— А что такое эта “Кобра”? И “Отдел А”? — Она испугалась. Очень. И это было хорошо, правильно. Лучше пусть боится, чем сунется по наивности куда не надо.
— Контрольный отдел по борьбе с рецидивами. Борются очень просто: нет мутанта — не будет рецидива. А “Отдел А” — правительственная организация, которая печется о спокойствии граждан. Исследует природу дара. И мутантов. Потому что, хотя спятившие психи никому не нужны, прибрать к рукам мутанта с сильным даром хотят все. Правительство, армия, полиция, дельцы, хорошие парни, плохие парни — все. Контролируемое усиление дара — одно из их основных направлений.
— А почему ты думаешь, что портал открыла я, а не тот псих? — она говорила теперь почти шепотом, и перед тем как спросить, быстро осмотрелась — не услышит ли кто.
— Не делай так, — подсказал Син. — Если ты выглядишь как человек, который боится, что его подслушают, тебя захотят подслушать даже те, кому это нахрен не нужно. Сейчас-то некому, — он хмыкнул. Кафешка была почти пустой. Девчонка за кассой дремала, а за одним из столиков допивал вторую кружку пива дальнобойщик по имени Бобби. Мечтал о том, как завтра наконец-то доедет до жены и маленькой дочки, которых уже месяц не видел, и плевать хотел на все вокруг. — Это на будущее. А с порталом все просто. К тому моменту портальщика уже застрелили. Ты же — изо всех сил рвалась из здания.
— Вроде как “мечты сбываются”? — отозвалась Дора. В ее мыслях неверие сменялось пониманием, что так все и было, страх на грани паники — острым интересом, роилось не меньше сотни вопросов, которых она и сама пока не осознала. — Знаешь, если бы все в мире делалось так — захотела и получила… Не очень-то похоже, что я в сказку попала.
— Если и в сказку, то в страшную, — улыбнулся Син. Странная все-таки девчонка. От страха не ревела и не хотела сбежать, забиться в какой-нибудь темный спокойный угол. Наоборот, пыталась вглядеться этому страху в глаза и обнаружить в них — бывает же! — что-нибудь интересное. Такой подход к делу Сина интриговал. А сама Дора, пожалуй, нравилась. — На самом деле не все так плохо. Главное знать, чего бояться, а чего можно и не.
— Но ты же мне объяснишь, — она не спрашивала, знала, что объяснит.
— А ты мне веришь? — Дурацкий вопрос, все и так было яснее ясного. Но хотелось услышать, что она ответит.
— Конечно, — посмотрела так, будто тоже хотела добавить “дурацкий вопрос”.
— Интересно, почему. Ну да ладно, разберемся. А знаешь, давай-ка свалим из этой кафешки. Мне нужно время, чтобы прочесать Эдеру от центра до окраин. А ты сможешь отдохнуть. Помыться. Что ты там еще хотела. Комнаты здесь, конечно, так себе. Но клопов и тараканов нет.
— Помыться — уже критично, — мрачно согласилась она. — Еще бы шмоток чистых раздобыть, и счастью моему не будет предела. Пошли, где здесь комнаты?
В этом маленьком мотеле Син однажды ночевал. И даже помнил обрюзгшего пожилого портье с роскошными седыми усами. Тот поднял на лоб очки, пристально вглядываясь в лицо попеременно то Сину, то Доре, и неодобрительно хмыкнул.
— Комнату, — сказал Син, выкладывая на стойку деньги и предвкушая милый диалог.
— Одну? — прищурился портье.
— Одну.
— Вы вместе?
— Мы вместе, Дора? — спросил Син, стараясь не заржать. Из того, что он успел понять о ее мире, нравы там были не в пример свободнее.
— А не видно? — прищур Доры почти точно отзеркалил портье. — Оформляйте уже, ночь короткая, неинтересно тут торчать в двух шагах от кровати.
И, честное слово, она не имела в виду ничего неприличного. Просто устала и хотела спать. Но она не знала, какие волны негодования обрушила на себя одной фразой. Син и прежде слышал много прекрасного в свой адрес, но достопочтенный Арчибальд Брунгер, отец четверых дочерей и дед семи внуков, поразил его в самое сердце отборной бранью, которую никогда не решился бы озвучить.
