Он не доверял титулам и рекомендациям, но доверял своему мнению и, похоже, привык доверять людям, которых выбирал лично. Что ж, в чем-то он был прав, а в чем-то заблуждался. Беззаветная преданность хозяину, в понимании многих, вовсе не означала преданности его супруге.
Именно это стало еще одной причиной ее решения — не просить герцога о заступничестве. Он должен увидеть все своими глазами, а не узнать от женщины, с которой знаком чуть больше недели. И экономка, и дворецкий, и кухарки с прачками, и садовники, и Керт — каждый из них служил ему не первый год и был достоин доверия больше, чем только что появившаяся жена. Нет, Астор, конечно, вряд ли усомнился бы в ее словах, но увидеть самому и самому принять подходящее решение совсем не то же самое, что реагировать на чужие жалобы. Особенно, когда дело касается проблем в собственном доме.
В саду предсказуемо стало легче. Хотя с грустными мыслями все равно пора было расстаться хотя бы ненадолго — растения для практики и опытов чувствовали не только ее магию, но и настроение. Если прийти к ним обиженной или раздраженной, не стоит надеяться на быстрый и достойный результат. У взрослых растений от ее печалей никли листья, а маленькие и вовсе могли почернеть или засохнуть. Здесь не было места ненависти, зависти и обидам. Только желание зеленеть, радоваться солнцу и чужой вкусной магии и жить.
Эрдбирен издалека помахала геру Снарге, спешащему куда-то с большой корзиной, и остановилась у своей новой клумбы. Все было почти готово. Грунт осел, хорошо пропитался базовой подкормкой, а каменная основа из ноздреватых известняковых плиток и угловатых валунов альдита пропиталась ее магией. Осталось решить, с чего начать — с черенков жасмина или с пурпурной закатницы. Жасмин легче будет сразу проверить на практике — цветочные духи никогда не выходят из моды, особенно среди женщин. С закатницей все сложнее: запах слишком легкий, развеется даже от дыхания, а если чересчур усилить, будет слишком горько. Но Венделин вчера уверял, что аристократы Кронбурга пользуются духами не реже женщин. Причем, и запахи предпочитают самые разные. Кто-то более сдержанные, кто-то, наоборот, яркие и сладкие. Почему бы тогда не попробовать оттенить интенсивную горечь закатницы древесным мхом и разбавить легкой ноткой апельсиновой цедры?
Что ж, сложные вызовы ей всегда нравились. Тем более так неожиданно нашелся доброволец, готовый помогать. Эрдбирен еще раз неторопливо прощупала магией каждую пядь готовой клумбы, добавила силы в небольшие пустоты, разрыхлила излишне уплотнившийся грунт и удовлетворенно вздохнула. Раз уж настало время закатницы, значит, самое время навестить Анессу. Лучших семян и подкормок не отыщешь во всем Кронбурге.
Очень удачно получится: можно обновить запас простых семян, саженцев, грунтов и черенков, который как раз истощился. К тому же Анесса умела удивлять: магии в ней было не так уж много, зато любви и нежности хватало не только на маленького сына и многочисленных посетителей ее уютной лавчонки в Портовом квартале, но и на любое попавшее ей в руки семечко. Если кто и мог вырастить хоть черный крокус, хоть арасские бархатные орхидеи в обычном цветочном горшке, не пожалев на это месяцев упорного труда, то это Анесса. У нее всегда находилось, чем удивить заезжавшую к ней изредка госпожу Мьёль.
Рена немного посомневалась, но все-таки решила, что не пристало герцогине Гросс вот так запросто разъезжать верхом по столице. Может быть, позже она бы и не задумалась об этом, но сейчас, когда и без того слуги мужа ни во что ее не ставят, лишний раз смущать умы и домочадцев, и горожан слишком вольными выходками и странными нравами северянок было не время. Так что уже через полчаса у парадного входа ее поджидал экипаж, самый простой, без заметных каждому гербов и герцогских вензелей на дверцах, с двумя мышастыми лошадками в упряжке и хмурым и страшно недовольным кучером на козлах. Причиной недовольства Вима, серьезного усатого парня с ранней сединой на висках, которого Эрдбирен отыскала дремлющим на конюшне в стогу сена, для разнообразия стал не сам факт поездки с новой хозяйкой, а ее желание разъезжать по городу инкогнито, без полагающегося по статусу роскошного выезда и сопровождения.
