Мальчик выглянул из-за открытого багажника, посмотрел на Сергея, что-то нечленораздельно проговорил. Сергей двинулся, хотел было поздороваться с ним за руку, но видя, что Алёша нагрузился сумками и уже спешил к дому, обошёл машину сзади, и, всё ещё смотря на удаляющегося мальчика, приблизился к Наташе.
– Самостоятельный какой, однако... Если помочь в чём – обращайтесь и... заходите.
Наташа кивнула, незаметно дотронулась до руки Сергея и пошла за внуком, по ходу доставая из маленькой сумочки, очевидно, ключи. А Сергей вернулся к багажнику, в сердцах, с силой его захлопнул и, больше не пророня ни слова, направился к себе.
Кира осталась одна и кому смотреть вслед, не знала.
12
Машина остановилась у подножья холма. Мотор был заглушен, фары погашены. Темный салон осветил язычок пламени щёлкнувшей зажигалки, послышался шум нагнетаемого газа. Двое поочерёдно закурили, жадно делая первые затяжки. После паузы водитель спросил:
– А если он откажется?
Второй удивился:
– От такой суммы? Он что, дурак? Или олигарх? – он прыснул от смеха.– Только губёнку закатать придётся...
– Я не понимаю, зачем я вообще их сюда везу... Достаточно было пообещать...
– Эх, Палыч. Одно дело о деньгах слышать, совсем другое их видеть.
– Это, да... Но всё едино, он просто пошлёт меня... в баню.
– Хорошая шутка. Оценил. Слушай, Палыч, делай что хочешь, говори ему что хочешь, деньгами тряси, песни пой, но... чтобы в половине двенадцатого вы оба сидели в парилке. Ясно? Дальше по плану... «Б», – сострил пассажир.– Открой багажник, я шмотки возьму.
Он достал объёмистую сумку, увидел среди автохлама тёмную бейсболку, натянул её на голову.
– Позаимствую. Палыч, до встречи!
Машина тронулась, а Фёдор огляделся и проворно нырнул вправо, в лесополосу.
«План «Б»... Хорошо прозвучало... Палыч даже не догадывается насколько... Деньги, конечно, он с собой не возьмёт... И правильно... Там целее будут».
Он хорошо ориентировался в темноте леса и, делая небольшую дугу вправо, намеревался выйти немного выше цели всего своего предприятия.
Неожиданно Фёдор наткнулся на одноместную палатку.
13
Снаружи послышались звуки шуршащей о ветки одежды, ломающихся под ногами каких-то сучков, чертыхания – кто-то, явно не зная, где находится вход на участок, ломился напрямую. Потом раздался стук в дверь.
– Сергей, Вы дома?... Помогите, я, кажется, подвернул ногу.
«Мужик... Голос мне незнаком, а называет по имени. Странно, кто бы это?»
Сергей подошёл к двери, снял крючок:
– Входите... Осторожно, здесь высокий порог... Обопритесь на меня...
Крупный мужчина, с согнутой в колене одной ногой, наклонил голову и, сильно надавив рукой на плечо Сергея, протиснулся внутрь помещения. Они доковыляли до табуретки, на которую Сергей посадил своего необычного гостя, сам же он сел рядом, на кровать. Мужчина был одет в тёмную шуршащую куртку-реглан на молнии, застёгнутою глухо, до подбородка, в хлопковые штаны с многочисленными карманами и кроссовки, с забитыми грязью протекторами подошв.
– Спасибо, Сергей... э-э... простите, забыл...
– Анатольевич...
– Да-да... Анатольевич. А я...
– Я узнал Вас, Александр Павлович. Рад встрече.
Александр массировал щиколотку:
–Чёрт, болит... Да я вот тоже хотел, так сказать, по-соседски... зайти. Признаюсь, не думал я, что такое возможно в моей жизни.
– Отчего же? Споткнуться... и подвернуть ногу каждый может.
– Да я, собственно, о другом. Наша встреча...
– Я искренне сожалею, что это не случилось раньше.
Александр отвлёкся от своей ноги, распрямился, голос стал твёрже:
– Что – ЭТО?
– Наше знакомство. Не заочное, не отягощённое мифологией и домыслами, а обычное, житейское.
