Пока разудалый кучер ловко разворачивал экипаж, двое седоков стремительно соскочили на землю, мгновенно распахнули незапертые ворота и бросились к дому. Спустя несколько минут выскочили наружу, неся в руках ящик. Извозчик сдал назад, ящик быстро закинули внутрь - и за следующим. Бегом, стремительно. Второй ящик, третий, четвёртый. Тратить время на запирание ворот не сочли нужным, попрыгали в экипаж, который тут же резво сорвался с места и умчался, поднимая клубы пыли. Всё действо заняло не более пяти-десяти минут. Наблюдавший эту картину из дома напротив сосед, не зная, что предпринять, заметался по двору - а пролётки уже и след простыл.
- Если хочешь из передряги живым выкрутиться - играть придётся всерьёз, никакой фальши! - инструктировали Гордеева. - Но и не переигрывать, не увлекаться чересчур. На супругу орать во всю Ивановскую, она тоже пусть не скромничает - отвечает, как положено. Потом пусть уходит, её встретят, ты же для правдоподобия можешь один стакан принять, но не более! Гляди, Иван, не подведи! Поутру для запаха прими полстакана да на одежду плесни, чтобы перегаром так и шибало.
Филёры «приняли» телегу под наблюдение, как только она проехала несколько кварталов, но к делу своему отнеслись не с должным старанием. Похмельный вид Гордеева весьма мало способствовал серьёзности ситуации, на человека, могущего выкинуть какой-либо фортель, Иван не был похож ни в коей мере, и контрразведчики расслабились. Взяли телегу «в кольцо» и вели незаметно до самого трактира.
Трактир был выбран неслучайно, накануне Виткевич лично обошёл квартал вокруг, собственными ногами измерил расстояние и по своему роскошному брегету засёк время.
Порог трактира Гордеев переступил расслабленной походкой озорного гуляки, присел за стол, огляделся. Вслед за ним никто не входил, тогда он поднялся и юркой мышью шмыгнул внутрь, через кухню, провожаемый недоумёнными взглядами трактирной челяди, - к чёрному ходу. Выскочил на соседнюю улицу - и бегом-бегом. Прямо через дворы, через узкий проход между двумя заборами, направо... Быстро-быстро. Он бежал, чувствуя, как наливаются свинцом непривычные к подобным спортивным фортелям ноги. Воздуха катастрофически не хватало, Иван задыхался, казалось, готов выплюнуть внутренности. Сильно мешал выпитый поутру для запаха лафитник самогона. Он не оборачивался и не видел, как саженях в ста позади появились двое запыхавшихся преследователей, мчавшихся за ним. Они уже проиграли, не успевали: Иван на ходу запрыгнул в ожидавшую его пролётку, тут же сорвавшуюся с места.
Второй акт закончился, досматривать эпилог пьесы «Дырка от бублика» предстояло Петру Петровичу Никольскому.
Внутри ящиков, разумеется, никаких винтовок и прочего оружия не было, а были камни и какой-то хлам. И ещё длинная свежеоструганная дощечка, где какой-то хулиган изобразил химическим карандашом весьма пакостную надпись: «Даёш миравую риволютсию!» и нарисовал смачный кукиш. Причём Пётр Петрович Никольский был уверен на все сто процентов, что ошибки допущены преднамеренно, и автор текста сознательно занижал грамотность. Я – такой-сякой-необразованный, лапоть, вас, многомудрые умники, индюки надутые, вокруг пальца обвёл, словно сопляков несмышлёных. Однако Пётр Петрович Никольский на подобное озорство вовсе не обиделся, как все ожидали, а, наоборот, весело рассмеялся.
- Шутить, значит, изволим. Ну-ну! Я шутки весьма уважаю и тоже пошутить люблю...
Он повертел в пальцах «наградной браунинг» и улыбнулся ещё шире.
