Пёс потыкался носом в брюки подошедшего старика, поскулил, неопределённо фыркнул.
? Слушай, братец, может, ты есть хочешь? Конечно же! Это я тормознул.
Семён Савельевич полез в сумку за остатками суточных припасов.
«Пусть поест... Дома меня дожидается баночка шпрот, а в ней целый нетронутый слой рыбёшек в масле... Очень даже оптимистичный завтрак получится! Ну, что смотришь своими грустными и умными глазами? Ешь!»
Пёс съел всё предложенное.
? Ещё десерт есть! Извини, мне предлагать тебе, как мужику, конфеты как-то неловко... Но чем богаты...
Савельич протянул ладонь, на которой лежали две конфетки-сосульки, и с внезапно нахлынувшей радостью почувствовал, как горячий, мокрый, шершавый язык смахнул их и вдобавок лизнул уже пустую ладонь.
Растроганный старик поднял глаза к звёздам и... Но картину вселенской нежности нарушало собачье чавканье и отсутствие звёзд. Небо было плотно затянуто тучами, воздух загустел до предела, где-то сверкнуло и бухнуло. Первые капли дождя, редкие и крупные, ударили в землю возле ног Семёна Савельевича, рыхлили её своими шлепками. Чаще, чаще, чаще...
Начался настоящий ливень, но Семён Савельевич не двигался с места. Пёс тоже. Каждый думал о своём. Или об одном и том же?
4
Шестилетнего Сеню Редькина и его младшую на два года сестрёнку Свету эвакуировали из города за неделю до официальной даты начала блокады. Это обстоятельство впоследствии вычеркнуло их из списков детей блокады, и, будучи уже взрослыми, они сознательно не добивались спорной справедливости.
Везли их эвакопоездом с сотней таких же ребятишек без родителей, лишь с несколькими воспитательницами срочно образованного детского дома, куда-то за Урал. Другие вагоны также были переполнены беженцами: целые семьи комсостава и партработников; защищённые бронью трудовые коллективы; болезненные граждане призывного возраста; сердобольные женщины и заботливые мужчины, вспомнившие о сибирских родственниках ? все стремились перебраться подальше от войны, которая, и все понимали это, будет долгой и беспощадной. Конечно, в вагонах слышалась гармошка: «...от тайги до британских морей....» ? но поток в эту самую тайгу был колоссальный.
...Первой же бомбой был повреждён паровоз. Он наехал на собственные обломки и сейчас лежал на боку вместе с тендером и первым вагоном. Остальные, с дырявыми крышами от пуль немецкого бомбардировщика, оставались на рельсах, а в середине состава один вагон выгорал изнутри.
Собственно говоря, всё уже кончилось, или почти всё: немецкий асс с национальной тщательностью завершал начатое. Его Ju-87 сделал эффектный разворот, лёг на боевой курс, и вот уже стремительной хищной птицей летел вдоль железнодорожного полотна, скользя чёрной тенью по рукотворному аду. Пилот нажал гашетку, и пули двумя параллельными потоками зашлёпали по веткам деревьев, траве, разбросанным вещам, телам убитых и ещё живых, обрывая последнюю надежду на спасение.
Смертоносный дождь приближался к маленькому Семёну. Завершающая атака застала мальчика сидящем на открытом зелёном бугорке, в окружении спелой брусники, Светка была рядом, одной рукой держалась за брата, а второй ела эту самую бруснику. Семён видел цепочки шлепков, видел, как они в клочья рвут людей и не детским умом понял, что один из них предназначен им: или для него, или для сестры, или обоим. Мальчик заплакал, снял матросскую шапочку и прикрыл ей девочку. Сейчас всё кончится.
Но случилось нечто другое. Светка оттолкнулась от брата и поползла в сторону за очередной порцией ягод, прямо под пулемёт немецкого Юнкерса. У Сени, словно кипятком окатило барабанящее сердце, а в голове кто-то приказал: «Задержи!» Мальчишка повалился на бок, поймал за ногу сестру, с силой потянул к себе. В то же мгновение в камешек на пустом месте попала обманутая пуля.
