Так есть ли смысл?
Нет.
К тому же, стоит разомкнуть веки, польются ничем не сдерживаемые слезы…
Так и лежала, несмотря на вползшую в комнату духоту, кутаясь в покрывало. Не мог же доктор Соколов бросить меня на постели в мокрой одежде? Он и не бросил. Раздел заботливо, укрыл. Небось и вещи развесил на веревке над ванной, и пол протер… Что еще ты сделал, темный? Поцеловал меня, уходя?
Все же я разрыдалась. Плакала, уткнувшись в подушку, тихо и горько, а когда слезы иссякли, решила, что пора вставать.
Первым делом отыскала в прихожей свою сумочку, та висела аккуратно на вешалке, и включила мобильный. А потом еще полчаса вздрагивала, ловя накопившиеся за неделю сообщения о пропущенных вызовах и рекламных акциях. Просматривала каждое, надеясь, что где-то там затерялось то, одно единственное, всего в пару слов…
Когда раздался звонок, схватила, не глядя на номер, телефон и тут же прижала к уху.
- Настюша, ты как там? СМС пришло, что ты в сети.
- А, мам. Привет. Нормально.
- Настенька, ты дома уже? Хочешь, приеду?
- Дома. Но приезжать не надо.
- Мне не тяжело, милая.
- Мне тяжело! Не приезжай, пожалуйста…
Джинсы и футболка сохли в ванной, и я закусила губу, чтобы снова не разреветься. На кухне, в пепельнице - горка окурков, а на столе рядом – пустая пачка из-под сигарет и пистолет-зажигалка… Лучше бы ты настоящий оставил, Сокол!
Прижалась лбом к прохладному металлу. Думала.
План действий сложился внезапно, простой, как и все гениальное… Глупый-преглупый.
Оделась. Мазнула тушью по ресницам, накрасила губы. Забросила на плечо сумочку и выскочила за дверь. Сейчас выйду на улицу и пойду, куда глаза глядят. Пройдусь к девятиэтажке неподалеку от своей работы, где встречалась несколько дней назад с усатым некромантом, потом проедусь к брошенной вчера квартире, послушаю, что рассказывают о недавнем убийстве бабки на лавочках. Просто погуляю по городу. Час, два, три. Буду ходить, пока кто-нибудь из подручных Ван Дейка меня не заметит. Ты говорил, что голландец злопамятен – значит, меня опять схватят, увезут куда-нибудь, и у тебя не останется другого выхода, как снова меня спасать. А если меня вдруг убьют… Если меня убьют, то так тебе и надо!
- Настя, вернись в квартиру, пожалуйста.
У подъезда меня встречал Влад. Погуляла, блин!
- А если не вернусь?
- Мы тебя вернем.
Мы? Режиссер был один, но, оглядевшись, я заметила какое-то шевеление в кустах и мелькнувшую в просвете между веток бурую шерсть. Кто это? Рома-гример? Женя-пиротехник? Или бесстрашный каскадер Димон? Волки в городе – черт знает, что творится!
- Мне в магазин нужно, - заявила я, не желая отступать.
- Пиши список, тебе все принесут.
- Мне очень личное… по женской части.
Оборотень усмехнулся, и в этот раз я отчетливо разглядела выпирающие из-под верхней губы клыки:
- Я вырос с матерью, двумя бабушками, тремя незамужними тетками и четырьмя младшими сестрами. Меня не смущают покупки «по женской части».
Не выпустит. Даже если я скажу, что мне жизненно необходимо побывать в цирке, это волчара приведет сюда клоунов, факиров и табун пони, но дальше двора я не выйду.
- Влад, я могу с ним поговорить?
- Если что-нибудь нужно, скажи, я передам.
Ясно.
- И почем сейчас волчья верность? – бросила я раздраженно. Три дня в городе, о Соколе до этого наверняка и не слышал, а гляди-ка, уже тапки готов в зубах приносить!
- Не понимаю, о чем ты, - ответил оборотень невозмутимо. – Стая не продается. Мы помогаем Антону, нашему побратиму, потому что он об этом попросил. Мы помогаем Соколу, потому что считаем, что он делает настоящее дело. Мы помогаем Сергею, потому что никто не заслуживает такой судьбы. И мы помогаем тебе, потому что пока все это не закончится, ты в опасности.
Речь вышла несколько пафосной, но прозвучала искренне. И ему стоило на этом остановиться.
Так нет же!
