– Ты прав, – ответил Торнхельм, не сводя взгляда с поля. – И мы с тобой еще обсудим это, но не теперь – здесь слишком много глаз и ушей.
Рана мучила его, он был бледен, на лбу выступил пот. Королеве подали платок, и она коснулась им висков мужа, чувствуя, что на нее устремлены любопытные взоры придворных. Особенно внимательно наблюдали за происходящим фрейлины королевы Маргариты, позабыв о своей обычной трескотне. Зато будет о чем посплетничать долгим вечером в каминном зале, не все же слушать куртуазную болтовню рыцарей и шепотом обсуждать сердечные склонности короля Вольфа! Прелестная королева Анастази опять в центре внимания, а возвращение мужа, могущего предъявить на нее супружеские права – это так пикантно…
Будь я супругой Вольфа, живо разогнала бы этот сераль, зло подумала Анастази. Заодно и поменьше искушений венценосному муженьку. Почему Маргарита так долго это терпит?!
– Мой король, – вновь заговорил Рихард Кленце. – На этом мече я клялся в верности твоему брату Густаву и никогда не нарушал своей клятвы, но тебе стану служить с куда большей охотой, ибо знаю твои мудрость и благородство, и всегда видел тебя нашим истинным королем.
– К великому нашему горю, битва на Готтармской равнине оказалась роковой и для моего возлюбленного брата, – сказал Вольф. – Но теперь речь не об этом… Что ж, слушай мое решение, барон. Я обязан не только заботиться о своих вассалах, но и поддерживать мир с добрыми соседями, – он слегка склонил голову в сторону Торнхельма. – Поэтому ты останешься здесь, под присмотром верных мне людей, и будешь ждать дальнейших распоряжений. А слова твои мы проверим, и горе тебе, если окажется, что ты хоть в чем-то солгал.
– Наверное, следует держать барона под более суровой охраной, чем теперешняя, мой король? – вполголоса спросил Лео, кивая на обступивших Рихарда Кленце воинов. – В случае чего среди моих людей найдутся такие, кто сумеет развязать ему язык…
Вольф отмахнулся от него, словно давая понять, что обсуждать этот вопрос более не намерен, но Лео, хорошо знавший своего господина, поймал его взгляд и понял, что думают они об одном и том же – Рихард Кленце жив и невредим, и надо, чтобы он таковым и остался, по крайней мере до тех пор, пока не будет решен спор.
Менестрель молча поклонился и отступил на шаг, смешавшись с толпой придворных. Следовало дождаться, когда король Торнхельм покинет ристалище, и уже тогда отдавать все нужные распоряжения.
Появились Эрих и Отто, встревоженные, ничего не понимающие. Старший брат вел младшего за руку.
Почти час назад, с дозволения короля и королевы, сопровождаемые Вильбертом, они покинули ристалище, чтобы посмотреть представление, но вернулись, узнав, что происходит нечто странное.
Вельможи хмурились, разговоры вели вполголоса. То один, то другой упоминали лекаря, который был с королевским войском на Готтармской равнине, и у которого весьма полезно было бы спросить о характере раны, которую получил тогда барон – вдруг-де ученый человек узнает ее по оставшемуся рубцу?..
Юный барон Кленце взглянул на поле, где королевская стража окружила человека в вороненой кольчуге – и сразу понял, кто перед ним, хотя сам всегда удивлялся, насколько мало воспоминаний об отце хранит его память.
– Отец?.. – он спросил тихо, и, подавив желание броситься к неизвестному со всех ног, подошел спокойным, даже неторопливым шагом. – Отец?!
Тот, знакомый и пугающе чужой, внимательно посмотрел на него, не торопясь отвечать, а потом улыбнулся – от широкого шрама по щеке пролегли глубокие морщины.
– Да будут долгими твои дни, барон Эрих Кленце!
Эрих, позабыв про церемонии, бросился к отцу, торопливо пожал ему руку, потом обнял и, кажется, расплакался – но старательно прятал лицо, потому что никто, даже самые близкие, не должен видеть, как плачут настоящие воины.
Вольф вновь подозвал к себе Лео.
– Втолкуй барону, что он в безопасности, пока будет вести себя так, как я велю. Лишь при этом условии он сможет вернуться хозяином в свой замок и забрать с собой сына.
Принц Отто стоял рядом с отцом, положив руку ему на плечо. Пора было отправляться в Вальденбург, но король не мог ехать верхом. Ему принесли закрытые носилки с алыми бархатными занавесями, на которых был вышит королевский герб – волчья голова с оскаленной пастью и женская рука, нежно гладящая зверя по вздыбленной шерсти.
– Воистину, всякому дню подобает своя забота, – тихо сказал Вольф, глядя на то, как слуги помогают королю забраться в паланкин, а королева стоит рядом, все еще держа в руках испятнанный кровью платок, отрешенная и замкнутая. – С одной стороны, в мое королевство вернулся лучший из воинов, и это хорошо. С другой – чья теперь жена королева Анастази? Если судить по закону, то первый муж и вправду имеет на нее все права…
***
Весь следующий день, а потом и ночь над Вальденбургом висело непрочное, настороженное безмолвие. С севера наплывали облака, затягивая небо, а в окружавших замок лесах и кроткие, и хищные звери гуляли совершено спокойно, ибо королевская охота была отменена. Слишком многое зависело сейчас от того, как быстро поправится король.
Но затишье отнюдь не означало умиротворения. Пока королевский лекарь выискивал в старинных книгах рецепты лекарственных снадобий, ломая себе голову над тем, какие из них могут пригодиться, Торнхельм непрестанно обдумывал, что же теперь следует делать.
Проще всего попытаться втихомолку расправиться с бароном Кленце, но тогда жди войны. И дело даже не в том, кто выиграет, важно, что Вольф поведет ее, движимый справедливым чувством мести за своего возлюбленного вассала слабому, коварному правителю, который к тому же не в состоянии добиться порядка в собственной семье. Злые языки скажут, что старый волк боится, как бы жена не сбежала от него к более молодому претенденту, станут задевать детей…
Будь Торнхельм по-прежнему егерем в замке Золотой Рассвет, он не боялся бы этого и поступил по своему разумению, однако от его поступков зависела не только его собственная честь, но и будущее принца Отто.
Стоит принять неверное решение, и подданные ославят его как короля, презирающего законы, и, соответственно, сами начнут бесстыдно их попирать. Старинное уложение гласит однозначно: жена должна вернуться к тому супругу, с которым была обвенчана первой. Но ведь отказываться от супруги, уступать ее кому бы то ни было вовсе недостойно вальденбургского короля!..
Эта мысль преследовала его и наяву, и в забытьи, в которое он временами погружался, и которое нельзя было назвать сном, ибо даже тогда он чувствовал боль.
Откровенно развлекавшийся в минуты поединка между Торнхельмом и неизвестным рыцарем Вольф, в свою очередь, прекрасно понимал, что вассалы не простят, если он отдаст барона Кленце на растерзание старому вальденбургскому волку. Бароны терпят упрямство и высокомерие, своих жен в постелях государей, стерпят даже увеличение податей – но только не беспомощность того, кто поставлен быть первым среди них и властвовать над ними.
Нежданное и чудесное возвращение барона Кленце Вольфа не обрадовало, но и не слишком огорчило. До сего дня было ясно, что, достигнув совершеннолетия и став полноправным господином своих владений, Эрих Кленце может пожелать принести вассальный оммаж отчиму; а даже если и не сделает этого, все равно будет поддерживать супруга своей матери. А вот Рихард союзником Торнхельму не станет, да и сыну не позволит. Они всегда были соперниками, и не примирятся теперь, когда один боится потерять свое счастье, а другой явился с намерением его разрушить. Возможно, войны еще удастся избежать.
Только бы барон не испортил все какой-нибудь нелепой выходкой.
