Потянулась… перевернулась на другой бок и снова закрыла глаза. Хорошо… Только оставьте мне кусочек…Что там у вас так пахнет…
- Просыпайся, соня, - прошептали мне на ухо. В шею ткнулось что-то теплое и колючее.
- М-м, Сережка… - я попыталась спрятаться под подушку. – Побрился бы…
- А надо? Я думал, брутальная двухдневная щетина – это именно то, что нравится девушкам.
- Вот и иди к этим девушкам, - проворчала я.
- Глаза-то хоть открой, - усмехнулся Серый.
- Не хочу, мне и так хорошо.
- Насть, ну посмотри на меня.
…Посмотри на меня!
Я резко вскочила, испуганно озираясь по сторонам. Голос из сна прозвучал совсем близко…
- Все в порядке? – обеспокоенно спросил Сережка. – Ты так…
- Все хорошо. Действительно, нужно вставать.
Он задержал меня на миг, обнял, внимательно вгляделся в лицо, выискивая причину внезапной тревоги… Телепат, угу. От сжимавших мои ладони рук шло живое тепло, такое же тепло было и в черных, как ночь, глазах. Тепло, нежность… Совсем не так, как в том сне.
- Насть, что-то не так?
- Нет, - я замотала головой, отворачиваясь. – Просто… мне надо…
О чем только думают сценаристы романтических мелодрам? Они сами пробовали целоваться с утра пораньше, даже не почистив зубы? Неужели понравилось?
Коснулась колючей щеки плотно сжатыми губами и выскочила из комнаты… Ох, и чем же это так пахнет?
На раковине лежала вчерашняя рубашка Сокола: замоченный воротничок, судя по всему, долго и усердно терли. Прежде чем зашвырнуть эксклюзив от «Gucci» в ванну, я со злорадством отметила, что помада полностью не отстиралась.
…Качнулся на длинной цепочке золотой брегет…
Немного болела голова. То ли от недосыпа, то ли наоборот. В последнее время ни о каком режиме и речи не было, и мой бедный организм, за годы привыкший к определенному графику, не слишком хорошо относился к поздним чаепитиям и внеплановым побудкам.
…Темная улица, зыбкий свет фонарей…
Нервы опять же. Как-то не привыкла я к атакам зомби, похищениям и маньякам, режущим себя на кухне среди ночи. Суккубы мне тоже раньше не встречались. К счастью. Нужно будет тетрадочку господина доктора еще раз пролистать и заварить себе что-нибудь покрепче. Упокоительное… Тьфу ты! - успокоительное, конечно же.
…человек в инвалидном кресле…
Я зачерпнула в ладони холодной воды и «нырнула», задержав дыхание. Хорошо. А что до больной головы - в сумочке должен быть анальгин… Пока еще тот чай заварится.
Посмотрела в висевшее над раковиной зеркало…
…Бледное лицо, горящие глаза…
- Ты знаешь, что нужно делать!
- Настя! Ну наконец-то! – обрадовалась моему появлению Натали. – Мы тут уже слюной захлебываемся.
- М-м.. – Я принюхалась. – Понимаю. И что это?
- Антон приготовил омлет с грибами, гренками… Еще с чем-то. Но пока ты не придешь, даже попробовать не дает!
- Хочу, чтобы Настя первая оценила, - смущенно пролепетал охотник.
- Либо он решил тебя отравить, либо Сергею пора ревновать, - с ухмылкой вывел Сокол.
Сегодня колдун изображал из себя респектабельного джентльмена, восседая за столом с газетой в руках, в новой отглаженной рубашке, строгих костюмных брюках… и босой. А газетка наверняка прошлогодняя, с хозяйских антресолей.
- Снова куда-то собираешься? – Я проигнорировала его насмешку.
- Была такая мысль. А что, хочешь составить компанию?
- Похоже, Сергею в самом деле пора ревновать, - состроил злобную рожицу Серый.
- Давай ты потом этим займешься, а? – предложила Нат, ерзая на стуле от нетерпения. – Антош, дели уже свой омлетик! Не вынуждай меня повышать голос.
Голос… Далекий и близкий… Голос в моей голове…
- Хлеб забыли нарезать. – Я направилась к шкафу.
- Настя, ну вот же он! – баньши указала на тарелку, на которой были разложены тоненькие кусочки пшеничного батона.
- Я черный хочу. У нас ведь остался?
Взяла из шкафчика нож. Аккуратно проверила пальцем лезвие – острый.
Обошла вокруг стола, ища доску для резки. Видела же где-то здесь!
- Антон, не заставляй людей нервничать. – Сокол отложил газету. – Насыпай. Обещаю, что не притронусь, пока Анастасия не снимет пробу.
Я стояла как раз за его спиной. Видела сильные широкие плечи, загорелую шею, темные волосы. Вдруг захотелось подойти к нему, прижать к себе, запустить пальцы в густую шевелюру…
- Настюха… - Сережка сглотнул. – Насть, т-ты чего?..
Натали испуганно застыла с открытым ртом. Светлый замер с ложкой в руке, а на стене позади него выросла тень и медленно двинулась в мою сторону.
- Антон, не смей. – Голос Сокола звучал негромко, но ровно и уверенно. Даже не смотря на то, что я сейчас одной рукой держала его за волосы, а второй уже прижала к горлу отточенное лезвие кухонного ножа.
По щекам потекли слезы. Пальцы намертво вросли в рукоять. Надавить и резко в сторону…
- Ася, убери нож. Пожалуйста.
- Не… могу…
- Послушай меня. Слушай меня, только меня, поняла? Брось нож.
- Я не могу!
Сделай же что-нибудь, придурок! Усыпи меня, выруби! Иначе – надавить и в сторону. Я и так держу его из последних сил!
- Ася…
Он едва шевельнулся, и рука дрогнула. Вскрикнула Натали, зазвенела в шкафах посуда…
- Не надо… - Я захлебывалась слезами, но понимала, что не могу этому противостоять. Я знаю, что нужно делать: надавить и в сторону. Только так.
- Выйдите все. Антон, Сергей. Наташ, пожалуйста, выйдите.
Зачем он делает это? Зачем велит им уйти? Неужели не понимает, что у него нет шансов справиться с этим в одиночку? И у меня нет. Надавить и…
Я закрыла глаза. Пустая улица, темные окна домов… Фигура человека в инвалидном кресле под фонарем в конце темной дороги. Он ждет. Я должна ему помочь. Должна…
- Не слушай никого, только меня, - голос Сокола заставляет вернуться в реальность. – Только меня, слышишь? Ты слышишь?
- Да, - всхлипнула я.
Рука уже болела от напряжения. Но если я расслаблюсь, если позволю ей жить своей жизнью…
- Я не могу тебе помочь. – Он сказал «тебе», а не «себе», словно это в мою шею сейчас врезалось лезвие ножа. – Я ничего не могу сделать, Ася. Ты сейчас закрыта для любого воздействия, кроме того, под которое уже попала. Ты же понимаешь, что это – не ты? Тебе ведь не за что меня убивать…
Зомби, спящие, суккубы – страшная сказка, в которую превратилась всего за неделю моя тихая размеренная жизнь, – разве это не повод?
…И человек в инвалидной коляске. У него Сережкины глаза и чужой жесткий взгляд, Сережкин голос, но с резкими незнакомыми нотками. Он сказал, что я нужна ему. Я – жизнь…
- Помнишь, мы говорили о доверии? – Колдун, еще секунду назад напряженный до предела, вдруг расслабился, мягкие волосы выскользнули из моих пальцев, и голова мужчины откинулась назад, уперлась мне в живот. – Я тебе доверяю.
Мгновенье замешательства. Для меня этой, не ожидавшей от него таких слов. Для меня той, не понимающей, что же он задумал. Сердце замирает. Рука с ножом неуверенно вздрагивает…
Дальше помню лишь сомкнувшуюся на запястье клешню. Резкий рывок. Помню, как что-то хрустнуло в плече и как тяжело стало дышать, когда лицо уткнулось в пахнущую дорогим одеколоном рубашку. Несколько болезненных ударов о столешницу выбили нож из не желавших разжиматься пальцев, и я почувствовала, что начинаю задыхаться – никакой магии, только сдавившая горло рука.
- Прости…
Хотела сказать, куда ему пойти с этими извинениями, но воздуха не хватало даже на стон. А потом – темнота…
…Длинная улица и человек в инвалидном кресле под еле светящимся фонарем…
- Что это? – Голос Натали долетал, казалось, с ночного неба.
- Все, что я могу сейчас сделать.
И Сокол. Живой.
