стихли, все взгляды устремились на них, и король неспешно поклонился супруге, а она ответила еще более низким поклоном, чуть разведя руки в стороны; золотое шитье на ее рукавах заблестело в свете факелов. Госпожа Фем, фрейлина королевы, приходившаяся супругой главному сокольничему, с поклоном поднесла госпоже парчовую ленту нежно-зеленого цвета.
Король слегка улыбнулся; Анастази знала, что он не большой охотник до таких развлечений, но традиции в Вальденбурге соблюдались неукоснительно. Она снова склонилась перед ним, опустив взор, ожидая прикосновения к плечу.
Правитель, достойный, мудрый и сильный, выбирает даму, супругу, показывает свою силу и благородство; его избранница, гордая и кроткая одновременно, соглашается разделить с ним его жизнь со всеми радостями и невзгодами. Отныне им идти рядом, рука об руку, без сомнений и сожалений, и да ведут их любовь, благочестие и мудрость.
Вот что означал этот первый на всяком празднике танец, и король с королевой своим примером показывали подданным не только то, как следует веселиться, но и как должно жить в супружестве.
Владыка Вальденбурга мягко взял Анастази за руки, чуть ниже локтей, приближая к себе.
– О, как ты восхитительна, моя возлюбленная королева.
Нечасто от короля можно было услышать такие слова, но разве и без того королева не знала, как сильна его любовь? Он смотрел на нее восхищенным взглядом, словно она была ему еще невестой, словно впереди вся радость познания друг друга, первого прикосновения, ласки, счастья… Она любила, когда он смотрел на нее именно так. Его грубоватое, мужественное лицо становилось беззащитно-детским от нежности, и Анастази всякий раз радовалась, и удивлялась этому. Вокруг него всегда были самые красивые женщины, и любая принцесса почла бы за честь супружество с ним…
– Благодарю, Торнхельм, – сказала она, подавая ему ленту, постаравшись подчеркнуть этим жестом почтение и признательность, которые испытывала. Вместе они медленно двинулись вперед, а навстречу им шли почтенные супружеские пары, молодожены, обвенчавшиеся нынешней осенью, будущие супруги, помолвка которых уже оглашена, а значит, известна двору и принята им. Дамы нарядны – цветочные орнаменты на рукавах платьев, тонкая вышивка накидок, сияние драгоценных камней в волосах. В нарядах мужчин больше мехов, которыми обильно отделаны воротники и разноцветные рукава; на широких поясах, украшенных серебряными бляхами – кинжалы в узорчатых ножнах, часто с посеребренными или иззолоченными рукоятями. В руках у каждой пары зеленая или красная лента – одна на двоих. Те, кому удастся не уронить ее и не потерять, и при том танцевать изящно и красиво, будут щедро одарены.
Перед королем и королевой танцующие останавливались, и мужчины поочередно касались руки Анастази, а Торнхельм, в свою очередь, склонял голову в ответ на поклоны дам. После этого пары разъединялись, чтобы соединиться вновь и следовать за царственной четой.
Анастази снова и снова подавала руку, улыбалась знакомым лицам, а потом случайно столкнулась взглядом с менестрелем. Он не опустил глаз, хотя и так смотрел на нее уж чересчур пристально, что было недозволительно и дерзко. Смутившись, королева первой отвернулась от него.
Свен Лините и герцогиня Рюттель в этом танце участия не принимали. Лео, пользуясь давним знакомством, хотел обратиться к герцогу, но тот был увлечен разговором с Куртом Фогелем. Ожидая, Лео присел на край длинной скамьи, недалеко от Евгении Рюттель. Герцогиня недоуменно взглянула на него – менестрель был для нее не самой приятной компанией и должен был это понимать.