Портовый квартал всегда вызывал у Эрдбирен смешанные чувства. Ей нравился пропитанный запахом моря воздух, величавые корабли с вонзающимися в небо мачтами, тугие паруса отплывающих к горизонту фрегатов и пронзительные крики чаек. Все это напоминало о доме и неизменно откликалось теплом в сердце. Но несмолкающий шум, вечная толкотня и суета, ядреный дух перебродившей браги, лука и можжевеловой настойки из портовых кабаков, пьяные выкрики, хохот подгулявших матросов, визгливые звуки расстроенных скрипок из борделя мамаши Жу делали весь район порта, со множеством переулков и двумя маленькими площадями, местом довольно отталкивающим. А попрошайки всех возрастов и талантов, любители размять кулаки по любому поводу и ретивые карманники — еще и небезопасным. Задерживаться здесь дольше необходимого никогда не тянуло.
Домик Анессы находился, пожалуй, в одном из самых спокойных уголков — в тупичке неподалеку от Якорной площади. У городских ворот всегда дежурила королевская стража, и любители не слишком законных развлечений и шумных потасовок предпочитали сюда не соваться.
— Нехорошее место для прогулок вы выбрали, госпожа, — пробормотал Вим, неожиданно цепко и быстро оглядывая площадь. — Люди тут всякие встречаются.
Эрдбирен опустила капюшон пониже и, прежде, чем пойти знакомой дорогой, все-таки объяснила, потому что беспокойство Вима было искренним:
— Я ненадолго и недалеко. В лавку травницы Анессы, ее здесь все знают. Просто жди.
Только вот вместо знакомой вывески и клумбы с пестрым осенним многоцветьем у крыльца дом Анессы встретил ее заколоченными окнами, мертвыми почерневшими астрами и опечатанной дверью с тяжелым замком. От плохого предчувствия мгновенно сжалось сердце. Эрдбирен повела рукой, проверяя печать на чары, но магии в ней не было.
Она приезжала к Анессе… когда же? В середине лета, не позже. Пробовала отменный травяной чай и слушала увлекательную историю красного лимона, который приплыл к Анессе почти высохшим семечком из далекого жаркого Эригана в кармане одного старого боцмана, которому пришелся по вкусу здешний табак. «Представляете, госпожа, достал горсть медяков, высыпал мне на прилавок, а там — оно! Крошечное, сморщенное и почти мертвое. Только в самой сердцевинке едва теплилась искорка». Красный лимон занимал почетную большую кадку неподалеку от прилавка, и на нем уже завязались первые плоды.
Всего два месяца прошло. Что могло случиться?
Эрдбирен огляделась. Заметила в одном из приоткрытых окон по соседству сморщенное старушечье лицо и, откинув капюшон, подошла ближе.
Старушка, что сначала смотрела с опаской, теперь с любопытством подалась навстречу.
— Не подскажете, бабушка, что случилось с лавкой травницы?
— А вы кто ж ей будете, госпожа хорошая? Знакомица?
— Можно и так сказать, — улыбнулась Эрдбирен. — Была у нее летом. Моя тетушка теперь без ума от махровых бегоний, требует новых дивных цветов для любимого сада.
— Цветы, — кивнула старушка, — к ней многие за ними приходили. Даже знатные, из самого дворцового квартала. Знала Анеска к цветам особый подход. И к ним, и к травкам всяким. Иной раз так прихватит спину или ногу, ни вздохнуть, ни охнуть, а Анеска травки какой натолчет, запарит, то отвара даст, то так приложит, и будто и не было ничего. Как рукой снимет. Кто-то скажет волшба, а я так скажу — никакой волшбы, одна любовь ко всему живому, да руки золотые. Хорошим человеком была.
— Была? — переспросила Рена, чувствуя, как по спине ползет противный холодок.
