-- Да, я видел сегодня, -- Иванов кивнул, глядя на огонь. – Сначала там, перед лесом с этой тварью. Чему я, конечно был рад. Слава богу… Потом здесь в лагере, когда твой червь, как передвижная лесопилка, разделал своими лапами и жвалами… или что там у них…
-- Мандибулы, -- подсказал Митичко.
-- Неважно, -- отмахнулся Прокоп. – Но он за минуту раскромсал в мелкую щепку два двадцатиметровых ствола в два обхвата каждый… Народу, конечно, это понравилось. Но когда такая всесокрушающая мощь в простом насекомом…
-- Они не насекомые. Они многоножки. Но тоже надкласс членистоногие, -- вставил один из зоотехников. Кажется, Троха, управляющий третьим возом.
Иванов замолчал, всё так же глядя на огонь, делая многозначительную паузу. В образовавшейся тишине всем стало неловко. Так, что зоотехник тут же извинился и чуть отодвинулся назад в полумрак.
-- Так вот, -- продолжил Прокоп Геннадьевич тихим голосом. – Это всего-то-навсего членистоногое, как меня поправили. И отвечать за то, что этой, извините, твари в очередной раз придёт или вступит в голову не может никто.
-- До этого черви всегда довольствовались растительной пищей. Очистит такая «косилка» квадрат травы гектара на два. И её хватает так надолго, что уже забываешь, когда последний раз ела, -- отозвался Яков Григорьевич. -- Да потом, когда она в очередной сон проваливается, то может этак внутри своей «улитки» по полгода проваляться без еды, -- продолжил Ситхов.
-- И тем не менее, -- Иванов кивнул ему. – Претенденты у кого-нибудь были? Черви кроме сегодняшнего случая с Антоновым проявляли свой плотоядный характер?
-- Нет, не было такого, -- отозвался Вениамин Егорович. – Ни у кого не было.
-- У меня было, -- тихо отозвался Митичко.
И все тут же повернулись к нему.
-- Было, -- чуть понурившись, повторил Саня.
-- Рассказывай, -- потребовал Иванов.
-- С месяц назад я Маргариту на корде выгуливал. Гонял по кругу. Надеялся, что она травы нажрётся и в улитку быстрее уляжется. И тут она резко направление меняет, и в траву. Меня на корде за собой поволокла. Я перепугался, стал корд дёргать. Ей неприятно, но она всё равно тащила. И через буквально секунды три: рёв и тишина. Я за ней в траву. Гляжу – а она уже растянула и разорвала оленя в куски. Как она его почуяла? Откуда он там взялся? Не знаю. Возможно, пасся. Тут же они все непуганые. Хищников нет. Кроме наших червячков, как оказывается. Которые нет-нет, да не прочь добавить в рацион плоть.
-- А дальше что? – спросил Ситхов.
-- Ну «что-что» -- доела она оленя. Я сначала хотел её оттащить -- от неожиданности я испугался произошедшего. Дёргал её за корд. Это хоть её рулевые усики и заламывает неприятно, но, как оказалось, когда она добычу свою жрёт, то ей как до «электрогенератора» на всё это. Я вижу, что управление «не срабатывает». Тогда корд бросил – кинулся к ней, стал её сдуру пинать по морде. Ну – с испугу разум потерял, что тут скажешь, -- Саня объясняющие развёл руки в стороны. – Так ей и на это плевать было. Она мои удары, разумеется, даже не почувствовала. Но и это не повлияло. Помню меня это тогда поразило. Я ей по башке, чуть ли не по глазам ногой. А она, морду чуть отводит, чтобы меня жвалами не зацепить, и опять мясо добытое поглощает. Я, наконец, опомнился. Думаю: «что я, идиот, делаю?» Оленю уже не поможешь. А так дёргать Смерть на девяносто шести лапах за усы не стоит.
-- Короче, отошёл я в сторону. Подождал, пока она всё, что разделала, не дожрёт. А как доела, снова побежала по кругу вокруг меня на корде. Как будто ничего до этого и не случилось, -- закончил свой рассказ Саня.
-- Ну, а потом? – спросил Антонов.
-- Что «потом»? Потом я её и правда, в сон уложил. И более ничего такого не было.
-- Ну а почему ты, Саня, про это никому ничего не рассказал?
-- Ну,.. – Митичко замялся. – Ты знаешь, Вениамин Егорыч… За Маргариту испугался. Думал, что узнает кто. Вот как сейчас. И сразу же «рубанёт рукой с плеча». И останемся мы без Маргариты. А то и без всех червей разом.
Над костром нависло молчание.
-- Глупо, Саша, -- ответил Прокоп. – Ну, конечно, от червей мы не откажемся. Во всяком случае сейчас. Потому как кроме червей у нас нет ни единого шанса отсюда выбраться и добраться до колонии. Но просто знать про такие случаи для всех необходимо. Пойми это, -- с нажимом на последних словах добавил Иванов.
-- Вот ты подумай. Ведь вы, когда свои многоножки останавливаете, то перед ними живой щит выстраиваете. Живых товарищей своих выставляете. Они несутся на них. А вы спокойны. Потому что уверены, что эта тварь человеку навредить не может. Тут я с вами согласен. Я сам ни черта не понимаю – ещё меньше вашего в этой вашей зоологии и дрессуре. Я, как и никто в лагере, тоже ни хрена не знаю, почему у неё такое бережное отношение к человеку. Ну не верю я, что у неё там под толстым бронированным панцирем в башке чудодейственные мозги и добрая душа. И что любит она нашего брата, потому что восторгается гением человеческой натуры. Напротив, я уверен, что эта тварь, уж опять меня извините, ребята, по всем своим повадкам, тупая, как любимый Саней электрогенератор. Поэтому, почему она с нами считается – для меня такая же загадка. Так вот, когда этот несокрушимый многотонный локомотив с пустой коробкой в кабине машиниста несётся на наших ребят, у меня сердце замирает. И всем надо знать… А вдруг, она в очередной раз, если даже кого-то из них за оленя не посчитает, то просто «раздумает» останавливаться и просто пробежит по ним?!.. Я уж не говорю, что вдруг в один прекрасный момент твоя Марго, Саня, тебя начнёт расценивать с позиции бифштекса на ножках, когда ты в очередной раз к ней обниматься полезешь?
Он замолчал, и опять над костром повисла гнетущая тишина. Все молчали – речь Иванова многих заставила призадуматься.
-- Всё ты справедливо говоришь, Прокоп Геннадьевич, -- чуть погодя, нехотя заговорил наконец Полозов. И все сразу же с уважением обратились к нему. – Я, конечно, не зоотехник. И не обладаю опытом и знаниями ребят. Но ты был прав, Прокоп Геннадич – другого варианта, кроме червей у нас в этой местности нет. И у всех ста шестидесяти четырёх человек, находящихся вдали от колонии за полторы тысячи километров, здесь вся надежда только на них. Саня, конечно, не прав, что умолчал про случившееся с Маргаритой и этим оленем. Лишнее знание -- оно только на пользу: предупреждён, значит, вооружён. Но и сильно-то повлиять на ситуацию и что-либо изменить мы всё равно бы не смогли от этого. Пока что будем держать за основу – аксиому: черви на человека не нападают. И точка. Умеет они думать, или нет… Отдают ли они дань гению человеку, как ты, Геннадич сказал или нет… Просто человек для них их любимое существо, которому они готовы служить верой и правдой, или какое-то другое божественное правило запрещает ли им посягать на человека… Не важно. Ещё раз, как аксиома – червь человеку больше друг, нежели наоборот. Мы должны считать только так. Иначе нам отсюда не выбраться. А мы со своей стороны должны делать всё, чтобы эту связь поддерживать.
-- Черви – наша тяговая сила, -- продолжал Полозов. -- Черви – наша надежда прорваться через лес. Черви, наша защита, как оказалось сегодня. Я когда эту тварь за Егорычем увидел, то думал: «всё!». И низкий поклон нашему Сане, которого, может быть, именно тот случай с оленем и надоумил. А именно: в тот самый миг на уровне инстинктов пустить Маргариту наперерез. А там таких тварей полный лес, через который нам на тех же червях ещё прорубить дорогу, а затем и проехать требуется. Так что, утра вечера мудренее. Предлагаю идти спать, если никто не против.
-- Вот ты молодец, Михаил Филиппович. Всё правильно сказал, -- легко согласился Иванов. – Предлагаю идти спать. Кто у нас…
И тут, в тишине над лагерем раздался хлопок. Так, что все вздрогнули и повскакали с мест.
София в испуге прижалась к Полозову.
-- О-о… Работает ленточка, -- с невесёлой усмешкой проговорил механик Мамонтов.
И вновь, как бы вторя ему, раздался второй хлопок с другой стороны лагеря. И что-то, пролетев рядом по воздуху, шлёпнулось неподалёку в траву.
-- Ого! – хохотнул Троха, бросившийся туда и мигом вернувшийся. В руках он нёс сегмент крупной многосегментной суставной ноги, размером со слоновий бивень. Явно принадлежащей ранее какому-то членистоногому гиганту. – Смотрите, что от неё оторвало!
-- Вот я про это и говорил, -- пробормотал себе под нос Михаил Филиппович.
Его же тёзка, Мамонтов, тем временем достал из своего грузового воза прожектор, подключил его к генератору и направил сноп всё освещающего луча в сторону ограждения, откуда произошёл последний хлопок. Там они увидели грязевое зеленоватое ещё дымящееся и тлеющее пятно. А вокруг была раскидана куча ошмётков – огромные куски внешнего хитинового скелета, какие-то колючие части конечностей или челюстей. Всё то, на что разлетелся ночной пришелец, когда после вступления в зону защитного ограждения жидкость и ткани внутри существа за долю секунды вскипели, превратившись в пар, и разорвали в клочья его наружный панцирь.
Михаил Андреевич взобрался на повозку, прямо на брезент. И по типу маяка, медленно поворачиваясь, осветил округу далеко вокруг лагеря, почти до самого горизонта. В направлении леса абсолютно все присутствующие, включая тех, кто, проснувшись, выглянули сонными посмотреть на источник шума, увидели двух существ, уходящие в сторону чащи. Одно, походило на десятилапую жужелицу. Второе существо более напоминало восьмилапого таракана, таких же размеров, как и жужелица. Очевидно хлопки, вызванные гибелью двух их соплеменников, напугали чудовищ. И они убирались восвояси.
-- Всё в порядке, -- подняв руки вверх, ровным голосом громко объявил Иванов. -- Опасности никакой нет. Расходитесь спать. Завтра будет новый день. Всем нам надо выспаться.
Его речь подействовала, как мантра. Действительно, абсолютно все взволнованные проснувшиеся, успокоившись, вернулись в свои постели.
Мамонтов ещё какое-то время посветил прожектором, потом выключил его и положил рядом с колесом.
Люди от костров тоже потянулись в палатки и возы.
-- И тем не менее, ребята. Подежурьте, -- попросил Иванов двух зоотехников. Часа через два я вас сменю.
-- Я тут на колесе для вас прожектор оставил, -- проговорил Михаил Андреевич. – Вот так вот включать, если что. А лучше – будите сразу же нас с Геннадичем.
-- Давай, я подежурю, Геннадич, -- тихо сказал, приобнимая и похлопывая Прокопа по плечу, геолог Михаил Филиппович. – Ребятам завтра работы будет навалом. Лес валить. Червей запрягать. А мне всё одно не спится.
-- Хорошо, Миш. Если что – разбуди меня, -- ответил Иванов и они с Мамонтовым тоже пошли спать.
(продолжение следует)…
(Сергей Вестернин)
-- Мандибулы, -- подсказал Митичко.
-- Неважно, -- отмахнулся Прокоп. – Но он за минуту раскромсал в мелкую щепку два двадцатиметровых ствола в два обхвата каждый… Народу, конечно, это понравилось. Но когда такая всесокрушающая мощь в простом насекомом…
-- Они не насекомые. Они многоножки. Но тоже надкласс членистоногие, -- вставил один из зоотехников. Кажется, Троха, управляющий третьим возом.
Иванов замолчал, всё так же глядя на огонь, делая многозначительную паузу. В образовавшейся тишине всем стало неловко. Так, что зоотехник тут же извинился и чуть отодвинулся назад в полумрак.
-- Так вот, -- продолжил Прокоп Геннадьевич тихим голосом. – Это всего-то-навсего членистоногое, как меня поправили. И отвечать за то, что этой, извините, твари в очередной раз придёт или вступит в голову не может никто.
-- До этого черви всегда довольствовались растительной пищей. Очистит такая «косилка» квадрат травы гектара на два. И её хватает так надолго, что уже забываешь, когда последний раз ела, -- отозвался Яков Григорьевич. -- Да потом, когда она в очередной сон проваливается, то может этак внутри своей «улитки» по полгода проваляться без еды, -- продолжил Ситхов.
-- И тем не менее, -- Иванов кивнул ему. – Претенденты у кого-нибудь были? Черви кроме сегодняшнего случая с Антоновым проявляли свой плотоядный характер?
-- Нет, не было такого, -- отозвался Вениамин Егорович. – Ни у кого не было.
-- У меня было, -- тихо отозвался Митичко.
И все тут же повернулись к нему.
-- Было, -- чуть понурившись, повторил Саня.
-- Рассказывай, -- потребовал Иванов.
-- С месяц назад я Маргариту на корде выгуливал. Гонял по кругу. Надеялся, что она травы нажрётся и в улитку быстрее уляжется. И тут она резко направление меняет, и в траву. Меня на корде за собой поволокла. Я перепугался, стал корд дёргать. Ей неприятно, но она всё равно тащила. И через буквально секунды три: рёв и тишина. Я за ней в траву. Гляжу – а она уже растянула и разорвала оленя в куски. Как она его почуяла? Откуда он там взялся? Не знаю. Возможно, пасся. Тут же они все непуганые. Хищников нет. Кроме наших червячков, как оказывается. Которые нет-нет, да не прочь добавить в рацион плоть.
-- А дальше что? – спросил Ситхов.
-- Ну «что-что» -- доела она оленя. Я сначала хотел её оттащить -- от неожиданности я испугался произошедшего. Дёргал её за корд. Это хоть её рулевые усики и заламывает неприятно, но, как оказалось, когда она добычу свою жрёт, то ей как до «электрогенератора» на всё это. Я вижу, что управление «не срабатывает». Тогда корд бросил – кинулся к ней, стал её сдуру пинать по морде. Ну – с испугу разум потерял, что тут скажешь, -- Саня объясняющие развёл руки в стороны. – Так ей и на это плевать было. Она мои удары, разумеется, даже не почувствовала. Но и это не повлияло. Помню меня это тогда поразило. Я ей по башке, чуть ли не по глазам ногой. А она, морду чуть отводит, чтобы меня жвалами не зацепить, и опять мясо добытое поглощает. Я, наконец, опомнился. Думаю: «что я, идиот, делаю?» Оленю уже не поможешь. А так дёргать Смерть на девяносто шести лапах за усы не стоит.
-- Короче, отошёл я в сторону. Подождал, пока она всё, что разделала, не дожрёт. А как доела, снова побежала по кругу вокруг меня на корде. Как будто ничего до этого и не случилось, -- закончил свой рассказ Саня.
-- Ну, а потом? – спросил Антонов.
-- Что «потом»? Потом я её и правда, в сон уложил. И более ничего такого не было.
-- Ну а почему ты, Саня, про это никому ничего не рассказал?
-- Ну,.. – Митичко замялся. – Ты знаешь, Вениамин Егорыч… За Маргариту испугался. Думал, что узнает кто. Вот как сейчас. И сразу же «рубанёт рукой с плеча». И останемся мы без Маргариты. А то и без всех червей разом.
Над костром нависло молчание.
-- Глупо, Саша, -- ответил Прокоп. – Ну, конечно, от червей мы не откажемся. Во всяком случае сейчас. Потому как кроме червей у нас нет ни единого шанса отсюда выбраться и добраться до колонии. Но просто знать про такие случаи для всех необходимо. Пойми это, -- с нажимом на последних словах добавил Иванов.
-- Вот ты подумай. Ведь вы, когда свои многоножки останавливаете, то перед ними живой щит выстраиваете. Живых товарищей своих выставляете. Они несутся на них. А вы спокойны. Потому что уверены, что эта тварь человеку навредить не может. Тут я с вами согласен. Я сам ни черта не понимаю – ещё меньше вашего в этой вашей зоологии и дрессуре. Я, как и никто в лагере, тоже ни хрена не знаю, почему у неё такое бережное отношение к человеку. Ну не верю я, что у неё там под толстым бронированным панцирем в башке чудодейственные мозги и добрая душа. И что любит она нашего брата, потому что восторгается гением человеческой натуры. Напротив, я уверен, что эта тварь, уж опять меня извините, ребята, по всем своим повадкам, тупая, как любимый Саней электрогенератор. Поэтому, почему она с нами считается – для меня такая же загадка. Так вот, когда этот несокрушимый многотонный локомотив с пустой коробкой в кабине машиниста несётся на наших ребят, у меня сердце замирает. И всем надо знать… А вдруг, она в очередной раз, если даже кого-то из них за оленя не посчитает, то просто «раздумает» останавливаться и просто пробежит по ним?!.. Я уж не говорю, что вдруг в один прекрасный момент твоя Марго, Саня, тебя начнёт расценивать с позиции бифштекса на ножках, когда ты в очередной раз к ней обниматься полезешь?
Он замолчал, и опять над костром повисла гнетущая тишина. Все молчали – речь Иванова многих заставила призадуматься.
-- Всё ты справедливо говоришь, Прокоп Геннадьевич, -- чуть погодя, нехотя заговорил наконец Полозов. И все сразу же с уважением обратились к нему. – Я, конечно, не зоотехник. И не обладаю опытом и знаниями ребят. Но ты был прав, Прокоп Геннадич – другого варианта, кроме червей у нас в этой местности нет. И у всех ста шестидесяти четырёх человек, находящихся вдали от колонии за полторы тысячи километров, здесь вся надежда только на них. Саня, конечно, не прав, что умолчал про случившееся с Маргаритой и этим оленем. Лишнее знание -- оно только на пользу: предупреждён, значит, вооружён. Но и сильно-то повлиять на ситуацию и что-либо изменить мы всё равно бы не смогли от этого. Пока что будем держать за основу – аксиому: черви на человека не нападают. И точка. Умеет они думать, или нет… Отдают ли они дань гению человеку, как ты, Геннадич сказал или нет… Просто человек для них их любимое существо, которому они готовы служить верой и правдой, или какое-то другое божественное правило запрещает ли им посягать на человека… Не важно. Ещё раз, как аксиома – червь человеку больше друг, нежели наоборот. Мы должны считать только так. Иначе нам отсюда не выбраться. А мы со своей стороны должны делать всё, чтобы эту связь поддерживать.
-- Черви – наша тяговая сила, -- продолжал Полозов. -- Черви – наша надежда прорваться через лес. Черви, наша защита, как оказалось сегодня. Я когда эту тварь за Егорычем увидел, то думал: «всё!». И низкий поклон нашему Сане, которого, может быть, именно тот случай с оленем и надоумил. А именно: в тот самый миг на уровне инстинктов пустить Маргариту наперерез. А там таких тварей полный лес, через который нам на тех же червях ещё прорубить дорогу, а затем и проехать требуется. Так что, утра вечера мудренее. Предлагаю идти спать, если никто не против.
-- Вот ты молодец, Михаил Филиппович. Всё правильно сказал, -- легко согласился Иванов. – Предлагаю идти спать. Кто у нас…
И тут, в тишине над лагерем раздался хлопок. Так, что все вздрогнули и повскакали с мест.
София в испуге прижалась к Полозову.
-- О-о… Работает ленточка, -- с невесёлой усмешкой проговорил механик Мамонтов.
И вновь, как бы вторя ему, раздался второй хлопок с другой стороны лагеря. И что-то, пролетев рядом по воздуху, шлёпнулось неподалёку в траву.
-- Ого! – хохотнул Троха, бросившийся туда и мигом вернувшийся. В руках он нёс сегмент крупной многосегментной суставной ноги, размером со слоновий бивень. Явно принадлежащей ранее какому-то членистоногому гиганту. – Смотрите, что от неё оторвало!
-- Вот я про это и говорил, -- пробормотал себе под нос Михаил Филиппович.
Его же тёзка, Мамонтов, тем временем достал из своего грузового воза прожектор, подключил его к генератору и направил сноп всё освещающего луча в сторону ограждения, откуда произошёл последний хлопок. Там они увидели грязевое зеленоватое ещё дымящееся и тлеющее пятно. А вокруг была раскидана куча ошмётков – огромные куски внешнего хитинового скелета, какие-то колючие части конечностей или челюстей. Всё то, на что разлетелся ночной пришелец, когда после вступления в зону защитного ограждения жидкость и ткани внутри существа за долю секунды вскипели, превратившись в пар, и разорвали в клочья его наружный панцирь.
Михаил Андреевич взобрался на повозку, прямо на брезент. И по типу маяка, медленно поворачиваясь, осветил округу далеко вокруг лагеря, почти до самого горизонта. В направлении леса абсолютно все присутствующие, включая тех, кто, проснувшись, выглянули сонными посмотреть на источник шума, увидели двух существ, уходящие в сторону чащи. Одно, походило на десятилапую жужелицу. Второе существо более напоминало восьмилапого таракана, таких же размеров, как и жужелица. Очевидно хлопки, вызванные гибелью двух их соплеменников, напугали чудовищ. И они убирались восвояси.
-- Всё в порядке, -- подняв руки вверх, ровным голосом громко объявил Иванов. -- Опасности никакой нет. Расходитесь спать. Завтра будет новый день. Всем нам надо выспаться.
Его речь подействовала, как мантра. Действительно, абсолютно все взволнованные проснувшиеся, успокоившись, вернулись в свои постели.
Мамонтов ещё какое-то время посветил прожектором, потом выключил его и положил рядом с колесом.
Люди от костров тоже потянулись в палатки и возы.
-- И тем не менее, ребята. Подежурьте, -- попросил Иванов двух зоотехников. Часа через два я вас сменю.
-- Я тут на колесе для вас прожектор оставил, -- проговорил Михаил Андреевич. – Вот так вот включать, если что. А лучше – будите сразу же нас с Геннадичем.
-- Давай, я подежурю, Геннадич, -- тихо сказал, приобнимая и похлопывая Прокопа по плечу, геолог Михаил Филиппович. – Ребятам завтра работы будет навалом. Лес валить. Червей запрягать. А мне всё одно не спится.
-- Хорошо, Миш. Если что – разбуди меня, -- ответил Иванов и они с Мамонтовым тоже пошли спать.
(продолжение следует)…
(Сергей Вестернин)
