Опасность оказалась прямо перед ними, метрах в двадцати, что, учитывая её вид и очевидную шустрость, показалось Василию совершенно ничтожным расстоянием.
"Опасность" выглядела, как зеленовато-бурая ящерица, по размерам приближающаяся к небольшому динозавру, стремительно передвигающаяся на трёх парах сухих сильных ног, в то время как четвёртая пара лап покороче была поджата к груди.
Длинную шею увенчивала приплюснутая голова с двумя сверкающими красными глазами. Кожа её то казалась тусклой, то вдруг поблёскивала в солнечных лучах, неожиданно вспыхивая оранжевыми отблесками. И, разумеется, в её пасти было полно острых зубов, пока что, правда, Василий их не видел, но иначе и быть не могло.
Выскочив из-за деревьев, звероящер замер на месте и, повернув голову вбок, внимательно изучал Василия одним круглым красным глазом. Квексом чудовище, кажется, совершенно не интересовалось. "Прикидывает, каков я на вкус и за какое место меня первым делом ухватить", — обречённо подумал Василий, тоже застывший на месте как вкопанный.
Конструкция чудовища не оставляла надежд на спасение бегством. От такого убежать не легче, чем от поезда, только ему рельсы не нужны.
— Ну что, интересно? — неожиданно громко вопросил Ляух и звонко хлопнул в ладоши.
"Звероящер" стрелой метнулся к отдалённой группе деревьев. Лапы его мелькали так, что их почти не было видно. Да, по крайней мере в одном Василий не ошибся — бегает оно очень быстро.
— Это рясак, — пояснил Ляух, предполагая, видимо, что этим всё сказано.
— Они не опасны? — спросил Вася, стараясь не дрожать. Сердце колотилось так, что Ляух непременно должен был услышать его стук.
— Рясаки? — удивился он. — Конечно, не опасны. Они сами всех боятся.
— А чем они питаются? — подозрительно поинтересовался Василий, не в силах быстро поверить в безобидность такой здоровенной, многоногой, да ещё и красноглазой твари. Из книг и фильмов он давно усвоил, что красные глаза — признак кровожадности.
— Травой, — квекс ковырнул ботинком пружинистую растительность под ногами, — листьями, ветками, кореньями. Вроде бы даже песок едят. Они живут в Пустыне, но часто прибегают сюда — за зеленью. Когда я был совсем ещё головастиком, мы с приятелями бегали сюда кормить рясаков. Они довольно славные существа и, если постараться, можно даже приручить рясака. Когда-то я хотел это сделать, но потом как-то...
— Понятно. Терпения не хватило?
— Наверное...
Глава 14. О песчаных реках и философии как образе жизни
— Ладно, лучше расскажи о тех, кто опасен, — попросил Вася.
— Не знаю таких. Про Пустыню вообще почти ничего неизвестно. Точно знают только про песчаные реки. Это такие движущиеся потоки песка. Иногда он бурлит и перемешивается, будто кипит, а иногда просто движется в каком-то направлении, словно течёт, поэтому их и называют реками.
— Отчего же такое?
— Не знаю. Никто не знает. Без особой необходимости никто не ходит в Пустыню, а те, кто ходили, почти ничего не рассказывали. Постоянные песчаные реки не очень опасны, но есть и другие — блуждающие. Они возникают внезапно. Если попасть в песчаную реку — она затянет.
— Это как зыбучие пески?
— Вроде того.
— И как избежать этих блуждающих рек?
— Вообще-то, песчаная река может появиться где угодно и когда угодно, поэтому в Пустыню нельзя ходить в одиночку и нельзя держаться слишком близко друг к другу. Если одного начнёт затягивать песчаная река, другой должен его вытащить. Вот, смотри... — квекс уселся прямо на землю и достал из кармана своего рюкзака какой-то узловато-шероховатый стержень.
Он нажал на кнопку у его конца и 30-ти сантиметровый стержень удлинился до пяти метров. Если к нему приложить усилие, он сгибался и при этом был очень прочным и шершавым, чтобы руки не скользили.
— А если мы оба угодим в эту самую песчаную реку?
— Обычно такого не происходит, но если всё-таки произойдёт, надо выбрать ближайший "берег" и выставить в ту сторону держалку, нажать вот сюда... — дальний конец стержня согнулся под прямым углом и начал прямо-таки вгрызаться в землю, тихонько урча.
Квекс подёргал за свой конец. — Хорошо закрепилась, — констатировал он. — В песке, конечно, может хуже закрепиться, но шансы есть.
— Приятно слышать, — проворчал Вася.
— Главное, когда попадёшь в песчаную реку, не пытайся выбраться сам, а сразу кричи, чтобы я остановился, и стой спокойно, не двигаясь, пока я не протяну тебе держалку, а если меня не будет рядом или я тоже окажусь в реке — вытаскивай свою. — Ляух нажал на кнопку, и держалка, натужно урча, начала выбираться из земли. Через минуту человек и квекс уже шагали дальше.
— Ну а кроме зыбучих песков, какие там у вас ещё опасности?
— Не знаю, — беззаботно отозвался Ляух, щурясь на высоко поднявшееся солнце. — Говорят, что в Пустыне живёт Неизвестный Народ, но правда это или просто чья-то выдумка...
— Никто не знает, — закончил за него Василий. — У вас прямо никто ничего не знает. Просто удивительно — всю жизнь живут рядом с этой самой Пустыней, а такое впечатление, что она на другой планете. Хотя вы, кажется, бываете на других планетах чаще, чем в Пустыне, которая у вас под боком!
— До других планет ближе, — по-прежнему беззаботно отозвался Ляух, — до Пустыни — гораздо дальше.
— Но у вас же машины есть! Неужели вам не интересно?
— Интересно. Но в Пустыню на машинах нельзя, да и пешком без необходимости — тоже. Но вообще-то, — Ляух понизил голос, будто выдавая важный секрет, — раньше мне было очень интересно узнать, что там происходит, и существует ли на самом деле этот Неизвестный Народ, и какой он... Я даже пытался уговорить кого-нибудь отправиться в Пустыню вместе со мной, но никто не захотел, а один я не решился.
— Ясно. И как же мы будем искать этот самый Замок?
— Это очень просто, — с готовностью откликнулся Ляух. — Сначала мы просто пойдём всё прямо и прямо — все так начинают, а потом увидим, как летят алли, и запомним направление. В этом направлении и будем двигаться дальше, и если сильно не отклонимся, то увидим других алли — они всегда летают туда — к заливу.
— А если отклонимся?
— Лучше не отклоняться, — уклончиво ответил Ляух.
— Это мне и без тебя понятно, что лучше, но не всегда же получается, как лучше.
— У всех получалось, и у нас получится, а кроме того, есть ещё один признак — песчаные реки будут протекать вдоль нашего пути — они тоже текут к заливу.
— Угу, — буркнул Василий, — а такой простой способ, как ориентация по сторонам света, у вас как-то не прижился, да?
— По каким сторонам? — изумился Ляух.
— Там, где солнце всходит — восток, где заходит — запад, а север будет справа, если встать лицом на восток... или слева?.. Короче, если встать лицом на север, то восток будет справа.
— Знаю, что-то такое слышал. Но здесь это не поможет. К Одинокому Замку нет прямого пути.
— Вот те раз! Из одного пункта в другой по гладкой местности — и нет прямого пути?! Да ты хоть знаешь, что кратчайшее расстояние между точками — это прямая?
— Прямая — не всегда кратчайшее расстояние, а кратчайший путь — не всегда верный.
— Да ты, оказывается, философ, — проворчал Василий.
— А кто такой философ? — с опаской осведомился квекс.
— Это такой человек... или не человек, — прибавил Вася, покосившись на спутника, — который размышляет о смысле жизни и о всяких других... о том, что есть истина и прочее...
— А остальные люди об этом не размышляют?
— Философ размышляет об этом больше, чем остальные — это его основное занятие, а остальные — только в свободное время, — выкрутился Василий.
Ляух надолго замолчал.
— Тогда Принцесса, конечно, философ, — сказал он наконец.
— Если жить в одиночку в пустыне, поневоле станешь философом... если не спятишь, конечно, — сам Василий был не вполне уверен, что с Принцессой случилось первое, а не последнее, но говорить об этом квексу, разумеется, не стал. Вместо этого, он ещё раз попытался расспросить его о Принцессе, но не добился никакого толка.
Квекс, закатив глаза от восторга, говорил о ней только в превосходных степенях, но упорно не выдавал никакой конкретной информации, хотя отвечать на вопросы не отказывался. Василию даже не удалось узнать, к какой расе принадлежит это необыкновенное создание.
Если король — хррг, то вполне логично предположить, что и принцесса — тоже, но квекс умудрился посеять в Васиной душе сомнения на этот счёт, так и не дав определённого ответа. К королю он относился без всякого почтения, и категорически отверг саму мысль, что Принцесса может быть хрргом, как, впрочем, и кем бы то ни было ещё.
— Она не принадлежит ни к какому народу, — огорошил он Васю, — и ко всем сразу.
В конце концов, Василий пришёл к выводу, что Ляух и сам понятия не имеет, что представляет из себя эта самая принцесса.
— Она прекрасна! — заявил квекс категорично.
Василий с осторожностью попытался навести его на мысль, что прекрасное для одних, другим может казаться безобразным. С осторожностью потому, что уже понял — Ляух скорее стерпит любые самые грубые и незаслуженные оскорбления в свой адрес, чем перенесёт хотя бы лёгкую тень, брошенную на светлый, хотя и весьма расплывчатый, образ Принцессы.
Квекс заявил, что это довольно-таки спорное утверждение, и что истинно прекрасное прекрасно всегда. А под конец загадочно добавил, что это лишь вопрос понимания. В общем, он заверил Василия, что Принцесса прекрасна для всех без исключения. Василий, конечно, не поверил, но и спорить не стал. А какой смысл?
Глава 15. Встреча с Пустыней
Какое-то время человек и квекс продолжали путь в молчании. Потом остановились передохнуть и закусить. Ляух немного покопался в своём рюкзаке, извлёк две прямоугольные блестящие упаковки и предложил Василию поискать в своей сумке что-нибудь подобное. Подобное, а на поверхностный взгляд — точно такое же, быстро нашлось. На внешней оболочке, напоминающей мягкую фольгу, темнели непонятные буквы.
— Это еда, — хлопнул Ляух по одной упаковке, взглянув на надпись, — а это вода, — шлепок по другой.
Затем он достал прозрачную плошку и такую же чашку. В мягком пакете вместе с ними лежала необычно изогнутая ложка.
Вначале Василий обрадовался, что рюкзаки, которыми их снабдили хррги, не слишком тяжелы. Поскольку речь шла о пустыне, он предполагал, что не только пищу, но и воду им придётся брать с собой, и его воображение уже нарисовало картину изнурительного пути с тяжеленными канистрами драгоценной влаги под безжалостным палящим солнцем.
Но раз сумки оказались лёгкими, он решил, что и идти придётся недалеко, а разговоры о долгом путешествии — не более чем, красочное преувеличение. Да и то сказать, раз этот путь приходится проделывать принцессам, он, конечно, не должен быть так уж тяжёл.
А с другой стороны — кто их знает? Возможно, принцессу поджидает припрятанная в условленном месте машина, благодаря которой она мигом оказывается в благоустроенном замке. Должны же туда как-то доставляться припасы, не птички же их переносят, в самом-то деле!
Ляух может сколько угодно верить во все эти сказки о самоотверженных принцессах, добровольно подвергающихся разного рода лишениям и испытаниям с целью возвышения духа, но он, Василий, не был настолько наивен. Он хорошо усвоил одну простую истину: сильные мира — хоть того, хоть сего, хоть Центрального — себя не обидят.
Они всегда стараются выглядеть этакими святыми мучениками, которые думают исключительно о благе народном, причём занимаются этим практически круглосуточно. Но что взять с квекса, который всегда жил на всём готовом и периодически подвергался принудительному лечению от депрессии, каковая могла у него возникнуть от скуки и регулярного ничегонеделания.
В больших дозах — это весьма изнурительная штука — тут уж не поспоришь. Ему бы какую-нибудь лопату в лапы... Да-а... где-то он это уже слышал...
В общем, когда Василий осознал, что все их припасы заключаются в двух небольших упаковках из толстой "фольги", он понял, что рано радовался, измеряя дальность пути весом вещмешков. Этого даже на один день не хватит, а Пустыня ещё и не начиналась.
Значит, они должны будут добывать себе пропитание сами? Хорошо ещё, если Ляух имеет хоть какое-то представление о том, как это делается.
Тем временем, квекс что-то осторожно оторвал от своих упаковок, куда-то там нажал, и маленькая коричневая гранула выкатилась в его мисочку. Из другой упаковки он добыл две прозрачные гранулы — одну добавил к первой — коричневой, а другую положил в чашку. Проделав это, он занялся упаковками Василия, действуя медленно, чтобы человек всё увидел и запомнил.
— Что же это такое? — озадачился Вася.
— Это — еда, — показал Ляух на миску с двумя гранулами, тёмной и прозрачной, — а это — вода. — Он взял чашку в руки и стал с нескрываемым удовольствием наблюдать, как крохотная гранула стремительно разбухает, превращаясь в колышущийся желеобразный комочек.
Вскоре прозрачная влага заполнила чашку до краёв. Ляух отпил глоток и причмокнул, блаженно щурясь. Миски заполнились какой-то коричневой кашей. Василий осторожно попробовал и вынужден был признать, что на вкус она довольно приятна. Вода тоже оказалась вкусной и свежей, будто только что из родника.
— Вот это вы молодцы, — одобрил он. — Нам бы так.
— Это не мы, — отозвался погрустневший квекс, — это хррги. Я даже не знаю, как следует, как это получается.
— А не как следует, знаешь?
— Примерно... — далее последовали объяснения, в которых Василий не понял ровным счётом ничего, хотя, наверное, какой-нибудь учёный и мог бы что-то из этого извлечь. Василий же извлёк только одну мысль — квекс разбирается в этом гораздо лучше, чем большинство людей в устройствах, которые их окружают.
Когда яркий оранжевый шар приблизился к линии горизонта (всё-таки они шли на запад), Василий уже чувствовал себя совершенно измученным. Квекс то и дело останавливался, но лишь затем, чтобы дождаться отставшего "принца Вясю", а потом — снова убегал вперёд.
— Вот дойдём до Пустыни — там и отдохнём, — сказал Ляух и отступать от этого плана не собирался.
Василий не жаловался — стыдно было, тем более, что он видел — квекс тоже сильно устал.
Как же мы одолеем Пустыню? — думал он с отчаянием. — Здесь не жарко, не холодно, приятный ветерок, а там... — О том, каково придётся "там", пока что лучше было даже не задумываться.
Наконец пружинистый зелёный ковёр под ногами заметно поредел, деревья остались позади, и только маленькие кустики, похожие на пушистые кисточки, ещё попадались им на пути.
Василий перестал смотреть по сторонам и поднял глаза только тогда, когда зелень под его ногами окончательно иссякла, уступив место светло-жёлтому песку. Он остановился, ожидая увидеть нечто уныло-однообразное, не пейзаж, а воплощение безнадёжности, но Пустыня Центрального Мира обманула его ожидания.
В косых лучах заходящего солнца она мягко переливалась почти всеми цветами радуги. Бледно-лимонный песок местами становился совсем белым, местами наливался зеленью или синевой, а где-то далеко впереди поднималась пологая песчаная волна тёмно-красного цвета. Кое-где попадались тёмные вкрапления шоколадного.
