И вот, глубокой ночью, в том окне щёлкнул и загорелся свет. Желтоватый, тусклый, как от старой лампы накаливания. Тень — быстрая, нервная — мелькнула за занавеской. Потом свет появился и на кухне. Алёна затаила дыхание, вжимаясь в стенку домика. Она прождала так до самого утра, пока окно снова не потемнело.
С рассветом, когда двор начал оживать, она заставила себя уйти. Сидеть сутки на площадке — верный способ привлечь внимание бабулек у подъезда. Она бродила по округе, находила безлюдные скамейки, заходила в подъезды соседних домов, чтобы просто постоять в относительном тепле. Весь день её грызла мысль: «А вдруг он ушёл? Вдруг я его упустила?»
Следующая ночь была ещё холоднее. Она вернулась на свой пост, закутавшись в куртку, и снова начала свою ледяную вахту. И снова, после полуночи, в окне вспыхнул свет. Но на этот раз он погас всего через час. Алёна насторожилась, вся превратившись в слух. Вскоре дверь подъезда с скрипом открылась, и вышел он. Тот самый вектор, источник боли и ярости. Высокий, в длинном чёрном плаще, лицо скрывала серая, безликая шапка-маска. Он шёл быстро, озираясь, и его походка выдавала не уверенность, а параноидальную нервозность.
Она, словно тень, последовала за ним до самого метро, сливаясь с тёмными углами домов. Убедившись, что он скрылся в освещённом вестибюле, развернулась и побежала обратно.
Подъезд встретил её запахом старого линолеума, тления и капусты. Третий этаж. Дверь — недорогая, но новая, стальная. Тихо не попасть.
Её взгляд упал на окно на лестничной клетке между этажами. Старая деревянная рама, облезлая краска. Открыв его, она впустила в подъезд ледяной воздух. До его кухонного окна — рукой подать. Широкий бетонный карниз, покрытый инеем, тянулся прямо к нему.
Детство. Яблони в бабушкином саду, по которым лазила выше всех мальчишек. Гибкие ветки, шершавая кора…
Сняв куртку и оставив её в тёмном углу под лестницей, она перевесилась через подоконник. Босоножка на тонкой подошве скользнула по обледеневшему карнизу. Сердце на мгновение ушло в пятки. Пальцы вцепились в шершавый, холодный бетон стены. Ветер, гуляющий на высоте третьего этажа, рванул её за волосы, пытаясь сорвать вниз. Вцепившиеся в шершавый бетон пальцы немели на ледяном ветру. Тонкая подошва босоножек предательски скользила по обледеневшему карнизу. Так и чудился хруст кости об асфальт внизу. Это воспоминание заставило её прижаться к стене ещё плотнее. Девушка двигалась медленно, плавно, как лиса, прижимаясь всем телом к стене, чувствуя сквозь тонкую ткань свитера леденящий холод камня. Каждый шаг был расчётом, каждое движение — преодолением инстинкта. Вот его окно. Старая деревянная рама, форточка.
Достав нож, она просунула лезвие в щель и аккуратно, без единого звука, надавила на старую защёлку. Раздался едва слышный, ржавый щелчок. Форточка отворилась.
В квартиру хлынул воздух, неся с собой запахи немытого тела, прокисшей еды и чего-то сладковато-гнилостного. Быстрым движением она провела ритуал — 0 ОКО + ? ЗАПРЕТ — сканируя пространство на магические ловушки. Ничего. Ни щита, ни сигнализации. Слишком уверен в себе. Или же слишком глуп.
Проскользнув внутрь, она оказалась в кухне, похожей на помойку. Горы грязной посуды в раковине, на столе — коробки из-под пиццы с засохшими остатками, пустые бутылки из-под колы, банки от энергетиков. Плита покрыта толстым слоем застывшего жира и пригоревших брызг. Муравьи строили дорожки к открытой пачке печенья.
