Рука сама потянулась за отворот шапки. Чудная сигарета, хороший табак... Боец вздохнул: «После, после...» ? энергично поднялся и, низко пригибаясь, побежал от дерева к дереву, понимая, что уже где-то рядом должна открыться конюшня.
И верно: как-то сразу кончился лес, и, лёжа у края отрытого пространства, разведчик мог неторопливо оценить обстановку и разглядеть постройку.
«Охранения нет, но и лошадей не видно... Да и не слышно... А должно бы, раз конюшня: окна-то без стёкол … и без рам! Видать новые хозяева не очень пекутся о поголовье. У нас так не строят, у нас и морозы бывают...»
В довоенной кинохронике молодой городской парень видел передовые колхозы, улыбающиеся лица стахановцев полей и скотных дворов, их тучных подопечных, реки молока и киселя... А то, что было сейчас перед ним никак не походило на массивные рубленные амбары, коровники, птичники. Бывали и каменные постройки, с отштукатуренной дранкой, ухоженные...
Солдат подбежал к конюшне, прижался спиной к наружной стене, вспотевшей ладонью ощущая шероховатую поверхность белых камней прямоугольной формы, уложенных в шахматном порядке. Под ногами валялось множество обломков таких камней, и разведчик не удержался, поднял один из них, поднёс к глазам.
«Нет, это не кирпич: на удивление лёгкий, и внутри он, как это... пористый».
Думая, что сунул обломок в карман ватных штанов, боец не заметил, что тот зацепился за край и вывалился наружу. Он начал, оглядываясь по сторонам, крадучись, продвигаться вдоль стены, пригибая голову у пустых оконных проёмов, в надежде найти вход. Наконец, ему попалась полураскрытая металлическая дверь, с приваренной вместо ручки скобой и размашистым рисунком неровного круга с птичьей лапкой.
«Птичник! Немцы курятинку любят... Чепуха, здесь пусто: то ли уже ничего нет, то ли ещё ничего не было». Не смазанная дверь, зло скрипнув, впустила бойца вовнутрь.
Внутри, что называется, выколи глаз, оказалось темно. И это несмотря на свет прозрачной осенней ночи, проникающий в многочисленные окна: он как-то быстро погасал в огромном помещении. А огромность эту сержант не видел, но ощущал. Ощущал в бетонных балках, под углом уходящих куда-то вверх для встречи с такими же с другой стороны. Ощущал в эхе его осторожных шагов и в предательских звуках, сопровождавших постоянное тыканье ног в какие-то обломки, доски, прутья, вёдра...
Разведчик решил рискнуть и посветить себе КСФ, фонариком, подаренным ему ещё замкомзводом после их первого боя где-то под Лугой.
М-да... Он стоял на куче песка, а последнее обо что он споткнулся, оказалось воткнутой лопатой. Ржавой, с обломленным черенком. Также можно было различить часть носилок и сваленные в беспорядке трубчатые конструкции, напоминающие спинки железных кроватей. Кое-как перебравшись через них, боец оказался на широкой, ? да такой, что танк проедет ? бетонной полосе, идущей вдоль разрушенных в разной степени загонов, и уходящей за огромные ворота наружу. Понимая, что лошадей здесь нет, не было и нескоро будет, сержант решил выбираться из рукотворного навоза и заглянуть напоследок, мельком, в отгороженное помещение с надписью на двери «WOW!!!».
В тусклом свете фонаря виднелись чистые отштукатуренные стены, ровный пол, в углу низкий стоптанный ботинок, без шнурка, без каблука, с подошвой, загибающейся на нос, да обрывки плотной бумаги с крупными синими буквами «KNAUF».
«Всё-таки это немцы здесь что-то пытались построить, но бросили. Хозяева... Может, не до того им стало... Зад припекает... Если бы так!.. Уф-ф! Как же на воздухе хорошо, не надышусь им! Но времени мало, надо в село заглянуть».
Молодой боец быстро преодолел короткий аппендикс дороги из аккуратно уложенных бетонных плит и вышел на давешний просёлок, который дав кругаля, вплотную приблизился к заброшенному хозяйственному двору. До села было с километр, не больше.
