У вас есть целлерфельдское серебро, у нас – торговые пути… Или вы уже отказались от мысли о восточных богатствах и союзе от моря до моря? И, конечно, его величество король Вольф желал бы, чтобы до времени об этих переговорах знали немногие? Иначе разве ты прибыл бы сюда, оставив Тевольт без великолепных праздников и представлений, в устройстве которых, как я слышала, тебе нет равных?
– Воистину, наивным следует называть мужчину, опрометчиво считающего, будто можно что-то скрыть от женщин! – воскликнул Лео. – Разумеется, это – основная цель моего посольства, прекрасная королева. И разве не будет лучше, если наконец канет в прошлое наша старая предубежденность друг против друга? Если дозволишь сказать…
– Я слушаю тебя.
– Положа руку на сердце, моя королева – я не верю в то, что великая мгла была порождена колдовством. Виновны в том углежоги или крестьяне барона Индлау, слишком рьяно готовившие новые земли под пахоту. До той поры нашим королевствам не о чем было спорить. Так не пора ли забыть старое?.. Зима сменилась летом уже столько раз, народились новые люди, и дети этих людей, и дети детей их…
– Некоторые здесь, в Вальденбурге, могут счесть твои рассуждения довольно мягкосердечными, – подумав, молвила Анастази. – Но я не могу не признать, что они разумны.
– Потому я и счел возможным обратиться к тебе, моя королева. Женщины тоньше мужчин чувствуют подобные вещи.
Лесть его была довольно груба, и он понимал, что Анастази прекрасно это знает. Но то ли он был убедителен в своих доводах, то ли высказал то, что у нее самой было на сердце, то ли еще по каким-то причинам – Анастази благосклонно отнеслась к его просьбе.
– Я отнюдь не заверяю тебя в успехе, но попробую помочь. Однако слово супруга для меня непререкаемый закон, и, если он своей волей откажет, то не стоит более и заговаривать об этом.
Лео приник губами к ее руке в порыве искренней благодарности.
– Но взамен я потребую от тебя услуги, – добавила она. – За возможность читать наши книги и манускрипты тебе придется по вечерам развлекать нас с герцогиней и наших фрейлин, когда мы отдыхаем от дневной суеты. Иногда к нам присоединяются старшие дети, и я хотела бы, чтобы ты выбирал те предания, которые всем нам будет полезно услышать. Михаэль, песни которого так любит король, знает лишь страшные истории, но не лучше ли, чтобы мы получали уроки мудрости и истинной красоты?..
Лео поклонился, ибо желание королевы было справедливо и исполнять его стало бы для него самого немалым удовольствием.
Что сказала Анастази своему мужу, осталось неизвестным, но двери королевского книгохранилища отворились для менестреля, и он мог теперь проводить там столько времени, сколько оставляли ему другие обязанности.
…Анастази сидела у камина за вышиванием и улыбалась, слушая, как Лео рассказывает об очередном бесценном фолианте, найденном в королевской библиотеке. Перед ее мысленным взором мелькали вереницы рыцарей, бредущих по пустыне, гибкие силуэты хищных зверей, прячущихся в зарослях, чтобы подкараулить неосмотрительного путника. О, сколько опасностей таят далекие, неведомые земли, населенные странными народами и удивительными существами, сколько чародейства творится в них!
Вот амфисбена, к которой невозможно подкрасться незаметно, ибо если даже одна голова змеи спит, другая бодрствует и внимательно следит за окрестностями. А вот чудовищный василиск, убивающий одним лишь взглядом всякого, кто дерзнет посмотреть ему в глаза. Берегись, странник, и молись усерднее; не выпускай из рук свое оружие, если хочешь вернуться домой.
Торнхельм всегда говорил ей одно и то же – за время странствий по неизведанным, опасным землям юга, севера и даже Востока, о котором плетут особенно много небылиц, он не встречал ни одноногих людей со ступней столь большой, что они могли, улегшись на землю, заслониться ею от палящих солнечных лучей, ни женщин с рыбьими хвостами, ни псоглавцев. По его словам выходило, что если чего-то не видел сам, то подобного и не существует. Но ведь не могут лгать мудрые и много познавшие люди; тот же досточтимый Виллиганд из Айля, в своем прославленном труде с великим убеждением повествует о таких диковинах.
Иногда Анастази думала, что супруг просто не хочет рассказать ей о чудесах, которые видел в далеких землях. Так что присутствие менестреля становилось весьма уместным и даже желанным, когда королева собирала вокруг себя дам, чтобы скоротать длинный вечер за рукоделием и учтивой беседой.
Близилась ночь, и тьма уже прилипла к стеклам. Окажись Анастази здесь одна в столь поздний час, ей стало бы неуютно, ибо, несмотря на обилие свечей в кованых напольных подсвечниках и ярко пылающий в камине огонь, в углах длинного зала таились тени, неприятно подвижные всякий раз, когда пламя колебалось, потревоженное дуновением воздуха. Но герцогиня Евгения Рюттель, фрейлины – госпожа Фем и госпожа Экеспарре, а также несколько служанок находились при ней. Герцогиня вышивала шелком по вороту светлой камизы, по-видимому, принадлежащей герцогу Лините, служанки чинили детские вещи, а фрейлины время от времени тихо переговаривались между собой.
– Я не наскучил тебе, моя королева? Может, поведать еще что-нибудь? У меня припасено множество занятных историй…
– Ты увлекательно рассказываешь, – сказала Анастази. – Я рада, что наши книги приносят столько пользы. И было бы неплохо, если бы ты сумел растолковать Эриху Кленце, что чтение – занятие, вполне достойное рыцаря.
– У юного барона характер его отца, – заметил Лео. – Сложно что-либо растолковать, если он не пожелает внять. Ему пока недостает тонкости и ума, которыми столь щедро наделена его мать… Но я приложу все усилия.
Они посмотрели друг на друга, и Лео увидел в серых глазах королевы теплый, нежный свет. И никакого подчеркнутого пренебрежения в долгом взгляде – только ласка и искренняя заинтересованность.
Он снова, в который уже раз, замер, любуясь тем, каким красивым сейчас было ее лицо. Его взгляд невольно скользнул ниже, по длинной шее, к выступающим ключицам, изящной линии плеч. Заметив это, Анастази поспешно потянула к себе большой отрез алого, блестящего шелка.
Евгения же подумала, что Лео, видимо, неспроста вернулся сегодня с охоты раньше остальных, дабы усладить женский слух чарующими мелодиями и изящными историями.
Плохо, когда мужчина не может приказать своему сердцу. Еще хуже, когда он не желает этого делать, или же, ведомый корыстным умыслом, всячески выказывает свою страсть…
Эта мысль оказалась на удивление навязчивой, и Евгении стоило некоторых усилий вновь сосредоточиться на работе. Нежные голубые незабудки, сплетающиеся с левкоями на круглом вороте камизы, вдруг заплясали и сделались неровными.
– Вот эта будет лучше, Евгения, – королева с улыбкой подала сестре другую нить.
Затем довольно долго они продолжали шить, изредка переговариваясь, а Лео играл, задумчиво вслушиваясь в спокойную мелодию, которая с каждым новым, нежным, меланхоличным аккордом становилась еще прекрасней.
Наконец Анастази отложила работу и на мгновение прикрыла рукой глаза.
– Все, более не могу. Довольно на сегодня.
Королева выглядела усталой и была бледна.
– Мы еще немного поработаем, – сказала Евгения. – А ты не беспокойся. Тебе действительно стоит отдохнуть, Ази.