— А кольца где? — спросил вместо этого. Он бы с радостью высказал все, что думает о падении нравов и современной молодежи, но воспитание не позволяло.
— Дома забыли, — ухмыльнулся Син. — Нам бы ключ. — Он перегнулся через стойку, сказал шепотом, почти на ухо, припоминая Бобби за второй кружкой пива: — Меня не было почти два месяца. Видите, как она спешила — аж одеться прилично не успела. Войдите в положение! Сил нет, как соскучился. А мне с утра снова в рейс!
— Молодежь! — изрек портье. — Ни стыда ни совести! — Кряхтя, достал ключ, вручил его Сину и с осуждением покосился на Дору. — В следующий раз хоть плащ накинь сверху. Бесстыдница.
— Что естественно, то не безобразно, а то, чего не видит моя мамочка, ее не расстроит, — Дора прекрасно поняла намеки, но вместо того чтобы возмутиться, тоже развеселилась. И с радостью включилась в игру. — Лето, какой плащ? Может, мне еще в доху закутаться ради вашей стыдливости? Скажите спасибо, что мы стоим тут и выслушиваем поучения, как приличные люди, вместо того чтобы целоваться. У вас на глазах, да.
— Спасибо, господин Брунгер! — Син обхватил Дору за талию, оттаскивая от стойки. А то, чего доброго, достопочтенного блюстителя нравственности удар хватит. Расхлебывай потом. — С меня бутылка Ариньяка. Пойдем, дорогая!
— “Бутылка”! — фыркнула Дора, вроде бы вполголоса, но так, чтобы портье слышал. — Он тут для чего сидит? Проповеди читать или все-таки комнаты выдавать? Это, дорогой, — ей было ужасно смешно, но голос лишь чуть заметно дрогнул, — называется “ненадлежащее исполнение служебных обязанностей”.
Комнату Брунгер выдал на первом этаже, в самом конце коридора. Удачно — народу в мотеле было немного, и ближайший занятый номер оказался аж через три двери от них. Пока возился с замком, Дора спросила:
— Ты же мог просто задурить ему голову? Внушить, что ты один, или что кольца есть, или чтобы он молча выдал ключ и тут же забыл?
И снова за ее вопросом не было ничего, что можно было бы в нем услышать. Она не удивлялась, почему он так не сделал, и не боялась, что мог бы, а значит, может провернуть такое с кем угодно, и с ней тоже. Только хотела понять — а вот его самого или границы его дара, Син не разобрал. Возможно, то и другое.
— Опасное это дело, Фродо, выходить за порог, — сказал он, заходя в номер. — Неизвестно, куда тебя занесет. Я не использую дар так, как мог бы. Не подчиняю людей по любому поводу. Даже слегка влияю на них только в экстренных случаях, вот как сегодня с нашими милыми и не очень психами. Существуют границы, которые лучше не переступать. Я пробовал, мне не понравились последствия.
— Фродо? Это же другой мир?
— Другой, но в нем были и Британия, и Франция. И профессор с длинной книжкой про кольцо всевластья.
— Были? А сейчас нет?
— Сейчас нет.
— Расскажешь потом? — попросила она. — Подозреваю, это займет не пять минут.
— Потом — да. Я вообще люблю поболтать, если ты еще не заметила.
— А насчет остального, что ты сказал… — она быстро подошла, положила руки на плечи и заглянула в глаза. — Классно, что ты такой. А еще спрашивал, почему я тебе верю.
Он был обалденный, чем дальше, тем ясней Дора это понимала. Не просто секси. Не просто парень мечты. Он был… правильный, наверное. Не в том дебильном смысле, когда от правильности тошнит и хочется строить из себя дрянь просто назло — а по-настоящему. И от его “почему мне веришь?” в самом деле становилось смешно.
Да вот потому что.
Она ведь не настолько дурища, чтобы не понимать — ее “секси”, “парень мечты” и “шикарная задница” он слышал так же ясно, как пререкания с “голосом подсознания” и панические вопли там, возле психа. Но общался с ней… нормально общался. “Адекватно ситуации”, как сказал бы Стэн. Ну… разве что “дорогая” возле портье, но тот сам нарвался!
