— Не думаю, что мы с вами сейчас заснем, — усмехнулся он. — Один порыв ветра, и нужной концентрации нет как не было. Но, признаюсь честно, я впечатлен.
Она обернулась. Взглянула пытливо:
— Вы тоже думаете, что я “загубила зерно”?
— Вовсе нет, — живо возразил Астор. — Ваша магия совсем не такая, как у Лунана, вы бы и не смогли повторить его. Это правильно и разумно, что вы предпочли свой путь, что же касается Шталлера — он настоящий замшелый валун, похуже вот этих вот. Когда мы учились, он был в восторге от того, как ментальная магия раскрывается под воздействием дикой магии севера. Много раз повторял, что такого ученика, как Лунан Мьёль, у него не было никогда. Видно, понадеялся заполучить наконец-то второго в его дочери, и вдруг такое разочарование.
— Он расстроился, — согласилась Эрдбирен. — Всерьез. Но я уверена в своем выборе, остальное — не так уж важно.
Отчего-то в этом “я уверена в своем выборе” Астору почудилось что-то особенное, никак не связанное со Шталлером. Или связанное не только с ним. А еще мелькнула довольно странная, пожалуй, мысль, которую следовало быстро обдумать, но сначала…
— Скажите, Рена, а до того, как возникла эта идея со свадьбой, какие у вас были планы?
— Доучиться. Точнее, закончить дополнительный курс и получить степень. Мои исследовательские работы в ближайшие полтора-два года ждут в академии и двух гильдиях.
— То есть вы в какой-то мере настолько же занятой человек, как и я?
Астор улыбнулся, эта мысль ему нравилась. Жена, увлеченная исследованиями — совсем не то же самое, что жена, которая мается скукой и от скуки выносит мозги всем в доме, начиная с собственного мужа и заканчивая последней служанкой.
— Мне кажется, все-таки не настолько, — вернула она улыбку. — И, если это вдруг важно, я знаю, как вести дом. Замок, — уточнила. — Огромный старый замок. Герцогиня Мьёль, когда появилась на севере, не слишком хорошо разбиралась в подобном.
— Вот уж насчет чего вы можете не волноваться, — быстро и, кажется, почти испуганно возразил он. — В моем доме все налажено, не думаю, что там потребуется какой-то особенный присмотр. Но я имел в виду совсем другое. Учитывая исследования, насколько велико ваше желание вычеркнуть из них тот месяц, который уйдет на подготовку свадьбы?
Она нахмурилась, будто пыталась за его словами добраться до истинной сути вопроса, и вдруг улыбнулась.
— Вы знаете, как женятся на севере?
— Нет. Так вышло, что я не смог посетить свадьбу ваших родителей. Расскажете?
— Пара сговаривается. Либо сама, либо через старших родичей. А потом… Если лето, они просто входят в воду, вместе, и их венчают волны и древняя магия. А на берегу ждут родители и гости. Праздник не слишком пышный, но веселый. А если зима — они проходят по прибрежному льду, взявшись за руки, и любой сильный маг произносит слова древнего ритуала. Я понятия не имею, как целый месяц готовиться к свадьбе.
— О-о, я примерно могу рассказать. Платье для венчания, платье для пира и платье для брачной ночи. Украшения, приглашения, куча предварительных визитов. Бал накануне и бал первого дня. Умопомрачительно длинная и скучная церемония вручения подарков и провозглашения напутствий.
— И вас все это удручает даже больше, чем сам факт брака, — Эрдбирен фыркнула. — У вас есть идея, как нам избежать этого бесконечного ужаса длиной в месяц?
— Даже две. Одну я обдумывал, но там все упиралось в ваши желания. Свадьба особенное событие в жизни девушки, и очень многие хотят, чтобы все было “как положено”. Но ведь можно просто пойти в храм. Любой сильный маг проведет свадебный обряд, это не проблема. А все сопутствующие церемонии можно самым наглым образом проигнорировать, сославшись на занятость, государственные интересы и необходимость срочного отъезда. Ну а вторую вы сами только что подсказали. Ваш отец не зря носит титул герцога Северных земель. Не будет нарушением традиций, если он пожелает отдать дочь замуж в своем родовом гнезде и по своим обычаям.
— Вы предлагаете… — Эрдбирен, кажется, с трудом сдерживала смех, а уж какая задорная дьявольщина творилась в ее ярких глазах… — сбежать отсюда на север, окунуться в ледяную воду и вернуться обратно, чтобы никто не успел остановить и помешать? Очередное боевое задание?
— Почему бы и нет?
— Я согласна, ваше сиятельство. Только давайте возьмем отца. Он не переживет, если пропустит такое захватывающее путешествие и мою свадьбу. И думаю, его величество тоже.
И вот тут Астор рассмеялся. Искренне, от души, до слез. Как не смеялся уже много лет.
— Нет, Рена, — выдавил сквозь смех. — Это не “захватывающее путешествие”. Это, я цитирую то, что непременно скажет мой брат, “безумная выходка, вполне достойная дочери и зятя Снежного дьявола”.
— Папу я возьму на себя, а с его величеством, думаю, вы сумеете договориться.
Да уж конечно, сумеет! Арнольд наверняка так обрадуется тому, что брат перестал отбрыкиваться от свадьбы, что еще и не на такую “безумную выходку” согласится. Но Рена какова! Мгновенно оценить и подхватить идею, внести вполне разумные поправки и даже выдать скоординированный план ближайших действий! Была бы парнем, взял бы, не раздумывая, в группу Тессарда.
Но, увы, она была девушкой, и, сказать честно, прехорошенькой девушкой. Его будущей женой. Мало того, за этот короткий разговор он успел пообещать своей будущей жене не только уважение, но и откровенность. То есть определенную и не такую уж малую степень близости и доверия. А свои обещания Черный Ястреб привык выполнять.
С другой стороны, почему бы и нет, если дочь Лунана окажется этого достойна?
Ну а то, что их мнения о подготовке к свадьбе так приятно совпали, и вовсе грело душу и вселяло надежду на понимание.
Рена ждала, глядя на него смеющимися глазами, которые сейчас, в солнечной тени наступающего дня казались почти синими, и Астор ответил, искренне ей улыбнувшись:
— Обещаю.
Если бы лет десять назад ей сказали, что однажды она выйдет замуж за герцога Гросса, брата его величества короля Арнольда Второго, Эрдбирен бы, пожалуй, разревелась и ужасно расстроилась, а может, и поколотила бы гада, который посмел такое предполагать, если бы, конечно, дотянулась до него. С ростом Эрдбирен Мьёль не слишком повезло. Девчонкой она мечтала стать такой же высокой белокурой красавицей, как госпожа Листерис. Которую не портили даже покрасневшие от слез глаза и вечно недовольный вид.
Именно госпожа Листерис, приехавшая в их замок из столицы вместе с отцом, стала причиной того, что маленькая Рена ненавидела Черного Ястреба всем сердцем. Госпожа считала его не только негодяем и подлецом, не только лжецом и предателем, который прикидывался другом отца, но и единственным виновником северной ссылки, как называла герцогиня Мьёль свой переезд в родовые земли мужа.
Эрдбирен от души ей сочувствовала, и, хоть и радовалась возвращению папы, с которым виделась до этого совсем не часто, все равно страдала. Потому что красивая госпожа Листерис, которая настрого запретила даже пытаться назвать ее мачехой, была ужасно несчастна. А отец, глядя на ее мучения, чувствовал себя виноватым. Даже если никогда не показывал, Эрдбирен-то знала, что с ним творится на самом деле. Она как-то понимала это всегда. “Чуяла сердцем”, как любила говорить тетушка Ярва.
Если бы ей сказали о свадьбе с герцогом Гроссом лет пять назад, Эрдбирен рассмеялась бы в лицо недоумку, который позабыл о решении короля, спасавшего отца хорошо если от одних наветов, а скорее всего — от плахи. Отец был честен, рассказывая наконец правду о том, что случилось с ним в Кронбурге. А уж кровавая история казни Гюнтера Функа, возглавившего отвратительный заговор против брата короля и оклеветавшего отца перед всем королевским советом, даже снилась ей в кошмарах. Пока та же тетка Ярва не принесла заговоренный местным знахарем отвар из прибрежной ракитницы и лугового чабреца. Хорошо, что не успел узнать отец, наверняка пожалел бы о своем красочном рассказе.
Но Рена о его откровенности не жалела никогда. Ее мир тогда перевернулся вверх тормашками, и прежняя беззаботная девчонка неожиданно повзрослела. Нет, она не возненавидела Листерис за ее ложь, за ее неизбывную злобу на всех вокруг и вечное пренебрежение дочерью мужа. Она ее… пожалела. Потому что “чуяла сердцем”, что Листерис в своих заблуждениях, обидах и разочарованиях по-прежнему глубоко несчастна.
Если тебе так больно, что невозможно дышать, если все твои надежды и мечты обернулись прахом, а цветущая молодость прошла в местах, которые ты всем сердцем ненавидишь, ты просто не можешь быть доброй и всепрощающей. Эрдбирен с раннего детства привыкала к этому пониманию, потому что совсем рядом — только руку протяни и открой дверь в “черную берлогу старухи”, как шепотом называли восточный флигель замка слуги — жила бабушка. От ее безумной, раздирающей боли Эрдбирен всегда хотелось плакать.
Листерис повторяла бабушку. И, болея сама, делала несчастными других. Только бабушка была сильнее, мудрее, сдержаннее, она просто закрылась в своей “берлоге”, чтобы ее боль не затопила весь замок от подвалов до крыши. Листерис так не хотела, она предпочитала страдать громко и доносить свое страдание до всех, кто подвернется под руку. Эрдбирен этого не понимала, но Листерис все же жалела. Как потом стала отчаянно жалеть маленького Брегана, которого мать сначала пыталась залюбить до полного изнеможения, а потом сделала поводом для шантажа и бесконечных упреков отцу. Колману повезло немного больше — к тому времени Листерис слегка устала быть постоянно несчастной. И начала страдать чуть тише.
Если бы год назад Эрдбирен спросили об этой свадьбе… А еще лучше — полгода, когда в академии уже училась Леонора, а обрывки историй о ее матери, о пугающем зимнем походе на Запретную гору, о почти двух десятилетиях бесплодных поисков герцогом Астором своей дочери — стали из слухов, сплетен и небылиц захватывающей, болезненно-удивительной реальностью. Эрдбирен Мьёль, повзрослевшая и, наверное, все-таки слегка поумневшая, только горько вздохнула бы и от души посочувствовала мечтателю, который верит в бесплодные надежды и несбыточные мечты. Потому что сама была похожа на него. Где известный каждому в столице, да и во всем Стормберге, Черный Ястреб, а где ничем не выдающаяся и вовсе еще не доучившаяся дочка опального герцога Мьёля? Герцог Астор, точнее, тот образ, что сложился из множества крошечных осколков — чужих разговоров, негодующих шепотков, уважительных вздохов, восторженного обожания, печальных осознаний, ненависти и почитания, страха и верности, непонимания и любви — стал в ее воображении удивительно живым, многогранным и невероятно привлекательным.
Она видела его лишь однажды — издали, уже после появления в академии Леоноры. И выглядел он тогда, если честно, ужасно. Не герой легенд и девичьих грез, не один из сильнейших магов королевства, а усталый, изможденный мужчина, опиравшийся на руку Эберта и каждую секунду испытывающий выматывающую, разъедающую боль. И все-таки за этой неприглядной картиной, за искаженным лицом и истощенным телом, Эрдбирен чуяла глубокое, неудержимое счастье, нечеловеческое упрямство и отчаянное желание жить.
Герцог Астор, по воспоминаниям отца, за поисками дочери почти потерявший границу между светлой и темной магией, почти обреченный, по обрывочным рассказам Леоноры, на безумие и мучительную смерть, был чист как младенец, наполняясь новой силой, и собирался жить дальше, с обретенной дочерью, любимым братом и тайнами, заговорами и проблемами целого королевства.
Наверное, именно тогда, когда из бесплотного образа Астор Гросс стал человеком, Эрдбирен поняла, что запросто могла бы в него влюбиться. А может, и влюбилась уже — судя по тому, как екало сердце, когда герцог, все так же поддерживаемый Эбертом, с гордо поднятой головой и побелевшими от боли и напряжения скулами, садился в карету. Но Рена не любила верить в несбыточное.
Кто же знал, что стиснутая в самом отдаленном уголке сердца мечта вдруг расправит крылья и Эрдбирен Мьёль, пока еще ничем не выдающаяся дочка опального герцога Мьёля, так стремительно станет невестой и без пяти минут герцогиней Гросс.
Эрдбирен прижала к полыхающим щекам ледяные ладони, еще раз взглянула на себя в зеркало и вздрогнула от резкого стука.
Юва, с трудом привыкавшая к понятию “этикет”, еще не умела сдерживать свою порывистую, искреннюю и крайне эмоциональную натуру — в дверь хозяйской комнаты колотила как на пожар.
— К вам белая госпожа, — громким шепотом сказала Юва. Громко шептать у нее получалось гораздо лучше, чем тихо говорить.
— Кто? — Эрдбирен по-настоящему испугалась: не вздумалось же, в самом деле, Листерис, наплевав на запреты, явиться сюда? Но почти сразу подумала, что уж герцогиню Мьёль Юва наверняка бы узнала. Мачеха редко выезжала из замка, но на ежегодной ярмарке в низине Дракона бывала всегда, а отец Ювы, разудалый и отважный капитан Рауд, доставлявший вино для герцогских погребов, привозил заморские гребни, перстни с самоцветами и всякую невиданную мелочь. А Юва с малых лет помогала матери сбывать это богатство на летней ярмарке.
— О-о-очень белая госпожа, с во-о-от такими глазищами, — впечатленная Юва даже растопырила пальцы, чтобы передать великолепие этих то ли глазищ, то ли ресниц. — Не хуже мартовских голубых снегов на Крабьем озере, аж искрятся!
— Белая госпожа — это я, — высунулась из-за ее плеча Леонора, и Эрдбирен улыбнулась. Ну да, “глазищи” у Леоноры и впрямь искрились. Как будто светлую голубизну кто-то припорошил серебристым снегом. У ее отца цвет был другим — бледно-голубой стремился к сдержанной прохладной серости. Эрдбирен очень хорошо разглядела, потому что таращилась на него, кажется, не переставая.
И сразу вспомнилось, как после личного знакомства с герцогом Астором и их внезапного коварного соглашения по поводу вот такой, для кого-то, вероятно, совсем неправильной, а для кого-то и вовсе хулиганско-безобразной свадьбы-побега, Леонора появилась в особняке Мьёлей. И часа не прошло! И вид у нее был необычайно взволнованный.
Леонора вот уже почти год старательно вписывалась в незнакомый для нее мир. Контролировала себя во всем, привыкала к новым знакомствам и новому положению. Примеряла титул будущей графини Тессард крайне ответственно, и обычно старалась быть очень сдержанной. Но тогда… Эрдбирен усмехнулась, припомнив потрясенное “Как ты это сделала?!” и нехарактерный для Леоноры азартный блеск в глазах. Действительно, как можно заставить Черного Ястреба вступить в нежеланный брак настолько поспешно, в нарушение всех традиций и правил, да еще и по северному обычаю? Разумеется, никак. Если, конечно, он сам этого не хочет.
Сегодня Леонора выглядела привычнее — спокойной, собранной, в плотном шерстяном платье — как раз для пронизывающих северных ветров, и с меховой накидкой в руках, осенне-рыжей, лисьей. Но все-таки Эрдбирен чувствовала в ней волнение, очень похожее на то, что испытывала сейчас сама. Напряженное тревожное ожидание. Причем, вполне объяснимое — Эрдбирен была убеждена, что ни Леонора, ни Эберт не станут тянуть с собственной свадьбой слишком долго, так что, вероятно, совсем скоро Леонора займет ее место невесты.
Она обернулась. Взглянула пытливо:
— Вы тоже думаете, что я “загубила зерно”?
— Вовсе нет, — живо возразил Астор. — Ваша магия совсем не такая, как у Лунана, вы бы и не смогли повторить его. Это правильно и разумно, что вы предпочли свой путь, что же касается Шталлера — он настоящий замшелый валун, похуже вот этих вот. Когда мы учились, он был в восторге от того, как ментальная магия раскрывается под воздействием дикой магии севера. Много раз повторял, что такого ученика, как Лунан Мьёль, у него не было никогда. Видно, понадеялся заполучить наконец-то второго в его дочери, и вдруг такое разочарование.
— Он расстроился, — согласилась Эрдбирен. — Всерьез. Но я уверена в своем выборе, остальное — не так уж важно.
Прода от 12.05.2023, 11:23
Отчего-то в этом “я уверена в своем выборе” Астору почудилось что-то особенное, никак не связанное со Шталлером. Или связанное не только с ним. А еще мелькнула довольно странная, пожалуй, мысль, которую следовало быстро обдумать, но сначала…
— Скажите, Рена, а до того, как возникла эта идея со свадьбой, какие у вас были планы?
— Доучиться. Точнее, закончить дополнительный курс и получить степень. Мои исследовательские работы в ближайшие полтора-два года ждут в академии и двух гильдиях.
— То есть вы в какой-то мере настолько же занятой человек, как и я?
Астор улыбнулся, эта мысль ему нравилась. Жена, увлеченная исследованиями — совсем не то же самое, что жена, которая мается скукой и от скуки выносит мозги всем в доме, начиная с собственного мужа и заканчивая последней служанкой.
— Мне кажется, все-таки не настолько, — вернула она улыбку. — И, если это вдруг важно, я знаю, как вести дом. Замок, — уточнила. — Огромный старый замок. Герцогиня Мьёль, когда появилась на севере, не слишком хорошо разбиралась в подобном.
— Вот уж насчет чего вы можете не волноваться, — быстро и, кажется, почти испуганно возразил он. — В моем доме все налажено, не думаю, что там потребуется какой-то особенный присмотр. Но я имел в виду совсем другое. Учитывая исследования, насколько велико ваше желание вычеркнуть из них тот месяц, который уйдет на подготовку свадьбы?
Она нахмурилась, будто пыталась за его словами добраться до истинной сути вопроса, и вдруг улыбнулась.
— Вы знаете, как женятся на севере?
— Нет. Так вышло, что я не смог посетить свадьбу ваших родителей. Расскажете?
— Пара сговаривается. Либо сама, либо через старших родичей. А потом… Если лето, они просто входят в воду, вместе, и их венчают волны и древняя магия. А на берегу ждут родители и гости. Праздник не слишком пышный, но веселый. А если зима — они проходят по прибрежному льду, взявшись за руки, и любой сильный маг произносит слова древнего ритуала. Я понятия не имею, как целый месяц готовиться к свадьбе.
— О-о, я примерно могу рассказать. Платье для венчания, платье для пира и платье для брачной ночи. Украшения, приглашения, куча предварительных визитов. Бал накануне и бал первого дня. Умопомрачительно длинная и скучная церемония вручения подарков и провозглашения напутствий.
— И вас все это удручает даже больше, чем сам факт брака, — Эрдбирен фыркнула. — У вас есть идея, как нам избежать этого бесконечного ужаса длиной в месяц?
— Даже две. Одну я обдумывал, но там все упиралось в ваши желания. Свадьба особенное событие в жизни девушки, и очень многие хотят, чтобы все было “как положено”. Но ведь можно просто пойти в храм. Любой сильный маг проведет свадебный обряд, это не проблема. А все сопутствующие церемонии можно самым наглым образом проигнорировать, сославшись на занятость, государственные интересы и необходимость срочного отъезда. Ну а вторую вы сами только что подсказали. Ваш отец не зря носит титул герцога Северных земель. Не будет нарушением традиций, если он пожелает отдать дочь замуж в своем родовом гнезде и по своим обычаям.
— Вы предлагаете… — Эрдбирен, кажется, с трудом сдерживала смех, а уж какая задорная дьявольщина творилась в ее ярких глазах… — сбежать отсюда на север, окунуться в ледяную воду и вернуться обратно, чтобы никто не успел остановить и помешать? Очередное боевое задание?
— Почему бы и нет?
— Я согласна, ваше сиятельство. Только давайте возьмем отца. Он не переживет, если пропустит такое захватывающее путешествие и мою свадьбу. И думаю, его величество тоже.
И вот тут Астор рассмеялся. Искренне, от души, до слез. Как не смеялся уже много лет.
— Нет, Рена, — выдавил сквозь смех. — Это не “захватывающее путешествие”. Это, я цитирую то, что непременно скажет мой брат, “безумная выходка, вполне достойная дочери и зятя Снежного дьявола”.
— Папу я возьму на себя, а с его величеством, думаю, вы сумеете договориться.
Да уж конечно, сумеет! Арнольд наверняка так обрадуется тому, что брат перестал отбрыкиваться от свадьбы, что еще и не на такую “безумную выходку” согласится. Но Рена какова! Мгновенно оценить и подхватить идею, внести вполне разумные поправки и даже выдать скоординированный план ближайших действий! Была бы парнем, взял бы, не раздумывая, в группу Тессарда.
Но, увы, она была девушкой, и, сказать честно, прехорошенькой девушкой. Его будущей женой. Мало того, за этот короткий разговор он успел пообещать своей будущей жене не только уважение, но и откровенность. То есть определенную и не такую уж малую степень близости и доверия. А свои обещания Черный Ястреб привык выполнять.
С другой стороны, почему бы и нет, если дочь Лунана окажется этого достойна?
Ну а то, что их мнения о подготовке к свадьбе так приятно совпали, и вовсе грело душу и вселяло надежду на понимание.
Рена ждала, глядя на него смеющимися глазами, которые сейчас, в солнечной тени наступающего дня казались почти синими, и Астор ответил, искренне ей улыбнувшись:
— Обещаю.
Прода от 15.05.2023, 11:31
ГЛАВА 2
Если бы лет десять назад ей сказали, что однажды она выйдет замуж за герцога Гросса, брата его величества короля Арнольда Второго, Эрдбирен бы, пожалуй, разревелась и ужасно расстроилась, а может, и поколотила бы гада, который посмел такое предполагать, если бы, конечно, дотянулась до него. С ростом Эрдбирен Мьёль не слишком повезло. Девчонкой она мечтала стать такой же высокой белокурой красавицей, как госпожа Листерис. Которую не портили даже покрасневшие от слез глаза и вечно недовольный вид.
Именно госпожа Листерис, приехавшая в их замок из столицы вместе с отцом, стала причиной того, что маленькая Рена ненавидела Черного Ястреба всем сердцем. Госпожа считала его не только негодяем и подлецом, не только лжецом и предателем, который прикидывался другом отца, но и единственным виновником северной ссылки, как называла герцогиня Мьёль свой переезд в родовые земли мужа.
Эрдбирен от души ей сочувствовала, и, хоть и радовалась возвращению папы, с которым виделась до этого совсем не часто, все равно страдала. Потому что красивая госпожа Листерис, которая настрого запретила даже пытаться назвать ее мачехой, была ужасно несчастна. А отец, глядя на ее мучения, чувствовал себя виноватым. Даже если никогда не показывал, Эрдбирен-то знала, что с ним творится на самом деле. Она как-то понимала это всегда. “Чуяла сердцем”, как любила говорить тетушка Ярва.
Если бы ей сказали о свадьбе с герцогом Гроссом лет пять назад, Эрдбирен рассмеялась бы в лицо недоумку, который позабыл о решении короля, спасавшего отца хорошо если от одних наветов, а скорее всего — от плахи. Отец был честен, рассказывая наконец правду о том, что случилось с ним в Кронбурге. А уж кровавая история казни Гюнтера Функа, возглавившего отвратительный заговор против брата короля и оклеветавшего отца перед всем королевским советом, даже снилась ей в кошмарах. Пока та же тетка Ярва не принесла заговоренный местным знахарем отвар из прибрежной ракитницы и лугового чабреца. Хорошо, что не успел узнать отец, наверняка пожалел бы о своем красочном рассказе.
Но Рена о его откровенности не жалела никогда. Ее мир тогда перевернулся вверх тормашками, и прежняя беззаботная девчонка неожиданно повзрослела. Нет, она не возненавидела Листерис за ее ложь, за ее неизбывную злобу на всех вокруг и вечное пренебрежение дочерью мужа. Она ее… пожалела. Потому что “чуяла сердцем”, что Листерис в своих заблуждениях, обидах и разочарованиях по-прежнему глубоко несчастна.
Если тебе так больно, что невозможно дышать, если все твои надежды и мечты обернулись прахом, а цветущая молодость прошла в местах, которые ты всем сердцем ненавидишь, ты просто не можешь быть доброй и всепрощающей. Эрдбирен с раннего детства привыкала к этому пониманию, потому что совсем рядом — только руку протяни и открой дверь в “черную берлогу старухи”, как шепотом называли восточный флигель замка слуги — жила бабушка. От ее безумной, раздирающей боли Эрдбирен всегда хотелось плакать.
Листерис повторяла бабушку. И, болея сама, делала несчастными других. Только бабушка была сильнее, мудрее, сдержаннее, она просто закрылась в своей “берлоге”, чтобы ее боль не затопила весь замок от подвалов до крыши. Листерис так не хотела, она предпочитала страдать громко и доносить свое страдание до всех, кто подвернется под руку. Эрдбирен этого не понимала, но Листерис все же жалела. Как потом стала отчаянно жалеть маленького Брегана, которого мать сначала пыталась залюбить до полного изнеможения, а потом сделала поводом для шантажа и бесконечных упреков отцу. Колману повезло немного больше — к тому времени Листерис слегка устала быть постоянно несчастной. И начала страдать чуть тише.
Если бы год назад Эрдбирен спросили об этой свадьбе… А еще лучше — полгода, когда в академии уже училась Леонора, а обрывки историй о ее матери, о пугающем зимнем походе на Запретную гору, о почти двух десятилетиях бесплодных поисков герцогом Астором своей дочери — стали из слухов, сплетен и небылиц захватывающей, болезненно-удивительной реальностью. Эрдбирен Мьёль, повзрослевшая и, наверное, все-таки слегка поумневшая, только горько вздохнула бы и от души посочувствовала мечтателю, который верит в бесплодные надежды и несбыточные мечты. Потому что сама была похожа на него. Где известный каждому в столице, да и во всем Стормберге, Черный Ястреб, а где ничем не выдающаяся и вовсе еще не доучившаяся дочка опального герцога Мьёля? Герцог Астор, точнее, тот образ, что сложился из множества крошечных осколков — чужих разговоров, негодующих шепотков, уважительных вздохов, восторженного обожания, печальных осознаний, ненависти и почитания, страха и верности, непонимания и любви — стал в ее воображении удивительно живым, многогранным и невероятно привлекательным.
Прода от 17.05.2023, 11:48
Она видела его лишь однажды — издали, уже после появления в академии Леоноры. И выглядел он тогда, если честно, ужасно. Не герой легенд и девичьих грез, не один из сильнейших магов королевства, а усталый, изможденный мужчина, опиравшийся на руку Эберта и каждую секунду испытывающий выматывающую, разъедающую боль. И все-таки за этой неприглядной картиной, за искаженным лицом и истощенным телом, Эрдбирен чуяла глубокое, неудержимое счастье, нечеловеческое упрямство и отчаянное желание жить.
Герцог Астор, по воспоминаниям отца, за поисками дочери почти потерявший границу между светлой и темной магией, почти обреченный, по обрывочным рассказам Леоноры, на безумие и мучительную смерть, был чист как младенец, наполняясь новой силой, и собирался жить дальше, с обретенной дочерью, любимым братом и тайнами, заговорами и проблемами целого королевства.
Наверное, именно тогда, когда из бесплотного образа Астор Гросс стал человеком, Эрдбирен поняла, что запросто могла бы в него влюбиться. А может, и влюбилась уже — судя по тому, как екало сердце, когда герцог, все так же поддерживаемый Эбертом, с гордо поднятой головой и побелевшими от боли и напряжения скулами, садился в карету. Но Рена не любила верить в несбыточное.
Кто же знал, что стиснутая в самом отдаленном уголке сердца мечта вдруг расправит крылья и Эрдбирен Мьёль, пока еще ничем не выдающаяся дочка опального герцога Мьёля, так стремительно станет невестой и без пяти минут герцогиней Гросс.
Эрдбирен прижала к полыхающим щекам ледяные ладони, еще раз взглянула на себя в зеркало и вздрогнула от резкого стука.
Юва, с трудом привыкавшая к понятию “этикет”, еще не умела сдерживать свою порывистую, искреннюю и крайне эмоциональную натуру — в дверь хозяйской комнаты колотила как на пожар.
— К вам белая госпожа, — громким шепотом сказала Юва. Громко шептать у нее получалось гораздо лучше, чем тихо говорить.
— Кто? — Эрдбирен по-настоящему испугалась: не вздумалось же, в самом деле, Листерис, наплевав на запреты, явиться сюда? Но почти сразу подумала, что уж герцогиню Мьёль Юва наверняка бы узнала. Мачеха редко выезжала из замка, но на ежегодной ярмарке в низине Дракона бывала всегда, а отец Ювы, разудалый и отважный капитан Рауд, доставлявший вино для герцогских погребов, привозил заморские гребни, перстни с самоцветами и всякую невиданную мелочь. А Юва с малых лет помогала матери сбывать это богатство на летней ярмарке.
— О-о-очень белая госпожа, с во-о-от такими глазищами, — впечатленная Юва даже растопырила пальцы, чтобы передать великолепие этих то ли глазищ, то ли ресниц. — Не хуже мартовских голубых снегов на Крабьем озере, аж искрятся!
— Белая госпожа — это я, — высунулась из-за ее плеча Леонора, и Эрдбирен улыбнулась. Ну да, “глазищи” у Леоноры и впрямь искрились. Как будто светлую голубизну кто-то припорошил серебристым снегом. У ее отца цвет был другим — бледно-голубой стремился к сдержанной прохладной серости. Эрдбирен очень хорошо разглядела, потому что таращилась на него, кажется, не переставая.
И сразу вспомнилось, как после личного знакомства с герцогом Астором и их внезапного коварного соглашения по поводу вот такой, для кого-то, вероятно, совсем неправильной, а для кого-то и вовсе хулиганско-безобразной свадьбы-побега, Леонора появилась в особняке Мьёлей. И часа не прошло! И вид у нее был необычайно взволнованный.
Леонора вот уже почти год старательно вписывалась в незнакомый для нее мир. Контролировала себя во всем, привыкала к новым знакомствам и новому положению. Примеряла титул будущей графини Тессард крайне ответственно, и обычно старалась быть очень сдержанной. Но тогда… Эрдбирен усмехнулась, припомнив потрясенное “Как ты это сделала?!” и нехарактерный для Леоноры азартный блеск в глазах. Действительно, как можно заставить Черного Ястреба вступить в нежеланный брак настолько поспешно, в нарушение всех традиций и правил, да еще и по северному обычаю? Разумеется, никак. Если, конечно, он сам этого не хочет.
Сегодня Леонора выглядела привычнее — спокойной, собранной, в плотном шерстяном платье — как раз для пронизывающих северных ветров, и с меховой накидкой в руках, осенне-рыжей, лисьей. Но все-таки Эрдбирен чувствовала в ней волнение, очень похожее на то, что испытывала сейчас сама. Напряженное тревожное ожидание. Причем, вполне объяснимое — Эрдбирен была убеждена, что ни Леонора, ни Эберт не станут тянуть с собственной свадьбой слишком долго, так что, вероятно, совсем скоро Леонора займет ее место невесты.
