— Постой. Я вдруг сейчас вспомнил… Она как будто была чем-то взволнована. Вчера не придал значения, думал, это из-за служанки, та никак не привыкнет к порталам. Но может, была и другая причина… Сообщи мне потом, все ли в порядке.
— Обязательно, — кивнул Астор. И успел сбежать за секунду до появления тех самых пугающих “родичей” во главе с женой Лунана.
Когда он был в Тессарде в прошлый раз, там витал запах пыли, плесени и запустения. Теперь — насколько можно было оценить, пройдя от портальной через коридор до гостиной, — замок был вычищен до блеска, заменены разбитые стекла в окнах и витражах, и, по крайней мере в гостиной, стояла новехонькая удобная мебель. А в портальной дежурил слуга, который предложил подождать в гостиной и тут же умчался сообщить хозяйке о госте.
— Отец! — Леонора вошла стремительно, показалось даже, что она, как и слуга до того, бежала. Астор охватил ее единственным взглядом, сразу всю: собранные в узел волосы, простое домашнее платье, несколько мокрых пятнышек на подоле, как будто она сама что-то отмывала вместе со своими служанками. Или, по меньшей мере, раздавала указания непосредственно на месте, а не из мягкого кресла.
А еще он понял, что за это время — а вроде бы не так уж много прошло — успел соскучиться по дочери, как будто год ее не видел.
— Хозяйничаешь? — с улыбкой спросил он. — А я за Реной. Лунан сказал, она у тебя.
— Ты не представляешь, сколько здесь всего… — она осеклась, продолжила: — Хотя нет, как раз ты, я думаю, отлично представляешь, что тут творится. Только Рены нет. Она еще вчера ушла, едва стемнело.
Леонора подошла ближе, подняла голову, всматриваясь в глаза. Не так, как Лунан. Иначе — пытливо и встревоженно.
— Она просила передать, если ты со мной свяжешься, что пойдет на север. Домой. И что вам очень нужно поговорить. А я хочу спросить у тебя — почему у твоей жены нет личного связного артефакта?
— Что случилось? Ты знаешь? — уже не тревога, не дурные предчувствия — его охватила уверенность, что произошло нечто действительно плохое. Гораздо хуже, чем погубленные ростки и ложь о поездках к модистке и ювелиру. — Наши кольца еще не настроились, а артефакт… я не предполагал, что все будет настолько сложно. Что она не сможет или не захочет воспользоваться тем, что у меня в кабинете.
— Не хочу вмешиваться, но я переживаю за вас обоих. И прости, за нее — особенно. Рена никогда не жалуется. Никогда, понимаешь? — Леонора вздохнула и, слегка отступив, качнула головой. — Я не знаю, что случилось. Знаю только, что ее служанка готова была умереть прямо в портале от истощения и дурноты, но не отпустить ее одну. Еще знаю, что ей срочно нужно было увидеться с какой-то знакомой травницей, та живет к северу отсюда, почти на границе. Это все.
— И где мне ее искать?
— В замке Мьёлей, конечно.
— Тогда я туда.
Мельком порадовался, что в Тессард среди прочего доставили мощный, запитанный черным льдом портальный артефакт, но радость была тускло-отстраненная, как будто радовался какой-то другой Астор. Не тот, который сейчас мог думать только о том, что же, черти бы все побрали, произошло с Реной, почему вдруг она ринулась на север, да еще и не сразу из Кронбурга, а такими зигзагами. Как будто следы заметала!
Дальний портал, к тому же четвертый за пару часов, едва не вывернул наизнанку. Портальная замка Мьёлей встретила его тишиной и пустотой. В коридоре тоже не было никого, а бегать по замку в поисках Астор не то чтобы не хотел — у него сейчас недостало бы терпения.
— Есть здесь кто? — рявкнул он.
И, будто только и ждал этого вопля, в коридоре возник дворецкий. Высоченному немолодому северянину больше пошел бы кузнечный молот или корабельный штурвал, чем ливрея дворецкого. Но во внимательном взгляде Астор с удивлением заметил узнавание.