Каким-то непостижимым образом Дора понимала, что Син никак на нее не воздействует и не будет. Можно было и не спрашивать. Но ведь и ему можно было не спрашивать, верит ли она — наверняка сам знал ответ.
Дора тоже знала, но хотела услышать.
И то, что сказал, а главное — как… наверное, так и ощущается последняя капля, после которой — потоп, и соломинка, которая ломает спину верблюду. Дора не выдержала. Ну невозможно же выдержать! И почему, в конце концов, нельзя прямо сказать, какой он классный? Что это изменит?
— Мне кажется, ты слишком высокого мнения о моей скромной персоне. — Син притянул ее ближе, сказал на ухо: — Но разубеждать не буду. Я еще не до конца насладился.
Вот так, совсем-совсем рядом, в полумраке тесной комнатки мотеля, его синие глаза казались темными и очень глубокими. Затягивали — не выплыть.
— Дуй в душ. Иначе рискуем употребить кровать по прямому назначению. Я не против, но потерявшиеся психи отвлекают.
— Ага, — согласилась со всем сразу Дора. И удрала. В душ.
А телепатам, наверное, нелегко живется. Сбежавшие психи отвлекают от влюбленных дурочек, влюбленные дурочки — от сбежавших психов… Дора подставляла голову под струи прохладной воды, яростно намыливалась, отскребая цементную и кирпичную пыль, и почему-то абсолютно точно знала, что Син сейчас валяется на кровати, раскинув руки, и ищет своего психа. А на периферии чувствует ее. Всю целиком. И счастье от того, что наконец-то чистая и можно будет лечь спать, и отодвинутое пока что подальше “верните меня домой!”, и радость, что в этом безумном, долбанутом по всем статьям мире она встретила не кого-то еще, а именно Сина. И даже возбуждение после случившихся вдруг почти-обнимашек — хорошо, не слишком сильное, можно просто не обращать внимания.
Она выключила воду, чувствуя себя чистой до скрипа. И тупо уставилась на пустой полотенцедержатель.
Дурацкий мотель! Они что, полотенца в комнате складывают?!
“Син!”
Он отозвался не сразу.
“Они здесь, на столе. Принести? Или выходи, я не буду смотреть. Торжественно клянусь”.
“Ладно. Не смотри”.
Син и правда валялся на кровати. Но сейчас отвернулся, а одеяло оказалось сдвинуто в сторону. Дора добежала до сложенной на столе стопки полотенец, схватила верхнее. Маленькое. Большое оказалось под ним. Торопливо вытерлась, замотала мокрые волосы и нырнула под одеяло.
Мелькнула мысль, что спать голой, когда рядом весь такой классный и заманчивый Син, не самая лучшая идея — не заснешь.
“Вот когда ты такое думаешь, “классный и заманчивый Син” чувствует себя бревном. Спи. У тебя сегодня и так прорва новых ощущений, а я лучше переберусь на подоконник. Там свежо, прекрасно и всякие голые девы в одеялах не соблазняют разным”.
“Я не соблазняю, — откликнулась Дора. — Я помню, ты делом занят. Спокойной ночи”.
То ли от “прорвы новых ощущений”, то ли от банальной усталости заснула она мгновенно. И вроде даже ничего не снилось. Не считать же за сны смутные картинки, непонятные, смазанные, словно в тумане? Город — стекло и бетон, свет фонарей на пустынных улицах. Лица, незнакомые, почти неразличимые. Утопающие в зелени особняки где-то у берега моря. Шумела вечеринка, парочки танцевали блюз, и почему-то Дора знала, что это неприлично и почти разврат. Ну да какого только бреда во сне не увидишь.
Шум мотора почти разбудил, по потолку метнулся свет фар. Дора перевернулась на другой бок, натянула одеяло на глаза. Успела заметить, что Син так и сидит на подоконнике. И снова заснула.
Теперь сон был ярким, как наяву. И приятным, хотя и стремным. Какой-то чувак в обтягивающей коже, совсем как у Сина, с кошачьими ушками и длинным пушистым хвостом, сидел на окне. Весь такой романтичный и загадочный в свете луны, а может, фонарей, а потом вдруг оказался рядом с Дорой, крепко обнял и начал мурлыкать на ухо. Натурально мурлыкать, по-кошачьи. А когда Дора потянулась почесать его за ушком, лизнул ее в нос, горячо и щекотно.