Детям повезло: самолёт чиркнул по ним своей тенью и улетел, а они были живы. Лишь у Семёна капельки крови проступили на детском чулочке ? осколки камешка посекли.
…Семён Савельевич стряхнул наваждение. Огляделся. Чёрного пса рядом не было. Вместо него на земле валялись мокрые фантики от двух конфет-сосулек. Старик их поднял и положил в карман. Затем близоруко посмотрел на часы, вздохнул: на метро он безнадёжно опоздал, оставался коммерческий автобус, на остановку которого он и поспешил.
Ливень кончился.
5
Народу в небольшой китайский автобус набилось много, но Семёну Савельевичу уступили место. Так что он ехал с относительным комфортом, а именно, сидел у окна в тесном, рассчитанным на мелких китайцев кресле с эргономикой табурета школьного урока труда. Автобус двигался рвано, приходилось цепко держаться за пластиковый поручень на спинке впереди расположенного кресла, периодически стряхивая с руки дождевые капли от капюшона качающегося пассажира. Зато в салон проникала танцевальная таджикская музыка, явно недооценённая большинством, даже несмотря на фрагментарное караоке водителя.
Два бритоголовых меломана после очередного глотка пива сделали ему замечание:
? Эй, Гук, мы не в оккупации. Чтобы через секунду Ой играла!
И странное дело, в репродукторе зазвучала... Впрочем, для Семёна Савельевича все внешние звуки перестали существовать, когда по сердцу резанула невинная фраза, весело брошенная с соседнего ряда случайными попутчиками:
? Танюша, милая! Сфотографируй нас!
Старик закрыл глаза.
«Зачем? Зачем опять? Ведь всё доказано ещё тогда...»
6
Зима в Сибири должна быть снежной и морозной, и уж если романтика, то по полной. В конце концов, не столько за рублём сюда ехали девушки и юноши со всей страны, сколько за настоящей жизнью, полной дружбы, любви и смысла.
Семён Савельевич понимал и поддерживал настрой молодёжи, хотя сам оказался зимой 1975 года на малом БАМе за «баранкой» «Урала»-хлыстовоза всё же из-за «северных».
Нет, на жизнь ? ему, жене и их одиннадцатилетней дочери ? вполне хватало, а вот на улучшение жилищных условий ? нет. Согласитесь, что десятиметровая комната в коммуналке ? это очень мало, а двенадцать лет в очереди на жильё ? это очень долго.
Вот и возил Семён Редькин лес, забывая о сне и еде, в полной гармонии общественного и личного: страна получит великую магистраль, а его семья ? маленький кооператив.
Первое сбудется, второе никогда.
...Обеденный перерыв заканчивался, и бригада лесорубов толпилась у вешалки вагончика-столовой, отыскивая свои галоши и просушенные ватники.
? Двери! Двери закрывайте, черти бородатые! ? из окна раздачи на них кричала повариха. ? Семён, тебе как обычно? Полный? Сейчас налью, а ты садись, поешь.
Семён кивнул, подал цветасто-драконовый термос. Его лесовоз был загружен, дорога предстояла дальняя и горячий чай всегда кстати.
? Танюша, милая! Сфотографируй нас!
Семён обернулся. Двое молодых парней нарочито долго пили свой компот, заигрывали с симпатичной девушкой, запомнившуюся Семёну с их первой встречи на лесосеке строгими словами: «Учёт тунеядца печёт».
? Нас перебрасывают. Давай, на недолгую девичью память.
Они засмеялись и вышли.
Почему Семёна вдруг охватило чувство вины? Что он не сделал? Не доглядел, не остановил, не отвёл беду...
Двое парней для эффектного снимка залезли на заиндевевшие брёвна его лесовоза, девушка с фотоаппаратом оставалась внизу. Внезапно брёвна вместе с парнями покатились вниз... Ребят покалечило, а девушка погибла.
...Следователь отложил в сторону протокол.
? Семён Савельевич, так почему же открылись оба коника?
? Не знаю... Я проверял... Должно быть, упустил что-то...
? Вы признаёте вину? Это очень большой срок... если срок... ЧП на ударной стройке... Эх, Семён, молись на экспертизу!
