредоточился, пытаясь понять, что дает Восстановление разума, и невольно активировал его. Сознание сразу прояснилось, боль стала тише, мир вокруг словно приобрел краски. В голове сложилась простая и понятная картина, какие дела нужно успеть за сегодня, и что именно следует сделать, чтобы расправиться со ставшей невыносимой рутиной как можно скорее. Окрыленный этим осознанием Эсон за час справился с поставленными самим собой задачами и ощутил, что ему невыносимо сильно хочется сделать еще хоть что-нибудь.
Впервые за полтора месяца он выбрался дальше собственного двора и направился в лес, окружающий деревню со всех сторон. Вековые сосны обступали его со всех сторон, за ними уже не была видна деревня, вокруг царил лишь мрак, липкий, ужасный, пугающий. Действие заклинания сошло на нет, оставив ребенка в темноте вечернего леса. Откуда-то из-за спины раздался тихий удар, за ним еще один и еще. Каждый новый был все ближе и ближе. Эсон в ужасе обернулся, но за ним был лишь мрак, удар вновь раздался за спиной, на этот раз совсем рядом, некромант дернулся, пытаясь обернуться снова, но вместо этого почувствовал, словно кто-то стучит по его уху, мотнул головой и потерял равновесие, заорал, ощущая, как падает куда-то в лишенную дна бесконечную бездну.
Удар о землю заставил Эсона проснуться. Парень чуть было не вскочил в ужасе, осознавая свое, казавшееся бесконечным, падение. Но выработанные за годы жизни в лесу рефлексы не позволили молодому некроманту опрометчиво дернуться. Медленно выдохнув, Эсон заставил себя расслабиться. Как и ночью, он лежал на твердом деревянном полу, едва теплом, шершавом, с легким, почти неуловимым, запахом сухой пыли, которую не слишком тщательно убрали перед вселением нового профессора.
Неяркое утреннее солнце с трудом пробивалось через щетину тонких, но все же плотных облаков, медленно текущих по небу. Светило лишь редкими лучами скользило по потолку и стенам комнаты, расползаясь золотыми полосками. Одна такая полоса коснулась магического светильника. Камень на небольшом блюдце пожелтел, впитывая солнечный свет, и через мгновение осыпал комнату тысячами янтарных осколков. Совсем небольшие, они, подобно снежинкам в безветренную погоду, застыли в воздухе, застилая все пространство нестерпимо ярким светом.
Закрыв предплечьем глаза, Эсон на ощупь добрался до светильника и нашел плотную белую шторку, которой магический камень можно было защитить от света, тут же подвинул ее. Молодой профессор медленно втянул в легкие тяжелый горячий воздух, успокаиваясь после внезапного пробуждения и не слишком приятной реакции камня на свет.
Негромкий, но настойчивый стук повторился. Только сейчас Эсон осознал, что именно этот стук разбудил его несколькими секундами раньше. Парень выдохнул, подходя к двери и повторяя про себя: «Это всего лишь сон».
В коридоре стояла Банья, на ее лице отчетливо читалось недовольство, а в жестах, взгляде и тоне чувствовалось раздражение.
— Просыпайтесь, профессор, нам пора идти, — быстро проговорила она, как только Эсон выглянул из комнаты.
— Доброе, — начал говорить парень.
— Собирайтесь, скоро начнется церемония приветствия, — так же быстро, но уже без резких ноток протараторила девушка.
Вернувшись в комнату, Эсон осмотрелся, вспоминая, не оставлял ли он каких вещей, и схватил свой рюкзак. Пролежавший всю ночь под подоконником, тот легко взмыл в воздух, подхваченный жилистой рукой своего владельца, и глухо ударился о шкаф. Парень в мыслях обругал себя за невнимательность и, подхватив с пола забытый валик для головы, вышел в коридор и на мгновение растерялся.
Вчера его новая коллега была одета в невзрачную рубаху, пусть и не самую дешевую, но все же лишенную всяких изысков. Образ нищей горожанки дополняла длинная прямая юбка, испачканная в пыли и усеянная разноцветными пятнами от пролитых зелий. Сейчас же на девушке красовался подчеркивающий стройную фигуру корсет темного фиолетового цвета с горящими белым вставками. Без рукав, он заканчивался аккуратными воланами, больше напоминающими миниатюрные наплечники от какого-нибудь доспеха. Дальше начинались рукава рубахи, сшитые из тонкой легкой ткани чуть менее яркого цвета. А вместо длинной грязной юбки ее ноги закрывали узкие темно-фиолетовые брюки с тремя плотными выкрашенными в цвет ткани накладками.
