- Вполне возможно. Однако как Вы угадали?
- Из ювелиров он последний книгу просил посмотреть.
- А что, был кто-то не из ювелиров?
Николай Леонтьевич презрительно хмыкнул.
- Если следовать Вашей логике, то книги о подводных обитателях читают лишь ихтиологи и, возможно, рыбаки. А «Ручную книгу русской опытной хозяйки» Екатерины Авдеевой или «Подарок молодым хозяйкам» Елены Молоховец - только повара. Людям свойственно проявлять интерес в самых различных областях, и в истории драгоценных камней в том числе.
- Прошу извинить, Николай Леонтьевич. Не упомните, кто именно заказывал эту книгу?
- Подполковник Левашов.
- Левашов! – обрадовался Северианов. – Из штаба его превосходительства генерала Васильева? Андрей Алексеевич Левашов, я его знаю! Невысокий, круглый, как колобок. Его за глаза «Пончиком» зовут. И голос смешной, будто всегда простуженный.
Николай Леонтьевич задумался, рассматривая севериановскую портупею и непроизвольно пощипывая мочку левого уха. Потом отрицательно покачал головой.
- Ошибочка, господин штабс-капитан. Павел Васильевич Левашов вроде Вас: высокий, стройный, вельможной осанистости и офицерской выправки, только изрядно седой. А голос у него, напротив, зычный, басовитый.
Северианов изобразил на лице совершенное расстройство.
- Вот ведь как бывает, Николай Леонтьевич. Спутал я, выходит. Жаль. В свою очередь, что можете рассказать о подполковнике Левашове?
Белово задумался.
- Честно говоря, близко с ним не знаком. Офицер, чувствуется, что старый вояка, к тому же человек чрезвычайно интеллигентный и начитанный. Имеющий весьма обширный кругозор, интересующийся не только военной наукой. Это, кстати, сразу видно: не только ать-два командовать способен, но и серьёзную литературу почитывать.
- Скажите честно, Вас не удивило, что подполковник Левашов затребовал именно эту книгу?
- Молодой человек! – назидательный палец вновь возник перед глазами Северианова. – Люди создают книги для того, чтобы их читать. И страсти у людей совершенно различны. Одного интересует комедия Грибоедова, другому весьма любопытна «Жизнь и искусство», а третий неравнодушен к истории и тайнам драгоценных камней.
- Он как-то объяснил свой интерес?
- Нет, да я и не спрашивал. Зачем? Сам Левашов из Москвы, сюда от большевиков бежал, чтобы против них сражаться. Перекинулись мы парой слов, старые времена вспомнили.
- Как давно это было? И кстати, долго он книгу просматривал? Я имею в виду: внимательно изучал, или просто пролистал?
- Недавно. Недели полторы-две тому назад. Что же касается времени изучения – доподлинно не скажу: подполковник ещё журнал «Псовая и ружейная охота» выписал, что уж больше изучал – не знаю, но пробыл часа полтора, потом простился и ушёл.
- А он частый посетитель Вашего заведения, или единожды был?
- Нечастый, после того раза больше не захаживал, не встречал я его.
- А о его визите кому-нибудь говорили? Может быть, кто-то интересовался?
- Нет, Вы – первый.
- А о господине Ливкине?
- Нет, что Вы! То, что Семён Яковлевич издание сэра Брэдли Дэниелса изучает – в этом совершенно никакого фурора или сенсации нет, он и раньше часто сию книгу штудировал. Профессия обязывает.
- Другие ювелиры тоже?
- Разумеется. Однако же как Советская власть пришла – перестали «Самые знаменитые бриллианты в мире» заказывать, не до того-с.
- Хорошо, - Северианов располагающе улыбнулся директору «Публички». – Ещё несколько вопросов, Николай Леонтьевич, если позволите.
Белово кивнул с благосклонной снисходительностью. Не то, чтобы разговор забавлял его, но и откровенного неприятия директор не выказывал.
- Прошу Вас. Всё, что в моих силах.
