– Что с тобой, Серенький? – обеспокоилась Света, подскочила и стала заглядывать ему в лицо.
– Жжёт в груди... Больно очень...
– Да что ж такое! Тоня, аптечку с кухни неси!
Сергей показал на своё портмоне:
– Пакет! Передайте срочно в штаб пакет. В нём карты укрепрайонов противника…
– Ну, хватит дурачиться, Серёжа!
–...и наших минных полей.
Тоня с Тихоном сразу раскусили подвох. Они переглянулись и улыбнулись друг другу, когда поймавшись на крючок, соскочила с дивана Света.
Вино создавало дискомфорт и революционную ситуацию в кишечнике. Девушки вызвались помыть посуду. Парни вышли подышать на балкон. Не покурить, а именно подышать! Шикарного вида с него не открывалось, поскольку дом Тихона стоял не на склоне живописного холма и не на первой линии берега тёплого моря. Третий этаж. Сквозь кроны густо заросшего вязами заднего двора просматривалась точно такая же панельная пятиэтажка. За ней по оранжевым сполохам на редких облаках угадывалось собравшееся ко сну солнце. Во дворе на верёвках сушились белые простыни. С балкона этажом выше капало – тоже сохла постирушка. Со стороны детского сада отчётливо донёсся мальчишеский крик: «Та-та-та-та! Толян убит!... Толян, ты убит! Падай! Так не честно!» – пацаны играли в войнушку.
– Ни фига он не помогает, этот фестал!
– Ща чайку крепкого попьёшь, Тоня пирог принесла с клубничным вареньем.
– Да какой пирог!
– Толя, быстро домой! Кому сказала?
Из кухонного окна соседней квартиры высунулась женская голова в бигудях. Тихон и Сергей синхронно повернули головы влево. Взгляды пересеклись.
– Здравствуйте!
– Здравствуй, Тиша! Вернулся?
– Вернулся.
– Будешь теперь сам жить или сдавать?
– Буду жить.
– Ма, ещё пять минут! – прямо под окном соседки нарисовался молодой воин в шортах. В руке он держал деревянный автомат. Правая коленка была перебинтована.
– Всё, сказала!
– Ну, ма-а-ам!
– Мне выйти или отцу сказать? По ремню соскучился?
– Иду, – поник головой и голосом убитый Толян.
Голова с завтрашними кудрями исчезла, окно с характерным скрипом «дерево по дереву» закрылось.
– Пойдём и мы, – предложил Галкин.
– Пойдём.
– Что-то девчонки нас не зовут.
– Кстати, фамилия этих соседей – Вороновы.
– Это уже не моя стая.
– О, вот и наши мужчины! – оживилась Светочка.
– А что это вы тут делаете?
– Вас ждём.
Чай заварили, но кроме Тихона пить никто не стал. Света инициировала танцы. Она нашла пластинку Ободзинского и поставила её на проигрыватель старой ламповой родительской радиолы. Но танцевать никто не стал. Галкин, погасил люстру, сел на диван и усадил к себе на колени Свету.
– Эти глаза не против! – дружно помогали они певцу на первом припеве. Со второго уже не подпевали, занялись поцелуями.
Тоня попробовала расшевелить Болта сидевшего на стуле. Она встала сзади и запустила пальцы в его шевелюру.
– Приятно?
– Да.
– На голове очень много нервных окончаний. Особенно в волосистой части. Здесь и вот здесь. Массаж успокаивает. Поэтому детей гладят по головке. Погладить тебя по головке? – заглянула в глаза и улыбнулась.
– Так, ведь вроде, как уже гладишь, – соскочил со скользкой темы Болт.
– Знаешь, у меня в кресле под машинкой часто засыпают.
– Мужчина, проснитесь, приехали, с Вас полтинник.
– Да, именно так! А ты почему из армии такой заросший вернулся? Вас там не заставляли стричься?
– Заставляли, пока салагами были, а дембелей уже не трогали.
– Тиша, мы в спальню, если что, – подмигнул Болту Сергей, взял Свету на руки и вынес её из комнаты.
– Хорошие у тебя волосы, густые! Давай тебе химию сделаем, будешь кудрявый, как Пушкин.
– Как Анжела Дэвис?
– Можно и как Анжела Дэвис.
– Я подумаю.
Тоня села Болту на колени. Стул предупреждающе совершил эллипсоидное движение в плоскости, параллельной потолку. Содержимое её белой обтягивающей блузки оказалось предельно близко к лицу Тихона. Тёплый запах, и соблазнительный вид вскружили ему голову. Он и сам не понял, что и как произошло, но губы их встретились. В следующее мгновение руки его шарили под блузкой, а Тонин язык пробрался ему в рот. Алкоголь – это дьявол! Он побуждает жизнь к ускорению, скорее всего, одновременно её укорачивая.
– Тиша, давай на диван пересядем.
Вставая, Тоня зацепилась бегунком молнии за пряжку ремня на брюках Болта. Замок сорвался, упал на пол и скользнул под тумбочку телевизора. Молния разошлась и юбка упала. Ещё мгновение назад целующиеся, они вдруг смутились. Тоня села на диван и прикрыла ноги подушкой. Болт поднял бегунок и принялся вставлять его на место. Выяснилось, что без плоскогубцев ремонт невозможен, а весь инструмент находился в спальне, где уединилась вторая пара.
Вот ведь какой парадокс: ещё минута-другая и эта мини-юбка могла легко расстегнуться естественным образом и лежала бы сейчас себе спокойно на стуле или на спинке дивана. Но случилась смешная авария, и всё сорвалось! Позже Тихон вспоминал этот момент, анализировал свои действия, слова, и пришёл к выводу, что ему просто не хотелось форсировать развитие отношений, не готов он был. Слишком всё быстро! Да и Тоня тоже хороша! В парадигме его воспитания не допускался такой стремительный переход к интиму. Женщина должна была сопротивляться, строить недотрогу, а инициатива должна была исходить от него. Конфетно-букетный период, как прелюдия отношений обязателен! Хотя, если быть честным перед собой, версия доминантной мужской инициативы была дежурной отговоркой, к которой Болт апеллировал всякий раз, когда поднимали голову Совесть и Разум. Жизнь приводила немало примеров, когда этот леди-джентльменский алгоритм не соблюдался, а исход был со счастливым концом.
Но оставим пока пространные выкладки и вернёмся к нашим героям.
Молча сидели они в противоположных краях дивана и смотрели телевизор. «Когда я его успел включить?» – вспоминал Болт вместе с автором этих строк. Наверное, на автомате. Хотя нет! Тихон вспомнил, что включил телевизор осознанно, чтобы приглушить звуки из спальни. Молчали. Смотрели телевизор. Но не видели его. Тихона мутило. Он знал свой организм и ожидал с минуту на минуту рвотные позывы. Ну, нельзя ему пить вино! Нельзя-а-а-а!
За стеной всё же угадывались характерные шорохи и сдавленные стоны.
Тоня, прижав к себе локтями подушку, неподвижно смотрела сквозь телевизор. Периодически она переводила взгляд на свои ногти – проверяла целостность маникюра. О чём она думала? Да кто ж знает! Может о том, что забыла достать курицу из морозилки, а может просто повторяла столбик на восемь из таблицы умножения. Или вспоминала, выключила ли утюг. Хотя последнее маловероятно – вспомнив об утюге, любая женщина подрывается и бежит в сторону дома, на ходу застёгивая кофточку и босоножки.
В дверь зала, которую, уходя, Сергей изловчился и закрыл локтём, постучали.
– Да! – одновременно сказали неслучившиеся партнёры.
– Я вам не помешал, молодые люди?
– Заходи.
– Темно тут у вас, может свет включить?
– Не надо! – снова в унисон ответили оба.
«Темнота – друг молодёжи» – подумал, но не сказал Тихон.
– Ладно, как хотите. А что это вы тут смотрите? Можно и мне посмотреть?
– Серёжа, тебе не трудно Свету позвать?
– Она в ду'ше.
Болт молча встал и вышел. Из спальни он принёс пассатижи, и на всякий случай шило с отвёрткой.
– Серенький! – позвала из ванной Света.
– Лечу!
– Закрылки на сорок пять, прошли ближний маяк, – пробурчал себе под нос Тихон.
– Что? – спросила, не расслышав, Тоня.
– Да нет, ничего. Просто у меня дежавю. Водка стынет, пельмени греются. Тьфу, наоборот! Давай юбку!
– Вы пельмени варите? Зачем?
Бегунок, попав в умелые вооружённые руки Болта, не стал долго сопротивляться и встал на своё место. Но, во избежание рецидива, требовалось край молнии зашить. Или хотя бы закрепить булавкой.
– Тихон, полотенце чистое найдём Свете?
– Возьми в спальне в среднем ящике комода… Жёлтое бери, оно побольше.
– Хорошо.
Тоня надела юбку, застегнула молнию и поцеловала болта в щёку:
– Спасибо!
– Не за что. Надо бы булавку. Английскую. Она в ванной.
– С лёгким паром! – приветствовала закутанную в полотенце Свету Тоня. – У тебя халатик под цвет волос!
– Почти.
– Как водичка?
– Ой, отличная! Иди тоже ополоснись!
– А я не запачкалась. И даже не вспотела!
Болт понял – эта шпилька предназначалась ему.
– Ну, и зря!
Света плюхнулась на диван рядом с Тихоном, окатив его тёплой волной банно-шампунной чистоты, и закинула ногу на ногу. На колене и в верхней части её миниатюрной голени отчётливо были видны розовые пятна.
– Кто хочет вина? – крикнул Сергей из кухни.
– У нас ещё осталось?
– Я запасливый.
– Хорошо бы... пива.
– Нет! Только вино!
– Принесу булавку.
Болт встал с дивана и, не смотря на девушек, вышел. А точнее – выбежал. Все эти огурчики с черешней, котлетки с пюрешкой, подкрашенные красным растворителем решили срочно покинуть организм Тихона.
Вернувшись из туалета, Тихон застал собирающихся гостей.
– Уже уходите?
– А у тебя ещё что-нибудь осталось?
– Вроде я слышал, вино собирались пить.
– Выпили, – сказал Сергей и показал пустую зелёную бутылку.
– Быстро.
– А что тут пить? – поставил бутылку под раковину, где уже собралась целая батарея. – Тебе мы не оставили, извини, не в коня корм… Проводишь нас?
– Да, подышать бы не мешало.
– Тиша, я пирог в холодильник положила, позавтракаешь.
– Спасибо!
– Вот держи, это уголь активированный – разжуй две таблетки прямо сейчас. Он не должен быть просрочен. И давно у тебя проблемы с желудком?
– У меня проблемы с вином, с желудком проблем нет.
– Всё равно это ненормально, нужно с врачами советоваться.
– Да, я собираюсь.
На улице было хорошо! Солнце, нещадно палившее город, ушло спать. А утомлённые чрезмерно жарким для мая днём граждане, не имевшие безотлагательных домашних забот, высыпали на вечернюю прогулку. Проминающийся местами под подошвами асфальт и бетонные стены хрущёвок ещё источали инфракрасное тепло, но от реки вдоль улиц уже поднималась влажная прохлада. Стоял звенящий тишиной штиль – ни одна веточка, ни один листочек не шевелились. Иногда из рощи, отделяющей жилой массив от поймы реки доносились соловьиные трели. И комары, за что им огромное человеческое спасибо, не докучали – их сезон ещё не наступил. Благодать, одним словом!
Но в этом безграничном медовом пространстве Болту досталось сразу две ложки дёгтя – настроение было испорчено обострившейся аллергией на вино и непонятками с новой знакомой.
К остановке шли парами – Сергей в обнимку со Светой впереди, Тихон рядом с Тоней – за ними.
– Чем завтра собираешься заниматься?
Тоня посмотрела на Тихона.
– Не знаю. Много всего. Квартиру нужно причёсывать.
– Причёсывать! – улыбнулась Тоня. – Приходи завтра ко мне. После часа. Я тебя причешу. И постригу... Пельмени домашние любишь?
– Конечно.
– Конечно – любишь пельмени или конечно – придёшь?
– Пельмени – это хорошо, но…
– Что «но»?
– Я не уверен, что мне уже пора стричься.
– Ну, как знаешь, я предложила – ты отказался.
– Я не отказался!
Подошёл автобус. Спешно попрощались.
– Адрес я оставила в коридоре.
Болт кивнул. Подождав пока закроется дверь, и автобус тронется, поплёлся домой. Как-то паршиво было и на душе и в теле.
В начале шестидесятых в Советском Союзе произошёл строительный бум. На смену бессистемной одноэтажной застройке частного сектора, казённым деревянным баракам и ведомственным кирпичным, крытым шифером домам в два или три этажа пришли панельные пятиэтажки с плоскими крышами.
Строили довольно быстро. От котлована до завершения отделки на шестиподъездную пятиэтажку уходило меньше года. Причём бригады работали по сетевому графику – экскаваторы и бульдозеры перебазировались на соседнюю площадку, уступая место монтажникам, сантехники и электрики успевали сделать свою работу на следующий месяц после разборки рельсов и демонтажа башенного крана, а отделочники наступали им на пятки. В конце октября, к очередной годовщине Революции сдавался сразу целый микрорайон. Рассказывали – бывало, коробку подводили под крышу за неделю. Или за три. Но это был нетипичный случай – стахановщина, показуха, организованная очередным карьеристом в руководстве. Как правило, стройка одного такого дома, которую лихорадило всевозможными дефицитами, растягивалась на полгода и больше.
Квартиры в этих домах не продавались, а выдавались. Предпочтение при распределении ордеров имели инженеры и рабочие дефицитных специальностей, но это не означало, что школьная техничка или нянечка детского сада не имели шансов. Стоило какому-то идейному коммунисту на партийном собрании районного или областного уровня произнести пламенную речь в стиле «Доколе…» и на следующий день незначительный на первый взгляд человек приобретал приращение к собственному социальному статусу, а его очередь на получение квартиры начинала двигаться зримо быстрее.
Экономика была на подъёме. Возводились грандиозные промышленные сооружения, перекрывались и разворачивались реки. Осушались болота и орошались пустыни. Народ, победивший коричневую чуму фашизма, по инерции в тех же темпах брал мирные высоты.
Между «загнивающим» Западом и странами социалистического лагеря шло соревнование за первенство в космосе, за объёмы выплавки стали и чугуна, за спортивные рекорды. Соревнование это шло по всем фронтам – от мирных шахмат, до атомных зарядов и средств их безнаказанной доставки в эпицентр процветания супостата. Каждая сторона пыталась доказать своему народу и всему Миру прогрессивность собственной общественной системы и несостоятельность строя антагонистов, а если аргументов не хватало, то на территориях третьих стран развязывались войны – Корея, Вьетнам, Ближний Восток. Ядерное – самое горячее оружие холодной войны, всегда рассматривалось в качестве засадного полка.
Возле урановых залежей, космодромов, гидроэлектростанций и посреди целинных степей возникали новые города – проспект Ленина пересекала улица Строителей, остальные улицы имели в каждом городе своё специфическое наименование: Целинников, Нефтяников, Горняков, Энергетиков. Вдоль всех этих улиц, перпендикулярно к ним, а в некоторых случаях – под произвольным углом, обусловленным рельефом местности, стояли панельные пятиэтажки. Типичная хрущёвско-брежневская застройка.
А теперь автор предлагает всем тем, кто не заснул на этой моей политинформации или не вышел, захлопнув гаджет, покурить, вернуться к основному сюжету и посмотреть, что ещё наворочает наш Болт.
В семь с копейками сработал гидробудильник. На обратном пути из туалета Тихон остановился в коридоре у зеркала. Его заспанную физиономию с отёкшими узкими бойницами глаз украшал торчащий на макушке вихор. Может и вправду постричься? На полке под зеркалом лежала сложенная вдвое записка Антонины. Вчера он прочёл только начало: «Не грусти! Приходи завтра после часа дня…» и поплёлся спать. Сегодня дочитал: «...Металлургов, 22, кв. 3».
– Жжёт в груди... Больно очень...
– Да что ж такое! Тоня, аптечку с кухни неси!
Сергей показал на своё портмоне:
– Пакет! Передайте срочно в штаб пакет. В нём карты укрепрайонов противника…
– Ну, хватит дурачиться, Серёжа!
–...и наших минных полей.
Тоня с Тихоном сразу раскусили подвох. Они переглянулись и улыбнулись друг другу, когда поймавшись на крючок, соскочила с дивана Света.
Вино создавало дискомфорт и революционную ситуацию в кишечнике. Девушки вызвались помыть посуду. Парни вышли подышать на балкон. Не покурить, а именно подышать! Шикарного вида с него не открывалось, поскольку дом Тихона стоял не на склоне живописного холма и не на первой линии берега тёплого моря. Третий этаж. Сквозь кроны густо заросшего вязами заднего двора просматривалась точно такая же панельная пятиэтажка. За ней по оранжевым сполохам на редких облаках угадывалось собравшееся ко сну солнце. Во дворе на верёвках сушились белые простыни. С балкона этажом выше капало – тоже сохла постирушка. Со стороны детского сада отчётливо донёсся мальчишеский крик: «Та-та-та-та! Толян убит!... Толян, ты убит! Падай! Так не честно!» – пацаны играли в войнушку.
– Ни фига он не помогает, этот фестал!
– Ща чайку крепкого попьёшь, Тоня пирог принесла с клубничным вареньем.
– Да какой пирог!
– Толя, быстро домой! Кому сказала?
Из кухонного окна соседней квартиры высунулась женская голова в бигудях. Тихон и Сергей синхронно повернули головы влево. Взгляды пересеклись.
– Здравствуйте!
– Здравствуй, Тиша! Вернулся?
– Вернулся.
– Будешь теперь сам жить или сдавать?
– Буду жить.
– Ма, ещё пять минут! – прямо под окном соседки нарисовался молодой воин в шортах. В руке он держал деревянный автомат. Правая коленка была перебинтована.
– Всё, сказала!
– Ну, ма-а-ам!
– Мне выйти или отцу сказать? По ремню соскучился?
– Иду, – поник головой и голосом убитый Толян.
Голова с завтрашними кудрями исчезла, окно с характерным скрипом «дерево по дереву» закрылось.
– Пойдём и мы, – предложил Галкин.
– Пойдём.
– Что-то девчонки нас не зовут.
– Кстати, фамилия этих соседей – Вороновы.
– Это уже не моя стая.
– О, вот и наши мужчины! – оживилась Светочка.
– А что это вы тут делаете?
– Вас ждём.
Чай заварили, но кроме Тихона пить никто не стал. Света инициировала танцы. Она нашла пластинку Ободзинского и поставила её на проигрыватель старой ламповой родительской радиолы. Но танцевать никто не стал. Галкин, погасил люстру, сел на диван и усадил к себе на колени Свету.
– Эти глаза не против! – дружно помогали они певцу на первом припеве. Со второго уже не подпевали, занялись поцелуями.
Глава 12. ПЕРВЫЙ БЛИН
Тоня попробовала расшевелить Болта сидевшего на стуле. Она встала сзади и запустила пальцы в его шевелюру.
– Приятно?
– Да.
– На голове очень много нервных окончаний. Особенно в волосистой части. Здесь и вот здесь. Массаж успокаивает. Поэтому детей гладят по головке. Погладить тебя по головке? – заглянула в глаза и улыбнулась.
– Так, ведь вроде, как уже гладишь, – соскочил со скользкой темы Болт.
– Знаешь, у меня в кресле под машинкой часто засыпают.
– Мужчина, проснитесь, приехали, с Вас полтинник.
– Да, именно так! А ты почему из армии такой заросший вернулся? Вас там не заставляли стричься?
– Заставляли, пока салагами были, а дембелей уже не трогали.
– Тиша, мы в спальню, если что, – подмигнул Болту Сергей, взял Свету на руки и вынес её из комнаты.
– Хорошие у тебя волосы, густые! Давай тебе химию сделаем, будешь кудрявый, как Пушкин.
– Как Анжела Дэвис?
– Можно и как Анжела Дэвис.
– Я подумаю.
Тоня села Болту на колени. Стул предупреждающе совершил эллипсоидное движение в плоскости, параллельной потолку. Содержимое её белой обтягивающей блузки оказалось предельно близко к лицу Тихона. Тёплый запах, и соблазнительный вид вскружили ему голову. Он и сам не понял, что и как произошло, но губы их встретились. В следующее мгновение руки его шарили под блузкой, а Тонин язык пробрался ему в рот. Алкоголь – это дьявол! Он побуждает жизнь к ускорению, скорее всего, одновременно её укорачивая.
– Тиша, давай на диван пересядем.
Вставая, Тоня зацепилась бегунком молнии за пряжку ремня на брюках Болта. Замок сорвался, упал на пол и скользнул под тумбочку телевизора. Молния разошлась и юбка упала. Ещё мгновение назад целующиеся, они вдруг смутились. Тоня села на диван и прикрыла ноги подушкой. Болт поднял бегунок и принялся вставлять его на место. Выяснилось, что без плоскогубцев ремонт невозможен, а весь инструмент находился в спальне, где уединилась вторая пара.
Вот ведь какой парадокс: ещё минута-другая и эта мини-юбка могла легко расстегнуться естественным образом и лежала бы сейчас себе спокойно на стуле или на спинке дивана. Но случилась смешная авария, и всё сорвалось! Позже Тихон вспоминал этот момент, анализировал свои действия, слова, и пришёл к выводу, что ему просто не хотелось форсировать развитие отношений, не готов он был. Слишком всё быстро! Да и Тоня тоже хороша! В парадигме его воспитания не допускался такой стремительный переход к интиму. Женщина должна была сопротивляться, строить недотрогу, а инициатива должна была исходить от него. Конфетно-букетный период, как прелюдия отношений обязателен! Хотя, если быть честным перед собой, версия доминантной мужской инициативы была дежурной отговоркой, к которой Болт апеллировал всякий раз, когда поднимали голову Совесть и Разум. Жизнь приводила немало примеров, когда этот леди-джентльменский алгоритм не соблюдался, а исход был со счастливым концом.
Но оставим пока пространные выкладки и вернёмся к нашим героям.
Молча сидели они в противоположных краях дивана и смотрели телевизор. «Когда я его успел включить?» – вспоминал Болт вместе с автором этих строк. Наверное, на автомате. Хотя нет! Тихон вспомнил, что включил телевизор осознанно, чтобы приглушить звуки из спальни. Молчали. Смотрели телевизор. Но не видели его. Тихона мутило. Он знал свой организм и ожидал с минуту на минуту рвотные позывы. Ну, нельзя ему пить вино! Нельзя-а-а-а!
За стеной всё же угадывались характерные шорохи и сдавленные стоны.
Тоня, прижав к себе локтями подушку, неподвижно смотрела сквозь телевизор. Периодически она переводила взгляд на свои ногти – проверяла целостность маникюра. О чём она думала? Да кто ж знает! Может о том, что забыла достать курицу из морозилки, а может просто повторяла столбик на восемь из таблицы умножения. Или вспоминала, выключила ли утюг. Хотя последнее маловероятно – вспомнив об утюге, любая женщина подрывается и бежит в сторону дома, на ходу застёгивая кофточку и босоножки.
В дверь зала, которую, уходя, Сергей изловчился и закрыл локтём, постучали.
– Да! – одновременно сказали неслучившиеся партнёры.
– Я вам не помешал, молодые люди?
– Заходи.
– Темно тут у вас, может свет включить?
– Не надо! – снова в унисон ответили оба.
«Темнота – друг молодёжи» – подумал, но не сказал Тихон.
– Ладно, как хотите. А что это вы тут смотрите? Можно и мне посмотреть?
– Серёжа, тебе не трудно Свету позвать?
– Она в ду'ше.
Болт молча встал и вышел. Из спальни он принёс пассатижи, и на всякий случай шило с отвёрткой.
– Серенький! – позвала из ванной Света.
– Лечу!
– Закрылки на сорок пять, прошли ближний маяк, – пробурчал себе под нос Тихон.
– Что? – спросила, не расслышав, Тоня.
– Да нет, ничего. Просто у меня дежавю. Водка стынет, пельмени греются. Тьфу, наоборот! Давай юбку!
– Вы пельмени варите? Зачем?
Бегунок, попав в умелые вооружённые руки Болта, не стал долго сопротивляться и встал на своё место. Но, во избежание рецидива, требовалось край молнии зашить. Или хотя бы закрепить булавкой.
– Тихон, полотенце чистое найдём Свете?
– Возьми в спальне в среднем ящике комода… Жёлтое бери, оно побольше.
– Хорошо.
Тоня надела юбку, застегнула молнию и поцеловала болта в щёку:
– Спасибо!
– Не за что. Надо бы булавку. Английскую. Она в ванной.
– С лёгким паром! – приветствовала закутанную в полотенце Свету Тоня. – У тебя халатик под цвет волос!
– Почти.
– Как водичка?
– Ой, отличная! Иди тоже ополоснись!
– А я не запачкалась. И даже не вспотела!
Болт понял – эта шпилька предназначалась ему.
– Ну, и зря!
Света плюхнулась на диван рядом с Тихоном, окатив его тёплой волной банно-шампунной чистоты, и закинула ногу на ногу. На колене и в верхней части её миниатюрной голени отчётливо были видны розовые пятна.
– Кто хочет вина? – крикнул Сергей из кухни.
– У нас ещё осталось?
– Я запасливый.
– Хорошо бы... пива.
– Нет! Только вино!
– Принесу булавку.
Болт встал с дивана и, не смотря на девушек, вышел. А точнее – выбежал. Все эти огурчики с черешней, котлетки с пюрешкой, подкрашенные красным растворителем решили срочно покинуть организм Тихона.
Вернувшись из туалета, Тихон застал собирающихся гостей.
– Уже уходите?
– А у тебя ещё что-нибудь осталось?
– Вроде я слышал, вино собирались пить.
– Выпили, – сказал Сергей и показал пустую зелёную бутылку.
– Быстро.
– А что тут пить? – поставил бутылку под раковину, где уже собралась целая батарея. – Тебе мы не оставили, извини, не в коня корм… Проводишь нас?
– Да, подышать бы не мешало.
– Тиша, я пирог в холодильник положила, позавтракаешь.
– Спасибо!
– Вот держи, это уголь активированный – разжуй две таблетки прямо сейчас. Он не должен быть просрочен. И давно у тебя проблемы с желудком?
– У меня проблемы с вином, с желудком проблем нет.
– Всё равно это ненормально, нужно с врачами советоваться.
– Да, я собираюсь.
На улице было хорошо! Солнце, нещадно палившее город, ушло спать. А утомлённые чрезмерно жарким для мая днём граждане, не имевшие безотлагательных домашних забот, высыпали на вечернюю прогулку. Проминающийся местами под подошвами асфальт и бетонные стены хрущёвок ещё источали инфракрасное тепло, но от реки вдоль улиц уже поднималась влажная прохлада. Стоял звенящий тишиной штиль – ни одна веточка, ни один листочек не шевелились. Иногда из рощи, отделяющей жилой массив от поймы реки доносились соловьиные трели. И комары, за что им огромное человеческое спасибо, не докучали – их сезон ещё не наступил. Благодать, одним словом!
Но в этом безграничном медовом пространстве Болту досталось сразу две ложки дёгтя – настроение было испорчено обострившейся аллергией на вино и непонятками с новой знакомой.
К остановке шли парами – Сергей в обнимку со Светой впереди, Тихон рядом с Тоней – за ними.
– Чем завтра собираешься заниматься?
Тоня посмотрела на Тихона.
– Не знаю. Много всего. Квартиру нужно причёсывать.
– Причёсывать! – улыбнулась Тоня. – Приходи завтра ко мне. После часа. Я тебя причешу. И постригу... Пельмени домашние любишь?
– Конечно.
– Конечно – любишь пельмени или конечно – придёшь?
– Пельмени – это хорошо, но…
– Что «но»?
– Я не уверен, что мне уже пора стричься.
– Ну, как знаешь, я предложила – ты отказался.
– Я не отказался!
Подошёл автобус. Спешно попрощались.
– Адрес я оставила в коридоре.
Болт кивнул. Подождав пока закроется дверь, и автобус тронется, поплёлся домой. Как-то паршиво было и на душе и в теле.
Глава 13. АНТОНИНА
В начале шестидесятых в Советском Союзе произошёл строительный бум. На смену бессистемной одноэтажной застройке частного сектора, казённым деревянным баракам и ведомственным кирпичным, крытым шифером домам в два или три этажа пришли панельные пятиэтажки с плоскими крышами.
Строили довольно быстро. От котлована до завершения отделки на шестиподъездную пятиэтажку уходило меньше года. Причём бригады работали по сетевому графику – экскаваторы и бульдозеры перебазировались на соседнюю площадку, уступая место монтажникам, сантехники и электрики успевали сделать свою работу на следующий месяц после разборки рельсов и демонтажа башенного крана, а отделочники наступали им на пятки. В конце октября, к очередной годовщине Революции сдавался сразу целый микрорайон. Рассказывали – бывало, коробку подводили под крышу за неделю. Или за три. Но это был нетипичный случай – стахановщина, показуха, организованная очередным карьеристом в руководстве. Как правило, стройка одного такого дома, которую лихорадило всевозможными дефицитами, растягивалась на полгода и больше.
Квартиры в этих домах не продавались, а выдавались. Предпочтение при распределении ордеров имели инженеры и рабочие дефицитных специальностей, но это не означало, что школьная техничка или нянечка детского сада не имели шансов. Стоило какому-то идейному коммунисту на партийном собрании районного или областного уровня произнести пламенную речь в стиле «Доколе…» и на следующий день незначительный на первый взгляд человек приобретал приращение к собственному социальному статусу, а его очередь на получение квартиры начинала двигаться зримо быстрее.
Экономика была на подъёме. Возводились грандиозные промышленные сооружения, перекрывались и разворачивались реки. Осушались болота и орошались пустыни. Народ, победивший коричневую чуму фашизма, по инерции в тех же темпах брал мирные высоты.
Между «загнивающим» Западом и странами социалистического лагеря шло соревнование за первенство в космосе, за объёмы выплавки стали и чугуна, за спортивные рекорды. Соревнование это шло по всем фронтам – от мирных шахмат, до атомных зарядов и средств их безнаказанной доставки в эпицентр процветания супостата. Каждая сторона пыталась доказать своему народу и всему Миру прогрессивность собственной общественной системы и несостоятельность строя антагонистов, а если аргументов не хватало, то на территориях третьих стран развязывались войны – Корея, Вьетнам, Ближний Восток. Ядерное – самое горячее оружие холодной войны, всегда рассматривалось в качестве засадного полка.
Возле урановых залежей, космодромов, гидроэлектростанций и посреди целинных степей возникали новые города – проспект Ленина пересекала улица Строителей, остальные улицы имели в каждом городе своё специфическое наименование: Целинников, Нефтяников, Горняков, Энергетиков. Вдоль всех этих улиц, перпендикулярно к ним, а в некоторых случаях – под произвольным углом, обусловленным рельефом местности, стояли панельные пятиэтажки. Типичная хрущёвско-брежневская застройка.
А теперь автор предлагает всем тем, кто не заснул на этой моей политинформации или не вышел, захлопнув гаджет, покурить, вернуться к основному сюжету и посмотреть, что ещё наворочает наш Болт.
В семь с копейками сработал гидробудильник. На обратном пути из туалета Тихон остановился в коридоре у зеркала. Его заспанную физиономию с отёкшими узкими бойницами глаз украшал торчащий на макушке вихор. Может и вправду постричься? На полке под зеркалом лежала сложенная вдвое записка Антонины. Вчера он прочёл только начало: «Не грусти! Приходи завтра после часа дня…» и поплёлся спать. Сегодня дочитал: «...Металлургов, 22, кв. 3».