Разглядеть детали обуви Эсон не успел. Девушка повернулась к нему спиной и направилась к лестнице. Но тихий мягкий звук шагов с едва различимым весьма специфичным шорохом выдавал материал подошвы. Молодой некромант прекрасно знал, что именно так звучит один из лучших материалов для защиты ступней — размягченная зельями, вспененная и мгновенно высушенная магией чешуя монстра, встречающегося в глубинах Проклятой земли и самых сложных подземельях. Эту чешую чаще используют для создания экипировки для отличившихся солдат или особо опытных исследователей.
Банья повела своего спутника по знакомой змее лестниц вниз, на первый этаж. В утренних лучах главный корпус Белой Академии выглядел совершенно иначе, чем вчера, в полумраке. Одна только резная мебель из дерева пепельного цвета могла заставить обитателей внешнего кольца застыть в изумлении.
Но куда более удивительными были колонны. Белоснежные столбы без единого блика и отражения разрывали золотые полосы солнечных лучей, словно впитывали их в себя. Но свет не исчезал. Он равномерно растекался по колоннам и аркам, превращая их в тусклые белые светила, которые оставляли внутри помещения лишь редкие бледные тени. Колонны напомнили молодому профессору светящийся камень из светильника в его комнате, только куда мощнее и лучше.
Смесь недовольства, зависти и восхищения едва уловимой тенью проползла по лицу Эсона. Парень хотел бы иметь светильник, работающий подобным образом, вместо ослепляющего при малейшей оплошности артефакта-издевки.
Спустившись на первый этаж, Банья сделала несколько шагов вдоль стены и коснулась ее рукой. Казавшийся монолитным камень послушно сдвинулся, превратившись в дверь, и открыл путь во внутренний двор Академии.
Из главного корпуса Академии молодой некромант вышел на большую, около четверти километра в диаметре, зеленую лужайку. Слева она заканчивалась тремя двухэтажными зданиями. Два ближайших к главному корпусу уходили куда-то вглубь территории Академии, и оценить их размер Эсон не смог. Третье же, оно находилось почти напротив главного корпуса, имело куда более скромные габариты, и при ширине метров пятьдесят уходило вглубь метров на семьдесят.
— Здесь учатся и живут маги и воины Академии, — Банья показала на первые два строения.
— А в том? — Эсон посмотрел на дом поменьше.
— Там живет мой, — девушка замолчала на секунду, обдумывая сказанное, и поправилась, — наш класс.
Все три здания несмотря на разницу в размерах выглядели похожими на дома из кольца торговцев — ровные белые стены из аккуратно выложенных почти белых камней, да большие окна, в половину человеческого роста, закрытые стеклом.
Чуть правее расположилось еще одно строение. Несмотря на свои размеры, лишь немногим уступающим корпусам воинов и магов, оно поднималось вверх на пять этажей и имело подвал. Необычным здание делали идеально ровные стены с крупными окнами. Здесь, в отличие от предыдущих строений, стекла буквально сливались со стеной, никак не нарушая ее ровную поверхность. Сама же стена гладким светло-серым полотном тянулась по прямой, описывала крутую дугу, заворачивая прочь от поляны и где-то дальше замыкая периметр строения.
Единственной неровностью в этой стене было небольшое крыльцо. Оно выглядело чужеродным, неестественным, словно создатель здания и не хотел оставлять вход в монолитном полотне своего творения, но кто-то другой, будто назло, грубо и цинично врезал угловатый белый осколок из едва шершавых белых кирпичей.
Несмотря на сдержанное оформление и нелепый вид крыльца, Эсон не мог не отметить, насколько богаче здесь была жизнь. В памяти парня сразу всплыла его родная деревня, где у всех окна представляли собой небольшие отверстия в стене, не всегда закрытые тонкой конопляной сеткой. В холодные дни они наглухо закрывались массивными ставнями, и в домах приходилось зажигать масляные лампы, от которых становилось тяжело дышать.
Следуя за своей провожатой, Эсон поднялся на белое грубо сложенное крыльцо и через вполне обычные двери вошел в холл. Не слишком широкая, но весьма длинная зала больше напоминала огромный коридор с десятком дверей. Девушка провела парня через одну из них, и молодой некромант оказался в огромной столовой, где завтракало несколько сотен детей самого разного возраста.
