А потом нужно будет принимать меры по ситуации: либо обновить ментальные закладки и внушение, желательно профессиональным менталистом, либо вывести Джонни из игры. Обезвредить. Иначе это будет бомба отсроченного действия под задницей.
– Знаю, – Элайна вздохнула, расслабленно растянувшись в божественно тёплой воде, сейчас мерцающей голубоватым светом и жидким серебром.
– Скорей всего, по должности поганца понизят. Но он слишком много знает, чтобы вылететь из управления. Будь очень осторожна с ними, Лан. В любом случае, контролируйте ситуацию и не оставляйте его без внимания
– Это само собой. Расскажи лучше, как там Леттариона? Восстанавливается?
– Рамон и Веймар над этим работают. Но на всё нужно время. Моя… специализация тут бесполезна, остаётся только довериться им и ждать, – невесело констатировала Химера.
Элайна хмуро поджала губы. Доверие Веймару у Правительницы стремилось к нулю, лично испытала на себе его интриги, подлость и коварство. И Летте могла только посочувствовать. Но думать или говорить об этом Химере она не стала. После восстановления Альтерры менталист сильно изменился. Порой Элайна не узнавала Веймара, будто перед ней совсем другой альтерец. Возможно, с крылатой альвиронкой он проявит лучшие качества. Безопасник без того переживает за дочь, как бы сдержанно ни выглядела – эмпатию не обманешь…
С главы разведуправления Альянса разговор плавно перешел на детей. Ведь нет ничего важнее для матерей во все времена и в любых мирах, чем их чада. Пусть даже двое из этих чад скоро сами станут родителями.
… Альтерра, дом Веймара
Веймар разместил картину-артефакт в их с Леттой спальне, напротив окна. Портрет Ильмираны на противоположной стене, напоминающий скорее второе окно во времени, нисколько не мешал, а при необходимости можно и раздвинуть пространство. Веймар сам впервые задумался вынести его в галерею, к портретам предков. И не ощутил ни дискомфорта, ни вины, ни привкуса предательства. Только облегчение и чувство свободы, с оттенком тёплой светлой грусти. Он жил этим прошлым больше века. Теперь хотелось жить исключительно настоящим и творить будущее. Зачем ему в спальне потемневший от времени осколок прошлого, призрак давно мёртвой женщины. Он больше не нуждался в призраках счастья, иллюзиях, заменителях и суррогатах.
Веймар бесшумно опустился на постель рядом со спящей Леттой. Нежно погладил её по волосам, вызвав на чёрном шёлке еле заметное рубиновое мерцание. Или скорее, отлив. На большее ей пока не хватало сил. Птичка почти всё время спала, восстанавливая энергетику. Теперь ей требовалось намного больше сна, чем ему.
Феникс вздрогнула от прикосновения и распахнула свои янтарные кристаллы с расширенными каплями двойных зрачков. Инстинктивно сжалась и попыталась отползти, но встретилась с ним взглядом и замерла. Не от страха, а скорее, от растерянности.
– Веймар? Ты жив, хвала Изначальным, – взгляд золотистых дуплексов расфокусировался по пространству, зрачки тревожно разошлись по уголкам глаз. Один из четырёх остановился на окне. – Закат. Альта ушла за горизонт, Террана только садится… Альтерра. Но… как? – Летта болезненно зажмурилась, сжимая пальцами виски.
– Артефакт сработал, – сдержанно улыбнулся Веймар, убирая её руки от головы и заменяя их своими. – Как ты, что-нибудь хочешь? Еды, Силы, попить, в туалет, добавить огня? Может, кайфхэ…
Птичка отрицательно качнула головой. Она ещё не успела толком проснуться и осознаться, но вспомнила его. Значит, результат есть, память возвращается.
Четыре зрачка Летты по-прежнему оставались расфокусированными, хаотично блуждая по пространству. Ненадолго замерли на картинах. Затем начали медленно собираться к центру, фиксируясь на его лице, будто пытаясь отыскать в нём ответы.