? Всё едино... Прощенья мне не вымолить...
Семён Савельевич винил в происшедшей трагедии только себя. Чтобы случайно открылись оба коника ? вертикальные стойки, удерживающие брёвна, ? просто невероятно! Однако, дотошные эксперты-криминалисты, работавшие по этому особо подконтрольному делу, изучив многочисленные факторы: погодные условия, состояние металла цепей и стоек, конструкцию крепления, расположение груза, его физические параметры и ещё, и ещё, наконец, шокирующий снимок катящихся брёвен с плёнки раздавленного фотоаппарата ?пришли к однозначному выводу ? это несчастный случай. Водитель не виноват. Свободен. Живи и радуйся. Повезло.
Но Семён Савельевич своему везению не радовался. Ноша, в сто крат тяжелее тех злополучных стволов, раздавила его. Совестью она называлась и требовала былой чистоты. Он нашёл способ с ней договориться.
...Семён тщательно осмотрел обрез, изготовленный из подаренного ему ружья, зарядил.
? Два патрона, два коника...
Спокойно приставил к голове...
? Жена, дочь... прощайте, не ждите...
«...Ждите...» ? отозвался чужой внутренний голос.
Семён спокойно нажал на курок.
Выстрела не было. И тут же на второй...
? Может и правда ? несчастный случай.
Обрез выпал из дрожащих рук Семёна, ударился в пол спиленным торцом приклада и выстрелил в коленку.
7
Что же сегодня за вечер такой: вся жизнь катится перед глазами, словно автобус с остановками по требованию.
А между тем реальный автобус опустел, и Семён Савельевич ехал в салоне один. Ещё пару кварталов и дома.
Видать, кто-то тормознул маршрутку. Водитель, не останавливая машину до конца, открыл переднюю дверь, и на подножку лихо заскочил парень. Створки захлопнулись, автобус стал набирать ход.
Пассажир был высок ростом, широкоплеч, всей фигурой напоминал автомобильный знак «Уступи дорогу». Сходство добавлял чёрный спортивный костюм с белой треугольной вставкой на спине куртки.
Парень наклонился над щуплым таджиком, приобнял, что-то зашептал на ухо. Водитель кивнул. Бугай потрепал его по голове и направился вдоль пустых кресел.
Семён Савельевич с отвращением наблюдал за этой сценой. В конце концов, у него, пенсионера, нашлись деньги за проезд, совсем даже не лишние, а этот...
? Что, дед, смотришь? Да, у меня бабулек нет. А у тебя бабульки есть? ? подонок хихикал над собственным остроумием. ? Поделись!
? Послушай, мразь...
? Ой, как страшно! Спецуху надел, крутым стал... Может, выйти хочешь?
? Я выйду, где мне надо!
? А я сказал ? выйдем сейчас!
Он схватил пенсионера за форменную куртку, стал вытягивать из кресла. Старик отбивался изо всех сил. В какой-то момент противники встретились взглядами. На Семёна Савельевича смотрели внимательные, умные и... добрые глаза. От неожиданности он перестал сопротивляться, и парень воспользовался ситуацией: рванул на себя, кинул в проход, упал сверху...
А дальше ? визг тормозов, сильнейший удар по автобусу, звуки сминаемого железа и разбитого стекла... В место, где ехал Семён Савельевич, влетел тяжелый внедорожник, но Семён Савельевич подробностей ещё не знал. Он был без сознания.
…Тело болело, особенно, ноги. Но голова была ясная, и всё, что услышал Семён Савельевич Редькин, ему бредом не казалось:
? Живой, а, дед? Ну, так и должно быть! Подарок тебе... Что? Ноги? Опять?! Лежи, лежи... Скорую дожидайся, я уже вызвал. Сегодня хорошая бригада дежурит... Видишь, дед, сколько у тебя коллег... сторожей. Пост сдал ? пост принял. Да-а, чего там! Тебе ничего объяснять не надо: вижу, ты многое понял. А раз понял, то прощай. И поаккуратнее теперь... Пост сдал...
