ГЛАВА 10
Ремонт в будущей кондитерской шел полным ходом, и Эрик заверял, что если не случится землетрясения, пожара или им на голову не свалится луна, то к Празднику сердец все будет готово. Аделаида тоже гарантировала своевременную доставку оборудования и мебели.
Пришло время задуматься о поставщиках продуктов. К счастью, здесь можно было обойтись без помощи Аделаиды, ведь Николетте было уже даже стыдно обращаться к ней. Она и так отняла у своей сердобольной домоправительницы слишком много времени на свои проблемы. А ведь у неё и без того забот хватает.
Главный ингредиент любой выпечки – это мука. И к счастью, с этим проблем не было. Все в Эрзебете знают у кого можно купить свежую муку, к тому же всегда качественную – Огаст Дорси. Ему принадлежит самая большая мельница в округе и сеть пекарен, в которых продается свежий и очень вкусный хлеб. Никто даже не пытался конкурировать с ним, ведь имя этого человека давно превратилось в синоним качества продукции. И, как и в случае с магическими лампами – без приставки «магическая» лампы, работающие также, а то и лучше почти не покупались – если на мешке не было клейма, изображающего колосок внутри круга, муку не покупали.
Николетта накануне перезвонила на мельницу и договорилась о встрече. Ей сказали, что господин Дорси первую половину времени проводит на мельнице, вторую – в самой первой и самой большой пекарне. Там с ним можно будет договориться о сотрудничестве.
Для такой встречи Николетта пересмотрела весь свой гардероб. Нужно было выбрать платье, которое бы превращало её из женщины, выглядящей как подросток, в надежного партнера, с которым можно иметь дело. Про Огаста Дорси многое говорили: что он трудолюбив, но любит повеселиться, что он ценит в первую очередь честность и порядочность, и что если ты ему с первого взгляда не понравишься, то второй раз он на тебя и не посмотрит. То есть, никогда не будет иметь с тобой дела. Огаст Дорси человек гордый, принципиальный и волевой. Как понравится такому человеку?
Наконец, она остановилась на белом платье, расшитом крупными бледно-голубыми квадратами и опоясанными широкой черной лентой вокруг шеи и вместо пояса. С остальным она не мучилась – молочного цвета сумка и туфельки лодочки в цвет.
В конце концов, решила она, главное не то, как она выглядит, а что собирается сказать. Заручится поддержкой мельника было очень важно. Его имя – это синоним качества в глазах горожан. Не важно с чем оно соотносится – с вещами, людьми или кондитерскими. Если Огаст Дорси ей откажет, то заставить других горожан поверить ей будет очень трудно. Но Николетта верила в себя. Она уже очень далеко зашла, чтобы поворачивать сейчас.
С легким сердцем она вышла из дому и пошла в южную часть города, туда, где располагалась самая большая и самая старая пекарня в городе. Всего их было восемь и, судя по разговорам, этого уже начинало не хватать. Эрзебет незаметно для самого себя ширился, разрастался и превращался из несуразного подростка в молодого и перспективного, подающего большие надежды.
Раньше Николетта лишь пару раз была в этой части города, поэтому с интересом поглядывала по сторонам. Дома и дорога здесь старше, чем там, где она живет или там, куда ходила по делам. У многих домов окна первого этажа уже были на половину в земле, да и сама улица была заметно уже, чем по всему городу. Иногда ей встречались старые колонки, и бороться с искушением подойди и попробовать работают ли они было очень велико. Но Николетта не давала себе слабину. Она здесь по делу, развлечения подождут.
Сверившись с картой, Николетта свернула на Сиреневую улицу. Первым намеком на то, почему улица так называлась, стал невероятно сильный запах сирени, едва не сбивший её с ног. Словно в битком набитом омнитрансе, в котором и так нечем дышать, кто-то разбил флакон с духами. Пришлось немного постоять, чтобы привыкнуть к запаху. А потом, пройдя шагов пятьдесят, она увидела, что улица и правда сиреневая. Возле каждого дома, магазина, парикмахерской или любого другого здания, мимо которого она проходила, росла сирень. Сирень высокая или карликовая, один куст или целая изгородь. Николетта даже видела сирень, которая вилась по зданию, как дикий виноград. Разве можно спокойно пройти мимо такого чуда? Вот и Николетта не смогла, застыв с некрасиво выпученными глазами.
- Как это возможно? – спросила она вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. Но все же получила ответ:
- Это заслуга Веспера, садовника графини Люции Моринари.
- Что? – переспросила Николетта не потому, что не услышала вопрос, а от неожиданности. Но худосочный мужчинка, чьи лучшие годы уже давно прошли, с кустистыми усами под носом, и запыленной, потрепанной и выцветшей широкополой соломенной шляпой, посчитал, что обязан ответить:
- Видишь ту мануфактуру? – он указал на большое четырехэтажное здание с трубами, и дождавшись кивка Николетты, продолжил: - Эта мануфактура принадлежала графине Люции Моринари. Раньше все дома в округе были деревянными и во время большого пожара, случившегося более ста лет назад, все дома сгорели и она построила всю эту улицу заново. Но архитекторы не подумали, что если построить дома так близко к мануфактуре, то запах будет слышно в домах. И чтобы справиться с этой напастью, графиня купила очень много кустов сирени и засадила ею всю улицу. А её садовник проводил эксперименты с цветами и вывел много таких красивых и необычных сортов.
- Откуда вы это знаете? – спросила Николетта, в которой не вовремя проснулся любопытный ребенок.
- Когда-то я был его подмастерьем, - не без гордости в голосе похвалился мужчина и погладил свои пышные усы. Забавно было наблюдать, как они двигаются вместе с его губами, когда он говорит.
- И вы своими глазами видели, как он это делал? – восхищенно, но все же с сомнением в голосе переспросила Николетта. Эта вьющаяся сирень казалась чем-то невозможным, чем-то, что не могли бы сотворить человеческие руки. Сколько же лет она тут росла, чтобы скрыть половину дома?
- Конечно, - он заправил зацепился пальцами за подтяжки поверх льняной рубахи бурого серого цвета, и начал рассказывать с ностальгией в голосе: - Веспер любил свое дело. Душу в него вкладывал! Он мог забыть, как меня зовут… Кстати, я Бартоломеус.
- Николетта, - механически представилась она, ожидая продолжения. И оно незамедлительно последовало:
- Так вот, - причмокнув губами, Бартоломеус мечтательно уставился в даль, своими глазами мутно-зеленого цвета, напоминающими старое стекло, продолжая ностальгировать: - Когда я поступил к нему в услужение, Весперу было уже лет пятьдесят, а мне – всего лишь семь. Он уже тогда был знатным мастером своего дела. Видела бы ты сад госпожи Люции! В нем росли цветы, каких не найти во всем Илмэнтайре! Да и в других королевствах нужно было бы знатно помучится, чтобы найти, ведь половину, если не все эти цветы Веспер вывел и вырастил сам. Какие там росли лилии и розы! Да что там лилии и розы! Какие там росли ирисы и астильбы, космеи и маргаритки, петунии, сальвии, лаватерции, настурции… Если я начну все перечислять, то нам и дня на это не хватит. Просто поверь мне, голубка, если бы ты зашла к ней в сад, то с непривычки глазам стало бы больно – таким было разнообразие цветов и буйство красок.
- Потрясающе! – Николетта невольно заразилась тоном, которым он рассказывал про цветник, и хоть не только не видела, но и представляла его с трудом, чувствовала такое же восхищение, больше похожее на преклонение перед мастерством того самого садовника. Потому что, когда кто-то с такой любовью рассказывает о своем деле невозможно не увлечься, этой идеей, невозможно не влюбиться. Ведь ты смотришь на все не своими глазами, а глазами того, кто рассказывает, видишь то же, что и он, практически ощущаешь все то же самое… Наверное, как-то также Николетта рассказывает о своей кондитерское: с любовью и вдохновением, с жаром, способным зажечь множество сердец, увлечь их как бабочек за светом мечты.
- Не то слово! – ворвался в её мысли голос Бартоломеуса. – Никто из тех, у кого было по две руки и оба глаза, не мог сравниться с Бартоломеусом в искусстве выращивать цветы и создавать новые сорта.
- Так у него не было глаза и руки? – ахнула Николетта, и недоверчиво переспросила: - Вы меня разыгрываете?
Она снова посмотрела на сирень, обвившую половину здания. Как можно было создать такую красоту, будучи одноруким и одноглазым калекой? Николетта стояла здесь, смотрела на этот шедевр и то все ещё не верила, что не спит и не попала в сказку, что все это наяву.
- Нет, - добродушно покачал головой Бартоломеус. – Я говорю самую что ни на есть взаправдашнюю правду!
И даже нарисовал крест на животе, как это обычно делают детишки, когда в чем-то клянутся. Этот жест был такой искренний и милый, что Николетта невольно улыбнулась, и спросила:
- Но, как же он справлялся с одной рукой-то?
Бартоломеус снова мечтательно уставился вдаль, и у Николетты создалось впечатление, что старик сейчас был уже не с ней. Он видел события тех лет, вдыхал запахи, слышал звуки и пересказывал их своей случайной слушательнице:
- Веспер никогда не жаловался. Он работал наравне с остальными и даже больше. В этот вся штука – отдавать любимому делу всего себя и даже больше. Только так можно стать настоящим мастером, понимаешь? Веспер всегда делал больше, чем другие, всегда брался за то, за что не берутся они. И никогда никому не верил, если ему говорили, что что-то невозможно. Как-то к ним приехал ученый профессор, какой-то давний друг нашей графинюшки. И она похвасталась достижениями своего садовника. И между делом рассказала, что он сейчас создает необычную камелию ярко-розового цвета, похожую на розу. Профессор заявил, что это невозможно и привел множество научных причин почему. А в конце посоветовал не тратить время зря и заняться чем-то более осуществимым. Веспер выслушал его, не перебивая, и ничего не сказал. А через полгода прислал этому профессору один из первых цветков.
Николетта рассмеялась:
- Он утер ему нос!
- А то! – Бартоломеус горда поднял палец. И продолжил: - Ты голубка ещё очень молодая! Ты не знаешь, как это – отдать все своей мечте. Знаешь, как он стал одноглазым? Когда я только пришел туда на работу у него все было нормально с глазами. Веспер пересаживал саженцы, подкармливал их удобрением, и оно случайно попало ему в глаз. Он стерпел боль и не бросил саженцы. Только закончив с ними, Веспер промыл глаз. Но к тому моменту было уже поздно. Глаз пришлось удалить. Ты думаешь, он об этом переживал? Нет! – Бартоломеус поджал губы и покачал головой. – Веспер все время спрашивал о своих саженцах. Такова сила его любви к своему делу!
- Кажется, Веспер очень любил свои цветы, - улыбнулась Николетта, проникнувшись к садовнику симпатией.
- Он любил свои цветы больше людей, - подтвердил Бартоломеус. – Цветы ведь никогда не предавали его и не обманывали. Веспер ни с кем не был так добр и нежен, как с ними. Чего у него было не отнять до самой смерти – четкого понимания того, кто он и где его место в этом мире. Он знал, что для него важно и не позволял обстоятельствам или ударам судьбы заставить себя отклониться от него.
Николетта вдруг вспомнила, куда шла и зачем. Её собственная мечта была там, дальше по улице, а она, в отличие от Веспера, отвлеклась, забыв о том, что действительно важно.
- Ой, я же опаздываю! – Николетта оглянулась, пытаясь сориентироваться. – У меня же важная встреча!
- А куда ты спешишь, голубка? – ласково и почти по-отечески спросил Бартоломеус.
- Я хочу открыть свою кондитерскую, - рассказала Николетта. – И как раз шла на встречу к Огасту Дорси. Мне нужен поставщик муки. И я очень хотела бы, чтобы им стал он.
- Так ты умеешь готовить? – почему-то удивился Бартоломеус и поправил свою шляпу.
- Я умею готовить, - подтвердила Николетта, и с гордостью добавила: - Но выпечка у меня получается куда лучше. Поэтому я и хочу открыть свою кондитерскую.
- И что ж ты будешь там продавать? – немного снисходительно спросил Бартоломеус. И его тон немного задел Николетту. Хоть она и знала его не больше часа, но хотелось бы, чтобы он говорил о ней, ну, пусть и не так, как о Веспере, но хотя бы с уважением.
- Пирожные, кексы, маффины, десерты, - терпеливо перечислила Николетта, и добавила: - И все будет очень вкусным!
- О, как! – усмехнулся Бартоломеус, так, как может усмехнуться взрослый слушая рассказ ребенка о том, как тот вырастет и станет врачом. Николетту такая реакция задела, но она не стала бить себя пяткой в грудь, чтобы что-то ему доказать. Важнее было поскорее добраться до пекарни. Бабуля Роза говорила, что первое впечатление очень важно. И опоздание не добавило бы ей очков в глазах мельника. Поэтому она попросила:
- Пожалуйста, покажите мне дорогу к пекарне!
Не нужно было уточнять к какой, ведь в этом районе города была только одна пекарня.
- Мне не трудно, - усмехнулся Бартоломеус и предложил ей руку. – Пойдем, голубка.
- Спасибо, - с радостью приняла его помощь Николетта.
- Кстати, сейчас мы будем проходить мимо памятника еноту, - как бы между прочим заметил Бартоломеус.
- Зачем здесь поставили памятник еноту? – удивилась Николетта.
- Я же тебе рассказывал про пожар, из-за которого всю эту улицу отстраивали заново? – невинно спросил тот, и Николетта поняла, что ему очень хочется рассказать эту историю, но старик не хочет навязываться. Улыбнувшись, она подтвердила:
- Да, - и подтолкнула его к рассказу: - А как с этим связан енот?
Улыбнувшись так, что усы вновь слегка подпрыгнули, Бартоломеус с радостью рассказал:
- Пожар случился из-за этого енота.
- Правда? – удивилась Николетта, и уже с неподдельным интересом спросила: - А зачем же ему поставили памятник?
Прочистив горло, Бартоломеус начал рассказывать Николетте забавную и трагическую историю, благодаря которой весь путь до пекарни пролетел незаметно:
- Изначально этого енота подобрал на дороге один из местных ребятишек. У него была перебита лапка и мальчик его выходил. Енот после этого убежал в лес, но все равно прибегал по старой памяти к своему спасителю, чтобы поиграть и перехватить еды. В один из таких визитов он случайно перекинул керосиновую лампу и поджег дом, в котором жила семья мальчика. Дом был старый, деревянный, с соломенной крышей, поэтому вспыхнул мгновенно. А дома в то время строились очень тесно друг к другу. Так что очень быстро дома по соседству полыхали. Ветер подхватил огонь, и перекидывал с дома на дом, пока не запылала вся улица. Люди даже не пытались спасти свои дома или нажитое добро. Все спасали людей из огня. И тогда только чудом обошлось без жертв.
- Так, за что еноту поставили памятник? – не удержалась и перебила старика Николетта. Она уже видела здание пекарни и боялась, что так и не узнает самого интересного. Бартоломеус понимающе усмехнулся и рассказал:
- К тому моменту, когда все уже отошли на безопасное расстояние и просто смотрели как все горит, кто-то заметил этого самого енота. Он таскал водичку в лапках и пытался погасить огонь.
- Не может быть! – не поверила Николетта.
- Никто не знает может или не может, - философски ответил Бартоломеус, открывая перед нею дверь, чтобы впустить внутрь и входя следом. – Но такова легенда.
