100-летию АЭРОФЛОТА посвящается
https://vk.com/photo31364817_457262133
ПРЕДИСЛОВИЕ
Оглядываюсь на собственную молодость и задаю себе вопрос – неужели это всё мне одному? Как-то это несправедливо, поделиться нужно! Решил вот описать несколько моментов одного летнего месяца жизни курсантов авиационного училища эпохи позднего социализма, в котором посчастливилось учиться.
Обращаю внимание – речь пойдёт не о лётном, а об авиатехническом училище. В нём готовили специалистов по эксплуатации самолётов. И в моём случае – радиотехников и прибористов.
Некоторые места нижеследующего повествования несколько перегружены (так надо, Семён Семёнович) профильными терминами и кому-то могут показаться излишними. Таким читателям предлагаю не зацикливаться и пропускать их мимо внимания, как пропускались вступительные речи и отчёты за прошедший период на партийных, комсомольских и прочих профсоюзных конференциях, как зачастую игнорируются подтверждающие формулы в тексте методики или интегралы в учебниках физики. Правда, при этом вы рискуете уподобиться одному из моих героев – Александру Коняке. А хорошо это или плохо – судите сами.
Должен признаться, что всю последующую за училищем жизнь я проникался «чувством глубокого удовлетворения» от того, что в ней случилась эта белая полоса в синей форме. Ведь иначе я мог бы и не узнать, например, что:
– спелые сочные абрикосы можно без последствий для желудочно-кишечного тракта есть немытыми и с грязными руками;
– рельсы ручной ножовкой по металлу удобнее пилить, если они расположены горизонтально;
– жестяные банки с тушёнкой, находящейся на стратегическом хранении, консервируют солидолом;
– из куриного помёта можно делать самогон;
– если скомбинировать синие аэрофлотовские брюки с белой или оранжевой футболкой, то для гарнизонного патруля ты становишься инвизибулярным и транспарентным;
– под заходящие на посадку в ста метрах над тобой каждые пять-семь минут четырёхмоторные транспортные самолёты можно беспробудно спать на газоне или в палатке;
– существуют на юге города, в которых, если громко сказать на улице: «Вита!», то обернутся восемь из каждых десяти девушек…
Ну, а теперь обо всём этом подробнее.
«Был молодым я погружён в процесс,
Познал секрет преодоленья гравитации –
Как винт и крылья режут твердь небес
Открыли мне в гражданской авиации.
Прошли года, но помню я с тех пор,
Как сквозь туман и тьму ночную,
Преодолев пространство и простор,
Находят самолёты твердь земную.
Жизнь приземлила, кем я только не был –
Служил закону, чьи-то деньги охранял.
А полоса, взлететь чтоб снова в небо,
Короткой оказалась для меня.
Теперь я дед. И пройденный мной путь
Похож на узкий душный коридор,
Где тесно, чтобы крылья развернуть,
И глохнет сердце – пламенный мотор!»
«На 90 лет АЭРОФЛОТА» 02. 2013.
Поступил легко. Волновался больше от новизны момента, страха не пройти конкурс или завалить экзамен не было. В школе учили хорошо, и в себе я был уверен. Первый экзамен – письменная математика. Он совпал с днём открытия в Москве Олимпийских Игр. Через четыре дня был второй, он же последний – физика устно. А объявление о зачислении выпало на день, когда с футбольного поля стадиона в Лужниках на воздушных шариках, пуская слезу и помахивая передними конечностями, стартовал «наш ласковый Миша» – талисман Олимпиады-80 и символ современной, а также царской России. У меня с той поры в голове поселилась забавная аналогия олимпийского Миши с любителем дармового мёда Вини Пухом, обманным путём завладевшим летательным средством Пятачка и поплатившимся за это.
И вот он – новый этап жизни. И вот стою, держу весло, через миг отчалю. Прощай, родной дом, мамины борщи и добротный чай со сливками, прощайте, любимые книжки, гитара и красный отцовский «Запорожец» – уезжаю, пишите письма! Тихо плещется вода – лента полосата, вспоминайте иногда вашего курсанта.
