Закрыв за собой дверь, он несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул воздух, пытаясь унять рвущийся наружу гнев, но получалось из рук вон плохо.
Послышался шорох, и на пороге его опочивальни внезапно возникла служанка. Испуганно вздрогнув, она было сделала шаг назад, а затем замерла, почтительно склонив голову и трепеща, как осиновый лист.
- Что ты здесь делаешь, Марси? - раздраженно бросил Касс. – Где Сальма?
- Сальма ушла с Грасси в лес, а я… А там… - служанка, не смея поднять на хозяина глаз, неловко указала трясущейся рукой куда-то за свою спину.
Резко убрав ее с дороги, Касс ринулся в спальню и замер на пороге, изумленно разглядывая розовое безобразие в рюшечках и бабочках, застилавшее его кровать. В комнате, отделанной в строгих темно-синих и серых тонах, оно смотрелось вызывающе нелепо.
- Это что такое?! – угрожающе тихо поинтересовался герцог.
- Подарок, - полушепотом вымолвила девушка. – Супруга ваша сюрприз вам хотела… - служанка резко заткнулась, заметив, как глаза хозяина медленно начинают превращаться в два сияющих зеленых омута.
- Кто позволил слушаться ее идиотских приказов? - зло рявкнул дель Орэн, сдернув покрывало и взбешенно забросив его в камин.
- Вы, - сдавлено пискнула Марси.
Касс, вздернув бровь, взглянул на нее, как на полоумную, и мрачно переспросил:
- Я?
- Вы сказали служить госпоже и исполнять все ее желания.
- Пошла вон, - процедил сквозь зубы дель Орэн, и как только служанка стремглав вылетела из его покоев, яростно метнул в камин синюю молнию магии. Покрывало ярко вспыхнуло, жаркие языки пламени плотоядно лизнули почерневшие от сажи камни, и стремительно расползающийся огонь, пожирая ткань, словно издеваясь, стал весело потрескивать в глубине очага.
Касс гневно сдернул с себя сюртук, с силой швырнув его об пол, потом схватил стоявший на прикроватной тумбочке кувшин и, запрокинув голову, резко отхлебнул воды.
Острый удушающе-неприятный запах ударил в нос, и у Касса возникло ощущение, что ему в рот только что нагадили коты.
- Гребаный Раннагар!!! – взревел герцог, выплевывая отпитую дрянь. – Мать твою, - отряхивая облитую и воняющую одежду ругался он.
Кувшин с молоком, пролетев через всю комнату, присоединился к догоравшему в камине покрывалу. Резкий специфический аромат попавшего на горящие угли чеснока и молока мгновенно заполнил всю комнату.
- Прибью мерзавку! - многообещающе прорычал Касс, выбегая из собственных покоев.
Когда он ворвался в Комнату Оливии, она сидела за столом и угрюмо жевала кусок курятины, подперев одной рукой голову. Повернувшись в сторону герцога, она одарила его взглядом, полным презрения, а затем, кисло поморщившись, стала усердно принюхиваться.
- У вас отвратительный парфюм, герцог, - наконец заключила она. – Вы не могли бы выйти? Вы мне портите аппетит.
- Я тебе сейчас выйду! - дернулся в ее сторону Касс.
Ли проворно вскочила, одним махом оттолкнув от себя ногой стул. Стул, проехав по полу, ударился о герцога и он, схватив его рукой, с размаху бросил о стену, превратив в груду обломков.
Стоявшая в стороне Фэлис, громко взвизгнув, закрыла руками голову, с ужасом взирая на взбешенно замерших друг напротив друга герцога и герцогиню.
- Я, кажется, приказал одеть ее подобающим образом! - прошипел Касс перепуганной служанке.
- Отстань от нее, - закрыла собой трясущуюся от страха девушку Оливия. – Меня моя одежда устраивает. Если тебя - нет – твои проблемы, герцог, - с вызовом заявила охотница.
Касс решил, что достаточно позволил девчонке играть с ним. Ему надоело. Дерзкое неповиновение ему в собственном доме его откровенно бесило. А делать это в присутствии слуг он не позволял даже матери и Дэррэку. Медленно и плавно, не отводя взгляда от застывшей, словно перед броском, супруги, он сделал пару шагов в сторону кровати, заметив лежащее на ней скомканное платье. Подцепив его рукой, он едко осклабился.