— Добро пожаловать в замок Мьёлей, — пробасил здоровяк, склоняя голову. — Что угодно вашему сиятельству?
— Где Эрдбирен?
— Госпожа в Ржавом распадке. С утра уехали. Желаете подождать или отправиться туда? Если туда, я прикажу заседлать вам коня. И провожатого дам. Здесь недалеко, только с холма спуститься и пролесок миновать.
— Туда, — ни секунды не колеблясь, ответил Астор. Какое еще “подождать”?! Нетерпение и тревога подхлестывали: он должен, наконец, понять, что происходит, что с его женой! Поймал взгляд прозрачно-серых, северных глаз и добавил: — Немедленно.
Надо отдать должное людям Лунана: “немедленно” они понимали правильно. К конюшне Астора проводили чуть ли не бегом, задержавшись только у дверей, где его, не спрашивая, чуть ли не силой, приодели в меховое одеяние до середины бедер — кафтан не кафтан, шуба не шуба, в северной моде Астор и близко не разбирался, но тяжелый волчий мех мгновенно согрел, и тут только Астор осознал, что здесь уже зима, и даже в коридорах замка свищут холодные сквозняки. А на улице и вовсе лежат сугробы.
Обещанный провожатый вывел из конюшни заседланных коней, Астор вскочил в седло, а дальше была бешеная скачка, как ему показалось, по бездорожью. Снег, густые заросли голых кустов, редкие кривые сосны, орущие над головой чайки — все казалось нереальным, а когда, резко свернув, из белой пелены попали в заросший рыжей, как будто и впрямь ржавой травой овражек, в котором снега почему-то почти не было, ощущение нереальности усилилось до предела. Как будто из зимы попали… нет, все-таки не в осень. Скорее — в безвременье. Почему-то казалось, что эта трава такая же рыже-ржавая и весной, и летом…
У въезда в распадок на здоровенном валуне сидела знакомая рыжая служанка, прямо в цвет травы. Рядом с ней паслись две лошади.
Придержал коня парень-провожатый. Спрыгнула с камня Юва. Пошатнулась и, похоже, едва удержалась на ногах, но надвинулась на них с очень грозным, хоть и измученным бледно-зеленым видом. Поклонилась:
— Приветствую, господин, — и добавила провожатому. — А тебе туда нельзя.
— Знаю, не дурак. Ваше сиятельство, вас ждать или можно ехать?
— Отправляйся, — отпустил его Астор, спешиваясь. — Юва, где хозяйка?
— Так прямо идите. Мне туда хода нет, а вас чары пустят.
И Астор пошел, чувствуя давление плотного, насыщенного магией воздуха. Пришлось заметно углубиться в овраг, по дну которого ползли клочья молочно-белого тумана, касаясь рыжей клочковатой травы, прежде чем он наконец увидел жену. Сначала в глаза бросился ярко-зеленый островок молодой свежей травы, солнечным пятном выделявшийся на общем ржаво-сером фоне. Воздух вокруг него подрагивал и едва не искрился от перенасыщения чарами, туман, подбиравшийся к лужайке, коснувшись границы, торопливо отступал, расползаясь длинными белесыми прядями. Эрдбирен лежала на траве, раскинув руки. Взгляд жадно охватил ее тело, от брюк и мягких сапог до голых рук, распущенных волос и едва прикрытой снятой рубашкой обнаженной груди. Рядом Астор заметил сброшенную верхнюю одежду, почти такую же, как у него.
Он остановился на несколько секунд, вбирая эту картину, какую-то фантастически-волшебную. Подошел ближе, почему-то боясь, что в любой миг видение исчезнет, окажется мороком вроде тех, что путают и морочат на Запретной горе. Но его жена, за которой пришлось побегать, пока нашел, исчезать и не думала, и он окликнул:
— Рена?
Она вздрогнула, распахнула глаза и одним быстрым движением села, едва успев подхватить рубашку.
— Астор? — спросила с таким неверием и изумлением, будто увидела на его месте по меньшей мере какого-нибудь лазурного дракона или мифического рыболюда. — Вы…
— Я чуть с ума не сошел, пока прыгал из портала в портал по вашим следам. Что случилось, Рена? Вы в порядке?