Радиотехника, самолёты – всё, что нравилось в юности теперь должно стать моей профессией, здорово ведь! Прежде, чем приступить к учёбе, некоторое время пришлось пособирать помидоры с полей подшефных колхозов. Овладение профессией шло в удовольствие. Интересно было узнавать как работает система привода, позволяющая в облаках или ночью верно заводить самолёт на полосу, как устроены радиостанции, локаторы, радиокомпасы, измерители скорости и угла сноса, по какому принципу построены все эти хитрые штуковины. За два года обучения я превратился в знатока, стал понимать принцип работы транзистора, радиолампы и устройств, на них собранных. Да и в аэродинамике, спасибо замечательному преподавательскому коллективу, разобрался – крен, тангаж, устойчивость, управляемость – стали для меня базовыми понятиями, а не просто умными словами. Например, что триммер – это вид бритвы или газонокосилки я узнал гораздо позже. В авиации триммером всегда называли вспомогательный элемент механизации, компенсирующий усилия набегающего потока воздуха на элероны и руль направления и облегчающий таким образом работу пилота. Особенно важно это было при прямом тросовом управлении. Понятно, что с гидроусилителем руля любая десятиклассница, даже самая субтильная, легко теперь может припарковать папин внедорожник, весящий как средний грузовик. Она даже не заметит, что шипы при этом отчаянно сопротивляются и грызут асфальт, как рашпиль хвойную доску.
Изначально хотел рассказать только о ярких впечатлениях, полученных за один месяц – июль – на воинских сборах. В мои планы не входило подробно описывать курсантские будни. Как писа?ли письма на сампо, как уходили в самоволку в город, попадались и получали за это наряды вне очереди, как боролись со сном в карауле, как прыгали с парашютом, ходили строем в коробках на парадах, изображали, будучи одетыми в белые трикошки, живые узоры на массовых городских мероприятиях, сдавали кровь за день к отпуску, вкусный обед и дополнительное увольнение в будний день, как, натирая мозоли и сбивая в кровь ладони, рыли траншеи в железнорудной почве под полувековыми деревьями в частном секторе. Не планировал, но всё же сорвался на некоторые из этих тем. Об остальном, бог даст, ещё напишу. Хотя, вряд ли.
Вынужден предупредить, что опус мой не является документом и представляет собой художественное произведение. Все имена и топонимы изменены, но остались в той или иной степени созвучны прототипам, что позволит моим соро?тникам узнать себя в некоторых героях. Достоверность описываемых событий, роль в них каждого из персонажей – тоже не стопроцентная. Особенно роль! Не планировал никого обидеть, но допускаю, что творческий порыв и неуёмность фантазии могли создать к тому предпосылки. Поэтому сразу приношу всем несогласным свои извинения. А с гласными готов общаться, тем более, что времени для общения осталось не так, чтобы много – по последней, полученной из координационного центра во Внуково, информации, половина моего взвода уже не сможет ни оспорить этот текст, ни прочесть его. По самой уважительной причине.
Два года пролетели на одном дыхании. Первый семестр очень хотелось домой. А уже со вторых каникул из дома тянуло в училище. Не меня одного, многие признавались. Третий курс – последний. Распределение на работу в конце второго, определяло специализацию – становилось понятно, какие типы самолётов придётся обслуживать именно тебе. На них и сосредотачивались учебные планы. На третьем мы ходили на занятия согласно специфике того подразделения Аэрофлота, в которое были распределены. Если ты будешь работать в Домодедово или в Шереметьево, то вертолёты и мелкие самолёты видеть не будешь, зачем тогда на них время тратить! И наоборот, если распределили в АВЛУГУ, то понадобится досконально знать только Як-40 и Як-18Т. «Тушкек» и «Илов» там нет…
После второго курса, перед каникулами, на целый месяц отправляли на воинские сборы, или, как говорилось, «в лагеря», где полагалось пострелять по мишеням из пистолета Макарова и автомата Калашникова, присягнуть на верность Родине и пообщаться в реальных условиях с оборудованием самолётов военно-транспортной авиации, которое мы изучали в училище. Отправляли не учебными ротами, а вразнобой – по одному-два взвода из каждой роты во все пункты базирования полков военно-транспортной авиации своего Военного Округа, которых было четыре. Почему именно так, знал только ОСО – организационно-строевой отдел – вдохновитель и координатор всех служебных и учебных процессов. В Белоясень в моём случае отправили третий и четвёртый взводы нашей роты и два взвода из двенадцатой.
Автобусами доставляли до места только тех, кто убывал в ближайший полк, базирующийся в пригороде Быстрово. Остальных теми же заказными автобусами везли на центральный вокзал, расположенный в районе Красная, и сажали в плацкартные вагоны пассажирских поездов. Билеты на руки не давали, они в ту пору были не именными, паспорт при покупке и при посадке не требовался, просто считали по головам. Инструктаж проводили дважды – в училище на общем построении курса и на платформе перед посадкой:
– Помните, вы – будущие офицеры, лицо Советской Армии. Вести себя достойно! Не материться, в вагонах не раздеваться, с голым торсом по составу и по платформам на станциях не шастать! Употребление алкоголя – повторяю ещё раз – категорически запрещено!
За ослушание угрожали отчислением. Для убедительности приводились конкретные примеры – зачитывали список тех, кого выгнали на третьем курсе за пьянку в лагерях: фамилия, рота, год проступка и топоним дислокации лагеря…
– И последнее: с платформы никуда не отлучаться, поезд – не девушка, ждать вас не будет! Понятно всем?
– Да, понятно, – вяло отвечали мы.
– Командуйте, старшина! – закончил свою душеспасательную речь сопровождающий офицер майор Барадулин.
– Раняаась!.. Смирно!.. Вольно, разойдись! – Скомандовал наш ротный старшина!
Через десять секунд сбитая фигура Пирожка уже была замечена замком роты Синицыным у входной двери вокзала:
– Пирого?в!.. ПИ-РО-ГОФФ! С платформы не отлучаться было сказано!
– Я в туалет.
– Мигом!
Не раздеваться! Ага! Июль, юг, температура в тени тридцать пять цельсиев! Только где её взять, эту тень! Ждали подачу поезда долго, около часа, поскольку привезли загодя. Скупили всю минералку, весь лимонад и мороженое в единственном киоске на платформе. Хитрован Барадулин стоял в голове очереди, носовым платком постоянно вытирал пот с красной шеи, и следил, змей, чтобы курсантам не продавали пиво. Сам же – парни засекли – через дверь занёс саквояж, и продавщица набила его бутылками жигулёвского.
Поезд шёл сквозь жару очень неспешно. За окном трещали кузнечики и над полями, как над костром, преломляло картинку марево. Термометр на очередном вокзале показал тридцать семь. Это в тени! А на солнце в железном вагоне на стоянке могло быть все сорок пять, а то и более. Кондиционеры? Их в поездах тогда вообще не существовало. Я, во всяком случае, никогда не встречал. Все окна, которые открывались, сразу были открыты. Пока поезд шёл – терпимо. Но стоянки часто и подолгу – на каждом полустанке, а порой просто на перегонах у семафора.
Когда вагон, представляющий собой железный ящик, стоит на солнце, то, хоть и выкрашен в зелёный цвет, раскаляется докрасна, находиться в нем в форме – это издевательство! И над человеческой сущностью, и над новой, только что выданной парадкой, которая неизбежно пропитается по?том, пойдёт жёлтыми соляными разводами и провоняет. Мы заметили, что на всех цивильных мужиках из одежды кроме нательного крестика были только треники с пузырями на коленках и тапки. И все пьют пиво! А нам нельзя! А если нельзя, но очень хочется?
Сопровождающие офицеры ехали в купейном вагоне. Каждые пятнадцать минут они проходили по курсантским плацкартам с инспекцией. Однажды конфисковали колоду карт, другой раз заставили вылить в раковину жигулевскую благодать, хозяина которой найти не удалось. Это было жёстко! В соседнем вагоне – рассказывали – поймали двоих с пивным запахом и без рубах. Их переселили поближе к себе, провели разъяснительную беседу и взяли под прицел. Так продолжалось часа два, максимум – три. Пото?м проверяющие надолго исчезли. Решено было предпринять встречную вылазку в купейные вагоны. Разведка показала, что наши блюстители, во-первых, без галстуков и с расстегнутыми до пупа сорочками, а во-вторых, курят и громко общаются в своём купе. Повторная контрпроверка установила, что вся компания навеселе и травит пошлые анекдоты смазливым попутчицам.
Офицер – это бывший курсант, сделан он из того же мяса, что и все прочие граждане. Последнюю голубую кровь в армии извели на заре советской власти. Фехтование, бальные танцы, этикет принятия пищи и многие другие дисциплины, не имеющие непосредственного отношения к ратному делу, из учебных планов военных училищ исчезли одновременно с самодержавием. Но, там, куда нас везли, танцы и не предполагались.
На очередной стоянке в вокзальном буфете было закуплено пиво. Пар вышел. Ситуация устаканилась. Никто не перебрал, не дебоширил. Ячменная влага остудила, как вода из крана снятую с плиты сковородку.
Между тем, солнце свалилось за бегущую в правых окнах лесополосу, быстро стемнело. Жара заметно спала. Курсанты помалу стали отходить ко сну.
На одной из станций в полной тишине послышался шелест газеты, по вагону поплыл ароматный копчёный запашок.
– Пирожок, нам вроде колбасу сухпаем не давали, де ты её урвал? В ресторане купил?
– Зачем! На привокзальной площади в гастрономе.
– В Семиизбенках?
– Зачем! У нас.
– В Красной?
– Да.
– Ну, ты – пижон! Дай чуток, – Лежняев спрыгнул с верхней полки. – Ты только колбасу купил?
– А ты ещё что-то заказывал?
– Водочки писюлик сейчас бы! А лучше по соточке.
Ближе к полуночи стало даже прохладно, а в начале первого поезд въехал в грозу. Раскаты грома разной интенсивности сотрясали воздух. Тяжёлые капли стали залетать в вагон. Пришлось закрывать окна, доставать с третьей полки одеяла.
Но поспать не удалось. В третьем часу, в самый сон, проводница включила в вагоне свет и потребовала сдать бельё. Приехали. В этот раз оделись по полной форме, застегнулись на все пуговицы. Китель, фуражка, галстук – всё новенькое, свежее. По нормам полагалась одна парадная форма на два года и её, в обмен на старую, выдали после второго курса, прямо перед сборами. Сразу после них – каникулы, последние перед дембелем. Домой – не через училище, а прямо из лагерей, в новенькой, с иголочки форме, с тремя годичками под шевроном на рукаве!
25. 11. 2016.
https://vk.com/photo31364817_457262088
Из кабины Ту-134-го
Выгружались в ливень. Пока бежали на вокзал, изрядно вымокли.
Нас встречали. На привокзальной площади стояло пять зелёных армейских «Уралов», оборудованных скамейками в кузовах. Мест хватило всем. Единственный минус – дуги стояли, а тент на них отсутствовал. За пятнадцать минут пути все промокли до трусов, вода хлюпала в ботинках.
https://vk.com/photo31364817_457262133
ПРЕДИСЛОВИЕ
Оглядываюсь на собственную молодость и задаю себе вопрос – неужели это всё мне одному? Как-то это несправедливо, поделиться нужно! Решил вот описать несколько моментов одного летнего месяца жизни курсантов авиационного училища эпохи позднего социализма, в котором посчастливилось учиться.
Обращаю внимание – речь пойдёт не о лётном, а об авиатехническом училище. В нём готовили специалистов по эксплуатации самолётов. И в моём случае – радиотехников и прибористов.
Некоторые места нижеследующего повествования несколько перегружены (так надо, Семён Семёнович) профильными терминами и кому-то могут показаться излишними. Таким читателям предлагаю не зацикливаться и пропускать их мимо внимания, как пропускались вступительные речи и отчёты за прошедший период на партийных, комсомольских и прочих профсоюзных конференциях, как зачастую игнорируются подтверждающие формулы в тексте методики или интегралы в учебниках физики. Правда, при этом вы рискуете уподобиться одному из моих героев – Александру Коняке. А хорошо это или плохо – судите сами.
Должен признаться, что всю последующую за училищем жизнь я проникался «чувством глубокого удовлетворения» от того, что в ней случилась эта белая полоса в синей форме. Ведь иначе я мог бы и не узнать, например, что:
– спелые сочные абрикосы можно без последствий для желудочно-кишечного тракта есть немытыми и с грязными руками;
– рельсы ручной ножовкой по металлу удобнее пилить, если они расположены горизонтально;
– жестяные банки с тушёнкой, находящейся на стратегическом хранении, консервируют солидолом;
– из куриного помёта можно делать самогон;
– если скомбинировать синие аэрофлотовские брюки с белой или оранжевой футболкой, то для гарнизонного патруля ты становишься инвизибулярным и транспарентным;
– под заходящие на посадку в ста метрах над тобой каждые пять-семь минут четырёхмоторные транспортные самолёты можно беспробудно спать на газоне или в палатке;
– существуют на юге города, в которых, если громко сказать на улице: «Вита!», то обернутся восемь из каждых десяти девушек…
Ну, а теперь обо всём этом подробнее.
«Был молодым я погружён в процесс,
Познал секрет преодоленья гравитации –
Как винт и крылья режут твердь небес
Открыли мне в гражданской авиации.
Прошли года, но помню я с тех пор,
Как сквозь туман и тьму ночную,
Преодолев пространство и простор,
Находят самолёты твердь земную.
Жизнь приземлила, кем я только не был –
Служил закону, чьи-то деньги охранял.
А полоса, взлететь чтоб снова в небо,
Короткой оказалась для меня.
Теперь я дед. И пройденный мной путь
Похож на узкий душный коридор,
Где тесно, чтобы крылья развернуть,
И глохнет сердце – пламенный мотор!»
«На 90 лет АЭРОФЛОТА» 02. 2013.
Глава 1. В ЛАГЕРЯ
Поступил легко. Волновался больше от новизны момента, страха не пройти конкурс или завалить экзамен не было. В школе учили хорошо, и в себе я был уверен. Первый экзамен – письменная математика. Он совпал с днём открытия в Москве Олимпийских Игр. Через четыре дня был второй, он же последний – физика устно. А объявление о зачислении выпало на день, когда с футбольного поля стадиона в Лужниках на воздушных шариках, пуская слезу и помахивая передними конечностями, стартовал «наш ласковый Миша» – талисман Олимпиады-80 и символ современной, а также царской России. У меня с той поры в голове поселилась забавная аналогия олимпийского Миши с любителем дармового мёда Вини Пухом, обманным путём завладевшим летательным средством Пятачка и поплатившимся за это.
И вот он – новый этап жизни. И вот стою, держу весло, через миг отчалю. Прощай, родной дом, мамины борщи и добротный чай со сливками, прощайте, любимые книжки, гитара и красный отцовский «Запорожец» – уезжаю, пишите письма! Тихо плещется вода – лента полосата, вспоминайте иногда вашего курсанта.
Радиотехника, самолёты – всё, что нравилось в юности теперь должно стать моей профессией, здорово ведь! Прежде, чем приступить к учёбе, некоторое время пришлось пособирать помидоры с полей подшефных колхозов. Овладение профессией шло в удовольствие. Интересно было узнавать как работает система привода, позволяющая в облаках или ночью верно заводить самолёт на полосу, как устроены радиостанции, локаторы, радиокомпасы, измерители скорости и угла сноса, по какому принципу построены все эти хитрые штуковины. За два года обучения я превратился в знатока, стал понимать принцип работы транзистора, радиолампы и устройств, на них собранных. Да и в аэродинамике, спасибо замечательному преподавательскому коллективу, разобрался – крен, тангаж, устойчивость, управляемость – стали для меня базовыми понятиями, а не просто умными словами. Например, что триммер – это вид бритвы или газонокосилки я узнал гораздо позже. В авиации триммером всегда называли вспомогательный элемент механизации, компенсирующий усилия набегающего потока воздуха на элероны и руль направления и облегчающий таким образом работу пилота. Особенно важно это было при прямом тросовом управлении. Понятно, что с гидроусилителем руля любая десятиклассница, даже самая субтильная, легко теперь может припарковать папин внедорожник, весящий как средний грузовик. Она даже не заметит, что шипы при этом отчаянно сопротивляются и грызут асфальт, как рашпиль хвойную доску.
Изначально хотел рассказать только о ярких впечатлениях, полученных за один месяц – июль – на воинских сборах. В мои планы не входило подробно описывать курсантские будни. Как писа?ли письма на сампо, как уходили в самоволку в город, попадались и получали за это наряды вне очереди, как боролись со сном в карауле, как прыгали с парашютом, ходили строем в коробках на парадах, изображали, будучи одетыми в белые трикошки, живые узоры на массовых городских мероприятиях, сдавали кровь за день к отпуску, вкусный обед и дополнительное увольнение в будний день, как, натирая мозоли и сбивая в кровь ладони, рыли траншеи в железнорудной почве под полувековыми деревьями в частном секторе. Не планировал, но всё же сорвался на некоторые из этих тем. Об остальном, бог даст, ещё напишу. Хотя, вряд ли.
Вынужден предупредить, что опус мой не является документом и представляет собой художественное произведение. Все имена и топонимы изменены, но остались в той или иной степени созвучны прототипам, что позволит моим соро?тникам узнать себя в некоторых героях. Достоверность описываемых событий, роль в них каждого из персонажей – тоже не стопроцентная. Особенно роль! Не планировал никого обидеть, но допускаю, что творческий порыв и неуёмность фантазии могли создать к тому предпосылки. Поэтому сразу приношу всем несогласным свои извинения. А с гласными готов общаться, тем более, что времени для общения осталось не так, чтобы много – по последней, полученной из координационного центра во Внуково, информации, половина моего взвода уже не сможет ни оспорить этот текст, ни прочесть его. По самой уважительной причине.
Два года пролетели на одном дыхании. Первый семестр очень хотелось домой. А уже со вторых каникул из дома тянуло в училище. Не меня одного, многие признавались. Третий курс – последний. Распределение на работу в конце второго, определяло специализацию – становилось понятно, какие типы самолётов придётся обслуживать именно тебе. На них и сосредотачивались учебные планы. На третьем мы ходили на занятия согласно специфике того подразделения Аэрофлота, в которое были распределены. Если ты будешь работать в Домодедово или в Шереметьево, то вертолёты и мелкие самолёты видеть не будешь, зачем тогда на них время тратить! И наоборот, если распределили в АВЛУГУ, то понадобится досконально знать только Як-40 и Як-18Т. «Тушкек» и «Илов» там нет…
После второго курса, перед каникулами, на целый месяц отправляли на воинские сборы, или, как говорилось, «в лагеря», где полагалось пострелять по мишеням из пистолета Макарова и автомата Калашникова, присягнуть на верность Родине и пообщаться в реальных условиях с оборудованием самолётов военно-транспортной авиации, которое мы изучали в училище. Отправляли не учебными ротами, а вразнобой – по одному-два взвода из каждой роты во все пункты базирования полков военно-транспортной авиации своего Военного Округа, которых было четыре. Почему именно так, знал только ОСО – организационно-строевой отдел – вдохновитель и координатор всех служебных и учебных процессов. В Белоясень в моём случае отправили третий и четвёртый взводы нашей роты и два взвода из двенадцатой.
Автобусами доставляли до места только тех, кто убывал в ближайший полк, базирующийся в пригороде Быстрово. Остальных теми же заказными автобусами везли на центральный вокзал, расположенный в районе Красная, и сажали в плацкартные вагоны пассажирских поездов. Билеты на руки не давали, они в ту пору были не именными, паспорт при покупке и при посадке не требовался, просто считали по головам. Инструктаж проводили дважды – в училище на общем построении курса и на платформе перед посадкой:
– Помните, вы – будущие офицеры, лицо Советской Армии. Вести себя достойно! Не материться, в вагонах не раздеваться, с голым торсом по составу и по платформам на станциях не шастать! Употребление алкоголя – повторяю ещё раз – категорически запрещено!
За ослушание угрожали отчислением. Для убедительности приводились конкретные примеры – зачитывали список тех, кого выгнали на третьем курсе за пьянку в лагерях: фамилия, рота, год проступка и топоним дислокации лагеря…
– И последнее: с платформы никуда не отлучаться, поезд – не девушка, ждать вас не будет! Понятно всем?
– Да, понятно, – вяло отвечали мы.
– Командуйте, старшина! – закончил свою душеспасательную речь сопровождающий офицер майор Барадулин.
– Раняаась!.. Смирно!.. Вольно, разойдись! – Скомандовал наш ротный старшина!
Через десять секунд сбитая фигура Пирожка уже была замечена замком роты Синицыным у входной двери вокзала:
– Пирого?в!.. ПИ-РО-ГОФФ! С платформы не отлучаться было сказано!
– Я в туалет.
– Мигом!
Не раздеваться! Ага! Июль, юг, температура в тени тридцать пять цельсиев! Только где её взять, эту тень! Ждали подачу поезда долго, около часа, поскольку привезли загодя. Скупили всю минералку, весь лимонад и мороженое в единственном киоске на платформе. Хитрован Барадулин стоял в голове очереди, носовым платком постоянно вытирал пот с красной шеи, и следил, змей, чтобы курсантам не продавали пиво. Сам же – парни засекли – через дверь занёс саквояж, и продавщица набила его бутылками жигулёвского.
Поезд шёл сквозь жару очень неспешно. За окном трещали кузнечики и над полями, как над костром, преломляло картинку марево. Термометр на очередном вокзале показал тридцать семь. Это в тени! А на солнце в железном вагоне на стоянке могло быть все сорок пять, а то и более. Кондиционеры? Их в поездах тогда вообще не существовало. Я, во всяком случае, никогда не встречал. Все окна, которые открывались, сразу были открыты. Пока поезд шёл – терпимо. Но стоянки часто и подолгу – на каждом полустанке, а порой просто на перегонах у семафора.
Когда вагон, представляющий собой железный ящик, стоит на солнце, то, хоть и выкрашен в зелёный цвет, раскаляется докрасна, находиться в нем в форме – это издевательство! И над человеческой сущностью, и над новой, только что выданной парадкой, которая неизбежно пропитается по?том, пойдёт жёлтыми соляными разводами и провоняет. Мы заметили, что на всех цивильных мужиках из одежды кроме нательного крестика были только треники с пузырями на коленках и тапки. И все пьют пиво! А нам нельзя! А если нельзя, но очень хочется?
Сопровождающие офицеры ехали в купейном вагоне. Каждые пятнадцать минут они проходили по курсантским плацкартам с инспекцией. Однажды конфисковали колоду карт, другой раз заставили вылить в раковину жигулевскую благодать, хозяина которой найти не удалось. Это было жёстко! В соседнем вагоне – рассказывали – поймали двоих с пивным запахом и без рубах. Их переселили поближе к себе, провели разъяснительную беседу и взяли под прицел. Так продолжалось часа два, максимум – три. Пото?м проверяющие надолго исчезли. Решено было предпринять встречную вылазку в купейные вагоны. Разведка показала, что наши блюстители, во-первых, без галстуков и с расстегнутыми до пупа сорочками, а во-вторых, курят и громко общаются в своём купе. Повторная контрпроверка установила, что вся компания навеселе и травит пошлые анекдоты смазливым попутчицам.
Офицер – это бывший курсант, сделан он из того же мяса, что и все прочие граждане. Последнюю голубую кровь в армии извели на заре советской власти. Фехтование, бальные танцы, этикет принятия пищи и многие другие дисциплины, не имеющие непосредственного отношения к ратному делу, из учебных планов военных училищ исчезли одновременно с самодержавием. Но, там, куда нас везли, танцы и не предполагались.
На очередной стоянке в вокзальном буфете было закуплено пиво. Пар вышел. Ситуация устаканилась. Никто не перебрал, не дебоширил. Ячменная влага остудила, как вода из крана снятую с плиты сковородку.
Между тем, солнце свалилось за бегущую в правых окнах лесополосу, быстро стемнело. Жара заметно спала. Курсанты помалу стали отходить ко сну.
На одной из станций в полной тишине послышался шелест газеты, по вагону поплыл ароматный копчёный запашок.
– Пирожок, нам вроде колбасу сухпаем не давали, де ты её урвал? В ресторане купил?
– Зачем! На привокзальной площади в гастрономе.
– В Семиизбенках?
– Зачем! У нас.
– В Красной?
– Да.
– Ну, ты – пижон! Дай чуток, – Лежняев спрыгнул с верхней полки. – Ты только колбасу купил?
– А ты ещё что-то заказывал?
– Водочки писюлик сейчас бы! А лучше по соточке.
Ближе к полуночи стало даже прохладно, а в начале первого поезд въехал в грозу. Раскаты грома разной интенсивности сотрясали воздух. Тяжёлые капли стали залетать в вагон. Пришлось закрывать окна, доставать с третьей полки одеяла.
Но поспать не удалось. В третьем часу, в самый сон, проводница включила в вагоне свет и потребовала сдать бельё. Приехали. В этот раз оделись по полной форме, застегнулись на все пуговицы. Китель, фуражка, галстук – всё новенькое, свежее. По нормам полагалась одна парадная форма на два года и её, в обмен на старую, выдали после второго курса, прямо перед сборами. Сразу после них – каникулы, последние перед дембелем. Домой – не через училище, а прямо из лагерей, в новенькой, с иголочки форме, с тремя годичками под шевроном на рукаве!
25. 11. 2016.
Глава 2. ХОЛОДНАЯ ВСТРЕЧА
https://vk.com/photo31364817_457262088
Из кабины Ту-134-го
Выгружались в ливень. Пока бежали на вокзал, изрядно вымокли.
Нас встречали. На привокзальной площади стояло пять зелёных армейских «Уралов», оборудованных скамейками в кузовах. Мест хватило всем. Единственный минус – дуги стояли, а тент на них отсутствовал. За пятнадцать минут пути все промокли до трусов, вода хлюпала в ботинках.