– Не помню. Память вся в дырах, провалах и белых пятнах… Как кусок дрянного сыра, разве что к винишку.
– Но меня же вспомнила. Альтерру вспомнила. Ещё и на шуточки потянуло, ну ты и крылатая задница. Отшлёпать некому, – Веймар легонько шлёпнул ту самую задницу сквозь плед, поймав чуть прояснившийся, сконфуженный взгляд.
– Похоже, меня опять взорвали, это становится вредной привычкой, – Летта вымученно, неловко улыбнулась. – Придётся сделать из этого выводы и пересмотреть протоколы безопасности. Одна проекция увязла – всей птичке пропасть. Мама мне все перья повыдерет, будет две новые подушки.
– Никому не позволю моей девочке перья драть. Даже вашей первой леди-генералу. Тем более, на подушки. Это только мои крылышки, в этом я жуткий собственник, – Веймар уложил её голову на свои колени, осторожно касаясь сознания своим.
Беззащитное, ещё расколотое сознание отшатнулось, зрачки учащённо запульсировали.
– Не надо, – испуганно прошептала Летта. Только испугалась огненная птичка больше за его разум, чем за свой. Её множественные параллельные ментальные линии и многомерные кластеры глубинной памяти, даже расколотые, могли просто сжечь ему мозг. А она в таком состоянии ничего не контролировала и не могла защитить альтерца. Птичка чувствовала себя обнаженной и абсолютно беззащитной перед ним, но так же продолжала оберегать его.
– Не бойся, моя маленькая птичка. Всё хорошо, я знаю и осознаю, что делаю. Я просто посмотрю и сниму скан, нужно же проверить действие артефакта. Вот этого, – Веймар скосил взгляд на текучий кристальный витраж, выходящий за пределы трёх измерений.
Картина жила. Дышала. Играла всеми цветами, оттенками и нотами жизни, находясь в непрестанном движении и полном спектре метаморфоз. Витраж вращался в невообразимых направлениях, то проваливаясь внутрь себя, то распадаясь на фрагменты, то снова собираясь гипнотическими фрактальными узорами. Если присмотреться рассеянным взглядом, под определенным углом взору открывалась трёхмерная проекция прекрасной обнажённой девушки с распахнутыми в полнеба огненными крыльями. Вокруг картины витала такая аура Силы, что пёрышки вставали дыбом.
– Это ты… создал? Как?! – ахнула Летта.
– У меня замечательная натурщица, – в фиолетовом бархате его глаз мягкой хитринкой засветились мерцающие звёзды силы, что древнее миров. Их гипнотическое мерцание завораживало и плавило, ему было невозможно сопротивляться. Расколотая память не помнила его таким. Или она вообще не знала Веймара.
Летта даже не сразу ощутила нефизическое проникновение и его присутствие внутри себя. Мягкое, бережное, но уверенное, полное бездонной скрытой силы. Сканирования она вовсе не ощутила. Веймар действовал очень нежно, старался не напугать, не причинить боли. Эту бережную заботу и глубокую нежность Летта ощущала каждой частицей.
В его глазах отражались целые галактики, вихри энергии, существующие за пределами понимания. Это была сила, древняя и непостижимая, способная создавать и разрушать миры. Летта чувствовала, как эта сила проникает в неё, окутывая каждую клетку и частицу тела. Нежность, граничащая с властностью. Согревающая ласковая мощь. В этом касании ощущалась одновременно опасность и всепоглощающая потребность в ней. Трепетная забота – и едва скрываемая дикая страсть. Бесчисленные стороны, совершенно новые грани знакомой и незнакомой силы. Летта больше не сопротивлялась, понимая, что в этом нет никакого смысла. Она уже была его, полностью и без остатка. Ментальный контакт переходил в откровенно интимный. И Летте не хотелось его прерывать.
“Там, на Сильване, ты меня отпустила, – Веймар с сожалением скользнул взглядом по чистому запястью. – Но я тебя не отпускал и не отпущу, птичка. За тобой тоже должок, за все мои истрёпанные нервы”
“Прости меня за эту игру и эту ложь”
“И ты прости, что в неё поверил. Но отпустить тебя уже не смогу”
“Не отпускай”, – Летта приподнялась, касаясь тёплыми губами его губ.