- Неважно, что вчера произошло, но для всех ты остаешься девушкой Сергея, и Сокол считает…
Дослушивать я не стала.
Через две минуты вынесла ему список того, что нужно купить. Хлеб, молоко, полкило сосисок, десяток яиц. И пол-литровую банку сметаны.
Петрович смерил гостинец недоверчивым взглядом. Принюхался. Ткнул пальцем в белую гущу, облизнул. Затем отер руку о подол длинной рубахи и растроганно хлюпнул носом.
- Я бы и так к тебе вышел, Настюшка.
- А я бы и так сметану оставила. Угощайся.
Домовой уселся прямо на пол, поставил банку между ног, обутых в забавные лапоточки, и зачерпнул полную ложку сметаны. Потом еще одну. Потом еще. Хоть кому-то радость.
Я вздохнула.
- Ты поплачь, Настюшка, - посоветовал дедок простодушно. – Поплачь, легче станет.
- Не станет.
Да и устала уже от слез. Сколько можно?
- Я зеркало разбила, Петрович. Может, от этого?
- Какое зеркало? – встрепенулся домовой. – Когда?
- Гадальное. Давно еще. На суженного гадала. Увидела… Не то увидела, что хотела, и разбила. Дура…
- Давно говоришь? Семь лет минуло?
- Дважды по семь уже.
- Тады не от зеркала, - вывел он авторитетно.
- Так гадальное же…
- Гадальное, не гадальное – это, Настюшка, ваши штучки, ведьмовские. А я одно знаю… - Петрович макнул ложку в сметану, облизал и закончил неожиданно: - Не нужен он тебе. И собой ладный, и колдун знатный, да не нужен. Колдун да ведьма вовек не уживутся.
Совсем как мама говорила.
- Тем паче, такие. – Домовой навернул еще ложечку. - Сокол он, неспроста ведь так кличут. А ты супротив него – пичужка малая. И никогда тебе с ним не сравняться, в умениях не обойти. Хорошо, коли жалеть будет, а как нет – изведет же ж! Силу тянуть станет…
- Ну и пусть тянет. Пусть хоть всю себе берет!
- Ох, Настена, - покачал головой Петрович. Зачерпнул сметанки, поглядел на полную ложку, да и сунул ее обратно в банку. Вздохнул. – Не хотел я тебе говорить, но раз уж по-другому не понимаешь… Женатый он. И с детишками – семеро по лавкам, мал мала меньше.
Он так уверенно это сказал, что в первый миг у меня и сомнений не возникло в правдивости этих слов. Икнула и сползла огорошено со стула, шмякнулась рядом с ним на пол.
- Откуда… Откуда такая информация?
- Не формация это, Настюшка. Чуйка у меня такая. Но чуйка верная! Несвободный он, сразу видать. Я ж ведь вчера отчего вышел? Почуял, как он чаровать начал. Ух, силища! Ну а потом… Потом уж не глядел, ты не думай. Дело оно молодое… - Домовой в смущении скосил глаза на банку и сунул в рот ложку сметаны. Зашамкал. – Ну дык, значится… А после уже, как он тебя приспал… Сперва в ванной заперся, лейку эту вашу включил. Воды, Настюшка, извел, почитай, что куб! Я по счетчику после глянул. Хорошо, хоть холодной – холодная, она ж подешевше будет. Потом сигарурьки свои на кухне смолил, задымил все. И все ему не сиделось! Подымит-подымит и в комнату пойдет. Постоит в дверях, поглядит на тебя, а то и подойдет, рядышком присядет – и дураку ясно: мог бы, остался. А так уж… Несвободный потому что. Ну и… порядочный, вроде как - не стал до греха доводить. Подымил, значится, говорилку свою достал, приказов всем раздал: кому, куда… Грызунам этим баночным зернышек насыпал. Муху жирную на окне изловил и Жорке понес. Ты, говорит, присматривай за ней, Георгий. На тебя, мол, оставляю… Слышишь, Настюшка? Это он жабу неразумному тебя вверил! А я-то тут на что? Вот и говорю: не нужен тебе такой! Лучше найдешь.
Я уткнулась лбом в колени и уже не сдерживала хлынувших в два ручья слез. Не найду, Петрович. И искать не буду.
- Ты поплачь, Настюшка, поплачь, - коснулась щеки мохнатая лапка. – Глядишь, и полегчает… А сметанку я с твоего позволения заберу, все равно там на донышке осталось…
Телефон нагрелся в ладонях – все без толку: темный экран и ни звука.
