Мы на горе всем буржуям
Мировой пожар раздуем, - писал в той же поэме Александр Блок. Раздувание пожара требовало постоянной подпитки, потому с обеих сторон в бой бросали всё новые и новые части. Чтобы ненасытное революционное пламя не угасало, перемалывало их и запрашивало ещё. Рассматривая город в бинокль, Малинин отметил, что земля изрядно изрыта окопами, траншеями, воронками от разрывов, и теперь местность вполне, как и прежде, можно именовать Кривой горой.
Поначалу город оборонял лишь сводный коммунистический полк. Первый батальон вырос из красногвардейской роты под командованием рабочего вёдерно-закройного цеха Корыгина и комиссара Траутмана, таксатора местного лесничества. Это подразделение в городе было весьма знаменито, и даже обросло то ли легендами, то ли анекдотами. Правда это, или злые языки просто так чесались, ради красного словца, - в общем, дело обстояло так. Ещё при формировании роты руководивший военным обучением вчерашних рабочих Корыгин где-то раздобыл пулемёт, но вот как с ним обращаться - не знал никто. Порешили, как всегда, на авось, не боги горшки обжигают, справимся. Выехали с пулемётом в поле, вставили ленту и заставили одного из бойцов тянуть её сбоку. Пробовали, пробовали - ничего не выходит, не желает пулемёт работать: гнёт патроны, и всё тут. После нескольких неудачных попыток пришла в голову мысль: может, не надо тянуть? Попробовали – и впервые в руках большевиков-красногвардейцев пулемёт начал стрелять. Это была первая удача, которой бойцы роты радовались буквально как дети. Винтовки тоже новизной не отличались и были изрядно ржавыми. Один из старичков-рабочих сказал Корыгину: «Подойди, не знаю, как из винтовки стрелять». «Дожил до таких лет, дядя, и не знаешь», - возмутился Корыгин, взял винтовку в руки и начал дёргать затвор: раз, раз - не открывается! Попытался ногой – опять не получается…
Как пошли наши ребята
В Красной армии служить -
В Красной армии служить -
Буйну голову сложить!
Второй батальон, из-за национальной пестроты личного состава получивший название «Особый интернациональный», возглавлял краском Шандор Малари, солдат австро-венгерской армии, взятый в плен в 1915 году и примкнувший к большевикам. В «Особом» воевали румыны, венгры, немцы, чехи, словаки, финны, австрийцы, китайцы, корейцы. Вообще, при всём своем нетерпении к большевикам, белые особенно ненавидели «интернационалистов», пленных жестоко пытали и расстреливали.
Первые же сражения показали: одной ненависти к противнику и желания биться с ним мало. «Закидать шапками» неприятеля не удалось: военная подготовка красногвардейцев была никудышной, вооружение плохое, да и силы слишком неравные. В результате кровопролитных трёхдневных боев белые изрядно потрепали полк, вынуждая красных повсеместно отступать. В городе поднялась паника, спешно строились планы эвакуации заводского оборудования: «Чтобы белые не воспользовались им для производства военной продукции». Обсуждались пути эвакуации партийных работников, членов их семей.
Желая приблизить разгром и захват города, белые попытались взять Кривогорск в кольцо, послав казаков обойти и ударить в тыл обороняющихся красных. Стремительным рейдом, прорвав хилые заслоны, отряд вышел к деревне Гальчино, громя тылы и всерьёз угрожая полным окружением и блокадой. Напуганные этим известием, большевики наспех собрали сотню-полторы человек, в основном из числа подростков и молодёжи, кое-как вооружили и отправили в сторону деревни, куда просочился отряд белых. Конкретные цели и задачи перед этим «заградительным» отрядом не были поставлены, у них даже не было командира! До Гальчино «сотня юных бойцов» шла растянувшейся толпой без разведки и боевого охранения, весьма мало напоминая воинское подразделение. Разбойная ватага, шайка дезертиров. К вечеру утомлённые переходом, новоиспечённые бойцы, «красные орлы» наелись каши, сваренной из выданной интендантами крупы, и улеглись спать, не выставив дозоров, часовых и охраны.
Ранним утром, только-только солнце показалось, длинная очередь ручного пулемёта прогрохотала над головами спящих. Спросонья неуклюже тёрли глаза. Сознание отказывалось воспринимать окружающую обстановку: пар из ноздрей всхрапывающих лошадей, хохочущие бородатые физиономии. В рассветной дымке, в контровом солнечном свете, на контражуре фигуры всадников казались сказочными богатырями. Это казачий эскадрон бесшумно окружил кривогорцев, и его командир, щёлкая плеткой по сапогу, прокричал:
- Немедленно убирайтесь прочь, иначе всех запорем нагайками!
От страха не помнили, как пробежали вёрст десять. Босиком!
Капитан Малинин на минуту оторвался от бинокля, сомкнул веки, давая глазам отдых. Чёрт возьми, ведь тогда совсем чуть-чуть не хватило, чтобы взять Верхний Кривогорск и ликвидировать это направление фронта. Казалось, вот она, победа, рядом, руку протяни – потрогать, пощупать можно… Как всегда, зло усмехнулся Малинин, чуть-чуть не считается, прошляпили, проволынили, профилонили!
Тогда панические настроения в стане большевиков довольно быстро улеглись, и обстановка нормализовалась: на фронт прибыли бронепоезд под командованием балтийского матроса Пименова, а также новый добровольческий отряда рабочих, которыми командовал бывший унтер-офицер Щепкин. В комплекте к прополнению прилагались: инспектор - комиссар Павлов и группа военных специалистов для оценки стремительно меняющейся обстановки на Верхнекривогорском участке фронта и принятия мер для её исправления. Под руководством Павлова был создан штаб Верхнекривогорского направления, но реального результата от его деятельности не было, если не считать, что штабисты вносили в организацию боевых действий некоторые элементы военной науки. Ненадолго продвижение белых было остановлено.
Подавляющее большинство мужского населения города к этому времени уже добровольно или по мобилизации находилось в армии, потому срочно формирующийся Второй Кривогорский рабочий полк состоял в основном из жителей окрестных деревень и жалких остатков батальона Шандора Малари.
В это же время белые предприняли очередное наступление. Удар пришёлся на разрозненные отряды красных, ещё не полностью влившихся в состав 2-го рабочего полка, и бронепоезд матроса Пименова. Неся большие потери, красные медленно пятились в сторону железнодорожной станции Поляково. Измотанный в боях полк мог быть полностью уничтожен. Спасло его прибытие на передовую 3-го сводного батальона имени Карла Маркса и полка латышских стрелков, но в первом же бою латыши бросили позиции и самовольно отошли к станции Горловище.
Всю силу удара белых частей принял на себя батальон имени Карла Маркса, действия которого прикрывал бронепоезд. Бои шли без перерыва три дня, после чего крупное соединение белых обошло Поляково по лесу, в результате чего красные оказались в окружении, и бои приобрели весьма драматический характер. Белые методично выдавливали со станции красных, которые мелкими группами уходили в лес. Венгры, решившие вырваться из окружения с помощью штыковой атаки, почти все были уничтожены: из окружения вышла небольшая группа в 35 человек во главе с Малари. Прикрывая отход батальона, бронепоезд матроса Пименова безуспешно пытался пробиться к городу. Отход оказался невозможен, поскольку железнодорожный путь был заблокирован. Под огнём противника команда демонтировала вооружение бронепоезда, привела в негодность паровоз и, спешившись, вместе с остатками Второго Кривогорского рабочего полка вырвалась из окружения. Захват станции Поляково был стремителен и весьма успешен. В этот же день 3-я рота Второго Кривогорского рабочего полка, убив командира, перешла на сторону белых.