– Герцогиня, твоя сестра прекрасна, – произнес он, не отрывая взгляда от стройной фигуры Анастази. Король с королевой тем временем пересекли почти весь зал; затем медленная, плавная мелодия сменилась быстрой, Отто с Эрихом схватили Анастази за руку и закружили, сбив строго рассчитанную композицию танца, смешав пары. Впрочем, и принцу, и его старшему брату никто не препятствовал в подобных безобидных играх, и королева засмеялась, довольная шалостью сыновей, потом выпрямилась, откидывая с плеча темные волосы, в которые ее фрейлины нынче утром вплели тонкие золотистые нити. Карминно-алое платье подчеркивало чувственную грацию королевы – наряд, над которым не один день корпели лучшие швеи и самые искусные вышивальщицы, воистину удался на славу, – а лицо ее то сияло улыбкой, то становилось сосредоточенным, почти отрешенным, словно танцевала она лишь для себя самой.
Лео взял поднесенный слугой кубок с вином, сделал глоток. Евгения, едва заметно повернув голову, снова посмотрела на менестреля.
– Любовь украшает каждую женщину, Лео, а моя сестра любит своего мужа. И, думаю, он тоже очень любит ее.
– Я никогда не видел, чтобы так восхитительно танцевали, – сказал Лео, словно не услышав ее слов, и быстро допил вино. – Кто бы мог подумать, каким счастливчиком окажется ваш бывший егерь! Забавно, как великому королю вообще пришла в голову мысль наняться к вам, изображая из себя простолюдина, чтобы быть ближе к своей избраннице… Клянусь всей музыкой мира, герцогиня, этот поступок, весьма необычный для властителя, достоин баллады. Почему в Вальденбурге до сих пор об этом не поют?!
– Вино развязывает тебе язык, – усмехнулась Евгения. – Смотри, не сболтни лишнего.
Он хотел было ответить, но герцог Свен Лините, окончивший свою беседу, уже подал Евгении руку, приглашая на следующий танец.
Всего лишь на мгновение, когда герцог и герцогиня направились к середине зала, музыка умолкла, и Лео, набравшись храбрости, шагнул к королеве, низко склонился перед ней.
– Окажи мне великую честь, моя госпожа.
Анастази, взглянув на него, не смогла удержаться от замечания, что простота этикета, принятая в Вальденбурге – Торнхельм искренне не любил витиеватых фраз и пустых церемоний, – пожалуй, сейчас весьма некстати, раз позволяет менестрелю так свободно обращаться к королеве.
На эту колкость Лео ответил молчанием.
Но вот они встали друг напротив друга, как того требовал танец; приблизились. Поклонились, улыбнулись, сделали шаг назад, потом два вперед. Соприкоснулись руками. И по телу Анастази вдруг пробежала дрожь; вздрогнув, королева словно очнулась от долгого сна.
Она посмотрела на Лео широко раскрытыми глазами. Он тоже замер и смотрел на нее без обычной улыбки, ибо чувствовал сейчас точь-в-точь то же самое. Страсть захлестнула его, как налетевший порыв ветра, как пожар охватывает сухое дерево, и несколько мгновений они оба – королева и менестрель, – стояли совершенно неподвижно, сплетя пальцы.
Король Торнхельм не заметил этой сцены. Танцующие разошлись и сошлись; в одной из фигур Анастази и Лео опять стояли лицом к лицу, и ладони их снова встретились.
Тогда Анастази, подстегиваемая одновременно опаской и любопытством, заглянула в его светло-серые, внимательные глаза. И ответом ей был такой же цепкий, ищущий взгляд.
Лео осторожно коснулся ее запястья и задержал руку намного дольше, чем дозволялось приличиями.
– Я взял на себя смелость выбрать для тебя подарок, прекрасная королева. Если позволишь, я велю его принести.
– Что ж, мне будет любопытно посмотреть, какой подарок ты считаешь достойным вальденбургской королевы, Лео.
Менестрель молча поклонился и подал знак слугам.