- Товаришу Шишову, значит? От слова шиш, что ли? За беспощадную борьбу с контрреволюцией? Я тебе припомню, Троянов!
Это была пощёчина. Причём демонстративная. Вызов. Подпольный комитет словно говорил: всё мы знаем, всё ведаем, на вас, контрразведку, плевать хотели.
Но это они совершенно напрасно! Думают, утёрли нос Петру Петровичу? Как бы не так! В любом поражении нужно искать долю удачи, пользы. Упустили транспорт? Упустили хозяина оружия с семьёй? Раскрыли провокатора Стёпу Рыжикова. Это - в минус. А что в плюс? В конце концов, не велика потеря: Рыжиков - мелкая сошка, большевики давно о его роли догадывались, могли ведь и просто по-тихому удавить. Одним больше, одним меньше. Десяток-другой винтовок, револьверы, пулемёт и патроны? Тоже не сильно страшно, оружия кругом - полным-полно, просто страсть сколько! Обидно, что через это не смогли выйти дальше, на руководство подпольного комитета. А вот то, что большевикам стало известно, что их оружейный склад раскрыт - это в большой плюс! Это заставляет весьма глубоко задуматься. Откуда подпольщики информацию получили? Поверить в то, что они могли заметить людей Вохминцева, невозможно, значит, утечка. Кто-то целенаправленно, или по глупости, но предоставил информацию подполью. У красных есть информатор - это уже не домыслы, это факт! Что ж, не так всё плохо, найти канал утечки - дело техники. Попробуем, постараемся. Рано радуетесь, господа-товарищи, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. А точнее говоря, смеётся без последствий. Цыплят по осени считают, потому судить о чём-либо надо по конечным результатам, до которых ещё весьма далеко и многое может измениться. Пешку он проиграл, но, как известно, побеждает тот, кто выигрывает всю партию.
Промозглый и густой городской туман, сизая влажная пелена, вязко окутывающая улицы, казалось, легко просачивается сквозь плотно закрытые окна, и потому в кабинете прохладно и зябко. Не везде, конечно: возле камина, напротив массивного орехового стола сэра Колтрейна - тепло и даже жарко. Сам Александр Стэнли Колтрейн в этот момент с сонной медлительностью и лениво-умиротворённой апатией сытого лиса помешивал кочергой угли в камине, совершая нудную, хоть и обязательную процедуру, вернее, церемонию, ритуал, обряд и, казалось, совершенно не обращал никакого внимания на Найджела Пола Хатингса. Но это только казалось: Хатингс великолепно знал, что впечатление всецело обманчиво, и Колтрейн внимательно слушает его, а бесстрастно-равнодушное восковое лицо - лишь маска, камуфляж эмоций, укрытие для настроений, переживаний, чувственных реакций.
- Сведения, полученные от сэра Хорсфолла, относительно Уэббера, Айронса и Экклстона полностью подтверждены данными наружного наблюдения.
- Слишком долго проверяли! – голос Колтрейна скрипуч и недоволен. – Могли выполнить быстрее. Сэр Хорсфолл – не тот человек, чтобы позволить себе воспользоваться сомнительным источником.
Александр Стэнли Колтрейн изрядный сноб и консерватор. Он всегда практичен и деловит, предпочитает носить свой твидовый костюм-тройку в крупную клетку (клетчатый пиджак, клетчатый жилет и клетчатые брюки) уже десять лет, потому что любит вещи высокого качества, классического кроя и те, что никогда не выйдут из моды. Подчинённые за глаза зовут его «Клетчатый». Он не терпит ярких рубашек и пестрых рисунков, его любимые цвета – бежевые. И сейчас, хотя лицо сэра Колтрейна продолжает оставаться совершенно бесстрастным, фигурой он напоминает основательно рассерженную шахматную доску.
- Теперь можно с полной уверенностью утверждать, что информация, предлагаемая «Хранителем», подлинная и представляет определённый интерес, - продолжил Хатингс. - Однако, сэр, запрошенная сумма чрезмерно высока.