- Проблемы у тебя, герцогиня, - ярко сверкнув зеленью глаз и частично отпуская свою сущность заметил Касс. - Ты наденешь это по-хорошему, или я тебя раздену и одену сам!
Оливия напряженно прищурилась, тонкая бровь изломом взлетела вверх.
Касс окинул ее застывшую фигуру с головы до ног и довольно ухмыльнулся. Со стороны могло показаться, что девушка внимательно и спокойно наблюдает, что же он предпримет дальше, но она нервничала, и теперь, настраиваясь на ее волну, нелюдь видел, как ее удивительно яркая аура пульсирует багровыми вспышками гнева, перемешанными с грязно-серыми вкраплениями страха. Бесстрашная и буйная охотница все же боялась его, как бы ни пыталась это скрыть. Страх - это хорошо. Страх - это замечательно, решил Касс, наступая на девушку и предвкушая легкую победу. Бросая ей в руки платье он и не сомневался в том, что теперь она вынуждена будет его слушаться.
- Ты оденешься, как женщина, и будешь вести себя, как женщина, – суровым менторским тоном повторял Касс, вглядываясь в побледневшее лицо девушки. - Сейчас, сегодня и завтра, когда я повезу тебя в столицу, ты будешь делать то, что я тебе скажу, говорить то, что я тебе позволю, и надевать то, что я посчитаю нужным.
Все изменилось в один момент: алый и серый смешались в одно расплывчатое пятно. А потом холодный, как лед, белый затопил сознание девушки, и ее сверкающая инеем аура стала расползаться в пространстве, подобно морозному туману.
Наступив ногой на один рукав платья, Оливия резко дернула за другой, разорвав наряд на две тряпки.
- Я. Больше. Не надену. Платья! - она с холодным спокойствием отрывисто чеканила каждое слово, а потом запустила в лицо Касса обрывками наряда. – Никогда! Запомни! Тебе придется меня связать, чтобы заставить это сделать, но как только развяжешь – все, что ты на меня напялишь, постигнет та же участь.
Лютая стужа ее вымораживающих душу эмоций жалящими иглами впивалась в мозг нелюдя.
До боли.
До изламывающих судорог.
Он молча смотрел в застывший лед ее равнодушного взгляда, и вдруг с восхищением осознал, что так оно и будет: сколько бы он ни пытался на нее давить или ломать, она, как лоза, будет гнуться, а затем, выпрямившись, безжалостно бить его наотмашь. И Касс ничего не мог с этим поделать, да собственно он и не понимал, а хочет ли? Он всегда уважал сильных противников, а она была не просто сильным противником. Она ко всему прочему была женщиной - очень необычной женщиной: с тонкими, правильными чертами лица, хрупкая внешне, но имеющая крепкий стальной стрежень внутри.
Сейчас в ней не было страха - только хладнокровное спокойствие и невозмутимая уверенность в себе. Она была похожа на снежную пустыню, искрящуюся, словно драгоценный камень в лучах вошедшего в зенит солнца, невероятно прекрасную в своей холодной, девственно-белой чистоте, и непредсказуемо опасную, грозящую превратить тебя в безжизненную стылую глыбу, чуть только остановишься и позволишь себе обмануться ее сияющей красотой.
Чем дольше Касс смотрел на нее, тем явственнее понимал, что три дня дороги в Азаандар рядом с ней превратятся в пытку и бесконечную изматывающую битву, а дальше он станет посмешищем в глазах двора и царя, если притащит ее во дворец связанную с заткнутым ртом.
Как же ему все это надоело: и собственное бессилие, и шантаж Магрида, и то, что он всю жизнь был заложником чужой ошибки и, в конце концов, должен был еще и стать ее жертвой.
- Это твой выбор, - жестко усмехнулся Касс. - Не хочешь по-хорошему, возьму измором, - он устало вздохнул и, повернувшись, пошел к двери. - Ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока не согласишься на мои условия, - на выходе он обернулся и добавил: - Мальчика тоже не больше не увидишь. С этого момента тебе позволено приносить только воду и еду. Одумаешься - дай знать.
Герцог не успел переступить порог, как над головой что-то просвистело и, врезавшись в дверной косяк, осыпалось на него дождем из разнокалиберных осколков, и только благодаря тому, что он резко присел, вторая запущенная в него тарелка с остатками еды, вылетев в коридор, впечаталась не в его затылок, а в стену.
- Я смотрю, ты с жиру бесишься, - прорычал Касс, глядя на замершую в стойке Оливию. - Придется умерить твой аппетит. Посидишь день без еды. Фэлис, - раздраженно посмотрел он на служанку. - Унеси обед немедленно. Не кормить госпожу до завтрашнего вечера. Того, кто ослушается моего приказа - накажу.
Герцог злорадно хлопнул дверью, но почему-то не почувствовал себя победителем в этой схватке. Сверкающий холодной яростью взгляд Оливии и ее до белизны в костяшках сжатые кулаки все еще стояли у него перед глазами, когда стража запирала засовы и поворачивала ключ в замке.
Это удивительно, как быстро удавалось его новоиспеченной жене доводить его до состояния, близкого к бешенству. Сейчас его раздражало все: цвет стен, высота лестницы, испуганно отводящие косые взгляды слуги, мать и Дэррэк, приехавшие так не вовремя, и даже эхо собственных шагов. Этот нелепый, непостижимый брак так разительно отличался от прошлого, и от этой мысли Касс становился с каждой секундой все мрачнее и задумчивей.
Он вернулся к себе, а затем, пройдя через спальню, остановился у двери, ведущей в комнату, смежную с его, и уткнулся лбом в гладкую мореную древесину. Касс не открывал эту дверь с тех пор, как умерла Эория. Просто не мог себя заставить войти на ее половину. А теперь почему-то очень захотелось. Навязчиво. Болезненно. Хотелось вспомнить забытое ощущение счастья и покоя. Как и хотелось вернуть то, что вернуть уже было невозможно.
Толкнув рукой створку, он сделал короткий шаг и закрыл глаза, вдыхая запах стен, хранящих едва уловимый аромат цветочных духов его нежной эльфийки.
Тусклый свет пробивался сквозь тонкое полотно штор, ложась пастельными акварельными мазками на накрытую белыми кусками ткани мебель. В бесформенных недвижимых грудах угадывались абрисы до боли знакомых предметов. Арфа, стоящая в углу, кресло напротив камина, кровать под элегантным полупрозрачным пологом. Столик с овальным зеркалом у стены.
Воспоминания, словно ожившие призраки, летали по комнате, рисуя Кассу картины лучших дней его жизни. Где-то под потолком с удивительной фреской, изображающей священный лес Айвендрилла, серебряным колокольчиком прозвенел хрустальный смех Эории.
Вот она остановилась у пылающего очага. Подняла руку, скользя широким гребнем по влажным после купели волосам. Обернулась. Уголки алых губ дрогнули в светлой улыбке. Тонкая кисть потянулась к нему в ласковом жесте.
- Tula an nin maelamin, Kethavel. Amin mela lle.*( Иди ко мне, любовь моя, Кэсавель. Я люблю тебя)*
- Я тоже тебя люблю, nin naira*( мое солнце), - с улыбкой прошептал Касс в безмолвную пустоту.
Это было странно и непонятно, но спустя столько лет Касс так и не смог понять, за что же она его так любила. Почему пошла за ним против семьи и покинула солнечный Таоррисинн, отказавшись от вечной молодости и тысячелетий безоблачной жизни в вечнозеленом Айвендрилле.
И никто не понимал, что нашла жутком нелюде чистая, как воздух в высоких горах, светлая перворожденная. Но только она способна была видеть в нем то, чего не замечали другие: истинного Кассэля дель Орэна - верного и преданного мужчину, безумного и пылкого в своей нечеловеческой страсти. И только с ней он был обжигающе нежен и трепетно заботлив, забывая, кто он, загоняя свою черную мрачную сущность в самые дальние углы сознания, чтобы и тень ее не могла осквернить сияющий чистый свет его женщины.