Осторожно ступая, Алёна двинулась дальше, в комнату. Бардак здесь был иного, зловещего порядка. Он говорил не о лени, а о больном, фанатичном уме. Стены, завешанные вырезками из газет: «В Битцевском парке нашли тело…», «Загадочные символы на теле жертвы…». Рядом — кривые, нарисованные от руки пентаграммы, распечатанные из интернета схемы «древних» ритуалов, фотографии рун, вырезанных на деревьях. Всё это было скомкано, приклеено скотчем внахлёст, создавая впечатление хаотичного коллажа безумия.
На столе, рядом со стареньким, запылённым компьютером, лежала книга. Том в потрёпанном кожаном переплёте, искусственно состаренный. Подделка. Бутафория.
Раскрыв книгу, она замерла. На страницах, выведенные аккуратным, чужим почерком, были те самые ритуалы. Те самые руны, что она видела на местах преступлений. Детальные описания жертвоприношений для обретения силы. Она листала страницы — ритуалы отличались, усложнялись, будто кто-то вёл дневник экспериментов. Это был учебник. Но почерк… он отличался от кривых надписей на стенах. Он был ровным, уверенным.
Её взгляд упал на резную шкатулку. Внутри, на бархатной подкладке, лежали безделушки, которые могли принадлежать молодым девушкам: блестящие серёжки-кольца, серебряный кулон в виде сердца, несколько колечек. И аккуратно связанные ниткой пучки волос — тёмные, русые, рыжие. Трофеи.
В углу комнаты она нашла картонную коробку. В ней, завёрнутые в тряпки, лежали ножи. Не обычные кухонные тесаки. Это были ритуальные клинки. На каждом — по 12 рун, искусно выгравированных. Шесть — знакомых, с каменного клинка. Остальные — другие, незнакомые. И от них исходила сила. Густая, чужая, но неоспоримо настоящая. Это были профессионально созданные артефакты. Рядом, в простой пачке из-под бумаги для принтера, лежала стопка новеньких, хрустящих пятитысячных купюр.
В голове у неё всё перевернулось. Сила… дорогие, профессионально сделанные артефакты… пачка новеньких купюр… и этот свинарник, этот детский сад из вырезок. Кукла, — внезапно подумала она. — Он всего лишь кукла. Дорогая, опасная, но кукла. Кто-то дергает его за ниточки и дает ему игрушки. Гениальная маскировка? Или…
Словно призрак, она выскользнула обратно тем же путём, задвинув форточку. Её тело дрожало не столько от холода, сколько от когнитивного диссонанса. К утру он вернулся. Она почувствовала его возвращение — грубый, тёмный импульс, врезавшийся в дом, словно удар. Он был силён. Слишком силён для того хаоса и примитивного безумия, что царили в его логове.
Ничего не сходится. Ни-че-го.
Подумав, она пошла к метро, к красному таксофону. Подняла трубку, набрала номер. — Маньяк, который убивает девушек, — её голос прозвучал ровно и металлически, — живёт по адресу: Бутово, Мелитопольская улица, дом 184, квартира 12.
Она повесила трубку. Ход был сделан. Теперь нужно было посмотреть, как поведёт себя её сильный, загадочный и до идиотизма небрежный враг.
Повесив трубку, Алёна вернулась к детской площадке, затаившись в тени между гаражами. Через пятнадцать минут, с воем сирен, подкатили две машины — обычная «Лада» и микроавтобус без опознавательных знаков. Из них высыпали мужчины в полной экипировке, с бронежилетами и автоматами. Они ворвались в подъезд. Сердце Алёны заколотилось в предвкушении.
Но через пару минут они вышли. И с ними… он. Колдун. Его никто не держал, не вёл под конвоем. Он просто стоял рядом со старшим группы, который что-то говорил в рацию, и выглядел как… как один из них. Такой же боец в чёрной униформе.
Что?
Алёна, натянув шапку на лоб, вышла из укрытия и пошла по тротуару мимо них, опустив голову. Краем глаза она увидела его лицо — теперь это было суровое, бритоголовое лицо сотрудника ОМОНа. Она прошла дальше, оглянулась… и образ дрогнул. На его месте снова стоял тот самый парень в тёмном плаще. Морок. Не просто наведённый на себя, а создающий целую иллюзорную зону вокруг. Сильный. Очень сильный.
Проследив, как он, уже один, неспешно скрылся за углом, она ощутила, как внутренний компас, отпечаток его силы, тянется за ним, как нить Ариадны. Он вёл её по задворкам, то замедляясь, то переходя на бег. Он засел в одном из гаражных кооперативов, просидел там пару часов, видимо, приходя в себя, а потом двинулся дальше и окончательно спрятался в подвале старой пятиэтажки.
Алёна улыбнулась, прижавшись спиной к холодной стене соседнего дома. — Ну… теперь ты мой.
Теперь нужна была площадка. Место силы, но не природное, а насквозь пропитанное смертью, отчаянием и тленом. Она зашла в ближайшее интернет-кафе, нашла на карте то, что искала: огромную заброшенную промзону на окраине, помеченную на спутниковых снимках как несанкционированную свалку — помойку у «Лесхозпарка». Рядом — Бутовское кладбище. Идеально.
Заброшенная промзона встретила её воющим ветром, гуляющим среди ржавых каркасов цехов и гор битого кирпича. Воздух был густым и сладковатым от гниения. Крысы и собаки… То что надо!
Методично, как хищник, был обшарен каждый угол территории. Искомое нашлось быстро — полуразложившийся труп большой собаки, уже обглоданный падальщиками. Не моргнув глазом, она достала нож и принялась за работу. Лезвие с хрустом отделяло кости от остатков плоти. Она складывала их в аккуратную кучку — бедренные, рёбра, череп. Из обрывков проволоки и верёвок, валявшихся в мусоре, сплела примитивные, но эффективные силки на крыс, чьи норы усеяли склоны свалки. Нашла высохший труп вороны, выломала несколько тонких, но прочных косточек из крыла. Они и так были похожи на иглы. Осталось лишь слегка заточить их кончики о булыжник, чтобы сделать ещё острее. В ржавой, продырявленной миске, найденной тут же, она увидела идеальный ритуальный сосуд.
Разгребая руками хлам, она расчистила в центре свалки круг достаточного диаметра. Место для будущего действа было готово. Сумерки сгущались. Пора было добывать последние, самые важные компоненты.
Бутовское кладбище в ноябрьских сумерках было безлюдным и по-особенному безмолвным. Огни города отсюда были лишь тусклым заревом на горизонте. Алёна бродила между рядами могил, её шаги глухо отдавались в промёрзлой земле. Она дождалась, когда уйдёт последняя старушка с венком, и осталась одна в царстве мёртвых.
Двигаясь быстро и целенаправленно, её глаза выискивали не имена на памятниках, а ресурсы. Вот на одной из свежих могил горели парафиновые свечи. Она присела, будто поправляя шнурок, и быстрым движением руки сгребла их в свой пакет, притопив фитили пальцами. Воск был ещё тёплым. Потом, достав тот же пакет, она набрала с нескольких безымянных захоронений горсть земли — не просто грунта, а земли с могильной насыпи, пропитанной памятью о смерти.
Её взгляд упал на старый, покосившийся деревянный крест на заброшенном участке. Он был почти сгнившим. Она схватилась за перекладину и с силой дёрнула на себя. Дерево с треском поддалось. В руках у неё остался ржавый, когда-то металлический крестик, проржавевший насквозь. Совершенный проводник для того, что она задумала.
С добычей она покинула кладбище, не оглядываясь. Теперь у неё было всё, чтобы приготовить для колдуна самый страшный в его жизни сюрприз.
Автобусы уже не ходили. На небе, между рваными облаками, висела бледная ноябрьская луна, отбрасывая призрачный свет на пустынные улицы. Повезло — на остановке стояло такси. Алёна назвала район промзоны. Водитель, угрюмый мужик, буркнул что-то про «странные заказы», но повёз.
На помойке её встретила та же могильная тишина, нарушаемая лишь шуршанием крыс в кучах хлама. Луна освещала расчищенный круг, превращая его в подобие сцены для грядущего действа.
Она приступила к работе. Это был уже не поиск, а создание. Тот самый блокнот с ритуалами лежал раскрытым рядом. Но она почти не смотрела в него. Руны, которые она когда-то заучивала как заклинания, теперь оживали под её пальцами. Она чертила их кончиком ножа на ржавых листах металла, выводила углём на обломках кирпича, выкладывала из подобранных костей и камней.