Две минуты первого
1
«Ох, время! То не знаешь куда девать, то не знаешь где найти. Вот только что, возле стопок грязной посуды сетевой забегаловки, его было навалом. И тянулось же, тянулось оно невыносимо долго, как в кресле у стоматолога. А сейчас тает, зараза, словно стипендия в ночном клубе. Но до субботы ещё надо дожить, а до метро добежать. И если в беге своём не ускориться, целовать мне тогда закрытые двери. Хотя сегодня, кажется, я успеваю!»
Белая питерская полночь позволила молодому человеку по имени Андрей и незамысловатой фамилией Курицын разглядеть замаячившую возле стеклянных дверей вестибюля тучную фигуру полицейской дамы, вот-вот готовой эти самые двери запереть. Парень сделал страдальческую мину, на бегу сложил руки в молитвенной просьбе, и просьба сердобольным полицейским в юбке была выполнена: Андрей влетел внутрь станции; успел услышать звук звякнувших ключей, а может это наручники на необъятной талии напомнили о себе; порадовался затихающему эху каблуков казённых туфель.
На лету он приложил к турникету пластиковую карту, тот ответил гостеприимным зелёным светом, и Андрей по инерции продолжил сбегать вниз по эскалатору, но опомнился и сел на рифлёную ступеньку перевести дух.
?… прещается бежать по эскалатору, сидеть на ступенях эскалатора, подкладывать пальцы под поручни... ? с полуслова загремела монотонная запись автоинформатора, но прервалась живым усталым голосом:
? Молодой человек, Вас касается.
Андрей нехотя поднялся. «И ничьих пальцев я не подкладываю... Как она меня снизу разглядела, глубоко ведь. А впрочем, из желающих покинуть спальный район с конечной станции последней лошадью лишь я и...»
Только сейчас, ниже на десяток ступеней, первоначально бесформенное пятно случайного попутчика волшебным образом стало превращаться во всегда узнаваемый, соблазнительный силуэт незнакомой молодой девушки.
Она стояла одна, едва касаясь пальчиками поручня, а другой рукой плотно прижимала клатч к стройным ногам. Изящная головка, стриженные светлые волосы без признаков непрокрашенных корней, прямой носик, пухлые губы, пушистые ресницы... Нет, лица девушки, как и подробности фигуры, скрытые коротким летним плащом, Андрей не видел, но он обладал богатым воображением, и оно привычно послушно по мелким деталям дорисовало в приятных пропорциях всё необходимое.
Совсем не то, что называется «быть озабоченным», заставило Андрея ощутить горячую приливную волну. «Просто судьба чего-то ждёт и не спешит дарить не самому отстойному от природы человеку результативную встречу с единственной любовью, каждый раз не понятно за какие грехи обманывая его ожидания и надежды». Именно так он определял своё нынешнее положение. Впрочем, в желании всё свалить на судьбу, Андрей мог дать фору многим. И напрасно. Она, судьба которая, ? женщина деловая и сделала уже всё от неё зависящее для Курицына Андрея, который в свою очередь по молодости глуп и до поры до времени по-куриному слеп. Это пройдёт. Скоро.
Пока же он находился в вялотекущем «активном поиске», давно созрел для перемен и верил в счастливый случай.
«Почему, собственно не я, а кто-то другой может рассчитывать на благосклонность этой прелести... И… обнимать, целовать я умею не хуже прочих. Познакомиться что ли? Легко! Ещё эскалатор вниз не доедет. Спорим?»
Жизненный опыт с ним не спорил, а занудно твердил о прошлых неудачных попытках, вернее сказать, намерениях. Но бравада Андрея раздулась гигантским пузырём: такой симпатичной и... доступной казалась ему эта девушка.
Парень уверенной, слегка расхлябанной походкой стал спускаться вниз, обдумывая первую фразу из арсенала опытного ловеласа. Фраза осталась не сказанной. Опять. Опять крутой замес из восхищения и робости залепил ему горло. Опять он оправдывал себя, что восхищения предостаточно, но не настолько, чтобы с лихвой перекрыть женскую красоту, обаяние, сексуальность и преодолеть эту искусно выстроенную для претендентов систему фильтров и лабиринтов. Во всяком случае, не с первой попытки.
? Слушай, братец, может, ты есть хочешь? Конечно же! Это я тормознул.
Семён Савельевич полез в сумку за остатками суточных припасов.
«Пусть поест... Дома меня дожидается баночка шпрот, а в ней целый нетронутый слой рыбёшек в масле... Очень даже оптимистичный завтрак получится! Ну, что смотришь своими грустными и умными глазами? Ешь!»
Пёс съел всё предложенное.
? Ещё десерт есть! Извини, мне предлагать тебе, как мужику, конфеты как-то неловко... Но чем богаты...
Савельич протянул ладонь, на которой лежали две конфетки-сосульки, и с внезапно нахлынувшей радостью почувствовал, как горячий, мокрый, шершавый язык смахнул их и вдобавок лизнул уже пустую ладонь.
Растроганный старик поднял глаза к звёздам и... Но картину вселенской нежности нарушало собачье чавканье и отсутствие звёзд. Небо было плотно затянуто тучами, воздух загустел до предела, где-то сверкнуло и бухнуло. Первые капли дождя, редкие и крупные, ударили в землю возле ног Семёна Савельевича, рыхлили её своими шлепками. Чаще, чаще, чаще...
Начался настоящий ливень, но Семён Савельевич не двигался с места. Пёс тоже. Каждый думал о своём. Или об одном и том же?
4
Шестилетнего Сеню Редькина и его младшую на два года сестрёнку Свету эвакуировали из города за неделю до официальной даты начала блокады. Это обстоятельство впоследствии вычеркнуло их из списков детей блокады, и, будучи уже взрослыми, они сознательно не добивались спорной справедливости.
Везли их эвакопоездом с сотней таких же ребятишек без родителей, лишь с несколькими воспитательницами срочно образованного детского дома, куда-то за Урал. Другие вагоны также были переполнены беженцами: целые семьи комсостава и партработников; защищённые бронью трудовые коллективы; болезненные граждане призывного возраста; сердобольные женщины и заботливые мужчины, вспомнившие о сибирских родственниках ? все стремились перебраться подальше от войны, которая, и все понимали это, будет долгой и беспощадной. Конечно, в вагонах слышалась гармошка: «...от тайги до британских морей....» ? но поток в эту самую тайгу был колоссальный.
...Первой же бомбой был повреждён паровоз. Он наехал на собственные обломки и сейчас лежал на боку вместе с тендером и первым вагоном. Остальные, с дырявыми крышами от пуль немецкого бомбардировщика, оставались на рельсах, а в середине состава один вагон выгорал изнутри.
Собственно говоря, всё уже кончилось, или почти всё: немецкий асс с национальной тщательностью завершал начатое. Его Ju-87 сделал эффектный разворот, лёг на боевой курс, и вот уже стремительной хищной птицей летел вдоль железнодорожного полотна, скользя чёрной тенью по рукотворному аду. Пилот нажал гашетку, и пули двумя параллельными потоками зашлёпали по веткам деревьев, траве, разбросанным вещам, телам убитых и ещё живых, обрывая последнюю надежду на спасение.
Смертоносный дождь приближался к маленькому Семёну. Завершающая атака застала мальчика сидящем на открытом зелёном бугорке, в окружении спелой брусники, Светка была рядом, одной рукой держалась за брата, а второй ела эту самую бруснику. Семён видел цепочки шлепков, видел, как они в клочья рвут людей и не детским умом понял, что один из них предназначен им: или для него, или для сестры, или обоим. Мальчик заплакал, снял матросскую шапочку и прикрыл ей девочку. Сейчас всё кончится.
Но случилось нечто другое. Светка оттолкнулась от брата и поползла в сторону за очередной порцией ягод, прямо под пулемёт немецкого Юнкерса. У Сени, словно кипятком окатило барабанящее сердце, а в голове кто-то приказал: «Задержи!» Мальчишка повалился на бок, поймал за ногу сестру, с силой потянул к себе. В то же мгновение в камешек на пустом месте попала обманутая пуля.
Детям повезло: самолёт чиркнул по ним своей тенью и улетел, а они были живы. Лишь у Семёна капельки крови проступили на детском чулочке ? осколки камешка посекли.
…Семён Савельевич стряхнул наваждение. Огляделся. Чёрного пса рядом не было. Вместо него на земле валялись мокрые фантики от двух конфет-сосулек. Старик их поднял и положил в карман. Затем близоруко посмотрел на часы, вздохнул: на метро он безнадёжно опоздал, оставался коммерческий автобус, на остановку которого он и поспешил.
Ливень кончился.
5
Народу в небольшой китайский автобус набилось много, но Семёну Савельевичу уступили место. Так что он ехал с относительным комфортом, а именно, сидел у окна в тесном, рассчитанным на мелких китайцев кресле с эргономикой табурета школьного урока труда. Автобус двигался рвано, приходилось цепко держаться за пластиковый поручень на спинке впереди расположенного кресла, периодически стряхивая с руки дождевые капли от капюшона качающегося пассажира. Зато в салон проникала танцевальная таджикская музыка, явно недооценённая большинством, даже несмотря на фрагментарное караоке водителя.
Два бритоголовых меломана после очередного глотка пива сделали ему замечание:
? Эй, Гук, мы не в оккупации. Чтобы через секунду Ой играла!
И странное дело, в репродукторе зазвучала... Впрочем, для Семёна Савельевича все внешние звуки перестали существовать, когда по сердцу резанула невинная фраза, весело брошенная с соседнего ряда случайными попутчиками:
? Танюша, милая! Сфотографируй нас!
Старик закрыл глаза.
«Зачем? Зачем опять? Ведь всё доказано ещё тогда...»
6
Зима в Сибири должна быть снежной и морозной, и уж если романтика, то по полной. В конце концов, не столько за рублём сюда ехали девушки и юноши со всей страны, сколько за настоящей жизнью, полной дружбы, любви и смысла.
Семён Савельевич понимал и поддерживал настрой молодёжи, хотя сам оказался зимой 1975 года на малом БАМе за «баранкой» «Урала»-хлыстовоза всё же из-за «северных».
Нет, на жизнь ? ему, жене и их одиннадцатилетней дочери ? вполне хватало, а вот на улучшение жилищных условий ? нет. Согласитесь, что десятиметровая комната в коммуналке ? это очень мало, а двенадцать лет в очереди на жильё ? это очень долго.
Вот и возил Семён Редькин лес, забывая о сне и еде, в полной гармонии общественного и личного: страна получит великую магистраль, а его семья ? маленький кооператив.
Первое сбудется, второе никогда.
...Обеденный перерыв заканчивался, и бригада лесорубов толпилась у вешалки вагончика-столовой, отыскивая свои галоши и просушенные ватники.
? Двери! Двери закрывайте, черти бородатые! ? из окна раздачи на них кричала повариха. ? Семён, тебе как обычно? Полный? Сейчас налью, а ты садись, поешь.
Семён кивнул, подал цветасто-драконовый термос. Его лесовоз был загружен, дорога предстояла дальняя и горячий чай всегда кстати.
? Танюша, милая! Сфотографируй нас!
Семён обернулся. Двое молодых парней нарочито долго пили свой компот, заигрывали с симпатичной девушкой, запомнившуюся Семёну с их первой встречи на лесосеке строгими словами: «Учёт тунеядца печёт».
? Нас перебрасывают. Давай, на недолгую девичью память.
Они засмеялись и вышли.
Почему Семёна вдруг охватило чувство вины? Что он не сделал? Не доглядел, не остановил, не отвёл беду...
Двое парней для эффектного снимка залезли на заиндевевшие брёвна его лесовоза, девушка с фотоаппаратом оставалась внизу. Внезапно брёвна вместе с парнями покатились вниз... Ребят покалечило, а девушка погибла.
...Следователь отложил в сторону протокол.
? Семён Савельевич, так почему же открылись оба коника?
? Не знаю... Я проверял... Должно быть, упустил что-то...
? Вы признаёте вину? Это очень большой срок... если срок... ЧП на ударной стройке... Эх, Семён, молись на экспертизу!
? Всё едино... Прощенья мне не вымолить...
Семён Савельевич винил в происшедшей трагедии только себя. Чтобы случайно открылись оба коника ? вертикальные стойки, удерживающие брёвна, ? просто невероятно! Однако, дотошные эксперты-криминалисты, работавшие по этому особо подконтрольному делу, изучив многочисленные факторы: погодные условия, состояние металла цепей и стоек, конструкцию крепления, расположение груза, его физические параметры и ещё, и ещё, наконец, шокирующий снимок катящихся брёвен с плёнки раздавленного фотоаппарата ?пришли к однозначному выводу ? это несчастный случай. Водитель не виноват. Свободен. Живи и радуйся. Повезло.
Но Семён Савельевич своему везению не радовался. Ноша, в сто крат тяжелее тех злополучных стволов, раздавила его. Совестью она называлась и требовала былой чистоты. Он нашёл способ с ней договориться.
...Семён тщательно осмотрел обрез, изготовленный из подаренного ему ружья, зарядил.
? Два патрона, два коника...
Спокойно приставил к голове...
? Жена, дочь... прощайте, не ждите...
«...Ждите...» ? отозвался чужой внутренний голос.
Семён спокойно нажал на курок.
Выстрела не было. И тут же на второй...
? Может и правда ? несчастный случай.
Обрез выпал из дрожащих рук Семёна, ударился в пол спиленным торцом приклада и выстрелил в коленку.
7
Что же сегодня за вечер такой: вся жизнь катится перед глазами, словно автобус с остановками по требованию.
А между тем реальный автобус опустел, и Семён Савельевич ехал в салоне один. Ещё пару кварталов и дома.
Видать, кто-то тормознул маршрутку. Водитель, не останавливая машину до конца, открыл переднюю дверь, и на подножку лихо заскочил парень. Створки захлопнулись, автобус стал набирать ход.
Пассажир был высок ростом, широкоплеч, всей фигурой напоминал автомобильный знак «Уступи дорогу». Сходство добавлял чёрный спортивный костюм с белой треугольной вставкой на спине куртки.
Парень наклонился над щуплым таджиком, приобнял, что-то зашептал на ухо. Водитель кивнул. Бугай потрепал его по голове и направился вдоль пустых кресел.
Семён Савельевич с отвращением наблюдал за этой сценой. В конце концов, у него, пенсионера, нашлись деньги за проезд, совсем даже не лишние, а этот...
? Что, дед, смотришь? Да, у меня бабулек нет. А у тебя бабульки есть? ? подонок хихикал над собственным остроумием. ? Поделись!
? Послушай, мразь...
? Ой, как страшно! Спецуху надел, крутым стал... Может, выйти хочешь?
? Я выйду, где мне надо!
? А я сказал ? выйдем сейчас!
Он схватил пенсионера за форменную куртку, стал вытягивать из кресла. Старик отбивался изо всех сил. В какой-то момент противники встретились взглядами. На Семёна Савельевича смотрели внимательные, умные и... добрые глаза. От неожиданности он перестал сопротивляться, и парень воспользовался ситуацией: рванул на себя, кинул в проход, упал сверху...
А дальше ? визг тормозов, сильнейший удар по автобусу, звуки сминаемого железа и разбитого стекла... В место, где ехал Семён Савельевич, влетел тяжелый внедорожник, но Семён Савельевич подробностей ещё не знал. Он был без сознания.
…Тело болело, особенно, ноги. Но голова была ясная, и всё, что услышал Семён Савельевич Редькин, ему бредом не казалось:
? Живой, а, дед? Ну, так и должно быть! Подарок тебе... Что? Ноги? Опять?! Лежи, лежи... Скорую дожидайся, я уже вызвал. Сегодня хорошая бригада дежурит... Видишь, дед, сколько у тебя коллег... сторожей. Пост сдал ? пост принял. Да-а, чего там! Тебе ничего объяснять не надо: вижу, ты многое понял. А раз понял, то прощай. И поаккуратнее теперь... Пост сдал...
Две минуты первого
1
«Ох, время! То не знаешь куда девать, то не знаешь где найти. Вот только что, возле стопок грязной посуды сетевой забегаловки, его было навалом. И тянулось же, тянулось оно невыносимо долго, как в кресле у стоматолога. А сейчас тает, зараза, словно стипендия в ночном клубе. Но до субботы ещё надо дожить, а до метро добежать. И если в беге своём не ускориться, целовать мне тогда закрытые двери. Хотя сегодня, кажется, я успеваю!»
Белая питерская полночь позволила молодому человеку по имени Андрей и незамысловатой фамилией Курицын разглядеть замаячившую возле стеклянных дверей вестибюля тучную фигуру полицейской дамы, вот-вот готовой эти самые двери запереть. Парень сделал страдальческую мину, на бегу сложил руки в молитвенной просьбе, и просьба сердобольным полицейским в юбке была выполнена: Андрей влетел внутрь станции; успел услышать звук звякнувших ключей, а может это наручники на необъятной талии напомнили о себе; порадовался затихающему эху каблуков казённых туфель.
На лету он приложил к турникету пластиковую карту, тот ответил гостеприимным зелёным светом, и Андрей по инерции продолжил сбегать вниз по эскалатору, но опомнился и сел на рифлёную ступеньку перевести дух.
?… прещается бежать по эскалатору, сидеть на ступенях эскалатора, подкладывать пальцы под поручни... ? с полуслова загремела монотонная запись автоинформатора, но прервалась живым усталым голосом:
? Молодой человек, Вас касается.
Андрей нехотя поднялся. «И ничьих пальцев я не подкладываю... Как она меня снизу разглядела, глубоко ведь. А впрочем, из желающих покинуть спальный район с конечной станции последней лошадью лишь я и...»
Только сейчас, ниже на десяток ступеней, первоначально бесформенное пятно случайного попутчика волшебным образом стало превращаться во всегда узнаваемый, соблазнительный силуэт незнакомой молодой девушки.
Она стояла одна, едва касаясь пальчиками поручня, а другой рукой плотно прижимала клатч к стройным ногам. Изящная головка, стриженные светлые волосы без признаков непрокрашенных корней, прямой носик, пухлые губы, пушистые ресницы... Нет, лица девушки, как и подробности фигуры, скрытые коротким летним плащом, Андрей не видел, но он обладал богатым воображением, и оно привычно послушно по мелким деталям дорисовало в приятных пропорциях всё необходимое.
Совсем не то, что называется «быть озабоченным», заставило Андрея ощутить горячую приливную волну. «Просто судьба чего-то ждёт и не спешит дарить не самому отстойному от природы человеку результативную встречу с единственной любовью, каждый раз не понятно за какие грехи обманывая его ожидания и надежды». Именно так он определял своё нынешнее положение. Впрочем, в желании всё свалить на судьбу, Андрей мог дать фору многим. И напрасно. Она, судьба которая, ? женщина деловая и сделала уже всё от неё зависящее для Курицына Андрея, который в свою очередь по молодости глуп и до поры до времени по-куриному слеп. Это пройдёт. Скоро.
Пока же он находился в вялотекущем «активном поиске», давно созрел для перемен и верил в счастливый случай.
«Почему, собственно не я, а кто-то другой может рассчитывать на благосклонность этой прелести... И… обнимать, целовать я умею не хуже прочих. Познакомиться что ли? Легко! Ещё эскалатор вниз не доедет. Спорим?»
Жизненный опыт с ним не спорил, а занудно твердил о прошлых неудачных попытках, вернее сказать, намерениях. Но бравада Андрея раздулась гигантским пузырём: такой симпатичной и... доступной казалась ему эта девушка.
Парень уверенной, слегка расхлябанной походкой стал спускаться вниз, обдумывая первую фразу из арсенала опытного ловеласа. Фраза осталась не сказанной. Опять. Опять крутой замес из восхищения и робости залепил ему горло. Опять он оправдывал себя, что восхищения предостаточно, но не настолько, чтобы с лихвой перекрыть женскую красоту, обаяние, сексуальность и преодолеть эту искусно выстроенную для претендентов систему фильтров и лабиринтов. Во всяком случае, не с первой попытки.
