Опытный взгляд медикуса сразу определил в вельможе воина - по манере держаться, суровой экономности движений и старому сабельному шраму на левой кисти.
Вельможа удивленно поднял брови, ощутив ледяной холод в комнате:
- Матерь божья, что за странный способ лечения! Здесь холодно, как в могиле! И этот запах, - поморщился он, - как на болоте. Неужели теперь хворых морозят и тиной болотной врачуют?
И тут же велел служанке:
- Подай госпоже графине шаль. Хоть здесь и шуба бы не помешала, - после чего обратился к лекарю: - Граф Элдфорд все так же в беспамятстве? Есть ли надежда, мэтр?
Служанка принесла графине теплую кашемировую шаль, и вельможа сам заботливо накинул ее на плечи леди Кэтрин. Медикус оживился. Длинный нос мэтра Брюля чуял здесь нечто большее, чем дружеское участие.
-Ах, Хенрик, благодарю, - слабо улыбнулась леди. - Да, мэтр, скажи те же нам, стало ли графу лучше?
Худое вытянутое лицо Брюля приобрело многозначительное выражение:
- Я принимаю все меры, известные современному искусству врачевания, однако...- и с видом крайнего сожаления развел руками, - ни один медикус не взялся бы обнадеживать близких пациента в столь тяжелом состоянии. Вероятно, мы имеем дело с некой неизвестной болезнью... Ignoti nulla curatio morbi, нельзя лечить неизвестную болезнь.
Молодой Элдфорд вспыльчиво перебил:
- Но ведь у батюшки просто сломана нога! Князь, - обернулся юноша к вельможе, - ты же видел, отец был совершенно здоров!
Лицо князя приняло задумчивое выражение, но глаза, как показалось лекарю, заблестели, когда он упомянул про неизвестную и вряд ли излечимую болезнь.
- Да, Ричард, сьер Томас был совершенно здоров тем утром, но мы не знаем, что с ним приключилось, пока ты оставлял его одного. Быть может, укус какого-то зверя...- Есть ли на теле графа следы укуса либо другие свежие раны? - тут же спросила графиня.Мэтру Брюлю пришлось отрицательно покачать головой :
- Я таковых не обнаружил, леди Кэтрин...
- Значит, ты не знаешь, как помочь моему супругу?
- Я делаю все возможное, и....
- Ну что ж, в таком случае, я полагаю, пришло время невозможного, - решительно сказала графиня и обернулась к двери: - госпожа Люция, прошу тебя...
В выпуклых, чуть навыкате глазах медикуса отразилось недоумение и вместе с тем любопытство. Он уже некоторое время пытался рассмотреть пришедшую с графиней даму, но ему это не удавалось. Ее почему-то скрывала тень, хотя в комнате доставало света. Теперь же она сделала всего лишь шаг и мэтр Брюль увидел, что пожалуй, поторопился причислить незнакомку к высшему сословию.
Она была одета как горожанка хорошего достатка, но не из самых богатых - темно-красный бархатный жакет, такого же цвета верхняя юбка из тонкой шерсти, на ногах сапожки из мягкой кожи с серебряными пряжками. Темные волосы, уложенные на затылке в толстую косу, покрывала круглая бархатная, в тон жакету, шапочка.
Весь ее наряд лекарь оценил в мгновение, и уже пренебрежительно оттопырил нижнюю губу, но тут взгляд его упал на лицо женщины и он замер. Он понимал, что не может сказать о ней ничего, ровным счетом ничего. Сколько ей лет? Откуда она родом?
Мэтр поймал себя на том, что не хочет смотреть этой женщине в лицо. Ее черты будто плыли, невозможно было сосредоточиться и понять, какого цвета глаза, курносый или прямой у нее нос, ни форму губ, ни изгиб бровей - ничего этого мэтр рассмотреть не мог, и мысли его сделались тяжелы и неповоротливы, когда он пытался думать об этом.
Голос графини вывел его из странного оцепенения.
- Госпожа Люция, знаешь ли ты, как помочь лорду Элдфорду? Мы с сыном просим тебя об этом...
Ричард порывисто шагнул к кровати, опустился на колени, взял холодную отцовскую руку, проговорил умоляюще:
- Батюшка, ты слышишь меня, это я, Ричард...