…Вольф потрогал перевязку, скривился – действие болеутоляющего отвара ослабело, и сломанная ключица ощутимо напоминала о себе. Королева Маргарита быстро кивнула молодой фрейлине, шепотом велела позвать лекаря, но Вольф только отмахнулся. Фрейлина вопросительно взглянула на госпожу.
– Ирмалинда, оставь нас. Я позову, если понадобишься, – сказала королева, и, едва супруги остались наедине, подошла к мужу, обвила руками его все еще по-молодому гибкий стан, прижалась виском к спине, у самых лопаток – Маргарита была невелика ростом и выше просто не дотягивалась. – Вольф, возлюбленный мой, что тебя так тревожит?
– Один старый, упрямый… – Вольф осекся, поняв, что хотел сказать «рогоносец», и замолчал, ибо, конечно, дело было вовсе не в Торнхельме. Взял жену за руку, несколько раз поцеловал, но Маргарита поняла, что мыслями ее супруг очень далеко.
Он молчал и потом, лежа на широком ложе, закрыв глаза, в то время как из-за двери доносились смешки и шушуканье придворных дам, которые расшнуровывали туго затянутое платье королевы, помогали ей переменить длинную нижнюю рубашку на другую, из тонкого, полупрозрачного льна. Болтовня отвлекала, направляя мысли вовсе не в нужную сторону. Женщины неисправимы. Наряды и поклонники – это все, что их занимает…
Вольф несильно, но резко хлопнул ладонью по деревянной панели у изголовья, где затканный мелкими цветами шелковый полог ниспадал до самого пола. Голоса тотчас утихли, словно были лишь плодом воображения, а спустя еще мгновение Маргарита легла рядом, несколько раз нежно коснулась губами его плеча.
– Не гневайся, мой государь. Я прогнала их.
В течение двух дней тевольтский и вальденбургский король не вели никаких переговоров; обдумывали создавшееся положение и просчитывали возможные последствия. Затем Вольф предложил королю Торнхельму встретиться и побеседовать, если тому позволит здоровье.
Торнхельм вовсе не желал никого видеть, ему хотелось лишь покоя и теплых рук жены, гладящих голову, касающихся лица; ему нравилось, когда она трогает так, словно рисует, любовно и мечтательно. Но его ждали, да и разговор был необходим, и, с трудом поднявшись на своем ложе, он велел приглашать гостей. Герцог Хельмут Лините и Михаэль, постельничий, находились рядом на случай, если королю что-нибудь понадобится.
Вольф явился с более чем скромной свитой: два воина, оставшиеся за дверью королевских покоев, и Лео, как всегда чуть позади, за правым плечом. В своем темном одеянии менестрель казался лишь еще одной из теней, наполнявших слабо освещенные покои.
Торнхельм вытерпел обязательные для подобного визита церемонии, вежливые расспросы о самочувствии и пожелания скорейшего выздоровления. Слуги подали подогретое вино с пряностями и, повинуясь знаку герцога, удалились. Лео Вагнер стоял у дверей, слушал молча, опустив взгляд, как и полагается простолюдину в присутствии особ королевской крови, а Хельмут Лините сторожко посматривал на него – уж не держит ли менестрель за спиной нож, как держал, разговаривая с бароном Кленце?
– Мне нужен мир, – тихо произнес Вольф. – Знаю, у тебя нет причин щадить Рихарда Кленце. Вы с самого начала невзлюбили друг друга… Не мне судить о причинах этой вражды. Но он мой вассал, и, если ты убьешь его, Торнхельм, я буду вынужден начать войну. Если же он убьет тебя, ее начнут герцоги, твои братья, и твой сын. Но повторяю – я этого не хочу.
– Ты даже в юности был весьма рассудителен, мой возлюбленный брат… Что ж, со своей стороны могу честно сказать, что не желаю спорить с тобой из-за земельных угодий и замка … Это наследство моего пасынка, и я никогда не ставил под сомнение его права. Меня не интересует тот клочок земли в твоем королевстве, что зовется его вотчиной.