– Сергей... Можно так?.. Вы откровенны... не смущены, не напуганы...Может найдётся что-нибудь...
– Коньяк подойдёт?
– Вполне.
Сергей достал бутылку армянского, извлёк из холодильника и порезал лимон, пересел за стол.
– Я думаю, что тост у нас один.
– Я тоже так думаю.
Они плотно чокнулись, каждый подумал – от Наташи, – и выпили за Наталию.
Повисла долгая пауза. Сергей не торопил события. В конце концов, это к нему пришли, значит, есть что сказать.
Он присматривался к Александру, с трудом узнавая в нём не только того уверенного блондина, для которого обнимать за талию сидящую у него на коленях жену дело давно обыденное, но и моложавого ухоженного дедушку с фотографии на лыжном склоне вместе с внуком. Очевидно, жить вне семьи он не умел.
«Повстречайся мы на улице, я прошёл бы мимо. Да и вообще, он для меня всегда был скорее абстрактной фигурой, тёмной материей, чем конкретным человеком...»
Кто-то раздражённо возразил Сергею: «Не криви душой – ты хотел, чтобы так было, но получалось не всегда. Вспомни, не воображение, а коварный сторонний умысел... не знаю... подключает что ли... тебя к чужой жизни. Без спроса, так, вдруг, ты начинаешь отчётливо видеть, как, уходя на работу, Александр целует Наталию в губы; как она наливает ему тарелку супа, пришивает пуговицу, покупает носки; как он на руках несёт Наталию купаться, чистит ей апельсин, подаёт пальто; как каждую ночь они ложатся в постель, она справа, он слева... С огромным усилием тебе удаётся стряхнуть эти наваждения, а осадок остаётся. Осадок ревности нещадно заиливает любовь».
Сергей осмысленно стал поглядывать на обычный столовый ножик, прислонённый к краю блюдца, с мокрым лезвием от лимонного сока.
«Нелёгкая принесла его ко мне, и я переоценил свою сдержанность... Этот рот, руки... Чёрт, спокойнее, это не просто визит вежливости. Ему нужен разговор, а не коньяк».
Александр, как будто услышал последнее слово, взял бутылку, вопросительно посмотрел на Сергея, но тот, на подобие шахматного короля, опрокинул рюмочку. Капелька тёмно-янтарного цвета оторвалась от донышка, по замысловатому пути побежала к краю, зацепилась за него и, набухая, набухая сорвалась вниз, на стол, впиталась в светлую древесину.
– Только себе... Я пас... Скоро за руль.
– Уезжаешь?.. Ничего, что я на ты... – наливая, спросил Александр.
– Валяй!.. Уезжаю.
– Что так? Только знакомство свели... Не поговорили толком, а ведь есть о чём...
«Интересно, о чём? Если ему стали известны вчерашние новости... Он кончит меня прямо здесь. Ведь что-то я нащупал у него во внутреннем кармане...»
14
…Сергей подал руку, и Наталия, оперевшись на неё, легко перепрыгнула небольшой ров, оказалась чуть ли не в его объятиях, но сразу отстранилась.
– Спасибо, – сказала она в сторону.
Сергей хотел помочь Кире, но молодая женщина уже самостоятельно оказалась на участке, быстро нагнала мать.
– Там открыто. Заходите.
Все трое с относительным удобством разместились в небольшом помещении: женщины за столом – Наталия в глубине кунга, ближе к импровизированной кухне, а Кира сидела напротив матери, спиной к выходу. Сергей, придвинувшись к третьей стороне стола, примостился на краешке кровати, по случаю застеленной клетчатым пледом. Потолочная лампа под плоским матовым плафоном светила ярко, но не резко, без теней, не настраивая всех присутствующих на бурное выяснение отношений. Сергей же вообще не хотел ничего выяснять, он просто наслаждался этой минутой, млея от близости дорогих ему людей.
– Я думаю, чай-кофе нам не помешают... Наташа, к тебе ближе, нажми кнопочку... Кира, ау!, Вам с чем можно... то есть... с чем предпочитаете?