Губами, дыханием он пытался согреть руку отца, ловил хоть намек на ответное пожатие. Но тщетно, граф Элдфорд не слышал его и ничего не чувствовал.
- Я не должен был оставлять его, матушка, не должен был уезжать. А он приказал, и я не посмел ослушаться...если он не очнется, как я скажу ему что...что я люблю его! Как он узнает?
Не стыдясь лекаря и князя, Ричард зарыдал.
- Боже Милостивый и милосердный, ты знаешь, я мог говорить, что ненавижу его, мог злиться, быть дерзким но...я ...люблю его...
Графиня со слезами на глазах обняла сына:
- Он поправится, вот увидишь, мы будем молиться о его выздоровлении, Господь милосерден, надо верить...
Князь смотрел на юного Элдфорда с искренней печалью во взоре, служанки закрывали лица передниками и жалостливо всхлипывали. Графиня прижимала сына к груди и уговаривала:
- Сынок, сынок, Рысек, и он тебя любит, поверь мне, гордится тобой. Нельзя отчаиваться, твой отец сильный человек, он превозможет недуг. Молись!
- Я знаю, - Ричард резко высвободился из ее рук, глаза его засверкали, - я вспомнил! Там в ручье...была женщина, прозрачная, и волосы как змеи... Я видел! Это она навредила батюшке!
Он вскочил:
- Я поскачу к ручью, найду эту нечисть и заставлю ее...
- Сьеру Томасу срочно нужен свежий воздух и лекарственное питье, - Люция перебила юношу и решительно шагнула, оттесняя всех к двери. - Я сделаю успокоительный отвар и для господина Ричарда, если позволишь, леди Кэтрин, он очень взволнован судьбой отца и нуждается в отдыхе.
Ее рассудительный спокойный тон, приветливая, но полная достоинства манера держаться, рассеяли скорбное взвинченное напряжение в опочивальне.
- Делай все, что сочтешь нужным, госпожа Люция, - отвечала графиня, торопясь увести сына. - Ты можешь требовать у слуг все, что тебе понадобится. Быть может, тебе нужны помощницы?
- Я взяла с собой ученицу, она поможет мне делать порошки и отвары, - ответила Люция. - Однако если мне побыстрее принесут большой чайник, чистые полотенца, и ведро ключевой воды, это поможет делу.
Следуя за графиней и молодым графом, опочивальню сьера Томаса покинул и князь, служанки, следуя указаниям леди Кэтрин, побежали за водой и полотенцами.
Графиня крепко держала сына за руку и увлекала за собой, не давая сказать более ни слова, лицо ее выражало сильное беспокойство. Ричард порывался еще говорить, но мать осекла его с такой небывалой строгостью, что юноша повиновался, не столько убежденный, сколько изумленный этим. Князь вышел в глубокой задумчивости, бросив напоследок внимательный взгляд на неподвижного и белого как мертвец супруга графини.
Но медикус не спешил вместе со всеми. Он хотел увидеть, что станет делать знахарка. Недоумению и обиде его не было предела. Как? Позвать на помощь какую-то неграмотную травницу, надеясь, что ее корешки помогут там, где не смогла добиться успеха наука врачевания? Это было неслыхано.
- И как же ты, милочка, надеешься исцелить графа? - снисходительно поинтересовался лекарь.
- С божьей помощью, - отвечала женщина спокойно, - как сказала госпожа Катаржина, Господь милостив.
- Ну-ну...слышали мы про то, чьей силой вы исцеляете. Что же, если Божьей, то скрывать тебе нечего, пожалуй и я посмотрю, - и добавил ехидно: - Может научусь, как мертвых воскрешать. Corpus sine spiritu cadaver est! Тело без души есть труп!
Он стремился уколоть знахарку пообиднее, желая вывести ее из себя. Более всего бесило медикуса ее спокойствие и то достоинство, с каким она смела говорить с господами.
-А ты уж живого человека и в мертвецы записал? - глаза женщины полыхнули, так что медикус невольно отступил к двери. - Это не тебе решать, когда душе с телом расставаться. А смотреть тут не на что. Травки заварю, оботру графа, согрею, глядишь, пойдет на поправку.