Торнхельм заметил, как легкая тень зависти промелькнула на лице Вольфа. Вальденбургским королям принадлежали весьма обширные земельные владения; немногие правители могли похвастаться подобным богатством и с такой легкостью отвергнуть перспективу присоединить к своему королевству еще хотя бы клочок земли.
Несмотря на постоянную, раздиравшую грудь и бок боль, Торнхельму даже захотелось улыбнуться.
– Лекарь посоветовал мне чаще бывать на свежем воздухе, – произнес он, глядя Вольфу в глаза. – Возможно, ты согласишься сопровождать меня на прогулке, дорогой брат? Там мы могли бы не торопясь обсудить то, что нас обоих так беспокоит.
…Поднимаясь на крепостную стену, оба молчали. Их сопровождали все те же – герцог Лините, Михаэль, Лео и Гетц фон Реель. Горизонт был пустынен, между каменными зубцами извивался и пел ветер.
– Быть может, мы отпустим наших людей? – остановившись на верхней ступеньке, предложил Вольф.
Вальденбургский король молча кивнул, и Хельмут Лините тотчас же распорядился убрать воинов со стены. Затем Торнхельм с Вольфом не спеша прошли от одной угловой башни до другой, разговаривая вполголоса, желая убедиться, что никто из свиты не может стать – вольно или невольно – свидетелем их беседы; повернули обратно и остановились посередине. Здесь вид был особенно хорош: лесные дебри расступались, и меж них стелилось поле. Ветер играл травами, лезвием восточной сабли отблескивала река, а за нею опять тянулись бескрайние равнины. Да, много земель у короля Торнхельма, много земель и вдоволь золота…
Где-то там, далеко, на взморье, высился замок князя Таннервельде; там короля Вольфа и королеву Маргариту ждали дочери и совсем еще маленький сын.
Вольф полной грудью вдохнул свежий воздух, такой сладкий после духоты каминного зала, и посмотрел на Торнхельма. Владыка Вальденбурга оперся ладонью на каменный парапет, потом прислонился к стене плечом, как будто у него не было сил стоять выпрямившись.
Вольф невольно подумал, как все-таки уже немолод прежде несокрушимый король Торнхельм, раз полученное на турнире ранение столь сильно беспокоит его.
– Рихард Кленце, несомненно, предъявит еще доказательства, – заговорил тевольтский король. – Дело слишком важное, и вряд ли стоит рассчитывать, что он не подготовился к нему. Найдет свидетелей, документы, вынудит нас послать гонцов в Менц. И там, скорее всего, подтвердят, что спасли тяжело раненного, и при нем были эти вещи. Найдется лекарь или знахарка, что пользовали его…
На самом деле нарочных в деревушку Менц, где семь лет назад победители простились с погибшими в бою, в том числе и с Рихардом Кленце, оба короля, не сговариваясь, отправили сразу же после турнира.
Гонцы вернутся со дня на день, и, скорее всего, предположение Вольфа окажется верным. Но даже в этом случае – на что рассчитывает барон Кленце? Ссора между Тевольтом и Вальденбургом никому не нужна; и пусть даже барон в своем праве, немного найдется государей столь недальновидных, что поддержали бы его. И зачем тогда ему все это? Красоваться на турнире или празднике, кичиться красотой жены? Тешить свою гордость ценой мира между королевствами?
Вольфа начинало раздражать это неопределенное положение. Он сделал все, что мог. И если барон не пожелает проявить благоразумия – что ж, туда ему и дорога. Пусть с этим разбирается Лео.
– Торнхельм, брат мой, вчера я долго беседовал с бароном Кленце. Думается, мы с ним пришли к соглашению, и я желаю, чтобы для мира между вами – а значит, и между королевскими домами – было бы сделано все возможное.
– Если барон откажется от своих притязаний, я из уважения к тебе не стану его преследовать и потребую лишь одного – чтобы он никогда не появлялся в моем королевстве, – тихий, низкий голос Торнхельма звучал в унисон с ветром.
Рана мучила его, он был бледен, на лбу выступил пот. Королеве подали платок, и она коснулась им висков мужа, чувствуя, что на нее устремлены любопытные взоры придворных. Особенно внимательно наблюдали за происходящим фрейлины королевы Маргариты, позабыв о своей обычной трескотне. Зато будет о чем посплетничать долгим вечером в каминном зале, не все же слушать куртуазную болтовню рыцарей и шепотом обсуждать сердечные склонности короля Вольфа! Прелестная королева Анастази опять в центре внимания, а возвращение мужа, могущего предъявить на нее супружеские права – это так пикантно…
Будь я супругой Вольфа, живо разогнала бы этот сераль, зло подумала Анастази. Заодно и поменьше искушений венценосному муженьку. Почему Маргарита так долго это терпит?!
– Мой король, – вновь заговорил Рихард Кленце. – На этом мече я клялся в верности твоему брату Густаву и никогда не нарушал своей клятвы, но тебе стану служить с куда большей охотой, ибо знаю твои мудрость и благородство, и всегда видел тебя нашим истинным королем.
– К великому нашему горю, битва на Готтармской равнине оказалась роковой и для моего возлюбленного брата, – сказал Вольф. – Но теперь речь не об этом… Что ж, слушай мое решение, барон. Я обязан не только заботиться о своих вассалах, но и поддерживать мир с добрыми соседями, – он слегка склонил голову в сторону Торнхельма. – Поэтому ты останешься здесь, под присмотром верных мне людей, и будешь ждать дальнейших распоряжений. А слова твои мы проверим, и горе тебе, если окажется, что ты хоть в чем-то солгал.
– Наверное, следует держать барона под более суровой охраной, чем теперешняя, мой король? – вполголоса спросил Лео, кивая на обступивших Рихарда Кленце воинов. – В случае чего среди моих людей найдутся такие, кто сумеет развязать ему язык…
Вольф отмахнулся от него, словно давая понять, что обсуждать этот вопрос более не намерен, но Лео, хорошо знавший своего господина, поймал его взгляд и понял, что думают они об одном и том же – Рихард Кленце жив и невредим, и надо, чтобы он таковым и остался, по крайней мере до тех пор, пока не будет решен спор.
Менестрель молча поклонился и отступил на шаг, смешавшись с толпой придворных. Следовало дождаться, когда король Торнхельм покинет ристалище, и уже тогда отдавать все нужные распоряжения.
Появились Эрих и Отто, встревоженные, ничего не понимающие. Старший брат вел младшего за руку.
Почти час назад, с дозволения короля и королевы, сопровождаемые Вильбертом, они покинули ристалище, чтобы посмотреть представление, но вернулись, узнав, что происходит нечто странное.
Вельможи хмурились, разговоры вели вполголоса. То один, то другой упоминали лекаря, который был с королевским войском на Готтармской равнине, и у которого весьма полезно было бы спросить о характере раны, которую получил тогда барон – вдруг-де ученый человек узнает ее по оставшемуся рубцу?..
Юный барон Кленце взглянул на поле, где королевская стража окружила человека в вороненой кольчуге – и сразу понял, кто перед ним, хотя сам всегда удивлялся, насколько мало воспоминаний об отце хранит его память.
– Отец?.. – он спросил тихо, и, подавив желание броситься к неизвестному со всех ног, подошел спокойным, даже неторопливым шагом. – Отец?!
Тот, знакомый и пугающе чужой, внимательно посмотрел на него, не торопясь отвечать, а потом улыбнулся – от широкого шрама по щеке пролегли глубокие морщины.
– Да будут долгими твои дни, барон Эрих Кленце!
Эрих, позабыв про церемонии, бросился к отцу, торопливо пожал ему руку, потом обнял и, кажется, расплакался – но старательно прятал лицо, потому что никто, даже самые близкие, не должен видеть, как плачут настоящие воины.