И мир перестал существовать. Осталось только одно дыхание, одно желание, один полёт на двоих.
Как во сне, Веймар снял с желанной птички дурацкое бельишко, мешающее добраться до её голенького тела. Свои тряпки он попросту распылил на атомы, чтобы и не отвлекаться на такую ерунду. Другие создаст.
Оставшись перед ним полностью обнажённой, Летта растерянно замерла. Этого нового, сильного и могущественного Веймара она совсем не знала, не могла просчитать и не представляла, что от него ожидать. Если он будет груб или жесток, она не сможет ни улететь, ни защититься. Силы слишком неравны. А если надавит этой своей силой, даже не намеренно, без умысла, просто в порыве страсти – и на думочку перьев не останется… В роли сильной доминирующей стороны она чувствовала себя в безопасности. Снова оказаться слабой, зависимой и беспомощной – пугало до дрожи в крылышках. Но нарастающие пряные волны его желания били по эмпатическим сенсорам, как ток, рождая ответное. Резонанс не спрашивает. А Сильнейшим не отказывают.
– Я беременна, – стараясь скрыть тревогу, напомнила Летта.
– Знаю, – Веймар склонился над ней, как скала, ласково целуя тёплый, ещё плоский животик. – Малышам ничего не угрожает, клянусь. Я буду очень нежным и осторожным. Сегодня всё только для тебя. Моя нежная девочка. Любимая… желанная… самая прекрасная среди миров… единственная…
Он чувствовал её опаску, её сомнения – ледяные иголочки. Потаённый, вполне оправданный горьким опытом страх перед насилием и мужской жестокостью. Хрупкие паутинки бессмысленных барьеров, пока не способных мошку удержать, не то что его. И это лишь усиливало желание защитить её, доказать свою преданность и бездонную любовь. Не брать или иметь, а дарить. Удовольствие, ласку, тепло, всю нерастраченную нежность, что так терпко и сладко щемит внутри. Чтобы она доверилась, открылась, полностью отдалась, приняла его без остатка. На меньшее он не согласен. Притяжение и резонанс всегда взаимны, но этого ему слишком мало. Она нужна ему вся, до последней мысли, клеточки, искры и частицы плазмы.
От касания его губ по животу Летты растекалось блаженное, живительное тепло, растворяющее все мысли и чувства, кроме блаженства. Веймар обнял ее так бережно, окутывая своей энергией, словно она была самой хрупкой и прекрасной драгоценностью в мире. Его губы, руки неторопливо, чувственно скользили по ее шее, плечам, груди, животу и ниже, вызывая ответный трепет женского тела и приглушённые стоны. Все её чувства обострились до предела. Соски Летты призывно и сладко сжались упругими бусинками, моля о ласке. Самый сладкий десерт, не оторваться… Веймар сам не сдержал стона. Он уже как маньяк, помешан на ней. Пьян без вина. Тонкий аромат и вкус её тела с ума сводил. Да он давно с него сошёл и не собирался это менять.
Заводя Летту почти невинными, дразнящими ласками, он сам уже дошёл до крайней точки возбуждения. Что был готов кончить, просто прижавшись к Летте или сжав член её нежной ладошкой. Но никуда не спешил, растягивая и смакуя удовольствие, наслаждаясь самим процессом и каждой каплей-минутой. Куда и зачем им спешить? По-быстрому кончить он мог бы и от правой руки, как снимал напряжение всю последнюю сотню лет. Раненая птичка нуждалась в чуткости, нежности и безопасности, бережной близости, а не бешеной страсти. Полноценное владение своим даром позволяло читать её тело, состояния, реакции, чувства и тайные желания на новом, недоступном прежде уровне, чтобы доставить максимум удовольствия. Эта сторона силы особенно ему нравилась.