И будто канал переключил! Дора вдруг оказалась в темном, едва освещенном коридоре. Откуда-то доносилась музыка, приглушенно, будто издалека. Кафельный пол дрожал и вибрировал, как будто невдалеке то и дело проносились поезда. Подземка, что ли? Из-за спины слышались страстные стоны и быстрое дыхание со смачным хэканьем, а совсем рядом с Дорой опирался о стену то ли обдолбанный, то ли в хлам упившийся мужик. Не блевал, уже спасибо, но выглядел как человек, которому очень надо принять горизонтальное положение.
Вот уж в каких местах точно лучше не задерживаться!
Дора побежала, но почему-то осталась на месте. “Это сон”... Она попыталась проснуться или хотя бы перевернуться на другой бок, но не смогла даже пошевелиться. А обдолбыш вдруг разогнулся, посмотрел в упор — глаза были абсолютно стеклянные и смотрели сквозь Дору. Или за ее плечо? Обернуться не получилось, хотя очень хотелось. От одной мысли, что сзади кто-то стоит, пробирал дикий, животный ужас.
— А-А-А-А!!! — завопил мужик. Голос сорвался на визг, а потом вдруг стало тихо, хотя видно было, что мужик все еще орет, надрывая горло.
И пока он орал вот так беззвучно, его лицо скукоживалось и усыхало, серели губы, белели волосы. Вытянул руку, словно хотел схватить Дору — или ухватиться за нее, но не получилось ни того, ни другого, крепкая мужская рука истончилась, под кожей отчетливо проступили кости.
Несколько мгновений — и на Дору шел, шатаясь и беззвучно разевая провалившийся рот, живой скелет, обтянутый кожей, в болтающейся, как на вешалке, грязной одежде. Из-под брючины вывалился нож, зазвенел на кафеле, и этот звук словно разбил охватившее Дору оцепенение. С громким визгом она рванулась прочь — все равно куда, вот только в голове билось отчаянное: “СИН, СПАСИ!”
— Спасаю. Тихо, тихо. Все хорошо. Проснись.
Она открыла глаза, всхлипнула и крепче вцепилась в Сина. И только потом поняла, что каким-то образом стоит с ним в обнимку перед распахнутым окном, прижимается, держится за него обеими руками, а он — гладит по спутанным волосам, по спине и повторяет:
— Все хорошо. Ты здесь.
А она дрожит, и зубы клацают. И сердце колотится как бешеное — от ужаса.
Иссохший мужик из сна стоял перед глазами, как живой. То есть, тьфу, как мертвый. Каким он и был, то есть стал в итоге.
— Ты невероятная, детка! — вдруг сказал Син, и Дора не поняла, чего в его голосе было больше — восторга или изумления. — Ты даже не представляешь, что сейчас сделала! Так просто не бывает! Ты нашла этого урода! Вот так запросто взяла и подвисла на самом важном! Кому скажи — пальцем у виска покрутят. Шизанутые ублюдки! Кого они нахрен выпустили! Это же долбаный вампир! Он его высосал!
— Ч-чего? — Ей послышалось? Или сон все еще продолжается? — Вампир? Высосал?
— Да. Этот кровью не питается. Силу жрет. Жизнь. Чем больше жрет, тем сильнее становится. Невидимый, подонок! И заблочен в усмерть. Так. — Син отстранился. Заглянул в лицо. — Мне надо уехать. Замотаешься в одеяло, доспишь спокойно до утра. Да?
— Это был не сон? — уже спрашивая, Дора поняла: нет, не сон. Поняла и то, что выскочила из-под одеяла в чем мать родила, но сейчас это было не важным. Совсем. — Я с тобой! Какое “доспишь спокойно”, ты что?!
— Там опасно, ты же видела, — он взял за плечи, встряхнул легонько. — Мне не вырубить его быстро и на расстоянии. Да я тебя даже в машине не оставлю. Это не шутки! И не киношка про красавцев-упырей!
— Дашь мне еще один ствол. На всякий случай, а то, если руки трясутся, перезаряжать проблема.