Вольф вновь подозвал к себе Лео.
– Втолкуй барону, что он в безопасности, пока будет вести себя так, как я велю. Лишь при этом условии он сможет вернуться хозяином в свой замок и забрать с собой сына.
Принц Отто стоял рядом с отцом, положив руку ему на плечо. Пора было отправляться в Вальденбург, но король не мог ехать верхом. Ему принесли закрытые носилки с алыми бархатными занавесями, на которых был вышит королевский герб – волчья голова с оскаленной пастью и женская рука, нежно гладящая зверя по вздыбленной шерсти.
– Воистину, всякому дню подобает своя забота, – тихо сказал Вольф, глядя на то, как слуги помогают королю забраться в паланкин, а королева стоит рядом, все еще держа в руках испятнанный кровью платок, отрешенная и замкнутая. – С одной стороны, в мое королевство вернулся лучший из воинов, и это хорошо. С другой – чья теперь жена королева Анастази? Если судить по закону, то первый муж и вправду имеет на нее все права…
ГЛАВА 17
***
Весь следующий день, а потом и ночь над Вальденбургом висело непрочное, настороженное безмолвие. С севера наплывали облака, затягивая небо, а в окружавших замок лесах и кроткие, и хищные звери гуляли совершено спокойно, ибо королевская охота была отменена. Слишком многое зависело сейчас от того, как быстро поправится король.
Но затишье отнюдь не означало умиротворения. Пока королевский лекарь выискивал в старинных книгах рецепты лекарственных снадобий, ломая себе голову над тем, какие из них могут пригодиться, Торнхельм непрестанно обдумывал, что же теперь следует делать.
Проще всего попытаться втихомолку расправиться с бароном Кленце, но тогда жди войны. И дело даже не в том, кто выиграет, важно, что Вольф поведет ее, движимый справедливым чувством мести за своего возлюбленного вассала слабому, коварному правителю, который к тому же не в состоянии добиться порядка в собственной семье. Злые языки скажут, что старый волк боится, как бы жена не сбежала от него к более молодому претенденту, станут задевать детей…
Будь Торнхельм по-прежнему егерем в замке Золотой Рассвет, он не боялся бы этого и поступил по своему разумению, однако от его поступков зависела не только его собственная честь, но и будущее принца Отто.
Стоит принять неверное решение, и подданные ославят его как короля, презирающего законы, и, соответственно, сами начнут бесстыдно их попирать. Старинное уложение гласит однозначно: жена должна вернуться к тому супругу, с которым была обвенчана первой. Но ведь отказываться от супруги, уступать ее кому бы то ни было вовсе недостойно вальденбургского короля!..
Эта мысль преследовала его и наяву, и в забытьи, в которое он временами погружался, и которое нельзя было назвать сном, ибо даже тогда он чувствовал боль.
Откровенно развлекавшийся в минуты поединка между Торнхельмом и неизвестным рыцарем Вольф, в свою очередь, прекрасно понимал, что вассалы не простят, если он отдаст барона Кленце на растерзание старому вальденбургскому волку. Бароны терпят упрямство и высокомерие, своих жен в постелях государей, стерпят даже увеличение податей – но только не беспомощность того, кто поставлен быть первым среди них и властвовать над ними.
Нежданное и чудесное возвращение барона Кленце Вольфа не обрадовало, но и не слишком огорчило. До сего дня было ясно, что, достигнув совершеннолетия и став полноправным господином своих владений, Эрих Кленце может пожелать принести вассальный оммаж отчиму; а даже если и не сделает этого, все равно будет поддерживать супруга своей матери. А вот Рихард союзником Торнхельму не станет, да и сыну не позволит. Они всегда были соперниками, и не примирятся теперь, когда один боится потерять свое счастье, а другой явился с намерением его разрушить. Возможно, войны еще удастся избежать.
Только бы барон не испортил все какой-нибудь нелепой выходкой.
