Папка упала на стол так неожиданно, отчего я подпрыгнула на месте, и стул скрипнул ножками о пол. Нервно сглотнув слюну, я подняла робкий взгляд, осознав, что мужчина внимательно на меня смотрит.
– Алексина Ди Стефано, фильское гражданство. Мать – Хлоя Савоо, погибла в 68-ом году этого столетия, отец Мирнин Ди Стефано, иностранец, покинул вашу семью, едва тебе исполнилось три года. Почему?
Неожиданность вопроса застала врасплох, я беспокойно оглянулась по сторонам, полагая, что мужчина захочет узнать, связана ли я с сепаратистами, а не станет рыскать по задворкам прошлого.
– Не… не знаю, – запинаясь, пробормотала я. – Но мама говорила, что он уехал на заработки… разве это важно?
Я не возмущалась, голос звучал слабо и жалко, как мольба прекратить мучения. Ответом послужила долгая пауза. Опустив голову, я ничему не удивилась, попросту потеряв желание что-либо делать и понимать. Бессонные сутки истощили запас сил до предела.
– Ты понимаешь, в каком положении оказалась?
Не поднимая взгляда, я покачала головой, уже ничего не соображая. Мне хотелось упасть на кровать, да хоть на пол и забыться крепким сном.
– Нет, – сорвался тихий шепот с моих губ.
– Тогда начнем с простого. – Выпрямившись в кресле, мужчина подался вперед, опустив локти на край стола. – Меня зовут Ован Меллиге, я представитель партии Черных Волков в министерстве иностранных дел под военным ведомством. Вчера тебя взял под контроль полицейский патруль, но доставил не к нам, а к Белым Волкам – представителям имперской знати, с одной из которых тебе посчастливилось познакомиться.
– Та женщина…
– Сержа фанХольтон, доктор наук, ученый с множеством наград, а также представитель Белых Волков. Три дня назад из одной ее лаборатории было что-то украдено, Белые не любят делиться своими секретами. Но маршрут проследили до приюта, в котором работала ты. Так что, я полагаю, не трудно поднять, как обстоят твои дела.
Что здесь сложного? Я оказалась пешкой на пути у двух воюющих сторон, попав под раздачу. Мне никто не поможет, я поняла это, когда холодные лезвия дробили мои ногти, поэтому был ли смысл скрывать правду? Но даже если к горлу в данный момент не приставлен нож, то живой мне не позволят выйти, или, что намного хуже, отправят в концентрационный лагерь, где я умру голодной смертью.
– Прошу, я ничего не знаю… – Вымученно пробормотала я, рискнув поднять взгляд к собеседнику. – Поздно ночью к нам приехал грузовик, люди выгрузили провизию и все.
– Грузовик? – Насторожился Ован, медленно постукивая пальцем по столу, всем видом показывая, что не верит мне. – И почему же ты об этом не сказала?
– А что я должна была сказать? – Борясь со слезами, взвинчено воскликнула я, но, осознав ошибку, опасливо опустила взгляд. – Это обычная поставка провизии… что я могла еще знать?
Не плакать, не плакать, только не показывать слабость! Но плечи предательски дрожали, горло сжало от нахлынувшего ужаса, и я поспешила растереть глаза, не желая ронять слезы. Какое-то время Ован наблюдал за моими тщетными попытками успокоиться, а затем раздраженно вздохнул и решил зайти с другой стороны:
– Пойми одну вещь, Алексина. Свобода тебе уже не светит. По крайней мере, в том плане, что если откажешься помогать, то ты будешь мне бесполезна. Я позволю тебе уйти, но позволит ли Сержа фанХольтон?
При упоминании женщины я инстинктивно вжала шею в плечи. Пальцы свело от ноющей боли, в ушах отголоском прошлого затерялось эхо моего крика.
– Ты можешь и дальше притворяться глупенькой девочкой, но что-то ты знаешь. Я не обвиняю тебя. Ведь пока что обвинять тебя и не в чем, верно?
«Пока что» резануло слух острым лезвием страха, но я заставила себя собраться с духом и посмотреть на Ована, чтобы окончательно не сойти с ума. Он на что-то намекал, к чему-то вел, и, быть может, это мой последний шанс сохранить жизнь.
– Что вы хотите?
– Правду, – как ни в чем небывало отозвался брюнет, пожав плечами. – Я допускаю возможность, что грубое обращение полицейских и нетрадиционные методы доктора фанХольтон слегка… дезориентировали тебя, обескуражили. Тебе требуется время, чтобы прийти в себя.
Дезориентировали? Несмотря на страх, я едва сдержала мимолетный порыв злости, чтобы не подскочить на месте с возмущенно пылающим взглядом. Этот человек казался мне отвратительным, он вел себя так, словно Сержа допустила небрежную оплошность, а не едва не убила меня. Власти Райстаха, да все чертовы граждане смотрели на нас с высока, полагая, будто мы и не люди вовсе, если проиграли войну.
Но выкинуть гневную речь в лицо мужчине у меня не хватило смелости, пришлось проглотить колючие слова и нерешительно спросить:
– Но что мне делать? Мне некуда идти.
– Для этого и существует программа по защите свидетелей. Пойми вот что. Как только ты покинешь это здание, Белые Волки сцапают тебя, как овечку, не оставив и следа. Только защита партии сможет тебя уберечь от… методов допроса Белых.
– Вы думаете, это убережет меня? Этот документ о защите? – Скептически отнеслась я к предложению. – Они просто ворвутся в квартиру, в которой вы меня запрете, и похитят.
А охрана, выставленная у двери, просто доложит начальству, что я сбежала, ибо никто не хотел рисковать из-за политического преступника, да и простого иностранца. Система Райстаха не спасет меня от Сержи фанХольтон, если только мне не поселиться в этом здании. Да и то не факт.
– Уж предоставь мне заботы о моей работе, – не скрывая недовольство, процедил Ован. – От тебя же я хочу услышать четкий ответ. Это сотрудничество взаимовыгодно для нас обоих. Но если откажешься, второго шанса я не дам, и тебе самой придется спасаться от опасностей мира. Хм, – ехидно усмехнулся он, – и долго ты, что-то мне подсказывает, не протянешь.
Сотрудничать с властью Райстаха, прежде помогая сепаратистам? Столь сокрушительного предательства не видела еще ни одна организация, и тем не менее я не собиралась разоблачать всех и вся. Несмотря на то, что действия Бернара навлекли на нас беду, я изначально осознавала, на какой пошла риск. Молчание в обмен на гуманитарную помощь детям. Мужчина выполнил свою часть сделки, теперь дело оставалось за мной.
И все же, не он сейчас сидел в кресле перед грозным политиком из Черных Волков, от которого зависела его жизнь. Что будет дальше? Я понятия не имела, но если откажусь, то вновь попаду в пыточное кресло доктора фанХольтон, и уж тогда мне точно не представится шанса выбраться. Поэтому единственно верный ответ в сложившейся ситуации звучал очевидно:
– Хорошо. Я согласна.
Высокие деревья сменялись одно за другим, убегали назад, скрываясь с глаз долой под пеленой тумана. Автомобиль покачивало на грунтовой дороге, а я не могла оторвать взгляд от леса за окном. Эти сосны напоминали мне приют, словно меня везли домой, к родным стенам корпусов и разбитым дорожкам, по которым бегали дети. Я ежилась от холода, обхватывая себя за плечи, стискивая тонкий хлопок рубашки.
Водитель молчаливо вел машину под сводом хвойных ветвей, немногословным оказался и Ован Меллиге, сидевший на противоположном краю заднего сидения. Я не требовала разговора, наоборот, радовалась тишине, от которой в груди трепетало сердце. Украдкой бросая взгляд на мужчину, удостоверялась, что он также занят рассматриванием пейзажем, и тут же отворачивалась.
После подписания соглашения в Доме Советов, пришлось пройти через ряд процедур протоколирования. Я рассказала на огромное записывающее устройство свою версию событий, отчаянно запоминая каждое слово, чтобы впоследствии не оплошать. Это заняло у меня много сил и времени, мне хотелось спать, есть и просто остаться в одиночестве. Конечно, это не последнее испытание перед блаженной безопасностью, которую обещал дать мужчина. Овану просто требовался залог моей честности, поэтому, вздумай я ослушаться его или выкинуть трюк, он напомнит мне о заключенном договоре. Да и не потребуется. Страх перед «Белыми волками» исключал малейшую попытку сопротивления.
Только вот куда мы ехали, я понятия не имела. В какой-то момент закралась мысль, что машина везет нас к очередному подземелью, в котором меня запрут и будут пытать. Усталость, к счастью, затмевала любые яркие эмоции, накрыв волной мягкого безразличия, под которым я нежилась, словно под пуховым одеялом.
«Все будет хорошо», – внезапно напомнил о себе голос Бернара, и я, сама того не ожидая, улыбнулась. Да, теперь все будет хорошо. Лучше не придумаешь.
Шофер, наконец, вывел автомобиль из леса на поляну, за которой показался высокая решетка забора. Я встрепенулась, когда мы остановились перед воротами, которые поспешила открыть охрана.
– Приехали. – Услышала я первое слово, произнесенное Ованом после того, как мы покинули Дом Советов.
Мужчина ничего более не сказал, открыл дверцу машины и вышел наружу. Мне пришлось замешкаться на пару секунд, ибо мне не доводилось ездить на заднем сидении автомобиля, – открытый проржавелый джип не считается. Потянув ручку до щелчка, я последовала примеру мужчины и выбралась наружу.
Волна холодного ветра заставила поежиться и крепче обнять себя за руки. Мелкая морось липла к лицу, терпкий запах хвои взбодрил меня от нахлынувшей усталости. Я будто проснулась посреди огромного поля, что в какой-то степени являлось правдой. Передо мной возник большой, если не сказать – огромный, особняк из серого камня, по стенам которого ползли зеленые линии плюща и мелкие трещины. Непреступная крепость с парадным входом, к которому вела каменная лестница, охраняемая парой вооруженных людей. Темные кустарники росли по периметру дома, но я не видела ни одного цветка.
– Что это за место? – Обрела я голос, когда мужчина поднялся вверх по ступеням.
Теперь до меня донеслись и звуки: стук колес поезда, что говорило о близости железной дороги, а также лай собак. Причем, животные находились где-то поблизости, возможно, за домом, и это вызвало у меня беспокойство – большие собаки не вызывали у меня доверия. И, похоже, Ован также, заслышав оживленный лай, не пришел в восторг, – только он не испугался, а сконфуженно нахмурил брови.
Я молчаливо ожидала ответа, по крайней мере надеялась на таковой, и вынудила обратить на себя недовольный взгляд. Брюнет смотрел на меня, как на обузу, бренность, от которой ему хотелось поскорее избавиться и облегчить себе жизнь.
– Поднимайся, – небрежно обронил он, и мне ничего не оставалось, как покорно последовать за ним следом.
Он не утрудил себя придержать дверь, безучастной осталась и охрана, поэтому пришлось толкать ослабленными руками дубовую конструкцию. Внутри особняка оказалось неожиданно тепло и светло, мрачный вид внешних стен искупили мягкие коричневые оттенки деревянного пола и мебели, пышущей богатством и прекрасным состоянием. Лакированный паркет, мягкие ковры, запах чего-то сладкого и ненавязчивого вскружили мне голову, заставив расслабиться. После холодных стен приюта я будто оказалась во дворце.
– Моя сестра на заднем дворе? – Раздался рассерженный голос Ована, от которого я невольно вздрогнула, что нельзя сказать о мужчине в коричневом пиджаке и выглаженных брюках, с невероятным спокойствием сообщившим:
– Да, господин, ваша сестра на заднем дворе занимается с собаками. Мне сообщить ей о вашем визите?
– Не стоит, – угрюмо пробормотал мужчина, – она узнает об этом, едва я зайдусь намеренно оглушительным чихом.
Собеседник, вероятно, дворецкий, понимающе улыбнулся и молчаливо ожидал в стороне, когда понадобится его помощь. Меня же фраза о чихе ввела в ступор, и только мгновение погодя я позволила догадку, что у Ована аллергия на собак.
– Слушай внимательно, – на этот раз мужчина обратился ко мне. – Я не собираюсь с тобой нянчиться, и привел тебя сюда в качестве исключения, поскольку это место, помимо Дома Советов, единственное, где тебя точно не достанет Сержа.
– Это… ваш дом?
– Догадливая, – моя любознательность не пришлась по вкусу брюнету, и я поспешно опустила глаза. – Но не думай, что ты тут просто будешь прохлаждаться, поняла? Это тебе не курорт. Мой секретарь обо всем расскажет, если возникнут вопросы – тоже к нему.
Секретарь? Я с нескрываемым удивлением окинула взглядом мужчину с седеющими зализанными на бок волосами и редкими усами, чье поведение ошибочно указало мне на другую профессию. Отругав себя за бестактность, я все же не осталась выбитой из реальности, обеспокоенная расстановкой дел.
– То есть… вы не будете…
– Дамочка, – указав на меня пальцем, с неприкрытым осуждением гаркнул Ован, – не раздражай меня.
На этом разговор можно считать законченным. Я попросту не успела сориентироваться, пойманная врасплох грубостью мужчины. Он удалился, скинув заботу обо мне своему секретарю, который, одарив меня оценивающим взглядом, бесстрастно попросил следовать за ним.
Меня словно окатили холодной водой, да и стоило ли ожидать чего-то иного, когда истинную ценность представляла не моя жизнь, а лишь информация, которой я обладала. Да и с чего вдруг им думать о подобном? С чего они решили, словно я поделюсь сокровенным, разболтаю о Бернаре, предав его доверие? Хотя, сепаратисты поступили подло по отношению к обитателям приюта, использовав нас, как прикрытие. Верить оставалось только себе, поэтому, глядя в широкую спину удаляющегося Черного Волка, я поклялась себе, что переживу любые испытания, ожидающие впереди.
Мир погрузился во тьму. И это даже не образное выражение: просыпаясь по утрам, я наблюдала серую пелену тумана за окном, сизые макушки елей. Запах влаги и хвои проникал сквозь щели моей «темницы», прилипая к коже, впитываясь в ткань пододеяльника и мягкие волосы. Хотелось бы забыться глубоким сном, но каждый день в суровую реальность меня возвращал лай собак, доносящийся со двора.
Такова теперь жизнь: холодное утро с серой дымкой облаков, стук экономки в дверь, оповещающий о готовом завтраке. Еда, на удивление, отличалась изысканностью, и это пугало не меньше. Я многое бы отдала, чтобы проснуться в тесной комнатушке с дремлющими соседками и обнаружить, что на завтрак опять приготовили разваренную пшенную кашу, от которой воротили нос мои воспитанники.
Но реальность такова, что все осталось позади: дети, приют, блеск знакомой реки. Я стала узницей, запертой в комнате на втором этаже поместья семьи Мелигге… Узницей Ована Меллиге – человека, от которого теперь зависела моя жизнь.
Не сказать, что мне следовало возмущаться и злиться из-за своего положения, ведь все могло обернуться для меня намного хуже. Например, пришлось бы просыпаться по утрам не в кровати под пуховым покрывалом, а с ознобом трястись в темном сыром помещении, прикованной цепями. Фантазия не уставала рисовать пугающие образы, в которых постоянно присутствовало лицо светловолосой женщины.
Сержа фанХольтон – шепча ее имя, я сжимала кулаки, в пальцах вспыхивала боль.
Поэтому жаловаться не приходилось. Бог ниспослал мне шанс выкарабкаться из глубокой ямы отчаяния, и упускать этот шанс непростительно. Мне как можно скорее стоило выбраться отсюда, ведь меня ждали дети, они ждали помощи. Но с чего я была так в этом уверена? Возможно, ребят забрало государство, узнав об облаве. Дети ни в чем не виноваты, и об этом политики должны знать. Бернар – должен.
– Алексина Ди Стефано, фильское гражданство. Мать – Хлоя Савоо, погибла в 68-ом году этого столетия, отец Мирнин Ди Стефано, иностранец, покинул вашу семью, едва тебе исполнилось три года. Почему?
Неожиданность вопроса застала врасплох, я беспокойно оглянулась по сторонам, полагая, что мужчина захочет узнать, связана ли я с сепаратистами, а не станет рыскать по задворкам прошлого.
– Не… не знаю, – запинаясь, пробормотала я. – Но мама говорила, что он уехал на заработки… разве это важно?
Я не возмущалась, голос звучал слабо и жалко, как мольба прекратить мучения. Ответом послужила долгая пауза. Опустив голову, я ничему не удивилась, попросту потеряв желание что-либо делать и понимать. Бессонные сутки истощили запас сил до предела.
– Ты понимаешь, в каком положении оказалась?
Не поднимая взгляда, я покачала головой, уже ничего не соображая. Мне хотелось упасть на кровать, да хоть на пол и забыться крепким сном.
– Нет, – сорвался тихий шепот с моих губ.
– Тогда начнем с простого. – Выпрямившись в кресле, мужчина подался вперед, опустив локти на край стола. – Меня зовут Ован Меллиге, я представитель партии Черных Волков в министерстве иностранных дел под военным ведомством. Вчера тебя взял под контроль полицейский патруль, но доставил не к нам, а к Белым Волкам – представителям имперской знати, с одной из которых тебе посчастливилось познакомиться.
– Та женщина…
– Сержа фанХольтон, доктор наук, ученый с множеством наград, а также представитель Белых Волков. Три дня назад из одной ее лаборатории было что-то украдено, Белые не любят делиться своими секретами. Но маршрут проследили до приюта, в котором работала ты. Так что, я полагаю, не трудно поднять, как обстоят твои дела.
Что здесь сложного? Я оказалась пешкой на пути у двух воюющих сторон, попав под раздачу. Мне никто не поможет, я поняла это, когда холодные лезвия дробили мои ногти, поэтому был ли смысл скрывать правду? Но даже если к горлу в данный момент не приставлен нож, то живой мне не позволят выйти, или, что намного хуже, отправят в концентрационный лагерь, где я умру голодной смертью.
– Прошу, я ничего не знаю… – Вымученно пробормотала я, рискнув поднять взгляд к собеседнику. – Поздно ночью к нам приехал грузовик, люди выгрузили провизию и все.
– Грузовик? – Насторожился Ован, медленно постукивая пальцем по столу, всем видом показывая, что не верит мне. – И почему же ты об этом не сказала?
– А что я должна была сказать? – Борясь со слезами, взвинчено воскликнула я, но, осознав ошибку, опасливо опустила взгляд. – Это обычная поставка провизии… что я могла еще знать?
Не плакать, не плакать, только не показывать слабость! Но плечи предательски дрожали, горло сжало от нахлынувшего ужаса, и я поспешила растереть глаза, не желая ронять слезы. Какое-то время Ован наблюдал за моими тщетными попытками успокоиться, а затем раздраженно вздохнул и решил зайти с другой стороны:
– Пойми одну вещь, Алексина. Свобода тебе уже не светит. По крайней мере, в том плане, что если откажешься помогать, то ты будешь мне бесполезна. Я позволю тебе уйти, но позволит ли Сержа фанХольтон?
При упоминании женщины я инстинктивно вжала шею в плечи. Пальцы свело от ноющей боли, в ушах отголоском прошлого затерялось эхо моего крика.
– Ты можешь и дальше притворяться глупенькой девочкой, но что-то ты знаешь. Я не обвиняю тебя. Ведь пока что обвинять тебя и не в чем, верно?
«Пока что» резануло слух острым лезвием страха, но я заставила себя собраться с духом и посмотреть на Ована, чтобы окончательно не сойти с ума. Он на что-то намекал, к чему-то вел, и, быть может, это мой последний шанс сохранить жизнь.
– Что вы хотите?
– Правду, – как ни в чем небывало отозвался брюнет, пожав плечами. – Я допускаю возможность, что грубое обращение полицейских и нетрадиционные методы доктора фанХольтон слегка… дезориентировали тебя, обескуражили. Тебе требуется время, чтобы прийти в себя.
Дезориентировали? Несмотря на страх, я едва сдержала мимолетный порыв злости, чтобы не подскочить на месте с возмущенно пылающим взглядом. Этот человек казался мне отвратительным, он вел себя так, словно Сержа допустила небрежную оплошность, а не едва не убила меня. Власти Райстаха, да все чертовы граждане смотрели на нас с высока, полагая, будто мы и не люди вовсе, если проиграли войну.
Но выкинуть гневную речь в лицо мужчине у меня не хватило смелости, пришлось проглотить колючие слова и нерешительно спросить:
– Но что мне делать? Мне некуда идти.
– Для этого и существует программа по защите свидетелей. Пойми вот что. Как только ты покинешь это здание, Белые Волки сцапают тебя, как овечку, не оставив и следа. Только защита партии сможет тебя уберечь от… методов допроса Белых.
– Вы думаете, это убережет меня? Этот документ о защите? – Скептически отнеслась я к предложению. – Они просто ворвутся в квартиру, в которой вы меня запрете, и похитят.
А охрана, выставленная у двери, просто доложит начальству, что я сбежала, ибо никто не хотел рисковать из-за политического преступника, да и простого иностранца. Система Райстаха не спасет меня от Сержи фанХольтон, если только мне не поселиться в этом здании. Да и то не факт.
– Уж предоставь мне заботы о моей работе, – не скрывая недовольство, процедил Ован. – От тебя же я хочу услышать четкий ответ. Это сотрудничество взаимовыгодно для нас обоих. Но если откажешься, второго шанса я не дам, и тебе самой придется спасаться от опасностей мира. Хм, – ехидно усмехнулся он, – и долго ты, что-то мне подсказывает, не протянешь.
Сотрудничать с властью Райстаха, прежде помогая сепаратистам? Столь сокрушительного предательства не видела еще ни одна организация, и тем не менее я не собиралась разоблачать всех и вся. Несмотря на то, что действия Бернара навлекли на нас беду, я изначально осознавала, на какой пошла риск. Молчание в обмен на гуманитарную помощь детям. Мужчина выполнил свою часть сделки, теперь дело оставалось за мной.
И все же, не он сейчас сидел в кресле перед грозным политиком из Черных Волков, от которого зависела его жизнь. Что будет дальше? Я понятия не имела, но если откажусь, то вновь попаду в пыточное кресло доктора фанХольтон, и уж тогда мне точно не представится шанса выбраться. Поэтому единственно верный ответ в сложившейся ситуации звучал очевидно:
– Хорошо. Я согласна.
Глава 1. ЧЕРНЫЙ ВОЛК...поймал меня
Высокие деревья сменялись одно за другим, убегали назад, скрываясь с глаз долой под пеленой тумана. Автомобиль покачивало на грунтовой дороге, а я не могла оторвать взгляд от леса за окном. Эти сосны напоминали мне приют, словно меня везли домой, к родным стенам корпусов и разбитым дорожкам, по которым бегали дети. Я ежилась от холода, обхватывая себя за плечи, стискивая тонкий хлопок рубашки.
Водитель молчаливо вел машину под сводом хвойных ветвей, немногословным оказался и Ован Меллиге, сидевший на противоположном краю заднего сидения. Я не требовала разговора, наоборот, радовалась тишине, от которой в груди трепетало сердце. Украдкой бросая взгляд на мужчину, удостоверялась, что он также занят рассматриванием пейзажем, и тут же отворачивалась.
После подписания соглашения в Доме Советов, пришлось пройти через ряд процедур протоколирования. Я рассказала на огромное записывающее устройство свою версию событий, отчаянно запоминая каждое слово, чтобы впоследствии не оплошать. Это заняло у меня много сил и времени, мне хотелось спать, есть и просто остаться в одиночестве. Конечно, это не последнее испытание перед блаженной безопасностью, которую обещал дать мужчина. Овану просто требовался залог моей честности, поэтому, вздумай я ослушаться его или выкинуть трюк, он напомнит мне о заключенном договоре. Да и не потребуется. Страх перед «Белыми волками» исключал малейшую попытку сопротивления.
Только вот куда мы ехали, я понятия не имела. В какой-то момент закралась мысль, что машина везет нас к очередному подземелью, в котором меня запрут и будут пытать. Усталость, к счастью, затмевала любые яркие эмоции, накрыв волной мягкого безразличия, под которым я нежилась, словно под пуховым одеялом.
«Все будет хорошо», – внезапно напомнил о себе голос Бернара, и я, сама того не ожидая, улыбнулась. Да, теперь все будет хорошо. Лучше не придумаешь.
Шофер, наконец, вывел автомобиль из леса на поляну, за которой показался высокая решетка забора. Я встрепенулась, когда мы остановились перед воротами, которые поспешила открыть охрана.
– Приехали. – Услышала я первое слово, произнесенное Ованом после того, как мы покинули Дом Советов.
Мужчина ничего более не сказал, открыл дверцу машины и вышел наружу. Мне пришлось замешкаться на пару секунд, ибо мне не доводилось ездить на заднем сидении автомобиля, – открытый проржавелый джип не считается. Потянув ручку до щелчка, я последовала примеру мужчины и выбралась наружу.
Волна холодного ветра заставила поежиться и крепче обнять себя за руки. Мелкая морось липла к лицу, терпкий запах хвои взбодрил меня от нахлынувшей усталости. Я будто проснулась посреди огромного поля, что в какой-то степени являлось правдой. Передо мной возник большой, если не сказать – огромный, особняк из серого камня, по стенам которого ползли зеленые линии плюща и мелкие трещины. Непреступная крепость с парадным входом, к которому вела каменная лестница, охраняемая парой вооруженных людей. Темные кустарники росли по периметру дома, но я не видела ни одного цветка.
– Что это за место? – Обрела я голос, когда мужчина поднялся вверх по ступеням.
Теперь до меня донеслись и звуки: стук колес поезда, что говорило о близости железной дороги, а также лай собак. Причем, животные находились где-то поблизости, возможно, за домом, и это вызвало у меня беспокойство – большие собаки не вызывали у меня доверия. И, похоже, Ован также, заслышав оживленный лай, не пришел в восторг, – только он не испугался, а сконфуженно нахмурил брови.
Я молчаливо ожидала ответа, по крайней мере надеялась на таковой, и вынудила обратить на себя недовольный взгляд. Брюнет смотрел на меня, как на обузу, бренность, от которой ему хотелось поскорее избавиться и облегчить себе жизнь.
– Поднимайся, – небрежно обронил он, и мне ничего не оставалось, как покорно последовать за ним следом.
Он не утрудил себя придержать дверь, безучастной осталась и охрана, поэтому пришлось толкать ослабленными руками дубовую конструкцию. Внутри особняка оказалось неожиданно тепло и светло, мрачный вид внешних стен искупили мягкие коричневые оттенки деревянного пола и мебели, пышущей богатством и прекрасным состоянием. Лакированный паркет, мягкие ковры, запах чего-то сладкого и ненавязчивого вскружили мне голову, заставив расслабиться. После холодных стен приюта я будто оказалась во дворце.
– Моя сестра на заднем дворе? – Раздался рассерженный голос Ована, от которого я невольно вздрогнула, что нельзя сказать о мужчине в коричневом пиджаке и выглаженных брюках, с невероятным спокойствием сообщившим:
– Да, господин, ваша сестра на заднем дворе занимается с собаками. Мне сообщить ей о вашем визите?
– Не стоит, – угрюмо пробормотал мужчина, – она узнает об этом, едва я зайдусь намеренно оглушительным чихом.
Собеседник, вероятно, дворецкий, понимающе улыбнулся и молчаливо ожидал в стороне, когда понадобится его помощь. Меня же фраза о чихе ввела в ступор, и только мгновение погодя я позволила догадку, что у Ована аллергия на собак.
– Слушай внимательно, – на этот раз мужчина обратился ко мне. – Я не собираюсь с тобой нянчиться, и привел тебя сюда в качестве исключения, поскольку это место, помимо Дома Советов, единственное, где тебя точно не достанет Сержа.
– Это… ваш дом?
– Догадливая, – моя любознательность не пришлась по вкусу брюнету, и я поспешно опустила глаза. – Но не думай, что ты тут просто будешь прохлаждаться, поняла? Это тебе не курорт. Мой секретарь обо всем расскажет, если возникнут вопросы – тоже к нему.
Секретарь? Я с нескрываемым удивлением окинула взглядом мужчину с седеющими зализанными на бок волосами и редкими усами, чье поведение ошибочно указало мне на другую профессию. Отругав себя за бестактность, я все же не осталась выбитой из реальности, обеспокоенная расстановкой дел.
– То есть… вы не будете…
– Дамочка, – указав на меня пальцем, с неприкрытым осуждением гаркнул Ован, – не раздражай меня.
На этом разговор можно считать законченным. Я попросту не успела сориентироваться, пойманная врасплох грубостью мужчины. Он удалился, скинув заботу обо мне своему секретарю, который, одарив меня оценивающим взглядом, бесстрастно попросил следовать за ним.
Меня словно окатили холодной водой, да и стоило ли ожидать чего-то иного, когда истинную ценность представляла не моя жизнь, а лишь информация, которой я обладала. Да и с чего вдруг им думать о подобном? С чего они решили, словно я поделюсь сокровенным, разболтаю о Бернаре, предав его доверие? Хотя, сепаратисты поступили подло по отношению к обитателям приюта, использовав нас, как прикрытие. Верить оставалось только себе, поэтому, глядя в широкую спину удаляющегося Черного Волка, я поклялась себе, что переживу любые испытания, ожидающие впереди.
***
Мир погрузился во тьму. И это даже не образное выражение: просыпаясь по утрам, я наблюдала серую пелену тумана за окном, сизые макушки елей. Запах влаги и хвои проникал сквозь щели моей «темницы», прилипая к коже, впитываясь в ткань пододеяльника и мягкие волосы. Хотелось бы забыться глубоким сном, но каждый день в суровую реальность меня возвращал лай собак, доносящийся со двора.
Такова теперь жизнь: холодное утро с серой дымкой облаков, стук экономки в дверь, оповещающий о готовом завтраке. Еда, на удивление, отличалась изысканностью, и это пугало не меньше. Я многое бы отдала, чтобы проснуться в тесной комнатушке с дремлющими соседками и обнаружить, что на завтрак опять приготовили разваренную пшенную кашу, от которой воротили нос мои воспитанники.
Но реальность такова, что все осталось позади: дети, приют, блеск знакомой реки. Я стала узницей, запертой в комнате на втором этаже поместья семьи Мелигге… Узницей Ована Меллиге – человека, от которого теперь зависела моя жизнь.
Не сказать, что мне следовало возмущаться и злиться из-за своего положения, ведь все могло обернуться для меня намного хуже. Например, пришлось бы просыпаться по утрам не в кровати под пуховым покрывалом, а с ознобом трястись в темном сыром помещении, прикованной цепями. Фантазия не уставала рисовать пугающие образы, в которых постоянно присутствовало лицо светловолосой женщины.
Сержа фанХольтон – шепча ее имя, я сжимала кулаки, в пальцах вспыхивала боль.
Поэтому жаловаться не приходилось. Бог ниспослал мне шанс выкарабкаться из глубокой ямы отчаяния, и упускать этот шанс непростительно. Мне как можно скорее стоило выбраться отсюда, ведь меня ждали дети, они ждали помощи. Но с чего я была так в этом уверена? Возможно, ребят забрало государство, узнав об облаве. Дети ни в чем не виноваты, и об этом политики должны знать. Бернар – должен.