К концу июня 1918 года, подтянув свежие резервы, белые части имели почти двойное преимущество в живой силе и артиллерии. После сильнейшей артподготовки значительными силами начали наступление на город. Используя железнодорожную насыпь, как естественное укрытие, баррикаду, красным удалось успешно отбить три атаки. И снова белые обошли лесом позиции большевиков и в назначенное время начали четвёртую атаку: одни продолжили напирать в лобовую, другие ударили с тыла. Ранее бывшая защитницей, железнодорожная насыпь сыграла с обороняющимися весьма злую шутку: прижатые к ней, они оказались в ловушке. В результате боя две роты были окружены, большинство красноармейцев побросали винтовки и в панике разбежались. Вырваться из окружения удалось немногим.
Экипаж Пименова после возвращения из-под Поляково получил новый башенный бронепоезд, изготовленный на Кривогорском железоделательном заводе. Бронепоезд имел на вооружении две 48-миллиметровые пушки и 12 пулемётов, 55 человек экипажа были дополнены 15 рабочими депо. Его жизнь была как лозунг: короткой, но весьма насыщенной. Пытаясь поддержать окружённых, помочь прорваться, бронепоезд Пименова сам оказался в западне. Потому что он хоть и весьма мощная боевая единица, а иногда и решающая, но, к сожалению, передвигаться может только по рельсам. И если эти рельсы разобрать, снять или просто взорвать - превращается в неподвижную громоздкую и весьма уязвимую мишень. Которую можно безбоязненно расстреливать с расстояния. Белые использовали весьма хитрый приём: вытащили из деревянных шпал железные костыли, чего не смог заметить машинист, и в результате многотонная машина сошла с рельсов. Шквальный ружейно-пулемётный огонь не позволял команде бронепоезда отремонтировать железнодорожный путь. Бой продолжался весь день до темноты. Израсходовав боезапас и потеряв большую часть личного состава, в том числе комиссара Войченко, команда приняла решение взорвать один броневой вагон и вести бой из второго. К ночи, когда боеприпасы подошли к концу, и стало ясно, что рассчитывать на помощь не приходится, оставшиеся в живых взорвали последний броневой вагон и паровоз и под покровом ночи лесом ушли в Верхний Кривогорск. Гибель бронепоезда до предела обострила оперативную обстановку: оборона была разрушена, красные несли большие потери. Три роты Особого Коммунистического полка, попав в окружение, сдались не оказывая ровно никакого сопротивления, перешли на сторону белых, развернув оружие против недавних «товарищей». В городе вновь началась эвакуация. Опять большевики принялись обсуждать вариант взрыва плотины и затопления завода с тем, чтобы ничего не досталось белым. Паника в Верхнем Кривогоске была так велика, что оставленный советскими работниками и большевиками город некоторое время вообще был без красных и без белых. Однако белые по какой-то причине промедлили, упустили возможность войти в Верхний Кривогорск без боя, а через несколько дней стало поздно: на фронт прибыли шесть отрядов из Москвы, Петрограда, Самары, две артиллерийские батареи, три эскадрона. Москвичи с ходу атаковали, опрокинули боевые порядки белых и обратили в бегство. При этом продвинулись глубоко в неприятельский в тыл, но вынуждены были поспешно откатиться назад, чтобы не оказаться в окружении. Питерцы, самарцы и отряд «интернационалистов» при поддержке артиллерии перешли в наступление в районе станции Горловище. Начались затяжные, крайне ожесточённые и кровопролитные бои. Отряды красных бессменно находились на передовых позициях и вели боевые действия сутками, даже неделями. Питание и боеприпасы доставлялись крайне нерегулярно. Под открытым небом, без горячей пищи, вечно мокрые, красноармейцы держались стойко.
К середине лета обе стороны выдохлись преизрядно, численность личного состава и количество боеприпасов уменьшилось до крайности. Беспрерывные атаки и контратаки сменились вялой позиционной войной, редкими выстрелами с той и другой стороны. Тогда-то и прибыла под Кривогорск группировка полковника Вазарова в составе 2800 штыков, 1300 сабель, двух бронепоездов, 12 орудий, 40 пулемётов и одного аэроплана. Даже самому скептически настроенному маловеру стало ясно: участь красных решена. Окончательно и бесповоротно.
В ходе недельных боёв большевики потеряли убитыми и ранеными более половины своей численности и во избежание дальнейших потерь оставили город. Это был большой успех полковника Дмитрия Вазарова.
Однако Фортуна - дама капризная и своевольная, и, хотя носит повязку на глазах, весьма разборчива и требовательна. И уж если сподобится одарить своей благожелательностью, то вовсе не всех подряд, а напротив, только тех, кто достойно выходит из сложных ситуаций и осознаёт, что является хозяином своей судьбы. Она слишком долго благоволила Дмитрию Вазарову и теперь проявила симпатию и доброе расположение к его визави: Александру Холмогорову, бывшему капитану Русской императорской армии и командиру спешно брошенного на отражение атак белых двухбатальонному Кронштадскому морскому полку из 500 матросов, списанных с кораблей Балтийского флота, и 1500 мобилизованных.
Странное дело, на всём протяжении германской войны Александр Холмогоров особыми полководческими талантами не блистал, был командиром, разумеется, усердным, но весьма посредственным. Карьеры не сделал, так и проходив всю войну в одном звании. А вот став краскомом и приняв под начало Кронштадтский морской полк, бывший Его Императорского Величества капитан проявлял просто оперативно-тактические чудеса, с молодецкой лихостью и какой-то водевильной даже лёгкостью громя бывших сослуживцев. В лобовые атаки на пулемёты бойцов не посылал, давил огневые точки артиллерией. Лихим кавалерийским рубкам предпочитал «трусливый» кинжальный ружейно-пулемётный огонь в упор по храбро мчавшимся в атаку конникам. Любил стремительным ударом во фланг рассечь силы противника на части, отрезать от своих и заставить драться в окружении. Под его командованием мобилизованные, вдруг ощутив упоительный вкус победы, делались добровольцами и начинали воевать уверенно и вдумчиво.
Имея более чем двойное превосходство и находясь в обороне, белые полк Холмогорова всерьёз не приняли, а зря! Балтийские матросы Кривогорск взяли с ходу, в пух и прах расколошматив опьянённых победой, а потому полусонных и расслабленных солдат Вазарова. «Смелость города берёт», - сказал Александр Васильевич Суворов после штурма и взятия турецкой крепости Измаил. Отвага и храбрость даёт возможность совершить то, что, казалось бы, слишком сложно или попросту невозможно, достичь результатов невероятных, подчас фантастических. Решительность и сила духа помогает сделать первый шаг, да и все последующие.
Полоска горизонта лениво алеет, летнее небо начинает темнеть, ещё совсем непродолжительное время - и ночь окончательно накроет город. Не более получаса остаётся в запасе. Чувств, эмоций - никаких, обыкновенная работа. Бойцы, пользуясь предоставленной возможностью, спят, лишь Афоня лениво перелистывает очередную брошюру. Слюнявит палец, переворачивает страницу. Хмурит брови.
Пора! Малинин пружинисто вскочил, офицеры мгновенно выстроились перед командиром. Синхронно попрыгали, проверяя, не гремит, не звенит ли что-либо. Нет, всё в полном порядке, ни металлического звяка, ни противного кожаного шуршания ремней, ни какого-либо явственного стука. Подошвы сапог обмотаны холстом, на всех бойцах поверх солдатских гимнастёрок одинаковые самодельные костюмы из рыболовной сети с привязанными, пришитыми кусками тряпья, крашеной в грязно-сапфировый цвет холодных оттенков мешковины, мочала.
Мировой пожар раздуем, - писал в той же поэме Александр Блок. Раздувание пожара требовало постоянной подпитки, потому с обеих сторон в бой бросали всё новые и новые части. Чтобы ненасытное революционное пламя не угасало, перемалывало их и запрашивало ещё. Рассматривая город в бинокль, Малинин отметил, что земля изрядно изрыта окопами, траншеями, воронками от разрывов, и теперь местность вполне, как и прежде, можно именовать Кривой горой.
Поначалу город оборонял лишь сводный коммунистический полк. Первый батальон вырос из красногвардейской роты под командованием рабочего вёдерно-закройного цеха Корыгина и комиссара Траутмана, таксатора местного лесничества. Это подразделение в городе было весьма знаменито, и даже обросло то ли легендами, то ли анекдотами. Правда это, или злые языки просто так чесались, ради красного словца, - в общем, дело обстояло так. Ещё при формировании роты руководивший военным обучением вчерашних рабочих Корыгин где-то раздобыл пулемёт, но вот как с ним обращаться - не знал никто. Порешили, как всегда, на авось, не боги горшки обжигают, справимся. Выехали с пулемётом в поле, вставили ленту и заставили одного из бойцов тянуть её сбоку. Пробовали, пробовали - ничего не выходит, не желает пулемёт работать: гнёт патроны, и всё тут. После нескольких неудачных попыток пришла в голову мысль: может, не надо тянуть? Попробовали – и впервые в руках большевиков-красногвардейцев пулемёт начал стрелять. Это была первая удача, которой бойцы роты радовались буквально как дети. Винтовки тоже новизной не отличались и были изрядно ржавыми. Один из старичков-рабочих сказал Корыгину: «Подойди, не знаю, как из винтовки стрелять». «Дожил до таких лет, дядя, и не знаешь», - возмутился Корыгин, взял винтовку в руки и начал дёргать затвор: раз, раз - не открывается! Попытался ногой – опять не получается…
Как пошли наши ребята
В Красной армии служить -
В Красной армии служить -
Буйну голову сложить!
Второй батальон, из-за национальной пестроты личного состава получивший название «Особый интернациональный», возглавлял краском Шандор Малари, солдат австро-венгерской армии, взятый в плен в 1915 году и примкнувший к большевикам. В «Особом» воевали румыны, венгры, немцы, чехи, словаки, финны, австрийцы, китайцы, корейцы. Вообще, при всём своем нетерпении к большевикам, белые особенно ненавидели «интернационалистов», пленных жестоко пытали и расстреливали.
Первые же сражения показали: одной ненависти к противнику и желания биться с ним мало. «Закидать шапками» неприятеля не удалось: военная подготовка красногвардейцев была никудышной, вооружение плохое, да и силы слишком неравные. В результате кровопролитных трёхдневных боев белые изрядно потрепали полк, вынуждая красных повсеместно отступать. В городе поднялась паника, спешно строились планы эвакуации заводского оборудования: «Чтобы белые не воспользовались им для производства военной продукции». Обсуждались пути эвакуации партийных работников, членов их семей.
Желая приблизить разгром и захват города, белые попытались взять Кривогорск в кольцо, послав казаков обойти и ударить в тыл обороняющихся красных. Стремительным рейдом, прорвав хилые заслоны, отряд вышел к деревне Гальчино, громя тылы и всерьёз угрожая полным окружением и блокадой. Напуганные этим известием, большевики наспех собрали сотню-полторы человек, в основном из числа подростков и молодёжи, кое-как вооружили и отправили в сторону деревни, куда просочился отряд белых. Конкретные цели и задачи перед этим «заградительным» отрядом не были поставлены, у них даже не было командира! До Гальчино «сотня юных бойцов» шла растянувшейся толпой без разведки и боевого охранения, весьма мало напоминая воинское подразделение. Разбойная ватага, шайка дезертиров. К вечеру утомлённые переходом, новоиспечённые бойцы, «красные орлы» наелись каши, сваренной из выданной интендантами крупы, и улеглись спать, не выставив дозоров, часовых и охраны.
Ранним утром, только-только солнце показалось, длинная очередь ручного пулемёта прогрохотала над головами спящих. Спросонья неуклюже тёрли глаза. Сознание отказывалось воспринимать окружающую обстановку: пар из ноздрей всхрапывающих лошадей, хохочущие бородатые физиономии. В рассветной дымке, в контровом солнечном свете, на контражуре фигуры всадников казались сказочными богатырями. Это казачий эскадрон бесшумно окружил кривогорцев, и его командир, щёлкая плеткой по сапогу, прокричал:
- Немедленно убирайтесь прочь, иначе всех запорем нагайками!
От страха не помнили, как пробежали вёрст десять. Босиком!
Капитан Малинин на минуту оторвался от бинокля, сомкнул веки, давая глазам отдых. Чёрт возьми, ведь тогда совсем чуть-чуть не хватило, чтобы взять Верхний Кривогорск и ликвидировать это направление фронта. Казалось, вот она, победа, рядом, руку протяни – потрогать, пощупать можно… Как всегда, зло усмехнулся Малинин, чуть-чуть не считается, прошляпили, проволынили, профилонили!
Тогда панические настроения в стане большевиков довольно быстро улеглись, и обстановка нормализовалась: на фронт прибыли бронепоезд под командованием балтийского матроса Пименова, а также новый добровольческий отряда рабочих, которыми командовал бывший унтер-офицер Щепкин. В комплекте к прополнению прилагались: инспектор - комиссар Павлов и группа военных специалистов для оценки стремительно меняющейся обстановки на Верхнекривогорском участке фронта и принятия мер для её исправления. Под руководством Павлова был создан штаб Верхнекривогорского направления, но реального результата от его деятельности не было, если не считать, что штабисты вносили в организацию боевых действий некоторые элементы военной науки. Ненадолго продвижение белых было остановлено.
Подавляющее большинство мужского населения города к этому времени уже добровольно или по мобилизации находилось в армии, потому срочно формирующийся Второй Кривогорский рабочий полк состоял в основном из жителей окрестных деревень и жалких остатков батальона Шандора Малари.
В это же время белые предприняли очередное наступление. Удар пришёлся на разрозненные отряды красных, ещё не полностью влившихся в состав 2-го рабочего полка, и бронепоезд матроса Пименова. Неся большие потери, красные медленно пятились в сторону железнодорожной станции Поляково. Измотанный в боях полк мог быть полностью уничтожен. Спасло его прибытие на передовую 3-го сводного батальона имени Карла Маркса и полка латышских стрелков, но в первом же бою латыши бросили позиции и самовольно отошли к станции Горловище.
Всю силу удара белых частей принял на себя батальон имени Карла Маркса, действия которого прикрывал бронепоезд. Бои шли без перерыва три дня, после чего крупное соединение белых обошло Поляково по лесу, в результате чего красные оказались в окружении, и бои приобрели весьма драматический характер. Белые методично выдавливали со станции красных, которые мелкими группами уходили в лес. Венгры, решившие вырваться из окружения с помощью штыковой атаки, почти все были уничтожены: из окружения вышла небольшая группа в 35 человек во главе с Малари. Прикрывая отход батальона, бронепоезд матроса Пименова безуспешно пытался пробиться к городу. Отход оказался невозможен, поскольку железнодорожный путь был заблокирован. Под огнём противника команда демонтировала вооружение бронепоезда, привела в негодность паровоз и, спешившись, вместе с остатками Второго Кривогорского рабочего полка вырвалась из окружения. Захват станции Поляково был стремителен и весьма успешен. В этот же день 3-я рота Второго Кривогорского рабочего полка, убив командира, перешла на сторону белых.