Колтрейн бросил на подчинённого взгляд полный откровенной иронии и промолчал. Найджел Хатингс обладал весьма скромными способностями анализировать и оценивать информацию. Сэр Колтрейн ценил его за другое: Хатингс отлично излагал мысли в документах и считался весьма умелым организатором. А ещё он славился огромной, подчас неуёмной энергией, с которой принимался за выполнение любой работы, никогда не откладывая дела в долгий ящик. С его точки зрения сумма, разумеется, изрядна, однако, на самом деле, не столь уж велика. К тому же для «продавца» подобный шанс выпадает в жизни лишь единожды, и продешевить в таком разе весьма глупо. Это его самая выгодная в жизни коммерческая сделка. Он и так просит ниже нижнего предела истинной стоимости предлагаемого товара. Вот если бы запросил ещё меньше – это вызвало бы известные подозрения.
- «Хранителю» было предложено британское гражданство, загородный особняк и пожизненная пенсия. Это очень хорошее предложение, сэр. Но он требует денег...
Александр Колтрейн отложил кочергу, тщательно вытер платком безукоризненно чистые руки. Задумчиво глядя в огонь, проговорил тихо и весьма задумчиво, словно только это и интересовало «Клетчатого» в данный момент:
- Вы только подумайте, Хатингс, камин представляет собой прекрасный и функциональный очаг романтики в скучном интерьере, центр и символ благополучия, уюта, комфорта. А между тем, это всего лишь простое устройство в виде топки с толстыми стенами, коваными решётками и трубой, в которую, по большому счёту, и уходит всё тепло.
Сэр Александр Стэнли Колтрейн любил и умел ставить собеседника в тупик, он повернулся и с вопросительным вниманием посмотрел в глаза Хатингсу. Выражение лица подчинённого, не знающего, как правильно реагировать на сентенцию начальства изрядно позабавило.
Разработав задачи и наметив общий план действий, сэр Колтрейн весьма справедливо полагал, что о деталях должны позаботиться подчиненные. Они обязаны, не беспокоя его, сделать всё необходимое, и не иначе как с характерной для него самого щепетильностью и аккуратной тщательностью ювелира, часового мастера.
Горящий в камине огонь создавал изрядное чувство тепла и ленивой гармонии. Сэр Александр Колтрейн отстранённо подумал, что любое действие, любое событие можно трактовать совершенно с разных сторон и относиться также по-разному. Топить печь – тягостная и совершенно безрадостная обязанность прислуги, в то время как поддерживать огонь в камине – почётный и достойный всяческого уважения ритуал для джентльмена. Он лишь слегка свёл брови, равнодушно глядя сквозь подчинённого. Казалось, сэра Колтрейна интересует лишь изящно вырезанный орнамент «пальметта» на квадратной столешнице-подносе чайного столика в стиле Вильяма IV, выполненного из красного дерева. Или, может быть, золотистые индийские орнаменты, плавно перетекающие со стен на мебельную обивку и ковёр.
- Уровень агентурного проникновения всей троицы различен, но в целом весьма невысок, – Хатингс умел отвечать на незаданный вопрос, словно предугадывая его. Так и сейчас. - Уэббера завербовали на излишнем тщеславии, стремлении к приключениям, тайной власти, преувеличенном мнении о своих способностях, авантюризме. Айронс – игрок, спустил в карты изрядную сумму, испытывая материальные затруднения, пытался отыграться, влез в долги. Экклстон используется втёмную, через подведённую к нему любовницу. В постели язык очень легко развязывается, дамочка лишь умело подсказывала, задавала наводящие вопросы. Удалось зафиксировать её встречу с куратором. Это некто князь Голицын, бывший сотрудник Российского посольства, известный своим изрядным англофобством и авантюризмом. Освобождён от должности приказом Народного комиссариата иностранных дел, как дипломатический представитель, отказавшийся от сотрудничества с Советской властью, однако некоторое время продолжал оставаться на своём посту. Считалось, что вернулся в Россию, но данные наружного наблюдения позволяют сделать вывод, что по-прежнему находится здесь и продолжает свою деятельность. Непонятно только, на кого работает в данный момент, так как большевики прекратили финансирование зарубежных разведывательных резидентур и перенацелили средства на содержание собственной «карманной» спецслужбы, ВЧК. Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР, - Хатингс говорил, глядя перед собой, не подсматривая в бумаги, лежащие в картонной папке. - Потому денег для платы агентам у Голицына быть не может, однако это его, по всей видимости, нисколько не смущает.
- Надеюсь, у вас хватило ума не арестовывать Голицына?
- Увы, сэр, к сожалению, от наблюдения Голицыну удалось уйти, но я уверен, в скором времени он непременно проявится...
Сэр Колтрейн наградил подчинённого весьма нелицеприятным взглядом и приказал:
- Не трогать, только наблюдать, фиксировать контакты! За тремя агентами продолжать следить, по возможности ограничить доступ к секретной информации. Ну и прочие профилактические действия, только аккуратно, без ненужной суеты, всё должно быть идеально, вы меня поняли, Хатингс?
- Да, сэр!
- Хорошо. Хорсфоллу немедленно передайте согласие на сделку с продавцом. Средства для проведения операции будут выделены, пусть гарантирует источнику надёжность и своевременность оплаты. Продумайте и подготовьте эксфильтрацию, вывод агента «Хранитель».
Сэр Колтрейн замолчал, медленно вернулся к рабочему столу, представительному и массивному, с обязательной настольной лампой, с тумбами из ореха и прямоугольной, обтянутой кожей, столешницей. Не спеша, с ленивым удовольствием потянулся левой рукой к подставке для курительных трубок, долго и задумчиво выбирал, решая, какой отдать предпочтение. Каждая трубка имела свой неповторимый вкус. Сэр Колтрейн смешивал тёмный и светлый табак разных сортов по своему вкусу и ощущениям. Кто думает, что это просто – тот человек легкомысленный и для общества потерянный. Трубка – это стиль жизни, в самом процессе раскуривания есть что-то ритуальное, интимное, полагал Александр Колтрейн. Всё, что делается массовым – становится плохим: папиросы или сигары – это надругательство над утончённой и гармоничной курительной трубкой. Которая не терпит суеты, выбирает созерцателя, мыслителя и гурмана, умеет доставлять подлинное эстетическое наслаждение. А ещё набор трубок на столе служит прекрасным дополнением к интерьеру, подчёркивает положение, титул и должность его владельца.
Может быть, следует выбрать «Бильярд», короля курительных трубок, с благородной красотой и обманчивой простотой линий? Или оказать предпочтение классическому «Бульдогу» с ромбовидным сечением чубука и чуть наклонённой вперёд чашей с характерным профилем? Изогнутой «Бренди», напоминающей контурами бокал для одноимённого напитка? «Принцу» с коротким, круглым в сечении чубуком и удлинённым коническим мундштуком? Классическому устойчивому на ровной горизонтальной поверхности «Покеру»? «Дублину» с конусообразной чашей, расширяющейся кверху? В конце концов он выбрал элегантный «Ястребиный клюв», весьма напоминающий крутым изгибом букву «S». Раскуривая трубку, медленно продефилировал по кабинету, сопровождаемый терпким приятным шлейфом табака, ореховым и черносливовым ароматом. Найджел Пол Хатингс преданно поворачивал голову вслед за хозяином кабинета.
Колтрейн миновал мощный классических пропорций шкаф из красного дерева с отделанным изящной инкрустацией фронтоном и украшенным повторяющимися резными элементами карнизом. Остановился у окна, повернулся, словно желая продемонстрировать породистую аристократичность по-британски безупречного профиля и утончённо-благородную симметричность пробора, делящего шевелюру на две строго равные части. Затянулся, чуть запрокинул голову, выдыхая дым.
- Вас что-то смущает, Хатингс, кажется неправильным?
- Один вопрос, сэр.
- Если хочешь из передряги живым выкрутиться - играть придётся всерьёз, никакой фальши! - инструктировали Гордеева. - Но и не переигрывать, не увлекаться чересчур. На супругу орать во всю Ивановскую, она тоже пусть не скромничает - отвечает, как положено. Потом пусть уходит, её встретят, ты же для правдоподобия можешь один стакан принять, но не более! Гляди, Иван, не подведи! Поутру для запаха прими полстакана да на одежду плесни, чтобы перегаром так и шибало.
Филёры «приняли» телегу под наблюдение, как только она проехала несколько кварталов, но к делу своему отнеслись не с должным старанием. Похмельный вид Гордеева весьма мало способствовал серьёзности ситуации, на человека, могущего выкинуть какой-либо фортель, Иван не был похож ни в коей мере, и контрразведчики расслабились. Взяли телегу «в кольцо» и вели незаметно до самого трактира.
Трактир был выбран неслучайно, накануне Виткевич лично обошёл квартал вокруг, собственными ногами измерил расстояние и по своему роскошному брегету засёк время.
Порог трактира Гордеев переступил расслабленной походкой озорного гуляки, присел за стол, огляделся. Вслед за ним никто не входил, тогда он поднялся и юркой мышью шмыгнул внутрь, через кухню, провожаемый недоумёнными взглядами трактирной челяди, - к чёрному ходу. Выскочил на соседнюю улицу - и бегом-бегом. Прямо через дворы, через узкий проход между двумя заборами, направо... Быстро-быстро. Он бежал, чувствуя, как наливаются свинцом непривычные к подобным спортивным фортелям ноги. Воздуха катастрофически не хватало, Иван задыхался, казалось, готов выплюнуть внутренности. Сильно мешал выпитый поутру для запаха лафитник самогона. Он не оборачивался и не видел, как саженях в ста позади появились двое запыхавшихся преследователей, мчавшихся за ним. Они уже проиграли, не успевали: Иван на ходу запрыгнул в ожидавшую его пролётку, тут же сорвавшуюся с места.
Второй акт закончился, досматривать эпилог пьесы «Дырка от бублика» предстояло Петру Петровичу Никольскому.
Внутри ящиков, разумеется, никаких винтовок и прочего оружия не было, а были камни и какой-то хлам. И ещё длинная свежеоструганная дощечка, где какой-то хулиган изобразил химическим карандашом весьма пакостную надпись: «Даёш миравую риволютсию!» и нарисовал смачный кукиш. Причём Пётр Петрович Никольский был уверен на все сто процентов, что ошибки допущены преднамеренно, и автор текста сознательно занижал грамотность. Я – такой-сякой-необразованный, лапоть, вас, многомудрые умники, индюки надутые, вокруг пальца обвёл, словно сопляков несмышлёных. Однако Пётр Петрович Никольский на подобное озорство вовсе не обиделся, как все ожидали, а, наоборот, весело рассмеялся.
- Шутить, значит, изволим. Ну-ну! Я шутки весьма уважаю и тоже пошутить люблю...
Он повертел в пальцах «наградной браунинг» и улыбнулся ещё шире.
- Товаришу Шишову, значит? От слова шиш, что ли? За беспощадную борьбу с контрреволюцией? Я тебе припомню, Троянов!
Это была пощёчина. Причём демонстративная. Вызов. Подпольный комитет словно говорил: всё мы знаем, всё ведаем, на вас, контрразведку, плевать хотели.
Но это они совершенно напрасно! Думают, утёрли нос Петру Петровичу? Как бы не так! В любом поражении нужно искать долю удачи, пользы. Упустили транспорт? Упустили хозяина оружия с семьёй? Раскрыли провокатора Стёпу Рыжикова. Это - в минус. А что в плюс? В конце концов, не велика потеря: Рыжиков - мелкая сошка, большевики давно о его роли догадывались, могли ведь и просто по-тихому удавить. Одним больше, одним меньше. Десяток-другой винтовок, револьверы, пулемёт и патроны? Тоже не сильно страшно, оружия кругом - полным-полно, просто страсть сколько! Обидно, что через это не смогли выйти дальше, на руководство подпольного комитета. А вот то, что большевикам стало известно, что их оружейный склад раскрыт - это в большой плюс! Это заставляет весьма глубоко задуматься. Откуда подпольщики информацию получили? Поверить в то, что они могли заметить людей Вохминцева, невозможно, значит, утечка. Кто-то целенаправленно, или по глупости, но предоставил информацию подполью. У красных есть информатор - это уже не домыслы, это факт! Что ж, не так всё плохо, найти канал утечки - дело техники. Попробуем, постараемся. Рано радуетесь, господа-товарищи, хорошо смеётся тот, кто смеётся последним. А точнее говоря, смеётся без последствий. Цыплят по осени считают, потому судить о чём-либо надо по конечным результатам, до которых ещё весьма далеко и многое может измениться. Пешку он проиграл, но, как известно, побеждает тот, кто выигрывает всю партию.
Глава 54
Промозглый и густой городской туман, сизая влажная пелена, вязко окутывающая улицы, казалось, легко просачивается сквозь плотно закрытые окна, и потому в кабинете прохладно и зябко. Не везде, конечно: возле камина, напротив массивного орехового стола сэра Колтрейна - тепло и даже жарко. Сам Александр Стэнли Колтрейн в этот момент с сонной медлительностью и лениво-умиротворённой апатией сытого лиса помешивал кочергой угли в камине, совершая нудную, хоть и обязательную процедуру, вернее, церемонию, ритуал, обряд и, казалось, совершенно не обращал никакого внимания на Найджела Пола Хатингса. Но это только казалось: Хатингс великолепно знал, что впечатление всецело обманчиво, и Колтрейн внимательно слушает его, а бесстрастно-равнодушное восковое лицо - лишь маска, камуфляж эмоций, укрытие для настроений, переживаний, чувственных реакций.
- Сведения, полученные от сэра Хорсфолла, относительно Уэббера, Айронса и Экклстона полностью подтверждены данными наружного наблюдения.
- Слишком долго проверяли! – голос Колтрейна скрипуч и недоволен. – Могли выполнить быстрее. Сэр Хорсфолл – не тот человек, чтобы позволить себе воспользоваться сомнительным источником.
Александр Стэнли Колтрейн изрядный сноб и консерватор. Он всегда практичен и деловит, предпочитает носить свой твидовый костюм-тройку в крупную клетку (клетчатый пиджак, клетчатый жилет и клетчатые брюки) уже десять лет, потому что любит вещи высокого качества, классического кроя и те, что никогда не выйдут из моды. Подчинённые за глаза зовут его «Клетчатый». Он не терпит ярких рубашек и пестрых рисунков, его любимые цвета – бежевые. И сейчас, хотя лицо сэра Колтрейна продолжает оставаться совершенно бесстрастным, фигурой он напоминает основательно рассерженную шахматную доску.
- Теперь можно с полной уверенностью утверждать, что информация, предлагаемая «Хранителем», подлинная и представляет определённый интерес, - продолжил Хатингс. - Однако, сэр, запрошенная сумма чрезмерно высока.