Она научила его гасить вспышки гнева и ярости, превращая их в музыку. Только в ее синих, как воды Альвы глазах, он находил умиротворение и безмятежное счастье. Воин, ненавидевший двор с его манерами, интригами и идиотским этикетом, таскался за ней следом только потому, что она любила свет, веселье, радость и смех. И ему нравилась та зависть, с которой смотрели на его Эорию, нравилось вести ее в танце и видеть, как замирают на выдохе мужчины, любуясь неземной красотой и неборожденной грацией пресветлой. Он любил в ней все: чарующий голос, льющийся серебряной свирелью, гибкие руки, завораживающе перебирающие струны арфы, длинные до самых щиколоток белые волосы - мягкие, как шелк, переливающиеся, словно жемчуг. И ее тело - совершенное, без единой лишней линии и фальшивой ноты.
Она была прекрасна...
Была...
Была.
Проклятый Эрэб, зачем твоему подземному царству понадобилась ее светлая сияющая красота?!
Потянув на себя край накрывавшей кровати ткани, Касс резким рывком сдернул ее и, тяжело вздохнув, опустился на расшитое зелеными листьями плюща покрывало.
- Устал, maelamin? – мягкий, словно шелест листьев, голос накрыл его волной спокойствия и тепла. Она всегда умела усмирить его одной интонацией своего голоса.
- Да, nin naira. Ужасно устал.
- Бедный мой, - тонкие пальцы невесомо прошлись по темным волосам, убрав со лба непослушную волнистую прядь. – Спи, Kethavel. Спи, nin ore*( мое сердце)*.
Касс смежил веки, и тихая, как дуновенье легкого ветра, песня плетеным узором поплыла по воздуху, погружая разум и тело мужчины в сияющий лучистым светом мир грез:
malos ve hiswe oloiya fume
lamma aure na olassie dolen
fennas mar epello hollen
isilme- selperin tumme
Лес, как туманом, затоплен сном
Звуки дня в листву упрятаны
Двери домов уже запечатаны
Лунно-серебряным сургучом
Фэлис и Марси, уносившие на кухню еду по приказу хозяина, вернувшись в комнату госпожи, застали ее за странным занятием. Девушка, сбросив сапоги и куртку, отжималась от пола, поочередно поднимая то левую, то правую руку, сердито бубня себе под нос:
- Сволочь многомордая, да подавись ты своей едой. Я буду делать, что хочу, говорить, что хочу, и одеваться, как захочу! Зад орка ты измором возьмешь, а не Оливию Торвуд.
Вскочив с пола, разъяренная охотница достала из-за корсета нож и с силой метнула его в стену. Острие воткнулось в сидящую на шпалере муху, и Фэлис от удивления выронила из рук стопку чистого белья.
Заметив служанок, Ли быстро пересекла комнату и, вытянув клинок, подозрительно посмотрела на них.
- Мы никому не скажем, госпожа, - заговорщически зашептала Фэлис. – Не бойтесь.
- Много чести его глистатым мордам, чтобы я их боялась. Облезет, - фыркнула Оливия.
- А вы совсем-совсем его не боитесь? – восхищенно вытаращилась на Ли служанка.
- Совсем-совсем, - соврала охотница.
- Вы храбрая, - завистливо вздохнула Марси. – А я вот всех боюсь: хозяина боюсь, архонта Фрэмвора боюсь, Ойгора Тонси – начальника караула боюсь.
- А начальника караула чего боишься? - недоуменно покосилась на девушку Ли.
- Проходу не дает, - стала пунцовой, как помидор, Марси. – Иду мимо, а он как схватит, ирод, и давай руки распускать.
- По зубам, по печени и между ног, - красочно обрисовала, что следует сделать с Ойгором Тонси, Оливия. – И пару пальцев сломать, больше не полезет.
- Как это, пару пальцев сломать? – ошалело раскрыла рот Марси.
- Иди сюда, - поманила ее рукой Ли.
Служанка послушно подошла к хозяйке, и та, став напротив нее, поставила руки в боки.
- Нападай на меня, - приказала Ли.
Девушка испуганно замотала головой, отступая назад.
- Как можно, хозяйка!
- Да не трясись ты, глупая. Я тебя защищаться научу, - одернула служанку охотница. – Представь, что я- это ты, а ты - это Тонси твой, откуси ему харгарн все, что ниже пояса болтается. Давай! Смелее!