Неужели сложно набрать мой номер? Сказать хоть несколько слов? Я же не жду объяснений, извинений. Я только хочу знать, что ты есть, что я не придумала тебя и вчерашний вечер. Что не сошла с ума…
Феи, единороги, зомби, призраки. Кинулась в эту сказочную жизнь, как в омут с головой – кто бы ответил, зачем? Думала, за Сережкой. За детской мечтой, которая, не исполнись, легла бы камнем на сердце – права Натали. А исполнилась – камень с души, и как и не было ничего. «С + Н = Д» - вот так правильно, пусть так и будет…
А потом пришла любовь. С молотом. И как шандарахнет…
Я улыбнулась, вспомнив грозную тетку в рабочем комбинезоне. Любовь нечаянно нагрянет – это точно. Нелепая, нежданная, несвоевременная. Ты ведь тоже не планировал этого, Сокол… Андрей? Андрей, Андрейка, Андрюшенька. Господи, как же так можно жить, чтобы даже имя забылось, потерялось, так что и друзья лишний раз не вспомнят? Сокол да Сокол. А я супротив тебя – пичужка малая…
Мобильник вдруг ожил, тренькнул, завибрировал – целая секунда счастья до тех пор, пока я не рассмотрела имя на вспыхнувшем экране.
- Да, Игорек. Привет.
- Здорово, Вербицкая! Смотрю, в сети появилась. Дай, думаю, позвоню. Ты где вообще?
- Дома.
- Дома? – озадаченное. – А чего… Ну, ты ж вроде говорила, уезжаешь куда-то.
Говорила? Может, и говорила.
- Вернулась уже.
- Понятно. А парень?
- А парня у меня больше нет.
- Упс. Бывает. А дядя?
Екнуло что-то внутри…
- Игорь, к чему эти расспросы?
- Ну я это… Может, заехал бы, если ты уже гостей спровадила. Что скажешь, Вербицкая? Пиццу возьмем или в суши-бар сходим. А хочешь, прокатимся куда-нибудь. Я у брата тачку выпросил на месяцок – зверь-машина. На море сгоняли бы.
- А, ты в этом смысле. Нет, Игорек, спасибо. Настроение не то.
- Ну ладно, как знаешь, - смирился приятель. - Передумаешь, звони.
Хороший парень. Добрый, бесхитростный, никогда в помощи не откажет. Вот в каких нужно влюбляться, чтоб не реветь потом целыми днями.
…На подоконнике одиноко жалась к стеклу герань. Калачик, как бабушка говорила. Мама принесла с полгода назад: сказала, очень хороший цветок для жилья и неприхотливый – знай, поливай себе, и все. Поливать-то его как раз и забывали. Круглые листики с резким, бодрящим запахом уже привяли, цветочки осыпались. Я протянула руку и коснулась бархатистых листьев. Закрыла глаза, вспоминая, как было тогда со спатифиллумом, попробовала вернуться в тот день, в те ощущения… Бедный калачик! Так ведь и высохнет, пока я научусь со своей силой управляться.
Полила цветочек и вернулась к прерванному занятию – греть телефон в ладошках и ждать.
Часы показывали полдень. Всего лишь.
Господи, я же так в самом деле с ума сойду!
Еще один звонок, на этот раз в дверь, не обрадовал, а встревожил. Андрей не придет – это я понимала – он и так вчера рисковал, приехав со мной сюда. Влад будет держать дистанцию. Мама? Вряд ли. Она всегда очень тонко и точно чувствовала мое состояние и понимает, что сейчас я не хочу ни встреч, ни разговоров. У меня оставалось лишь две версии, и обе мне не нравились.
Остановилась у двери, осторожно посмотрела в глазок. На площадке топтался седой бородатый старик в соломенной шляпе, совладелец самой часто выгуливаемой в мире таксы. Что ж, по крайней мере, это меньшее из возможных зол.
- Здравствуйте, Анастасия Валерьевна, - приветствовал он меня, когда после повторного звонка я все же решила открыть. – Вы позволите?
Я пожала плечами: почему бы нет?
- Проходите. Сегодня без собачки?
Светлый усмехнулся, стащил с головы шляпу и переступил порог.
- Вы же понимаете, зачем я тут?
- Понимаю. Но ничем не могу помочь.
- Даже чаем не угостите?