— Еще не совсем. Но скоро буду. Давайте я лучше покажу, пока еще есть что показывать. Так будет проще объяснить. Садитесь, — она похлопала по траве рядом. — У меня здесь тепло. — Перебросила волосы вперед и повернулась, открывая взгляду длинную узкую спину. По светлой коже отвратительным узором расползались ветвистые полосы и прожилки, кое-где насыщенно алые, кое-где заметно потускневшие, бледно-розовые.
— Что это? — он протянул руку и тут же отдернул, не прикасаясь: в последний момент подумал, что прикосновение к воспаленной коже наверняка причинит боль.
— Это причина, по которой я сбежала. Вы не против, если я лягу обратно? Хотелось бы побыстрее избавиться от этого безобразия. — После его поспешного кивка она снова легла, с видимым облегчением вжимаясь в траву. — Пурпурная столистница. Она же — кроволюбка, она же колючка смертника. В малых дозах ее применяют для очистки ран, нагноений, обязательно в смеси с белым мхом, чтобы нейтрализовать разъедающие свойства. В чистом виде — вызывает раздражение, воспаление, при длительном контакте с кожей может причинить довольно серьезный вред, а если попадет в глаза, слепота почти гарантирована. Используется в некоторых ядах. В “алом поцелуе”, например. А измельченная в порошок с добавлением серого крапивника вызывает… то, что вы сейчас видели.
Спокойный, почти академически полный ответ ужасающе дисгармонировал с тем, что Астор видел и что наверняка должна была чувствовать Рена. Утихнувшее, когда он понял, что жена нашлась, беспокойство взорвалось яростью такой резкой, что от нее потемнело в глазах. Вот, значит, как? Не успел он покинуть дом, как мелкие пакости и уколы в адрес хозяйки сменились откровенным покушением на нее?
Взять себя в руки удалось колоссальным усилием, и только потому, что здесь и сейчас он все равно не мог найти и наказать виновных.
— И вы… лечитесь вот так? Другого способа нет, или все дело в том, что вы не рискнули оставаться в моем доме?
— Здесь мое место силы. Этот овраг с детства давал мне больше, чем вся остальная северная земля. В нем я могу вырастить все, что угодно, и усилить свойства почти запредельно. Временно, конечно, но все же. Даже лучистый травень. Слышали про него? — Она нежно погладила мягкие кончики сочно-зеленой и словно залитой солнечным светом травы. — От любых повреждений кожи нет средства лучше. Особенно в таком… свежем и насыщенно-магическом виде. А от остатков яда я уже избавилась. Это не сложно, если знаешь, что именно делать.
Астор погладил траву вслед за ней, почти бессознательно, все еще борясь с яростью. Избавиться от предателей в собственном доме тоже не сложно, если знаешь, что именно делать. Он — знал, это, в конце концов, его работа. И теперь точно пришло время отложить все прочие дела. Вообще все. Не рухнул же Кронбург, пока он разбирался с Чернолесьем. Значит, постоит без внимания герцога Гросса и еще немного, пока оный герцог займется наконец личными делами.
А трава оказалась теплой, как будто нагретой летним полуденным солнцем. И даже его серьезно ослабленного сейчас восприятия магии хватало, чтобы чувствовать исходящую от нее благую силу.
— Ложитесь, — предложила Рена. — Вам тоже не помешает восстановиться. Только… — она окинула его взглядом и улыбнулась. — Снимите парку, вам же жарко.
Тут только он понял, что и правда — жарко. Скинул меховую “парку”, которую назвали так, не иначе, от “запариться”, подумав, снял и камзол, и рубашку. А вот так было, пожалуй, холодно: близкая, всего в шаге, зима так и норовила ущипнуть за бока. Астор лег спиной в траву, как Рена. Рядом с ней. Поддавшись порыву, взял за руку, переплел пальцы.
От травы, а может, из земли, текла сила. Непривычная, не похожая на магию источников Кронбурга.
— Северная магия, — задумчиво сказал Астор. — Дикая, но вы приручили ее. Научились как-то совмещать с обычной. И все-таки по-настоящему ваша магия — именно эта, так, Рена? Сложно с ней управляться?
— Нет, если точно знаешь, сколько и зачем ты просишь. С дикой магией сложнее только потому, что она всегда соблазняет тебя шагнуть за черту. Но ведь это как в жизни — не бери столько, сколько не сможешь унести, не делай того, о чем придется жалеть. Правда, иногда тебе кажется, что сможешь и жалеть не придется, а потом… — она вздохнула и замолчала, будто собираясь с мыслями, а Астор невольно задержал дыхание: почудилось вдруг, что это она о нем, об их браке, и одно только предположение о том, что она — пожалела, резануло внезапной болью. Мог бы — засмеялся: немного же ему потребовалось времени, чтобы от “и думать не хочу о женитьбе” дойти до… до влюбленности? Он не мог сказать точно, что успел влюбиться в Эрдбирен, но совершенно точно не хотел, чтобы она жалела о решении быть с ним. Не хотел, чтобы она вдруг исчезла из его жизни. Не хотел ее потерять.
А она продолжила после паузы:
— Вот сейчас я почти жалею, что не попыталась разобраться в случившемся сразу и так поспешно ушла. Вы кое-чего не знаете обо мне. Как-то не было случая рассказать.
— Расскажите сейчас, — предложил он, тайком переводя дыхание. До сожалений о замужестве у нее, кажется, все-таки еще не дошло.
— Я говорила вам, что не развивала дар отца и ничего не смыслю в менталистике. Но я умею другое. “Чуять сердцем”, — произнесла она, кажется, с улыбкой, будто повторяя за кем-то. — Это не эмпатия в общепринятом смысле, но… очень похоже. Меня никто ничему не обучал, я не знаю никаких практических приемов. Просто слышу, чувствую, называйте как хотите. Любые яркие болезненные эмоции слышны всегда громче. Злость, раздражение, боль, ненависть, страх. От них иногда невозможно закрыться. Думаю, я бы смогла услышать того, кто боялся разоблачения. Но меня беспокоит другое. Тем утром мне показалось, что это больше, чем простое человеческое желание сделать гадость. И не было ни одного человека, с кем я могла бы поделиться этим беспокойством. Венделин тоже исчез, вместе с вами.
— Стоп! — Астор даже сел, так неожиданно и важно было то, что он услышал. — Рена, давайте еще раз. Верно ли я вас понял? Вы можете слышать эмоции, и вы знаете, точно знаете, кто из моих слуг что чувствует по отношению к вам? И от кого исходило это “больше, чем желание сделать гадость”? Давайте подробно и максимально точно. Мне нужна опорная точка для начала расследования.
— К сожалению, никакой точности не будет. В том-то и дело, что, спустившись тем утром на кухню, я не услышала ничего нового для себя. Может, стоило бы собрать всех, но… — Она беспокойно пошевелилась, подтянула немного сползшую рубашку повыше. — Смотрите. Кроволюбка опасна. Но только для тех, кто не знает, как купировать ее действие. И если бы я не знала, то мне пришлось бы бежать к целителю. И объясняться. История о герцогине Гросс, на которую покушались в собственном доме, думаю, наделала бы много нездорового шума. Но я знаю, как излечиться. То есть… что получается? Это все-таки была просто гадость? Чуть более опасная и гораздо более мерзкая, чем предыдущие? Тот, кто подсыпал мне в постель порошок, знал, что я отлично разбираюсь в травах и сама справлюсь с последствиями? Или он хотел скандала? Или вообще не представлял, что именно подсыпает? Мой дар не помог бы найти правильный ответ на эти вопросы, а без ответа… Я решила, что вы справитесь лучше. И еще подумала, что пока никто в доме не должен знать, где я. На всякий случай.
Астор медленно выдохнул и снова лег. Теперь — на бок, так, чтобы видеть жену. Она тоже смотрела на него, чуть повернув голову, покусывая губу, и, кажется, волновалась. По крайней мере, ее грудь сейчас вздымалась заметнее, чем когда он только пришел сюда.
— Обязательно, — кивнул Астор. И успел сбежать за секунду до появления тех самых пугающих “родичей” во главе с женой Лунана.
Когда он был в Тессарде в прошлый раз, там витал запах пыли, плесени и запустения. Теперь — насколько можно было оценить, пройдя от портальной через коридор до гостиной, — замок был вычищен до блеска, заменены разбитые стекла в окнах и витражах, и, по крайней мере в гостиной, стояла новехонькая удобная мебель. А в портальной дежурил слуга, который предложил подождать в гостиной и тут же умчался сообщить хозяйке о госте.
— Отец! — Леонора вошла стремительно, показалось даже, что она, как и слуга до того, бежала. Астор охватил ее единственным взглядом, сразу всю: собранные в узел волосы, простое домашнее платье, несколько мокрых пятнышек на подоле, как будто она сама что-то отмывала вместе со своими служанками. Или, по меньшей мере, раздавала указания непосредственно на месте, а не из мягкого кресла.
А еще он понял, что за это время — а вроде бы не так уж много прошло — успел соскучиться по дочери, как будто год ее не видел.
— Хозяйничаешь? — с улыбкой спросил он. — А я за Реной. Лунан сказал, она у тебя.
— Ты не представляешь, сколько здесь всего… — она осеклась, продолжила: — Хотя нет, как раз ты, я думаю, отлично представляешь, что тут творится. Только Рены нет. Она еще вчера ушла, едва стемнело.
Леонора подошла ближе, подняла голову, всматриваясь в глаза. Не так, как Лунан. Иначе — пытливо и встревоженно.
— Она просила передать, если ты со мной свяжешься, что пойдет на север. Домой. И что вам очень нужно поговорить. А я хочу спросить у тебя — почему у твоей жены нет личного связного артефакта?
— Что случилось? Ты знаешь? — уже не тревога, не дурные предчувствия — его охватила уверенность, что произошло нечто действительно плохое. Гораздо хуже, чем погубленные ростки и ложь о поездках к модистке и ювелиру. — Наши кольца еще не настроились, а артефакт… я не предполагал, что все будет настолько сложно. Что она не сможет или не захочет воспользоваться тем, что у меня в кабинете.
— Не хочу вмешиваться, но я переживаю за вас обоих. И прости, за нее — особенно. Рена никогда не жалуется. Никогда, понимаешь? — Леонора вздохнула и, слегка отступив, качнула головой. — Я не знаю, что случилось. Знаю только, что ее служанка готова была умереть прямо в портале от истощения и дурноты, но не отпустить ее одну. Еще знаю, что ей срочно нужно было увидеться с какой-то знакомой травницей, та живет к северу отсюда, почти на границе. Это все.
— И где мне ее искать?
— В замке Мьёлей, конечно.
— Тогда я туда.
Мельком порадовался, что в Тессард среди прочего доставили мощный, запитанный черным льдом портальный артефакт, но радость была тускло-отстраненная, как будто радовался какой-то другой Астор. Не тот, который сейчас мог думать только о том, что же, черти бы все побрали, произошло с Реной, почему вдруг она ринулась на север, да еще и не сразу из Кронбурга, а такими зигзагами. Как будто следы заметала!
Дальний портал, к тому же четвертый за пару часов, едва не вывернул наизнанку. Портальная замка Мьёлей встретила его тишиной и пустотой. В коридоре тоже не было никого, а бегать по замку в поисках Астор не то чтобы не хотел — у него сейчас недостало бы терпения.
— Есть здесь кто? — рявкнул он.
И, будто только и ждал этого вопля, в коридоре возник дворецкий. Высоченному немолодому северянину больше пошел бы кузнечный молот или корабельный штурвал, чем ливрея дворецкого. Но во внимательном взгляде Астор с удивлением заметил узнавание.
— Добро пожаловать в замок Мьёлей, — пробасил здоровяк, склоняя голову. — Что угодно вашему сиятельству?
— Где Эрдбирен?
— Госпожа в Ржавом распадке. С утра уехали. Желаете подождать или отправиться туда? Если туда, я прикажу заседлать вам коня. И провожатого дам. Здесь недалеко, только с холма спуститься и пролесок миновать.
— Туда, — ни секунды не колеблясь, ответил Астор. Какое еще “подождать”?! Нетерпение и тревога подхлестывали: он должен, наконец, понять, что происходит, что с его женой! Поймал взгляд прозрачно-серых, северных глаз и добавил: — Немедленно.
Прода от 06.10.2023, 10:27
Надо отдать должное людям Лунана: “немедленно” они понимали правильно. К конюшне Астора проводили чуть ли не бегом, задержавшись только у дверей, где его, не спрашивая, чуть ли не силой, приодели в меховое одеяние до середины бедер — кафтан не кафтан, шуба не шуба, в северной моде Астор и близко не разбирался, но тяжелый волчий мех мгновенно согрел, и тут только Астор осознал, что здесь уже зима, и даже в коридорах замка свищут холодные сквозняки. А на улице и вовсе лежат сугробы.
Обещанный провожатый вывел из конюшни заседланных коней, Астор вскочил в седло, а дальше была бешеная скачка, как ему показалось, по бездорожью. Снег, густые заросли голых кустов, редкие кривые сосны, орущие над головой чайки — все казалось нереальным, а когда, резко свернув, из белой пелены попали в заросший рыжей, как будто и впрямь ржавой травой овражек, в котором снега почему-то почти не было, ощущение нереальности усилилось до предела. Как будто из зимы попали… нет, все-таки не в осень. Скорее — в безвременье. Почему-то казалось, что эта трава такая же рыже-ржавая и весной, и летом…
У въезда в распадок на здоровенном валуне сидела знакомая рыжая служанка, прямо в цвет травы. Рядом с ней паслись две лошади.
Придержал коня парень-провожатый. Спрыгнула с камня Юва. Пошатнулась и, похоже, едва удержалась на ногах, но надвинулась на них с очень грозным, хоть и измученным бледно-зеленым видом. Поклонилась:
— Приветствую, господин, — и добавила провожатому. — А тебе туда нельзя.
— Знаю, не дурак. Ваше сиятельство, вас ждать или можно ехать?
— Отправляйся, — отпустил его Астор, спешиваясь. — Юва, где хозяйка?
— Так прямо идите. Мне туда хода нет, а вас чары пустят.
И Астор пошел, чувствуя давление плотного, насыщенного магией воздуха. Пришлось заметно углубиться в овраг, по дну которого ползли клочья молочно-белого тумана, касаясь рыжей клочковатой травы, прежде чем он наконец увидел жену. Сначала в глаза бросился ярко-зеленый островок молодой свежей травы, солнечным пятном выделявшийся на общем ржаво-сером фоне. Воздух вокруг него подрагивал и едва не искрился от перенасыщения чарами, туман, подбиравшийся к лужайке, коснувшись границы, торопливо отступал, расползаясь длинными белесыми прядями. Эрдбирен лежала на траве, раскинув руки. Взгляд жадно охватил ее тело, от брюк и мягких сапог до голых рук, распущенных волос и едва прикрытой снятой рубашкой обнаженной груди. Рядом Астор заметил сброшенную верхнюю одежду, почти такую же, как у него.
Он остановился на несколько секунд, вбирая эту картину, какую-то фантастически-волшебную. Подошел ближе, почему-то боясь, что в любой миг видение исчезнет, окажется мороком вроде тех, что путают и морочат на Запретной горе. Но его жена, за которой пришлось побегать, пока нашел, исчезать и не думала, и он окликнул:
— Рена?
Она вздрогнула, распахнула глаза и одним быстрым движением села, едва успев подхватить рубашку.
— Астор? — спросила с таким неверием и изумлением, будто увидела на его месте по меньшей мере какого-нибудь лазурного дракона или мифического рыболюда. — Вы…
— Я чуть с ума не сошел, пока прыгал из портала в портал по вашим следам. Что случилось, Рена? Вы в порядке?
— Еще не совсем. Но скоро буду. Давайте я лучше покажу, пока еще есть что показывать. Так будет проще объяснить. Садитесь, — она похлопала по траве рядом. — У меня здесь тепло. — Перебросила волосы вперед и повернулась, открывая взгляду длинную узкую спину. По светлой коже отвратительным узором расползались ветвистые полосы и прожилки, кое-где насыщенно алые, кое-где заметно потускневшие, бледно-розовые.
— Что это? — он протянул руку и тут же отдернул, не прикасаясь: в последний момент подумал, что прикосновение к воспаленной коже наверняка причинит боль.
— Это причина, по которой я сбежала. Вы не против, если я лягу обратно? Хотелось бы побыстрее избавиться от этого безобразия. — После его поспешного кивка она снова легла, с видимым облегчением вжимаясь в траву. — Пурпурная столистница. Она же — кроволюбка, она же колючка смертника. В малых дозах ее применяют для очистки ран, нагноений, обязательно в смеси с белым мхом, чтобы нейтрализовать разъедающие свойства. В чистом виде — вызывает раздражение, воспаление, при длительном контакте с кожей может причинить довольно серьезный вред, а если попадет в глаза, слепота почти гарантирована. Используется в некоторых ядах. В “алом поцелуе”, например. А измельченная в порошок с добавлением серого крапивника вызывает… то, что вы сейчас видели.
Спокойный, почти академически полный ответ ужасающе дисгармонировал с тем, что Астор видел и что наверняка должна была чувствовать Рена. Утихнувшее, когда он понял, что жена нашлась, беспокойство взорвалось яростью такой резкой, что от нее потемнело в глазах. Вот, значит, как? Не успел он покинуть дом, как мелкие пакости и уколы в адрес хозяйки сменились откровенным покушением на нее?
Взять себя в руки удалось колоссальным усилием, и только потому, что здесь и сейчас он все равно не мог найти и наказать виновных.
— И вы… лечитесь вот так? Другого способа нет, или все дело в том, что вы не рискнули оставаться в моем доме?
— Здесь мое место силы. Этот овраг с детства давал мне больше, чем вся остальная северная земля. В нем я могу вырастить все, что угодно, и усилить свойства почти запредельно. Временно, конечно, но все же. Даже лучистый травень. Слышали про него? — Она нежно погладила мягкие кончики сочно-зеленой и словно залитой солнечным светом травы. — От любых повреждений кожи нет средства лучше. Особенно в таком… свежем и насыщенно-магическом виде. А от остатков яда я уже избавилась. Это не сложно, если знаешь, что именно делать.
Астор погладил траву вслед за ней, почти бессознательно, все еще борясь с яростью. Избавиться от предателей в собственном доме тоже не сложно, если знаешь, что именно делать. Он — знал, это, в конце концов, его работа. И теперь точно пришло время отложить все прочие дела. Вообще все. Не рухнул же Кронбург, пока он разбирался с Чернолесьем. Значит, постоит без внимания герцога Гросса и еще немного, пока оный герцог займется наконец личными делами.
Прода от 09.10.2023, 10:50
А трава оказалась теплой, как будто нагретой летним полуденным солнцем. И даже его серьезно ослабленного сейчас восприятия магии хватало, чтобы чувствовать исходящую от нее благую силу.
— Ложитесь, — предложила Рена. — Вам тоже не помешает восстановиться. Только… — она окинула его взглядом и улыбнулась. — Снимите парку, вам же жарко.
Тут только он понял, что и правда — жарко. Скинул меховую “парку”, которую назвали так, не иначе, от “запариться”, подумав, снял и камзол, и рубашку. А вот так было, пожалуй, холодно: близкая, всего в шаге, зима так и норовила ущипнуть за бока. Астор лег спиной в траву, как Рена. Рядом с ней. Поддавшись порыву, взял за руку, переплел пальцы.
От травы, а может, из земли, текла сила. Непривычная, не похожая на магию источников Кронбурга.
— Северная магия, — задумчиво сказал Астор. — Дикая, но вы приручили ее. Научились как-то совмещать с обычной. И все-таки по-настоящему ваша магия — именно эта, так, Рена? Сложно с ней управляться?
— Нет, если точно знаешь, сколько и зачем ты просишь. С дикой магией сложнее только потому, что она всегда соблазняет тебя шагнуть за черту. Но ведь это как в жизни — не бери столько, сколько не сможешь унести, не делай того, о чем придется жалеть. Правда, иногда тебе кажется, что сможешь и жалеть не придется, а потом… — она вздохнула и замолчала, будто собираясь с мыслями, а Астор невольно задержал дыхание: почудилось вдруг, что это она о нем, об их браке, и одно только предположение о том, что она — пожалела, резануло внезапной болью. Мог бы — засмеялся: немного же ему потребовалось времени, чтобы от “и думать не хочу о женитьбе” дойти до… до влюбленности? Он не мог сказать точно, что успел влюбиться в Эрдбирен, но совершенно точно не хотел, чтобы она жалела о решении быть с ним. Не хотел, чтобы она вдруг исчезла из его жизни. Не хотел ее потерять.
А она продолжила после паузы:
— Вот сейчас я почти жалею, что не попыталась разобраться в случившемся сразу и так поспешно ушла. Вы кое-чего не знаете обо мне. Как-то не было случая рассказать.
— Расскажите сейчас, — предложил он, тайком переводя дыхание. До сожалений о замужестве у нее, кажется, все-таки еще не дошло.
— Я говорила вам, что не развивала дар отца и ничего не смыслю в менталистике. Но я умею другое. “Чуять сердцем”, — произнесла она, кажется, с улыбкой, будто повторяя за кем-то. — Это не эмпатия в общепринятом смысле, но… очень похоже. Меня никто ничему не обучал, я не знаю никаких практических приемов. Просто слышу, чувствую, называйте как хотите. Любые яркие болезненные эмоции слышны всегда громче. Злость, раздражение, боль, ненависть, страх. От них иногда невозможно закрыться. Думаю, я бы смогла услышать того, кто боялся разоблачения. Но меня беспокоит другое. Тем утром мне показалось, что это больше, чем простое человеческое желание сделать гадость. И не было ни одного человека, с кем я могла бы поделиться этим беспокойством. Венделин тоже исчез, вместе с вами.
— Стоп! — Астор даже сел, так неожиданно и важно было то, что он услышал. — Рена, давайте еще раз. Верно ли я вас понял? Вы можете слышать эмоции, и вы знаете, точно знаете, кто из моих слуг что чувствует по отношению к вам? И от кого исходило это “больше, чем желание сделать гадость”? Давайте подробно и максимально точно. Мне нужна опорная точка для начала расследования.
— К сожалению, никакой точности не будет. В том-то и дело, что, спустившись тем утром на кухню, я не услышала ничего нового для себя. Может, стоило бы собрать всех, но… — Она беспокойно пошевелилась, подтянула немного сползшую рубашку повыше. — Смотрите. Кроволюбка опасна. Но только для тех, кто не знает, как купировать ее действие. И если бы я не знала, то мне пришлось бы бежать к целителю. И объясняться. История о герцогине Гросс, на которую покушались в собственном доме, думаю, наделала бы много нездорового шума. Но я знаю, как излечиться. То есть… что получается? Это все-таки была просто гадость? Чуть более опасная и гораздо более мерзкая, чем предыдущие? Тот, кто подсыпал мне в постель порошок, знал, что я отлично разбираюсь в травах и сама справлюсь с последствиями? Или он хотел скандала? Или вообще не представлял, что именно подсыпает? Мой дар не помог бы найти правильный ответ на эти вопросы, а без ответа… Я решила, что вы справитесь лучше. И еще подумала, что пока никто в доме не должен знать, где я. На всякий случай.
Астор медленно выдохнул и снова лег. Теперь — на бок, так, чтобы видеть жену. Она тоже смотрела на него, чуть повернув голову, покусывая губу, и, кажется, волновалась. По крайней мере, ее грудь сейчас вздымалась заметнее, чем когда он только пришел сюда.