Какое-то время все с японской тщательностью были заняты приготовлениями к чайно-кофейной процедуре, будто ничего на свете нет важнее правильного положения ложечки в чашке или толщины струйки кипятка. Трудно было приступить к главной теме, но разговор неожиданно начался сам.
– Сидим, как говорится, хорошо... Уютно... По-семейному. – вырвалась фраза у Сергея.
– По-семейному... Можно ли считать это предложением? Серёжа? Можно ли считать... – Наталия в упор смотрела на растерявшегося Сергея.
– Каким предложением? – перебила её Кира.
– В данном случае, сначала сердца, потом руки... Итак?..
Потолочный светильник до рези в глазах, засветил для Сергея ярко и жарко, мгновенно покрыв его лицо коркой. Язык плохо слушался, отчего получилось не очень торжественно:
– Да, я согласен, то есть, что это я, прошу...
Кира, не дослушав, сорвалась с места, кинулась к двери, дёргала ручку, но хитрый военный замок не открывался.
– Будьте счастливы... Выпустите меня...
Наталия, будто ничего не происходит, сделала маленький глоток кофе и ледяным голосом сказала:
– Кира. Сядь на место... Садись и давай обойдёмся без истерики, береги ребёнка.
Кира остановилась, вернулась и присела боком, уменьшившись до размера воробья. Сергей дал ей салфетку и Кира стала шмыгать в неё носом.
Наташа невозмутимо продолжила:
– Так вот... Два месяца назад Сергей... Анатольевич попросил у меня... твоей руки. Я предложила что-то вроде испытательного срока. Сегодня он закончился. Вот мой ответ: я... согласна.
Она замолчала и, не имея больше сил сдерживаться, закрыла кулаками глаза.
Строгий тон услышанных слов не сразу донёс до Киры их смысл. Она молчала, повторяя про себя: твоей руки, твоей руки, твоей руки...
А Сергей молчал, потому что это было лучшее, что он мог сделать.
«Твоей руки, твоей руки, твоей руки... Это значит, моей руки?»
Кира подняла глаза:
– Серёжа, Вы меня... любите?
– Всё! – Наталия решительно поднялась, отчего ложки в чашках жалобно зазвенели. – Нам пора... Потом договорите... И вот, что ещё: Кира, собери со стола и помой посуду.
15
…Ломтик лимона соскочил с кончика вилки, упал на пол. Александр пальцами взял последнюю «попку» и закусил ею очередной «полтинничек».
– Зачем я тебе что-то рассказываю, объясняю... Морду набить и делов...
– Александр, держи себя в руках. Ты же в гостях у меня.
– В гостях, – он горько усмехнулся. – Я вон десять метров пройду, через дорогу три ступеньки вверх – тоже там гостем буду. Каково это мне, счастливому человеку.
– Ты ждёшь от меня сочувствия?
– Сочувствие своё... Извини, не то хотел сказать. Справедливости, по самому высшему счёту хочу. Я тридцать пять лет, как наёмник по договору...
– Договору?
– О!.. дружок! – Указательный палец Александра заплясал перед носом Сергея.– Это рецепт счастливой семьи, ноу-хау в гендерной психологии, цемент марки 600, брошюра «Муж дурак. Но он мне нужен»... Только почитать его не удастся: не чернилами он писан и не сказан даже. Улыбочки, шуточки... Любовь и молодость на всё согласны, да и необременительно вроде. Живёшь себе и живёшь, бонусы копишь... А ими даже небольшой грешок не покрыть. Всё – ты гость.
– Жёстко с тобой.
– А с тобой? – Александр наклонился к Сергею, почти касаясь своим лицом его лица, зашептал:
– Не верь ей. У нас семья была, и то...
– Ты предостерегаешь меня?
– Как бы да...
– А я как бы должен согласиться?
Где-то рядом послышался сухой хлопок, похожий на выстрел.
Александр отодвинулся к стене, расстегнул на куртке молнию, полез в боковой карман и вынул увесистый свёрток. Не убирая с него руки, положил перед Сергеем.
– Здесь пятьдесят четыре тысячи. Евро. Предлагаю... попариться в бане.
Эхом пронёсся второй выстрел.
16
Алёша попросил на ужин блинчиков, Кира его поддержала и Наталия стала возиться на кухне с тестом. Все необходимые ингредиенты уже были положены в большую эмалированную миску: над гладью молока словно остров, возвышался мучной конус, вокруг которого плавали желтки разбитых яиц; щепотки соли и сахара, намокая, постепенно опускались на дно; хорошо была видна отдельная лужа растительного масла – оставалось только всё перемешать до нужной консистенции и... на огонь. Наталия, стуча ложкой по стенкам миски, приступила к процессу.
Неожиданно, то ли с улицы, то ли нет, донёсся короткий резкий звук. Наташа выглянула в гостиную: там Алёша увлечённо смотрел по телевизору какую-то погоню, с ржанием лошадей и пальбой. Она успокоенно вновь завертела ложкой. Но, когда на фоне рекламы кошачьего корма опять послышался... ну, точно, выстрел, Наталия, оставив стряпню, вышла на крыльцо дома.
– Ты тоже слышала?
Кира появилась чуть позже. Она накинула на плечи матери, одетую а-ля дача – старенькие полуспортивные брюки, свитерок под горлышко, неизменный фартук – захваченную шаль, встала рядом.
– По-моему, где-то в лесу. Совсем близко, –ответила Наталия. Она кивнула на припаркованную возле самого угла участка машину мужа.
– Сорок минут, как приехал, но в дом ещё не заходил. Ты видела отца?
– Видела, издалека... Он к Сергею пошёл... зачем-то.
Женщины переглянулись. При муже и отце они обе никогда не произносили вслух имя «Сергей»: Наталия зная болезненную реакцию Александра и последующее недельное восстановление status quo; для Киры ещё пять месяцев назад оно означало аморальность, было противно, мать жалко, а отца тем более. И чтобы Александр после разлада с женой первым пошёл на контакт...
– Что-то как-то...
Из темноты проявилась рослая фигура, и раздался бодрый, немного пьяный голос Александра:
– Встречайте гостя!
Он, очевидно, имел ввиду себя, потому что с ним никого не было. Прихрамывая, Александр приблизился к дому, остановился у крыльца и, поставив ногу сразу на вторую ступеньку, небрежно бросил на землю дорожную сумку. На этом вся его бойкая уверенность иссякла, потому что жена и дочь, стоя плечо к плечу, невольно загораживали проход в дом, и он... и он не знал, как поступить. А Наташа и Кира, каждая из них пыталась украдкой взглянуть в сторону двух маленьких освещённых окон, там, через дорогу и, лишь когда в них замелькали какие-то тени, одновременно сказали:
– Здравствуй папа! Здравствуй, Саша!
Наталия, больше ничего не говоря, сразу ушла в дом, а Кира спустилась вниз и поцеловала наклонившегося к ней отца в небритую щёку.
– Что с ногой? – обеспокоилась она.
Александр только махнул рукой.
– Тогда проходи скорее, будем ужинать. Алёшка тебя заждался.
Она взяла отцовскую сумку и, оставшись одна под неяркой лампочкой крыльца, боязливо оглядела подступившую темень.
– Неспокойно...
Внезапно, лампочка засветила нестерпимо белым светом, но в то же мгновение лопнула, погасла и осыпала присевшую Киру осколками стекла. Она запаниковала, бросилась по ступеням вверх, захлопнула за собой дверь и, ужасаясь от мысли, что кто-то сейчас будет ломиться с улицы, накидывала и промахивалась, и снова накидывала крючок входной двери, не понимая, что ей мешает сумка в руках.
Наконец, Кире удалось справиться и с крючком, и со своими нервами. Сидя на холодном полу и всё ещё дрожащим голосом она прошептала:
– Будет вечер тёмным,
Будет ветер сильным,
А любовь недолгой,
А печаль...
Не договорив, она глубоко вдохнула, с шумом выдохнула, поднялась и поспешила на голоса в общей комнате.
…Наталия ловко перевернула на горячей сковороде очередной блин, который довольно зашипел и стал поджариваться, немного подрагивая своими краями от лопающихся пузырьков масла. Несколько готовых его собратьев, с двухсторонней расцветкой массайского жирафа, уже томились, сложенные стопочкой на широкой тарелочке.
– Ты что-то ищешь? – спросила Наталия у блинчика, заметив краем глаза, как Александр озабоченно вертит головой.
– Не помню, куда ключи от бани положил.
Вошла, почти вбежала Кира:
– Самостоятельный какой, однако... Если помочь в чём – обращайтесь и... заходите.
Наташа кивнула, незаметно дотронулась до руки Сергея и пошла за внуком, по ходу доставая из маленькой сумочки, очевидно, ключи. А Сергей вернулся к багажнику, в сердцах, с силой его захлопнул и, больше не пророня ни слова, направился к себе.
Кира осталась одна и кому смотреть вслед, не знала.
12
Машина остановилась у подножья холма. Мотор был заглушен, фары погашены. Темный салон осветил язычок пламени щёлкнувшей зажигалки, послышался шум нагнетаемого газа. Двое поочерёдно закурили, жадно делая первые затяжки. После паузы водитель спросил:
– А если он откажется?
Второй удивился:
– От такой суммы? Он что, дурак? Или олигарх? – он прыснул от смеха.– Только губёнку закатать придётся...
– Я не понимаю, зачем я вообще их сюда везу... Достаточно было пообещать...
– Эх, Палыч. Одно дело о деньгах слышать, совсем другое их видеть.
– Это, да... Но всё едино, он просто пошлёт меня... в баню.
– Хорошая шутка. Оценил. Слушай, Палыч, делай что хочешь, говори ему что хочешь, деньгами тряси, песни пой, но... чтобы в половине двенадцатого вы оба сидели в парилке. Ясно? Дальше по плану... «Б», – сострил пассажир.– Открой багажник, я шмотки возьму.
Он достал объёмистую сумку, увидел среди автохлама тёмную бейсболку, натянул её на голову.
– Позаимствую. Палыч, до встречи!
Машина тронулась, а Фёдор огляделся и проворно нырнул вправо, в лесополосу.
«План «Б»... Хорошо прозвучало... Палыч даже не догадывается насколько... Деньги, конечно, он с собой не возьмёт... И правильно... Там целее будут».
Он хорошо ориентировался в темноте леса и, делая небольшую дугу вправо, намеревался выйти немного выше цели всего своего предприятия.
Неожиданно Фёдор наткнулся на одноместную палатку.
13
Снаружи послышались звуки шуршащей о ветки одежды, ломающихся под ногами каких-то сучков, чертыхания – кто-то, явно не зная, где находится вход на участок, ломился напрямую. Потом раздался стук в дверь.
– Сергей, Вы дома?... Помогите, я, кажется, подвернул ногу.
«Мужик... Голос мне незнаком, а называет по имени. Странно, кто бы это?»
Сергей подошёл к двери, снял крючок:
– Входите... Осторожно, здесь высокий порог... Обопритесь на меня...
Крупный мужчина, с согнутой в колене одной ногой, наклонил голову и, сильно надавив рукой на плечо Сергея, протиснулся внутрь помещения. Они доковыляли до табуретки, на которую Сергей посадил своего необычного гостя, сам же он сел рядом, на кровать. Мужчина был одет в тёмную шуршащую куртку-реглан на молнии, застёгнутою глухо, до подбородка, в хлопковые штаны с многочисленными карманами и кроссовки, с забитыми грязью протекторами подошв.
– Спасибо, Сергей... э-э... простите, забыл...
– Анатольевич...
– Да-да... Анатольевич. А я...
– Я узнал Вас, Александр Павлович. Рад встрече.
Александр массировал щиколотку:
–Чёрт, болит... Да я вот тоже хотел, так сказать, по-соседски... зайти. Признаюсь, не думал я, что такое возможно в моей жизни.
– Отчего же? Споткнуться... и подвернуть ногу каждый может.
– Да я, собственно, о другом. Наша встреча...
– Я искренне сожалею, что это не случилось раньше.
Александр отвлёкся от своей ноги, распрямился, голос стал твёрже:
– Что – ЭТО?
– Наше знакомство. Не заочное, не отягощённое мифологией и домыслами, а обычное, житейское.
– Сергей... Можно так?.. Вы откровенны... не смущены, не напуганы...Может найдётся что-нибудь...
– Коньяк подойдёт?
– Вполне.
Сергей достал бутылку армянского, извлёк из холодильника и порезал лимон, пересел за стол.
– Я думаю, что тост у нас один.
– Я тоже так думаю.
Они плотно чокнулись, каждый подумал – от Наташи, – и выпили за Наталию.
Повисла долгая пауза. Сергей не торопил события. В конце концов, это к нему пришли, значит, есть что сказать.
Он присматривался к Александру, с трудом узнавая в нём не только того уверенного блондина, для которого обнимать за талию сидящую у него на коленях жену дело давно обыденное, но и моложавого ухоженного дедушку с фотографии на лыжном склоне вместе с внуком. Очевидно, жить вне семьи он не умел.
«Повстречайся мы на улице, я прошёл бы мимо. Да и вообще, он для меня всегда был скорее абстрактной фигурой, тёмной материей, чем конкретным человеком...»
Кто-то раздражённо возразил Сергею: «Не криви душой – ты хотел, чтобы так было, но получалось не всегда. Вспомни, не воображение, а коварный сторонний умысел... не знаю... подключает что ли... тебя к чужой жизни. Без спроса, так, вдруг, ты начинаешь отчётливо видеть, как, уходя на работу, Александр целует Наталию в губы; как она наливает ему тарелку супа, пришивает пуговицу, покупает носки; как он на руках несёт Наталию купаться, чистит ей апельсин, подаёт пальто; как каждую ночь они ложатся в постель, она справа, он слева... С огромным усилием тебе удаётся стряхнуть эти наваждения, а осадок остаётся. Осадок ревности нещадно заиливает любовь».
Сергей осмысленно стал поглядывать на обычный столовый ножик, прислонённый к краю блюдца, с мокрым лезвием от лимонного сока.
«Нелёгкая принесла его ко мне, и я переоценил свою сдержанность... Этот рот, руки... Чёрт, спокойнее, это не просто визит вежливости. Ему нужен разговор, а не коньяк».
Александр, как будто услышал последнее слово, взял бутылку, вопросительно посмотрел на Сергея, но тот, на подобие шахматного короля, опрокинул рюмочку. Капелька тёмно-янтарного цвета оторвалась от донышка, по замысловатому пути побежала к краю, зацепилась за него и, набухая, набухая сорвалась вниз, на стол, впиталась в светлую древесину.
– Только себе... Я пас... Скоро за руль.
– Уезжаешь?.. Ничего, что я на ты... – наливая, спросил Александр.
– Валяй!.. Уезжаю.
– Что так? Только знакомство свели... Не поговорили толком, а ведь есть о чём...
«Интересно, о чём? Если ему стали известны вчерашние новости... Он кончит меня прямо здесь. Ведь что-то я нащупал у него во внутреннем кармане...»
14
…Сергей подал руку, и Наталия, оперевшись на неё, легко перепрыгнула небольшой ров, оказалась чуть ли не в его объятиях, но сразу отстранилась.
– Спасибо, – сказала она в сторону.
Сергей хотел помочь Кире, но молодая женщина уже самостоятельно оказалась на участке, быстро нагнала мать.
– Там открыто. Заходите.
Все трое с относительным удобством разместились в небольшом помещении: женщины за столом – Наталия в глубине кунга, ближе к импровизированной кухне, а Кира сидела напротив матери, спиной к выходу. Сергей, придвинувшись к третьей стороне стола, примостился на краешке кровати, по случаю застеленной клетчатым пледом. Потолочная лампа под плоским матовым плафоном светила ярко, но не резко, без теней, не настраивая всех присутствующих на бурное выяснение отношений. Сергей же вообще не хотел ничего выяснять, он просто наслаждался этой минутой, млея от близости дорогих ему людей.
– Я думаю, чай-кофе нам не помешают... Наташа, к тебе ближе, нажми кнопочку... Кира, ау!, Вам с чем можно... то есть... с чем предпочитаете?
Какое-то время все с японской тщательностью были заняты приготовлениями к чайно-кофейной процедуре, будто ничего на свете нет важнее правильного положения ложечки в чашке или толщины струйки кипятка. Трудно было приступить к главной теме, но разговор неожиданно начался сам.
– Сидим, как говорится, хорошо... Уютно... По-семейному. – вырвалась фраза у Сергея.
– По-семейному... Можно ли считать это предложением? Серёжа? Можно ли считать... – Наталия в упор смотрела на растерявшегося Сергея.
– Каким предложением? – перебила её Кира.
– В данном случае, сначала сердца, потом руки... Итак?..
Потолочный светильник до рези в глазах, засветил для Сергея ярко и жарко, мгновенно покрыв его лицо коркой. Язык плохо слушался, отчего получилось не очень торжественно:
– Да, я согласен, то есть, что это я, прошу...
Кира, не дослушав, сорвалась с места, кинулась к двери, дёргала ручку, но хитрый военный замок не открывался.
– Будьте счастливы... Выпустите меня...
Наталия, будто ничего не происходит, сделала маленький глоток кофе и ледяным голосом сказала:
– Кира. Сядь на место... Садись и давай обойдёмся без истерики, береги ребёнка.
Кира остановилась, вернулась и присела боком, уменьшившись до размера воробья. Сергей дал ей салфетку и Кира стала шмыгать в неё носом.
Наташа невозмутимо продолжила:
– Так вот... Два месяца назад Сергей... Анатольевич попросил у меня... твоей руки. Я предложила что-то вроде испытательного срока. Сегодня он закончился. Вот мой ответ: я... согласна.
Она замолчала и, не имея больше сил сдерживаться, закрыла кулаками глаза.
Строгий тон услышанных слов не сразу донёс до Киры их смысл. Она молчала, повторяя про себя: твоей руки, твоей руки, твоей руки...
А Сергей молчал, потому что это было лучшее, что он мог сделать.
«Твоей руки, твоей руки, твоей руки... Это значит, моей руки?»
Кира подняла глаза:
– Серёжа, Вы меня... любите?
– Всё! – Наталия решительно поднялась, отчего ложки в чашках жалобно зазвенели. – Нам пора... Потом договорите... И вот, что ещё: Кира, собери со стола и помой посуду.
15
…Ломтик лимона соскочил с кончика вилки, упал на пол. Александр пальцами взял последнюю «попку» и закусил ею очередной «полтинничек».
– Зачем я тебе что-то рассказываю, объясняю... Морду набить и делов...
– Александр, держи себя в руках. Ты же в гостях у меня.
– В гостях, – он горько усмехнулся. – Я вон десять метров пройду, через дорогу три ступеньки вверх – тоже там гостем буду. Каково это мне, счастливому человеку.
– Ты ждёшь от меня сочувствия?
– Сочувствие своё... Извини, не то хотел сказать. Справедливости, по самому высшему счёту хочу. Я тридцать пять лет, как наёмник по договору...
– Договору?
– О!.. дружок! – Указательный палец Александра заплясал перед носом Сергея.– Это рецепт счастливой семьи, ноу-хау в гендерной психологии, цемент марки 600, брошюра «Муж дурак. Но он мне нужен»... Только почитать его не удастся: не чернилами он писан и не сказан даже. Улыбочки, шуточки... Любовь и молодость на всё согласны, да и необременительно вроде. Живёшь себе и живёшь, бонусы копишь... А ими даже небольшой грешок не покрыть. Всё – ты гость.
– Жёстко с тобой.
– А с тобой? – Александр наклонился к Сергею, почти касаясь своим лицом его лица, зашептал:
– Не верь ей. У нас семья была, и то...
– Ты предостерегаешь меня?
– Как бы да...
– А я как бы должен согласиться?
Где-то рядом послышался сухой хлопок, похожий на выстрел.
Александр отодвинулся к стене, расстегнул на куртке молнию, полез в боковой карман и вынул увесистый свёрток. Не убирая с него руки, положил перед Сергеем.
– Здесь пятьдесят четыре тысячи. Евро. Предлагаю... попариться в бане.
Эхом пронёсся второй выстрел.
16
Алёша попросил на ужин блинчиков, Кира его поддержала и Наталия стала возиться на кухне с тестом. Все необходимые ингредиенты уже были положены в большую эмалированную миску: над гладью молока словно остров, возвышался мучной конус, вокруг которого плавали желтки разбитых яиц; щепотки соли и сахара, намокая, постепенно опускались на дно; хорошо была видна отдельная лужа растительного масла – оставалось только всё перемешать до нужной консистенции и... на огонь. Наталия, стуча ложкой по стенкам миски, приступила к процессу.
Неожиданно, то ли с улицы, то ли нет, донёсся короткий резкий звук. Наташа выглянула в гостиную: там Алёша увлечённо смотрел по телевизору какую-то погоню, с ржанием лошадей и пальбой. Она успокоенно вновь завертела ложкой. Но, когда на фоне рекламы кошачьего корма опять послышался... ну, точно, выстрел, Наталия, оставив стряпню, вышла на крыльцо дома.
– Ты тоже слышала?
Кира появилась чуть позже. Она накинула на плечи матери, одетую а-ля дача – старенькие полуспортивные брюки, свитерок под горлышко, неизменный фартук – захваченную шаль, встала рядом.
– По-моему, где-то в лесу. Совсем близко, –ответила Наталия. Она кивнула на припаркованную возле самого угла участка машину мужа.
– Сорок минут, как приехал, но в дом ещё не заходил. Ты видела отца?
– Видела, издалека... Он к Сергею пошёл... зачем-то.
Женщины переглянулись. При муже и отце они обе никогда не произносили вслух имя «Сергей»: Наталия зная болезненную реакцию Александра и последующее недельное восстановление status quo; для Киры ещё пять месяцев назад оно означало аморальность, было противно, мать жалко, а отца тем более. И чтобы Александр после разлада с женой первым пошёл на контакт...
– Что-то как-то...
Из темноты проявилась рослая фигура, и раздался бодрый, немного пьяный голос Александра:
– Встречайте гостя!
Он, очевидно, имел ввиду себя, потому что с ним никого не было. Прихрамывая, Александр приблизился к дому, остановился у крыльца и, поставив ногу сразу на вторую ступеньку, небрежно бросил на землю дорожную сумку. На этом вся его бойкая уверенность иссякла, потому что жена и дочь, стоя плечо к плечу, невольно загораживали проход в дом, и он... и он не знал, как поступить. А Наташа и Кира, каждая из них пыталась украдкой взглянуть в сторону двух маленьких освещённых окон, там, через дорогу и, лишь когда в них замелькали какие-то тени, одновременно сказали:
– Здравствуй папа! Здравствуй, Саша!
Наталия, больше ничего не говоря, сразу ушла в дом, а Кира спустилась вниз и поцеловала наклонившегося к ней отца в небритую щёку.
– Что с ногой? – обеспокоилась она.
Александр только махнул рукой.
– Тогда проходи скорее, будем ужинать. Алёшка тебя заждался.
Она взяла отцовскую сумку и, оставшись одна под неяркой лампочкой крыльца, боязливо оглядела подступившую темень.
– Неспокойно...
Внезапно, лампочка засветила нестерпимо белым светом, но в то же мгновение лопнула, погасла и осыпала присевшую Киру осколками стекла. Она запаниковала, бросилась по ступеням вверх, захлопнула за собой дверь и, ужасаясь от мысли, что кто-то сейчас будет ломиться с улицы, накидывала и промахивалась, и снова накидывала крючок входной двери, не понимая, что ей мешает сумка в руках.
Наконец, Кире удалось справиться и с крючком, и со своими нервами. Сидя на холодном полу и всё ещё дрожащим голосом она прошептала:
– Будет вечер тёмным,
Будет ветер сильным,
А любовь недолгой,
А печаль...
Не договорив, она глубоко вдохнула, с шумом выдохнула, поднялась и поспешила на голоса в общей комнате.
…Наталия ловко перевернула на горячей сковороде очередной блин, который довольно зашипел и стал поджариваться, немного подрагивая своими краями от лопающихся пузырьков масла. Несколько готовых его собратьев, с двухсторонней расцветкой массайского жирафа, уже томились, сложенные стопочкой на широкой тарелочке.
– Ты что-то ищешь? – спросила Наталия у блинчика, заметив краем глаза, как Александр озабоченно вертит головой.
– Не помню, куда ключи от бани положил.
Вошла, почти вбежала Кира:
