— Значит, чувствует магию ведьм, — кивнул он, прищурившись. И добавил тише: — Проклятье. Да если бы мы знали, что ищем! А то родинки, шрамы, родимые пятна, блондинки, крючконосые, калечные! Ха! Магический знак должен быть похож на магический знак! Я же говорил! И кто меня слушал?
— Все поняли, что ты молодец, Венди! — на плечо все-таки да, Венделина с оглушительным хлопком опустилась огромная лапища Юхана. От такой дружеской поддержки не всякий бы, пожалуй, и на ногах устоял, но Венделин только пошатнулся от неожиданности. А вот Изольда снова вздрогнула, хоть и понимала, что тогда, в ратуше, этот “тролль” ее запугивал исключительно ради дела, а так, пожалуй, он скорее добродушен, чем зол. И лицо у него было совсем не страшным, обычное лицо — простоватое, с крупными, немного грубыми чертами, и с неожиданно щегольскими усами с подкрученными кончиками. Такие усы не очень подходили ни к самому лицу, ни к его выражению, зато вынуждали улыбнуться. Впрочем, наверное, они подходили к титулу. “Господин барон”, конечно же, скорее должен щеголять закрученными усами, чем простонародной физиономией.
— Не лезь! — дернулся Венделин. — И не смей…
— А ты не вздумай гордиться, — пробасил Юхан. — А то и так гонору до небес! И отстань от девчонки.
— Я к ней что, пристаю? Ты чувствуешь, сколько в нем магии?! Ты когда-нибудь такое видел, тролль необученный?!
— Вот и смотри спокойно, и не лезь! Она тебе не собачка дрессированная. Уж наверное, не рада, что на нее тут таращатся все кому не лень. — Юхан отошел, а Венделин взглянул на Изольду в упор.
— Ты-то хоть понимаешь, что никто из нас такого в жизни не видел? Очень странная магия. Дикая и непонятная. Сложно на такое не реагировать.
— А ты понимаешь, что я эту магию себе не просила? Не видели они! И сразу я то избранная, то безумная, то еще какая-нибудь?
— Ты что, обиделась? — он удивленно приподнял брови. — Извини, если что, но искать тебя в пурге, а потом пытаться доораться и в чувство привести — сомнительное, знаешь ли, удовольствие. Я боялся, что ты теперь такой и останешься. Не видишь, не узнаешь, только бормочешь.
Она смотрела на него и не знала, что ответить. Потому что выходило, что именно на него и впрямь обижаться не за что. Но сама обида никуда не делась.
— Да, — проговорила медленно, словно поймала ускользавшую мысль на крючок и теперь вываживала перед тем, как выдернуть из глубин на свет. — Обиделась. Но, наверное, на тебя и правда не должна. А на все сразу. Тоже сомнительное, знаешь ли, удовольствие, когда тебя хватают прямо на балу, в твой, между прочим, день рождения, пугают до смерти, тащат куда-то, запихивают в чужую одежду, заставляют идти в гору с кучей чужих мужчин, и все только из-за какого-то глупого знака. Мне все равно, сколько в нем магии. Я не маг, как вы. Я хочу домой, и понимаю, что это невозможно, пока мы не дойдем до цветка, да и потом… сложно сказать, что будет потом. Все это немножко мешает радоваться жизни.
— Понимаю, — серьезно кивнул он. — Но ты хотя бы кого-то тут знаешь. Другим не так везло. Вряд ли тебя это утешит, но хоть что-то. И кстати, я бы на твоем месте с такой красотой на руке домой не хотел. Понятно же, что раз оно такое засветилось, значит, зачем-то нужно и в покое тебя не оставит. Так что, может, лучше поскорее разобраться, что к чему? — Он вдруг протянул ей свой сверток. — Иди-ка лучше вей себе гнездо. Когда руки заняты, легче не думать о всякой гадости. Тессард покажет, где.
— Что это? — пальцы погрузились глубоко в мех. Медвежий? — Одеяло? Эм-м, спасибо.
— Не за что, — усмехнулся он. — И перина, и одеяло. На таком не замерзнешь даже в сугробе.