— Нам сюда, — Банья повела профессора к небольшому столику в углу столовой.
Рассчитанный на восемь человек стол был сделан, как и большая часть мебели здесь и в главном корпусе, из мореного дерева и украшен тонкой витиеватой резьбой. На длинных лавочках возле стола сидели уже знакомые Эсону дети, все пятеро молча ели суп из рыжих глиняных чашек.
— Доброго утра, — поздоровался парень, когда подошел ближе.
— Здравствуйте, профессор Эсон, — хором отозвались дети.
— Как тут заведено? — парень посмотрел на Банью.
— Садись, сейчас все принесут, — ответила девушка.
Через несколько минут к столу подошел слуга. Он выставил перед пришедшими профессорами такие же глиняные миски, что были у учеников, и положил рядом деревянные ложки. «Суп на завтрак?» — удивился Эсон, но промолчал и принялся неспешно поглощать принесенную порцию.
На вкус похлебка оказалась приятной, хоть и была сварена без мяса. Большое количество зеленого лука разбавляло густой приторный вкус размолотой в пюре тыквы, а ароматные специи и небольшое количество молока прекрасно дополняли его. Густой обволакивающий запах с пряными нотками и мягкий сливочный вкус удивительным образом сочетались в этом блюде. Парень старался не есть слишком быстро, наслаждаясь каждой ложкой, и регулярно осматривался, чтобы успеть понять, как все устроено в этом месте.
Учащиеся и преподаватели неспешно ели свои порции, негромко переговаривались друг с другом, заполняя столовую равномерным негромким шумом, сотен голосов, которые сливались в один общий фон, из которого сложно было выделить отдельные реплики. Большинство учащихся, как заканчивали завтракать, оставляли миски прямо на столах и уходили из столовой. Другие шли с пустой тарой к западной стороне, где располагалась длинная стойка. Там они сдавали миски и в обмен получали стаканы с каким-то напитком. Профессора же ждали, когда все их подопечные разойдутся и звали прислугу, чтобы та убрала со стола.
За наблюдениями, Эсон упустил момент, когда прикончил похлебку и начал бесцельно жевать ложку. Банья быстро, но при этом удивительно аккуратно, вытащила ложку из зубов парня, выхватила из рук опустевшую миску и направилась к стойке с напитками. Через минуту она вернулась с двумя бокалами.
— Большинство профессоров считают зазорным лично идти сдавать посуду, — девушка протянула напиток Эсону, — они отговариваются, что для этого есть слуги. Но мне кажется, они ведут себя как свиньи.
— Спасибо, — с искренней благодарностью кивнул парень, ликуя, что Банья помогла ему определиться с моделью поведения.
После завтрака пять детей и два профессора направились в соседнее двухэтажное здание, отведенное специально для класса бессильных.
Теперь, в приглушенном свете, можно было разглядеть больше, чем простые очертания предметов. Широкая кровать у стены из светло-серого мореного дерева была аккуратно заправлена темного кофейного цвета покрывалом, поверх которого аккуратной стопочкой лежало белоснежное постельное белье и подушка. Ближе к окну, справа от кровати у самого изголовья, стоял небольшой ящик, переходящий в широкий подоконник. Ящик выполнял роль стола, о чем говорил стоящий рядом стул из темного дерева. Напротив кровати, ровно по центру левой стены, расположился высокий шкаф с двумя дверцами. Он, также как и кровать, был выполнен из белого мореного дерева и украшен витиеватым орнаментом.
Эсон осмотрел шкаф и ящик, убедившись, что они сейчас пусты, заглянул под кровать и поднял стул. Парень хотел подпереть им дверь, но заставил себя отказаться от этой абсурдной в данной ситуации затеи, но от того не менее привычной. Потушив свет, он прощупал мягкий, словно наполненный невесомой пеной, матрас. Спать на нем у Эсона пропало всякое желание, — слишком непривычными оказались ощущения. Парень недовольно фыркнул, вытаскивая из рюкзака плотный валик грубой ткани, лег на пол, подложив рулон под голову, и закрыл глаза.
Теперь, когда зрение не отвлекало внимание на ненужные детали, Эсон смог прислушаться к происходящему. Массивный пол и толстые стены почти не пропускали звук. Как парень ни старался, он не сумел услышать ничего полезного, словно его комната была отрезана от реальности непроницаемым для звука барьером. Расслабившийся разум ощутил твердый холодный пол, привычный валик под головой и с удовольствием подкинул картинку шестилетней давности.