Анастази улыбнулась ей, поднялась и сделала несколько шагов к выходу. Потом, будто что-то вспомнив, оглянулась на лавку, где только что сидела. Там, доселе незамеченная под шелковой тканью, по которой королева вышивала узор, лежала небольшая книга в темном переплете. Анастази указала на нее:
– Лео, я ведь велела отыскать ее для тебя. Эту книгу наш отец привез из своих странствий, и я ручаюсь, что подобного нет в тевольтской библиотеке. Если Эрих откажется ее прочесть – а я склонна предположить, что так и будет, то, быть может, его заинтересуют хотя бы твои пересказы…
Альма, служанка королевы, взяла книгу со скамьи и подала менестрелю; Анастази же тем временем направилась к дверям, привычным движением придерживая длинный подол платья. Герцогиня, фрейлины и служанки поднялись со своих мест, поклонились, желая ей доброй ночи.
Альма последовала за госпожой. Лео, чуть помедлив, тоже распрощался с дамами и вышел следом, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Менестрель направлялся наверх, где располагались жилые комнаты; заметив его, служанка что-то быстро сказала госпоже, и Анастази остановилась в сумраке лестничного перехода – здесь свет факела, слабея, смешивался с тьмой.
– Ступай, Альма, подогрей вина. Я сейчас приду.
Служанка повиновалась. Когда ее силуэт скрыла темнота, Анастази обернулась к менестрелю.
– Зачем ты следуешь за мной? Свиту королевы, направляющейся в свои покои, может составлять всего одна служанка, а других сопровождающих мне не нужно.
– Моя госпожа, – тихо сказал Лео. Королева сделала едва заметный жест, дозволяющий ему продолжить. – Довольна ли ты тем, как я выполняю твое поручение?
– Да, Лео, твое мастерство достойно самой высокой награды. Ты в высшей степени одаренный рассказчик. И если бы мы имели удовольствие чаще слушать тебя, как сегодня, зима оказалась бы самым коротким и теплым временем года. Также мы понимаем, что ты прислан королем Вольфом не с целью тешить дам, богатство которых позволяет им иметь больше развлечений, чем забот.
– Не думаю, что мой господин прогневается, если узнает, что бедный менестрель развлекает благородных дам, ибо именно в угождении мой долг и призвание… Но ты кажешься печальной, моя королева, меня это тревожит. Или… быть может, я слишком пристрастен?..
Анастази помедлила, прежде чем ответить.
– Я всего лишь немного утомлена. Надеюсь, Лео, – насмешливо добавила она. – Ты не станешь сообщать своему господину о том, насколько вышивание лишает сил королеву Анастази Швертегейсс-Лините-и-Эрвен.
– Нет, я не стану этого делать, – ответил Лео.
Они стояли в полутьме, Лео рассматривал Анастази, а она отводила глаза, стараясь не замечать, как его пальцы легко и, наверное, случайно касаются ее руки.
– Завтра его величество устраивает охоту на лис, которых слишком много расплодилось в наших лесах, – сказала она наконец. – Поезжай с ним, Лео. Мне известно, что днем прибыл гонец от короля Вольфа. Полагаю, тебе представится возможность поговорить с моим мужем о делах. Здесь, в замке, вас слишком отвлекают песни, вино и наша никчемная женская болтовня…
Он взял ее руку и поднес к губам.
– Не надо, – сказала Анастази и отвернулась, словно его прикосновение было для нее мучительно.
Лео накрыл ее пальцы другой рукой и снова поцеловал.
– О Боже, Лео, безумец, отпусти! – с раздражением то ли на него, то ли на себя, проговорила она.
Лео молча разжал ладони. Анастази снова смотрела на него, и ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы.
– Не забывайся, Лео Вагнер, – сухо произнесла она. – Поешь ты хорошо. Служишь Вольфу – наверное, тоже. И хватит с тебя.
Он опустил голову, ничего не ответив.
– Лео, ты понял меня?
– Да, моя королева. Прости меня. Я позволил себе беспримерную вольность.
Она отступила в темноту и еще мгновение внимательно всматривалась в его лицо, прежде чем повернуться и уйти.
Дорожки, по которым Анастази обычно совершала прогулки вдоль замковых стен, занесло снегом. И потому из королевских покоев через зал Королей, по длинной многооконной галерее, а потом вниз, к Большому залу и кухонным помещениям Анастази прогуливалась неторопливо, не выбирая пути заранее, предаваясь размышлениям, а заодно примечая, исправно ли королевские слуги выполняют свои хозяйственные обязанности.
Из-под двери книгохранилища пробивалась тонкая полоска света. Не было сомнений, что Лео сейчас там, и королеве захотелось увидеть его, несмотря на то, что два дня назад, вернувшись с охоты, Торнхельм вдруг повторил ей ее собственные слова, сказанные очень давно – от Лео следует держаться на расстоянии.
Анастази уловила скрытый упрек; поняла, что король лишь из великой любви не желает ничего запрещать впрямую, как, несомненно, поступил бы любой другой муж. Сознавая это, медлила у двери, не решаясь войти – поддаться слабости неразумно и даже опасно, каким бы невинным ни выглядело желание. Но казалось, что вкруг запястья обвилась прочная и тонкая шелковая нить, и в это самое мгновение она натягивается, становится все короче, увлекая за собой.
Королева распахнула дверь, намеренно звякнув медным дверным кольцом, прошла вглубь комнаты, мимо книжных шкафов, пахнущих пылью и старым деревом.
Анастази невольно улыбнулась, увидев, как Лео резко поднял голову от книги, и настороженность на его лице сменилась нежностью. Он вскочил и поклонился. От окна, полуприкрытого тяжелыми деревянными ставнями, в комнату проникал холодный яркий свет; солнце золотило волосы менестреля, плескалось в его светлых глазах.
– Истинное счастье видеть как мудрость, сокрытая в бесценных книгах, оказывается полезной, – сказала Анастази, окинула взглядом книжные полки, провела пальцем по корешку одной из книг. Переплет был приятно теплым, нагретым солнечными лучами. – Признаться, я в последнее время бываю здесь редко, хотя мы с сестрой с юности приучены к чтению. Я вижу, ты увлечен чем-то интересным?
– По правде говоря, среди всего этого богатства можно потеряться, но иной раз ответ будто сам находит тебя.
– Что ж, продолжай свои поиски. Мне жаль, что я нарушила твое уединение, – она повернулась с желанием уйти, оставив менестреля в одиночестве, но Лео поспешно сказал:
– Останься, моя госпожа, прошу.
– Что за странные игры, Лео? Не понимаю тебя.
– Удели мне хотя бы малую толику своего времени, моя королева. Позволь, я прочитаю тебе кое-что. Мне кажется, тебе будет интересно услышать это…
От вкрадчивой нежности его голоса сердце учащенно забилось, что Анастази почувствовала, как на запястье вздрагивает жилка – а может, натягивается та самая нить, что связала их воедино во время танца на королевском празднике.
Роскошь, которую королева может позволить себе крайне редко – быть предоставленной самой себе, оставшись без свиты соглядатаев. Сейчас Анастази была одна, а крупный кот рыси, вслед за хозяйкой проскользнувший в открытую дверь, если и мог считаться свидетелем, то весьма молчаливым. Речи менестреля и королевы интересовали его так же мало, как и книжная мудрость. Лениво обнюхав каменный пол вокруг себя, он уселся у самой двери, щуря желтые глаза, чуть повел головой, словно собираясь отряхнуться, но так этого и не сделал.
Лео отодвинул резное, с низкой спинкой кресло, в котором только что сидел сам, и стал рядом с ним, ожидая, когда королева займет предложенное ей место; и Анастази, поколебвавшись, позволила себе уступить столь настойчивой просьбе.
Менестрель читал ей из «Благородного рыцаря фон Пуллаха» и «Романа о Гереоне и Адельвейд», потом пересказывал прочитанное несколькими днями ранее. Беспечно шутил, а затем вновь обращался к книгам:
– Здесь еще, моя королева… Вот это тебе обязательно понравится…
Его искреннее рвение забавляло Анастази. Она смеялась, откидывая со лба темные волосы, позабыв о том, что женщине пристойно улыбаться, не размыкая губ, и лишь потом поспешно прикрывала уста и нижнюю часть лица краем накидки; осторожно и лукаво глядела на Лео поверх тонкой ткани. Чистейшее притворство, ибо королеве хотелось, чтобы он прикасался к ней, и, может быть, даже чтобы поцеловал; но разум все еще возмущался этими желаниями.
– Воистину, наивным следует называть мужчину, опрометчиво считающего, будто можно что-то скрыть от женщин! – воскликнул Лео. – Разумеется, это – основная цель моего посольства, прекрасная королева. И разве не будет лучше, если наконец канет в прошлое наша старая предубежденность друг против друга? Если дозволишь сказать…
– Я слушаю тебя.
– Положа руку на сердце, моя королева – я не верю в то, что великая мгла была порождена колдовством. Виновны в том углежоги или крестьяне барона Индлау, слишком рьяно готовившие новые земли под пахоту. До той поры нашим королевствам не о чем было спорить. Так не пора ли забыть старое?.. Зима сменилась летом уже столько раз, народились новые люди, и дети этих людей, и дети детей их…
– Некоторые здесь, в Вальденбурге, могут счесть твои рассуждения довольно мягкосердечными, – подумав, молвила Анастази. – Но я не могу не признать, что они разумны.
– Потому я и счел возможным обратиться к тебе, моя королева. Женщины тоньше мужчин чувствуют подобные вещи.
Лесть его была довольно груба, и он понимал, что Анастази прекрасно это знает. Но то ли он был убедителен в своих доводах, то ли высказал то, что у нее самой было на сердце, то ли еще по каким-то причинам – Анастази благосклонно отнеслась к его просьбе.
– Я отнюдь не заверяю тебя в успехе, но попробую помочь. Однако слово супруга для меня непререкаемый закон, и, если он своей волей откажет, то не стоит более и заговаривать об этом.
Лео приник губами к ее руке в порыве искренней благодарности.
– Но взамен я потребую от тебя услуги, – добавила она. – За возможность читать наши книги и манускрипты тебе придется по вечерам развлекать нас с герцогиней и наших фрейлин, когда мы отдыхаем от дневной суеты. Иногда к нам присоединяются старшие дети, и я хотела бы, чтобы ты выбирал те предания, которые всем нам будет полезно услышать. Михаэль, песни которого так любит король, знает лишь страшные истории, но не лучше ли, чтобы мы получали уроки мудрости и истинной красоты?..
Лео поклонился, ибо желание королевы было справедливо и исполнять его стало бы для него самого немалым удовольствием.
Что сказала Анастази своему мужу, осталось неизвестным, но двери королевского книгохранилища отворились для менестреля, и он мог теперь проводить там столько времени, сколько оставляли ему другие обязанности.
…Анастази сидела у камина за вышиванием и улыбалась, слушая, как Лео рассказывает об очередном бесценном фолианте, найденном в королевской библиотеке. Перед ее мысленным взором мелькали вереницы рыцарей, бредущих по пустыне, гибкие силуэты хищных зверей, прячущихся в зарослях, чтобы подкараулить неосмотрительного путника. О, сколько опасностей таят далекие, неведомые земли, населенные странными народами и удивительными существами, сколько чародейства творится в них!
Вот амфисбена, к которой невозможно подкрасться незаметно, ибо если даже одна голова змеи спит, другая бодрствует и внимательно следит за окрестностями. А вот чудовищный василиск, убивающий одним лишь взглядом всякого, кто дерзнет посмотреть ему в глаза. Берегись, странник, и молись усерднее; не выпускай из рук свое оружие, если хочешь вернуться домой.
Торнхельм всегда говорил ей одно и то же – за время странствий по неизведанным, опасным землям юга, севера и даже Востока, о котором плетут особенно много небылиц, он не встречал ни одноногих людей со ступней столь большой, что они могли, улегшись на землю, заслониться ею от палящих солнечных лучей, ни женщин с рыбьими хвостами, ни псоглавцев. По его словам выходило, что если чего-то не видел сам, то подобного и не существует. Но ведь не могут лгать мудрые и много познавшие люди; тот же досточтимый Виллиганд из Айля, в своем прославленном труде с великим убеждением повествует о таких диковинах.
Иногда Анастази думала, что супруг просто не хочет рассказать ей о чудесах, которые видел в далеких землях. Так что присутствие менестреля становилось весьма уместным и даже желанным, когда королева собирала вокруг себя дам, чтобы скоротать длинный вечер за рукоделием и учтивой беседой.
Близилась ночь, и тьма уже прилипла к стеклам. Окажись Анастази здесь одна в столь поздний час, ей стало бы неуютно, ибо, несмотря на обилие свечей в кованых напольных подсвечниках и ярко пылающий в камине огонь, в углах длинного зала таились тени, неприятно подвижные всякий раз, когда пламя колебалось, потревоженное дуновением воздуха. Но герцогиня Евгения Рюттель, фрейлины – госпожа Фем и госпожа Экеспарре, а также несколько служанок находились при ней. Герцогиня вышивала шелком по вороту светлой камизы, по-видимому, принадлежащей герцогу Лините, служанки чинили детские вещи, а фрейлины время от времени тихо переговаривались между собой.
– Я не наскучил тебе, моя королева? Может, поведать еще что-нибудь? У меня припасено множество занятных историй…
– Ты увлекательно рассказываешь, – сказала Анастази. – Я рада, что наши книги приносят столько пользы. И было бы неплохо, если бы ты сумел растолковать Эриху Кленце, что чтение – занятие, вполне достойное рыцаря.
– У юного барона характер его отца, – заметил Лео. – Сложно что-либо растолковать, если он не пожелает внять. Ему пока недостает тонкости и ума, которыми столь щедро наделена его мать… Но я приложу все усилия.
Они посмотрели друг на друга, и Лео увидел в серых глазах королевы теплый, нежный свет. И никакого подчеркнутого пренебрежения в долгом взгляде – только ласка и искренняя заинтересованность.
Он снова, в который уже раз, замер, любуясь тем, каким красивым сейчас было ее лицо. Его взгляд невольно скользнул ниже, по длинной шее, к выступающим ключицам, изящной линии плеч. Заметив это, Анастази поспешно потянула к себе большой отрез алого, блестящего шелка.
Евгения же подумала, что Лео, видимо, неспроста вернулся сегодня с охоты раньше остальных, дабы усладить женский слух чарующими мелодиями и изящными историями.
Плохо, когда мужчина не может приказать своему сердцу. Еще хуже, когда он не желает этого делать, или же, ведомый корыстным умыслом, всячески выказывает свою страсть…
Эта мысль оказалась на удивление навязчивой, и Евгении стоило некоторых усилий вновь сосредоточиться на работе. Нежные голубые незабудки, сплетающиеся с левкоями на круглом вороте камизы, вдруг заплясали и сделались неровными.
– Вот эта будет лучше, Евгения, – королева с улыбкой подала сестре другую нить.
Затем довольно долго они продолжали шить, изредка переговариваясь, а Лео играл, задумчиво вслушиваясь в спокойную мелодию, которая с каждым новым, нежным, меланхоличным аккордом становилась еще прекрасней.
Наконец Анастази отложила работу и на мгновение прикрыла рукой глаза.
– Все, более не могу. Довольно на сегодня.
Королева выглядела усталой и была бледна.
– Мы еще немного поработаем, – сказала Евгения. – А ты не беспокойся. Тебе действительно стоит отдохнуть, Ази.
Анастази улыбнулась ей, поднялась и сделала несколько шагов к выходу. Потом, будто что-то вспомнив, оглянулась на лавку, где только что сидела. Там, доселе незамеченная под шелковой тканью, по которой королева вышивала узор, лежала небольшая книга в темном переплете. Анастази указала на нее:
– Лео, я ведь велела отыскать ее для тебя. Эту книгу наш отец привез из своих странствий, и я ручаюсь, что подобного нет в тевольтской библиотеке. Если Эрих откажется ее прочесть – а я склонна предположить, что так и будет, то, быть может, его заинтересуют хотя бы твои пересказы…
Альма, служанка королевы, взяла книгу со скамьи и подала менестрелю; Анастази же тем временем направилась к дверям, привычным движением придерживая длинный подол платья. Герцогиня, фрейлины и служанки поднялись со своих мест, поклонились, желая ей доброй ночи.
Альма последовала за госпожой. Лео, чуть помедлив, тоже распрощался с дамами и вышел следом, бесшумно прикрыв за собой дверь.
Менестрель направлялся наверх, где располагались жилые комнаты; заметив его, служанка что-то быстро сказала госпоже, и Анастази остановилась в сумраке лестничного перехода – здесь свет факела, слабея, смешивался с тьмой.
– Ступай, Альма, подогрей вина. Я сейчас приду.
Служанка повиновалась. Когда ее силуэт скрыла темнота, Анастази обернулась к менестрелю.
– Зачем ты следуешь за мной? Свиту королевы, направляющейся в свои покои, может составлять всего одна служанка, а других сопровождающих мне не нужно.
– Моя госпожа, – тихо сказал Лео. Королева сделала едва заметный жест, дозволяющий ему продолжить. – Довольна ли ты тем, как я выполняю твое поручение?
– Да, Лео, твое мастерство достойно самой высокой награды. Ты в высшей степени одаренный рассказчик. И если бы мы имели удовольствие чаще слушать тебя, как сегодня, зима оказалась бы самым коротким и теплым временем года. Также мы понимаем, что ты прислан королем Вольфом не с целью тешить дам, богатство которых позволяет им иметь больше развлечений, чем забот.
– Не думаю, что мой господин прогневается, если узнает, что бедный менестрель развлекает благородных дам, ибо именно в угождении мой долг и призвание… Но ты кажешься печальной, моя королева, меня это тревожит. Или… быть может, я слишком пристрастен?..
Анастази помедлила, прежде чем ответить.
– Я всего лишь немного утомлена. Надеюсь, Лео, – насмешливо добавила она. – Ты не станешь сообщать своему господину о том, насколько вышивание лишает сил королеву Анастази Швертегейсс-Лините-и-Эрвен.
– Нет, я не стану этого делать, – ответил Лео.
Они стояли в полутьме, Лео рассматривал Анастази, а она отводила глаза, стараясь не замечать, как его пальцы легко и, наверное, случайно касаются ее руки.
– Завтра его величество устраивает охоту на лис, которых слишком много расплодилось в наших лесах, – сказала она наконец. – Поезжай с ним, Лео. Мне известно, что днем прибыл гонец от короля Вольфа. Полагаю, тебе представится возможность поговорить с моим мужем о делах. Здесь, в замке, вас слишком отвлекают песни, вино и наша никчемная женская болтовня…
Он взял ее руку и поднес к губам.
– Не надо, – сказала Анастази и отвернулась, словно его прикосновение было для нее мучительно.
Лео накрыл ее пальцы другой рукой и снова поцеловал.
– О Боже, Лео, безумец, отпусти! – с раздражением то ли на него, то ли на себя, проговорила она.
Лео молча разжал ладони. Анастази снова смотрела на него, и ему показалось, что в ее глазах блеснули слезы.
– Не забывайся, Лео Вагнер, – сухо произнесла она. – Поешь ты хорошо. Служишь Вольфу – наверное, тоже. И хватит с тебя.
Он опустил голову, ничего не ответив.
– Лео, ты понял меня?
– Да, моя королева. Прости меня. Я позволил себе беспримерную вольность.
Она отступила в темноту и еще мгновение внимательно всматривалась в его лицо, прежде чем повернуться и уйти.
Дорожки, по которым Анастази обычно совершала прогулки вдоль замковых стен, занесло снегом. И потому из королевских покоев через зал Королей, по длинной многооконной галерее, а потом вниз, к Большому залу и кухонным помещениям Анастази прогуливалась неторопливо, не выбирая пути заранее, предаваясь размышлениям, а заодно примечая, исправно ли королевские слуги выполняют свои хозяйственные обязанности.
Из-под двери книгохранилища пробивалась тонкая полоска света. Не было сомнений, что Лео сейчас там, и королеве захотелось увидеть его, несмотря на то, что два дня назад, вернувшись с охоты, Торнхельм вдруг повторил ей ее собственные слова, сказанные очень давно – от Лео следует держаться на расстоянии.
Анастази уловила скрытый упрек; поняла, что король лишь из великой любви не желает ничего запрещать впрямую, как, несомненно, поступил бы любой другой муж. Сознавая это, медлила у двери, не решаясь войти – поддаться слабости неразумно и даже опасно, каким бы невинным ни выглядело желание. Но казалось, что вкруг запястья обвилась прочная и тонкая шелковая нить, и в это самое мгновение она натягивается, становится все короче, увлекая за собой.
Королева распахнула дверь, намеренно звякнув медным дверным кольцом, прошла вглубь комнаты, мимо книжных шкафов, пахнущих пылью и старым деревом.
Анастази невольно улыбнулась, увидев, как Лео резко поднял голову от книги, и настороженность на его лице сменилась нежностью. Он вскочил и поклонился. От окна, полуприкрытого тяжелыми деревянными ставнями, в комнату проникал холодный яркий свет; солнце золотило волосы менестреля, плескалось в его светлых глазах.
– Истинное счастье видеть как мудрость, сокрытая в бесценных книгах, оказывается полезной, – сказала Анастази, окинула взглядом книжные полки, провела пальцем по корешку одной из книг. Переплет был приятно теплым, нагретым солнечными лучами. – Признаться, я в последнее время бываю здесь редко, хотя мы с сестрой с юности приучены к чтению. Я вижу, ты увлечен чем-то интересным?
– По правде говоря, среди всего этого богатства можно потеряться, но иной раз ответ будто сам находит тебя.
– Что ж, продолжай свои поиски. Мне жаль, что я нарушила твое уединение, – она повернулась с желанием уйти, оставив менестреля в одиночестве, но Лео поспешно сказал:
– Останься, моя госпожа, прошу.
– Что за странные игры, Лео? Не понимаю тебя.
– Удели мне хотя бы малую толику своего времени, моя королева. Позволь, я прочитаю тебе кое-что. Мне кажется, тебе будет интересно услышать это…
От вкрадчивой нежности его голоса сердце учащенно забилось, что Анастази почувствовала, как на запястье вздрагивает жилка – а может, натягивается та самая нить, что связала их воедино во время танца на королевском празднике.
Роскошь, которую королева может позволить себе крайне редко – быть предоставленной самой себе, оставшись без свиты соглядатаев. Сейчас Анастази была одна, а крупный кот рыси, вслед за хозяйкой проскользнувший в открытую дверь, если и мог считаться свидетелем, то весьма молчаливым. Речи менестреля и королевы интересовали его так же мало, как и книжная мудрость. Лениво обнюхав каменный пол вокруг себя, он уселся у самой двери, щуря желтые глаза, чуть повел головой, словно собираясь отряхнуться, но так этого и не сделал.
Лео отодвинул резное, с низкой спинкой кресло, в котором только что сидел сам, и стал рядом с ним, ожидая, когда королева займет предложенное ей место; и Анастази, поколебвавшись, позволила себе уступить столь настойчивой просьбе.
Менестрель читал ей из «Благородного рыцаря фон Пуллаха» и «Романа о Гереоне и Адельвейд», потом пересказывал прочитанное несколькими днями ранее. Беспечно шутил, а затем вновь обращался к книгам:
– Здесь еще, моя королева… Вот это тебе обязательно понравится…
Его искреннее рвение забавляло Анастази. Она смеялась, откидывая со лба темные волосы, позабыв о том, что женщине пристойно улыбаться, не размыкая губ, и лишь потом поспешно прикрывала уста и нижнюю часть лица краем накидки; осторожно и лукаво глядела на Лео поверх тонкой ткани. Чистейшее притворство, ибо королеве хотелось, чтобы он прикасался к ней, и, может быть, даже чтобы поцеловал; но разум все еще возмущался этими желаниями.