Изольда завертела головой в поисках Эберта и увидела, что, пока они с Венделином разговаривали, суета закончилась и в пещере образовался некий порядок. В одном углу лежали такие же шкуры-одеяла, в другом высились аккуратной горой седельные сумки, а рыжий Руди, похоже, собрался готовить ужин. Эберт и еще один, невысокий и мрачный, тот, который язвил о коврах и столах, что-то делали вдвоем у самого входа — кажется, вырезали на деревянной “двери” какие-то знаки.
— Я им там не помешаю? — быстрым шепотом спросила она.
— Почти закончили, — сказал Венделин, окинув взглядом символы. — Не помешаешь.
И умчался к сумкам. А Изольда, прямо так, с одеялом в охапке, пошла к Эберту.
Странно, но с этим одеялом она вдруг почувствовала себя… уверенней? Нет, наверное, просто спокойней. Как с игрушечным медведем, которого обнимала в детстве, засыпая.
Взгляд скользнул по символам, почему-то стало холодно, словно пригоршню льда за воротник насыпали. Если в этих знаках тоже была магия, то, кажется, какая-то не слишком приятная!
— Эберт? — спросила тихо. — Здесь найдется уголок хоть немного в стороне? Чтобы я могла отдохнуть, никому не мешая, и… чтобы об меня не спотыкались?
Он обернулся, уперся взглядом в меховой сверток и понимающе хмыкнул.
— Венделин решил пристроить тебя к делу? Лукаш, закончишь тут?
— Да что тут заканчивать, — недовольно отозвался тот, дернув плечом. — Шаманский примитив. Даже настраивать не надо.
Эберт поднялся. Махнул вглубь пещеры, где своды терялись в непроглядной тени и куда не добирались, наверное, ни свет, ни тепло от костра. Ну что ж, сама ведь хотела в стороне…
— Там в дальней стене есть удобная ниша. Пойдем, покажу.
В темноте цветок засиял ярче — не настолько, чтобы сойти хотя бы за свечку, но и расшибить лоб о стену можно было не опасаться. Вот только Изольду такое полезное свойство не обрадовало. Чем чаще и заметнее напоминала о себе магия волшебной метки, тем ясней становилось, что назад дороги нет и уже не будет.
Эберт вытащил из вбитой в стену скобы факел, сосредоточенно подержал над ним ладонь, дождался, пока вспыхнет крошечная искра, и пояснил:
— Здесь нестабильная магия. То получается, то нет. Что-то серьезное — и вовсе опасно колдовать. Потому что получиться может все что угодно. Юхан однажды пытался создать свечи. Видишь, чем закончилось? — Он поднял уже как следует разгоревшийся факел, и Изольда увидела полосы копоти на каменном своде. — Хорошо, что камень не горит. И так-то еле потушили.
— А кресалом пользоваться магам никак нельзя? — шутливо изумилась Изольда. Выделывается, совсем как в детстве! Хотя, если уж честно, каждый раз, когда Эберт был “как в детстве”, отдавался приятным теплом на душе.
— Можно. И кресалом, и молотком, и топором. Но сложно. Не использовать магию для мага — это… не знаю, наверное, как зрячему лишиться зрения.
От разочарования перехватило дыхание. Он… не выделывался? Не для нее? Просто колдует теперь, даже не думая об этом?
— Вот смотри.
Он снова поднял факел повыше, и теперь Изольда удивилась уже не шутя. Она, честно говоря, думала, что “удобная ниша” — что-то вроде… ну, пускай не комнаты, но хотя бы кладовочки? А тут… всего лишь углубление в стене! Чуть выше основного пола пещеры, что придавало этой выемке вид почти что кровати, да, не совсем уж крохотной кровати, но… боги, и вот это — всё уединение, на которое она может рассчитывать?!
— Но, Эберт! Я помещусь здесь, только если свернусь в клубок, как собака на морозе!
— Леда, — укоризненно протянул он. — Здесь прекрасно помещалась девица втрое тебя шире и на голову выше, которая к тому же ухитрилась затащить с собой Юхана. И они не просто здесь уместились, а даже отлично провели время.
От таких откровений бросило в жар. Изольда сильнее прижала к себе одеяло, как будто оно могло, словно щит, отгородить ее от всех мужчин и их возможных поползновений. Хотя… она-то никого “затаскивать” не станет, а никто из этих пятерых пока ни на что такое не намекал…
— Совсем забыл, — сказал вдруг Эберт и вручил ей факел. — Сейчас.