Колтрейн бросил на подчинённого взгляд полный откровенной иронии и промолчал. Найджел Хатингс обладал весьма скромными способностями анализировать и оценивать информацию. Сэр Колтрейн ценил его за другое: Хатингс отлично излагал мысли в документах и считался весьма умелым организатором. А ещё он славился огромной, подчас неуёмной энергией, с которой принимался за выполнение любой работы, никогда не откладывая дела в долгий ящик. С его точки зрения сумма, разумеется, изрядна, однако, на самом деле, не столь уж велика. К тому же для «продавца» подобный шанс выпадает в жизни лишь единожды, и продешевить в таком разе весьма глупо. Это его самая выгодная в жизни коммерческая сделка. Он и так просит ниже нижнего предела истинной стоимости предлагаемого товара. Вот если бы запросил ещё меньше – это вызвало бы известные подозрения.
- «Хранителю» было предложено британское гражданство, загородный особняк и пожизненная пенсия. Это очень хорошее предложение, сэр. Но он требует денег...
Александр Колтрейн отложил кочергу, тщательно вытер платком безукоризненно чистые руки. Задумчиво глядя в огонь, проговорил тихо и весьма задумчиво, словно только это и интересовало «Клетчатого» в данный момент:
- Вы только подумайте, Хатингс, камин представляет собой прекрасный и функциональный очаг романтики в скучном интерьере, центр и символ благополучия, уюта, комфорта. А между тем, это всего лишь простое устройство в виде топки с толстыми стенами, коваными решётками и трубой, в которую, по большому счёту, и уходит всё тепло.
Сэр Александр Стэнли Колтрейн любил и умел ставить собеседника в тупик, он повернулся и с вопросительным вниманием посмотрел в глаза Хатингсу. Выражение лица подчинённого, не знающего, как правильно реагировать на сентенцию начальства изрядно позабавило.
Разработав задачи и наметив общий план действий, сэр Колтрейн весьма справедливо полагал, что о деталях должны позаботиться подчиненные. Они обязаны, не беспокоя его, сделать всё необходимое, и не иначе как с характерной для него самого щепетильностью и аккуратной тщательностью ювелира, часового мастера.
Горящий в камине огонь создавал изрядное чувство тепла и ленивой гармонии. Сэр Александр Колтрейн отстранённо подумал, что любое действие, любое событие можно трактовать совершенно с разных сторон и относиться также по-разному. Топить печь – тягостная и совершенно безрадостная обязанность прислуги, в то время как поддерживать огонь в камине – почётный и достойный всяческого уважения ритуал для джентльмена. Он лишь слегка свёл брови, равнодушно глядя сквозь подчинённого. Казалось, сэра Колтрейна интересует лишь изящно вырезанный орнамент «пальметта» на квадратной столешнице-подносе чайного столика в стиле Вильяма IV, выполненного из красного дерева. Или, может быть, золотистые индийские орнаменты, плавно перетекающие со стен на мебельную обивку и ковёр.
- Уровень агентурного проникновения всей троицы различен, но в целом весьма невысок, – Хатингс умел отвечать на незаданный вопрос, словно предугадывая его. Так и сейчас. - Уэббера завербовали на излишнем тщеславии, стремлении к приключениям, тайной власти, преувеличенном мнении о своих способностях, авантюризме. Айронс – игрок, спустил в карты изрядную сумму, испытывая материальные затруднения, пытался отыграться, влез в долги. Экклстон используется втёмную, через подведённую к нему любовницу. В постели язык очень легко развязывается, дамочка лишь умело подсказывала, задавала наводящие вопросы. Удалось зафиксировать её встречу с куратором. Это некто князь Голицын, бывший сотрудник Российского посольства, известный своим изрядным англофобством и авантюризмом. Освобождён от должности приказом Народного комиссариата иностранных дел, как дипломатический представитель, отказавшийся от сотрудничества с Советской властью, однако некоторое время продолжал оставаться на своём посту. Считалось, что вернулся в Россию, но данные наружного наблюдения позволяют сделать вывод, что по-прежнему находится здесь и продолжает свою деятельность. Непонятно только, на кого работает в данный момент, так как большевики прекратили финансирование зарубежных разведывательных резидентур и перенацелили средства на содержание собственной «карманной» спецслужбы, ВЧК. Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР, - Хатингс говорил, глядя перед собой, не подсматривая в бумаги, лежащие в картонной папке. - Потому денег для платы агентам у Голицына быть не может, однако это его, по всей видимости, нисколько не смущает.
- Надеюсь, у вас хватило ума не арестовывать Голицына?
- Увы, сэр, к сожалению, от наблюдения Голицыну удалось уйти, но я уверен, в скором времени он непременно проявится...
Сэр Колтрейн наградил подчинённого весьма нелицеприятным взглядом и приказал:
- Не трогать, только наблюдать, фиксировать контакты! За тремя агентами продолжать следить, по возможности ограничить доступ к секретной информации. Ну и прочие профилактические действия, только аккуратно, без ненужной суеты, всё должно быть идеально, вы меня поняли, Хатингс?
- Да, сэр!
- Хорошо. Хорсфоллу немедленно передайте согласие на сделку с продавцом. Средства для проведения операции будут выделены, пусть гарантирует источнику надёжность и своевременность оплаты. Продумайте и подготовьте эксфильтрацию, вывод агента «Хранитель».
Сэр Колтрейн замолчал, медленно вернулся к рабочему столу, представительному и массивному, с обязательной настольной лампой, с тумбами из ореха и прямоугольной, обтянутой кожей, столешницей. Не спеша, с ленивым удовольствием потянулся левой рукой к подставке для курительных трубок, долго и задумчиво выбирал, решая, какой отдать предпочтение. Каждая трубка имела свой неповторимый вкус. Сэр Колтрейн смешивал тёмный и светлый табак разных сортов по своему вкусу и ощущениям. Кто думает, что это просто – тот человек легкомысленный и для общества потерянный. Трубка – это стиль жизни, в самом процессе раскуривания есть что-то ритуальное, интимное, полагал Александр Колтрейн. Всё, что делается массовым – становится плохим: папиросы или сигары – это надругательство над утончённой и гармоничной курительной трубкой. Которая не терпит суеты, выбирает созерцателя, мыслителя и гурмана, умеет доставлять подлинное эстетическое наслаждение. А ещё набор трубок на столе служит прекрасным дополнением к интерьеру, подчёркивает положение, титул и должность его владельца.
Может быть, следует выбрать «Бильярд», короля курительных трубок, с благородной красотой и обманчивой простотой линий? Или оказать предпочтение классическому «Бульдогу» с ромбовидным сечением чубука и чуть наклонённой вперёд чашей с характерным профилем? Изогнутой «Бренди», напоминающей контурами бокал для одноимённого напитка? «Принцу» с коротким, круглым в сечении чубуком и удлинённым коническим мундштуком? Классическому устойчивому на ровной горизонтальной поверхности «Покеру»? «Дублину» с конусообразной чашей, расширяющейся кверху? В конце концов он выбрал элегантный «Ястребиный клюв», весьма напоминающий крутым изгибом букву «S». Раскуривая трубку, медленно продефилировал по кабинету, сопровождаемый терпким приятным шлейфом табака, ореховым и черносливовым ароматом. Найджел Пол Хатингс преданно поворачивал голову вслед за хозяином кабинета.
Колтрейн миновал мощный классических пропорций шкаф из красного дерева с отделанным изящной инкрустацией фронтоном и украшенным повторяющимися резными элементами карнизом. Остановился у окна, повернулся, словно желая продемонстрировать породистую аристократичность по-британски безупречного профиля и утончённо-благородную симметричность пробора, делящего шевелюру на две строго равные части. Затянулся, чуть запрокинул голову, выдыхая дым.
- Вас что-то смущает, Хатингс, кажется неправильным?
- Один вопрос, сэр.
