— Берт! — вполголоса позвала она, не открывая глаз.
Ответа не последовало.
Ждала ли она? Почему он не приходит? Что должно было произойти, что он не может хоть весточку о себе подать? Соль запрещала себе об этом думать.
Сжимая амулет, открыла глаза. Огляделась зачем-то.
Ни души.
Сквозь пальцы пробивался ослепителньо-белый свет. Ведьма медленно, с опаской разжала пальцы.
И зажмурилась: кулон сиял! Тревожно, отчаянно. Ослепительно.
— Берт… — прошептала она потрясенно.
Ответа по-прежнему не было. Глухая тишина окутывала несуществующий мир Перекрестка. Даже едва слышимый треск звездного костерка, казалось, пропал.
Сердце сдавила тревога.
И вдруг — вспышка! — и драгоценность рассыпалась пеплом. Мелкие белые крупинки развеялись прежде, чем Марисоль хотя бы рукой пошевелить успела.
— Бертран! — отчаянно выкрикнула она, пытаясь проморгаться.
Относительную чёткость зрению вернуть удалось далеко не сразу.
А кругом по-прежнему стояла тишина.
Безмолвие.
— Бертран… Берт! Берт! — не чувствуя струящихся по щекам слез, звал она. Отчаянно. Надрывно. — Где же ты, Странник?!
Соль проснулась от собственного крика. Ресницы слиплись от слез. Глаза болели и наверняка покраснели. К счастью или нет, зеркал или хотя бы чего-то способного их заменить поблизости не было. Впрочем, вполне хватало и ощущений.
Она раздражённо вытерла рукавом слезящиеся глаза. Села.
Помедлив, дрожащей рукой потянулась к шее, молясь, чтобы сон не сказался на реальности. И замерла, забыв дышать.
Потом дёрнулась, суетливо рванула завязки ворота рубахи.
Вскочила. Заметалась по комнате. Выскочила в соседнюю. Нашла выдраенное до блеска подобие овального металлического подноса. Ничего нового в нём не увидела.
Огляделась. Взгляд привлекло нечто высокое в дальнем углу, накрытое широким расшитым рушником.
Недолго думая, ведьма подскочила к находке. Дёрнула ткань. Покрывало поддалось неожиданно легко.
А путешественница так и застыла, глядя на своё отражение в полный рост.
Прода 2.7
Лишь вскользь отметив юное личико и почти болезненную худобу девушки в отражении, Соль упёрлась взглядом в то, что открывала сползшая рубашка: бледную кожу покрывали синяки и ожоги, удивительно, но уже заметно посветлевшие. Кулона не было.
Запоздало сообразив, какую глупость творит, прикрыла глаза. Попыталась взять себя в руки.
Не вышло.
И женщина рухнула на колени, на такую же, как в соседней комнатушке, домотканную дорожку. Из глаз хлынули слезы. Сдерживать их больше не было ни сил, ни желания. Рыдала в голос, не чувствуя ни пробирающегося вдоль пола утреннего холода, ни промокшей от слез рубашки, ни доставшегося ей тела.
Зачем? Зачем она сюда сунулась? В этот жуткий отсталый мир, где публичная казнь — норма жизни? Этакая форма досуга! Какой от неё вообще здесь толк? Как она найдёт Бертрана, если от амулета даже пылинки не осталось? Вопросы-вопросы-вопросы… Без ответа и проблеска.
Когда слезы кончились, всхлипы переросли в болезненную икоту. А после, обессиленная, она ещё долго лежала на полу, затихнув, свернувшись калачиком, уставившись в пространство перед собой.
Из оцепенения ведьму вывел низкий металлический гул, в котором она не сразу распознала колокольный звон.
Соль медленно поднялась. Охнув, зажмурилась: ссадины и ушибы незамедлительно дали о себе знать, голова налилась тяжестью.
Вытирая рукавом опухшие глаза, женщина не удержалась от едкой усмешки. Давненько с ней не случалось истерик. Да и в теле ощущения не хуже, чем после доброй драки. А дралась она последний раз в детском доме, с десяток лет назад.
Смешок вышел с привкусом горечи.