… Разведчик долго не мог принять решение: либо обойти пост сторонкой, либо подойти и осмотреть его, благо пост был пуст и... очень необычен. Молодость и любопытство подзуживали парня: «Интересно же!» Горький опыт двух военных лет предостерегал: «Очень опасно!»
«Может караульный отлучился в лесок, да выйти не может ? газетку не прихватил. Ха-ха... А я полюбопытствую пока!»
Будто огромный футбольный мяч косо резанули ножом и поставили на высокую ножку. Крыша-«мяч» какой казалась издали ? прозрачной, ? такой и оказалась на деле. Но не стеклянной. И не гладкой. Боец провёл ногтем по мелким волнам внутренней стороны, словно по стиральной доске, ? звук громкий, отвратительный, неестественный...
Ножка, в виде стальной трубы, уходила в каменную плиту. Это было малоинтересно. Но то, что висело на уровне глаз...
Собственно, наличие у прибора с необычно плавной формой почти обычной телефонной трубки и делало странное сооружение в целом похожим на караульный пост. А на хрена ещё как не для этого на околице села нужен телефонный аппарат, явно военного образца? Без монетоприёмника (есть какая?то щель, но слишком широкая), без надписей (остаток изображения снятой трубки не в счёт), без диска набора номера (понятно, что на том конце единственный абонент ? какой-нибудь Ганс на дежурстве). Однако цифры от 0 до 9 на пупырчатых кружках есть, а буквы отсутствуют.
«Уверен, просто подниму с рычага трубу и услышу лай немецкий».
Но раздался только длинный гудок...
Аппарат чего-то ждал от паренька, и тому вдруг почудилось, что стоит он в будке телефона-автомата на проспекте 25-го Октября, в солнечных стёклах которой отражаются проносящиеся трамваи, спешащие люди, а небольшая очередь молчаливо поторапливает его выразительными взглядами... Наваждение было так сильно, что рука сама полезла в карман за пятнадцатикопеечной монетой... Но нащупала не летние брюки и тенниску, а лишь старый ватник...
Боец очнулся, усмехнулся горько, медленно повесил трубку. А затем открыто, презирая необходимость таиться на своей земле, вошёл в село. Вот и первый дом...
Дом был первым и единственно видимым: сразу за ним широкой дугой от края до края возвышалась знакомая стена белого тумана.
«Здрасте, давно не встречались! Ну, эта парилка мне уже не страшна! Нырну и вынырну!» ? подумал сержант, двигаясь к молочной пелене и не обращая внимания на знакомую картину военного времени: поломанный замшелый штакетник; тёмный силуэт полуразрушенного дома; амбар без ворот; унылый «журавль» колодца... Сапоги вдруг заскользили на раскатившихся по дороге яблоках, уже подгнивших, попАдавших в свой срок, без надежды быть собранными с одинокой яблони, которая разрослась и вытянула голые ветви за забор к случайному прохожему.
«Вот только яблочко выберу... Зайти, что ли?... Эвоно как колхознички-то жили!»
Дорожку от отсутствующей калитки к дому, выложенную гладкой, с чередующимся серым и бурым цветом, плиткой обрамляли густые кусты с высохшими ягодами. Ветки противоположных кустов иногда переплетались, так что сержанту стоило немалых усилий продвигаться вперёд, разрывая их и осыпая мелкие листья. За кустами угадывались дугообразные рёбра конструкций, вырастающих прямо из земли, на которых колыхались обрывки шуршащей серой материи. Конструкции шли ровными рядами. Дальше ? оголённая поляна, довольно большая, с трёх сторон к которой примыкали хозяйственные постройки разной высоты и назначения. А жилой дом, его с сараем не спутаешь, стоял чуть в стороне, посреди нескольких невысоких сосен. Подойдя к ним мимо пары-тройки вкопанных в землю разноцветных автомобильных шин, солдат первым делом увидел грязную сетку гамака, одним концом зацепленную за крюк на стволе дерева. Рядом на другой сосне, выше роста человека, был прибит щит и железное кольцо.