Эсон еще пятнадцатилетний ребенок. День за днем он ждет своих родителей, то бесцельно вышагивая по опустевшему дому, то упираясь щекой в холодный шершавый подоконник из мягкого, рыхлого от времени дерева и тихо плача от одиночества и отчаяния повторяя: «Вернитесь, вернитесь, вернитесь». Шли дни, но его родители так и не возвращались. Поначалу сердце щемило от боли — в один момент он потерял всех, кем дорожил, — а когда та отступала, накатывал ужас, — класс некроманта и появившиеся способности не обещали ничего хорошего, особенно если подумать, что кто-то придет проверить, действительно ли не ошиблась комиссия, решив, что он бессильный. Что будет, когда кто-нибудь захочет перепроверить их решение? Но никто не приходил. И это вместе с болью приносило облегчение, отчего в душе разгоралось чувство отвращения к себе.
В первый день Эсон не обращал внимание ни на голод, ни на жажду, он не мог делать ничего, только ждать. Но у природы не выиграть — нехватка воды и еды сделали свое дело, отправив мальчишку в погреб и к колодцу. Потом пришло осознание, что теперь некому заботиться о хозяйстве, а еда постепенно заканчивалась. Так начались серые будни, направленные лишь на получение самого необходимого минимума. Прошла неделя, вторая, месяц. Боль и ужас притихли, хотя все еще заставляли тело нервно вздрагивать, когда приходил лекарь справиться о состоянии ребенка и сообщить, что новостей о его родителях нет.
На второй месяц любопытство побороло страхи, и Эсон взялся изучать полученные навыки. Он не хотел их использовать, но сильно сосредоточился, пытаясь понять, что дает Восстановление разума, и невольно активировал его. Сознание сразу прояснилось, боль стала тише, мир вокруг словно приобрел краски. В голове сложилась простая и понятная картина, какие дела нужно успеть за сегодня, и что именно следует сделать, чтобы расправиться со ставшей невыносимой рутиной как можно скорее. Окрыленный этим осознанием Эсон за час справился с поставленными самим собой задачами и ощутил, что ему невыносимо сильно хочется сделать еще хоть что-нибудь.
Впервые за полтора месяца он выбрался дальше собственного двора и направился в лес, окружающий деревню со всех сторон. Вековые сосны обступали его со всех сторон, за ними уже не была видна деревня, вокруг царил лишь мрак, липкий, ужасный, пугающий. Действие заклинания сошло на нет, оставив ребенка в темноте вечернего леса. Откуда-то из-за спины раздался тихий удар, за ним еще один и еще. Каждый новый был все ближе и ближе. Эсон в ужасе обернулся, но за ним был лишь мрак, удар вновь раздался за спиной, на этот раз совсем рядом, некромант дернулся, пытаясь обернуться снова, но вместо этого почувствовал, словно кто-то стучит по его уху, мотнул головой и потерял равновесие, заорал, ощущая, как падает куда-то в лишенную дна бесконечную бездну.
Часть 4. Посвящение
Удар о землю заставил Эсона проснуться. Парень чуть было не вскочил в ужасе, осознавая свое, казавшееся бесконечным, падение. Но выработанные за годы жизни в лесу рефлексы не позволили молодому некроманту опрометчиво дернуться. Медленно выдохнув, Эсон заставил себя расслабиться. Как и ночью, он лежал на твердом деревянном полу, едва теплом, шершавом, с легким, почти неуловимым, запахом сухой пыли, которую не слишком тщательно убрали перед вселением нового профессора.
Неяркое утреннее солнце с трудом пробивалось через щетину тонких, но все же плотных облаков, медленно текущих по небу. Светило лишь редкими лучами скользило по потолку и стенам комнаты, расползаясь золотыми полосками. Одна такая полоса коснулась магического светильника. Камень на небольшом блюдце пожелтел, впитывая солнечный свет, и через мгновение осыпал комнату тысячами янтарных осколков. Совсем небольшие, они, подобно снежинкам в безветренную погоду, застыли в воздухе, застилая все пространство нестерпимо ярким светом.
Закрыв предплечьем глаза, Эсон на ощупь добрался до светильника и нашел плотную белую шторку, которой магический камень можно было защитить от света, тут же подвинул ее. Молодой профессор медленно втянул в легкие тяжелый горячий воздух, успокаиваясь после внезапного пробуждения и не слишком приятной реакции камня на свет.