Послышался шорох, и на пороге его опочивальни внезапно возникла служанка. Испуганно вздрогнув, она было сделала шаг назад, а затем замерла, почтительно склонив голову и трепеща, как осиновый лист.
- Что ты здесь делаешь, Марси? - раздраженно бросил Касс. – Где Сальма?
- Сальма ушла с Грасси в лес, а я… А там… - служанка, не смея поднять на хозяина глаз, неловко указала трясущейся рукой куда-то за свою спину.
Резко убрав ее с дороги, Касс ринулся в спальню и замер на пороге, изумленно разглядывая розовое безобразие в рюшечках и бабочках, застилавшее его кровать. В комнате, отделанной в строгих темно-синих и серых тонах, оно смотрелось вызывающе нелепо.
- Это что такое?! – угрожающе тихо поинтересовался герцог.
- Подарок, - полушепотом вымолвила девушка. – Супруга ваша сюрприз вам хотела… - служанка резко заткнулась, заметив, как глаза хозяина медленно начинают превращаться в два сияющих зеленых омута.
- Кто позволил слушаться ее идиотских приказов? - зло рявкнул дель Орэн, сдернув покрывало и взбешенно забросив его в камин.
- Вы, - сдавлено пискнула Марси.
Касс, вздернув бровь, взглянул на нее, как на полоумную, и мрачно переспросил:
- Я?
- Вы сказали служить госпоже и исполнять все ее желания.
- Пошла вон, - процедил сквозь зубы дель Орэн, и как только служанка стремглав вылетела из его покоев, яростно метнул в камин синюю молнию магии. Покрывало ярко вспыхнуло, жаркие языки пламени плотоядно лизнули почерневшие от сажи камни, и стремительно расползающийся огонь, пожирая ткань, словно издеваясь, стал весело потрескивать в глубине очага.
Касс гневно сдернул с себя сюртук, с силой швырнув его об пол, потом схватил стоявший на прикроватной тумбочке кувшин и, запрокинув голову, резко отхлебнул воды.
Острый удушающе-неприятный запах ударил в нос, и у Касса возникло ощущение, что ему в рот только что нагадили коты.
- Гребаный Раннагар!!! – взревел герцог, выплевывая отпитую дрянь. – Мать твою, - отряхивая облитую и воняющую одежду ругался он.
Кувшин с молоком, пролетев через всю комнату, присоединился к догоравшему в камине покрывалу. Резкий специфический аромат попавшего на горящие угли чеснока и молока мгновенно заполнил всю комнату.
- Прибью мерзавку! - многообещающе прорычал Касс, выбегая из собственных покоев.
Когда он ворвался в Комнату Оливии, она сидела за столом и угрюмо жевала кусок курятины, подперев одной рукой голову. Повернувшись в сторону герцога, она одарила его взглядом, полным презрения, а затем, кисло поморщившись, стала усердно принюхиваться.
- У вас отвратительный парфюм, герцог, - наконец заключила она. – Вы не могли бы выйти? Вы мне портите аппетит.
- Я тебе сейчас выйду! - дернулся в ее сторону Касс.
Ли проворно вскочила, одним махом оттолкнув от себя ногой стул. Стул, проехав по полу, ударился о герцога и он, схватив его рукой, с размаху бросил о стену, превратив в груду обломков.
Стоявшая в стороне Фэлис, громко взвизгнув, закрыла руками голову, с ужасом взирая на взбешенно замерших друг напротив друга герцога и герцогиню.
- Я, кажется, приказал одеть ее подобающим образом! - прошипел Касс перепуганной служанке.
- Отстань от нее, - закрыла собой трясущуюся от страха девушку Оливия. – Меня моя одежда устраивает. Если тебя - нет – твои проблемы, герцог, - с вызовом заявила охотница.
Касс решил, что достаточно позволил девчонке играть с ним. Ему надоело. Дерзкое неповиновение ему в собственном доме его откровенно бесило. А делать это в присутствии слуг он не позволял даже матери и Дэррэку. Медленно и плавно, не отводя взгляда от застывшей, словно перед броском, супруги, он сделал пару шагов в сторону кровати, заметив лежащее на ней скомканное платье. Подцепив его рукой, он едко осклабился.
- Проблемы у тебя, герцогиня, - ярко сверкнув зеленью глаз и частично отпуская свою сущность заметил Касс. - Ты наденешь это по-хорошему, или я тебя раздену и одену сам!
Оливия напряженно прищурилась, тонкая бровь изломом взлетела вверх.
Касс окинул ее застывшую фигуру с головы до ног и довольно ухмыльнулся. Со стороны могло показаться, что девушка внимательно и спокойно наблюдает, что же он предпримет дальше, но она нервничала, и теперь, настраиваясь на ее волну, нелюдь видел, как ее удивительно яркая аура пульсирует багровыми вспышками гнева, перемешанными с грязно-серыми вкраплениями страха. Бесстрашная и буйная охотница все же боялась его, как бы ни пыталась это скрыть. Страх - это хорошо. Страх - это замечательно, решил Касс, наступая на девушку и предвкушая легкую победу. Бросая ей в руки платье он и не сомневался в том, что теперь она вынуждена будет его слушаться.
- Ты оденешься, как женщина, и будешь вести себя, как женщина, – суровым менторским тоном повторял Касс, вглядываясь в побледневшее лицо девушки. - Сейчас, сегодня и завтра, когда я повезу тебя в столицу, ты будешь делать то, что я тебе скажу, говорить то, что я тебе позволю, и надевать то, что я посчитаю нужным.
Все изменилось в один момент: алый и серый смешались в одно расплывчатое пятно. А потом холодный, как лед, белый затопил сознание девушки, и ее сверкающая инеем аура стала расползаться в пространстве, подобно морозному туману.
Наступив ногой на один рукав платья, Оливия резко дернула за другой, разорвав наряд на две тряпки.
- Я. Больше. Не надену. Платья! - она с холодным спокойствием отрывисто чеканила каждое слово, а потом запустила в лицо Касса обрывками наряда. – Никогда! Запомни! Тебе придется меня связать, чтобы заставить это сделать, но как только развяжешь – все, что ты на меня напялишь, постигнет та же участь.
Лютая стужа ее вымораживающих душу эмоций жалящими иглами впивалась в мозг нелюдя.
До боли.
До изламывающих судорог.
Он молча смотрел в застывший лед ее равнодушного взгляда, и вдруг с восхищением осознал, что так оно и будет: сколько бы он ни пытался на нее давить или ломать, она, как лоза, будет гнуться, а затем, выпрямившись, безжалостно бить его наотмашь. И Касс ничего не мог с этим поделать, да собственно он и не понимал, а хочет ли? Он всегда уважал сильных противников, а она была не просто сильным противником. Она ко всему прочему была женщиной - очень необычной женщиной: с тонкими, правильными чертами лица, хрупкая внешне, но имеющая крепкий стальной стрежень внутри.
Сейчас в ней не было страха - только хладнокровное спокойствие и невозмутимая уверенность в себе. Она была похожа на снежную пустыню, искрящуюся, словно драгоценный камень в лучах вошедшего в зенит солнца, невероятно прекрасную в своей холодной, девственно-белой чистоте, и непредсказуемо опасную, грозящую превратить тебя в безжизненную стылую глыбу, чуть только остановишься и позволишь себе обмануться ее сияющей красотой.
Чем дольше Касс смотрел на нее, тем явственнее понимал, что три дня дороги в Азаандар рядом с ней превратятся в пытку и бесконечную изматывающую битву, а дальше он станет посмешищем в глазах двора и царя, если притащит ее во дворец связанную с заткнутым ртом.
Как же ему все это надоело: и собственное бессилие, и шантаж Магрида, и то, что он всю жизнь был заложником чужой ошибки и, в конце концов, должен был еще и стать ее жертвой.
- Это твой выбор, - жестко усмехнулся Касс. - Не хочешь по-хорошему, возьму измором, - он устало вздохнул и, повернувшись, пошел к двери. - Ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока не согласишься на мои условия, - на выходе он обернулся и добавил: - Мальчика тоже не больше не увидишь. С этого момента тебе позволено приносить только воду и еду. Одумаешься - дай знать.
Герцог не успел переступить порог, как над головой что-то просвистело и, врезавшись в дверной косяк, осыпалось на него дождем из разнокалиберных осколков, и только благодаря тому, что он резко присел, вторая запущенная в него тарелка с остатками еды, вылетев в коридор, впечаталась не в его затылок, а в стену.
- Я смотрю, ты с жиру бесишься, - прорычал Касс, глядя на замершую в стойке Оливию. - Придется умерить твой аппетит. Посидишь день без еды. Фэлис, - раздраженно посмотрел он на служанку. - Унеси обед немедленно. Не кормить госпожу до завтрашнего вечера. Того, кто ослушается моего приказа - накажу.
Герцог злорадно хлопнул дверью, но почему-то не почувствовал себя победителем в этой схватке. Сверкающий холодной яростью взгляд Оливии и ее до белизны в костяшках сжатые кулаки все еще стояли у него перед глазами, когда стража запирала засовы и поворачивала ключ в замке.
Это удивительно, как быстро удавалось его новоиспеченной жене доводить его до состояния, близкого к бешенству. Сейчас его раздражало все: цвет стен, высота лестницы, испуганно отводящие косые взгляды слуги, мать и Дэррэк, приехавшие так не вовремя, и даже эхо собственных шагов. Этот нелепый, непостижимый брак так разительно отличался от прошлого, и от этой мысли Касс становился с каждой секундой все мрачнее и задумчивей.
Он вернулся к себе, а затем, пройдя через спальню, остановился у двери, ведущей в комнату, смежную с его, и уткнулся лбом в гладкую мореную древесину. Касс не открывал эту дверь с тех пор, как умерла Эория. Просто не мог себя заставить войти на ее половину. А теперь почему-то очень захотелось. Навязчиво. Болезненно. Хотелось вспомнить забытое ощущение счастья и покоя. Как и хотелось вернуть то, что вернуть уже было невозможно.
Толкнув рукой створку, он сделал короткий шаг и закрыл глаза, вдыхая запах стен, хранящих едва уловимый аромат цветочных духов его нежной эльфийки.
Тусклый свет пробивался сквозь тонкое полотно штор, ложась пастельными акварельными мазками на накрытую белыми кусками ткани мебель. В бесформенных недвижимых грудах угадывались абрисы до боли знакомых предметов. Арфа, стоящая в углу, кресло напротив камина, кровать под элегантным полупрозрачным пологом. Столик с овальным зеркалом у стены.
Воспоминания, словно ожившие призраки, летали по комнате, рисуя Кассу картины лучших дней его жизни. Где-то под потолком с удивительной фреской, изображающей священный лес Айвендрилла, серебряным колокольчиком прозвенел хрустальный смех Эории.
Вот она остановилась у пылающего очага. Подняла руку, скользя широким гребнем по влажным после купели волосам. Обернулась. Уголки алых губ дрогнули в светлой улыбке. Тонкая кисть потянулась к нему в ласковом жесте.
- Tula an nin maelamin, Kethavel. Amin mela lle.*( Иди ко мне, любовь моя, Кэсавель. Я люблю тебя)*
- Я тоже тебя люблю, nin naira*( мое солнце), - с улыбкой прошептал Касс в безмолвную пустоту.
Это было странно и непонятно, но спустя столько лет Касс так и не смог понять, за что же она его так любила. Почему пошла за ним против семьи и покинула солнечный Таоррисинн, отказавшись от вечной молодости и тысячелетий безоблачной жизни в вечнозеленом Айвендрилле.
И никто не понимал, что нашла жутком нелюде чистая, как воздух в высоких горах, светлая перворожденная. Но только она способна была видеть в нем то, чего не замечали другие: истинного Кассэля дель Орэна - верного и преданного мужчину, безумного и пылкого в своей нечеловеческой страсти. И только с ней он был обжигающе нежен и трепетно заботлив, забывая, кто он, загоняя свою черную мрачную сущность в самые дальние углы сознания, чтобы и тень ее не могла осквернить сияющий чистый свет его женщины.
Она научила его гасить вспышки гнева и ярости, превращая их в музыку. Только в ее синих, как воды Альвы глазах, он находил умиротворение и безмятежное счастье. Воин, ненавидевший двор с его манерами, интригами и идиотским этикетом, таскался за ней следом только потому, что она любила свет, веселье, радость и смех. И ему нравилась та зависть, с которой смотрели на его Эорию, нравилось вести ее в танце и видеть, как замирают на выдохе мужчины, любуясь неземной красотой и неборожденной грацией пресветлой. Он любил в ней все: чарующий голос, льющийся серебряной свирелью, гибкие руки, завораживающе перебирающие струны арфы, длинные до самых щиколоток белые волосы - мягкие, как шелк, переливающиеся, словно жемчуг. И ее тело - совершенное, без единой лишней линии и фальшивой ноты.
Она была прекрасна...
Была...
Была.
Проклятый Эрэб, зачем твоему подземному царству понадобилась ее светлая сияющая красота?!
Потянув на себя край накрывавшей кровати ткани, Касс резким рывком сдернул ее и, тяжело вздохнув, опустился на расшитое зелеными листьями плюща покрывало.
- Устал, maelamin? – мягкий, словно шелест листьев, голос накрыл его волной спокойствия и тепла. Она всегда умела усмирить его одной интонацией своего голоса.
- Да, nin naira. Ужасно устал.
- Бедный мой, - тонкие пальцы невесомо прошлись по темным волосам, убрав со лба непослушную волнистую прядь. – Спи, Kethavel. Спи, nin ore*( мое сердце)*.
Касс смежил веки, и тихая, как дуновенье легкого ветра, песня плетеным узором поплыла по воздуху, погружая разум и тело мужчины в сияющий лучистым светом мир грез:
malos ve hiswe oloiya fume
lamma aure na olassie dolen
fennas mar epello hollen
isilme- selperin tumme
Лес, как туманом, затоплен сном
Звуки дня в листву упрятаны
Двери домов уже запечатаны
Лунно-серебряным сургучом
****
Фэлис и Марси, уносившие на кухню еду по приказу хозяина, вернувшись в комнату госпожи, застали ее за странным занятием. Девушка, сбросив сапоги и куртку, отжималась от пола, поочередно поднимая то левую, то правую руку, сердито бубня себе под нос:
- Сволочь многомордая, да подавись ты своей едой. Я буду делать, что хочу, говорить, что хочу, и одеваться, как захочу! Зад орка ты измором возьмешь, а не Оливию Торвуд.
Вскочив с пола, разъяренная охотница достала из-за корсета нож и с силой метнула его в стену. Острие воткнулось в сидящую на шпалере муху, и Фэлис от удивления выронила из рук стопку чистого белья.
Заметив служанок, Ли быстро пересекла комнату и, вытянув клинок, подозрительно посмотрела на них.
- Мы никому не скажем, госпожа, - заговорщически зашептала Фэлис. – Не бойтесь.
- Много чести его глистатым мордам, чтобы я их боялась. Облезет, - фыркнула Оливия.
- А вы совсем-совсем его не боитесь? – восхищенно вытаращилась на Ли служанка.
- Совсем-совсем, - соврала охотница.
- Вы храбрая, - завистливо вздохнула Марси. – А я вот всех боюсь: хозяина боюсь, архонта Фрэмвора боюсь, Ойгора Тонси – начальника караула боюсь.
- А начальника караула чего боишься? - недоуменно покосилась на девушку Ли.
- Проходу не дает, - стала пунцовой, как помидор, Марси. – Иду мимо, а он как схватит, ирод, и давай руки распускать.
- По зубам, по печени и между ног, - красочно обрисовала, что следует сделать с Ойгором Тонси, Оливия. – И пару пальцев сломать, больше не полезет.
- Как это, пару пальцев сломать? – ошалело раскрыла рот Марси.
- Иди сюда, - поманила ее рукой Ли.
Служанка послушно подошла к хозяйке, и та, став напротив нее, поставила руки в боки.
- Нападай на меня, - приказала Ли.
Девушка испуганно замотала головой, отступая назад.
- Как можно, хозяйка!
- Да не трясись ты, глупая. Я тебя защищаться научу, - одернула служанку охотница. – Представь, что я- это ты, а ты - это Тонси твой, откуси ему харгарн все, что ниже пояса болтается. Давай! Смелее!