Стоять с факелом в одной руке и одеялом в другой показалось Изольде до крайности глупым, и она положила одеяло в нишу. Получилось, как будто молча согласилась с Эбертом. И почему-то представилось, что он, именно он, а не рыжий Руди или болтливый Венделин, мог бы сам “покараулить” ее ночью, если они и вправду собрались не спускать с нее глаз.
Вернулся Эберт почти сразу с внушительным кожаным тюком.
— Это Матильда для тебя собрала. Я не вникал, но, наверное, что-нибудь полезное.
— Спасибо! — обрадовалась Изольда. Боги, девушка уж точно лучше мужчин понимает, что нужно другой девушке!
— Как устроишься, приходи к костру, Руди уже должен успеть с ужином.
— Хорошо.
— Да, и если от костра пойдешь прямо от входа, наткнешься на “комнату уединений”.
— На что?!
— Это Юхан так обозвал, — он усмехнулся. — Услышал от какой-то очень нежной особы, которая от слов “отойти по нужде” едва в обморок не падала.
Он нарочно ее смущает то и дело? У Изольды, кажется, даже уши заполыхали, а Эберт пояснил преувеличенно серьезно:
— Дело, правда, было во дворце, а не в пещере. Но Юхану понравилось.
Юхан, похоже, серьезно относился к своему баронству. Не в том смысле серьезно, как, скажем, ростовщики серьезно относятся к золоту и процентам, а скорее как капитаны — к своим кораблям, основательно и с чувством ответственности. Усы, теперь вот… “комната уединений”, с ума сойти!
Эберт между тем воткнул факел обратно в скобу. И ушел, ничего больше не объясняя. Что ж, сказано было достаточно. Устраиваться и подходить на ужин. Ну и… в “комнату уединений”, да. Изольда невольно хихикнула. Кажется, ей тоже нравится!
Она расстелила одеяло, толстое и мохнатое, села и развязала мешок. Благословите все боги добрую Матильду! Там были тонкие нижние штаны и рубашка, запасные толстые штаны и кофта, пуховый платок, вязаные варежки и носки, но, кроме всего этого, очевидно необходимого в пути, там было настоящее богатство, о котором мужчины, конечно, и не подумали бы! Два гребешка, редкий и густой, лента и шпильки для волос. Зеркальце, о боги, настоящее дорогое стеклянное зеркальце! Странно, Матильда совсем не похожа на ту, кто может делать такие подарки совсем незнакомым девушкам. Небольшая берестяная шкатулочка с жиром, мазать губы и руки на морозе. И даже — Изольда быстро оглянулась, не смотрит ли кто, — мягкие тряпочки для “красных дней”. И если на зеркальце она подумала, что Эберт мог и сам собрать для нее этот мешок, только прикрывшись именем служанки с постоялого двора, то это… Нет, о таком могла подумать только женщина.
Поколебавшись немного, Изольда сняла шубу и накинула на плечи платок. Да, так неплохо. В пещере, конечно, не сказать чтобы тепло, но уже и не мороз, а от тяжелой меховой одежды хотелось отдохнуть. И не идти же в красивой длинной шубе в “комнату уединений”, неудобно будет, да и испачкать недолго. Довольно и того, что она в штанах!
Костер она постаралась обойти в тенях, пусть и совсем не была уверена, что ее и вправду не заметят. Но все-таки спокойнее, когда не ощущаешь откровенных взглядов в спину. Нашла прикрытую деревянной крышкой бадейку в дальнем закутке, сделала свои дела и теперь уж пошла к костру, на вкусный запах мяса и… картошки? капусты? что, интересно, можно приготовить так быстро с таким аппетитным запахом?
С ужином успел не только Руди. То есть, его уже не только приготовили, но и поесть успели почти все. Когда Изольда подошла, Венделин как раз вставал с недовольным:
— Снова я? Когда уже настанет очередь кого-нибудь другого?
— Когда у нас появится кто-нибудь, кто больше тебя будет заслуживать высокой чести внеочередных дежурств, — ядовито ответил Лукаш. Вот как, он, значит, язвит не только о ней?