— Контрольный отдел по борьбе с рецидивами. Борются очень просто: нет мутанта — не будет рецидива. А “Отдел А” — правительственная организация, которая печется о спокойствии граждан. Исследует природу дара. И мутантов. Потому что, хотя спятившие психи никому не нужны, прибрать к рукам мутанта с сильным даром хотят все. Правительство, армия, полиция, дельцы, хорошие парни, плохие парни — все. Контролируемое усиление дара — одно из их основных направлений.
Прода от 26.08.2019, 20:40
— А почему ты думаешь, что портал открыла я, а не тот псих? — она говорила теперь почти шепотом, и перед тем как спросить, быстро осмотрелась — не услышит ли кто.
— Не делай так, — подсказал Син. — Если ты выглядишь как человек, который боится, что его подслушают, тебя захотят подслушать даже те, кому это нахрен не нужно. Сейчас-то некому, — он хмыкнул. Кафешка была почти пустой. Девчонка за кассой дремала, а за одним из столиков допивал вторую кружку пива дальнобойщик по имени Бобби. Мечтал о том, как завтра наконец-то доедет до жены и маленькой дочки, которых уже месяц не видел, и плевать хотел на все вокруг. — Это на будущее. А с порталом все просто. К тому моменту портальщика уже застрелили. Ты же — изо всех сил рвалась из здания.
— Вроде как “мечты сбываются”? — отозвалась Дора. В ее мыслях неверие сменялось пониманием, что так все и было, страх на грани паники — острым интересом, роилось не меньше сотни вопросов, которых она и сама пока не осознала. — Знаешь, если бы все в мире делалось так — захотела и получила… Не очень-то похоже, что я в сказку попала.
— Если и в сказку, то в страшную, — улыбнулся Син. Странная все-таки девчонка. От страха не ревела и не хотела сбежать, забиться в какой-нибудь темный спокойный угол. Наоборот, пыталась вглядеться этому страху в глаза и обнаружить в них — бывает же! — что-нибудь интересное. Такой подход к делу Сина интриговал. А сама Дора, пожалуй, нравилась. — На самом деле не все так плохо. Главное знать, чего бояться, а чего можно и не.
— Но ты же мне объяснишь, — она не спрашивала, знала, что объяснит.
— А ты мне веришь? — Дурацкий вопрос, все и так было яснее ясного. Но хотелось услышать, что она ответит.
— Конечно, — посмотрела так, будто тоже хотела добавить “дурацкий вопрос”.
— Интересно, почему. Ну да ладно, разберемся. А знаешь, давай-ка свалим из этой кафешки. Мне нужно время, чтобы прочесать Эдеру от центра до окраин. А ты сможешь отдохнуть. Помыться. Что ты там еще хотела. Комнаты здесь, конечно, так себе. Но клопов и тараканов нет.
— Помыться — уже критично, — мрачно согласилась она. — Еще бы шмоток чистых раздобыть, и счастью моему не будет предела. Пошли, где здесь комнаты?
В этом маленьком мотеле Син однажды ночевал. И даже помнил обрюзгшего пожилого портье с роскошными седыми усами. Тот поднял на лоб очки, пристально вглядываясь в лицо попеременно то Сину, то Доре, и неодобрительно хмыкнул.
— Комнату, — сказал Син, выкладывая на стойку деньги и предвкушая милый диалог.
— Одну? — прищурился портье.
— Одну.
— Вы вместе?
— Мы вместе, Дора? — спросил Син, стараясь не заржать. Из того, что он успел понять о ее мире, нравы там были не в пример свободнее.
— А не видно? — прищур Доры почти точно отзеркалил портье. — Оформляйте уже, ночь короткая, неинтересно тут торчать в двух шагах от кровати.
И, честное слово, она не имела в виду ничего неприличного. Просто устала и хотела спать. Но она не знала, какие волны негодования обрушила на себя одной фразой. Син и прежде слышал много прекрасного в свой адрес, но достопочтенный Арчибальд Брунгер, отец четверых дочерей и дед семи внуков, поразил его в самое сердце отборной бранью, которую никогда не решился бы озвучить.