Летта всё больше расслаблялась, смелее откликалась на его ласки и дарила ответные, постепенно растворяясь в неге и эйфории. Он просто купал её в нежности и любви, без всякого превосходства, ни к чему не принуждая, ничего не ожидая и не требуя взамен. Страх перед силой, мощью и властью Веймара отступал, уступая место нарастающей волне желания. Она чувствовала, как его сила окутывает, обволакивает её, подобно кокону, не подавляя, а согревая и защищая. В низу живота разгоралось жаркое пламя и накатывали сладкие волны, плавящие все предохранители. Почти инстинктивно, Летта выгнулась ему навстречу и нетерпеливо раздвинула ноги, без слов умоляя о большем. Она дышала часто-часто, а радужки и зрачки то двоились, то сливались.
– Хочешь кончить, моя сладенькая птичка? – Веймар нежно раскрыл пальцами влажные шелковистые лепестки, лаская пульсирующий бутончик клитора мягкими круговыми движениями и возбуждающими импульсами. Её желания и так были для него прозрачнее льда.
– Да-а, прошу, – хрипло простонала Летта, судорожно стиснув руками простыню и сладострастно двигая бёдрами в такт мужским пальцам, дарящим блаженство. Внутри будто вспыхнули мириады солнечных искр, растекаясь по венам жидким пламенем и расплавленным золотом. За спиной медленно раскрылись все четыре огненных крыла.
Она уже почти не контролировала себя, подчиняясь лишь первобытным инстинктам и сладким волнам резонанса сил. Такая нежная и беззащитная, открытая и доступная для него. Это заводило Веймара ещё сильней. Он чувствовал себя победителем, покорившим неприступную крепость, и в то же время – бережным хранителем хрупкого сокровища.
– Крылышки выпускаем, нравится, – хриплым полушёпотом протянул Веймар, чуть сильнее нажимая на плотный узелок, одновременно проникая двумя пальцами вглубь. – А если так?
Альтерец выпустил веер ласкающих энергетических импульсов по нескольким чувствительным точкам одновременно. Летта вздрогнула всем телом и сладко выгнулась, не сдержав сдавленного вскрика. Первый оргазм, ещё не мощный, но сладкий и долгий. Как полёт… Крылышки затрепетали, испуская с кончиков ещё слабенькие, но безумно красивые алые искры. Веймар с удовольствием их поглотил, заполняя её в ответ изнутри своей энергией. Очень бережно и осторожно, самыми нежными и приятными импульсами. Птичка уже не вздрагивала, а извивалась под его пальцами, пытаясь насадиться глубже, рвано дышала и стонала в голос. Теперь он владел её телом и управлял её удовольствием. Такая власть ему безусловно нравилась. Но и сам он был зависим от неё, как от наркотика… нет, сильней. Ни один в мире кайф не сравнится с ней. Он был опьянён её блаженством, её эйфорией. Особенный, единый, умноженный и разделённый кайф связанных эмпатов. Летта ещё сильнее развела ноги, открываясь полностью.
Её нежная плоть судорожно пульсировала, сжимая его пальцы. Веймар едва не кончил от одной мысли, как она будет сжимать его член. Самый интимный орган Летты в раскрытом виде напоминал орхидею. Тесная, узенькая, тугая… а лепесточки нежные, как атлас или шёлк… нежнее шёлка… и влажные от нектара… Он и не закрывал эти бессвязные мысли, от которых Летту бросало в сладкую дрожь и жаркую краску. Будто у неё это первый раз. Впрочем, первый раз и есть, раз прежних она пока не помнит.
Веймар поймал затухающую волну её блаженства и вызывающе, медленно облизал пальцы. Зрачки Летты, без того удвоенные, расширились во всю радужку, оставив от неё лишь тонкие ободки янтаря. Затухающая волна, подогретая бессовестным импульсом Силы, снова превратилась в нарастающую. Феникс попыталась сжать ножки, вернуть хоть какой-то контроль над собственным телом. Но альтерец не позволил, удерживая её ноги бесстыдно развинутыми.
«А теперь так», – Веймар нежно коснулся лепестков губами, лаская языком сердцевинку её цветка. Так умело и приятно, что Летта задохнулась от удовольствия, а потом и вовсе забыла, как дышать.
– Знаю, – Элайна вздохнула, расслабленно растянувшись в божественно тёплой воде, сейчас мерцающей голубоватым светом и жидким серебром.
– Скорей всего, по должности поганца понизят. Но он слишком много знает, чтобы вылететь из управления. Будь очень осторожна с ними, Лан. В любом случае, контролируйте ситуацию и не оставляйте его без внимания
– Это само собой. Расскажи лучше, как там Леттариона? Восстанавливается?
– Рамон и Веймар над этим работают. Но на всё нужно время. Моя… специализация тут бесполезна, остаётся только довериться им и ждать, – невесело констатировала Химера.
Элайна хмуро поджала губы. Доверие Веймару у Правительницы стремилось к нулю, лично испытала на себе его интриги, подлость и коварство. И Летте могла только посочувствовать. Но думать или говорить об этом Химере она не стала. После восстановления Альтерры менталист сильно изменился. Порой Элайна не узнавала Веймара, будто перед ней совсем другой альтерец. Возможно, с крылатой альвиронкой он проявит лучшие качества. Безопасник без того переживает за дочь, как бы сдержанно ни выглядела – эмпатию не обманешь…
С главы разведуправления Альянса разговор плавно перешел на детей. Ведь нет ничего важнее для матерей во все времена и в любых мирах, чем их чада. Пусть даже двое из этих чад скоро сами станут родителями.
… Альтерра, дом Веймара
Веймар разместил картину-артефакт в их с Леттой спальне, напротив окна. Портрет Ильмираны на противоположной стене, напоминающий скорее второе окно во времени, нисколько не мешал, а при необходимости можно и раздвинуть пространство. Веймар сам впервые задумался вынести его в галерею, к портретам предков. И не ощутил ни дискомфорта, ни вины, ни привкуса предательства. Только облегчение и чувство свободы, с оттенком тёплой светлой грусти. Он жил этим прошлым больше века. Теперь хотелось жить исключительно настоящим и творить будущее. Зачем ему в спальне потемневший от времени осколок прошлого, призрак давно мёртвой женщины. Он больше не нуждался в призраках счастья, иллюзиях, заменителях и суррогатах.
Веймар бесшумно опустился на постель рядом со спящей Леттой. Нежно погладил её по волосам, вызвав на чёрном шёлке еле заметное рубиновое мерцание. Или скорее, отлив. На большее ей пока не хватало сил. Птичка почти всё время спала, восстанавливая энергетику. Теперь ей требовалось намного больше сна, чем ему.
Феникс вздрогнула от прикосновения и распахнула свои янтарные кристаллы с расширенными каплями двойных зрачков. Инстинктивно сжалась и попыталась отползти, но встретилась с ним взглядом и замерла. Не от страха, а скорее, от растерянности.
– Веймар? Ты жив, хвала Изначальным, – взгляд золотистых дуплексов расфокусировался по пространству, зрачки тревожно разошлись по уголкам глаз. Один из четырёх остановился на окне. – Закат. Альта ушла за горизонт, Террана только садится… Альтерра. Но… как? – Летта болезненно зажмурилась, сжимая пальцами виски.
– Артефакт сработал, – сдержанно улыбнулся Веймар, убирая её руки от головы и заменяя их своими. – Как ты, что-нибудь хочешь? Еды, Силы, попить, в туалет, добавить огня? Может, кайфхэ…
Птичка отрицательно качнула головой. Она ещё не успела толком проснуться и осознаться, но вспомнила его. Значит, результат есть, память возвращается.
Четыре зрачка Летты по-прежнему оставались расфокусированными, хаотично блуждая по пространству. Ненадолго замерли на картинах. Затем начали медленно собираться к центру, фиксируясь на его лице, будто пытаясь отыскать в нём ответы.
– Не помню. Память вся в дырах, провалах и белых пятнах… Как кусок дрянного сыра, разве что к винишку.
– Но меня же вспомнила. Альтерру вспомнила. Ещё и на шуточки потянуло, ну ты и крылатая задница. Отшлёпать некому, – Веймар легонько шлёпнул ту самую задницу сквозь плед, поймав чуть прояснившийся, сконфуженный взгляд.
– Похоже, меня опять взорвали, это становится вредной привычкой, – Летта вымученно, неловко улыбнулась. – Придётся сделать из этого выводы и пересмотреть протоколы безопасности. Одна проекция увязла – всей птичке пропасть. Мама мне все перья повыдерет, будет две новые подушки.
– Никому не позволю моей девочке перья драть. Даже вашей первой леди-генералу. Тем более, на подушки. Это только мои крылышки, в этом я жуткий собственник, – Веймар уложил её голову на свои колени, осторожно касаясь сознания своим.
Беззащитное, ещё расколотое сознание отшатнулось, зрачки учащённо запульсировали.
– Не надо, – испуганно прошептала Летта. Только испугалась огненная птичка больше за его разум, чем за свой. Её множественные параллельные ментальные линии и многомерные кластеры глубинной памяти, даже расколотые, могли просто сжечь ему мозг. А она в таком состоянии ничего не контролировала и не могла защитить альтерца. Птичка чувствовала себя обнаженной и абсолютно беззащитной перед ним, но так же продолжала оберегать его.
– Не бойся, моя маленькая птичка. Всё хорошо, я знаю и осознаю, что делаю. Я просто посмотрю и сниму скан, нужно же проверить действие артефакта. Вот этого, – Веймар скосил взгляд на текучий кристальный витраж, выходящий за пределы трёх измерений.
Картина жила. Дышала. Играла всеми цветами, оттенками и нотами жизни, находясь в непрестанном движении и полном спектре метаморфоз. Витраж вращался в невообразимых направлениях, то проваливаясь внутрь себя, то распадаясь на фрагменты, то снова собираясь гипнотическими фрактальными узорами. Если присмотреться рассеянным взглядом, под определенным углом взору открывалась трёхмерная проекция прекрасной обнажённой девушки с распахнутыми в полнеба огненными крыльями. Вокруг картины витала такая аура Силы, что пёрышки вставали дыбом.
– Это ты… создал? Как?! – ахнула Летта.
– У меня замечательная натурщица, – в фиолетовом бархате его глаз мягкой хитринкой засветились мерцающие звёзды силы, что древнее миров. Их гипнотическое мерцание завораживало и плавило, ему было невозможно сопротивляться. Расколотая память не помнила его таким. Или она вообще не знала Веймара.
Летта даже не сразу ощутила нефизическое проникновение и его присутствие внутри себя. Мягкое, бережное, но уверенное, полное бездонной скрытой силы. Сканирования она вовсе не ощутила. Веймар действовал очень нежно, старался не напугать, не причинить боли. Эту бережную заботу и глубокую нежность Летта ощущала каждой частицей.
В его глазах отражались целые галактики, вихри энергии, существующие за пределами понимания. Это была сила, древняя и непостижимая, способная создавать и разрушать миры. Летта чувствовала, как эта сила проникает в неё, окутывая каждую клетку и частицу тела. Нежность, граничащая с властностью. Согревающая ласковая мощь. В этом касании ощущалась одновременно опасность и всепоглощающая потребность в ней. Трепетная забота – и едва скрываемая дикая страсть. Бесчисленные стороны, совершенно новые грани знакомой и незнакомой силы. Летта больше не сопротивлялась, понимая, что в этом нет никакого смысла. Она уже была его, полностью и без остатка. Ментальный контакт переходил в откровенно интимный. И Летте не хотелось его прерывать.
“Там, на Сильване, ты меня отпустила, – Веймар с сожалением скользнул взглядом по чистому запястью. – Но я тебя не отпускал и не отпущу, птичка. За тобой тоже должок, за все мои истрёпанные нервы”
“Прости меня за эту игру и эту ложь”
“И ты прости, что в неё поверил. Но отпустить тебя уже не смогу”
“Не отпускай”, – Летта приподнялась, касаясь тёплыми губами его губ.
И мир перестал существовать. Осталось только одно дыхание, одно желание, один полёт на двоих.
Как во сне, Веймар снял с желанной птички дурацкое бельишко, мешающее добраться до её голенького тела. Свои тряпки он попросту распылил на атомы, чтобы и не отвлекаться на такую ерунду. Другие создаст.
Оставшись перед ним полностью обнажённой, Летта растерянно замерла. Этого нового, сильного и могущественного Веймара она совсем не знала, не могла просчитать и не представляла, что от него ожидать. Если он будет груб или жесток, она не сможет ни улететь, ни защититься. Силы слишком неравны. А если надавит этой своей силой, даже не намеренно, без умысла, просто в порыве страсти – и на думочку перьев не останется… В роли сильной доминирующей стороны она чувствовала себя в безопасности. Снова оказаться слабой, зависимой и беспомощной – пугало до дрожи в крылышках. Но нарастающие пряные волны его желания били по эмпатическим сенсорам, как ток, рождая ответное. Резонанс не спрашивает. А Сильнейшим не отказывают.
– Я беременна, – стараясь скрыть тревогу, напомнила Летта.
– Знаю, – Веймар склонился над ней, как скала, ласково целуя тёплый, ещё плоский животик. – Малышам ничего не угрожает, клянусь. Я буду очень нежным и осторожным. Сегодня всё только для тебя. Моя нежная девочка. Любимая… желанная… самая прекрасная среди миров… единственная…
Он чувствовал её опаску, её сомнения – ледяные иголочки. Потаённый, вполне оправданный горьким опытом страх перед насилием и мужской жестокостью. Хрупкие паутинки бессмысленных барьеров, пока не способных мошку удержать, не то что его. И это лишь усиливало желание защитить её, доказать свою преданность и бездонную любовь. Не брать или иметь, а дарить. Удовольствие, ласку, тепло, всю нерастраченную нежность, что так терпко и сладко щемит внутри. Чтобы она доверилась, открылась, полностью отдалась, приняла его без остатка. На меньшее он не согласен. Притяжение и резонанс всегда взаимны, но этого ему слишком мало. Она нужна ему вся, до последней мысли, клеточки, искры и частицы плазмы.
От касания его губ по животу Летты растекалось блаженное, живительное тепло, растворяющее все мысли и чувства, кроме блаженства. Веймар обнял ее так бережно, окутывая своей энергией, словно она была самой хрупкой и прекрасной драгоценностью в мире. Его губы, руки неторопливо, чувственно скользили по ее шее, плечам, груди, животу и ниже, вызывая ответный трепет женского тела и приглушённые стоны. Все её чувства обострились до предела. Соски Летты призывно и сладко сжались упругими бусинками, моля о ласке. Самый сладкий десерт, не оторваться… Веймар сам не сдержал стона. Он уже как маньяк, помешан на ней. Пьян без вина. Тонкий аромат и вкус её тела с ума сводил. Да он давно с него сошёл и не собирался это менять.
Заводя Летту почти невинными, дразнящими ласками, он сам уже дошёл до крайней точки возбуждения. Что был готов кончить, просто прижавшись к Летте или сжав член её нежной ладошкой. Но никуда не спешил, растягивая и смакуя удовольствие, наслаждаясь самим процессом и каждой каплей-минутой. Куда и зачем им спешить? По-быстрому кончить он мог бы и от правой руки, как снимал напряжение всю последнюю сотню лет. Раненая птичка нуждалась в чуткости, нежности и безопасности, бережной близости, а не бешеной страсти. Полноценное владение своим даром позволяло читать её тело, состояния, реакции, чувства и тайные желания на новом, недоступном прежде уровне, чтобы доставить максимум удовольствия. Эта сторона силы особенно ему нравилась.
Летта всё больше расслаблялась, смелее откликалась на его ласки и дарила ответные, постепенно растворяясь в неге и эйфории. Он просто купал её в нежности и любви, без всякого превосходства, ни к чему не принуждая, ничего не ожидая и не требуя взамен. Страх перед силой, мощью и властью Веймара отступал, уступая место нарастающей волне желания. Она чувствовала, как его сила окутывает, обволакивает её, подобно кокону, не подавляя, а согревая и защищая. В низу живота разгоралось жаркое пламя и накатывали сладкие волны, плавящие все предохранители. Почти инстинктивно, Летта выгнулась ему навстречу и нетерпеливо раздвинула ноги, без слов умоляя о большем. Она дышала часто-часто, а радужки и зрачки то двоились, то сливались.
– Хочешь кончить, моя сладенькая птичка? – Веймар нежно раскрыл пальцами влажные шелковистые лепестки, лаская пульсирующий бутончик клитора мягкими круговыми движениями и возбуждающими импульсами. Её желания и так были для него прозрачнее льда.
– Да-а, прошу, – хрипло простонала Летта, судорожно стиснув руками простыню и сладострастно двигая бёдрами в такт мужским пальцам, дарящим блаженство. Внутри будто вспыхнули мириады солнечных искр, растекаясь по венам жидким пламенем и расплавленным золотом. За спиной медленно раскрылись все четыре огненных крыла.
Она уже почти не контролировала себя, подчиняясь лишь первобытным инстинктам и сладким волнам резонанса сил. Такая нежная и беззащитная, открытая и доступная для него. Это заводило Веймара ещё сильней. Он чувствовал себя победителем, покорившим неприступную крепость, и в то же время – бережным хранителем хрупкого сокровища.
– Крылышки выпускаем, нравится, – хриплым полушёпотом протянул Веймар, чуть сильнее нажимая на плотный узелок, одновременно проникая двумя пальцами вглубь. – А если так?
Альтерец выпустил веер ласкающих энергетических импульсов по нескольким чувствительным точкам одновременно. Летта вздрогнула всем телом и сладко выгнулась, не сдержав сдавленного вскрика. Первый оргазм, ещё не мощный, но сладкий и долгий. Как полёт… Крылышки затрепетали, испуская с кончиков ещё слабенькие, но безумно красивые алые искры. Веймар с удовольствием их поглотил, заполняя её в ответ изнутри своей энергией. Очень бережно и осторожно, самыми нежными и приятными импульсами. Птичка уже не вздрагивала, а извивалась под его пальцами, пытаясь насадиться глубже, рвано дышала и стонала в голос. Теперь он владел её телом и управлял её удовольствием. Такая власть ему безусловно нравилась. Но и сам он был зависим от неё, как от наркотика… нет, сильней. Ни один в мире кайф не сравнится с ней. Он был опьянён её блаженством, её эйфорией. Особенный, единый, умноженный и разделённый кайф связанных эмпатов. Летта ещё сильнее развела ноги, открываясь полностью.
Её нежная плоть судорожно пульсировала, сжимая его пальцы. Веймар едва не кончил от одной мысли, как она будет сжимать его член. Самый интимный орган Летты в раскрытом виде напоминал орхидею. Тесная, узенькая, тугая… а лепесточки нежные, как атлас или шёлк… нежнее шёлка… и влажные от нектара… Он и не закрывал эти бессвязные мысли, от которых Летту бросало в сладкую дрожь и жаркую краску. Будто у неё это первый раз. Впрочем, первый раз и есть, раз прежних она пока не помнит.
Веймар поймал затухающую волну её блаженства и вызывающе, медленно облизал пальцы. Зрачки Летты, без того удвоенные, расширились во всю радужку, оставив от неё лишь тонкие ободки янтаря. Затухающая волна, подогретая бессовестным импульсом Силы, снова превратилась в нарастающую. Феникс попыталась сжать ножки, вернуть хоть какой-то контроль над собственным телом. Но альтерец не позволил, удерживая её ноги бесстыдно развинутыми.
«А теперь так», – Веймар нежно коснулся лепестков губами, лаская языком сердцевинку её цветка. Так умело и приятно, что Летта задохнулась от удовольствия, а потом и вовсе забыла, как дышать.