…Вольф потрогал перевязку, скривился – действие болеутоляющего отвара ослабело, и сломанная ключица ощутимо напоминала о себе. Королева Маргарита быстро кивнула молодой фрейлине, шепотом велела позвать лекаря, но Вольф только отмахнулся. Фрейлина вопросительно взглянула на госпожу.
– Ирмалинда, оставь нас. Я позову, если понадобишься, – сказала королева, и, едва супруги остались наедине, подошла к мужу, обвила руками его все еще по-молодому гибкий стан, прижалась виском к спине, у самых лопаток – Маргарита была невелика ростом и выше просто не дотягивалась. – Вольф, возлюбленный мой, что тебя так тревожит?
– Один старый, упрямый… – Вольф осекся, поняв, что хотел сказать «рогоносец», и замолчал, ибо, конечно, дело было вовсе не в Торнхельме. Взял жену за руку, несколько раз поцеловал, но Маргарита поняла, что мыслями ее супруг очень далеко.
Он молчал и потом, лежа на широком ложе, закрыв глаза, в то время как из-за двери доносились смешки и шушуканье придворных дам, которые расшнуровывали туго затянутое платье королевы, помогали ей переменить длинную нижнюю рубашку на другую, из тонкого, полупрозрачного льна. Болтовня отвлекала, направляя мысли вовсе не в нужную сторону. Женщины неисправимы. Наряды и поклонники – это все, что их занимает…
Вольф несильно, но резко хлопнул ладонью по деревянной панели у изголовья, где затканный мелкими цветами шелковый полог ниспадал до самого пола. Голоса тотчас утихли, словно были лишь плодом воображения, а спустя еще мгновение Маргарита легла рядом, несколько раз нежно коснулась губами его плеча.
– Не гневайся, мой государь. Я прогнала их.
В течение двух дней тевольтский и вальденбургский король не вели никаких переговоров; обдумывали создавшееся положение и просчитывали возможные последствия. Затем Вольф предложил королю Торнхельму встретиться и побеседовать, если тому позволит здоровье.
Торнхельм вовсе не желал никого видеть, ему хотелось лишь покоя и теплых рук жены, гладящих голову, касающихся лица; ему нравилось, когда она трогает так, словно рисует, любовно и мечтательно. Но его ждали, да и разговор был необходим, и, с трудом поднявшись на своем ложе, он велел приглашать гостей. Герцог Хельмут Лините и Михаэль, постельничий, находились рядом на случай, если королю что-нибудь понадобится.
Вольф явился с более чем скромной свитой: два воина, оставшиеся за дверью королевских покоев, и Лео, как всегда чуть позади, за правым плечом. В своем темном одеянии менестрель казался лишь еще одной из теней, наполнявших слабо освещенные покои.
Торнхельм вытерпел обязательные для подобного визита церемонии, вежливые расспросы о самочувствии и пожелания скорейшего выздоровления. Слуги подали подогретое вино с пряностями и, повинуясь знаку герцога, удалились. Лео Вагнер стоял у дверей, слушал молча, опустив взгляд, как и полагается простолюдину в присутствии особ королевской крови, а Хельмут Лините сторожко посматривал на него – уж не держит ли менестрель за спиной нож, как держал, разговаривая с бароном Кленце?
– Мне нужен мир, – тихо произнес Вольф. – Знаю, у тебя нет причин щадить Рихарда Кленце. Вы с самого начала невзлюбили друг друга… Не мне судить о причинах этой вражды. Но он мой вассал, и, если ты убьешь его, Торнхельм, я буду вынужден начать войну. Если же он убьет тебя, ее начнут герцоги, твои братья, и твой сын. Но повторяю – я этого не хочу.
– Ты даже в юности был весьма рассудителен, мой возлюбленный брат… Что ж, со своей стороны могу честно сказать, что не желаю спорить с тобой из-за земельных угодий и замка … Это наследство моего пасынка, и я никогда не ставил под сомнение его права. Меня не интересует тот клочок земли в твоем королевстве, что зовется его вотчиной.