— Так померла. С неделю уже. И ведь вот как бывает, в самом соку еще, а поди ж — в несколько дней истаяла. Ох, барышня, видели бы вы ее. Такую тоненькую в мертвецкую уносили. Что та тростиночка! Болезни ведь они как — никого не щадят и не предупреждают.
— Болезни, — повторила Эрдбирен, слушая и отказываясь верить. Анесса и впрямь была еще совсем молода, вряд ли старше Листерис, а ее Дидо всегда казался ровесником Брегана.
— Ну да, лихорадка какая-то окаянная. Здесь же у нас, госпожа, из каких только краев люду не набивается. Мало ли кто какую хворь разнесет. И вы, госпожа, тоже берегитесь, держитесь от приезжих подальше.
— А Дидо? — опомнилась Рена. — Сын Анессы! Что с ним?
— Да кто ж его знает, — старушка поджала губы, неодобрительно покосилась в сторону заколоченного дома. — Едва Анеска померла, как явилась эта… сестрица покойного Анескиного мужа, с супружником. Он у нее на верфях трудится. Здоровенный, что твой медведь! Явились, значит, и давай наследство делить. Лавку, деньги, какие отыскали. До мальца им и дела не было. Но тут подоспел наш квартальный жандарм и законника привел. Господин Ильшер, законник-то, он человек порядочный и дело свое знает. Что уж они там порешили, мне неведомо, но толстуху с супружником из дома выставили, так те со злости досками его заколотили — чтоб никто какое добро не растащил, и замок навесили. А квартальный с законником дверь опечатали.
Вроде как мальчишку к тетке определили. Только, барышня, внучок мой, он грузчиком в порту трудится, зеленый еще совсем, но хочет родителям помочь. Так вот, внучок мой говорил, что видал Дидо в порту с попрошайками. То ли он сам к ним прибился, то ли тетка отправила — такая-то даром ничего не даст, уж поверьте старой, госпожа. А я все думаю, хоть бы он ко мне заглянул когда. Живем-то мы небогато, но куска хлеба я бы для него не пожалела, много от Анески добра было, и мне немало досталось.
— Спасибо! — Рена вытянула из поясного кошеля монетку и положила на подоконник перед старушкой.
— Это еще зачем, госпожа? — удивилась та. — За разговор я денег не беру.
— Купите внуку и семье медовых пирожков. Анесса… — горло неожиданно перехватило. — Анесса очень их любила. Вспомните ее еще раз все вместе, за общим столом. А если вдруг Дидо все-таки придет… тут хватит чуть больше, чем на кусок хлеба.
— Благодарю, госпожа. Вот уж нежданно-негаданно. Все сделаю, как хотите. Видно, вам тоже Анескиного добра досталось, — понимающе покивала старушка, забирая монетку.
Эрдбирен снова надела капюшон, смаргивая непрошенные слезы. «С попрошайками в порту». «Уж такая даром ничего не даст». В ушах все еще звучали слова, а перед глазами ярко, будто увиденные наяву, плыли картинки. Мертвая, «истаявшая» в несколько дней Анесса, заплаканный Дидо. Они с матерью были так привязаны друг к другу. Как он пережил такую горькую потерю? Не первую, но отца он не помнил. Муж Анессы погиб вскорости после его рождения. Ласковый и неглупый мальчик, окруженный заботой и любовью. Он помогал Анессе с лавкой, ухаживал за травками, учился под чутким руководством матери. «С попрошайками в порту».
Она с трудом сглотнула горький комок, прибавила шаг и почти тут же заметила Вима. Тот даже не пытался делать вид, что только сейчас подошел. Стоял, опершись плечом о стену соседнего дома, смотрел открыто и серьезно, будто просто выполнял свою работу, а не ослушался прямого приказа. Наверняка и разговор слышал. Эрдбирен вздохнула и молча прошла мимо: старушка все еще смотрела вслед. Только выйдя из тупичка, спросила:
— Зачем ты пошел следом?
— Неспокойно было. Простите, госпожа, но случись с вами что, его сиятельство шкуру с меня спустит.