К концу июня 1918 года, подтянув свежие резервы, белые части имели почти двойное преимущество в живой силе и артиллерии. После сильнейшей артподготовки значительными силами начали наступление на город. Используя железнодорожную насыпь, как естественное укрытие, баррикаду, красным удалось успешно отбить три атаки. И снова белые обошли лесом позиции большевиков и в назначенное время начали четвёртую атаку: одни продолжили напирать в лобовую, другие ударили с тыла. Ранее бывшая защитницей, железнодорожная насыпь сыграла с обороняющимися весьма злую шутку: прижатые к ней, они оказались в ловушке. В результате боя две роты были окружены, большинство красноармейцев побросали винтовки и в панике разбежались. Вырваться из окружения удалось немногим.
Экипаж Пименова после возвращения из-под Поляково получил новый башенный бронепоезд, изготовленный на Кривогорском железоделательном заводе. Бронепоезд имел на вооружении две 48-миллиметровые пушки и 12 пулемётов, 55 человек экипажа были дополнены 15 рабочими депо. Его жизнь была как лозунг: короткой, но весьма насыщенной. Пытаясь поддержать окружённых, помочь прорваться, бронепоезд Пименова сам оказался в западне. Потому что он хоть и весьма мощная боевая единица, а иногда и решающая, но, к сожалению, передвигаться может только по рельсам. И если эти рельсы разобрать, снять или просто взорвать - превращается в неподвижную громоздкую и весьма уязвимую мишень. Которую можно безбоязненно расстреливать с расстояния. Белые использовали весьма хитрый приём: вытащили из деревянных шпал железные костыли, чего не смог заметить машинист, и в результате многотонная машина сошла с рельсов. Шквальный ружейно-пулемётный огонь не позволял команде бронепоезда отремонтировать железнодорожный путь. Бой продолжался весь день до темноты. Израсходовав боезапас и потеряв большую часть личного состава, в том числе комиссара Войченко, команда приняла решение взорвать один броневой вагон и вести бой из второго. К ночи, когда боеприпасы подошли к концу, и стало ясно, что рассчитывать на помощь не приходится, оставшиеся в живых взорвали последний броневой вагон и паровоз и под покровом ночи лесом ушли в Верхний Кривогорск. Гибель бронепоезда до предела обострила оперативную обстановку: оборона была разрушена, красные несли большие потери. Три роты Особого Коммунистического полка, попав в окружение, сдались не оказывая ровно никакого сопротивления, перешли на сторону белых, развернув оружие против недавних «товарищей». В городе вновь началась эвакуация. Опять большевики принялись обсуждать вариант взрыва плотины и затопления завода с тем, чтобы ничего не досталось белым. Паника в Верхнем Кривогоске была так велика, что оставленный советскими работниками и большевиками город некоторое время вообще был без красных и без белых. Однако белые по какой-то причине промедлили, упустили возможность войти в Верхний Кривогорск без боя, а через несколько дней стало поздно: на фронт прибыли шесть отрядов из Москвы, Петрограда, Самары, две артиллерийские батареи, три эскадрона. Москвичи с ходу атаковали, опрокинули боевые порядки белых и обратили в бегство. При этом продвинулись глубоко в неприятельский в тыл, но вынуждены были поспешно откатиться назад, чтобы не оказаться в окружении. Питерцы, самарцы и отряд «интернационалистов» при поддержке артиллерии перешли в наступление в районе станции Горловище. Начались затяжные, крайне ожесточённые и кровопролитные бои. Отряды красных бессменно находились на передовых позициях и вели боевые действия сутками, даже неделями. Питание и боеприпасы доставлялись крайне нерегулярно. Под открытым небом, без горячей пищи, вечно мокрые, красноармейцы держались стойко.
К середине лета обе стороны выдохлись преизрядно, численность личного состава и количество боеприпасов уменьшилось до крайности. Беспрерывные атаки и контратаки сменились вялой позиционной войной, редкими выстрелами с той и другой стороны. Тогда-то и прибыла под Кривогорск группировка полковника Вазарова в составе 2800 штыков, 1300 сабель, двух бронепоездов, 12 орудий, 40 пулемётов и одного аэроплана. Даже самому скептически настроенному маловеру стало ясно: участь красных решена. Окончательно и бесповоротно.
В ходе недельных боёв большевики потеряли убитыми и ранеными более половины своей численности и во избежание дальнейших потерь оставили город. Это был большой успех полковника Дмитрия Вазарова.
Однако Фортуна - дама капризная и своевольная, и, хотя носит повязку на глазах, весьма разборчива и требовательна. И уж если сподобится одарить своей благожелательностью, то вовсе не всех подряд, а напротив, только тех, кто достойно выходит из сложных ситуаций и осознаёт, что является хозяином своей судьбы. Она слишком долго благоволила Дмитрию Вазарову и теперь проявила симпатию и доброе расположение к его визави: Александру Холмогорову, бывшему капитану Русской императорской армии и командиру спешно брошенного на отражение атак белых двухбатальонному Кронштадскому морскому полку из 500 матросов, списанных с кораблей Балтийского флота, и 1500 мобилизованных.
Странное дело, на всём протяжении германской войны Александр Холмогоров особыми полководческими талантами не блистал, был командиром, разумеется, усердным, но весьма посредственным. Карьеры не сделал, так и проходив всю войну в одном звании. А вот став краскомом и приняв под начало Кронштадтский морской полк, бывший Его Императорского Величества капитан проявлял просто оперативно-тактические чудеса, с молодецкой лихостью и какой-то водевильной даже лёгкостью громя бывших сослуживцев. В лобовые атаки на пулемёты бойцов не посылал, давил огневые точки артиллерией. Лихим кавалерийским рубкам предпочитал «трусливый» кинжальный ружейно-пулемётный огонь в упор по храбро мчавшимся в атаку конникам. Любил стремительным ударом во фланг рассечь силы противника на части, отрезать от своих и заставить драться в окружении. Под его командованием мобилизованные, вдруг ощутив упоительный вкус победы, делались добровольцами и начинали воевать уверенно и вдумчиво.
Имея более чем двойное превосходство и находясь в обороне, белые полк Холмогорова всерьёз не приняли, а зря! Балтийские матросы Кривогорск взяли с ходу, в пух и прах расколошматив опьянённых победой, а потому полусонных и расслабленных солдат Вазарова. «Смелость города берёт», - сказал Александр Васильевич Суворов после штурма и взятия турецкой крепости Измаил. Отвага и храбрость даёт возможность совершить то, что, казалось бы, слишком сложно или попросту невозможно, достичь результатов невероятных, подчас фантастических. Решительность и сила духа помогает сделать первый шаг, да и все последующие.
Полоска горизонта лениво алеет, летнее небо начинает темнеть, ещё совсем непродолжительное время - и ночь окончательно накроет город. Не более получаса остаётся в запасе. Чувств, эмоций - никаких, обыкновенная работа. Бойцы, пользуясь предоставленной возможностью, спят, лишь Афоня лениво перелистывает очередную брошюру. Слюнявит палец, переворачивает страницу. Хмурит брови.
Пора! Малинин пружинисто вскочил, офицеры мгновенно выстроились перед командиром. Синхронно попрыгали, проверяя, не гремит, не звенит ли что-либо. Нет, всё в полном порядке, ни металлического звяка, ни противного кожаного шуршания ремней, ни какого-либо явственного стука. Подошвы сапог обмотаны холстом, на всех бойцах поверх солдатских гимнастёрок одинаковые самодельные костюмы из рыболовной сети с привязанными, пришитыми кусками тряпья, крашеной в грязно-сапфировый цвет холодных оттенков мешковины, мочала.