Торнхельм заметил, как легкая тень зависти промелькнула на лице Вольфа. Вальденбургским королям принадлежали весьма обширные земельные владения; немногие правители могли похвастаться подобным богатством и с такой легкостью отвергнуть перспективу присоединить к своему королевству еще хотя бы клочок земли.
Несмотря на постоянную, раздиравшую грудь и бок боль, Торнхельму даже захотелось улыбнуться.
– Лекарь посоветовал мне чаще бывать на свежем воздухе, – произнес он, глядя Вольфу в глаза. – Возможно, ты согласишься сопровождать меня на прогулке, дорогой брат? Там мы могли бы не торопясь обсудить то, что нас обоих так беспокоит.
…Поднимаясь на крепостную стену, оба молчали. Их сопровождали все те же – герцог Лините, Михаэль, Лео и Гетц фон Реель. Горизонт был пустынен, между каменными зубцами извивался и пел ветер.
– Быть может, мы отпустим наших людей? – остановившись на верхней ступеньке, предложил Вольф.
Вальденбургский король молча кивнул, и Хельмут Лините тотчас же распорядился убрать воинов со стены. Затем Торнхельм с Вольфом не спеша прошли от одной угловой башни до другой, разговаривая вполголоса, желая убедиться, что никто из свиты не может стать – вольно или невольно – свидетелем их беседы; повернули обратно и остановились посередине. Здесь вид был особенно хорош: лесные дебри расступались, и меж них стелилось поле. Ветер играл травами, лезвием восточной сабли отблескивала река, а за нею опять тянулись бескрайние равнины. Да, много земель у короля Торнхельма, много земель и вдоволь золота…
Где-то там, далеко, на взморье, высился замок князя Таннервельде; там короля Вольфа и королеву Маргариту ждали дочери и совсем еще маленький сын.
Вольф полной грудью вдохнул свежий воздух, такой сладкий после духоты каминного зала, и посмотрел на Торнхельма. Владыка Вальденбурга оперся ладонью на каменный парапет, потом прислонился к стене плечом, как будто у него не было сил стоять выпрямившись.
Вольф невольно подумал, как все-таки уже немолод прежде несокрушимый король Торнхельм, раз полученное на турнире ранение столь сильно беспокоит его.
– Рихард Кленце, несомненно, предъявит еще доказательства, – заговорил тевольтский король. – Дело слишком важное, и вряд ли стоит рассчитывать, что он не подготовился к нему. Найдет свидетелей, документы, вынудит нас послать гонцов в Менц. И там, скорее всего, подтвердят, что спасли тяжело раненного, и при нем были эти вещи. Найдется лекарь или знахарка, что пользовали его…
На самом деле нарочных в деревушку Менц, где семь лет назад победители простились с погибшими в бою, в том числе и с Рихардом Кленце, оба короля, не сговариваясь, отправили сразу же после турнира.
Гонцы вернутся со дня на день, и, скорее всего, предположение Вольфа окажется верным. Но даже в этом случае – на что рассчитывает барон Кленце? Ссора между Тевольтом и Вальденбургом никому не нужна; и пусть даже барон в своем праве, немного найдется государей столь недальновидных, что поддержали бы его. И зачем тогда ему все это? Красоваться на турнире или празднике, кичиться красотой жены? Тешить свою гордость ценой мира между королевствами?
Вольфа начинало раздражать это неопределенное положение. Он сделал все, что мог. И если барон не пожелает проявить благоразумия – что ж, туда ему и дорога. Пусть с этим разбирается Лео.
– Торнхельм, брат мой, вчера я долго беседовал с бароном Кленце. Думается, мы с ним пришли к соглашению, и я желаю, чтобы для мира между вами – а значит, и между королевскими домами – было бы сделано все возможное.
– Если барон откажется от своих притязаний, я из уважения к тебе не стану его преследовать и потребую лишь одного – чтобы он никогда не появлялся в моем королевстве, – тихий, низкий голос Торнхельма звучал в унисон с ветром.