— Трудись, Венди! — пробасил ему вслед Юхан и тоже поднялся. — А я спать. Балбес, порадовался бы, что его дежурства не перед рассветом, как мои.
— Садись, Пироженка. — Руди щедро зачерпнул из котелка, стоящего в центре грубо сколоченного подобия стола, густое мясное… рагу? По виду, кроме мяса, там была картошка и еще какие-то овощи, которые так сходу да еще и в полумраке опознать не получилось. Наполнил доверху жестяную миску и поставил рядом. — Ешь.
Первую ложку Изольда пробовала с опаской, хоть и проголодалась, и пахло вкусно. Но разве можно успеть приготовить правильное, хорошее рагу на костре? Да еще и за какие-то жалкие полчаса? Или они здесь уже дольше, а она утратила ощущение времени от темноты и усталости? Но мясо было мягким, овощи — тоже в самую меру.
— Ты себе магией не помогал? — не выдержала она. — Вкусно!
— Если б помог, тебе досталась бы кучка угольков вместо ужина, — улыбнулся Руди. — Через это мы уже проходили.
Изольда взяла один из трех последних ломтей хлеба, лежавших здесь же на столе, и умяла всю миску за какие-то несколько минут. Верно говорят, что горячую еду особенно ценишь после целого дня на морозе! Ей казалось, такого вкусного она не ела никогда. Маги на нее не смотрели, это радовало, не слишком-то весело было бы ужинать под прицелом трех пристальных взглядов. Переговаривались негромко о своем: о пути на гору, о следующей ночевке в каком-то “Лисицыном зубе”, или, если очень уж не повезет, то на Черной опушке, о том, что в деревне ходили упорные слухи о шатуне, и тот шатун наверняка так и будет бродить у людского жилья, пока не пристрелят.
А Изольда, наевшись, взяла кружку с душистым чаем, которую шустро налил для нее Руди, втянула аромат.
— С мятой, малиной, и?..
— И горным сонником.
— В тебе пропадает великий повар.
— Или великий отравитель, — заметил Лукаш. — Сонник — довольно опасная травка.
— Пока еще никто не умер.
— Пока?
— Конечно. Я ведь уже говорил, ты будешь первым. Пей, Пироженка, не бойся. Спать крепче будешь, вот и всё.
Спать уже хотелось, и даже без всякого чая. Но посидеть рядом с костром, грея пальцы о горячую кружку, хотелось не меньше, и Изольда пила, не торопясь, мелкими глотками, чувствуя, как растекается по телу блаженное тепло. И украдкой рассматривала магов. Пока они не бегают, как угорелые, и не прячутся под капюшонами.
Пожалуй, она погорячилась, решив, что мужчины и не вспомнили бы о гребешках для нее. Эти — вспомнили бы. В тот момент, когда начали расчесываться сами. Таким волосам, как у Эберта или Юхана, иная девушка позавидует! Странно, конечно, видеть у мужчины косу — а они оба именно что косы заплели! У магов, похоже, все не как у людей, не только способы огонь разжигать.
Но Лукаш выглядел и того удивительней. Он свои черные, жесткие даже на вид волосы уложил в пучок. Почти что натуральный старушечий пучок на макушке! Только закрученный каким-то сложным образом и с несколькими выпущенными прядями. Изольда представила, как просит его научить делать такую же прическу для бала — получилось бы смешно, не будь у Лукаша такой ядовитый характер.
И даже волосы Руди, длиной “всего лишь” по плечи, выглядели такими густыми и ухоженными, что ясно было — о них заботятся.
Кружка показала дно, и Изольда, зевнув, поднялась.
— Спокойной ночи.
— Спи крепко, Пироженка.
— И не утанцуй случайно к выходу, — сварливо пробормотал Лукаш, — там охранные руны, кто знает, как они среагируют на магию ведьм?
Спать в одежде было непривычно и неудобно, и все-таки Изольда, едва представив, как раздевается ко сну, отмела эту мысль. Завернулась в меховое одеяло, как в кокон, и заснула, едва закрыв глаза.