Можно было ответить решительным отказом и выставить незваного гостя, но я молча махнула в сторону кухни. Пожилой человек все-таки, устал, наверное, почти две недели по дворам круги наматывать. А разговора все равно не избежать: выпровожу этого – приедет Ле Бон и будет «смьешно топать ноги».
- Черный? Зеленый? – Я по очереди продемонстрировала присевшему на табурет старику разноцветные пачки.
- Зеленый, - ответил он, не задумываясь. – Так значит, Анастасия Валерьевна, вы утверждаете, что не знаете, где сейчас ваши… хм, предприимчивые друзья?
- Понятия не имею.
- Очень жаль. - Взгляд светлого остановился на полной окурков пепельнице. – Но думаю, вы говорите правду. Вряд ли в противном случае вам позволили бы вернуться домой.
Интересно, в чем заключается его дар? Не телепатия – иначе не разменивался бы на общие вопросы. И не некромантия, я надеюсь. Хотя трупов поблизости нет… Тоже надеюсь.
- А можно задать вам нескромный вопрос, Настя? Вы же позволите называть вас Настей? Зачем вы во все это ввязались?
Боже мой, какой знакомый вопрос! Не его ли я задавала себе все это время? Со вчерашнего вечера у меня есть на него ответ, но это не тот ответ, которым я могу поделиться с любопытным светлым.
- Молодая, красивая девушка, - продолжал он между тем. – Слабенькая, мягко говоря, ведьмочка. Нет, я понимаю, конечно, какие-то романтические чувства, какая-то надуманная ответственность за судьбы ближних… Но все эти игры, погони, стычки с зомби и попытки похищения и подчинения – неужели оно того стоило?
Оно того стоило. Но… Зомби?!
- Вы и сами, должно быть, не понимаете, - сам с собой увлеченно беседовал старик. – Но в конце концов что-то же вас остановило. Кстати, ваше возвращение: вы сами приняли это решение или вас… попросили уйти? Мне просто любопытно.
- Любопытство – не порок, - согласилась я. – А можно и мне полюбопытствовать? Вас прислал мсье Ле Бон, или это очередное задание от Алекса Акопяна?
Ой, дура! Зачем же вслух?!
Я метнулась к двери, но светлый с неожиданной для его преклонных лет проворностью вскочил и преградил мне путь. Кинулась к окну: успею позвать Влада…
Висевшая над плитой разделочная доска вдруг сорвалась с крючка и, пролетев по воздуху, плашмя стукнула меня по лбу. Удар вышел неслабый: в глазах потемнело, пол под ногами пошатнулся… Вот, значит, какие у него способности. Кажется, это называется телекинезом…
- Влад! – выкрикнула я, падая.
- Бамс! – отозвалась доска-предательница.
Мечты сбываются: похоже, меня снова нужно спасать, Андрюша…
Очнулась я на кровати в своей комнате. Господи, когда же это закончится? Бьют, усыпляют, роняют. В этот раз еще и связали. И рот заткнули – какой предусмотрительный старичок!
Рядом на подушке пучил глаза Жорик: мол, всяко видел, хозяйка, но такого у нас еще не было! А по подоконнику расхаживала большая пепельно-серая белка, нервно обмахиваясь пушистым хвостом… Хорошо меня, видать, приложило!
Проморгалась, зажмурилась, снова открыла глаза: белка никуда не девалась.
- Ым-м-м? – спросила я у странной зверюги.
- Аюшки? – уточнила она знакомым голоском. Обернулась комком дымчатой шерсти и мячиком спрыгнула на пол.
На постель Петрович взобрался уже ленивым откормленным котом. Согнал лапой Жорика и уселся на место жаба. Вздохнул.
- Вона оно как, Настюшка. Вишь, чем дело кончилось?
- Ымы-ы!
- Ох, и не проси, девонька. Не могу я тебе помочь. Вот кабы воры были, убивцы, маниаки какие – тады да. А в чародейские свары домовым влезать не след.
- Ы-мы-мы! – Да развяжи ж хотя бы!
Котяра скорбно вздохнул и свернулся клубком почти у моего лица.
Ну, погоди, пушистик! Дождешься ты у меня еще сметаны!
- Да помню я, помню! – послышалось из коридора. – Но она меня раскусила, сам не знаю, как!
Как? Не нужно было про зомби вспоминать. О встрече на кукурузном поле мы с Андреем даже своим не рассказывали, а светлой братии и подавно знать об этом не полагалось.
Нет.
К тому же, стоит разомкнуть веки, польются ничем не сдерживаемые слезы…
Так и лежала, несмотря на вползшую в комнату духоту, кутаясь в покрывало. Не мог же доктор Соколов бросить меня на постели в мокрой одежде? Он и не бросил. Раздел заботливо, укрыл. Небось и вещи развесил на веревке над ванной, и пол протер… Что еще ты сделал, темный? Поцеловал меня, уходя?
Все же я разрыдалась. Плакала, уткнувшись в подушку, тихо и горько, а когда слезы иссякли, решила, что пора вставать.
Первым делом отыскала в прихожей свою сумочку, та висела аккуратно на вешалке, и включила мобильный. А потом еще полчаса вздрагивала, ловя накопившиеся за неделю сообщения о пропущенных вызовах и рекламных акциях. Просматривала каждое, надеясь, что где-то там затерялось то, одно единственное, всего в пару слов…
Когда раздался звонок, схватила, не глядя на номер, телефон и тут же прижала к уху.
- Настюша, ты как там? СМС пришло, что ты в сети.
- А, мам. Привет. Нормально.
- Настенька, ты дома уже? Хочешь, приеду?
- Дома. Но приезжать не надо.
- Мне не тяжело, милая.
- Мне тяжело! Не приезжай, пожалуйста…
Джинсы и футболка сохли в ванной, и я закусила губу, чтобы снова не разреветься. На кухне, в пепельнице - горка окурков, а на столе рядом – пустая пачка из-под сигарет и пистолет-зажигалка… Лучше бы ты настоящий оставил, Сокол!
Прижалась лбом к прохладному металлу. Думала.
План действий сложился внезапно, простой, как и все гениальное… Глупый-преглупый.
Оделась. Мазнула тушью по ресницам, накрасила губы. Забросила на плечо сумочку и выскочила за дверь. Сейчас выйду на улицу и пойду, куда глаза глядят. Пройдусь к девятиэтажке неподалеку от своей работы, где встречалась несколько дней назад с усатым некромантом, потом проедусь к брошенной вчера квартире, послушаю, что рассказывают о недавнем убийстве бабки на лавочках. Просто погуляю по городу. Час, два, три. Буду ходить, пока кто-нибудь из подручных Ван Дейка меня не заметит. Ты говорил, что голландец злопамятен – значит, меня опять схватят, увезут куда-нибудь, и у тебя не останется другого выхода, как снова меня спасать. А если меня вдруг убьют… Если меня убьют, то так тебе и надо!
- Настя, вернись в квартиру, пожалуйста.
У подъезда меня встречал Влад. Погуляла, блин!
- А если не вернусь?
- Мы тебя вернем.
Мы? Режиссер был один, но, оглядевшись, я заметила какое-то шевеление в кустах и мелькнувшую в просвете между веток бурую шерсть. Кто это? Рома-гример? Женя-пиротехник? Или бесстрашный каскадер Димон? Волки в городе – черт знает, что творится!
- Мне в магазин нужно, - заявила я, не желая отступать.
- Пиши список, тебе все принесут.
- Мне очень личное… по женской части.
Оборотень усмехнулся, и в этот раз я отчетливо разглядела выпирающие из-под верхней губы клыки:
- Я вырос с матерью, двумя бабушками, тремя незамужними тетками и четырьмя младшими сестрами. Меня не смущают покупки «по женской части».
Не выпустит. Даже если я скажу, что мне жизненно необходимо побывать в цирке, это волчара приведет сюда клоунов, факиров и табун пони, но дальше двора я не выйду.
- Влад, я могу с ним поговорить?
- Если что-нибудь нужно, скажи, я передам.
Ясно.
- И почем сейчас волчья верность? – бросила я раздраженно. Три дня в городе, о Соколе до этого наверняка и не слышал, а гляди-ка, уже тапки готов в зубах приносить!
- Не понимаю, о чем ты, - ответил оборотень невозмутимо. – Стая не продается. Мы помогаем Антону, нашему побратиму, потому что он об этом попросил. Мы помогаем Соколу, потому что считаем, что он делает настоящее дело. Мы помогаем Сергею, потому что никто не заслуживает такой судьбы. И мы помогаем тебе, потому что пока все это не закончится, ты в опасности.
Речь вышла несколько пафосной, но прозвучала искренне. И ему стоило на этом остановиться.
Так нет же!
- Неважно, что вчера произошло, но для всех ты остаешься девушкой Сергея, и Сокол считает…
Дослушивать я не стала.
Через две минуты вынесла ему список того, что нужно купить. Хлеб, молоко, полкило сосисок, десяток яиц. И пол-литровую банку сметаны.
Петрович смерил гостинец недоверчивым взглядом. Принюхался. Ткнул пальцем в белую гущу, облизнул. Затем отер руку о подол длинной рубахи и растроганно хлюпнул носом.
- Я бы и так к тебе вышел, Настюшка.
- А я бы и так сметану оставила. Угощайся.
Домовой уселся прямо на пол, поставил банку между ног, обутых в забавные лапоточки, и зачерпнул полную ложку сметаны. Потом еще одну. Потом еще. Хоть кому-то радость.
Я вздохнула.
- Ты поплачь, Настюшка, - посоветовал дедок простодушно. – Поплачь, легче станет.
- Не станет.
Да и устала уже от слез. Сколько можно?
- Я зеркало разбила, Петрович. Может, от этого?
- Какое зеркало? – встрепенулся домовой. – Когда?
- Гадальное. Давно еще. На суженного гадала. Увидела… Не то увидела, что хотела, и разбила. Дура…
- Давно говоришь? Семь лет минуло?
- Дважды по семь уже.
- Тады не от зеркала, - вывел он авторитетно.
- Так гадальное же…
- Гадальное, не гадальное – это, Настюшка, ваши штучки, ведьмовские. А я одно знаю… - Петрович макнул ложку в сметану, облизал и закончил неожиданно: - Не нужен он тебе. И собой ладный, и колдун знатный, да не нужен. Колдун да ведьма вовек не уживутся.
Совсем как мама говорила.
- Тем паче, такие. – Домовой навернул еще ложечку. - Сокол он, неспроста ведь так кличут. А ты супротив него – пичужка малая. И никогда тебе с ним не сравняться, в умениях не обойти. Хорошо, коли жалеть будет, а как нет – изведет же ж! Силу тянуть станет…
- Ну и пусть тянет. Пусть хоть всю себе берет!
- Ох, Настена, - покачал головой Петрович. Зачерпнул сметанки, поглядел на полную ложку, да и сунул ее обратно в банку. Вздохнул. – Не хотел я тебе говорить, но раз уж по-другому не понимаешь… Женатый он. И с детишками – семеро по лавкам, мал мала меньше.
Он так уверенно это сказал, что в первый миг у меня и сомнений не возникло в правдивости этих слов. Икнула и сползла огорошено со стула, шмякнулась рядом с ним на пол.
- Откуда… Откуда такая информация?
- Не формация это, Настюшка. Чуйка у меня такая. Но чуйка верная! Несвободный он, сразу видать. Я ж ведь вчера отчего вышел? Почуял, как он чаровать начал. Ух, силища! Ну а потом… Потом уж не глядел, ты не думай. Дело оно молодое… - Домовой в смущении скосил глаза на банку и сунул в рот ложку сметаны. Зашамкал. – Ну дык, значится… А после уже, как он тебя приспал… Сперва в ванной заперся, лейку эту вашу включил. Воды, Настюшка, извел, почитай, что куб! Я по счетчику после глянул. Хорошо, хоть холодной – холодная, она ж подешевше будет. Потом сигарурьки свои на кухне смолил, задымил все. И все ему не сиделось! Подымит-подымит и в комнату пойдет. Постоит в дверях, поглядит на тебя, а то и подойдет, рядышком присядет – и дураку ясно: мог бы, остался. А так уж… Несвободный потому что. Ну и… порядочный, вроде как - не стал до греха доводить. Подымил, значится, говорилку свою достал, приказов всем раздал: кому, куда… Грызунам этим баночным зернышек насыпал. Муху жирную на окне изловил и Жорке понес. Ты, говорит, присматривай за ней, Георгий. На тебя, мол, оставляю… Слышишь, Настюшка? Это он жабу неразумному тебя вверил! А я-то тут на что? Вот и говорю: не нужен тебе такой! Лучше найдешь.
Я уткнулась лбом в колени и уже не сдерживала хлынувших в два ручья слез. Не найду, Петрович. И искать не буду.
- Ты поплачь, Настюшка, поплачь, - коснулась щеки мохнатая лапка. – Глядишь, и полегчает… А сметанку я с твоего позволения заберу, все равно там на донышке осталось…
Телефон нагрелся в ладонях – все без толку: темный экран и ни звука.
Неужели сложно набрать мой номер? Сказать хоть несколько слов? Я же не жду объяснений, извинений. Я только хочу знать, что ты есть, что я не придумала тебя и вчерашний вечер. Что не сошла с ума…
Феи, единороги, зомби, призраки. Кинулась в эту сказочную жизнь, как в омут с головой – кто бы ответил, зачем? Думала, за Сережкой. За детской мечтой, которая, не исполнись, легла бы камнем на сердце – права Натали. А исполнилась – камень с души, и как и не было ничего. «С + Н = Д» - вот так правильно, пусть так и будет…
А потом пришла любовь. С молотом. И как шандарахнет…
Я улыбнулась, вспомнив грозную тетку в рабочем комбинезоне. Любовь нечаянно нагрянет – это точно. Нелепая, нежданная, несвоевременная. Ты ведь тоже не планировал этого, Сокол… Андрей? Андрей, Андрейка, Андрюшенька. Господи, как же так можно жить, чтобы даже имя забылось, потерялось, так что и друзья лишний раз не вспомнят? Сокол да Сокол. А я супротив тебя – пичужка малая…
Мобильник вдруг ожил, тренькнул, завибрировал – целая секунда счастья до тех пор, пока я не рассмотрела имя на вспыхнувшем экране.
- Да, Игорек. Привет.
- Здорово, Вербицкая! Смотрю, в сети появилась. Дай, думаю, позвоню. Ты где вообще?
- Дома.
- Дома? – озадаченное. – А чего… Ну, ты ж вроде говорила, уезжаешь куда-то.
Говорила? Может, и говорила.
- Вернулась уже.
- Понятно. А парень?
- А парня у меня больше нет.
- Упс. Бывает. А дядя?
Екнуло что-то внутри…
- Игорь, к чему эти расспросы?
- Ну я это… Может, заехал бы, если ты уже гостей спровадила. Что скажешь, Вербицкая? Пиццу возьмем или в суши-бар сходим. А хочешь, прокатимся куда-нибудь. Я у брата тачку выпросил на месяцок – зверь-машина. На море сгоняли бы.
- А, ты в этом смысле. Нет, Игорек, спасибо. Настроение не то.
- Ну ладно, как знаешь, - смирился приятель. - Передумаешь, звони.
Хороший парень. Добрый, бесхитростный, никогда в помощи не откажет. Вот в каких нужно влюбляться, чтоб не реветь потом целыми днями.
…На подоконнике одиноко жалась к стеклу герань. Калачик, как бабушка говорила. Мама принесла с полгода назад: сказала, очень хороший цветок для жилья и неприхотливый – знай, поливай себе, и все. Поливать-то его как раз и забывали. Круглые листики с резким, бодрящим запахом уже привяли, цветочки осыпались. Я протянула руку и коснулась бархатистых листьев. Закрыла глаза, вспоминая, как было тогда со спатифиллумом, попробовала вернуться в тот день, в те ощущения… Бедный калачик! Так ведь и высохнет, пока я научусь со своей силой управляться.
Полила цветочек и вернулась к прерванному занятию – греть телефон в ладошках и ждать.
Часы показывали полдень. Всего лишь.
Господи, я же так в самом деле с ума сойду!
Еще один звонок, на этот раз в дверь, не обрадовал, а встревожил. Андрей не придет – это я понимала – он и так вчера рисковал, приехав со мной сюда. Влад будет держать дистанцию. Мама? Вряд ли. Она всегда очень тонко и точно чувствовала мое состояние и понимает, что сейчас я не хочу ни встреч, ни разговоров. У меня оставалось лишь две версии, и обе мне не нравились.
Остановилась у двери, осторожно посмотрела в глазок. На площадке топтался седой бородатый старик в соломенной шляпе, совладелец самой часто выгуливаемой в мире таксы. Что ж, по крайней мере, это меньшее из возможных зол.
- Здравствуйте, Анастасия Валерьевна, - приветствовал он меня, когда после повторного звонка я все же решила открыть. – Вы позволите?
Я пожала плечами: почему бы нет?
- Проходите. Сегодня без собачки?
Светлый усмехнулся, стащил с головы шляпу и переступил порог.
- Вы же понимаете, зачем я тут?
- Понимаю. Но ничем не могу помочь.
- Даже чаем не угостите?
Можно было ответить решительным отказом и выставить незваного гостя, но я молча махнула в сторону кухни. Пожилой человек все-таки, устал, наверное, почти две недели по дворам круги наматывать. А разговора все равно не избежать: выпровожу этого – приедет Ле Бон и будет «смьешно топать ноги».
- Черный? Зеленый? – Я по очереди продемонстрировала присевшему на табурет старику разноцветные пачки.
- Зеленый, - ответил он, не задумываясь. – Так значит, Анастасия Валерьевна, вы утверждаете, что не знаете, где сейчас ваши… хм, предприимчивые друзья?
- Понятия не имею.
- Очень жаль. - Взгляд светлого остановился на полной окурков пепельнице. – Но думаю, вы говорите правду. Вряд ли в противном случае вам позволили бы вернуться домой.
Интересно, в чем заключается его дар? Не телепатия – иначе не разменивался бы на общие вопросы. И не некромантия, я надеюсь. Хотя трупов поблизости нет… Тоже надеюсь.
- А можно задать вам нескромный вопрос, Настя? Вы же позволите называть вас Настей? Зачем вы во все это ввязались?
Боже мой, какой знакомый вопрос! Не его ли я задавала себе все это время? Со вчерашнего вечера у меня есть на него ответ, но это не тот ответ, которым я могу поделиться с любопытным светлым.
- Молодая, красивая девушка, - продолжал он между тем. – Слабенькая, мягко говоря, ведьмочка. Нет, я понимаю, конечно, какие-то романтические чувства, какая-то надуманная ответственность за судьбы ближних… Но все эти игры, погони, стычки с зомби и попытки похищения и подчинения – неужели оно того стоило?
Оно того стоило. Но… Зомби?!
- Вы и сами, должно быть, не понимаете, - сам с собой увлеченно беседовал старик. – Но в конце концов что-то же вас остановило. Кстати, ваше возвращение: вы сами приняли это решение или вас… попросили уйти? Мне просто любопытно.
- Любопытство – не порок, - согласилась я. – А можно и мне полюбопытствовать? Вас прислал мсье Ле Бон, или это очередное задание от Алекса Акопяна?
Ой, дура! Зачем же вслух?!
Я метнулась к двери, но светлый с неожиданной для его преклонных лет проворностью вскочил и преградил мне путь. Кинулась к окну: успею позвать Влада…
Висевшая над плитой разделочная доска вдруг сорвалась с крючка и, пролетев по воздуху, плашмя стукнула меня по лбу. Удар вышел неслабый: в глазах потемнело, пол под ногами пошатнулся… Вот, значит, какие у него способности. Кажется, это называется телекинезом…
- Влад! – выкрикнула я, падая.
- Бамс! – отозвалась доска-предательница.
Мечты сбываются: похоже, меня снова нужно спасать, Андрюша…
ГЛАВА 20
Очнулась я на кровати в своей комнате. Господи, когда же это закончится? Бьют, усыпляют, роняют. В этот раз еще и связали. И рот заткнули – какой предусмотрительный старичок!
Рядом на подушке пучил глаза Жорик: мол, всяко видел, хозяйка, но такого у нас еще не было! А по подоконнику расхаживала большая пепельно-серая белка, нервно обмахиваясь пушистым хвостом… Хорошо меня, видать, приложило!
Проморгалась, зажмурилась, снова открыла глаза: белка никуда не девалась.
- Ым-м-м? – спросила я у странной зверюги.
- Аюшки? – уточнила она знакомым голоском. Обернулась комком дымчатой шерсти и мячиком спрыгнула на пол.
На постель Петрович взобрался уже ленивым откормленным котом. Согнал лапой Жорика и уселся на место жаба. Вздохнул.
- Вона оно как, Настюшка. Вишь, чем дело кончилось?
- Ымы-ы!
- Ох, и не проси, девонька. Не могу я тебе помочь. Вот кабы воры были, убивцы, маниаки какие – тады да. А в чародейские свары домовым влезать не след.
- Ы-мы-мы! – Да развяжи ж хотя бы!
Котяра скорбно вздохнул и свернулся клубком почти у моего лица.
Ну, погоди, пушистик! Дождешься ты у меня еще сметаны!
- Да помню я, помню! – послышалось из коридора. – Но она меня раскусила, сам не знаю, как!
Как? Не нужно было про зомби вспоминать. О встрече на кукурузном поле мы с Андреем даже своим не рассказывали, а светлой братии и подавно знать об этом не полагалось.