И хриплым. В горле пересохло совершенно.
Соль огляделась в поисках воды.
И снова невесело усмехнулась. Дом явно было проще снести, чем убрать тот бедлам, который ее окружал. То ли господа инквизиторы столь рьяно производили обыск, то ли в отсутствие хозяйки кто мародёрствовал, но в избушке с ног на голову было перевернуто, казалось, всё, что только можно было перевернуть. Кадки, крышки, вываленые из сундуков вещи, разномастные лоскуты…
Во всём этом беспорядке белым пятном выделялся стол, накрытый чистой скатеркой. На нём высилась скромной горкой посуда: несколько деревянных и глиняных плошек и горшочков разной глубины и размера, одна-единственная металлическая кружка с ручкой да пара круглых деревянных ложек без какой-либо росписи.
Остальной скарб — ломаный, рваный и целый — кое-как сгребли с дорожки, вперемешку растолкав по сторонам. Зеркалу явно повезло уцелеть, лишь благодаря тому что было спрятано в самый угол да неказистой тряпкой завешано.
Кадушка с водой обнаружилась в углу за печью. Рядом — небольшая поленница. Кажется, за эти богатства надо было благодарить деда с внуком, её сюда доставивших.
Тряхнув головой, Марисоль сгребла кружку и решительно прошлепала к кадушке. Половичок от холодного пола босые ступни почти не спасал, но это женщину в ту минуту мало заботило. Пить хотелось страшно. Но, уже подняв деревянную крышку, ведьма задумалась.
Как у них тут с эпидемиями? Ей для полного счастья только холеры не хватало!
Вернула крышку на место. Сунулась в печь.
Вчера её отваром поили. Такие отвары без кипятка не сделаешь — не заварится, значит, вода кипяченая быть должна.
На печи действительно обнаружился небольшой глиняный кувшин с водой. С кружкой Соль возиться не стала: ухватившись за шершавые кирпично-рыжие бока, принялась пить через край. Даже зажмурилась блаженно.
Увы, счастье длилось недолго: стоило утолить одну потребность, как о себе дали знать другие. А удобств в доме явно не предполагалось. Потому, торопливо переворошив груду тряпья, Соль выудила какую-то серенькую шерстяную шаль — там же обнаружилось неказистое подобие кожаных башмаков на шнуровке — и выскочила во двор. И точно: неподалёку обнаружилась деревянная будка с характерным отверстием в полу, наподобие тех, что когда-то торчали на каждом участке в деревне.
Не меньше часа спустя, умывшись, кое-как переплетя пострадавшие светло-русые с лёгкой рыжиной волосы, с трудом растопив печь и разогрев в ней обнаруженную кашу, видимо, оставленную сердобольной бабулькой, ведьма села завтракать.
Соль лениво ковыряла ложкой склизкую, но неожиданно вполне приятно пахнущую гущу и пыталась кое-как осмыслить ситуацию.
Магией без разбора пользоваться было нельзя: засекут — не отмоешься, и никакие Небеса не помогут. А гореть ей больше не улыбалось. Потому воду придётся кипятить на всё подряд. Благодаря магии у неё, конечно, иммунитет покрепче (если здесь те же законы действовали, что в родном мире), да и заклинания исцеления ей известны. Но проверять на собственной шкуре не хотелось. Обидно будет заразу какую неизвестную подцепить и окочуриться, так и не найдя Берта.
М-да… Занесло же её братца! И её по его милости и собственной глупой инициативе. Веселее было бы только в первобытном мире: жить в пещере, разгуливать в шкурах и есть жареное на костре мясо.
Знает Бертран толк в развлечениях.
Как его теперь искать без амулета?
Вздохнула, ставя на стол сполоснутую в кипятке чашку на стол. Тряхнула головой, отгоняя мысли о его поисках, боясь снова скатиться в истерику. Сначала нужно было восстановить здоровье, к миру присмотреться, освоиться чуть, раздобыть информацию и составить какой-никакой план.
Стоило прийти к благоразумным выводам, заскрипела входная дверь.
Прода 2.8
В избёнку, старчески бурча себе под нос, вошла Веда.
Увидев хозяйку, просияла:
— Солюшка! — прошаркала к ведьме, обняла, осмотрела со всех сторон и запричитала: — Да на тебе живого места нет, а ты скачешь. Топай-ка, деточка, на лежанку. Я отвар приготовлю. Напоим тебя, каждую язвочку смажем… Я овощей раздобыла, Мар куру передал — будет тебе похлёбка. Они с Вардо собирались наведаться, да не повезло с Сандром встретиться…
Вряд ли в городке было много Сандров, встреча с которыми не сулила ничего хорошего. Соль осторожно уточнила:
— С инквизитором?
— А то с кем же? — пожала плечами старушка, махнув в сторону комнатушки.
Ведьма не очень-то сопротивлялась, но любопытство пересиливало. Да и дед с мальчишкой вполне могли бросить её вчера у калитки, и за то, что позаботились о ней, совершенно чужой девчонке, уже стоило быть благодарной.
— С ними всё в порядке?
— А что им сделается-то? — удивилась старушка. — Где орден ещё таких дурней-возничих отыщет?
Какой «орден» и гадать нужды не было. Выходило, что инквизиция частенько услугами деда с внуком пользовалась. Любопытно было, в чем именно эти услуги заключались.
— Ох, сбледнула! — хмыкнула самопровозглашённая сиделка. — Спокойно дыши. Сегодня никаких казней.
Ведьма невольно отметила про себя это зловещее «сегодня». Тихо спросила:
— А что же тогда?
— Мне не докладывают. Навроде к каменоломне отправили. А пошто — Высшие ведают. Ты, давай, топай на лежанку! — буркнула старушка, легонько подтолкнув опешившую ведьму в спину. — Ишь, ходит босая по мерзлому полу. Позимник на дворе, мало ей было вчера искупаться!
Соль спорить не стала. Натянула одеяло до самого носа, слушая деловитое бормотание в основной комнате. Думала старушку разговорить, но после новой порции отвара провалилась в сон.
Весь следующий день ведьма бессовестно отлеживалась. Баба Веда навестила рано утром, растопила печь, напоила травами, сварила съестное, шёпотом причитая по поводу лютых служителей инквизиции. Под вечер заглянули-таки возничие. Притащили воды и дров.
А путешественница потихоньку набиралась сил и кое-как с помощью разговоров восполняла отстутствие знаний о новом мире.
И размышляла.
Странная получалась картина: сначала эту горемычную девчонку едва не сожгли, обвинив в колдовстве, а после «оправдания небом» господин инквизитор лично притащился, еще и на серебрушку с барского плеча расщедрился. Исключительно ради того, чтобы проконтролировать выполнение приказа? Убедиться, что ведьму нищую до дома довезут? Не велика ли птица?
А ведь Сольге не то что ведьмой не была — в доставшемся Марисоль теле след магии едва теплился. То есть с колдовством предыдущая хозяйка была связана не больше, чем любой человек. Такой связи обычно хватало лишь на интуицию, и ту — весьма посредственную.
Это было странно. И пахло неприятностями. Оставлять такие загадки за спиной — себе дороже. Но ничего предпринять ведьма пока не могла.
Мало ей загадок, так ещё клятый постельный режим! Отстутствие книг или хотя бы писчих принадлежностей раздражало и навевало скуку. Оптимизма не добавляла и наступающая по-зимнему рано темнота, чем разогнать которую ведьма не представляла, памятуя о необходимости воздержаться от волшебства.
Лежать ещё день у деятельной ведьмы сил уже не было. Да и торопилась она. .
Прода 2.9
Встала. Размялась, пытаясь навскидку проанализировать состояние тела. Прошлепала наконец к зеркалу: пора и с новой внешностью как следует познакомиться.
На путешественницу с полированой, будто прозрачной молочно-белой дымкой затянутой поверхности смотрела симпатичная девчонка лет двадцати, не больше. Ну, по меркам пришелицы девчонка, по местным — наверняка вполне взрослая девица. Дева старая, судя по находящейся в единоличном распоряжении избушке и отсутствию каких-либо мужских атрибутов. Удивительно похожая на Марисоль — почти двойник.
Тот же нос, тонкие губы и глаза необыкновенно насыщенного синего цвета. Только волосы чуть светлее.
Соль с сожалением приподняла один скатавшийся, опаленный локон. Вздохнула. Найденный деревянный гребень справиться с ними не смог. Они явно требовали стрижки. Остался у Сольге Белошвейки в закромах аналог ножниц? Или умыкнули?
Отпустив многострадальную прядь, ведьма покачала головой и вернулась к осмотру. И за что там Аш (кажется так звали говорливого конвоира?) держаться собирался?
Хотя… Девушка в отражении покрутилась, встала боком. Если питаться будет нормально, может, и будет за что… Пока, похоже, всю энергию магия забирала на восстановление. Или единение с телом? Оно слушалось отлично, и каких-то неявных повреждений Соль не находила, как ни прислушивалась к себе. Да и тело ощущалось как родное. Могло ли это быть добрым знаком? Путешественница решила думать, что да. А об остальном расспросить Берта при встрече.
Так было менее тревожно.
Прикрыла глаза, задумалась. Итак, ей нужны деньги и информация. На это потребуется время.
Значит, ей здесь жить. Да и дом теперь принадлежит ей, а значит, и всё, что в нём найдётся. Что голубчики не унесли.
Огляделась, оценивая фронт работы, старательно сдерживая рвущиеся с языка проклятия в адрес наглецов, перевернувших всё вверх дном. Хватило же бесстрашия шариться в вещах той, кого обвинили в колдовстве! Была бы девочка действительно колдуньей, эти идиоты неминуемо обзавелись бы парой-тройкой премерзких проклятий.
Наскоро перекусив, ведьма согрела воду, закатала рукава и приступила к уборке.
Нашлось несколько сносных, почти не требующих штопки платьев, чертовски неудобных на взгляд гостьи из развитого мира тканых чулок и чего-то, опознанного ею как нижнее бельё. Всё это добро она бережно свернула и положила в один из сундуков. Утешала мысль, что эта одежа хотя бы не даст ей замёрзнуть. В компанию занявшей почётное место на гвозде возле двери шали нашлось поношенное подобие кафтана. Кожуха ли… Во всяком случае сгодится зимой шастать, если лютых морозов не будет.
Из ценного в этой куче хлама обнаружилась плошка с застывшим салом и шнурком в центре и пара довольно новых сальных свеч, лишь слегка грызенных. Аромат даже от незажженных исходил весьма специфический. Недовольно скривившись, ведьма сунула их в самую неказистую глиняную миску и пристроила на полочку рядом с плошкой. Оставалось надеяться, что яркость света хоть немного компенсирует вонь.
Зато прояснился вопрос с освещением.
Хмыкнув, ведьма вернулась к перекладыванию мусора, сожалея, что нельзя его просто-напросто сгрести и выкинуть, как она уже давно поступила бы в родном мире. Сейчас же слишком остро стоял вопрос выживания.
Были здесь и некоторые другие бытовые мелочи, чудом уцелевшие в хаосе.
Впрочем, что выкинуть, Соль тоже нашла. О переломленные сиденье и ножку единственной низенькой табуретки она едва не оцарапала палец. Критически осмотрев деревянные останки, новая хозяйка решила, что ремонту они не подлежат, и бросила их в компанию к дровам. Отметив, что топором тоже неплохо было бы разжиться.
Остальной хлам кое-как сгребла и выволокла из дому, отложив вопрос его утилизации до появления возничих.
В очередной раз выплескивая грязную воду, Соль почувствовала на себе взгляд. Колкий, недобрый. Украдкой огляделась: за окном соседнего дома мелькнуло нечто пёстрое. Во всяком случае, ведьме так показалось. Мутная плёнка, служившая остеклением, скорее давала простор фантазии, чем позволяла хоть что-то рассмотреть.
Соль отставила ведро на дорожку, устало разогнулась. С тоской подумала, что за чистой водой придётся тащиться до колодца — запасы в доме подходили к концу. Благо, Вардо сказывал, недалеко. Поежилась — пора было возвращаться: в воздухе висела та самая свежесть и звенящая тишина, какие обычно предшествуют снегопаду.