Негромкий, но настойчивый стук повторился. Только сейчас Эсон осознал, что именно этот стук разбудил его несколькими секундами раньше. Парень выдохнул, подходя к двери и повторяя про себя: «Это всего лишь сон».
В коридоре стояла Банья, на ее лице отчетливо читалось недовольство, а в жестах, взгляде и тоне чувствовалось раздражение.
— Просыпайтесь, профессор, нам пора идти, — быстро проговорила она, как только Эсон выглянул из комнаты.
— Доброе, — начал говорить парень.
— Собирайтесь, скоро начнется церемония приветствия, — так же быстро, но уже без резких ноток протараторила девушка.
Вернувшись в комнату, Эсон осмотрелся, вспоминая, не оставлял ли он каких вещей, и схватил свой рюкзак. Пролежавший всю ночь под подоконником, тот легко взмыл в воздух, подхваченный жилистой рукой своего владельца, и глухо ударился о шкаф. Парень в мыслях обругал себя за невнимательность и, подхватив с пола забытый валик для головы, вышел в коридор и на мгновение растерялся.
Вчера его новая коллега была одета в невзрачную рубаху, пусть и не самую дешевую, но все же лишенную всяких изысков. Образ нищей горожанки дополняла длинная прямая юбка, испачканная в пыли и усеянная разноцветными пятнами от пролитых зелий. Сейчас же на девушке красовался подчеркивающий стройную фигуру корсет темного фиолетового цвета с горящими белым вставками. Без рукав, он заканчивался аккуратными воланами, больше напоминающими миниатюрные наплечники от какого-нибудь доспеха. Дальше начинались рукава рубахи, сшитые из тонкой легкой ткани чуть менее яркого цвета. А вместо длинной грязной юбки ее ноги закрывали узкие темно-фиолетовые брюки с тремя плотными выкрашенными в цвет ткани накладками.
Разглядеть детали обуви Эсон не успел. Девушка повернулась к нему спиной и направилась к лестнице. Но тихий мягкий звук шагов с едва различимым весьма специфичным шорохом выдавал материал подошвы. Молодой некромант прекрасно знал, что именно так звучит один из лучших материалов для защиты ступней — размягченная зельями, вспененная и мгновенно высушенная магией чешуя монстра, встречающегося в глубинах Проклятой земли и самых сложных подземельях. Эту чешую чаще используют для создания экипировки для отличившихся солдат или особо опытных исследователей.
Банья повела своего спутника по знакомой змее лестниц вниз, на первый этаж. В утренних лучах главный корпус Белой Академии выглядел совершенно иначе, чем вчера, в полумраке. Одна только резная мебель из дерева пепельного цвета могла заставить обитателей внешнего кольца застыть в изумлении.
Но куда более удивительными были колонны. Белоснежные столбы без единого блика и отражения разрывали золотые полосы солнечных лучей, словно впитывали их в себя. Но свет не исчезал. Он равномерно растекался по колоннам и аркам, превращая их в тусклые белые светила, которые оставляли внутри помещения лишь редкие бледные тени. Колонны напомнили молодому профессору светящийся камень из светильника в его комнате, только куда мощнее и лучше.
Смесь недовольства, зависти и восхищения едва уловимой тенью проползла по лицу Эсона. Парень хотел бы иметь светильник, работающий подобным образом, вместо ослепляющего при малейшей оплошности артефакта-издевки.
Спустившись на первый этаж, Банья сделала несколько шагов вдоль стены и коснулась ее рукой. Казавшийся монолитным камень послушно сдвинулся, превратившись в дверь, и открыл путь во внутренний двор Академии.
Из главного корпуса Академии молодой некромант вышел на большую, около четверти километра в диаметре, зеленую лужайку. Слева она заканчивалась тремя двухэтажными зданиями. Два ближайших к главному корпусу уходили куда-то вглубь территории Академии, и оценить их размер Эсон не смог. Третье же, оно находилось почти напротив главного корпуса, имело куда более скромные габариты, и при ширине метров пятьдесят уходило вглубь метров на семьдесят.
— Здесь учатся и живут маги и воины Академии, — Банья показала на первые два строения.
— А в том? — Эсон посмотрел на дом поменьше.
— Там живет мой, — девушка замолчала на секунду, обдумывая сказанное, и поправилась, — наш класс.
Все три здания несмотря на разницу в размерах выглядели похожими на дома из кольца торговцев — ровные белые стены из аккуратно выложенных почти белых камней, да большие окна, в половину человеческого роста, закрытые стеклом.
Чуть правее расположилось еще одно строение. Несмотря на свои размеры, лишь немногим уступающим корпусам воинов и магов, оно поднималось вверх на пять этажей и имело подвал. Необычным здание делали идеально ровные стены с крупными окнами. Здесь, в отличие от предыдущих строений, стекла буквально сливались со стеной, никак не нарушая ее ровную поверхность. Сама же стена гладким светло-серым полотном тянулась по прямой, описывала крутую дугу, заворачивая прочь от поляны и где-то дальше замыкая периметр строения.
Единственной неровностью в этой стене было небольшое крыльцо. Оно выглядело чужеродным, неестественным, словно создатель здания и не хотел оставлять вход в монолитном полотне своего творения, но кто-то другой, будто назло, грубо и цинично врезал угловатый белый осколок из едва шершавых белых кирпичей.
Несмотря на сдержанное оформление и нелепый вид крыльца, Эсон не мог не отметить, насколько богаче здесь была жизнь. В памяти парня сразу всплыла его родная деревня, где у всех окна представляли собой небольшие отверстия в стене, не всегда закрытые тонкой конопляной сеткой. В холодные дни они наглухо закрывались массивными ставнями, и в домах приходилось зажигать масляные лампы, от которых становилось тяжело дышать.
Следуя за своей провожатой, Эсон поднялся на белое грубо сложенное крыльцо и через вполне обычные двери вошел в холл. Не слишком широкая, но весьма длинная зала больше напоминала огромный коридор с десятком дверей. Девушка провела парня через одну из них, и молодой некромант оказался в огромной столовой, где завтракало несколько сотен детей самого разного возраста.
— Нам сюда, — Банья повела профессора к небольшому столику в углу столовой.
Рассчитанный на восемь человек стол был сделан, как и большая часть мебели здесь и в главном корпусе, из мореного дерева и украшен тонкой витиеватой резьбой. На длинных лавочках возле стола сидели уже знакомые Эсону дети, все пятеро молча ели суп из рыжих глиняных чашек.
— Доброго утра, — поздоровался парень, когда подошел ближе.
— Здравствуйте, профессор Эсон, — хором отозвались дети.
— Как тут заведено? — парень посмотрел на Банью.
— Садись, сейчас все принесут, — ответила девушка.
Через несколько минут к столу подошел слуга. Он выставил перед пришедшими профессорами такие же глиняные миски, что были у учеников, и положил рядом деревянные ложки. «Суп на завтрак?» — удивился Эсон, но промолчал и принялся неспешно поглощать принесенную порцию.
На вкус похлебка оказалась приятной, хоть и была сварена без мяса. Большое количество зеленого лука разбавляло густой приторный вкус размолотой в пюре тыквы, а ароматные специи и небольшое количество молока прекрасно дополняли его. Густой обволакивающий запах с пряными нотками и мягкий сливочный вкус удивительным образом сочетались в этом блюде. Парень старался не есть слишком быстро, наслаждаясь каждой ложкой, и регулярно осматривался, чтобы успеть понять, как все устроено в этом месте.
Учащиеся и преподаватели неспешно ели свои порции, негромко переговаривались друг с другом, заполняя столовую равномерным негромким шумом, сотен голосов, которые сливались в один общий фон, из которого сложно было выделить отдельные реплики. Большинство учащихся, как заканчивали завтракать, оставляли миски прямо на столах и уходили из столовой. Другие шли с пустой тарой к западной стороне, где располагалась длинная стойка. Там они сдавали миски и в обмен получали стаканы с каким-то напитком. Профессора же ждали, когда все их подопечные разойдутся и звали прислугу, чтобы та убрала со стола.
За наблюдениями, Эсон упустил момент, когда прикончил похлебку и начал бесцельно жевать ложку. Банья быстро, но при этом удивительно аккуратно, вытащила ложку из зубов парня, выхватила из рук опустевшую миску и направилась к стойке с напитками. Через минуту она вернулась с двумя бокалами.
— Большинство профессоров считают зазорным лично идти сдавать посуду, — девушка протянула напиток Эсону, — они отговариваются, что для этого есть слуги. Но мне кажется, они ведут себя как свиньи.
— Спасибо, — с искренней благодарностью кивнул парень, ликуя, что Банья помогла ему определиться с моделью поведения.
После завтрака пять детей и два профессора направились в соседнее двухэтажное здание, отведенное специально для класса бессильных.