Ни щит, ни кольцо непонятного предназначения его не тронули, а вот гамак... От сиротской жалости к нему, от вида прерванной мирной жизни, потери незамысловатого счастья совершенно незнакомых ему людей комок из слёз и гнева застрял у бойца в горле. Как это могло произойти? Война ? сука...
Но солдатская твердая уверенность, там у дороги и здесь у сосны, что причиной разрухи в его стране была навязанная, внезапная война, вдруг заколебалась возле самого дома: дом не выглядел оставленным людьми в надежде спастись от оккупации; пожар не обуглил его стены; взрывы не обвалили крышу, не разбили фундамент... Двухэтажный, бревенчатый ? он был не брошен, а заброшен. Всё выглядело ветхим, изъеденным трудолюбивыми насекомыми, и если что покосилось или сломалось, так это от течения безжалостного времени.
В дом солдат заходить не стал.
«Труха. От ветра качает... Когда успело? Тут нужны годы и годы... Или что-то напутал командир со всеобщим достатком, или это «ежовые рукавицы»... А что это там, у сарая?» Кошачьи глаза разведчика разглядели даже цвет, желтоватый, какого-то громоздкого ящика. Не задерживаясь возле пустого навеса для дров с поваленными на бок кОзлами, боец подошёл ближе.
Жёлтая краска облупилась, открывая ржавый металл прямоугольной полой коробки, с поднятым на тонких стойках листом штампованного железа и симметричными полукруглыми вырезами по двум боковинам. Чем-то о-очень отдалённо это напоминало встреченную сегодня на дороге немецкую бронемашину, но без единого стёклышка, без колёс ? просто груда железа на земле.
«Помню плакат в школе: «Пионер! Страна ждёт от тебя утиль!» ? бодрый широкий шаг с тачкой и дымящие трубы заводов».
Включённый фонарик с подсевшей батареей тускло высветил помятые бока, сквозные дырки, надпись «LADA 2104», тряпки, гайки, концы проводов... И тут что-то ярко блеснуло. Луч отразился от плоской круглой пластины, подвешенной на верёвочке, продетой сквозь отверстие в центре. Пластинка повернулась другой стороной ? свет пропал. Снова повернулась ? яркий зайчик заиграл на «Шмайссере». Сержант отрезал веревку, взял в руки забавную игрушку.
? Просто пушинка! Сейчас некогда, а потом рассмотрю... Настя рада будет, ? негромко сказал солдат и сунул находку под телогрейку.
5
Худосочный парень в полном камуфляже, вальяжно скрестив ноги, стоял прислонившись плечом к широкой сосне. В нескольких метрах от него на земле лежали два раскрытых рюкзака, штыковая лопата, высокие резиновые сапоги, термос, чехол от металлодетектора. Сам прибор был бережно прислонен к соседней молоденькой берёзке.
От большой кружки с кофе, которую парень держал за ручку всей пятернёй, поднимался ароматный белый пар ? утро выдалось холодным. Парень с наслаждением глотал напиток. При этом он внимательно смотрел вниз, в уже глубокую квадратную яму, где то сгибалась, то разгибалась спина в потной футболке, мелькала лопата, выбрасывая сухую рыхлую землю к понтовым берцам.
? Слушай, ты не метро роешь, давай поосторожнее.
Второй, что был внизу, остановился, с силой воткнул лопату по самую тулейку куда-то вбок.
? Как умею... Только пусто, ничего нет.
? Будет.
Здоровяк снова взялся за черенок, лениво потянул, и осыпавшийся грунт открыл...
? Смотри! Смотри! Рука!
6
Несколько мгновений жгучей боли в сердце, и туман вытолкнул бойца. Сразу в уши, глаза, рот, за ворот телогрейки полетел снег, словно крупа ? мелкий и колючий. Ладонь стала прилипать к металлу автомата. Пришлось одеть варежки, опустить «уши» шапки. При этом вывалилась припрятанная сигарета с загадочными буквами «L&M», но не успела упасть на снег, как порыв ветра с запахом дыма подхватил её, унёс обратно в туман, а сержант от досады только крякнул.
«Покурил... Однако, где это я?»