И сразу же оказалась на снежном склоне горы. Вокруг плясала метель, то принимая форму изящных девушек в длинных платьях, то снова распадаясь на отдельные снежинки и снежные вихри. И десятки голосов звали ее:
— Все поняли, что ты молодец, Венди! — на плечо все-таки да, Венделина с оглушительным хлопком опустилась огромная лапища Юхана. От такой дружеской поддержки не всякий бы, пожалуй, и на ногах устоял, но Венделин только пошатнулся от неожиданности. А вот Изольда снова вздрогнула, хоть и понимала, что тогда, в ратуше, этот “тролль” ее запугивал исключительно ради дела, а так, пожалуй, он скорее добродушен, чем зол. И лицо у него было совсем не страшным, обычное лицо — простоватое, с крупными, немного грубыми чертами, и с неожиданно щегольскими усами с подкрученными кончиками. Такие усы не очень подходили ни к самому лицу, ни к его выражению, зато вынуждали улыбнуться. Впрочем, наверное, они подходили к титулу. “Господин барон”, конечно же, скорее должен щеголять закрученными усами, чем простонародной физиономией.
— Не лезь! — дернулся Венделин. — И не смей…
— А ты не вздумай гордиться, — пробасил Юхан. — А то и так гонору до небес! И отстань от девчонки.
— Я к ней что, пристаю? Ты чувствуешь, сколько в нем магии?! Ты когда-нибудь такое видел, тролль необученный?!
— Вот и смотри спокойно, и не лезь! Она тебе не собачка дрессированная. Уж наверное, не рада, что на нее тут таращатся все кому не лень. — Юхан отошел, а Венделин взглянул на Изольду в упор.
— Ты-то хоть понимаешь, что никто из нас такого в жизни не видел? Очень странная магия. Дикая и непонятная. Сложно на такое не реагировать.
— А ты понимаешь, что я эту магию себе не просила? Не видели они! И сразу я то избранная, то безумная, то еще какая-нибудь?
— Ты что, обиделась? — он удивленно приподнял брови. — Извини, если что, но искать тебя в пурге, а потом пытаться доораться и в чувство привести — сомнительное, знаешь ли, удовольствие. Я боялся, что ты теперь такой и останешься. Не видишь, не узнаешь, только бормочешь.
Она смотрела на него и не знала, что ответить. Потому что выходило, что именно на него и впрямь обижаться не за что. Но сама обида никуда не делась.
— Да, — проговорила медленно, словно поймала ускользавшую мысль на крючок и теперь вываживала перед тем, как выдернуть из глубин на свет. — Обиделась. Но, наверное, на тебя и правда не должна. А на все сразу. Тоже сомнительное, знаешь ли, удовольствие, когда тебя хватают прямо на балу, в твой, между прочим, день рождения, пугают до смерти, тащат куда-то, запихивают в чужую одежду, заставляют идти в гору с кучей чужих мужчин, и все только из-за какого-то глупого знака. Мне все равно, сколько в нем магии. Я не маг, как вы. Я хочу домой, и понимаю, что это невозможно, пока мы не дойдем до цветка, да и потом… сложно сказать, что будет потом. Все это немножко мешает радоваться жизни.
— Понимаю, — серьезно кивнул он. — Но ты хотя бы кого-то тут знаешь. Другим не так везло. Вряд ли тебя это утешит, но хоть что-то. И кстати, я бы на твоем месте с такой красотой на руке домой не хотел. Понятно же, что раз оно такое засветилось, значит, зачем-то нужно и в покое тебя не оставит. Так что, может, лучше поскорее разобраться, что к чему? — Он вдруг протянул ей свой сверток. — Иди-ка лучше вей себе гнездо. Когда руки заняты, легче не думать о всякой гадости. Тессард покажет, где.
— Что это? — пальцы погрузились глубоко в мех. Медвежий? — Одеяло? Эм-м, спасибо.
— Не за что, — усмехнулся он. — И перина, и одеяло. На таком не замерзнешь даже в сугробе.
Изольда завертела головой в поисках Эберта и увидела, что, пока они с Венделином разговаривали, суета закончилась и в пещере образовался некий порядок. В одном углу лежали такие же шкуры-одеяла, в другом высились аккуратной горой седельные сумки, а рыжий Руди, похоже, собрался готовить ужин. Эберт и еще один, невысокий и мрачный, тот, который язвил о коврах и столах, что-то делали вдвоем у самого входа — кажется, вырезали на деревянной “двери” какие-то знаки.
— Я им там не помешаю? — быстрым шепотом спросила она.
— Почти закончили, — сказал Венделин, окинув взглядом символы. — Не помешаешь.
И умчался к сумкам. А Изольда, прямо так, с одеялом в охапке, пошла к Эберту.
Странно, но с этим одеялом она вдруг почувствовала себя… уверенней? Нет, наверное, просто спокойней. Как с игрушечным медведем, которого обнимала в детстве, засыпая.
Взгляд скользнул по символам, почему-то стало холодно, словно пригоршню льда за воротник насыпали. Если в этих знаках тоже была магия, то, кажется, какая-то не слишком приятная!
— Эберт? — спросила тихо. — Здесь найдется уголок хоть немного в стороне? Чтобы я могла отдохнуть, никому не мешая, и… чтобы об меня не спотыкались?
Он обернулся, уперся взглядом в меховой сверток и понимающе хмыкнул.
— Венделин решил пристроить тебя к делу? Лукаш, закончишь тут?
— Да что тут заканчивать, — недовольно отозвался тот, дернув плечом. — Шаманский примитив. Даже настраивать не надо.
Эберт поднялся. Махнул вглубь пещеры, где своды терялись в непроглядной тени и куда не добирались, наверное, ни свет, ни тепло от костра. Ну что ж, сама ведь хотела в стороне…
— Там в дальней стене есть удобная ниша. Пойдем, покажу.
Прода от 18.11.2022, 11:04
ГЛАВА 6
В темноте цветок засиял ярче — не настолько, чтобы сойти хотя бы за свечку, но и расшибить лоб о стену можно было не опасаться. Вот только Изольду такое полезное свойство не обрадовало. Чем чаще и заметнее напоминала о себе магия волшебной метки, тем ясней становилось, что назад дороги нет и уже не будет.
Эберт вытащил из вбитой в стену скобы факел, сосредоточенно подержал над ним ладонь, дождался, пока вспыхнет крошечная искра, и пояснил:
— Здесь нестабильная магия. То получается, то нет. Что-то серьезное — и вовсе опасно колдовать. Потому что получиться может все что угодно. Юхан однажды пытался создать свечи. Видишь, чем закончилось? — Он поднял уже как следует разгоревшийся факел, и Изольда увидела полосы копоти на каменном своде. — Хорошо, что камень не горит. И так-то еле потушили.
— А кресалом пользоваться магам никак нельзя? — шутливо изумилась Изольда. Выделывается, совсем как в детстве! Хотя, если уж честно, каждый раз, когда Эберт был “как в детстве”, отдавался приятным теплом на душе.
— Можно. И кресалом, и молотком, и топором. Но сложно. Не использовать магию для мага — это… не знаю, наверное, как зрячему лишиться зрения.
От разочарования перехватило дыхание. Он… не выделывался? Не для нее? Просто колдует теперь, даже не думая об этом?
— Вот смотри.
Он снова поднял факел повыше, и теперь Изольда удивилась уже не шутя. Она, честно говоря, думала, что “удобная ниша” — что-то вроде… ну, пускай не комнаты, но хотя бы кладовочки? А тут… всего лишь углубление в стене! Чуть выше основного пола пещеры, что придавало этой выемке вид почти что кровати, да, не совсем уж крохотной кровати, но… боги, и вот это — всё уединение, на которое она может рассчитывать?!
— Но, Эберт! Я помещусь здесь, только если свернусь в клубок, как собака на морозе!
— Леда, — укоризненно протянул он. — Здесь прекрасно помещалась девица втрое тебя шире и на голову выше, которая к тому же ухитрилась затащить с собой Юхана. И они не просто здесь уместились, а даже отлично провели время.
От таких откровений бросило в жар. Изольда сильнее прижала к себе одеяло, как будто оно могло, словно щит, отгородить ее от всех мужчин и их возможных поползновений. Хотя… она-то никого “затаскивать” не станет, а никто из этих пятерых пока ни на что такое не намекал…
— Совсем забыл, — сказал вдруг Эберт и вручил ей факел. — Сейчас.