- Скажите, Николай Леонтьевич, знаком ли Вам этот господин? - Северианов положил на стол фотографическую карточку, найденную в тайнике. Карточку он предусмотрительно разрезал таким образом, чтобы на одной её части оставался лишь господин «по внешним признакам» схожий с Житиным, на другой же - неизвестные мужчина и женщина. Части фотографии он убрал в разные конверты, соответственно положив в разные карманы кителя.
Николай Леонтьевич взял фотокарточку двумя пальцами, покрутил перед глазами, небрежно швырнул на стол.
- Разумеется, этот товарищ мне известен. Это председатель Новоелизаветинской ЧК Житин Антон Семёнович, правда здесь он сам на себя не слишком похож, а, напротив, смахивает на весьма приличного господина. Сам по себе товарищ Житин - мужик-лапотник, крестьянин, а здесь – просто-таки интеллигент. Никогда не подумаешь.
- Вам довелось хорошо знать этого человека?
- Не то чтобы хорошо, Николай Васильевич, просто видел несколько раз. Он заходил в наше учреждение, аккурат, когда возня насчёт закрытия библиотеки начала разворачиваться. Тоже, между прочим, выступал за ликвидацию книжного фонда, как пережитка прошлого. Хотя и не слишком активно, даже пробовал читать кое-что, но как-то равнодушно, без огонька.
- Случайно Вы не встречали его уже после освобождения города?
- Никак нет! Не встречал, да и вряд ли мог. Чтобы такой палач остался на освобождённой территории? Нет, никоим образом.
- Троянов же остался.
- Троянов - дело другое. Для Ивана Николаевича город лишь временно оккупирован, Троянов непреложно, с чистым сердцем верит, что Советская власть в Новоелизаветинск вернётся в самом скором времени, потому это время приближать будет всеми доступными способами. Житин не такой, он в проигрышном мероприятии участвовать ни за что не будет. Ему выгода сиюминутная потребна, а не какое-то отдалённое светлое будущее.
- Интересно, - Северианов убрал фотокарточку в карман, достал вторую половину.
- А что Вы скажете об этих людях? Видели ли кого из них? Не спешите, подумайте.
Николай Леонтьевич Белово рассматривал карточку долго, с изрядной медлительностью. Лицо его порозовело, пальцами он ухватил с тарелочки пирожное и целиком отправил его в рот, мощно заработал челюстями. Прожевав, сделал изрядный глоток поостывшего чаю, ещё раз внимательно всмотрелся в лица фотографических персонажей.
- Мозговые клеточки постоянно требуют подпитки сладким, иначе действуют с изрядной ленью, - словно оправдываясь, сказал Николай Леонтьевич. - Мужчину чести знать не имею, никогда не видел, это совершенно точно. А вот девушка... Сдаётся мне, что лицезрел я её. Такую трудно забыть: слишком красива, и красота у неё какая-то демоническая, согласитесь, господин штабс-капитан.
- Уверены? - голос Северианова звучал совершенно равнодушно, ни на полтона не повысился и не понизился.
- На память никогда не жаловался. Она у меня фотографическая: раз человека увидел - до скончания века помнить буду.
- Где видели? Здесь, в Новоелизаветинске, или, может быть, в Петрограде? Москве? Когда?
- В Москве и Петрограде, тогда ещё Петербурге мне не приходилось бывать уже преизрядно, почитай, последний раз до войны был. Нет, здесь видел, причём совсем недавно, в этом году.
- Где?
- Утверждать со стопроцентной уверенностью не возьмусь, но явно образ знакомый. Именно образ. В целом. От неё должна исходить весьма мощная аура трагичной любви.
- Вот как? Никогда бы не подумал.
- Да Вы что! Это же так и сквозит. Взгляните на этот таинственно-призывный взгляд, на колдующую притягательность наклона головы, осанку женщины, привыкшей повелевать, сводить с ума, вовлекать мужчину в пучину безудержной страсти. Мимо такой трудно пройти мимо, трудно, почти невозможно не обратить внимания, и уж совершенно немыслимо не влюбиться, не потерять остатки разума.
- Вы полагаете?
Господин Белово взглянул на Северианова, словно на совершенно бездушного истукана, сожалеюще покачал головой.
- Вы никогда не теряли голову из-за женщин, господин штабс-капитан?
- Как-то не доводилось, Николай Леонтьевич. То ли времени недоставало, то ли не встретил ту единственную, из-за которой голову потерять можно...
- Сочувствую Вам в таком случае, господин штабс-капитан. Мне кажется, все самые волнующие жизненные радости прошли мимо Вас. Впрочем, радости, откровенно говоря, весьма спорные, может быть, и к лучшему, что Вас они не коснулись: так спокойнее. Хотя и весьма пресно. К тому же у Вас ещё всё впереди!
- Возможно, - не стал спорить Северианов. - Однако мы отвлеклись. Припомните, будьте любезны, где и когда Вы могли видеть эту госпожу?
Николай Леонтьевич в задумчивости съел, вернее сказать, проглотил очередное пирожное.
- Не скажу с полной уверенностью, скорее всего она заходила в библиотеку... Даже, скорее всего так и было.
- И книгу желала почитать? Позвольте, попробую угадать... «Мёртвые души» Николая Васильевича Гоголя?
Николай Леонтьевич вскинулся на Северианова, словно его ударило электрическим током.
- А ведь, пожалуй, Вы правы, именно Гоголя и именно «Мёртвые души». Как я мог запамятовать... Так и было, взяла книгу, посидела в читальном зале, полистала, мне показалось, всплакнула даже.
- Я могу взглянуть на эту книгу?
Господин Белово улыбнулся, кивнул.
- Сей момент!
Книга была издания 1911 года Павленкова. Уменьшенного формата, совершенно не то, роскошное издание Маркса 1900 года в полукожаном переплёте, обнаруженное Севериановым у Авдотьи Терентьевны.
- Это именно она? Или у Вас имеется другое издание?
- Должно, разумеется, иметься, господин штабс-капитан, но выдавал я, совершенно точно, именно это.
- Хорошо. Позволите посмотреть?
- Пожалуйста, изучайте, сколько душе угодно.
Северианов бегло перелистал книгу. Никаких закладок, вложенных бумажек, записок не было.
- Мне нужно иллюстрированное издание, выпущенное Санкт-Петербургским издательством Маркса в 1900 году. Имеется у Вас такое?
Николай Леонтьевич посмотрел на штабс-капитана взглядом куркуля, схоронившего хлеб от продотрядовцев.
- Издание дорогое, подарочное, Николай Васильевич. Есть один экземпляр в читальном зале, на руки не выдаю, только здесь.
- Могу взглянуть?
- Сделайте одолжение, господин штабс-капитан. Только умоляю Вас, очень аккуратно.
- Не беспокойтесь.
Книга была того же издания, что и найденная в жилище Житина. Правда назвать эти экземпляры братьями-близнецами было невозможно, скорее по состоянию их можно было сопоставить, как престарелого родителя с юным отпрыском, библиотечный экземпляр был значительно новее, чище и свежее житинского. Николай Львович тщательным образом оберегал книгу от возможных повреждений.
Северианов внимательно осмотрел «Мёртвые души», с осторожной бережностью перелистал страницы, а затем поступил как настоящий вандал. Достав остро заточенный нож, засунул лезвие под корешок, так что у Николая Леонтьевича глаза, фигурально выражаясь, полезли из орбит, и казалось, что директора «Публички» немедленно хватит апоплексический удар, но Северианов лишь поддел что-то остриём, и на поверхность стола выпала сложенная несколько раз вдоль бумажка. Северианов развернул, быстро пробежал глазами текст. Волнующимися, подпрыгивающими буквами было выведено: «Володичка, любимый! Я схожу с ума от неизвестности! Где ты? Жду, люблю, надеюсь! Твоя Женя».
- Ничего страшного не произошло, Николай Леонтьевич, Вы совершенно напрасно изволили беспокоиться. Убедитесь сами.
Директор Новоелизаветинской публичной библиотеки ощупывал «Мёртвые души» словно живое существо, ласкающими движениями пылкого влюблённого, услаждающего свою избранницу. Северианов нисколько не удивился, если бы он расцеловал книгу.
- Вы - настоящий варвар, господин штабс-капитан! Как можно позволять себе подобное?
- Я старался бережно, Николай Леонтьевич, уж не обессудьте. К тому же, возможно, подобную операцию с этим фолиантом проделывали не впервые. И неоднократно.
Фотографические карточки Северианов показал Белово, совершенно не расчитывая на результат. И вдруг - удача! Эта весьма капризная дама изволила улыбнуться Северианову, хотя лишь уголком губ. Однако теперь можно считать вполне установленным, что Житин и Женя знакомы, что Женя в Новоелизаветинске, и что они с «Володичкой» встречались. Житин исчез внезапно для всех, и для Жени тоже. Столько времени хранил её фото, хранил личные письма и вдруг бросил? Что там говорил господин Ливкин Семён Яковлевич? Человек, в руки которого попал «Dreamboat», изменяется самым кардинальным образом.
- Вы сможете отыскать какие-либо сведения об этой даме? В картотеке, регистрационной книге? - спросил Северианов, не очень, впрочем, рассчитывая на результат. Николай Леонтьевич лишь покачал головой в ответ.
- Весьма сомневаюсь, господин штабс-капитан. Революция, война, непрерывная миграция, беженцы, постоянного места жительства у многих нет, документы тоже весьма ненадёжны. Да и книгами больше печи топят, чем читают. Попробую, разумеется, но на положительный результат рассчитывать шансов, практически, никаких.
- Понимаю, - вздохнул Северианов. – Всё-таки попытайтесь что-либо разузнать, я очень на Вас рассчитываю. Вы очень надёжный человек, так сказать, отличный пример во всех отношениях!
Истинный комплимент, лестное слово, сообщающее о благорасположении и даже небольшое, незаметное преувеличение достоинств приятно услышать каждому. А уж признание в качестве образца для подражания офицером контрразведки должно было вызвать у Николая Леонтьевича истинное чувство гордости, возвысить над самим собой, придать дополнительный стимул для усердия в поисках. И комплимент-то вроде бы нехитрый, и слова обыденные – а нахмуренный лоб разгладился сам по себе, брусничные губы растянулись в безбрежно-дружелюбной улыбке и длинные ресницы захлопали совершенно по-девичьи. Несмотря на невысокий рост, господин Белово исхитрился посмотреть на Северианова сверху вниз, с царским великодушием прощая штабс-капитану дикарскую выходку - вооружённое посягательство на бесценный фолиант подарочного издания «Мёртвых душ».
- А эта личность Вам знакома, Николай Леонтьевич? - на стол лёг портретный рисунок неизвестного, выполненный Иваном Андреевичем Лаврухиным.
Откровенно говоря, изображение казалось Северианову весьма абстрактным и схематичным, более напоминающим карикатуру, нежели фотографию. Некто совершенно мефистофелевского вида в фуражке, с неодолимым, изрядно гротескным стремлением к доминированию. Резкие угловатые черты, придающие выражение жёсткости и деспотичности. Властные и в то же время чарующие глаза с приподнятыми вверх наружными кончиками под густыми, тяжёлыми бровями. Хмурый длинный костлявый нос с явно выраженной горбинкой, кончиком напоминающий клюв орла. Широкие губы с загнутыми вниз уголками. Властолюбиво-квадратный крупный подбородок, указывающий, что его владелец с ослиным упрямством и непоколебимой твердокаменностью будет добиваться своей цели и обязательно победит.
Директор «Публички» портрет рассматривал с явным удовольствием, даже с восхищением.
- Хорошо выполнено, Николай Васильевич, истинный рисовальщик старался, маг и волшебник, право слово! Посмотрите на плавность линий, глубину прорисовки деталей, как нельзя лучше переданный характер персонажа, его внутренний духовный мир. Это не просто академический набросок, это замечательное творение художника-графика. С большой буквы.
«Кто-то видит дерево, а кто-то завораживающе яркую осень», - вспомнил Северианов слова Белово.
- Из ювелиров он последний книгу просил посмотреть.
- А что, был кто-то не из ювелиров?
Николай Леонтьевич презрительно хмыкнул.
- Если следовать Вашей логике, то книги о подводных обитателях читают лишь ихтиологи и, возможно, рыбаки. А «Ручную книгу русской опытной хозяйки» Екатерины Авдеевой или «Подарок молодым хозяйкам» Елены Молоховец - только повара. Людям свойственно проявлять интерес в самых различных областях, и в истории драгоценных камней в том числе.
- Прошу извинить, Николай Леонтьевич. Не упомните, кто именно заказывал эту книгу?
- Подполковник Левашов.
- Левашов! – обрадовался Северианов. – Из штаба его превосходительства генерала Васильева? Андрей Алексеевич Левашов, я его знаю! Невысокий, круглый, как колобок. Его за глаза «Пончиком» зовут. И голос смешной, будто всегда простуженный.
Николай Леонтьевич задумался, рассматривая севериановскую портупею и непроизвольно пощипывая мочку левого уха. Потом отрицательно покачал головой.
- Ошибочка, господин штабс-капитан. Павел Васильевич Левашов вроде Вас: высокий, стройный, вельможной осанистости и офицерской выправки, только изрядно седой. А голос у него, напротив, зычный, басовитый.
Северианов изобразил на лице совершенное расстройство.
- Вот ведь как бывает, Николай Леонтьевич. Спутал я, выходит. Жаль. В свою очередь, что можете рассказать о подполковнике Левашове?
Белово задумался.
- Честно говоря, близко с ним не знаком. Офицер, чувствуется, что старый вояка, к тому же человек чрезвычайно интеллигентный и начитанный. Имеющий весьма обширный кругозор, интересующийся не только военной наукой. Это, кстати, сразу видно: не только ать-два командовать способен, но и серьёзную литературу почитывать.
- Скажите честно, Вас не удивило, что подполковник Левашов затребовал именно эту книгу?
- Молодой человек! – назидательный палец вновь возник перед глазами Северианова. – Люди создают книги для того, чтобы их читать. И страсти у людей совершенно различны. Одного интересует комедия Грибоедова, другому весьма любопытна «Жизнь и искусство», а третий неравнодушен к истории и тайнам драгоценных камней.
- Он как-то объяснил свой интерес?
- Нет, да я и не спрашивал. Зачем? Сам Левашов из Москвы, сюда от большевиков бежал, чтобы против них сражаться. Перекинулись мы парой слов, старые времена вспомнили.
- Как давно это было? И кстати, долго он книгу просматривал? Я имею в виду: внимательно изучал, или просто пролистал?
- Недавно. Недели полторы-две тому назад. Что же касается времени изучения – доподлинно не скажу: подполковник ещё журнал «Псовая и ружейная охота» выписал, что уж больше изучал – не знаю, но пробыл часа полтора, потом простился и ушёл.
- А он частый посетитель Вашего заведения, или единожды был?
- Нечастый, после того раза больше не захаживал, не встречал я его.
- А о его визите кому-нибудь говорили? Может быть, кто-то интересовался?
- Нет, Вы – первый.
- А о господине Ливкине?
- Нет, что Вы! То, что Семён Яковлевич издание сэра Брэдли Дэниелса изучает – в этом совершенно никакого фурора или сенсации нет, он и раньше часто сию книгу штудировал. Профессия обязывает.
- Другие ювелиры тоже?
- Разумеется. Однако же как Советская власть пришла – перестали «Самые знаменитые бриллианты в мире» заказывать, не до того-с.
- Хорошо, - Северианов располагающе улыбнулся директору «Публички». – Ещё несколько вопросов, Николай Леонтьевич, если позволите.
Белово кивнул с благосклонной снисходительностью. Не то, чтобы разговор забавлял его, но и откровенного неприятия директор не выказывал.
- Прошу Вас. Всё, что в моих силах.
- Скажите, Николай Леонтьевич, знаком ли Вам этот господин? - Северианов положил на стол фотографическую карточку, найденную в тайнике. Карточку он предусмотрительно разрезал таким образом, чтобы на одной её части оставался лишь господин «по внешним признакам» схожий с Житиным, на другой же - неизвестные мужчина и женщина. Части фотографии он убрал в разные конверты, соответственно положив в разные карманы кителя.
Николай Леонтьевич взял фотокарточку двумя пальцами, покрутил перед глазами, небрежно швырнул на стол.
- Разумеется, этот товарищ мне известен. Это председатель Новоелизаветинской ЧК Житин Антон Семёнович, правда здесь он сам на себя не слишком похож, а, напротив, смахивает на весьма приличного господина. Сам по себе товарищ Житин - мужик-лапотник, крестьянин, а здесь – просто-таки интеллигент. Никогда не подумаешь.
- Вам довелось хорошо знать этого человека?
- Не то чтобы хорошо, Николай Васильевич, просто видел несколько раз. Он заходил в наше учреждение, аккурат, когда возня насчёт закрытия библиотеки начала разворачиваться. Тоже, между прочим, выступал за ликвидацию книжного фонда, как пережитка прошлого. Хотя и не слишком активно, даже пробовал читать кое-что, но как-то равнодушно, без огонька.
- Случайно Вы не встречали его уже после освобождения города?
- Никак нет! Не встречал, да и вряд ли мог. Чтобы такой палач остался на освобождённой территории? Нет, никоим образом.
- Троянов же остался.
- Троянов - дело другое. Для Ивана Николаевича город лишь временно оккупирован, Троянов непреложно, с чистым сердцем верит, что Советская власть в Новоелизаветинск вернётся в самом скором времени, потому это время приближать будет всеми доступными способами. Житин не такой, он в проигрышном мероприятии участвовать ни за что не будет. Ему выгода сиюминутная потребна, а не какое-то отдалённое светлое будущее.
- Интересно, - Северианов убрал фотокарточку в карман, достал вторую половину.
- А что Вы скажете об этих людях? Видели ли кого из них? Не спешите, подумайте.
Николай Леонтьевич Белово рассматривал карточку долго, с изрядной медлительностью. Лицо его порозовело, пальцами он ухватил с тарелочки пирожное и целиком отправил его в рот, мощно заработал челюстями. Прожевав, сделал изрядный глоток поостывшего чаю, ещё раз внимательно всмотрелся в лица фотографических персонажей.
- Мозговые клеточки постоянно требуют подпитки сладким, иначе действуют с изрядной ленью, - словно оправдываясь, сказал Николай Леонтьевич. - Мужчину чести знать не имею, никогда не видел, это совершенно точно. А вот девушка... Сдаётся мне, что лицезрел я её. Такую трудно забыть: слишком красива, и красота у неё какая-то демоническая, согласитесь, господин штабс-капитан.
- Уверены? - голос Северианова звучал совершенно равнодушно, ни на полтона не повысился и не понизился.
- На память никогда не жаловался. Она у меня фотографическая: раз человека увидел - до скончания века помнить буду.
- Где видели? Здесь, в Новоелизаветинске, или, может быть, в Петрограде? Москве? Когда?
- В Москве и Петрограде, тогда ещё Петербурге мне не приходилось бывать уже преизрядно, почитай, последний раз до войны был. Нет, здесь видел, причём совсем недавно, в этом году.
- Где?
- Утверждать со стопроцентной уверенностью не возьмусь, но явно образ знакомый. Именно образ. В целом. От неё должна исходить весьма мощная аура трагичной любви.
- Вот как? Никогда бы не подумал.
- Да Вы что! Это же так и сквозит. Взгляните на этот таинственно-призывный взгляд, на колдующую притягательность наклона головы, осанку женщины, привыкшей повелевать, сводить с ума, вовлекать мужчину в пучину безудержной страсти. Мимо такой трудно пройти мимо, трудно, почти невозможно не обратить внимания, и уж совершенно немыслимо не влюбиться, не потерять остатки разума.
- Вы полагаете?
Господин Белово взглянул на Северианова, словно на совершенно бездушного истукана, сожалеюще покачал головой.
- Вы никогда не теряли голову из-за женщин, господин штабс-капитан?
- Как-то не доводилось, Николай Леонтьевич. То ли времени недоставало, то ли не встретил ту единственную, из-за которой голову потерять можно...
- Сочувствую Вам в таком случае, господин штабс-капитан. Мне кажется, все самые волнующие жизненные радости прошли мимо Вас. Впрочем, радости, откровенно говоря, весьма спорные, может быть, и к лучшему, что Вас они не коснулись: так спокойнее. Хотя и весьма пресно. К тому же у Вас ещё всё впереди!
- Возможно, - не стал спорить Северианов. - Однако мы отвлеклись. Припомните, будьте любезны, где и когда Вы могли видеть эту госпожу?
Николай Леонтьевич в задумчивости съел, вернее сказать, проглотил очередное пирожное.
- Не скажу с полной уверенностью, скорее всего она заходила в библиотеку... Даже, скорее всего так и было.
- И книгу желала почитать? Позвольте, попробую угадать... «Мёртвые души» Николая Васильевича Гоголя?
Николай Леонтьевич вскинулся на Северианова, словно его ударило электрическим током.
- А ведь, пожалуй, Вы правы, именно Гоголя и именно «Мёртвые души». Как я мог запамятовать... Так и было, взяла книгу, посидела в читальном зале, полистала, мне показалось, всплакнула даже.
- Я могу взглянуть на эту книгу?
Господин Белово улыбнулся, кивнул.
- Сей момент!
Книга была издания 1911 года Павленкова. Уменьшенного формата, совершенно не то, роскошное издание Маркса 1900 года в полукожаном переплёте, обнаруженное Севериановым у Авдотьи Терентьевны.
- Это именно она? Или у Вас имеется другое издание?
- Должно, разумеется, иметься, господин штабс-капитан, но выдавал я, совершенно точно, именно это.
- Хорошо. Позволите посмотреть?
- Пожалуйста, изучайте, сколько душе угодно.
Северианов бегло перелистал книгу. Никаких закладок, вложенных бумажек, записок не было.
- Мне нужно иллюстрированное издание, выпущенное Санкт-Петербургским издательством Маркса в 1900 году. Имеется у Вас такое?
Николай Леонтьевич посмотрел на штабс-капитана взглядом куркуля, схоронившего хлеб от продотрядовцев.
- Издание дорогое, подарочное, Николай Васильевич. Есть один экземпляр в читальном зале, на руки не выдаю, только здесь.
- Могу взглянуть?
- Сделайте одолжение, господин штабс-капитан. Только умоляю Вас, очень аккуратно.
- Не беспокойтесь.
Книга была того же издания, что и найденная в жилище Житина. Правда назвать эти экземпляры братьями-близнецами было невозможно, скорее по состоянию их можно было сопоставить, как престарелого родителя с юным отпрыском, библиотечный экземпляр был значительно новее, чище и свежее житинского. Николай Львович тщательным образом оберегал книгу от возможных повреждений.
Северианов внимательно осмотрел «Мёртвые души», с осторожной бережностью перелистал страницы, а затем поступил как настоящий вандал. Достав остро заточенный нож, засунул лезвие под корешок, так что у Николая Леонтьевича глаза, фигурально выражаясь, полезли из орбит, и казалось, что директора «Публички» немедленно хватит апоплексический удар, но Северианов лишь поддел что-то остриём, и на поверхность стола выпала сложенная несколько раз вдоль бумажка. Северианов развернул, быстро пробежал глазами текст. Волнующимися, подпрыгивающими буквами было выведено: «Володичка, любимый! Я схожу с ума от неизвестности! Где ты? Жду, люблю, надеюсь! Твоя Женя».
- Ничего страшного не произошло, Николай Леонтьевич, Вы совершенно напрасно изволили беспокоиться. Убедитесь сами.
Директор Новоелизаветинской публичной библиотеки ощупывал «Мёртвые души» словно живое существо, ласкающими движениями пылкого влюблённого, услаждающего свою избранницу. Северианов нисколько не удивился, если бы он расцеловал книгу.