Ровный, не заваленный плетень отделял его от крестьянского подворья. Буквально в нескольких шагах, чуть боком, стояла телега, за ней вторая. Кажется, были ещё. На телегах, укрытый брезентом, перетянутый верёвками, лежал груз и явно это были не калиброванные ящики: брезент то выпирал острым углом, то провисал пустотой, то обтягивал что-то круглое. Оглобли, колёса, поклажа ? всё толсто покрывал снег.
«Значит, давно погрузили... А лошади?»
Ответом разведчику раздалось ржание: несколько сытых лошадей тёрлись мордами у коновязи под навесом возле избы.
Изба выглядела солидно: тяжелые брёвна стен надёжно лежали на массивных валунах и легко несли четырёхскатную крышу с дымящей трубой; высокое резное крыльцо, резные наличники окон.
Все эти детали разведчик охватил разом, как несущественные отодвинул в сторону. Важно другое ? то, что в видимых ему угловых окнах, за несерьёзными занавесочками было светло и в них хаотично, резко двигались тени.
«Сколько их там? Вряд ли все, но треть ? очень даже может быть!»
Да, человек шесть-семь из грузовика с тентом могли находиться за цветочками занавесками.
Грузовик этот, вернее его грубые контуры, боец увидел случайно, когда на мгновение тот попал под луч света, возможно, движущихся фар или прожектора с караульной вышки.
«Регулярные части... Совсем нехорошо!»
Неожиданно слева у поленницы мелькнула тень. Боец передёрнул затвор.
? Дура! Я же выстрелить мог!
Девочка с охапкой дров, в короткой шубейке, в огромных валенках, над которыми белели голые (!) коленки, с непокрытой головой молча смотрела на ствол автомата. Казалось, она была удивлена русской речи.
? Что молчишь?
? Напугал, злодень!
Девочка устало перехватила дрова.
? Я пойду.
? Погоди... Ты про немцев в селе что-нибудь знаешь?
? Что-то знаю...
? Из тебя слово не вытянешь. Не бойся, я свой! Я...
? Не надо. За одно это слово повесить могут, а за донос мешок картошки дают.
? Ну, тогда иди, получай свой мешок!
? Ты и впрямь ? злодень... Нет, мне не надо.
? А мне про немцев надо. Много их?
? Много... По избам разбежались. У нас ? унтеры. У соседей, ? она кивнула за спину бойцу, ? солдатня.
Разведчик обернулся. Никакого тумана сзади не было. Тот же снег на четыре стороны.
У соседской избы окна также были освещены.
? Слушай, а туман...
? Какой туман? Не было тумана. Снег день-ночь валит. Ты узнать хотел...
? Да-да, рассказывай!
Девочка опустила дрова себе на валенки, быстро запахнула полу шубы.
? Понаехали с утра. Велели всем жителям выгнать свою скотину на площадь А потом, людей налево, скот направо... Живность сразу увели, на центральную...
? А людей?
? Тоже... в конюшню битком набили.
? И тебя?
? И меня, и мамку с сестрёнкой младшей... Говорю ? всех. Не выпускают и не выпустят уже. Там полицаи с пулемётами оставлены... Бочки с горючкой...
? А как же ты?
? Я... Меня у самых ворот унтер-офицер за руку выдернул. Мамка за другую тянет, плачет, понимает зачем... Её прикладом отогнали, а меня сюда, домой, а тут ещё двое... Добро из пустых изб повыгребали на телеги... С вечера пьянствуют... Назабавлялись, теперь жрать им подавай, печь топи...
Разведчик с негодованием смотрел на девчонку.
? Так почему не бежишь? Как ты можешь? Ты ведь... пионерка?
? Почему... Пионерка... ? глаза в темноте недобро сверкнули. ? Что же мне при них голой в галстуке ходить? А мать? Сестра? Унтер отпустить обещал. Не верю, но вдруг... чудо...
? Где эта конюшня?
Не успела дверь на крыльце отвориться настежь, со стуком, как разведчик отступил в тень. На пороге появился долговязый немец, в наброшенной на плечи шинели с легко узнаваемыми погонами унтер-офицера, в исподнем, в хлопающих сапогах. Он начал мочиться прямо на крыльцо, пытаясь встать по ветру. Но ветер изменил направление, забрызгал кальсоны.
И верно: как-то сразу кончился лес, и, лёжа у края отрытого пространства, разведчик мог неторопливо оценить обстановку и разглядеть постройку.
«Охранения нет, но и лошадей не видно... Да и не слышно... А должно бы, раз конюшня: окна-то без стёкол … и без рам! Видать новые хозяева не очень пекутся о поголовье. У нас так не строят, у нас и морозы бывают...»
В довоенной кинохронике молодой городской парень видел передовые колхозы, улыбающиеся лица стахановцев полей и скотных дворов, их тучных подопечных, реки молока и киселя... А то, что было сейчас перед ним никак не походило на массивные рубленные амбары, коровники, птичники. Бывали и каменные постройки, с отштукатуренной дранкой, ухоженные...
Солдат подбежал к конюшне, прижался спиной к наружной стене, вспотевшей ладонью ощущая шероховатую поверхность белых камней прямоугольной формы, уложенных в шахматном порядке. Под ногами валялось множество обломков таких камней, и разведчик не удержался, поднял один из них, поднёс к глазам.
«Нет, это не кирпич: на удивление лёгкий, и внутри он, как это... пористый».
Думая, что сунул обломок в карман ватных штанов, боец не заметил, что тот зацепился за край и вывалился наружу. Он начал, оглядываясь по сторонам, крадучись, продвигаться вдоль стены, пригибая голову у пустых оконных проёмов, в надежде найти вход. Наконец, ему попалась полураскрытая металлическая дверь, с приваренной вместо ручки скобой и размашистым рисунком неровного круга с птичьей лапкой.
«Птичник! Немцы курятинку любят... Чепуха, здесь пусто: то ли уже ничего нет, то ли ещё ничего не было». Не смазанная дверь, зло скрипнув, впустила бойца вовнутрь.
Внутри, что называется, выколи глаз, оказалось темно. И это несмотря на свет прозрачной осенней ночи, проникающий в многочисленные окна: он как-то быстро погасал в огромном помещении. А огромность эту сержант не видел, но ощущал. Ощущал в бетонных балках, под углом уходящих куда-то вверх для встречи с такими же с другой стороны. Ощущал в эхе его осторожных шагов и в предательских звуках, сопровождавших постоянное тыканье ног в какие-то обломки, доски, прутья, вёдра...
Разведчик решил рискнуть и посветить себе КСФ, фонариком, подаренным ему ещё замкомзводом после их первого боя где-то под Лугой.
М-да... Он стоял на куче песка, а последнее обо что он споткнулся, оказалось воткнутой лопатой. Ржавой, с обломленным черенком. Также можно было различить часть носилок и сваленные в беспорядке трубчатые конструкции, напоминающие спинки железных кроватей. Кое-как перебравшись через них, боец оказался на широкой, ? да такой, что танк проедет ? бетонной полосе, идущей вдоль разрушенных в разной степени загонов, и уходящей за огромные ворота наружу. Понимая, что лошадей здесь нет, не было и нескоро будет, сержант решил выбираться из рукотворного навоза и заглянуть напоследок, мельком, в отгороженное помещение с надписью на двери «WOW!!!».
В тусклом свете фонаря виднелись чистые отштукатуренные стены, ровный пол, в углу низкий стоптанный ботинок, без шнурка, без каблука, с подошвой, загибающейся на нос, да обрывки плотной бумаги с крупными синими буквами «KNAUF».
«Всё-таки это немцы здесь что-то пытались построить, но бросили. Хозяева... Может, не до того им стало... Зад припекает... Если бы так!.. Уф-ф! Как же на воздухе хорошо, не надышусь им! Но времени мало, надо в село заглянуть».
Молодой боец быстро преодолел короткий аппендикс дороги из аккуратно уложенных бетонных плит и вышел на давешний просёлок, который дав кругаля, вплотную приблизился к заброшенному хозяйственному двору. До села было с километр, не больше.
… Разведчик долго не мог принять решение: либо обойти пост сторонкой, либо подойти и осмотреть его, благо пост был пуст и... очень необычен. Молодость и любопытство подзуживали парня: «Интересно же!» Горький опыт двух военных лет предостерегал: «Очень опасно!»
«Может караульный отлучился в лесок, да выйти не может ? газетку не прихватил. Ха-ха... А я полюбопытствую пока!»
Будто огромный футбольный мяч косо резанули ножом и поставили на высокую ножку. Крыша-«мяч» какой казалась издали ? прозрачной, ? такой и оказалась на деле. Но не стеклянной. И не гладкой. Боец провёл ногтем по мелким волнам внутренней стороны, словно по стиральной доске, ? звук громкий, отвратительный, неестественный...
Ножка, в виде стальной трубы, уходила в каменную плиту. Это было малоинтересно. Но то, что висело на уровне глаз...
Собственно, наличие у прибора с необычно плавной формой почти обычной телефонной трубки и делало странное сооружение в целом похожим на караульный пост. А на хрена ещё как не для этого на околице села нужен телефонный аппарат, явно военного образца? Без монетоприёмника (есть какая?то щель, но слишком широкая), без надписей (остаток изображения снятой трубки не в счёт), без диска набора номера (понятно, что на том конце единственный абонент ? какой-нибудь Ганс на дежурстве). Однако цифры от 0 до 9 на пупырчатых кружках есть, а буквы отсутствуют.
«Уверен, просто подниму с рычага трубу и услышу лай немецкий».
Но раздался только длинный гудок...
Аппарат чего-то ждал от паренька, и тому вдруг почудилось, что стоит он в будке телефона-автомата на проспекте 25-го Октября, в солнечных стёклах которой отражаются проносящиеся трамваи, спешащие люди, а небольшая очередь молчаливо поторапливает его выразительными взглядами... Наваждение было так сильно, что рука сама полезла в карман за пятнадцатикопеечной монетой... Но нащупала не летние брюки и тенниску, а лишь старый ватник...
Боец очнулся, усмехнулся горько, медленно повесил трубку. А затем открыто, презирая необходимость таиться на своей земле, вошёл в село. Вот и первый дом...
Дом был первым и единственно видимым: сразу за ним широкой дугой от края до края возвышалась знакомая стена белого тумана.
«Здрасте, давно не встречались! Ну, эта парилка мне уже не страшна! Нырну и вынырну!» ? подумал сержант, двигаясь к молочной пелене и не обращая внимания на знакомую картину военного времени: поломанный замшелый штакетник; тёмный силуэт полуразрушенного дома; амбар без ворот; унылый «журавль» колодца... Сапоги вдруг заскользили на раскатившихся по дороге яблоках, уже подгнивших, попАдавших в свой срок, без надежды быть собранными с одинокой яблони, которая разрослась и вытянула голые ветви за забор к случайному прохожему.
«Вот только яблочко выберу... Зайти, что ли?... Эвоно как колхознички-то жили!»
Дорожку от отсутствующей калитки к дому, выложенную гладкой, с чередующимся серым и бурым цветом, плиткой обрамляли густые кусты с высохшими ягодами. Ветки противоположных кустов иногда переплетались, так что сержанту стоило немалых усилий продвигаться вперёд, разрывая их и осыпая мелкие листья. За кустами угадывались дугообразные рёбра конструкций, вырастающих прямо из земли, на которых колыхались обрывки шуршащей серой материи. Конструкции шли ровными рядами. Дальше ? оголённая поляна, довольно большая, с трёх сторон к которой примыкали хозяйственные постройки разной высоты и назначения. А жилой дом, его с сараем не спутаешь, стоял чуть в стороне, посреди нескольких невысоких сосен. Подойдя к ним мимо пары-тройки вкопанных в землю разноцветных автомобильных шин, солдат первым делом увидел грязную сетку гамака, одним концом зацепленную за крюк на стволе дерева. Рядом на другой сосне, выше роста человека, был прибит щит и железное кольцо.
Ни щит, ни кольцо непонятного предназначения его не тронули, а вот гамак... От сиротской жалости к нему, от вида прерванной мирной жизни, потери незамысловатого счастья совершенно незнакомых ему людей комок из слёз и гнева застрял у бойца в горле. Как это могло произойти? Война ? сука...
Но солдатская твердая уверенность, там у дороги и здесь у сосны, что причиной разрухи в его стране была навязанная, внезапная война, вдруг заколебалась возле самого дома: дом не выглядел оставленным людьми в надежде спастись от оккупации; пожар не обуглил его стены; взрывы не обвалили крышу, не разбили фундамент... Двухэтажный, бревенчатый ? он был не брошен, а заброшен. Всё выглядело ветхим, изъеденным трудолюбивыми насекомыми, и если что покосилось или сломалось, так это от течения безжалостного времени.
В дом солдат заходить не стал.
«Труха. От ветра качает... Когда успело? Тут нужны годы и годы... Или что-то напутал командир со всеобщим достатком, или это «ежовые рукавицы»... А что это там, у сарая?» Кошачьи глаза разведчика разглядели даже цвет, желтоватый, какого-то громоздкого ящика. Не задерживаясь возле пустого навеса для дров с поваленными на бок кОзлами, боец подошёл ближе.
Жёлтая краска облупилась, открывая ржавый металл прямоугольной полой коробки, с поднятым на тонких стойках листом штампованного железа и симметричными полукруглыми вырезами по двум боковинам. Чем-то о-очень отдалённо это напоминало встреченную сегодня на дороге немецкую бронемашину, но без единого стёклышка, без колёс ? просто груда железа на земле.
«Помню плакат в школе: «Пионер! Страна ждёт от тебя утиль!» ? бодрый широкий шаг с тачкой и дымящие трубы заводов».
Включённый фонарик с подсевшей батареей тускло высветил помятые бока, сквозные дырки, надпись «LADA 2104», тряпки, гайки, концы проводов... И тут что-то ярко блеснуло. Луч отразился от плоской круглой пластины, подвешенной на верёвочке, продетой сквозь отверстие в центре. Пластинка повернулась другой стороной ? свет пропал. Снова повернулась ? яркий зайчик заиграл на «Шмайссере». Сержант отрезал веревку, взял в руки забавную игрушку.
? Просто пушинка! Сейчас некогда, а потом рассмотрю... Настя рада будет, ? негромко сказал солдат и сунул находку под телогрейку.
5
Худосочный парень в полном камуфляже, вальяжно скрестив ноги, стоял прислонившись плечом к широкой сосне. В нескольких метрах от него на земле лежали два раскрытых рюкзака, штыковая лопата, высокие резиновые сапоги, термос, чехол от металлодетектора. Сам прибор был бережно прислонен к соседней молоденькой берёзке.
От большой кружки с кофе, которую парень держал за ручку всей пятернёй, поднимался ароматный белый пар ? утро выдалось холодным. Парень с наслаждением глотал напиток. При этом он внимательно смотрел вниз, в уже глубокую квадратную яму, где то сгибалась, то разгибалась спина в потной футболке, мелькала лопата, выбрасывая сухую рыхлую землю к понтовым берцам.
? Слушай, ты не метро роешь, давай поосторожнее.
Второй, что был внизу, остановился, с силой воткнул лопату по самую тулейку куда-то вбок.
? Как умею... Только пусто, ничего нет.
? Будет.
Здоровяк снова взялся за черенок, лениво потянул, и осыпавшийся грунт открыл...
? Смотри! Смотри! Рука!
6
Несколько мгновений жгучей боли в сердце, и туман вытолкнул бойца. Сразу в уши, глаза, рот, за ворот телогрейки полетел снег, словно крупа ? мелкий и колючий. Ладонь стала прилипать к металлу автомата. Пришлось одеть варежки, опустить «уши» шапки. При этом вывалилась припрятанная сигарета с загадочными буквами «L&M», но не успела упасть на снег, как порыв ветра с запахом дыма подхватил её, унёс обратно в туман, а сержант от досады только крякнул.
«Покурил... Однако, где это я?»
Ровный, не заваленный плетень отделял его от крестьянского подворья. Буквально в нескольких шагах, чуть боком, стояла телега, за ней вторая. Кажется, были ещё. На телегах, укрытый брезентом, перетянутый верёвками, лежал груз и явно это были не калиброванные ящики: брезент то выпирал острым углом, то провисал пустотой, то обтягивал что-то круглое. Оглобли, колёса, поклажа ? всё толсто покрывал снег.
«Значит, давно погрузили... А лошади?»
Ответом разведчику раздалось ржание: несколько сытых лошадей тёрлись мордами у коновязи под навесом возле избы.
Изба выглядела солидно: тяжелые брёвна стен надёжно лежали на массивных валунах и легко несли четырёхскатную крышу с дымящей трубой; высокое резное крыльцо, резные наличники окон.
Все эти детали разведчик охватил разом, как несущественные отодвинул в сторону. Важно другое ? то, что в видимых ему угловых окнах, за несерьёзными занавесочками было светло и в них хаотично, резко двигались тени.
«Сколько их там? Вряд ли все, но треть ? очень даже может быть!»
Да, человек шесть-семь из грузовика с тентом могли находиться за цветочками занавесками.
Грузовик этот, вернее его грубые контуры, боец увидел случайно, когда на мгновение тот попал под луч света, возможно, движущихся фар или прожектора с караульной вышки.
«Регулярные части... Совсем нехорошо!»
Неожиданно слева у поленницы мелькнула тень. Боец передёрнул затвор.
? Дура! Я же выстрелить мог!
Девочка с охапкой дров, в короткой шубейке, в огромных валенках, над которыми белели голые (!) коленки, с непокрытой головой молча смотрела на ствол автомата. Казалось, она была удивлена русской речи.
? Что молчишь?
? Напугал, злодень!
Девочка устало перехватила дрова.
? Я пойду.
? Погоди... Ты про немцев в селе что-нибудь знаешь?
? Что-то знаю...
? Из тебя слово не вытянешь. Не бойся, я свой! Я...
? Не надо. За одно это слово повесить могут, а за донос мешок картошки дают.
? Ну, тогда иди, получай свой мешок!
? Ты и впрямь ? злодень... Нет, мне не надо.
? А мне про немцев надо. Много их?
? Много... По избам разбежались. У нас ? унтеры. У соседей, ? она кивнула за спину бойцу, ? солдатня.
Разведчик обернулся. Никакого тумана сзади не было. Тот же снег на четыре стороны.
У соседской избы окна также были освещены.
? Слушай, а туман...
? Какой туман? Не было тумана. Снег день-ночь валит. Ты узнать хотел...
? Да-да, рассказывай!
Девочка опустила дрова себе на валенки, быстро запахнула полу шубы.
? Понаехали с утра. Велели всем жителям выгнать свою скотину на площадь А потом, людей налево, скот направо... Живность сразу увели, на центральную...
? А людей?
? Тоже... в конюшню битком набили.
? И тебя?
? И меня, и мамку с сестрёнкой младшей... Говорю ? всех. Не выпускают и не выпустят уже. Там полицаи с пулемётами оставлены... Бочки с горючкой...
? А как же ты?
? Я... Меня у самых ворот унтер-офицер за руку выдернул. Мамка за другую тянет, плачет, понимает зачем... Её прикладом отогнали, а меня сюда, домой, а тут ещё двое... Добро из пустых изб повыгребали на телеги... С вечера пьянствуют... Назабавлялись, теперь жрать им подавай, печь топи...
Разведчик с негодованием смотрел на девчонку.
? Так почему не бежишь? Как ты можешь? Ты ведь... пионерка?
? Почему... Пионерка... ? глаза в темноте недобро сверкнули. ? Что же мне при них голой в галстуке ходить? А мать? Сестра? Унтер отпустить обещал. Не верю, но вдруг... чудо...
? Где эта конюшня?
Не успела дверь на крыльце отвориться настежь, со стуком, как разведчик отступил в тень. На пороге появился долговязый немец, в наброшенной на плечи шинели с легко узнаваемыми погонами унтер-офицера, в исподнем, в хлопающих сапогах. Он начал мочиться прямо на крыльцо, пытаясь встать по ветру. Но ветер изменил направление, забрызгал кальсоны.