? УЗЕЛ + ?? КАМЕНЬ + ? ТРИЖДЫ — чтобы связать и удержать. ? ЗАПРЕТ + /// ВЕТЕР + — ЕДВА — чтобы заглушить звук и не дать крику о помощи вырваться наружу.) (ЛИК + 0 ОКО + v ВНУТРЬ — чтобы скрыть истинную суть круга, сделать его для постороннего взгляда просто грудой мусора.
По жилам, будто по проложенным каналам, текла сила, соединяя символы в единую, сложную и смертоносную схему. Это было похоже на пайку тончайших проводов — требовалась абсолютная концентрация. И что удивительнее всего — она понимала это. Не как заученные молитвы, а как язык, на котором наконец заговорила её плоть и кровь. Руны рассказывали ей о силе больше, чем любая книга.
В нескольких ключевых точках, наоборот, она сделала руны яркими, заметными. ? ПЛАМЯ, выжженная на доске. ? ДРОЖЬ, выцарапанная крупно на куске шифера. Это были сигнальные огни для слепого мотылька. Приманка.
Монотонная работа заняла несколько часов. Когда всё было готово, она встала и окинула взглядом своё творение. Со стороны — просто хаотичное нагромождение мусора. Для того, кто обладал даром, — сложнейшая паутина, невидимая клетка.
Она пошла к метро, дошагала почти до самого вестибюля, где ещё теплилась жизнь. И там, остановившись, провела ладонью по собственному предплечью, словно стирая невидимую надпись. Она сломала печать, скрывавшую её от него.
«Чувствуй. Я здесь. Я близко. Приходи.»
Затем она так же неспешно вернулась к промзоне и затаилась в сквозняковом проёме бывшего цеха, выходившего на главную «улицу» этого царства разрухи. Туда, откуда он должен был появиться.
Сомнения подступали, холодные и липкие. А вдруг ритуал не сработает? Вдруг его сила просто снесёт все эти хлипкие конструкции? Вдруг он придёт не один?
Но сомнения были раздавлены железной уверенностью, которую она почувствовала в следующие мгновения.
Он шевельнулся.
Где-то там, в подвале старой пятиэтажки, её внутренний компас дрогнул, а затем рванулся с места. Он не шёл. Он бежал. Чувство было таким отчётливым, будто она слышала его тяжёлое, яростное дыхание. Он мчался через спящие дворы, как голодный зверь, почуявший кровь.
Сердце Алёны забилось чаще, отвечая на этот вызов. Она сжала в кармане рукоять «Жалезка». Страх был, но сквозь него пробивалась стальная решимость.
Он приближался. Очень быстро.
_____________________________________________________________________________________________________
Наш новый проект "Экзорцист и Некромантка" https://author.today/work/502136
Он охотник. Она — его добыча. Их союз — смертный приговор.
В магическом подполье Москвы есть только одно незыблемое правило: некромантам и экзорцистам не бывать вместе. Но когда на кону стоит судьба города, Яне и Алексею придется нарушить этот запрет.
Искушение, которое они испытывают, опаснее любого врага. Каждое прикосновение — грех. Каждый поцелуй — предательство.
Решатся ли они на чувство, за которое придется заплатить собственной жизнью?
Колдун был уже близко. Вскоре Алёна не просто услышала, а почувствовала костями скрип ржавой двери ангара, а затем — тяжёлые, уверенные шаги, вдавливающие в грязь осколки кирпича. Его сила плыла впереди, густая и удушающая, как волна смрада, обволакивая девушку, пытаясь парализовать волю.
— Ведьма! — голос незваного гостя прорезал тишину, словно нож, и отдался эхом в её рёбрах, заставив сердце на мгновение замереть. — Я знаю, ты здесь! Куда ты спряталась? Иди к папочке, я не причиню тебе боли.
Его смех, гулкий и неприятный, покатился по пустырю, заглушая её дыхание. Алёна рванула с места, как подкошенная.