Она говорила, а сама наступала, так что мэтру приходилось пятится, точно раку.
Ничего в ней не было страшного, баба, как баба, он таких перевидал. Но душа в нем захолонула и ноги подкосились. И сам не понял, как оказался за дверью, там только и дух перевел. Перекрестился невольно и забормотал:
- Прочь от меня, прочь, ведьмино отродье...Femina vitium est! Женщина есть порок, верно говорили древние!
Что-то пошевелилось у него за спиной, медикус шарахнулся в сторону, налетел на служанку с ведром, ледяная вода выплеснулась на ноги, он взвизгнул совсем немужественно, ощутив, как промокают штаны и в башмаках становится холодно и сыро.
Служанка прыснула со смеху, он гневно воззрился на нее, девушка тут же опустила голову.
Огляделся, обретая былую самоуверенность, и обнаружил виновницу случившегося. Это была худенькая темноглазая девчонка, замотанная в большой платок грубой серой шерсти, закрывавший ее почти до пят, только край коричневой юбки виднелся да носки неожиданно щегольских красных сапожек.
- Ты кто такая? Что здесь делаешь? - спросил мэтр Брюль подозрительно. - Новая служанка? Ужасно неуклюжая! Отправляйся за тряпкой и немедленно убери это, - он ткнул пальцем в лужу под ногами.
Но вместо того, чтоб скромно опустить глаза и броситься выполнять его распоряжение, девчонка задрала подбородок:
- Я ученица и помощница пани Люции, травницы, и мне велено помогать ей в лечении господина графа.
После чего нахалка вознамерилась пройти мимо Брюля прямо в графскую опочивальню. Этого он стерпеть уже не мог.
Лицо медикуса приобрело хищное выражение и длинная костлявая рука протянулась ухватить деревенщину за плечо, но ему опять помешали!
- Пропустите девочку, мэтр, она нужна пани Люции.
Высокий мужчина при сабле с сундучком в руках поднимался по широкой лестнице к графским покоям. Мэтр узнал Петра, сержанта замковой стражи. За ним шли служанки со стопками чистого белья.
Лекарю пришлось отступить и смотреть, как все они проходят за двери, из-за которых его самого только что выставили самым позорным образом.
- С этой минуты я снимаю с себя всякую ответственность за исход лечения! - дрожащим от возмущения голосом заявил он. - Я умываю руки! Feci quod potui - я сделал все, что мог.
Однако его горячая речь пропала впустую. Слушать мэтра было некому - разве что статуям в рыцарских доспехах, сторожившим лестницу.
- В наш просвещенный век! - бормотал он, направляясь прочь. - Такое мракобесие! И где! В семействе, приближенном в Ордену! Врачевать заговорами и травами знатного человека, будто какого-то простолюдина! Верить в водяную нечисть! Ересь, как есть ересь...
Но князь не так прост.... пойти на кухню, попросить горячей похлебки и рюмочку сливовицы. Я продрог в этой чертовой комнате до костей - и вот благодарность! Благодарность…
В голове медикуса неторопливо рождался план, и поход на кухню, где болтливые кухарки и служанки расскажут ему все, что нужно, стал первым и самым приятным шагом к достижению цели.
Ричард мерял шагами свою комнату, отбрасывая в сторону все, что попадало под ноги.
Матушка привела его сюда за руку, как маленького, не слушала, более того - прямо запрещала говорить хоть что-то! Она не слушала, никто не желал слушать!
С грохотом отлетела и ударилась о стену скамеечка для ног, вслед за ней - большой медный кувшин. Его жалобный звон привел юношу в себя, Ричард остановился, переводя дыхание.
Что он делает ? Разве виноваты эти предметы в том, что случилось с его отцом? Нет. Это его, Ричарда, вина. И сколько ни пинай несчастный кувшин, изменить случившееся невозможно. Но и бездействовать он не в силах. Так что же делать?
Ричард шагнул к окну, прижался пылающим лбом к свинцовому переплету. Взгляд его блуждал по окрестностям замка, подернутым тонкой снежной вуалью.
Где-то там, скрытая за холмами, лежала заповедная роща, и из нее вытекал тот самый ручей.
Чем больше Ричард думал об этом, чем больше вспоминал то, что там видел, тем больше винил себя, что оставил отца одного.
Матушка запрещает говорить о том создании, виденном в воде - ну что ж! Он говорить не станет. Совсем перестанет с ней говорить!
В дверь постучали. Ричард стремительно пересек свои покои, распахнул дверь. Конечно, это матушка пришла к нему с новыми увещеваниями, но он не промолвит ни слова...
-Ты?
От изумления Ричард позабыл все, о чем только что думал, и свое намерение молчать в первую очередь.
Перед дверью с небольшим расписным кувшинчиком в руках стояла та рыжая девчонка! Он нахмурился, вспоминая ее имя, и она испуганно затрепетала ресницами, видно решила, что он злится. Ричард и разозлился - на себя самого. Зачем он пугает ее? Имя само всплыло в его памяти. Марыся.
Лешек, его слуга, всегда сидевший в небольшой комнатке предварявшей покои, маячил за спиной девочки:
- Девчонка говорит, ее знахарка послала, тебе, господин Ричард, питье отнести. Я ей - оставь, передам, так нет, упёрлась - сама, мол, должна, так велено.
Ричард кивнул:
- Раз велено, так что ж...неси свое питье.
Он отступил, пропуская ее в свои покои, закрыл дверь перед любопытным носом Лешека.
Марыся вошла и остановилась, с любопытством осматриваясь. Ричарду стало стыдно за учинённый им разгром. Он поднял с пола кувшин, повертел в руках, положил на длинный сундук у окна. Марыся все так же стояла посреди комнаты. Ричард почувствовал себя странно.
Никогда ему не было так странно в присутствии девчонки. Она была одета как взрослая - в широкую шерстяную юбку, приоткрывавшую красные на каблучке сапожки, плотный приталеный жакетик с тонкой меховой оторочкой по вороту и рукавам, и это почему-то умилило Ричарда. Он шагнул к ней близко, уловил слабый аромат лаванды от ее волос - она была маленькая, макушка едва доходила ему до груди. А волосы яркие, как лисий хвост, темнее, чем помнились ему по той встрече на его именинах...
- Матушка хотела, чтоб ты устроила у нее лекарственный огород. Что ж ты не приходила?
Марыся подняла голову, посмотрела на него, и Ричард поразился, как и в первый раз, когда увидел ее глаза - темные, ночные, даже зрачок терялся в этой темноте.
- Госпожа графиня велела моей бабушке прийти, поговорить. Они решили, что огород весной надо делать, а за зиму я еще у пани Люции всякому нужному научусь...
Говорила она тихо, мягко, осторожно, как будто боится его, но не так, как служанки. Не гнева его боится, она и тогда не боялась, когда малыша от него защищала.
- Вот, пани тебе прислала, -Марыся протянула кувшинчик, - велела выпить сразу, и еще велела...
- Что? Что еще? - недоуменно спросил Ричард, принимая из ее рук теплый сосуд.
Внутри кувшинчика мягко плеснула жидкость, пахнуло мятой и ещё чем-то пряным, незнакомым. Пальчики Марыси тоже оказались теплыми, мягкими, но она тут же их отняла.
- Еще сказать велела... пей, прошу, надо выпить отвар, пока не остыл...
Ричард, удивляясь сам себе, послушно отпил глоток. Напиток ему понравился, он согрел, и был на вкус приятным, сладковатым, похожим на вино с пряностями, но не хмельным.
- Это вкусно, - с изумлением сказал он и выпил еще.
Марыся радостно заулыбалась.
- Там мед, и имбирь, я помогала пани Люции делать для тебя, я уже много умею...
- Так ты маленькая знахарка? - поддразнил ее Ричард.
Она не смутилась:
- Я ученица, а стану травницей! Я обязательно всякому научусь... Да ты пей, надо все выпить.
Ричард не стал отказываться, допил и вернул кувшинчик Марысе.
- А теперь скажи, что велела передать мне твоя пани Люция? Матушка ее ведь не зря позвала, лекарь сколько ни сидел у постели батюшки, сколько ни говорил ученых слов, а помочь не смог! А она поможет?
Вельможа удивленно поднял брови, ощутив ледяной холод в комнате:
- Матерь божья, что за странный способ лечения! Здесь холодно, как в могиле! И этот запах, - поморщился он, - как на болоте. Неужели теперь хворых морозят и тиной болотной врачуют?
И тут же велел служанке:
- Подай госпоже графине шаль. Хоть здесь и шуба бы не помешала, - после чего обратился к лекарю: - Граф Элдфорд все так же в беспамятстве? Есть ли надежда, мэтр?
Служанка принесла графине теплую кашемировую шаль, и вельможа сам заботливо накинул ее на плечи леди Кэтрин. Медикус оживился. Длинный нос мэтра Брюля чуял здесь нечто большее, чем дружеское участие.
-Ах, Хенрик, благодарю, - слабо улыбнулась леди. - Да, мэтр, скажи те же нам, стало ли графу лучше?
Худое вытянутое лицо Брюля приобрело многозначительное выражение:
- Я принимаю все меры, известные современному искусству врачевания, однако...- и с видом крайнего сожаления развел руками, - ни один медикус не взялся бы обнадеживать близких пациента в столь тяжелом состоянии. Вероятно, мы имеем дело с некой неизвестной болезнью... Ignoti nulla curatio morbi, нельзя лечить неизвестную болезнь.
Молодой Элдфорд вспыльчиво перебил:
- Но ведь у батюшки просто сломана нога! Князь, - обернулся юноша к вельможе, - ты же видел, отец был совершенно здоров!
Лицо князя приняло задумчивое выражение, но глаза, как показалось лекарю, заблестели, когда он упомянул про неизвестную и вряд ли излечимую болезнь.
- Да, Ричард, сьер Томас был совершенно здоров тем утром, но мы не знаем, что с ним приключилось, пока ты оставлял его одного. Быть может, укус какого-то зверя...- Есть ли на теле графа следы укуса либо другие свежие раны? - тут же спросила графиня.Мэтру Брюлю пришлось отрицательно покачать головой :
- Я таковых не обнаружил, леди Кэтрин...
- Значит, ты не знаешь, как помочь моему супругу?
- Я делаю все возможное, и....
- Ну что ж, в таком случае, я полагаю, пришло время невозможного, - решительно сказала графиня и обернулась к двери: - госпожа Люция, прошу тебя...
В выпуклых, чуть навыкате глазах медикуса отразилось недоумение и вместе с тем любопытство. Он уже некоторое время пытался рассмотреть пришедшую с графиней даму, но ему это не удавалось. Ее почему-то скрывала тень, хотя в комнате доставало света. Теперь же она сделала всего лишь шаг и мэтр Брюль увидел, что пожалуй, поторопился причислить незнакомку к высшему сословию.
Она была одета как горожанка хорошего достатка, но не из самых богатых - темно-красный бархатный жакет, такого же цвета верхняя юбка из тонкой шерсти, на ногах сапожки из мягкой кожи с серебряными пряжками. Темные волосы, уложенные на затылке в толстую косу, покрывала круглая бархатная, в тон жакету, шапочка.
Весь ее наряд лекарь оценил в мгновение, и уже пренебрежительно оттопырил нижнюю губу, но тут взгляд его упал на лицо женщины и он замер. Он понимал, что не может сказать о ней ничего, ровным счетом ничего. Сколько ей лет? Откуда она родом?
Мэтр поймал себя на том, что не хочет смотреть этой женщине в лицо. Ее черты будто плыли, невозможно было сосредоточиться и понять, какого цвета глаза, курносый или прямой у нее нос, ни форму губ, ни изгиб бровей - ничего этого мэтр рассмотреть не мог, и мысли его сделались тяжелы и неповоротливы, когда он пытался думать об этом.
Голос графини вывел его из странного оцепенения.
- Госпожа Люция, знаешь ли ты, как помочь лорду Элдфорду? Мы с сыном просим тебя об этом...
Ричард порывисто шагнул к кровати, опустился на колени, взял холодную отцовскую руку, проговорил умоляюще:
- Батюшка, ты слышишь меня, это я, Ричард...
Губами, дыханием он пытался согреть руку отца, ловил хоть намек на ответное пожатие. Но тщетно, граф Элдфорд не слышал его и ничего не чувствовал.
- Я не должен был оставлять его, матушка, не должен был уезжать. А он приказал, и я не посмел ослушаться...если он не очнется, как я скажу ему что...что я люблю его! Как он узнает?
Не стыдясь лекаря и князя, Ричард зарыдал.
- Боже Милостивый и милосердный, ты знаешь, я мог говорить, что ненавижу его, мог злиться, быть дерзким но...я ...люблю его...
Графиня со слезами на глазах обняла сына:
- Он поправится, вот увидишь, мы будем молиться о его выздоровлении, Господь милосерден, надо верить...
Князь смотрел на юного Элдфорда с искренней печалью во взоре, служанки закрывали лица передниками и жалостливо всхлипывали. Графиня прижимала сына к груди и уговаривала:
- Сынок, сынок, Рысек, и он тебя любит, поверь мне, гордится тобой. Нельзя отчаиваться, твой отец сильный человек, он превозможет недуг. Молись!
- Я знаю, - Ричард резко высвободился из ее рук, глаза его засверкали, - я вспомнил! Там в ручье...была женщина, прозрачная, и волосы как змеи... Я видел! Это она навредила батюшке!
Он вскочил:
- Я поскачу к ручью, найду эту нечисть и заставлю ее...
- Сьеру Томасу срочно нужен свежий воздух и лекарственное питье, - Люция перебила юношу и решительно шагнула, оттесняя всех к двери. - Я сделаю успокоительный отвар и для господина Ричарда, если позволишь, леди Кэтрин, он очень взволнован судьбой отца и нуждается в отдыхе.
Ее рассудительный спокойный тон, приветливая, но полная достоинства манера держаться, рассеяли скорбное взвинченное напряжение в опочивальне.
- Делай все, что сочтешь нужным, госпожа Люция, - отвечала графиня, торопясь увести сына. - Ты можешь требовать у слуг все, что тебе понадобится. Быть может, тебе нужны помощницы?
- Я взяла с собой ученицу, она поможет мне делать порошки и отвары, - ответила Люция. - Однако если мне побыстрее принесут большой чайник, чистые полотенца, и ведро ключевой воды, это поможет делу.
Следуя за графиней и молодым графом, опочивальню сьера Томаса покинул и князь, служанки, следуя указаниям леди Кэтрин, побежали за водой и полотенцами.
Графиня крепко держала сына за руку и увлекала за собой, не давая сказать более ни слова, лицо ее выражало сильное беспокойство. Ричард порывался еще говорить, но мать осекла его с такой небывалой строгостью, что юноша повиновался, не столько убежденный, сколько изумленный этим. Князь вышел в глубокой задумчивости, бросив напоследок внимательный взгляд на неподвижного и белого как мертвец супруга графини.
Но медикус не спешил вместе со всеми. Он хотел увидеть, что станет делать знахарка. Недоумению и обиде его не было предела. Как? Позвать на помощь какую-то неграмотную травницу, надеясь, что ее корешки помогут там, где не смогла добиться успеха наука врачевания? Это было неслыхано.
- И как же ты, милочка, надеешься исцелить графа? - снисходительно поинтересовался лекарь.
- С божьей помощью, - отвечала женщина спокойно, - как сказала госпожа Катаржина, Господь милостив.
- Ну-ну...слышали мы про то, чьей силой вы исцеляете. Что же, если Божьей, то скрывать тебе нечего, пожалуй и я посмотрю, - и добавил ехидно: - Может научусь, как мертвых воскрешать. Corpus sine spiritu cadaver est! Тело без души есть труп!
Он стремился уколоть знахарку пообиднее, желая вывести ее из себя. Более всего бесило медикуса ее спокойствие и то достоинство, с каким она смела говорить с господами.
-А ты уж живого человека и в мертвецы записал? - глаза женщины полыхнули, так что медикус невольно отступил к двери. - Это не тебе решать, когда душе с телом расставаться. А смотреть тут не на что. Травки заварю, оботру графа, согрею, глядишь, пойдет на поправку.
Она говорила, а сама наступала, так что мэтру приходилось пятится, точно раку.
Ничего в ней не было страшного, баба, как баба, он таких перевидал. Но душа в нем захолонула и ноги подкосились. И сам не понял, как оказался за дверью, там только и дух перевел. Перекрестился невольно и забормотал:
- Прочь от меня, прочь, ведьмино отродье...Femina vitium est! Женщина есть порок, верно говорили древние!
Что-то пошевелилось у него за спиной, медикус шарахнулся в сторону, налетел на служанку с ведром, ледяная вода выплеснулась на ноги, он взвизгнул совсем немужественно, ощутив, как промокают штаны и в башмаках становится холодно и сыро.
Служанка прыснула со смеху, он гневно воззрился на нее, девушка тут же опустила голову.
Огляделся, обретая былую самоуверенность, и обнаружил виновницу случившегося. Это была худенькая темноглазая девчонка, замотанная в большой платок грубой серой шерсти, закрывавший ее почти до пят, только край коричневой юбки виднелся да носки неожиданно щегольских красных сапожек.
- Ты кто такая? Что здесь делаешь? - спросил мэтр Брюль подозрительно. - Новая служанка? Ужасно неуклюжая! Отправляйся за тряпкой и немедленно убери это, - он ткнул пальцем в лужу под ногами.
Но вместо того, чтоб скромно опустить глаза и броситься выполнять его распоряжение, девчонка задрала подбородок:
- Я ученица и помощница пани Люции, травницы, и мне велено помогать ей в лечении господина графа.
После чего нахалка вознамерилась пройти мимо Брюля прямо в графскую опочивальню. Этого он стерпеть уже не мог.
Лицо медикуса приобрело хищное выражение и длинная костлявая рука протянулась ухватить деревенщину за плечо, но ему опять помешали!
- Пропустите девочку, мэтр, она нужна пани Люции.
Высокий мужчина при сабле с сундучком в руках поднимался по широкой лестнице к графским покоям. Мэтр узнал Петра, сержанта замковой стражи. За ним шли служанки со стопками чистого белья.
Лекарю пришлось отступить и смотреть, как все они проходят за двери, из-за которых его самого только что выставили самым позорным образом.
- С этой минуты я снимаю с себя всякую ответственность за исход лечения! - дрожащим от возмущения голосом заявил он. - Я умываю руки! Feci quod potui - я сделал все, что мог.
Однако его горячая речь пропала впустую. Слушать мэтра было некому - разве что статуям в рыцарских доспехах, сторожившим лестницу.
- В наш просвещенный век! - бормотал он, направляясь прочь. - Такое мракобесие! И где! В семействе, приближенном в Ордену! Врачевать заговорами и травами знатного человека, будто какого-то простолюдина! Верить в водяную нечисть! Ересь, как есть ересь...
Но князь не так прост.... пойти на кухню, попросить горячей похлебки и рюмочку сливовицы. Я продрог в этой чертовой комнате до костей - и вот благодарность! Благодарность…
В голове медикуса неторопливо рождался план, и поход на кухню, где болтливые кухарки и служанки расскажут ему все, что нужно, стал первым и самым приятным шагом к достижению цели.
ГЛАВА 5. Ночь, в которую никто не уснул.
Ричард мерял шагами свою комнату, отбрасывая в сторону все, что попадало под ноги.
Матушка привела его сюда за руку, как маленького, не слушала, более того - прямо запрещала говорить хоть что-то! Она не слушала, никто не желал слушать!
С грохотом отлетела и ударилась о стену скамеечка для ног, вслед за ней - большой медный кувшин. Его жалобный звон привел юношу в себя, Ричард остановился, переводя дыхание.
Что он делает ? Разве виноваты эти предметы в том, что случилось с его отцом? Нет. Это его, Ричарда, вина. И сколько ни пинай несчастный кувшин, изменить случившееся невозможно. Но и бездействовать он не в силах. Так что же делать?
Ричард шагнул к окну, прижался пылающим лбом к свинцовому переплету. Взгляд его блуждал по окрестностям замка, подернутым тонкой снежной вуалью.
Где-то там, скрытая за холмами, лежала заповедная роща, и из нее вытекал тот самый ручей.
Чем больше Ричард думал об этом, чем больше вспоминал то, что там видел, тем больше винил себя, что оставил отца одного.
Матушка запрещает говорить о том создании, виденном в воде - ну что ж! Он говорить не станет. Совсем перестанет с ней говорить!
В дверь постучали. Ричард стремительно пересек свои покои, распахнул дверь. Конечно, это матушка пришла к нему с новыми увещеваниями, но он не промолвит ни слова...
-Ты?
От изумления Ричард позабыл все, о чем только что думал, и свое намерение молчать в первую очередь.
Перед дверью с небольшим расписным кувшинчиком в руках стояла та рыжая девчонка! Он нахмурился, вспоминая ее имя, и она испуганно затрепетала ресницами, видно решила, что он злится. Ричард и разозлился - на себя самого. Зачем он пугает ее? Имя само всплыло в его памяти. Марыся.
Лешек, его слуга, всегда сидевший в небольшой комнатке предварявшей покои, маячил за спиной девочки:
- Девчонка говорит, ее знахарка послала, тебе, господин Ричард, питье отнести. Я ей - оставь, передам, так нет, упёрлась - сама, мол, должна, так велено.
Ричард кивнул:
- Раз велено, так что ж...неси свое питье.
Он отступил, пропуская ее в свои покои, закрыл дверь перед любопытным носом Лешека.
Марыся вошла и остановилась, с любопытством осматриваясь. Ричарду стало стыдно за учинённый им разгром. Он поднял с пола кувшин, повертел в руках, положил на длинный сундук у окна. Марыся все так же стояла посреди комнаты. Ричард почувствовал себя странно.
Никогда ему не было так странно в присутствии девчонки. Она была одета как взрослая - в широкую шерстяную юбку, приоткрывавшую красные на каблучке сапожки, плотный приталеный жакетик с тонкой меховой оторочкой по вороту и рукавам, и это почему-то умилило Ричарда. Он шагнул к ней близко, уловил слабый аромат лаванды от ее волос - она была маленькая, макушка едва доходила ему до груди. А волосы яркие, как лисий хвост, темнее, чем помнились ему по той встрече на его именинах...
- Матушка хотела, чтоб ты устроила у нее лекарственный огород. Что ж ты не приходила?
Марыся подняла голову, посмотрела на него, и Ричард поразился, как и в первый раз, когда увидел ее глаза - темные, ночные, даже зрачок терялся в этой темноте.
- Госпожа графиня велела моей бабушке прийти, поговорить. Они решили, что огород весной надо делать, а за зиму я еще у пани Люции всякому нужному научусь...
Говорила она тихо, мягко, осторожно, как будто боится его, но не так, как служанки. Не гнева его боится, она и тогда не боялась, когда малыша от него защищала.
- Вот, пани тебе прислала, -Марыся протянула кувшинчик, - велела выпить сразу, и еще велела...
- Что? Что еще? - недоуменно спросил Ричард, принимая из ее рук теплый сосуд.
Внутри кувшинчика мягко плеснула жидкость, пахнуло мятой и ещё чем-то пряным, незнакомым. Пальчики Марыси тоже оказались теплыми, мягкими, но она тут же их отняла.
- Еще сказать велела... пей, прошу, надо выпить отвар, пока не остыл...
Ричард, удивляясь сам себе, послушно отпил глоток. Напиток ему понравился, он согрел, и был на вкус приятным, сладковатым, похожим на вино с пряностями, но не хмельным.
- Это вкусно, - с изумлением сказал он и выпил еще.
Марыся радостно заулыбалась.
- Там мед, и имбирь, я помогала пани Люции делать для тебя, я уже много умею...
- Так ты маленькая знахарка? - поддразнил ее Ричард.
Она не смутилась:
- Я ученица, а стану травницей! Я обязательно всякому научусь... Да ты пей, надо все выпить.
Ричард не стал отказываться, допил и вернул кувшинчик Марысе.
- А теперь скажи, что велела передать мне твоя пани Люция? Матушка ее ведь не зря позвала, лекарь сколько ни сидел у постели батюшки, сколько ни говорил ученых слов, а помочь не смог! А она поможет?