— Он велел следить за мной?
— Нет! — И за этим сдержанно-возмущенным “нет” тоже была правда. Но не вся.
Рена прислушалась. Вим был раздражен, возмущен и сильно встревожен. Беспокойство никуда не делось, но к нему добавилось сильное желание настоять на своем. И что-то еще, не совсем понятное. Интересно. Чтобы как следует “чуять сердцем”, нужно было хоть немного привыкнуть к человеку, узнать его, иначе считывалась только самая поверхность эмоций, с остальным приходилось пробираться наугад и на ощупь.
Она остановилась. Экипаж стоял на прежнем месте. На площади сновали люди, зазывали прохожих лавочники, размахивал свежим новостным листом паренек в драной рубахе и бесформенной широкополой шляпе. На госпожу в капюшоне и усатого кучера никто не обращал внимания.
— Давай проясним кое-что, — сказала Эрдбирен, оборачиваясь к Виму.
— Слушаю, госпожа, — он упрямо поджал губы, готовясь обороняться и упираться.
— Ты беспокоишься не за собственную шкуру, а за меня. Не отрицай, я знаю.
— Есть такое, — Вим взглянул удивленно, но спорить не стал.
— Его сиятельство не приказывал присматривать за мной, — сказала и вдруг поняла, что ей бы хотелось ошибиться. У Астора так и не выдалось свободной минуты проверить ее умения. Ни на следующий день после приема, как собирался, ни через день, ни даже через два. Наверное, он мог бы и впрямь распорядиться… Она, конечно, не думала всерьез, что ей что-то угрожает. И герцог не думал, он ведь так и сказал тогда, на балконе. Но все же…
— Нет, госпожа.
Эрдбирен кивнула. Конечно, нет. Астор и не должен был. Какая глупость — расстраиваться по такому странному поводу!
— И я велела тебе оставаться на месте, но ты все равно пошел за мной.
— Все так, — раскаивающимся Вим не выглядел. И даже притвориться не пытался!
— Скажи, а его сиятельство всем своим работникам позволяет так откровенно нарушать приказы?
— Не знаю, госпожа. И вы можете жаловаться на меня сколько хотите, — он вдруг сглотнул, но упрямо сжал зубы, а через мгновение продолжил: — Только я все равно вас тут без присмотра не оставлю.
Эрдбирен вдруг отчетливо вспомнила возмущенную Юву и ее “Не имею права ухватить вас за шкирку и вразумить?” Нет, злиться на Вима она не могла. Он по какой-то причине в самом деле хотел ее защитить, даже если переходил все мыслимые границы, позволяя себе следовать за госпожой, нарушив распоряжение, и подслушивать ее разговор, не сообщив о своем присутствии. Пусть даже разговор вовсе не был секретным и велся посреди улицы.
— Я не стану жаловаться. Но ты же понимаешь, что я здесь не впервые. А еще я владею боевой и защитной магией на довольно высоком уровне. А еще меня обучали один из лучших мечников севера и лучший фехтовальщик Кронбурга, — она усмехнулась, почуяв интерес. — Полуторный тесак, боевой топор, техника со щитом и без щита, выкидные эриганские ножи, вигантийские парные кортики, основы меча и шпаги, но их не люблю.
— А что же вы любите, госпожа? — с каким-то бесшабашным азартом спросил Вим. — Ни тесака, ни шпаги при вас нет.
Рена чуяла его сомнение, удивление и яркий, искренний интерес. За этот интерес хотелось ухватиться. Нет, все же не всех в доме Астора поразило поветрие ненависти и неприязни. Были и кроме гера Снарге те, кто не имел ничего против нее лично. И отыскать их, оказывается, можно в самых неожиданных местах, например, в стогу сена на конюшне. Она улыбнулась и немного отвела полу плаща, так чтобы обнажились удобные открытые ножны на поясе.
— Знаешь, что это?
У Вима загорелись глаза.
— Северный двурог! Неужели…
Рена бережно погладила ножны. Двурог отозвался привычным теплом металла и кожи.
— Сэйен-эрдэ. Рассекающий душу. Любая северянка скажет тебе, что выйти из дома без оружия — все равно, что голой.
Именно это стало еще одной причиной ее решения — не просить герцога о заступничестве. Он должен увидеть все своими глазами, а не узнать от женщины, с которой знаком чуть больше недели. И экономка, и дворецкий, и кухарки с прачками, и садовники, и Керт — каждый из них служил ему не первый год и был достоин доверия больше, чем только что появившаяся жена. Нет, Астор, конечно, вряд ли усомнился бы в ее словах, но увидеть самому и самому принять подходящее решение совсем не то же самое, что реагировать на чужие жалобы. Особенно, когда дело касается проблем в собственном доме.
В саду предсказуемо стало легче. Хотя с грустными мыслями все равно пора было расстаться хотя бы ненадолго — растения для практики и опытов чувствовали не только ее магию, но и настроение. Если прийти к ним обиженной или раздраженной, не стоит надеяться на быстрый и достойный результат. У взрослых растений от ее печалей никли листья, а маленькие и вовсе могли почернеть или засохнуть. Здесь не было места ненависти, зависти и обидам. Только желание зеленеть, радоваться солнцу и чужой вкусной магии и жить.
Эрдбирен издалека помахала геру Снарге, спешащему куда-то с большой корзиной, и остановилась у своей новой клумбы. Все было почти готово. Грунт осел, хорошо пропитался базовой подкормкой, а каменная основа из ноздреватых известняковых плиток и угловатых валунов альдита пропиталась ее магией. Осталось решить, с чего начать — с черенков жасмина или с пурпурной закатницы. Жасмин легче будет сразу проверить на практике — цветочные духи никогда не выходят из моды, особенно среди женщин. С закатницей все сложнее: запах слишком легкий, развеется даже от дыхания, а если чересчур усилить, будет слишком горько. Но Венделин вчера уверял, что аристократы Кронбурга пользуются духами не реже женщин. Причем, и запахи предпочитают самые разные. Кто-то более сдержанные, кто-то, наоборот, яркие и сладкие. Почему бы тогда не попробовать оттенить интенсивную горечь закатницы древесным мхом и разбавить легкой ноткой апельсиновой цедры?
Что ж, сложные вызовы ей всегда нравились. Тем более так неожиданно нашелся доброволец, готовый помогать. Эрдбирен еще раз неторопливо прощупала магией каждую пядь готовой клумбы, добавила силы в небольшие пустоты, разрыхлила излишне уплотнившийся грунт и удовлетворенно вздохнула. Раз уж настало время закатницы, значит, самое время навестить Анессу. Лучших семян и подкормок не отыщешь во всем Кронбурге.
Очень удачно получится: можно обновить запас простых семян, саженцев, грунтов и черенков, который как раз истощился. К тому же Анесса умела удивлять: магии в ней было не так уж много, зато любви и нежности хватало не только на маленького сына и многочисленных посетителей ее уютной лавчонки в Портовом квартале, но и на любое попавшее ей в руки семечко. Если кто и мог вырастить хоть черный крокус, хоть арасские бархатные орхидеи в обычном цветочном горшке, не пожалев на это месяцев упорного труда, то это Анесса. У нее всегда находилось, чем удивить заезжавшую к ней изредка госпожу Мьёль.
Прода от 24.07.2023, 11:41
Рена немного посомневалась, но все-таки решила, что не пристало герцогине Гросс вот так запросто разъезжать верхом по столице. Может быть, позже она бы и не задумалась об этом, но сейчас, когда и без того слуги мужа ни во что ее не ставят, лишний раз смущать умы и домочадцев, и горожан слишком вольными выходками и странными нравами северянок было не время. Так что уже через полчаса у парадного входа ее поджидал экипаж, самый простой, без заметных каждому гербов и герцогских вензелей на дверцах, с двумя мышастыми лошадками в упряжке и хмурым и страшно недовольным кучером на козлах. Причиной недовольства Вима, серьезного усатого парня с ранней сединой на висках, которого Эрдбирен отыскала дремлющим на конюшне в стогу сена, для разнообразия стал не сам факт поездки с новой хозяйкой, а ее желание разъезжать по городу инкогнито, без полагающегося по статусу роскошного выезда и сопровождения.
Портовый квартал всегда вызывал у Эрдбирен смешанные чувства. Ей нравился пропитанный запахом моря воздух, величавые корабли с вонзающимися в небо мачтами, тугие паруса отплывающих к горизонту фрегатов и пронзительные крики чаек. Все это напоминало о доме и неизменно откликалось теплом в сердце. Но несмолкающий шум, вечная толкотня и суета, ядреный дух перебродившей браги, лука и можжевеловой настойки из портовых кабаков, пьяные выкрики, хохот подгулявших матросов, визгливые звуки расстроенных скрипок из борделя мамаши Жу делали весь район порта, со множеством переулков и двумя маленькими площадями, местом довольно отталкивающим. А попрошайки всех возрастов и талантов, любители размять кулаки по любому поводу и ретивые карманники — еще и небезопасным. Задерживаться здесь дольше необходимого никогда не тянуло.
Домик Анессы находился, пожалуй, в одном из самых спокойных уголков — в тупичке неподалеку от Якорной площади. У городских ворот всегда дежурила королевская стража, и любители не слишком законных развлечений и шумных потасовок предпочитали сюда не соваться.
— Нехорошее место для прогулок вы выбрали, госпожа, — пробормотал Вим, неожиданно цепко и быстро оглядывая площадь. — Люди тут всякие встречаются.
Эрдбирен опустила капюшон пониже и, прежде, чем пойти знакомой дорогой, все-таки объяснила, потому что беспокойство Вима было искренним:
— Я ненадолго и недалеко. В лавку травницы Анессы, ее здесь все знают. Просто жди.
Только вот вместо знакомой вывески и клумбы с пестрым осенним многоцветьем у крыльца дом Анессы встретил ее заколоченными окнами, мертвыми почерневшими астрами и опечатанной дверью с тяжелым замком. От плохого предчувствия мгновенно сжалось сердце. Эрдбирен повела рукой, проверяя печать на чары, но магии в ней не было.
Она приезжала к Анессе… когда же? В середине лета, не позже. Пробовала отменный травяной чай и слушала увлекательную историю красного лимона, который приплыл к Анессе почти высохшим семечком из далекого жаркого Эригана в кармане одного старого боцмана, которому пришелся по вкусу здешний табак. «Представляете, госпожа, достал горсть медяков, высыпал мне на прилавок, а там — оно! Крошечное, сморщенное и почти мертвое. Только в самой сердцевинке едва теплилась искорка». Красный лимон занимал почетную большую кадку неподалеку от прилавка, и на нем уже завязались первые плоды.
Всего два месяца прошло. Что могло случиться?
Эрдбирен огляделась. Заметила в одном из приоткрытых окон по соседству сморщенное старушечье лицо и, откинув капюшон, подошла ближе.
Старушка, что сначала смотрела с опаской, теперь с любопытством подалась навстречу.
— Не подскажете, бабушка, что случилось с лавкой травницы?
— А вы кто ж ей будете, госпожа хорошая? Знакомица?
— Можно и так сказать, — улыбнулась Эрдбирен. — Была у нее летом. Моя тетушка теперь без ума от махровых бегоний, требует новых дивных цветов для любимого сада.
— Цветы, — кивнула старушка, — к ней многие за ними приходили. Даже знатные, из самого дворцового квартала. Знала Анеска к цветам особый подход. И к ним, и к травкам всяким. Иной раз так прихватит спину или ногу, ни вздохнуть, ни охнуть, а Анеска травки какой натолчет, запарит, то отвара даст, то так приложит, и будто и не было ничего. Как рукой снимет. Кто-то скажет волшба, а я так скажу — никакой волшбы, одна любовь ко всему живому, да руки золотые. Хорошим человеком была.
— Была? — переспросила Рена, чувствуя, как по спине ползет противный холодок.
— Так померла. С неделю уже. И ведь вот как бывает, в самом соку еще, а поди ж — в несколько дней истаяла. Ох, барышня, видели бы вы ее. Такую тоненькую в мертвецкую уносили. Что та тростиночка! Болезни ведь они как — никого не щадят и не предупреждают.
— Болезни, — повторила Эрдбирен, слушая и отказываясь верить. Анесса и впрямь была еще совсем молода, вряд ли старше Листерис, а ее Дидо всегда казался ровесником Брегана.
— Ну да, лихорадка какая-то окаянная. Здесь же у нас, госпожа, из каких только краев люду не набивается. Мало ли кто какую хворь разнесет. И вы, госпожа, тоже берегитесь, держитесь от приезжих подальше.
— А Дидо? — опомнилась Рена. — Сын Анессы! Что с ним?
— Да кто ж его знает, — старушка поджала губы, неодобрительно покосилась в сторону заколоченного дома. — Едва Анеска померла, как явилась эта… сестрица покойного Анескиного мужа, с супружником. Он у нее на верфях трудится. Здоровенный, что твой медведь! Явились, значит, и давай наследство делить. Лавку, деньги, какие отыскали. До мальца им и дела не было. Но тут подоспел наш квартальный жандарм и законника привел. Господин Ильшер, законник-то, он человек порядочный и дело свое знает. Что уж они там порешили, мне неведомо, но толстуху с супружником из дома выставили, так те со злости досками его заколотили — чтоб никто какое добро не растащил, и замок навесили. А квартальный с законником дверь опечатали.
Вроде как мальчишку к тетке определили. Только, барышня, внучок мой, он грузчиком в порту трудится, зеленый еще совсем, но хочет родителям помочь. Так вот, внучок мой говорил, что видал Дидо в порту с попрошайками. То ли он сам к ним прибился, то ли тетка отправила — такая-то даром ничего не даст, уж поверьте старой, госпожа. А я все думаю, хоть бы он ко мне заглянул когда. Живем-то мы небогато, но куска хлеба я бы для него не пожалела, много от Анески добра было, и мне немало досталось.
— Спасибо! — Рена вытянула из поясного кошеля монетку и положила на подоконник перед старушкой.
— Это еще зачем, госпожа? — удивилась та. — За разговор я денег не беру.
— Купите внуку и семье медовых пирожков. Анесса… — горло неожиданно перехватило. — Анесса очень их любила. Вспомните ее еще раз все вместе, за общим столом. А если вдруг Дидо все-таки придет… тут хватит чуть больше, чем на кусок хлеба.
— Благодарю, госпожа. Вот уж нежданно-негаданно. Все сделаю, как хотите. Видно, вам тоже Анескиного добра досталось, — понимающе покивала старушка, забирая монетку.
Прода от 26.07.2023, 11:07
Эрдбирен снова надела капюшон, смаргивая непрошенные слезы. «С попрошайками в порту». «Уж такая даром ничего не даст». В ушах все еще звучали слова, а перед глазами ярко, будто увиденные наяву, плыли картинки. Мертвая, «истаявшая» в несколько дней Анесса, заплаканный Дидо. Они с матерью были так привязаны друг к другу. Как он пережил такую горькую потерю? Не первую, но отца он не помнил. Муж Анессы погиб вскорости после его рождения. Ласковый и неглупый мальчик, окруженный заботой и любовью. Он помогал Анессе с лавкой, ухаживал за травками, учился под чутким руководством матери. «С попрошайками в порту».
Она с трудом сглотнула горький комок, прибавила шаг и почти тут же заметила Вима. Тот даже не пытался делать вид, что только сейчас подошел. Стоял, опершись плечом о стену соседнего дома, смотрел открыто и серьезно, будто просто выполнял свою работу, а не ослушался прямого приказа. Наверняка и разговор слышал. Эрдбирен вздохнула и молча прошла мимо: старушка все еще смотрела вслед. Только выйдя из тупичка, спросила:
— Зачем ты пошел следом?
— Неспокойно было. Простите, госпожа, но случись с вами что, его сиятельство шкуру с меня спустит.
— Он велел следить за мной?
— Нет! — И за этим сдержанно-возмущенным “нет” тоже была правда. Но не вся.
Рена прислушалась. Вим был раздражен, возмущен и сильно встревожен. Беспокойство никуда не делось, но к нему добавилось сильное желание настоять на своем. И что-то еще, не совсем понятное. Интересно. Чтобы как следует “чуять сердцем”, нужно было хоть немного привыкнуть к человеку, узнать его, иначе считывалась только самая поверхность эмоций, с остальным приходилось пробираться наугад и на ощупь.
Она остановилась. Экипаж стоял на прежнем месте. На площади сновали люди, зазывали прохожих лавочники, размахивал свежим новостным листом паренек в драной рубахе и бесформенной широкополой шляпе. На госпожу в капюшоне и усатого кучера никто не обращал внимания.
— Давай проясним кое-что, — сказала Эрдбирен, оборачиваясь к Виму.
— Слушаю, госпожа, — он упрямо поджал губы, готовясь обороняться и упираться.
— Ты беспокоишься не за собственную шкуру, а за меня. Не отрицай, я знаю.
— Есть такое, — Вим взглянул удивленно, но спорить не стал.
— Его сиятельство не приказывал присматривать за мной, — сказала и вдруг поняла, что ей бы хотелось ошибиться. У Астора так и не выдалось свободной минуты проверить ее умения. Ни на следующий день после приема, как собирался, ни через день, ни даже через два. Наверное, он мог бы и впрямь распорядиться… Она, конечно, не думала всерьез, что ей что-то угрожает. И герцог не думал, он ведь так и сказал тогда, на балконе. Но все же…
— Нет, госпожа.
Эрдбирен кивнула. Конечно, нет. Астор и не должен был. Какая глупость — расстраиваться по такому странному поводу!
— И я велела тебе оставаться на месте, но ты все равно пошел за мной.
— Все так, — раскаивающимся Вим не выглядел. И даже притвориться не пытался!
— Скажи, а его сиятельство всем своим работникам позволяет так откровенно нарушать приказы?
— Не знаю, госпожа. И вы можете жаловаться на меня сколько хотите, — он вдруг сглотнул, но упрямо сжал зубы, а через мгновение продолжил: — Только я все равно вас тут без присмотра не оставлю.
Эрдбирен вдруг отчетливо вспомнила возмущенную Юву и ее “Не имею права ухватить вас за шкирку и вразумить?” Нет, злиться на Вима она не могла. Он по какой-то причине в самом деле хотел ее защитить, даже если переходил все мыслимые границы, позволяя себе следовать за госпожой, нарушив распоряжение, и подслушивать ее разговор, не сообщив о своем присутствии. Пусть даже разговор вовсе не был секретным и велся посреди улицы.
— Я не стану жаловаться. Но ты же понимаешь, что я здесь не впервые. А еще я владею боевой и защитной магией на довольно высоком уровне. А еще меня обучали один из лучших мечников севера и лучший фехтовальщик Кронбурга, — она усмехнулась, почуяв интерес. — Полуторный тесак, боевой топор, техника со щитом и без щита, выкидные эриганские ножи, вигантийские парные кортики, основы меча и шпаги, но их не люблю.
— А что же вы любите, госпожа? — с каким-то бесшабашным азартом спросил Вим. — Ни тесака, ни шпаги при вас нет.
Рена чуяла его сомнение, удивление и яркий, искренний интерес. За этот интерес хотелось ухватиться. Нет, все же не всех в доме Астора поразило поветрие ненависти и неприязни. Были и кроме гера Снарге те, кто не имел ничего против нее лично. И отыскать их, оказывается, можно в самых неожиданных местах, например, в стогу сена на конюшне. Она улыбнулась и немного отвела полу плаща, так чтобы обнажились удобные открытые ножны на поясе.
— Знаешь, что это?
У Вима загорелись глаза.
— Северный двурог! Неужели…
Рена бережно погладила ножны. Двурог отозвался привычным теплом металла и кожи.
— Сэйен-эрдэ. Рассекающий душу. Любая северянка скажет тебе, что выйти из дома без оружия — все равно, что голой.