- Вы - настоящий варвар, господин штабс-капитан! Как можно позволять себе подобное?
- Я старался бережно, Николай Леонтьевич, уж не обессудьте. К тому же, возможно, подобную операцию с этим фолиантом проделывали не впервые. И неоднократно.
Фотографические карточки Северианов показал Белово, совершенно не расчитывая на результат. И вдруг - удача! Эта весьма капризная дама изволила улыбнуться Северианову, хотя лишь уголком губ. Однако теперь можно считать вполне установленным, что Житин и Женя знакомы, что Женя в Новоелизаветинске, и что они с «Володичкой» встречались. Житин исчез внезапно для всех, и для Жени тоже. Столько времени хранил её фото, хранил личные письма и вдруг бросил? Что там говорил господин Ливкин Семён Яковлевич? Человек, в руки которого попал «Dreamboat», изменяется самым кардинальным образом.
- Вы сможете отыскать какие-либо сведения об этой даме? В картотеке, регистрационной книге? - спросил Северианов, не очень, впрочем, рассчитывая на результат. Николай Леонтьевич лишь покачал головой в ответ.
- Весьма сомневаюсь, господин штабс-капитан. Революция, война, непрерывная миграция, беженцы, постоянного места жительства у многих нет, документы тоже весьма ненадёжны. Да и книгами больше печи топят, чем читают. Попробую, разумеется, но на положительный результат рассчитывать шансов, практически, никаких.
- Понимаю, - вздохнул Северианов. – Всё-таки попытайтесь что-либо разузнать, я очень на Вас рассчитываю. Вы очень надёжный человек, так сказать, отличный пример во всех отношениях!
Истинный комплимент, лестное слово, сообщающее о благорасположении и даже небольшое, незаметное преувеличение достоинств приятно услышать каждому. А уж признание в качестве образца для подражания офицером контрразведки должно было вызвать у Николая Леонтьевича истинное чувство гордости, возвысить над самим собой, придать дополнительный стимул для усердия в поисках. И комплимент-то вроде бы нехитрый, и слова обыденные – а нахмуренный лоб разгладился сам по себе, брусничные губы растянулись в безбрежно-дружелюбной улыбке и длинные ресницы захлопали совершенно по-девичьи. Несмотря на невысокий рост, господин Белово исхитрился посмотреть на Северианова сверху вниз, с царским великодушием прощая штабс-капитану дикарскую выходку - вооружённое посягательство на бесценный фолиант подарочного издания «Мёртвых душ».
- А эта личность Вам знакома, Николай Леонтьевич? - на стол лёг портретный рисунок неизвестного, выполненный Иваном Андреевичем Лаврухиным.
Откровенно говоря, изображение казалось Северианову весьма абстрактным и схематичным, более напоминающим карикатуру, нежели фотографию. Некто совершенно мефистофелевского вида в фуражке, с неодолимым, изрядно гротескным стремлением к доминированию. Резкие угловатые черты, придающие выражение жёсткости и деспотичности. Властные и в то же время чарующие глаза с приподнятыми вверх наружными кончиками под густыми, тяжёлыми бровями. Хмурый длинный костлявый нос с явно выраженной горбинкой, кончиком напоминающий клюв орла. Широкие губы с загнутыми вниз уголками. Властолюбиво-квадратный крупный подбородок, указывающий, что его владелец с ослиным упрямством и непоколебимой твердокаменностью будет добиваться своей цели и обязательно победит.
Директор «Публички» портрет рассматривал с явным удовольствием, даже с восхищением.
- Хорошо выполнено, Николай Васильевич, истинный рисовальщик старался, маг и волшебник, право слово! Посмотрите на плавность линий, глубину прорисовки деталей, как нельзя лучше переданный характер персонажа, его внутренний духовный мир. Это не просто академический набросок, это замечательное творение художника-графика. С большой буквы.
«Кто-то видит дерево, а кто-то завораживающе яркую осень», - вспомнил Северианов слова Белово.