Его даром оказалась роскошная, в драгоценном окладе книга, какие даже королева видела нечасто. Едва заглянув в нее, Анастази поняла, что, в отличие от большинства фолиантов в королевской библиотеке, она почти сплошь состоит из многоцветных иллюстраций к известным балладам и волшебным историям. Вот светловолосая Лейнель ждет возлюбленного у окна, глядя на пустые воды реки – и не знает еще, что стоять ей так вечно, ибо ее жених не вернется; а вот на другой миниатюре сам великий Эльстрам, о котором недавно так славно пели, храбро сражается с отвратительными чудовищами в далекой тервенской земле, где в озерах живет странный народ, выходящий по ночам резвиться и петь в свете луны, а на самом краю земли высятся, отражая вершинами свет, Серебряные горы…
Обо всем этом повествовали не столько слова, сколько пленительные живописные образы. Расточительное великолепие красок поражало, а умело выполненные миниатюры – охра, лазурь, золото, – передавали все очарование и вместе с тем правдивость старых легенд. Анастази взглянула на Лео, не сразу найдя, что сказать.
– Это очень дорогой подарок, а ты всего лишь менестрель, Лео. Разве ты настолько богат, чтобы дарить подобные вещи?
Он улыбнулся и ответил, что это было ничуть не затруднительно – ему просто хотелось видеть прекрасную королеву довольной.
Анастази снова поблагодарила его. Слуга принес ей поставец на высокой резной ножке, бережно расположил на нем книгу, и королева склонилась над страницами, позабыв обо всем. В своем любопытстве и нетерпении она была непосредственна, как дитя.
Евгения и Свен переглянулись, и в глазах герцогини мелькнули тревога и непонимание. Подарок был слишком хорош, а поднесший его имел слишком сомнительную репутацию, чтобы можно было беспечно радоваться такому дару. Впрочем, в этом была вся Анастази – искусно сделанные вещи и все, волнующее воображение, очаровывало ее так сильно, что она предпочитала не задумываться о том, как видят это окружающие.
Лео же улыбался, сам того не замечая. Да, в Анастази определенно было что-то притягательное; она всегда нравилась ему, но вокруг нее долгое время бушевали совсем иные страсти, да и сам он был влюблен в Юлию Штааль.
Сейчас же королева любуется его подарком, и на лице ее такое нежное, задумчивое выражение – она не замечает, что за ней наблюдают, и потому нисколько не наигрывает, – что стоит немалого труда отвести взгляд. Пальцы ее окутаны разноцветным маревом золота и драгоценных камней, на темных губах – нежная, чуть рассеянная улыбка.
Видя эту красоту, как можно ее не возжелать?..
Я пропал, подумал Лео. Душа его погрузилась в туман, опутанная сладким, томительным трепетом вожделения.
Соблюдая – скорее ради королевы Анастази, чем ради себя, – правила благонравия, Лео не отказывал себе в удовольствии держаться в королевской свите, что было не так уж трудно. Изящество и остроумие ценятся при любом дворе, и Лео с удовольствием ввязывался в самые беззаботные развлечения, невзирая на то, что порученное королем Вольфом дело не располагало к легкомыслию.
История взаимных притязаний между королевскими домами была тому виной – старая, как подлунный мир. Девять поколений назад в подвластных Тевольту приграничных землях случился пожар, погубивший леса во владениях барона Индлау и причинивший множество других бед. Жару, пожиравшему земные недра, не могли противостоять даже затяжные дожди. Ветра разносили зловонный, едкий дым, а когда веял обычно благодатный Апелиот, приходилось особенно худо, ибо удушливая серая пелена покрывала землю до самого Тевольта.
Жители тех мест знали – цверги раздули меха своих подземных кузниц, переплавляют руду на оружие. Кое-кто даже видел в заболоченных низинах их согбенные, коренастые фигурки, еле различимые в густом дыму, перебегающие от одной кочки к другой. Мучимые страхом и недугами, многие в тот год побросали свои дома и ушли в поисках безопасного места. Те же, кто решился остаться, ждали снега, но и необыкновенно лютая зима не остудила огня.
К весне он снова выбрался на поверхность, точно земляной дракон. Вместе с ним ползли слухи о колдовстве, особенно упорные оттого, что про вальденбургских королей всегда ходило много разных толков и пересудов из-за их богатства и замкнутого, уединенного образа жизни. Тевольтский король потребовал от владыки Вальденбурга ответа, и, не получив его, начал войну, в которой полегло много славных рыцарей.
…Уже исчерпали себя неведомые силы, питавшие подземный огонь. На смену старому тевольтскому королю пришел молодой, а взаимные обвинения, угрозы и жестокие столкновения все продолжались. Со временем и людская ненависть истощилась, но отношения между Тевольтом и Вальденбургом, казалось, навсегда разладились; и вот уже король Густав учинил новый раздор. Выход из затруднительного положения указал принц Вольф, сумевший убедить короля Торнхельма, что очередная война не стоит той крови, которая будет в ней пролита. Какая в том выгода?
Теперь же Вольф желает предложить вальденбургскому владыке больше, чем просто мир. Если оба короля окончательно отбросят предрассудки и давние счеты, начатые их предками, задуманное станет не просто взаимовыгодным делом, но мощным торговым и военным союзом. Тяга к роскоши среди знати станет еще неистовей, тевольтский двор будет сверкать подобно драгоценной короне, а пошлины, взимаемые с торговцев, наполнят серебром королевскую казну, и позволят некоторое время не вводить новых налогов. А если чернь не ропщет попусту, раздражая своего повелителя, то такое спокойное время как нельзя лучше способствует возвышению государства.
Разумеется, стоит помнить, что на Тевольт, да и на Вальденбург в случае успеха станут смотреть с завистью и скрытой злобой. Что ж, соседи всегда недовольны, если жирный кусок плывет мимо их рта.
А еще у Вольфа есть дальний родственник, князь Конрад, и все, что происходит в его землях, немало тревожит короля. Ибо князь, глава многочисленного семейства, желает расширения своих владений, неважно, путем ли войны или заключения выгодных браков, – а единственный сын Вольфа и Маргариты, принц Лотар, всего лишь прелестный младенец четырех лет от роду, и ничего не смыслит в этих делах, как и полагается ребенку.
Успеха ради полезно бы знать, до каких пределов простирается влияние королевы на мужа, и может ли она подтолкнуть Торнхельма к принятию нужного решения или отговорить от выполнения уже задуманного. Да, история их супружества и впрямь походит на длинную, монотонно-красивую сказку из тех, которые рассказывают детям на ночь, и вполне годится, чтобы сложить песнь или предание, но для политики этого мало…
Случай, как это и бывает, представился довольно скоро.
Вальденбург, родовой замок королей Швертегейсс-Лините-и-Эрвен, полный любопытных и даже диковинных вещей, сам, точно драгоценность, сокрытый средь дремучих лесов, всегда волновал неспокойное воображение менестреля. Точнее, его книгохранилище, что может сравниться с библиотеками восточных государей, о несметных богатствах которых наслышаны все. Разумеется, как всякую сокровищницу, его не открывали для гостей и чужаков – мудростью не разбрасываются, точно медяками для нищих. И Лео Вагнер пришел к королеве с просьбой получить возможность изучить книги, хранимые библиотекой.
– Почему ты обращаешься с этим ко мне? – голос Анастази звучал строго, но Лео показалось, что улыбка задержалась в уголках ее губ.
– Поручение, данное мне моим господином, еще не выполнено, прекрасная королева. Тебе, несомненно, известно, что мешает доброму миру между нашими королевствами. Я изучил все летописи и манускрипты в Тевольте, в которых хотя бы одним словом упоминается история наших разногласий. Но летописцы и изографы знают не все, а что-то могли и перепутать, даже утаить – случайно или намеренно. Быть может, в вашем собрании найдется то, чего не удалось отыскать в библиотеке моего господина.
– Странно, мне думалось, речь пойдет не о старых распрях, а о новом соглашении.
Король слегка улыбнулся; Анастази знала, что он не большой охотник до таких развлечений, но традиции в Вальденбурге соблюдались неукоснительно. Она снова склонилась перед ним, опустив взор, ожидая прикосновения к плечу.
Правитель, достойный, мудрый и сильный, выбирает даму, супругу, показывает свою силу и благородство; его избранница, гордая и кроткая одновременно, соглашается разделить с ним его жизнь со всеми радостями и невзгодами. Отныне им идти рядом, рука об руку, без сомнений и сожалений, и да ведут их любовь, благочестие и мудрость.
Вот что означал этот первый на всяком празднике танец, и король с королевой своим примером показывали подданным не только то, как следует веселиться, но и как должно жить в супружестве.
Владыка Вальденбурга мягко взял Анастази за руки, чуть ниже локтей, приближая к себе.
– О, как ты восхитительна, моя возлюбленная королева.
Нечасто от короля можно было услышать такие слова, но разве и без того королева не знала, как сильна его любовь? Он смотрел на нее восхищенным взглядом, словно она была ему еще невестой, словно впереди вся радость познания друг друга, первого прикосновения, ласки, счастья… Она любила, когда он смотрел на нее именно так. Его грубоватое, мужественное лицо становилось беззащитно-детским от нежности, и Анастази всякий раз радовалась, и удивлялась этому. Вокруг него всегда были самые красивые женщины, и любая принцесса почла бы за честь супружество с ним…
– Благодарю, Торнхельм, – сказала она, подавая ему ленту, постаравшись подчеркнуть этим жестом почтение и признательность, которые испытывала. Вместе они медленно двинулись вперед, а навстречу им шли почтенные супружеские пары, молодожены, обвенчавшиеся нынешней осенью, будущие супруги, помолвка которых уже оглашена, а значит, известна двору и принята им. Дамы нарядны – цветочные орнаменты на рукавах платьев, тонкая вышивка накидок, сияние драгоценных камней в волосах. В нарядах мужчин больше мехов, которыми обильно отделаны воротники и разноцветные рукава; на широких поясах, украшенных серебряными бляхами – кинжалы в узорчатых ножнах, часто с посеребренными или иззолоченными рукоятями. В руках у каждой пары зеленая или красная лента – одна на двоих. Те, кому удастся не уронить ее и не потерять, и при том танцевать изящно и красиво, будут щедро одарены.
Перед королем и королевой танцующие останавливались, и мужчины поочередно касались руки Анастази, а Торнхельм, в свою очередь, склонял голову в ответ на поклоны дам. После этого пары разъединялись, чтобы соединиться вновь и следовать за царственной четой.
Анастази снова и снова подавала руку, улыбалась знакомым лицам, а потом случайно столкнулась взглядом с менестрелем. Он не опустил глаз, хотя и так смотрел на нее уж чересчур пристально, что было недозволительно и дерзко. Смутившись, королева первой отвернулась от него.
Свен Лините и герцогиня Рюттель в этом танце участия не принимали. Лео, пользуясь давним знакомством, хотел обратиться к герцогу, но тот был увлечен разговором с Куртом Фогелем. Ожидая, Лео присел на край длинной скамьи, недалеко от Евгении Рюттель. Герцогиня недоуменно взглянула на него – менестрель был для нее не самой приятной компанией и должен был это понимать.
– Герцогиня, твоя сестра прекрасна, – произнес он, не отрывая взгляда от стройной фигуры Анастази. Король с королевой тем временем пересекли почти весь зал; затем медленная, плавная мелодия сменилась быстрой, Отто с Эрихом схватили Анастази за руку и закружили, сбив строго рассчитанную композицию танца, смешав пары. Впрочем, и принцу, и его старшему брату никто не препятствовал в подобных безобидных играх, и королева засмеялась, довольная шалостью сыновей, потом выпрямилась, откидывая с плеча темные волосы, в которые ее фрейлины нынче утром вплели тонкие золотистые нити. Карминно-алое платье подчеркивало чувственную грацию королевы – наряд, над которым не один день корпели лучшие швеи и самые искусные вышивальщицы, воистину удался на славу, – а лицо ее то сияло улыбкой, то становилось сосредоточенным, почти отрешенным, словно танцевала она лишь для себя самой.
Лео взял поднесенный слугой кубок с вином, сделал глоток. Евгения, едва заметно повернув голову, снова посмотрела на менестреля.
– Любовь украшает каждую женщину, Лео, а моя сестра любит своего мужа. И, думаю, он тоже очень любит ее.
– Я никогда не видел, чтобы так восхитительно танцевали, – сказал Лео, словно не услышав ее слов, и быстро допил вино. – Кто бы мог подумать, каким счастливчиком окажется ваш бывший егерь! Забавно, как великому королю вообще пришла в голову мысль наняться к вам, изображая из себя простолюдина, чтобы быть ближе к своей избраннице… Клянусь всей музыкой мира, герцогиня, этот поступок, весьма необычный для властителя, достоин баллады. Почему в Вальденбурге до сих пор об этом не поют?!
– Вино развязывает тебе язык, – усмехнулась Евгения. – Смотри, не сболтни лишнего.
Он хотел было ответить, но герцог Свен Лините, окончивший свою беседу, уже подал Евгении руку, приглашая на следующий танец.
Всего лишь на мгновение, когда герцог и герцогиня направились к середине зала, музыка умолкла, и Лео, набравшись храбрости, шагнул к королеве, низко склонился перед ней.
– Окажи мне великую честь, моя госпожа.
Анастази, взглянув на него, не смогла удержаться от замечания, что простота этикета, принятая в Вальденбурге – Торнхельм искренне не любил витиеватых фраз и пустых церемоний, – пожалуй, сейчас весьма некстати, раз позволяет менестрелю так свободно обращаться к королеве.
На эту колкость Лео ответил молчанием.
Но вот они встали друг напротив друга, как того требовал танец; приблизились. Поклонились, улыбнулись, сделали шаг назад, потом два вперед. Соприкоснулись руками. И по телу Анастази вдруг пробежала дрожь; вздрогнув, королева словно очнулась от долгого сна.
Она посмотрела на Лео широко раскрытыми глазами. Он тоже замер и смотрел на нее без обычной улыбки, ибо чувствовал сейчас точь-в-точь то же самое. Страсть захлестнула его, как налетевший порыв ветра, как пожар охватывает сухое дерево, и несколько мгновений они оба – королева и менестрель, – стояли совершенно неподвижно, сплетя пальцы.
Король Торнхельм не заметил этой сцены. Танцующие разошлись и сошлись; в одной из фигур Анастази и Лео опять стояли лицом к лицу, и ладони их снова встретились.
Тогда Анастази, подстегиваемая одновременно опаской и любопытством, заглянула в его светло-серые, внимательные глаза. И ответом ей был такой же цепкий, ищущий взгляд.
Лео осторожно коснулся ее запястья и задержал руку намного дольше, чем дозволялось приличиями.
– Я взял на себя смелость выбрать для тебя подарок, прекрасная королева. Если позволишь, я велю его принести.
– Что ж, мне будет любопытно посмотреть, какой подарок ты считаешь достойным вальденбургской королевы, Лео.
Менестрель молча поклонился и подал знак слугам.
Его даром оказалась роскошная, в драгоценном окладе книга, какие даже королева видела нечасто. Едва заглянув в нее, Анастази поняла, что, в отличие от большинства фолиантов в королевской библиотеке, она почти сплошь состоит из многоцветных иллюстраций к известным балладам и волшебным историям. Вот светловолосая Лейнель ждет возлюбленного у окна, глядя на пустые воды реки – и не знает еще, что стоять ей так вечно, ибо ее жених не вернется; а вот на другой миниатюре сам великий Эльстрам, о котором недавно так славно пели, храбро сражается с отвратительными чудовищами в далекой тервенской земле, где в озерах живет странный народ, выходящий по ночам резвиться и петь в свете луны, а на самом краю земли высятся, отражая вершинами свет, Серебряные горы…
Обо всем этом повествовали не столько слова, сколько пленительные живописные образы. Расточительное великолепие красок поражало, а умело выполненные миниатюры – охра, лазурь, золото, – передавали все очарование и вместе с тем правдивость старых легенд. Анастази взглянула на Лео, не сразу найдя, что сказать.
– Это очень дорогой подарок, а ты всего лишь менестрель, Лео. Разве ты настолько богат, чтобы дарить подобные вещи?
Он улыбнулся и ответил, что это было ничуть не затруднительно – ему просто хотелось видеть прекрасную королеву довольной.
Анастази снова поблагодарила его. Слуга принес ей поставец на высокой резной ножке, бережно расположил на нем книгу, и королева склонилась над страницами, позабыв обо всем. В своем любопытстве и нетерпении она была непосредственна, как дитя.
Евгения и Свен переглянулись, и в глазах герцогини мелькнули тревога и непонимание. Подарок был слишком хорош, а поднесший его имел слишком сомнительную репутацию, чтобы можно было беспечно радоваться такому дару. Впрочем, в этом была вся Анастази – искусно сделанные вещи и все, волнующее воображение, очаровывало ее так сильно, что она предпочитала не задумываться о том, как видят это окружающие.
Лео же улыбался, сам того не замечая. Да, в Анастази определенно было что-то притягательное; она всегда нравилась ему, но вокруг нее долгое время бушевали совсем иные страсти, да и сам он был влюблен в Юлию Штааль.
Сейчас же королева любуется его подарком, и на лице ее такое нежное, задумчивое выражение – она не замечает, что за ней наблюдают, и потому нисколько не наигрывает, – что стоит немалого труда отвести взгляд. Пальцы ее окутаны разноцветным маревом золота и драгоценных камней, на темных губах – нежная, чуть рассеянная улыбка.
Видя эту красоту, как можно ее не возжелать?..
Я пропал, подумал Лео. Душа его погрузилась в туман, опутанная сладким, томительным трепетом вожделения.
ГЛАВА 3
Соблюдая – скорее ради королевы Анастази, чем ради себя, – правила благонравия, Лео не отказывал себе в удовольствии держаться в королевской свите, что было не так уж трудно. Изящество и остроумие ценятся при любом дворе, и Лео с удовольствием ввязывался в самые беззаботные развлечения, невзирая на то, что порученное королем Вольфом дело не располагало к легкомыслию.
История взаимных притязаний между королевскими домами была тому виной – старая, как подлунный мир. Девять поколений назад в подвластных Тевольту приграничных землях случился пожар, погубивший леса во владениях барона Индлау и причинивший множество других бед. Жару, пожиравшему земные недра, не могли противостоять даже затяжные дожди. Ветра разносили зловонный, едкий дым, а когда веял обычно благодатный Апелиот, приходилось особенно худо, ибо удушливая серая пелена покрывала землю до самого Тевольта.
Жители тех мест знали – цверги раздули меха своих подземных кузниц, переплавляют руду на оружие. Кое-кто даже видел в заболоченных низинах их согбенные, коренастые фигурки, еле различимые в густом дыму, перебегающие от одной кочки к другой. Мучимые страхом и недугами, многие в тот год побросали свои дома и ушли в поисках безопасного места. Те же, кто решился остаться, ждали снега, но и необыкновенно лютая зима не остудила огня.
К весне он снова выбрался на поверхность, точно земляной дракон. Вместе с ним ползли слухи о колдовстве, особенно упорные оттого, что про вальденбургских королей всегда ходило много разных толков и пересудов из-за их богатства и замкнутого, уединенного образа жизни. Тевольтский король потребовал от владыки Вальденбурга ответа, и, не получив его, начал войну, в которой полегло много славных рыцарей.
…Уже исчерпали себя неведомые силы, питавшие подземный огонь. На смену старому тевольтскому королю пришел молодой, а взаимные обвинения, угрозы и жестокие столкновения все продолжались. Со временем и людская ненависть истощилась, но отношения между Тевольтом и Вальденбургом, казалось, навсегда разладились; и вот уже король Густав учинил новый раздор. Выход из затруднительного положения указал принц Вольф, сумевший убедить короля Торнхельма, что очередная война не стоит той крови, которая будет в ней пролита. Какая в том выгода?
Теперь же Вольф желает предложить вальденбургскому владыке больше, чем просто мир. Если оба короля окончательно отбросят предрассудки и давние счеты, начатые их предками, задуманное станет не просто взаимовыгодным делом, но мощным торговым и военным союзом. Тяга к роскоши среди знати станет еще неистовей, тевольтский двор будет сверкать подобно драгоценной короне, а пошлины, взимаемые с торговцев, наполнят серебром королевскую казну, и позволят некоторое время не вводить новых налогов. А если чернь не ропщет попусту, раздражая своего повелителя, то такое спокойное время как нельзя лучше способствует возвышению государства.
Разумеется, стоит помнить, что на Тевольт, да и на Вальденбург в случае успеха станут смотреть с завистью и скрытой злобой. Что ж, соседи всегда недовольны, если жирный кусок плывет мимо их рта.
А еще у Вольфа есть дальний родственник, князь Конрад, и все, что происходит в его землях, немало тревожит короля. Ибо князь, глава многочисленного семейства, желает расширения своих владений, неважно, путем ли войны или заключения выгодных браков, – а единственный сын Вольфа и Маргариты, принц Лотар, всего лишь прелестный младенец четырех лет от роду, и ничего не смыслит в этих делах, как и полагается ребенку.
Успеха ради полезно бы знать, до каких пределов простирается влияние королевы на мужа, и может ли она подтолкнуть Торнхельма к принятию нужного решения или отговорить от выполнения уже задуманного. Да, история их супружества и впрямь походит на длинную, монотонно-красивую сказку из тех, которые рассказывают детям на ночь, и вполне годится, чтобы сложить песнь или предание, но для политики этого мало…
Случай, как это и бывает, представился довольно скоро.
Вальденбург, родовой замок королей Швертегейсс-Лините-и-Эрвен, полный любопытных и даже диковинных вещей, сам, точно драгоценность, сокрытый средь дремучих лесов, всегда волновал неспокойное воображение менестреля. Точнее, его книгохранилище, что может сравниться с библиотеками восточных государей, о несметных богатствах которых наслышаны все. Разумеется, как всякую сокровищницу, его не открывали для гостей и чужаков – мудростью не разбрасываются, точно медяками для нищих. И Лео Вагнер пришел к королеве с просьбой получить возможность изучить книги, хранимые библиотекой.
– Почему ты обращаешься с этим ко мне? – голос Анастази звучал строго, но Лео показалось, что улыбка задержалась в уголках ее губ.
– Поручение, данное мне моим господином, еще не выполнено, прекрасная королева. Тебе, несомненно, известно, что мешает доброму миру между нашими королевствами. Я изучил все летописи и манускрипты в Тевольте, в которых хотя бы одним словом упоминается история наших разногласий. Но летописцы и изографы знают не все, а что-то могли и перепутать, даже утаить – случайно или намеренно. Быть может, в вашем собрании найдется то, чего не удалось отыскать в библиотеке моего господина.
– Странно, мне думалось, речь пойдет не о старых распрях, а о новом соглашении.