Стоять с факелом в одной руке и одеялом в другой показалось Изольде до крайности глупым, и она положила одеяло в нишу. Получилось, как будто молча согласилась с Эбертом. И почему-то представилось, что он, именно он, а не рыжий Руди или болтливый Венделин, мог бы сам “покараулить” ее ночью, если они и вправду собрались не спускать с нее глаз.
Вернулся Эберт почти сразу с внушительным кожаным тюком.
— Это Матильда для тебя собрала. Я не вникал, но, наверное, что-нибудь полезное.
— Спасибо! — обрадовалась Изольда. Боги, девушка уж точно лучше мужчин понимает, что нужно другой девушке!
— Как устроишься, приходи к костру, Руди уже должен успеть с ужином.
— Хорошо.
— Да, и если от костра пойдешь прямо от входа, наткнешься на “комнату уединений”.
— На что?!
— Это Юхан так обозвал, — он усмехнулся. — Услышал от какой-то очень нежной особы, которая от слов “отойти по нужде” едва в обморок не падала.
Он нарочно ее смущает то и дело? У Изольды, кажется, даже уши заполыхали, а Эберт пояснил преувеличенно серьезно:
— Дело, правда, было во дворце, а не в пещере. Но Юхану понравилось.
Юхан, похоже, серьезно относился к своему баронству. Не в том смысле серьезно, как, скажем, ростовщики серьезно относятся к золоту и процентам, а скорее как капитаны — к своим кораблям, основательно и с чувством ответственности. Усы, теперь вот… “комната уединений”, с ума сойти!
Эберт между тем воткнул факел обратно в скобу. И ушел, ничего больше не объясняя. Что ж, сказано было достаточно. Устраиваться и подходить на ужин. Ну и… в “комнату уединений”, да. Изольда невольно хихикнула. Кажется, ей тоже нравится!
Она расстелила одеяло, толстое и мохнатое, села и развязала мешок. Благословите все боги добрую Матильду! Там были тонкие нижние штаны и рубашка, запасные толстые штаны и кофта, пуховый платок, вязаные варежки и носки, но, кроме всего этого, очевидно необходимого в пути, там было настоящее богатство, о котором мужчины, конечно, и не подумали бы! Два гребешка, редкий и густой, лента и шпильки для волос. Зеркальце, о боги, настоящее дорогое стеклянное зеркальце! Странно, Матильда совсем не похожа на ту, кто может делать такие подарки совсем незнакомым девушкам. Небольшая берестяная шкатулочка с жиром, мазать губы и руки на морозе. И даже — Изольда быстро оглянулась, не смотрит ли кто, — мягкие тряпочки для “красных дней”. И если на зеркальце она подумала, что Эберт мог и сам собрать для нее этот мешок, только прикрывшись именем служанки с постоялого двора, то это… Нет, о таком могла подумать только женщина.
Поколебавшись немного, Изольда сняла шубу и накинула на плечи платок. Да, так неплохо. В пещере, конечно, не сказать чтобы тепло, но уже и не мороз, а от тяжелой меховой одежды хотелось отдохнуть. И не идти же в красивой длинной шубе в “комнату уединений”, неудобно будет, да и испачкать недолго. Довольно и того, что она в штанах!
Костер она постаралась обойти в тенях, пусть и совсем не была уверена, что ее и вправду не заметят. Но все-таки спокойнее, когда не ощущаешь откровенных взглядов в спину. Нашла прикрытую деревянной крышкой бадейку в дальнем закутке, сделала свои дела и теперь уж пошла к костру, на вкусный запах мяса и… картошки? капусты? что, интересно, можно приготовить так быстро с таким аппетитным запахом?
Прода от 19.11.2022, 11:42
С ужином успел не только Руди. То есть, его уже не только приготовили, но и поесть успели почти все. Когда Изольда подошла, Венделин как раз вставал с недовольным:
— Снова я? Когда уже настанет очередь кого-нибудь другого?
— Когда у нас появится кто-нибудь, кто больше тебя будет заслуживать высокой чести внеочередных дежурств, — ядовито ответил Лукаш. Вот как, он, значит, язвит не только о ней?