— А кольца где? — спросил вместо этого. Он бы с радостью высказал все, что думает о падении нравов и современной молодежи, но воспитание не позволяло.
— Дома забыли, — ухмыльнулся Син. — Нам бы ключ. — Он перегнулся через стойку, сказал шепотом, почти на ухо, припоминая Бобби за второй кружкой пива: — Меня не было почти два месяца. Видите, как она спешила — аж одеться прилично не успела. Войдите в положение! Сил нет, как соскучился. А мне с утра снова в рейс!
— Молодежь! — изрек портье. — Ни стыда ни совести! — Кряхтя, достал ключ, вручил его Сину и с осуждением покосился на Дору. — В следующий раз хоть плащ накинь сверху. Бесстыдница.
— Что естественно, то не безобразно, а то, чего не видит моя мамочка, ее не расстроит, — Дора прекрасно поняла намеки, но вместо того чтобы возмутиться, тоже развеселилась. И с радостью включилась в игру. — Лето, какой плащ? Может, мне еще в доху закутаться ради вашей стыдливости? Скажите спасибо, что мы стоим тут и выслушиваем поучения, как приличные люди, вместо того чтобы целоваться. У вас на глазах, да.
— Спасибо, господин Брунгер! — Син обхватил Дору за талию, оттаскивая от стойки. А то, чего доброго, достопочтенного блюстителя нравственности удар хватит. Расхлебывай потом. — С меня бутылка Ариньяка. Пойдем, дорогая!
— “Бутылка”! — фыркнула Дора, вроде бы вполголоса, но так, чтобы портье слышал. — Он тут для чего сидит? Проповеди читать или все-таки комнаты выдавать? Это, дорогой, — ей было ужасно смешно, но голос лишь чуть заметно дрогнул, — называется “ненадлежащее исполнение служебных обязанностей”.
Комнату Брунгер выдал на первом этаже, в самом конце коридора. Удачно — народу в мотеле было немного, и ближайший занятый номер оказался аж через три двери от них. Пока возился с замком, Дора спросила:
— Ты же мог просто задурить ему голову? Внушить, что ты один, или что кольца есть, или чтобы он молча выдал ключ и тут же забыл?
И снова за ее вопросом не было ничего, что можно было бы в нем услышать. Она не удивлялась, почему он так не сделал, и не боялась, что мог бы, а значит, может провернуть такое с кем угодно, и с ней тоже. Только хотела понять — а вот его самого или границы его дара, Син не разобрал. Возможно, то и другое.
— Опасное это дело, Фродо, выходить за порог, — сказал он, заходя в номер. — Неизвестно, куда тебя занесет. Я не использую дар так, как мог бы. Не подчиняю людей по любому поводу. Даже слегка влияю на них только в экстренных случаях, вот как сегодня с нашими милыми и не очень психами. Существуют границы, которые лучше не переступать. Я пробовал, мне не понравились последствия.
— Фродо? Это же другой мир?
— Другой, но в нем были и Британия, и Франция. И профессор с длинной книжкой про кольцо всевластья.
— Были? А сейчас нет?
— Сейчас нет.
— Расскажешь потом? — попросила она. — Подозреваю, это займет не пять минут.
— Потом — да. Я вообще люблю поболтать, если ты еще не заметила.
— А насчет остального, что ты сказал… — она быстро подошла, положила руки на плечи и заглянула в глаза. — Классно, что ты такой. А еще спрашивал, почему я тебе верю.
Прода от 27.08.2019, 09:27
***
Он был обалденный, чем дальше, тем ясней Дора это понимала. Не просто секси. Не просто парень мечты. Он был… правильный, наверное. Не в том дебильном смысле, когда от правильности тошнит и хочется строить из себя дрянь просто назло — а по-настоящему. И от его “почему мне веришь?” в самом деле становилось смешно.
Да вот потому что.
Она ведь не настолько дурища, чтобы не понимать — ее “секси”, “парень мечты” и “шикарная задница” он слышал так же ясно, как пререкания с “голосом подсознания” и панические вопли там, возле психа. Но общался с ней… нормально общался. “Адекватно ситуации”, как сказал бы Стэн. Ну… разве что “дорогая” возле портье, но тот сам нарвался!
Каким-то непостижимым образом Дора понимала, что Син никак на нее не воздействует и не будет. Можно было и не спрашивать. Но ведь и ему можно было не спрашивать, верит ли она — наверняка сам знал ответ.
Дора тоже знала, но хотела услышать.
И то, что сказал, а главное — как… наверное, так и ощущается последняя капля, после которой — потоп, и соломинка, которая ломает спину верблюду. Дора не выдержала. Ну невозможно же выдержать! И почему, в конце концов, нельзя прямо сказать, какой он классный? Что это изменит?
— Мне кажется, ты слишком высокого мнения о моей скромной персоне. — Син притянул ее ближе, сказал на ухо: — Но разубеждать не буду. Я еще не до конца насладился.
Вот так, совсем-совсем рядом, в полумраке тесной комнатки мотеля, его синие глаза казались темными и очень глубокими. Затягивали — не выплыть.
— Дуй в душ. Иначе рискуем употребить кровать по прямому назначению. Я не против, но потерявшиеся психи отвлекают.
— Ага, — согласилась со всем сразу Дора. И удрала. В душ.
А телепатам, наверное, нелегко живется. Сбежавшие психи отвлекают от влюбленных дурочек, влюбленные дурочки — от сбежавших психов… Дора подставляла голову под струи прохладной воды, яростно намыливалась, отскребая цементную и кирпичную пыль, и почему-то абсолютно точно знала, что Син сейчас валяется на кровати, раскинув руки, и ищет своего психа. А на периферии чувствует ее. Всю целиком. И счастье от того, что наконец-то чистая и можно будет лечь спать, и отодвинутое пока что подальше “верните меня домой!”, и радость, что в этом безумном, долбанутом по всем статьям мире она встретила не кого-то еще, а именно Сина. И даже возбуждение после случившихся вдруг почти-обнимашек — хорошо, не слишком сильное, можно просто не обращать внимания.
Она выключила воду, чувствуя себя чистой до скрипа. И тупо уставилась на пустой полотенцедержатель.
Дурацкий мотель! Они что, полотенца в комнате складывают?!
“Син!”
Он отозвался не сразу.
“Они здесь, на столе. Принести? Или выходи, я не буду смотреть. Торжественно клянусь”.
“Ладно. Не смотри”.
Син и правда валялся на кровати. Но сейчас отвернулся, а одеяло оказалось сдвинуто в сторону. Дора добежала до сложенной на столе стопки полотенец, схватила верхнее. Маленькое. Большое оказалось под ним. Торопливо вытерлась, замотала мокрые волосы и нырнула под одеяло.
Мелькнула мысль, что спать голой, когда рядом весь такой классный и заманчивый Син, не самая лучшая идея — не заснешь.
“Вот когда ты такое думаешь, “классный и заманчивый Син” чувствует себя бревном. Спи. У тебя сегодня и так прорва новых ощущений, а я лучше переберусь на подоконник. Там свежо, прекрасно и всякие голые девы в одеялах не соблазняют разным”.
“Я не соблазняю, — откликнулась Дора. — Я помню, ты делом занят. Спокойной ночи”.
То ли от “прорвы новых ощущений”, то ли от банальной усталости заснула она мгновенно. И вроде даже ничего не снилось. Не считать же за сны смутные картинки, непонятные, смазанные, словно в тумане? Город — стекло и бетон, свет фонарей на пустынных улицах. Лица, незнакомые, почти неразличимые. Утопающие в зелени особняки где-то у берега моря. Шумела вечеринка, парочки танцевали блюз, и почему-то Дора знала, что это неприлично и почти разврат. Ну да какого только бреда во сне не увидишь.
Шум мотора почти разбудил, по потолку метнулся свет фар. Дора перевернулась на другой бок, натянула одеяло на глаза. Успела заметить, что Син так и сидит на подоконнике. И снова заснула.
Теперь сон был ярким, как наяву. И приятным, хотя и стремным. Какой-то чувак в обтягивающей коже, совсем как у Сина, с кошачьими ушками и длинным пушистым хвостом, сидел на окне. Весь такой романтичный и загадочный в свете луны, а может, фонарей, а потом вдруг оказался рядом с Дорой, крепко обнял и начал мурлыкать на ухо. Натурально мурлыкать, по-кошачьи. А когда Дора потянулась почесать его за ушком, лизнул ее в нос, горячо и щекотно.
И будто канал переключил! Дора вдруг оказалась в темном, едва освещенном коридоре. Откуда-то доносилась музыка, приглушенно, будто издалека. Кафельный пол дрожал и вибрировал, как будто невдалеке то и дело проносились поезда. Подземка, что ли? Из-за спины слышались страстные стоны и быстрое дыхание со смачным хэканьем, а совсем рядом с Дорой опирался о стену то ли обдолбанный, то ли в хлам упившийся мужик. Не блевал, уже спасибо, но выглядел как человек, которому очень надо принять горизонтальное положение.
Вот уж в каких местах точно лучше не задерживаться!
Дора побежала, но почему-то осталась на месте. “Это сон”... Она попыталась проснуться или хотя бы перевернуться на другой бок, но не смогла даже пошевелиться. А обдолбыш вдруг разогнулся, посмотрел в упор — глаза были абсолютно стеклянные и смотрели сквозь Дору. Или за ее плечо? Обернуться не получилось, хотя очень хотелось. От одной мысли, что сзади кто-то стоит, пробирал дикий, животный ужас.
— А-А-А-А!!! — завопил мужик. Голос сорвался на визг, а потом вдруг стало тихо, хотя видно было, что мужик все еще орет, надрывая горло.
И пока он орал вот так беззвучно, его лицо скукоживалось и усыхало, серели губы, белели волосы. Вытянул руку, словно хотел схватить Дору — или ухватиться за нее, но не получилось ни того, ни другого, крепкая мужская рука истончилась, под кожей отчетливо проступили кости.
Несколько мгновений — и на Дору шел, шатаясь и беззвучно разевая провалившийся рот, живой скелет, обтянутый кожей, в болтающейся, как на вешалке, грязной одежде. Из-под брючины вывалился нож, зазвенел на кафеле, и этот звук словно разбил охватившее Дору оцепенение. С громким визгом она рванулась прочь — все равно куда, вот только в голове билось отчаянное: “СИН, СПАСИ!”
Прода от 27.08.2019, 18:01
— Спасаю. Тихо, тихо. Все хорошо. Проснись.
Она открыла глаза, всхлипнула и крепче вцепилась в Сина. И только потом поняла, что каким-то образом стоит с ним в обнимку перед распахнутым окном, прижимается, держится за него обеими руками, а он — гладит по спутанным волосам, по спине и повторяет:
— Все хорошо. Ты здесь.
А она дрожит, и зубы клацают. И сердце колотится как бешеное — от ужаса.
Иссохший мужик из сна стоял перед глазами, как живой. То есть, тьфу, как мертвый. Каким он и был, то есть стал в итоге.
— Ты невероятная, детка! — вдруг сказал Син, и Дора не поняла, чего в его голосе было больше — восторга или изумления. — Ты даже не представляешь, что сейчас сделала! Так просто не бывает! Ты нашла этого урода! Вот так запросто взяла и подвисла на самом важном! Кому скажи — пальцем у виска покрутят. Шизанутые ублюдки! Кого они нахрен выпустили! Это же долбаный вампир! Он его высосал!
— Ч-чего? — Ей послышалось? Или сон все еще продолжается? — Вампир? Высосал?
— Да. Этот кровью не питается. Силу жрет. Жизнь. Чем больше жрет, тем сильнее становится. Невидимый, подонок! И заблочен в усмерть. Так. — Син отстранился. Заглянул в лицо. — Мне надо уехать. Замотаешься в одеяло, доспишь спокойно до утра. Да?
— Это был не сон? — уже спрашивая, Дора поняла: нет, не сон. Поняла и то, что выскочила из-под одеяла в чем мать родила, но сейчас это было не важным. Совсем. — Я с тобой! Какое “доспишь спокойно”, ты что?!
— Там опасно, ты же видела, — он взял за плечи, встряхнул легонько. — Мне не вырубить его быстро и на расстоянии. Да я тебя даже в машине не оставлю. Это не шутки! И не киношка про красавцев-упырей!
— Дашь мне еще один ствол. На всякий случай, а то, если руки трясутся, перезаряжать проблема.