Человек под фонарем укоризненно покачал головой. Порыв холодного ветра подхватил с асфальта колючую пыль и швырнул мне в лицо. Я зажмурилась…
…Открыла глаза и увидела склонившегося надо мной Сережку. Лишь на миг, прежде чем вернуться на пустую темную улицу.
- Что в шприце? Что ты собираешься ей вколоть? - Серый злился, его пугала неопределенность и, наверное, то, что сам он ничем не может помочь.
А кто может?
Мужчина в инвалидном кресле скривил в ухмылке губы: никто, все бесполезно. Я и сама это понимала. Мне не уйти из этой темноты. Не уйти от него…
- Я не проверил сразу, но похоже, они успели взять у нее кровь, пока она была без сознания. Теперь пытаются управлять ею и на ментальном уровне, и на физическом. Привязку я не разорву, но если немного изменить состав крови, это ослабит воздействие.
- Алекс стал на диво предусмотрительным. – Нат говорила тихо, но человек под фонарем слышал каждое слово.
- Алекс или тот, на кого он работает. Акопян не смог бы взаимодействовать с Ван Дейком напрямую. Нужен медиум, который призвал бы дух голландца. Мы снова утыкаемся в неизвестного телепата… Придержи ей руку.
Игла вошла в вену, но боли я почти не почувствовала. Куда сильнее болела сейчас голова – просто раскалывалась. Я так и не выпила таблетку, не заварила чай… И Антошкиного омлета не попробовала, а он старался…
- Ася, ты меня слышишь?
- Да.
Не только слышу, но и вижу: побледневшее лицо, глаза, в кои веки не ледяные – живые, взволнованные. А на шее тоненькая алая полоска, и несколько темных капель расплылись на рубашке – снова стирать…
- Отправь меня в кому, - попросила я шепотом.
В кому. В тишину. В пустоту. В стерильную чистоту реанимации. Лучше туда, чем снова на темную улицу к чужаку с Сережкиным лицом.
- Раньше нужно было соглашаться, - натянуто улыбнулся Сокол. – Сейчас просто держись.
Держаться. Неплохая мысль. Только за что? За кого? Закрою глаза и снова окажусь на пронизывающем ветру, под блеклыми фонарями…
- Держись, Настюха. - Серый крепко сжал мою руку. – Все будет хорошо, вот увидишь.
Лицо чужака, словно маска, наложилось поверх родного, с детства до последней черточки знакомого лица, день за окном померк, и по комнате заскользили тени: я не хотела возвращаться во тьму, и тьма решила прийти ко мне…
- Сокол, - негромко окликнула колдуна Натали. - Не похоже, что ей намного лучше после твоих манипуляций. Нельзя пускать все на самотек, потом может быть поздно.
- Я знаю. Антон, дай мне телефон. У тебя же есть номер Ле Бона?
Держаться. Не поддаваться тьме. Остаться в реальности, на постели в комнате Нат, рядом с Серым… которого почти уже не видно за мрачной иллюзией.
Да, умом я понимала, что это всего лишь иллюзии – и пугающие тени, и искажающие лица маски, и зловещее эхо, сопровождающее теперь каждый звук. Понимала, но не могла избавиться от страха в сердце, и подпитываемые этим страхом мороки обретали силу…
- Антоша. – Когда охотник приблизился – они все подходили ко мне время от времени – я схватила его за руку. – Антош, а зачем ты хотел меня отравить?
Нелепая попытка пошутить провалилась с треском.
- У нее бред, - пролепетал лысый.
- Нет, - сказал уверенно Сережка. – Не бред. Да, Насть? Она спрашивает, почему ты хотел, чтобы она первой попробовала твой омлет.
Милый мой, хороший. Только ты всегда понимал меня с полуслова. Промелькнул перед глазами наш старый дворик, голубятня, теремок в парке, буквы на стене коммуникационного туннеля. «С + Н = Д» Сначала ты выцарапал «Л», а потом навел внизу еще одну черточку, будто расставил все на свои места. А теперь мы снова все перепутали. Зачем?
- Так ты про омлет? – Антон присел рядом с кроватью, прямо на пол. – Ну, понимаешь… - Он огляделся и понизил голос до шепота: - Понимаешь, я готовить не умею. Совсем. А Ксюшка мне после одного фильма говорит про героя: вот, мол, какой мужчина, сам готовит, завтрак любимой в постель подает… А это вообще боевик был! Взрывы, погони, главный герой всю дорогу кого-то мочит – а ей этот завтрак запомнился! Ну и мне, значит, тоже… Короче, я этот рецепт нашел в интернете, несложно вроде. Попробовал приготовить пару раз – ничего так. А Ксюшке… Вдруг не понравится? А тут как раз случай проверить. Думаю, если Насте понравится… Натали еще есть, конечно, но она… другая какая-то. А вы с Ксюшкой моей чем-то похожи. Улыбаешься ты тоже так…
Последние слова лысого утонули в нарастающем шуме чужих голосов: зловещее перешептывание, ругань, крики, плач. Секундная тишина, ощущение легкости и полной свободы… И стремительное падение. Удар – я вздрогнула всем телом – и боль. Боль заполнила все вокруг, как и тьма. Ни лиц, ни даже силуэтов, ничего и никого… Только вдали, в самом конце длинной улицы, мерцает одинокий фонарь, тускло освещая сидящего под ним человека в инвалидной коляске…
- Сокол! – Сережкин крик звучит тише, чем шепот теней. – Сокол, ей хуже, она…
- Ася! – А этот совсем издалека. – Ася, посмотри на меня, пожалуйста.
Короткая вспышка света. Взволнованное лицо. Шрам на виске. Глаза цвета неба.
- Ася…
И мир опять погрузился во мрак.
Боль.
Холод.
…Фонарь впереди, но под ним станет еще хуже.
Не знаю, сколько времени я провела в темноте, - я не считала секунд и уже почти не надеялась, и не думала ни о чем – как вдруг пугающий шум вокруг стих, а мрак начал потихоньку рассеиваться, словно где-то там, невидимое мне, поднималось над миром страшных иллюзий солнце. Стало теплее, и голова уже не раскалывалась: легшая на лоб ладонь прогоняла боль.
Я с опаской открыла глаза, боясь вновь увидеть уходящую вдаль пустую дорогу, и расслабленно выдохнула: надо мной вместо черного неба простерся беленый потолок спальни. Только рядом не обнаружилось ни Сережки, ни Сокола. На краешке постели сидел мсье Ле Бон и довольно улыбался, протирая платочком блестящую от пота лысину.
- Bonjour, mademoiselle, - приветствовал он меня. - Comment sentez-vjus?
- Desole, je ne parle pas francais, – тут же среагировала я.
Но, наверное, чтобы он поверил, следовало все-таки сказать это на каком-нибудь другом языке.
Кто-то негромко рассмеялся – кажется, Сокол - и в этом смехе было больше облегчения, чем веселья.
Бельгиец с усмешкой продолжал ждать ответа.
- Je me sens un peu mieux. Merci . Но давайте лучше по-русски? Я сейчас не очень…
- Я видеть, что ви не очень, mademoiselle, - закивал пузан и гордо задрал нос. – Я помогаль! Или ви думать, тольстый мсье только мочь приходить и смьешно топать ноги?
Если честно, я вообще об этом не думала. Но логично было бы предположить, что занимающий не самый низкий пост в своей организации бельгиец обладает соответствующими этой должности способностями.
- Я виграть время, - он посерьезнел, обернувшись туда, где замерли в ожидании Натали и темный, - но нье прогнать это совсьем. Сильный свьязь чьерез кровь. Сильный telepathist и другой мастьер, тот кто мочь работать с кровь. Льекарь, как ви, или necromancien. Mademoiselle надо иметь свой поручитьель за жизнь, чтоби порвать connexion de sang.
- Поручитель? – переспросила я.
- Человьек, которий дать свой кровь за вас. Кровь нарушать другая кровь.
- Я могу, - сказал сидевший в изголовье Серый.
- Ви? – прищурился толстяк. – Ви не мочь. Ви свой жизнь не мочь поручаться.
- Тогда я, - с готовностью выступила Нат.
- Ви мочь, - кивнул Ле Бон. – Последний слючай. Два женьщин – пльохой связь. Ньет harmonie.
Я посмотрела на Сокола, но его взгляд был направлен куда-то поверх моей головы, а в глазах сверкали привычные и уже ненавистные льдинки.
- Остается Антон, - бросил он без раздумий. - Ты же не откажешься помочь? Вот и хорошо. Говорите, что нужно делать, Виктор.
Ле Бон велел свернуть ковер и нарисовать на полу какой-то знак.
- Просыпайся, соня, - прошептали мне на ухо. В шею ткнулось что-то теплое и колючее.
- М-м, Сережка… - я попыталась спрятаться под подушку. – Побрился бы…
- А надо? Я думал, брутальная двухдневная щетина – это именно то, что нравится девушкам.
- Вот и иди к этим девушкам, - проворчала я.
- Глаза-то хоть открой, - усмехнулся Серый.
- Не хочу, мне и так хорошо.
- Насть, ну посмотри на меня.
…Посмотри на меня!
Я резко вскочила, испуганно озираясь по сторонам. Голос из сна прозвучал совсем близко…
- Все в порядке? – обеспокоенно спросил Сережка. – Ты так…
- Все хорошо. Действительно, нужно вставать.
Он задержал меня на миг, обнял, внимательно вгляделся в лицо, выискивая причину внезапной тревоги… Телепат, угу. От сжимавших мои ладони рук шло живое тепло, такое же тепло было и в черных, как ночь, глазах. Тепло, нежность… Совсем не так, как в том сне.
- Насть, что-то не так?
- Нет, - я замотала головой, отворачиваясь. – Просто… мне надо…
О чем только думают сценаристы романтических мелодрам? Они сами пробовали целоваться с утра пораньше, даже не почистив зубы? Неужели понравилось?
Коснулась колючей щеки плотно сжатыми губами и выскочила из комнаты… Ох, и чем же это так пахнет?
На раковине лежала вчерашняя рубашка Сокола: замоченный воротничок, судя по всему, долго и усердно терли. Прежде чем зашвырнуть эксклюзив от «Gucci» в ванну, я со злорадством отметила, что помада полностью не отстиралась.
…Качнулся на длинной цепочке золотой брегет…
Немного болела голова. То ли от недосыпа, то ли наоборот. В последнее время ни о каком режиме и речи не было, и мой бедный организм, за годы привыкший к определенному графику, не слишком хорошо относился к поздним чаепитиям и внеплановым побудкам.
…Темная улица, зыбкий свет фонарей…
Нервы опять же. Как-то не привыкла я к атакам зомби, похищениям и маньякам, режущим себя на кухне среди ночи. Суккубы мне тоже раньше не встречались. К счастью. Нужно будет тетрадочку господина доктора еще раз пролистать и заварить себе что-нибудь покрепче. Упокоительное… Тьфу ты! - успокоительное, конечно же.
…человек в инвалидном кресле…
Я зачерпнула в ладони холодной воды и «нырнула», задержав дыхание. Хорошо. А что до больной головы - в сумочке должен быть анальгин… Пока еще тот чай заварится.
Посмотрела в висевшее над раковиной зеркало…
…Бледное лицо, горящие глаза…
- Ты знаешь, что нужно делать!
- Настя! Ну наконец-то! – обрадовалась моему появлению Натали. – Мы тут уже слюной захлебываемся.
- М-м.. – Я принюхалась. – Понимаю. И что это?
- Антон приготовил омлет с грибами, гренками… Еще с чем-то. Но пока ты не придешь, даже попробовать не дает!
- Хочу, чтобы Настя первая оценила, - смущенно пролепетал охотник.
- Либо он решил тебя отравить, либо Сергею пора ревновать, - с ухмылкой вывел Сокол.
Сегодня колдун изображал из себя респектабельного джентльмена, восседая за столом с газетой в руках, в новой отглаженной рубашке, строгих костюмных брюках… и босой. А газетка наверняка прошлогодняя, с хозяйских антресолей.
- Снова куда-то собираешься? – Я проигнорировала его насмешку.
- Была такая мысль. А что, хочешь составить компанию?
- Похоже, Сергею в самом деле пора ревновать, - состроил злобную рожицу Серый.
- Давай ты потом этим займешься, а? – предложила Нат, ерзая на стуле от нетерпения. – Антош, дели уже свой омлетик! Не вынуждай меня повышать голос.
Голос… Далекий и близкий… Голос в моей голове…
- Хлеб забыли нарезать. – Я направилась к шкафу.
- Настя, ну вот же он! – баньши указала на тарелку, на которой были разложены тоненькие кусочки пшеничного батона.
- Я черный хочу. У нас ведь остался?
Взяла из шкафчика нож. Аккуратно проверила пальцем лезвие – острый.
Обошла вокруг стола, ища доску для резки. Видела же где-то здесь!
- Антон, не заставляй людей нервничать. – Сокол отложил газету. – Насыпай. Обещаю, что не притронусь, пока Анастасия не снимет пробу.
Я стояла как раз за его спиной. Видела сильные широкие плечи, загорелую шею, темные волосы. Вдруг захотелось подойти к нему, прижать к себе, запустить пальцы в густую шевелюру…
- Настюха… - Сережка сглотнул. – Насть, т-ты чего?..
Натали испуганно застыла с открытым ртом. Светлый замер с ложкой в руке, а на стене позади него выросла тень и медленно двинулась в мою сторону.
- Антон, не смей. – Голос Сокола звучал негромко, но ровно и уверенно. Даже не смотря на то, что я сейчас одной рукой держала его за волосы, а второй уже прижала к горлу отточенное лезвие кухонного ножа.
По щекам потекли слезы. Пальцы намертво вросли в рукоять. Надавить и резко в сторону…
- Ася, убери нож. Пожалуйста.
- Не… могу…
- Послушай меня. Слушай меня, только меня, поняла? Брось нож.
- Я не могу!
Сделай же что-нибудь, придурок! Усыпи меня, выруби! Иначе – надавить и в сторону. Я и так держу его из последних сил!
- Ася…
Он едва шевельнулся, и рука дрогнула. Вскрикнула Натали, зазвенела в шкафах посуда…
- Не надо… - Я захлебывалась слезами, но понимала, что не могу этому противостоять. Я знаю, что нужно делать: надавить и в сторону. Только так.
- Выйдите все. Антон, Сергей. Наташ, пожалуйста, выйдите.
Зачем он делает это? Зачем велит им уйти? Неужели не понимает, что у него нет шансов справиться с этим в одиночку? И у меня нет. Надавить и…
Я закрыла глаза. Пустая улица, темные окна домов… Фигура человека в инвалидном кресле под фонарем в конце темной дороги. Он ждет. Я должна ему помочь. Должна…
- Не слушай никого, только меня, - голос Сокола заставляет вернуться в реальность. – Только меня, слышишь? Ты слышишь?
- Да, - всхлипнула я.
Рука уже болела от напряжения. Но если я расслаблюсь, если позволю ей жить своей жизнью…
- Я не могу тебе помочь. – Он сказал «тебе», а не «себе», словно это в мою шею сейчас врезалось лезвие ножа. – Я ничего не могу сделать, Ася. Ты сейчас закрыта для любого воздействия, кроме того, под которое уже попала. Ты же понимаешь, что это – не ты? Тебе ведь не за что меня убивать…
Зомби, спящие, суккубы – страшная сказка, в которую превратилась всего за неделю моя тихая размеренная жизнь, – разве это не повод?
…И человек в инвалидной коляске. У него Сережкины глаза и чужой жесткий взгляд, Сережкин голос, но с резкими незнакомыми нотками. Он сказал, что я нужна ему. Я – жизнь…
- Помнишь, мы говорили о доверии? – Колдун, еще секунду назад напряженный до предела, вдруг расслабился, мягкие волосы выскользнули из моих пальцев, и голова мужчины откинулась назад, уперлась мне в живот. – Я тебе доверяю.
Мгновенье замешательства. Для меня этой, не ожидавшей от него таких слов. Для меня той, не понимающей, что же он задумал. Сердце замирает. Рука с ножом неуверенно вздрагивает…
Дальше помню лишь сомкнувшуюся на запястье клешню. Резкий рывок. Помню, как что-то хрустнуло в плече и как тяжело стало дышать, когда лицо уткнулось в пахнущую дорогим одеколоном рубашку. Несколько болезненных ударов о столешницу выбили нож из не желавших разжиматься пальцев, и я почувствовала, что начинаю задыхаться – никакой магии, только сдавившая горло рука.
- Прости…
Хотела сказать, куда ему пойти с этими извинениями, но воздуха не хватало даже на стон. А потом – темнота…
…Длинная улица и человек в инвалидном кресле под еле светящимся фонарем…
- Что это? – Голос Натали долетал, казалось, с ночного неба.
- Все, что я могу сейчас сделать.
И Сокол. Живой.
Человек под фонарем укоризненно покачал головой. Порыв холодного ветра подхватил с асфальта колючую пыль и швырнул мне в лицо. Я зажмурилась…
…Открыла глаза и увидела склонившегося надо мной Сережку. Лишь на миг, прежде чем вернуться на пустую темную улицу.
- Что в шприце? Что ты собираешься ей вколоть? - Серый злился, его пугала неопределенность и, наверное, то, что сам он ничем не может помочь.
А кто может?
Мужчина в инвалидном кресле скривил в ухмылке губы: никто, все бесполезно. Я и сама это понимала. Мне не уйти из этой темноты. Не уйти от него…
- Я не проверил сразу, но похоже, они успели взять у нее кровь, пока она была без сознания. Теперь пытаются управлять ею и на ментальном уровне, и на физическом. Привязку я не разорву, но если немного изменить состав крови, это ослабит воздействие.
- Алекс стал на диво предусмотрительным. – Нат говорила тихо, но человек под фонарем слышал каждое слово.
- Алекс или тот, на кого он работает. Акопян не смог бы взаимодействовать с Ван Дейком напрямую. Нужен медиум, который призвал бы дух голландца. Мы снова утыкаемся в неизвестного телепата… Придержи ей руку.
Игла вошла в вену, но боли я почти не почувствовала. Куда сильнее болела сейчас голова – просто раскалывалась. Я так и не выпила таблетку, не заварила чай… И Антошкиного омлета не попробовала, а он старался…
- Ася, ты меня слышишь?
- Да.
Не только слышу, но и вижу: побледневшее лицо, глаза, в кои веки не ледяные – живые, взволнованные. А на шее тоненькая алая полоска, и несколько темных капель расплылись на рубашке – снова стирать…
- Отправь меня в кому, - попросила я шепотом.
В кому. В тишину. В пустоту. В стерильную чистоту реанимации. Лучше туда, чем снова на темную улицу к чужаку с Сережкиным лицом.
- Раньше нужно было соглашаться, - натянуто улыбнулся Сокол. – Сейчас просто держись.
Держаться. Неплохая мысль. Только за что? За кого? Закрою глаза и снова окажусь на пронизывающем ветру, под блеклыми фонарями…
- Держись, Настюха. - Серый крепко сжал мою руку. – Все будет хорошо, вот увидишь.
Лицо чужака, словно маска, наложилось поверх родного, с детства до последней черточки знакомого лица, день за окном померк, и по комнате заскользили тени: я не хотела возвращаться во тьму, и тьма решила прийти ко мне…
- Сокол, - негромко окликнула колдуна Натали. - Не похоже, что ей намного лучше после твоих манипуляций. Нельзя пускать все на самотек, потом может быть поздно.
- Я знаю. Антон, дай мне телефон. У тебя же есть номер Ле Бона?
Держаться. Не поддаваться тьме. Остаться в реальности, на постели в комнате Нат, рядом с Серым… которого почти уже не видно за мрачной иллюзией.
Да, умом я понимала, что это всего лишь иллюзии – и пугающие тени, и искажающие лица маски, и зловещее эхо, сопровождающее теперь каждый звук. Понимала, но не могла избавиться от страха в сердце, и подпитываемые этим страхом мороки обретали силу…
- Антоша. – Когда охотник приблизился – они все подходили ко мне время от времени – я схватила его за руку. – Антош, а зачем ты хотел меня отравить?
Нелепая попытка пошутить провалилась с треском.
- У нее бред, - пролепетал лысый.
- Нет, - сказал уверенно Сережка. – Не бред. Да, Насть? Она спрашивает, почему ты хотел, чтобы она первой попробовала твой омлет.
Милый мой, хороший. Только ты всегда понимал меня с полуслова. Промелькнул перед глазами наш старый дворик, голубятня, теремок в парке, буквы на стене коммуникационного туннеля. «С + Н = Д» Сначала ты выцарапал «Л», а потом навел внизу еще одну черточку, будто расставил все на свои места. А теперь мы снова все перепутали. Зачем?
- Так ты про омлет? – Антон присел рядом с кроватью, прямо на пол. – Ну, понимаешь… - Он огляделся и понизил голос до шепота: - Понимаешь, я готовить не умею. Совсем. А Ксюшка мне после одного фильма говорит про героя: вот, мол, какой мужчина, сам готовит, завтрак любимой в постель подает… А это вообще боевик был! Взрывы, погони, главный герой всю дорогу кого-то мочит – а ей этот завтрак запомнился! Ну и мне, значит, тоже… Короче, я этот рецепт нашел в интернете, несложно вроде. Попробовал приготовить пару раз – ничего так. А Ксюшке… Вдруг не понравится? А тут как раз случай проверить. Думаю, если Насте понравится… Натали еще есть, конечно, но она… другая какая-то. А вы с Ксюшкой моей чем-то похожи. Улыбаешься ты тоже так…
Последние слова лысого утонули в нарастающем шуме чужих голосов: зловещее перешептывание, ругань, крики, плач. Секундная тишина, ощущение легкости и полной свободы… И стремительное падение. Удар – я вздрогнула всем телом – и боль. Боль заполнила все вокруг, как и тьма. Ни лиц, ни даже силуэтов, ничего и никого… Только вдали, в самом конце длинной улицы, мерцает одинокий фонарь, тускло освещая сидящего под ним человека в инвалидной коляске…
- Сокол! – Сережкин крик звучит тише, чем шепот теней. – Сокол, ей хуже, она…
- Ася! – А этот совсем издалека. – Ася, посмотри на меня, пожалуйста.
Короткая вспышка света. Взволнованное лицо. Шрам на виске. Глаза цвета неба.
- Ася…
И мир опять погрузился во мрак.
Боль.
Холод.
…Фонарь впереди, но под ним станет еще хуже.
Не знаю, сколько времени я провела в темноте, - я не считала секунд и уже почти не надеялась, и не думала ни о чем – как вдруг пугающий шум вокруг стих, а мрак начал потихоньку рассеиваться, словно где-то там, невидимое мне, поднималось над миром страшных иллюзий солнце. Стало теплее, и голова уже не раскалывалась: легшая на лоб ладонь прогоняла боль.
Я с опаской открыла глаза, боясь вновь увидеть уходящую вдаль пустую дорогу, и расслабленно выдохнула: надо мной вместо черного неба простерся беленый потолок спальни. Только рядом не обнаружилось ни Сережки, ни Сокола. На краешке постели сидел мсье Ле Бон и довольно улыбался, протирая платочком блестящую от пота лысину.
- Bonjour, mademoiselle, - приветствовал он меня. - Comment sentez-vjus?
- Desole, je ne parle pas francais, – тут же среагировала я.
Но, наверное, чтобы он поверил, следовало все-таки сказать это на каком-нибудь другом языке.
Кто-то негромко рассмеялся – кажется, Сокол - и в этом смехе было больше облегчения, чем веселья.
Бельгиец с усмешкой продолжал ждать ответа.
- Je me sens un peu mieux. Merci . Но давайте лучше по-русски? Я сейчас не очень…
- Я видеть, что ви не очень, mademoiselle, - закивал пузан и гордо задрал нос. – Я помогаль! Или ви думать, тольстый мсье только мочь приходить и смьешно топать ноги?
Если честно, я вообще об этом не думала. Но логично было бы предположить, что занимающий не самый низкий пост в своей организации бельгиец обладает соответствующими этой должности способностями.
- Я виграть время, - он посерьезнел, обернувшись туда, где замерли в ожидании Натали и темный, - но нье прогнать это совсьем. Сильный свьязь чьерез кровь. Сильный telepathist и другой мастьер, тот кто мочь работать с кровь. Льекарь, как ви, или necromancien. Mademoiselle надо иметь свой поручитьель за жизнь, чтоби порвать connexion de sang.
- Поручитель? – переспросила я.
- Человьек, которий дать свой кровь за вас. Кровь нарушать другая кровь.
- Я могу, - сказал сидевший в изголовье Серый.
- Ви? – прищурился толстяк. – Ви не мочь. Ви свой жизнь не мочь поручаться.
- Тогда я, - с готовностью выступила Нат.
- Ви мочь, - кивнул Ле Бон. – Последний слючай. Два женьщин – пльохой связь. Ньет harmonie.
Я посмотрела на Сокола, но его взгляд был направлен куда-то поверх моей головы, а в глазах сверкали привычные и уже ненавистные льдинки.
- Остается Антон, - бросил он без раздумий. - Ты же не откажешься помочь? Вот и хорошо. Говорите, что нужно делать, Виктор.
Ле Бон велел свернуть ковер и нарисовать на полу какой-то знак.