— Трудись, Венди! — пробасил ему вслед Юхан и тоже поднялся. — А я спать. Балбес, порадовался бы, что его дежурства не перед рассветом, как мои.
— Садись, Пироженка. — Руди щедро зачерпнул из котелка, стоящего в центре грубо сколоченного подобия стола, густое мясное… рагу? По виду, кроме мяса, там была картошка и еще какие-то овощи, которые так сходу да еще и в полумраке опознать не получилось. Наполнил доверху жестяную миску и поставил рядом. — Ешь.
Первую ложку Изольда пробовала с опаской, хоть и проголодалась, и пахло вкусно. Но разве можно успеть приготовить правильное, хорошее рагу на костре? Да еще и за какие-то жалкие полчаса? Или они здесь уже дольше, а она утратила ощущение времени от темноты и усталости? Но мясо было мягким, овощи — тоже в самую меру.
— Ты себе магией не помогал? — не выдержала она. — Вкусно!
— Если б помог, тебе досталась бы кучка угольков вместо ужина, — улыбнулся Руди. — Через это мы уже проходили.
Изольда взяла один из трех последних ломтей хлеба, лежавших здесь же на столе, и умяла всю миску за какие-то несколько минут. Верно говорят, что горячую еду особенно ценишь после целого дня на морозе! Ей казалось, такого вкусного она не ела никогда. Маги на нее не смотрели, это радовало, не слишком-то весело было бы ужинать под прицелом трех пристальных взглядов. Переговаривались негромко о своем: о пути на гору, о следующей ночевке в каком-то “Лисицыном зубе”, или, если очень уж не повезет, то на Черной опушке, о том, что в деревне ходили упорные слухи о шатуне, и тот шатун наверняка так и будет бродить у людского жилья, пока не пристрелят.
А Изольда, наевшись, взяла кружку с душистым чаем, которую шустро налил для нее Руди, втянула аромат.
— С мятой, малиной, и?..
— И горным сонником.
— В тебе пропадает великий повар.
— Или великий отравитель, — заметил Лукаш. — Сонник — довольно опасная травка.
— Пока еще никто не умер.
— Пока?
— Конечно. Я ведь уже говорил, ты будешь первым. Пей, Пироженка, не бойся. Спать крепче будешь, вот и всё.
Спать уже хотелось, и даже без всякого чая. Но посидеть рядом с костром, грея пальцы о горячую кружку, хотелось не меньше, и Изольда пила, не торопясь, мелкими глотками, чувствуя, как растекается по телу блаженное тепло. И украдкой рассматривала магов. Пока они не бегают, как угорелые, и не прячутся под капюшонами.
Пожалуй, она погорячилась, решив, что мужчины и не вспомнили бы о гребешках для нее. Эти — вспомнили бы. В тот момент, когда начали расчесываться сами. Таким волосам, как у Эберта или Юхана, иная девушка позавидует! Странно, конечно, видеть у мужчины косу — а они оба именно что косы заплели! У магов, похоже, все не как у людей, не только способы огонь разжигать.
Но Лукаш выглядел и того удивительней. Он свои черные, жесткие даже на вид волосы уложил в пучок. Почти что натуральный старушечий пучок на макушке! Только закрученный каким-то сложным образом и с несколькими выпущенными прядями. Изольда представила, как просит его научить делать такую же прическу для бала — получилось бы смешно, не будь у Лукаша такой ядовитый характер.
И даже волосы Руди, длиной “всего лишь” по плечи, выглядели такими густыми и ухоженными, что ясно было — о них заботятся.
Кружка показала дно, и Изольда, зевнув, поднялась.
— Спокойной ночи.
— Спи крепко, Пироженка.
— И не утанцуй случайно к выходу, — сварливо пробормотал Лукаш, — там охранные руны, кто знает, как они среагируют на магию ведьм?
Спать в одежде было непривычно и неудобно, и все-таки Изольда, едва представив, как раздевается ко сну, отмела эту мысль. Завернулась в меховое одеяло, как в кокон, и заснула, едва закрыв глаза.
И сразу же оказалась на снежном склоне горы. Вокруг плясала метель, то принимая форму изящных девушек в длинных платьях, то снова распадаясь на отдельные снежинки и снежные вихри. И десятки голосов звали ее:
