Усманов вздохнул.
- Ладно. Пришлю телефон. Утром. Но пьяным не звони. Проспись сначала.
Короткие гудки.
- Есть проспаться, гражданин начальник! – заорал Иван на всю улицу. – Так точно, гражданин начальник!
Сверху задребезжало открывающееся окно.
- Сейчас я тебе просраться дам, пьянь подзаборная! – сообщил кто-то густым басом.
Иван махнул на него рукой и пошел дальше, от столба к столбу.
Огни больницы уже виднелись за поворотом.
Пьяному море по колено.
А второй этаж по щиколотку.
Тем более, что на второй этаж ведет такая удобная труба. С перекладинами. Главное, штанами не зацепиться. И широкий карниз. Явно сделанный для того, чтобы удобнее было забираться в окна. Хорошие больницы строил в свое время Сталин, чертяка.
Иван добрался до открытого окна, перевалился через подоконник и рухнул на пол. Некоторое время лежал неподвижно, слушая тишину и ожидая, что кто-то заглянет на шум в палату. Подполз на карачках к кровати и с трудом встал, пошатываясь и держась за стойку с каким-то мурлыкающим оборудованием.
Он долго стоял и смотрел на ее лицо, и в голове было пусто, как в огромной черной дыре. Он уже не помнил, что хотел сказать и зачем сюда залез. Что еще немного, и я найду твою камуфлированную, сто лет назад изнасилованную школьницу? А за ней и носатого маньяка? А за ним потянется ниточка к главным персонажам и все они всплывут наружу, как говно из проруби? Найду ключ. Достану книгу. Все расшифрую, переведу и пойму. Вытащу на свет божий всех уродов, где бы они не сидели и какие маски не носили. И выполню то, что тебе обещал. Я найду ее. Верну домой. И ты вернешься домой. Бросишь своего упыря с холодными глазами и вернешься. Зачем он тебе, Машка? Это же робот. Хренов бесчувственный робокоп. Машина для расследований. В нем не больше человеческого, чем в кофеварке. Ты обязательно вернешься, и мы снова будем вместе.
Иван вдруг понял, что говорит это вслух. Бессвязно бормочет, глотая слова и повторяя одно и то же, снова и снова.
Маша уже не спала. Она смотрела прямо на него, и в ее синих глазах было разлито такое презрение, что Ивана отшатнуло, как от удара.
Он вдруг увидел себя со стороны, еле стоящее на ногах в жопу пьяное существо, никчемного грязного алкаша, привыкшего спать на помойках и готового залить зенки в любой момент, удобный и особенно неудобный. Чтобы забыться и больше ничего не помнить.
Дверь палаты он открыл врезавшись в нее головой. Выбрался в пропахший хлоркой и медикаментами коридор. И пошел прочь, держась за стены. Мимо выбежавшей откуда-то медсестры («Мужчина! А вы здесь откуда?! Охрана!»), мимо белого забора регистратуры, вниз по лестнице в приемный покой. Оттолкнул старого дедка-охранника. Вывалился наружу, едва не упав, и побежал дальше, от дерева к дереву, от столба к столбу, от поворота к повороту.
Когда больница осталась далеко позади, он прислонился к первой попавшейся стене, сполз на голый асфальт и рассмеялся.
На четвертом этаже Блиновского пассажа Иван остановился. Дальше была винтовая лестница и профессорский чердак. Садовский был наверняка дома, и остаток ночи обещал быть еще более пьяным. С вереницей пятидесятиградусных наливок и настоек. С бесконечными разговорами о науке и прочей фигне, до которой Ивану сейчас не было никакого дела. Алкогольный дурман уже давно выветрился и теперь внутри была только сосущая пустота.
Он отвернулся от лестницы и подошел к обитой облезлым дерматином двери. Нажал звонок в неосознанной надежде, что ему не откроют. Что хозяйка на работе, на гулянке, неважно где. Только не здесь.
Замок щелкнул.
Юля от удивления даже отступила, приоткрыв пухлые губы.
- О! Только не говори, что старичок опять потерялся.
Теперь на ней не было ни спецовок, ни балахонов, а был короткий перламутровый халатик из тех, что все открывает и ничего не скрывает.
- К черту старичка, - пробормотал Иван.
Он шагнул внутрь. Взял ее за плечи, такие мягкие и податливые. С силой прижал к стене. Ждал возмущенных воплей и сопротивления, но в ее глазах не было ничего, кроме понимающего веселья. В них не было даже блядства, которое его всегда отталкивало в профессионалках. Только спокойное обещание, что все будет хорошо.
Халат серебристой лужей стёк к ее голым ногам. У нее были такие же длинные ноги и такие же мягкие бедра. Он не мог не сравнивать и за это еще больше себя ненавидел. Когда он нес ее на руках в спальню, еще оставалась надежда, что она не одна, что сейчас вылезет из ванны пузатый клиент или бугай-любовник или загомонит на кухне толпа подружек. Но было тихо. Только ее шепот на ухо - «не спеши».
Он не слушал. Навалился сверху, вдавил всем весом, раздвинул ноги и тут же вошел, резко и больно, как голодное, пьяное чмо.
В лунном свете ее тело казалось сделанным из жемчуга.
- У тебя такая чистая кожа. Ни одной татуировки, - прошептал он, выводя пальцем замысловатые завитушки вокруг ее сосков.
- Ненавижу, - поморщилась Юля. – Как с клеймом ходишь. Потом еще вывести невозможно.
- Ты редкость.
- Да, у нас все девки себе руки, ноги и жопы искололи. Кто цветочек, кто зайчика. Птичек, бабочек. Одна себе хохломскую роспись во всю ляжку устроила. От иностранцев отбоя не было. И ладно бы еще разбирались, что колят и куда. Любая татуировка что-то означает. Знаешь об этом? Например, узор на пояснице – «я люблю трахаться раком». Бабочка на лобке – «даю бесплатно». А стрекоза – «сидела в женской колонии».
Иван рассмеялся.
- Сочиняешь.
- Не. Старая воровская традиция. У нас случай был. Зашел старый вор услугами попользоваться, взял одну такую татушку. Что хотел получил, а платить отказался. Говорит, у тебя батерфляй на манде, какие бабки? Ты же из любви к искусству. А бывает наоборот. Сделает какая-нибудь девственница у себя на руке фею с крылышками. Типа, мультик посмотрела, понравилось. Красиво же. А урки увидят, даже цену спрашивать не будут, сразу по кругу пустят. Скажут, у тебя же на руке все написано. «Шлюха с опытом, работаю круглосуточно».
- Откуда ты все это знаешь?
- У папаши пять ходок было. Учил. Пока кони не двинул и меня в интернат не определили.
- А на груди кто-нибудь у вас татуировку делал?
Юля задумалась.
- Не припомню. Сиськи наш главный рабочий инструмент. Зачем его уродовать?
Она перевернулась на бок, показав ему белый круглый зад. Протянула обижено:
- Так и знала, что ты не ко мне пришел. Опять что-то вынюхиваешь.
Он примирительно поцеловал ее в спину.
- Как только тебя увидел, сразу понял, что пришел именно к тебе. Да и почему бы не совместить приятное с полезным?
Она вдруг резко села, подтянув под себя ноги.
- Вспомнила! Татуировка на груди. Была одна девка. Давно, несколько лет назад, я тогда только работать начинала. У нее была даже не татуха, а какая-то куча разнообразных шрамов. На груди, плечах, боках, животе. Тонкие шрамы, широкие, длинные, короткие. Глубокие и не очень. Даже смотреть было противно. Говорили, что она сама себя ножом резала. А потом паяльником прижигала. Представляешь?
Иван молча кивнул, боясь спугнуть удачу.
- Я бы с таким уродством не то что на работу, на улицу бы не выходила. А она ничего, на подиум, на шест, в приват. А главное, мужики за ней в очередь стояли. Чего она там с ними вытворяла – понятия не имею.
Юля замолчала.
- И что потом?
Она хихикнула.
- Никогда не догадаешься. Бросила стриптиз и устроилась наемником в частную военную компанию. Уехала в Африку бошки неграм отстреливать. И там пропала. Наверное, негры ей самой башку отстрелили. Оторванная девка была. Если ей клиент не нравился, она его собственноручно на улицу выкидывала.
- А лицо ее помнишь?
Юля задумалась.
- Смутно. Скорее не помню. Лицо как лицо. А что? На опознание потащишь?
- Не бойся. Не потащу. Так как говоришь ее звали-то?
- Политов, ты опять сбрендил? Шесть утра. Если ничего важного, я тебя урою.
- Пять лет назад наша камуфлированная подопечная работала стриптизершей в клубе. И у нее было погоняло. Хелли.
- Прекрасное достижение. Ты вывел ее на чистую воду. Дело можно закрывать.
- В основном стриптизерши берут себе прозвища, фонетически схожие с их настоящими именами. Хелли – вряд ли исключение. Значит, есть всего два варианта. Либо Хельга. Либо Хелена. То есть или Ольга, или Елена.
- А может это производная от английского «хелл», и тогда ее могут звать как угодно. Хоть Ефросиньей. Что-нибудь еще?
- После стрипклуба она завербовалась в одну из ЧВК и получила контракт в Африке.
- А вот это уже кое-что. Сведения достоверные? Кто источник?
Иван промолчал.
- О боже, - Усманов расхохотался. – Только не говори мне, что всю ночь пялил одну из профессорских пташек! Дело, конечно, хозяйское…Но тут такое! Ладно… Ой… - он закончил шмыгать и хрюкать. - Если инфа верна, то мы ее найдем по базе частников. Это всё?
- Пока да, - сухо сказал Иван.
- У меня для тебя тоже кое-что. Я нашел того следака. Старый пень давно на пенсии, но вроде соображает. По телефону наотрез отказался разговаривать, когда я намекнул, о чем речь идет. Короче, он тебя ждет сегодня к обеду. Адрес я тебе скину. Разговор запишешь, отошлешь мне. Все понял? Давай.
Усманов отключился.
Михаил Федорович Ромм, старший следователь районной прокуратуры в отставке, жил в скромной маленькой квартирке, в рабочем районе, в тех двухэтажных старых домах, что строили после войны пленные немцы.
Дверь распахнулась, не успел Иван нажать на звонок.
- Михаил Федорович? Я…
- Я знаю, кто вы, -дребезжащим голоском заявил старик. – Прошу.
На вид ему можно было дать лет восемьдесят, хотя по факту было наверняка меньше.
Он провел Ивана в комнату, опираясь на массивную трость.
На столе дымился старорежимный чайник и стояла корзинка с нехитрыми печенюжками.
- Надеюсь, диктофон у вас с собой? – повернулся старик.
- Конечно, - Иван достал мобильник. – Диктофон теперь всегда с собой.
- Прекрасно. Я буду говорить, вы будете записывать. Теперь можно!
Старик торжественно уселся за стол.
- Простите, Михаил Федорович. Что значит «теперь можно»?
- То и значит, молодой человек. То и значит. Нет больше того, кому я обещал молчать. Значит, настала пора рассказать. Теперь – можно.
- Кому вы обещали молчать?
- А вы не догадываетесь? Вы же приехали говорить о той изнасилованной девочке? Я правильно понял?
- Совершенно точно.
- Ну тогда что вам непонятно? Человек умер. Я свободен от обязательств. Я и так за эти годы сотни раз пожалел, что пошел на поводу. Надо было драться. Но кто я такой? Я же не отец. Это не моя, так скажем, юрисдикция.
- Извините, я все равно не понимаю.
Старик сокрушенно вздохнул, видно, подумав о никчемности новых поколений.
- Хорошо. Я вам скажу два слова. И вы все поймете. Имя изнасилованной девочки – Оля Воеводина.
- Это здесь? – с сомнением спросил Кравец, разглядывая низкую кирпичную арку, наполовину утопленную в земле.
- Здесь, - ответил Садовский. – Не сомневайтесь. Прямой путь к областной администрации.
Кравец поднял голову и посмотрел на кремлевские стены высоко на холме.
- Там что, лестница?
- Зачем лестница? Сперва пологий подъем, потом шахта. Вряд ли они стали поднимать взрывчатку по шахте. Скорее, разложили вокруг. Взрывная волна все равно поднимется вверх и сделает свое дело.
- Ясно. Не будем гадать. Предоставим специалистам.
Кравец махнул стоявшим позади саперам и, склонив голову, шагнул под арку.
- Осторожно, - предупредил Садовский. – Здесь могут водиться змеи и прочая неприятная живность.
Под ногами хлюпала грязная жижа. Тоннель представлял собой старую бетонную трубу и действительно уходил полого вверх, под кремлевский холм. Свет фонарей не пробивал тьму на таком расстоянии и терялся во мраке.
Что-то все это напоминало. Что-то нехорошее. В памяти отчего-то всплыли давние командировки в Колумбию в гости к наркокартелям. Там было также сыро и были такие же трубы в джунглях, иногда пробитые насквозь лианами. Здесь, впрочем, не было джунглей, а вместо лиан с потолка торчала арматура.
Кравец поднял руку.
- Ждите у входа. Я проверю.
Саперы и опера повиновались.
- Садовский. Вас это тоже касается.
Профессор послушно отступил.
Грязной жижи все прибывало и было непонятно, как она скапливается и не скатывается вниз.
Когда он понял, было уже поздно.
Сбоку щелкнуло.
- Назад все! – заорал Кравец и бросился вниз, зарываясь лицом в жижу как можно глубже.
Над головой резко громыхнуло, жар опалил спину. Посыпались куски бетона.
Кравец, не дожидаясь продолжения, бросился к выходу, прикрывая голову руками.
Позади рушился тоннель.
- Растяжка, - пояснил он, когда выбрался наружу. – Они устроили по бокам порожки, чтобы грязь скапливалась. И замаскировали.
Зазвонил телефон, Кравец достал трубку и молча приложил к уху.
- Ничего страшного, - сказал Садовский. – Есть еще два входа. Пустим вперед саперов и пройдем.
Кравец положил трубку обратно в карман.
- Не пройдем. Другие тоннели тоже уничтожены. Видимо, были связаны с этим по радиосвязи.
- И что же делать? – спросил Садовский.
- Не знаю. Вы у нас специалист по штольням, оказывается. Вот и думайте. А пока получается, что три тонны взрывчатки складированы под кремлем и в любой момент могут взорваться.
Профессор почесал лоб.
- Есть еще один вариант проникнуть в кремлевские штольни. Только он вам не понравится.
Допрос №6. То же время
- Как вы узнали, что потерпевшая является дочерью старшего следователя районной прокуратуры Воеводина?
- В два часа ночи раздался телефонный звонок. Звонил сержант патрульно-постовой службы областного МВД. Он вкратце описал ситуацию и передал трубку Оле.
- Вы были знакомы?
- Я знал ее отца еще с юридического. Часто бывал у них дома. Когда она встретила патрульных, то попросила связаться со мной.
- Почему не с отцом?
- После смерти матери у них были сложные отношения. Она попросила ничего ему не рассказывать и сделать так, чтобы ее фамилия не светилась в протоколе.
- А вы?
- Я сказал, что это нереально, преступление слишком тяжкое. Единственное, что можно сделать – это не упоминать ее временно, открыть дело по изнасилованию неизвестной несовершеннолетней, но потом все равно добавить полные данные. Она согласилась. В начале я думал, что имею дело с какими-то низовыми урками, которые обкололись и пошли по беспределу. Но оказалось, что ситуация гораздо серьезнее. Воронцовская группировка была тогда в городе одной из сильнейших, если не самой сильной. У него были связи и в прокуратуре, и в МВД, и в администрации. Эти шестеро ублюдков изначально повели себя исключительно нагло. Стали угрожать постовым. Тогда я выехал на место, но не успел.
- Она сбежала.
- Она не сбегала. Приехали люди Воронцова и увезли ее. Постовых было двое, они в этот момент пытались унять разбушевавшихся тварей, поэтому не заметили.
- Куда ее увезли?
- Не знаю. На чью-то дачу. Там ее продолжили насиловать. В общей сложности около двенадцати часов. Я поехал в управление поднимать всех на уши. Но в этот момент мне позвонил Воеводин.
- Он как-то узнал?
- Да. Люди Воронцова пришли к нему под утро. Показали запись изнасилования. И сказали, что у него есть два варианта.
- Ладно. Пришлю телефон. Утром. Но пьяным не звони. Проспись сначала.
Короткие гудки.
- Есть проспаться, гражданин начальник! – заорал Иван на всю улицу. – Так точно, гражданин начальник!
Сверху задребезжало открывающееся окно.
- Сейчас я тебе просраться дам, пьянь подзаборная! – сообщил кто-то густым басом.
Иван махнул на него рукой и пошел дальше, от столба к столбу.
Огни больницы уже виднелись за поворотом.
***
Пьяному море по колено.
А второй этаж по щиколотку.
Тем более, что на второй этаж ведет такая удобная труба. С перекладинами. Главное, штанами не зацепиться. И широкий карниз. Явно сделанный для того, чтобы удобнее было забираться в окна. Хорошие больницы строил в свое время Сталин, чертяка.
Иван добрался до открытого окна, перевалился через подоконник и рухнул на пол. Некоторое время лежал неподвижно, слушая тишину и ожидая, что кто-то заглянет на шум в палату. Подполз на карачках к кровати и с трудом встал, пошатываясь и держась за стойку с каким-то мурлыкающим оборудованием.
Он долго стоял и смотрел на ее лицо, и в голове было пусто, как в огромной черной дыре. Он уже не помнил, что хотел сказать и зачем сюда залез. Что еще немного, и я найду твою камуфлированную, сто лет назад изнасилованную школьницу? А за ней и носатого маньяка? А за ним потянется ниточка к главным персонажам и все они всплывут наружу, как говно из проруби? Найду ключ. Достану книгу. Все расшифрую, переведу и пойму. Вытащу на свет божий всех уродов, где бы они не сидели и какие маски не носили. И выполню то, что тебе обещал. Я найду ее. Верну домой. И ты вернешься домой. Бросишь своего упыря с холодными глазами и вернешься. Зачем он тебе, Машка? Это же робот. Хренов бесчувственный робокоп. Машина для расследований. В нем не больше человеческого, чем в кофеварке. Ты обязательно вернешься, и мы снова будем вместе.
Иван вдруг понял, что говорит это вслух. Бессвязно бормочет, глотая слова и повторяя одно и то же, снова и снова.
Маша уже не спала. Она смотрела прямо на него, и в ее синих глазах было разлито такое презрение, что Ивана отшатнуло, как от удара.
Он вдруг увидел себя со стороны, еле стоящее на ногах в жопу пьяное существо, никчемного грязного алкаша, привыкшего спать на помойках и готового залить зенки в любой момент, удобный и особенно неудобный. Чтобы забыться и больше ничего не помнить.
Дверь палаты он открыл врезавшись в нее головой. Выбрался в пропахший хлоркой и медикаментами коридор. И пошел прочь, держась за стены. Мимо выбежавшей откуда-то медсестры («Мужчина! А вы здесь откуда?! Охрана!»), мимо белого забора регистратуры, вниз по лестнице в приемный покой. Оттолкнул старого дедка-охранника. Вывалился наружу, едва не упав, и побежал дальше, от дерева к дереву, от столба к столбу, от поворота к повороту.
Когда больница осталась далеко позади, он прислонился к первой попавшейся стене, сполз на голый асфальт и рассмеялся.
***
На четвертом этаже Блиновского пассажа Иван остановился. Дальше была винтовая лестница и профессорский чердак. Садовский был наверняка дома, и остаток ночи обещал быть еще более пьяным. С вереницей пятидесятиградусных наливок и настоек. С бесконечными разговорами о науке и прочей фигне, до которой Ивану сейчас не было никакого дела. Алкогольный дурман уже давно выветрился и теперь внутри была только сосущая пустота.
Он отвернулся от лестницы и подошел к обитой облезлым дерматином двери. Нажал звонок в неосознанной надежде, что ему не откроют. Что хозяйка на работе, на гулянке, неважно где. Только не здесь.
Замок щелкнул.
Юля от удивления даже отступила, приоткрыв пухлые губы.
- О! Только не говори, что старичок опять потерялся.
Теперь на ней не было ни спецовок, ни балахонов, а был короткий перламутровый халатик из тех, что все открывает и ничего не скрывает.
- К черту старичка, - пробормотал Иван.
Он шагнул внутрь. Взял ее за плечи, такие мягкие и податливые. С силой прижал к стене. Ждал возмущенных воплей и сопротивления, но в ее глазах не было ничего, кроме понимающего веселья. В них не было даже блядства, которое его всегда отталкивало в профессионалках. Только спокойное обещание, что все будет хорошо.
Халат серебристой лужей стёк к ее голым ногам. У нее были такие же длинные ноги и такие же мягкие бедра. Он не мог не сравнивать и за это еще больше себя ненавидел. Когда он нес ее на руках в спальню, еще оставалась надежда, что она не одна, что сейчас вылезет из ванны пузатый клиент или бугай-любовник или загомонит на кухне толпа подружек. Но было тихо. Только ее шепот на ухо - «не спеши».
Он не слушал. Навалился сверху, вдавил всем весом, раздвинул ноги и тут же вошел, резко и больно, как голодное, пьяное чмо.
***
В лунном свете ее тело казалось сделанным из жемчуга.
- У тебя такая чистая кожа. Ни одной татуировки, - прошептал он, выводя пальцем замысловатые завитушки вокруг ее сосков.
- Ненавижу, - поморщилась Юля. – Как с клеймом ходишь. Потом еще вывести невозможно.
- Ты редкость.
- Да, у нас все девки себе руки, ноги и жопы искололи. Кто цветочек, кто зайчика. Птичек, бабочек. Одна себе хохломскую роспись во всю ляжку устроила. От иностранцев отбоя не было. И ладно бы еще разбирались, что колят и куда. Любая татуировка что-то означает. Знаешь об этом? Например, узор на пояснице – «я люблю трахаться раком». Бабочка на лобке – «даю бесплатно». А стрекоза – «сидела в женской колонии».
Иван рассмеялся.
- Сочиняешь.
- Не. Старая воровская традиция. У нас случай был. Зашел старый вор услугами попользоваться, взял одну такую татушку. Что хотел получил, а платить отказался. Говорит, у тебя батерфляй на манде, какие бабки? Ты же из любви к искусству. А бывает наоборот. Сделает какая-нибудь девственница у себя на руке фею с крылышками. Типа, мультик посмотрела, понравилось. Красиво же. А урки увидят, даже цену спрашивать не будут, сразу по кругу пустят. Скажут, у тебя же на руке все написано. «Шлюха с опытом, работаю круглосуточно».
- Откуда ты все это знаешь?
- У папаши пять ходок было. Учил. Пока кони не двинул и меня в интернат не определили.
- А на груди кто-нибудь у вас татуировку делал?
Юля задумалась.
- Не припомню. Сиськи наш главный рабочий инструмент. Зачем его уродовать?
Она перевернулась на бок, показав ему белый круглый зад. Протянула обижено:
- Так и знала, что ты не ко мне пришел. Опять что-то вынюхиваешь.
Он примирительно поцеловал ее в спину.
- Как только тебя увидел, сразу понял, что пришел именно к тебе. Да и почему бы не совместить приятное с полезным?
Она вдруг резко села, подтянув под себя ноги.
- Вспомнила! Татуировка на груди. Была одна девка. Давно, несколько лет назад, я тогда только работать начинала. У нее была даже не татуха, а какая-то куча разнообразных шрамов. На груди, плечах, боках, животе. Тонкие шрамы, широкие, длинные, короткие. Глубокие и не очень. Даже смотреть было противно. Говорили, что она сама себя ножом резала. А потом паяльником прижигала. Представляешь?
Иван молча кивнул, боясь спугнуть удачу.
- Я бы с таким уродством не то что на работу, на улицу бы не выходила. А она ничего, на подиум, на шест, в приват. А главное, мужики за ней в очередь стояли. Чего она там с ними вытворяла – понятия не имею.
Юля замолчала.
- И что потом?
Она хихикнула.
- Никогда не догадаешься. Бросила стриптиз и устроилась наемником в частную военную компанию. Уехала в Африку бошки неграм отстреливать. И там пропала. Наверное, негры ей самой башку отстрелили. Оторванная девка была. Если ей клиент не нравился, она его собственноручно на улицу выкидывала.
- А лицо ее помнишь?
Юля задумалась.
- Смутно. Скорее не помню. Лицо как лицо. А что? На опознание потащишь?
- Не бойся. Не потащу. Так как говоришь ее звали-то?
***
- Политов, ты опять сбрендил? Шесть утра. Если ничего важного, я тебя урою.
- Пять лет назад наша камуфлированная подопечная работала стриптизершей в клубе. И у нее было погоняло. Хелли.
- Прекрасное достижение. Ты вывел ее на чистую воду. Дело можно закрывать.
- В основном стриптизерши берут себе прозвища, фонетически схожие с их настоящими именами. Хелли – вряд ли исключение. Значит, есть всего два варианта. Либо Хельга. Либо Хелена. То есть или Ольга, или Елена.
- А может это производная от английского «хелл», и тогда ее могут звать как угодно. Хоть Ефросиньей. Что-нибудь еще?
- После стрипклуба она завербовалась в одну из ЧВК и получила контракт в Африке.
- А вот это уже кое-что. Сведения достоверные? Кто источник?
Иван промолчал.
- О боже, - Усманов расхохотался. – Только не говори мне, что всю ночь пялил одну из профессорских пташек! Дело, конечно, хозяйское…Но тут такое! Ладно… Ой… - он закончил шмыгать и хрюкать. - Если инфа верна, то мы ее найдем по базе частников. Это всё?
- Пока да, - сухо сказал Иван.
- У меня для тебя тоже кое-что. Я нашел того следака. Старый пень давно на пенсии, но вроде соображает. По телефону наотрез отказался разговаривать, когда я намекнул, о чем речь идет. Короче, он тебя ждет сегодня к обеду. Адрес я тебе скину. Разговор запишешь, отошлешь мне. Все понял? Давай.
Усманов отключился.
***
Михаил Федорович Ромм, старший следователь районной прокуратуры в отставке, жил в скромной маленькой квартирке, в рабочем районе, в тех двухэтажных старых домах, что строили после войны пленные немцы.
Дверь распахнулась, не успел Иван нажать на звонок.
- Михаил Федорович? Я…
- Я знаю, кто вы, -дребезжащим голоском заявил старик. – Прошу.
На вид ему можно было дать лет восемьдесят, хотя по факту было наверняка меньше.
Он провел Ивана в комнату, опираясь на массивную трость.
На столе дымился старорежимный чайник и стояла корзинка с нехитрыми печенюжками.
- Надеюсь, диктофон у вас с собой? – повернулся старик.
- Конечно, - Иван достал мобильник. – Диктофон теперь всегда с собой.
- Прекрасно. Я буду говорить, вы будете записывать. Теперь можно!
Старик торжественно уселся за стол.
- Простите, Михаил Федорович. Что значит «теперь можно»?
- То и значит, молодой человек. То и значит. Нет больше того, кому я обещал молчать. Значит, настала пора рассказать. Теперь – можно.
- Кому вы обещали молчать?
- А вы не догадываетесь? Вы же приехали говорить о той изнасилованной девочке? Я правильно понял?
- Совершенно точно.
- Ну тогда что вам непонятно? Человек умер. Я свободен от обязательств. Я и так за эти годы сотни раз пожалел, что пошел на поводу. Надо было драться. Но кто я такой? Я же не отец. Это не моя, так скажем, юрисдикция.
- Извините, я все равно не понимаю.
Старик сокрушенно вздохнул, видно, подумав о никчемности новых поколений.
- Хорошо. Я вам скажу два слова. И вы все поймете. Имя изнасилованной девочки – Оля Воеводина.
Глава 50. Следователь
- Это здесь? – с сомнением спросил Кравец, разглядывая низкую кирпичную арку, наполовину утопленную в земле.
- Здесь, - ответил Садовский. – Не сомневайтесь. Прямой путь к областной администрации.
Кравец поднял голову и посмотрел на кремлевские стены высоко на холме.
- Там что, лестница?
- Зачем лестница? Сперва пологий подъем, потом шахта. Вряд ли они стали поднимать взрывчатку по шахте. Скорее, разложили вокруг. Взрывная волна все равно поднимется вверх и сделает свое дело.
- Ясно. Не будем гадать. Предоставим специалистам.
Кравец махнул стоявшим позади саперам и, склонив голову, шагнул под арку.
- Осторожно, - предупредил Садовский. – Здесь могут водиться змеи и прочая неприятная живность.
Под ногами хлюпала грязная жижа. Тоннель представлял собой старую бетонную трубу и действительно уходил полого вверх, под кремлевский холм. Свет фонарей не пробивал тьму на таком расстоянии и терялся во мраке.
Что-то все это напоминало. Что-то нехорошее. В памяти отчего-то всплыли давние командировки в Колумбию в гости к наркокартелям. Там было также сыро и были такие же трубы в джунглях, иногда пробитые насквозь лианами. Здесь, впрочем, не было джунглей, а вместо лиан с потолка торчала арматура.
Кравец поднял руку.
- Ждите у входа. Я проверю.
Саперы и опера повиновались.
- Садовский. Вас это тоже касается.
Профессор послушно отступил.
Грязной жижи все прибывало и было непонятно, как она скапливается и не скатывается вниз.
Когда он понял, было уже поздно.
Сбоку щелкнуло.
- Назад все! – заорал Кравец и бросился вниз, зарываясь лицом в жижу как можно глубже.
Над головой резко громыхнуло, жар опалил спину. Посыпались куски бетона.
Кравец, не дожидаясь продолжения, бросился к выходу, прикрывая голову руками.
Позади рушился тоннель.
- Растяжка, - пояснил он, когда выбрался наружу. – Они устроили по бокам порожки, чтобы грязь скапливалась. И замаскировали.
Зазвонил телефон, Кравец достал трубку и молча приложил к уху.
- Ничего страшного, - сказал Садовский. – Есть еще два входа. Пустим вперед саперов и пройдем.
Кравец положил трубку обратно в карман.
- Не пройдем. Другие тоннели тоже уничтожены. Видимо, были связаны с этим по радиосвязи.
- И что же делать? – спросил Садовский.
- Не знаю. Вы у нас специалист по штольням, оказывается. Вот и думайте. А пока получается, что три тонны взрывчатки складированы под кремлем и в любой момент могут взорваться.
Профессор почесал лоб.
- Есть еще один вариант проникнуть в кремлевские штольни. Только он вам не понравится.
***
Допрос №6. То же время
- Как вы узнали, что потерпевшая является дочерью старшего следователя районной прокуратуры Воеводина?
- В два часа ночи раздался телефонный звонок. Звонил сержант патрульно-постовой службы областного МВД. Он вкратце описал ситуацию и передал трубку Оле.
- Вы были знакомы?
- Я знал ее отца еще с юридического. Часто бывал у них дома. Когда она встретила патрульных, то попросила связаться со мной.
- Почему не с отцом?
- После смерти матери у них были сложные отношения. Она попросила ничего ему не рассказывать и сделать так, чтобы ее фамилия не светилась в протоколе.
- А вы?
- Я сказал, что это нереально, преступление слишком тяжкое. Единственное, что можно сделать – это не упоминать ее временно, открыть дело по изнасилованию неизвестной несовершеннолетней, но потом все равно добавить полные данные. Она согласилась. В начале я думал, что имею дело с какими-то низовыми урками, которые обкололись и пошли по беспределу. Но оказалось, что ситуация гораздо серьезнее. Воронцовская группировка была тогда в городе одной из сильнейших, если не самой сильной. У него были связи и в прокуратуре, и в МВД, и в администрации. Эти шестеро ублюдков изначально повели себя исключительно нагло. Стали угрожать постовым. Тогда я выехал на место, но не успел.
- Она сбежала.
- Она не сбегала. Приехали люди Воронцова и увезли ее. Постовых было двое, они в этот момент пытались унять разбушевавшихся тварей, поэтому не заметили.
- Куда ее увезли?
- Не знаю. На чью-то дачу. Там ее продолжили насиловать. В общей сложности около двенадцати часов. Я поехал в управление поднимать всех на уши. Но в этот момент мне позвонил Воеводин.
- Он как-то узнал?
- Да. Люди Воронцова пришли к нему под утро. Показали запись изнасилования. И сказали, что у него есть два варианта.
