-Достаточно, - подтвердил он. - Ёриган, уведи её... Глаз не спускать! А вы, - тут он обернулся к женам. - Сколько еще вы будете испытывать мое терпение? Или вас тоже отдать на потеху воинам? Что ж! До зимнего стойбища еще есть время! Ериган будет рассказывать мне обо всем. И если я услышу хоть об одной склоке - берегитесь! А сейчас - за работу. К полудню мы должны тронуться в путь.
Шатер опустел. Отец подошел ко мне. Долго смотрел на меня, и в глазах его мелькали совершенно не виданные раньше чувства. У нас не принято выражать любовь и нежность. И я никогда не видел, чтобы отец ласкал своих сыновей. Но сейчас любовь и грусть читались в его взгляде.
-Прощай, сын мой. Да будет гладкой твоя дорога, - сказал он наконец. -Я велел привязать к твоей кибитке двух коней, а внутрь положить шкуру черного оракса. Может быть, когда - нибудь твоя дорога вновь повернет к родному стойбищу. Я буду рад увидеть тебя. А это возьми на память о матери.
И он застегнул на моей шее широкую золотую цепочку с кулоном в виде странного цветка, выточенного из переливающегося всеми цветами камня.
-Увы - это все, что осталось у меня на память о Белой Звезде, - продолжил он. -Когда -нибудь ты узнаешь правду. Не ту, что услышал от других. Прощай же...
Я вновь поклонился и покинул шатер. А вскоре за горизонтом исчезло мое племя. Или -уже не мое?
3.
Катится по Степи смешная двухколесная кибитка. Она как- то хитро устроена: вечером Ойрик легко превращает её в шатер, укрытый сверху шкурами. А утром шатер становится кибиткой... Кошка не собиралась вникать в тонкости оркских кибиткостроителей, справедливо полагая, что это ей в жизни вряд ли пригодится. Три мохноногих лошадки по очереди впрягались в оглобли. Наверное, эти лошадки тоже были шаманами. Во всяком случае, они не делали попыток сбежать в степь, хотя Ойрик и не думал их привязывать. Иногда он пересаживался с облучка на спину одной из них, уезжал вперед, но вскоре возвращался. Псеныш пытался бежать за всадником, но быстро уставал, начинал скулить и проситься в кибитку. Кошка лишь шипела и порыкивала. Или душераздирающе рявкала. И на псеныша, и на коней. И на шамана, когда он возвращался. Кони ускоряли бег, псеныш начинал ползать перед кошкой на пузе и подставлял ей незащищенное горло, а шаман... Шаман лишь ласково трепал по пушистой шкурке и улыбался. Ему было удивительно хорошо в эти дни. Он впервые был хозяином самому себе. Просыпался на рассвете, чтобы как можно больше проехать до наступления жаркого полдня. Потом придирчиво выбирал место очередной стоянки. Вернее - выбирала кошка. Она неторопливо спрыгивала на землю, шествовала к воде - путь их вился вдоль неширокой реки. Принюхивалась, пробовала воду лапой. Шаман наблюдал. Если кошка входила в воду - тут же выпрягал коня, отпуская на выпас. Расстилал толстую кошму, выкладывал незатейливый припас: особым образом выпеченные лепешки да вяленое мясо. Набирал свежей травы чабреца - он рос здесь в изобилии. Кипятил воду в небольшом котелке и заваривал. Давал настояться и отливал настоя в глиняную неказистую пиалу - для кошки. Часто кошка приносила выловленную в реке некрупную рыбу, и тогда он варил некое подобие ухи, заправленной ячменной мукой и дикими травами. А после того, как кошка притащила ему пучок собственнозубно накусанных перьев дикого лука - слизуна, стал мелко крошить его, добавляя в сваренную похлебку. Оказалось - орки никогда раньше не ели его. Но ведь Любимая кошка Небесной Госпожи не причинит вреда шаману?!
-Эх, а вроде бы не дурак, - думала я, в очередной раз вылавливая рыбину, удивительно похожую на земного подлещика. -Неужели у них не умеют делать удочки? Сейчас бы накопал червячков, порыбачил. Глядишь - и на запечь в глине хватило бы. А еще - на солнышке повялить... Правда, у него ума не хватит - выдержать рыбу в крепком рассоле. Но ведь можно и закоптить! Все было бы чем заняться, пока конь тебя везет. Нарисовать ему удочку? Или мордушку? Помнится, в голозадом детстве, мы с двоюродными братьями часто ставили мордушки. Правда, в той речке водились лишь гольяны, но было их много. Курам хватало с избытком. Тетка, правда, ругалась, что яйца рыбой пахнут... Но ведь не поймет - зачем она нужна. Да ладно, мне не трудно и коготками порыбачить. Но вот как бы его вынудить рассказать мне - за каким таким надом мы премся в тот самый Старый Город. Где он находится и что из себя представляет. Нет, я могла бы ему нацарапать письмо коготком на глинистом берегу, но ведь не поймет! Нет у орков письменности. Дикие они, эти орки. Этакие машинки для совершения примитивных действий: всласть повоевать друг с другом. Обожраться мясом. Упиться подобием араки из кобыльего молока. Ну, и баб-с... того-с... И снова да ладом: подрался - нажрался - упился - потр... э-э-э... с женщинами пообщался... Клинопись изобрести чтоли? Фиг ли нам, красивым ба... э-э-э... кошкам! Счас изобрету. Клинопись, угу. Скорее - когтепись. А чего?! Знак дороги - то поди поймет. Зачем - то его столько лет учили шаманить?!
Пока мой шаман ворожил над котелком с поздним ужином, я старательно пыхтела на глинистом берегу, выцарапывая две параллельные линии, кривобокий шатер и знак вопроса над всем этим безобразием. Я - местные Кирилл и Мефодий в одном лице. Я принесла оркам письменность! Угу. Теперь бы еще заставить его прочитать...
Ойрик на удивление легко поддался. Пришел к моим каракулям. Долго их рассматривал. Потом так же долго изучал меня. Интересно - о чем думал? Жаль, что с менталом никак. Видно, не дано корове под черкесским седлом ходить... А как было бы здорово! Сидишь, к примеру, в кино с любимым мужчинкой, на экран пялишься. А сама мысленно спрашиваешь: "Петь, а Петь, ты меня лю?" А Петя тебе параллельно мыслит: "К-какая у соседки Таньки жо... Желтая кофточка! Надо бы и Нюрке прикупить"... Э, а куда это мой шаман делся?! А, в речке топится. То есть - плещется. Надо же - какой чистюля оказался. Каждый день в любую погоду два раза моется. Утром и вечером. Голышом. А кому тут, кроме меня, на него пялиться... Я его уже со всех сторон рассмотрела и оценила. Кожа у него смуглая. Руки по самые плечи, грудь и спина - загорелые почти до черноты. Все, что ниже пояса - просто смуглое. А еще я в укромном месте родинку странную углядела. Светло-желтая семилучевая звезда спряталась на большом пальце левой ноги. Между подушечками пальца и подошвы... Забавная особая примета. Кому в трезвом уме придет в голову рассматривать пальцы ног?
Ладно, пока плещется, добавлю-ка я еще парочку деталей: человек и кошка, идущие к шатру. По стрелочке. И еще пару - тройку шатров, а то непонятно... Ну, и что ты теперь скажешь?
Вышедший из воды Ойрик с изумлением посмотрел на кошку. Перевел взгляд на рисунок. Снова посмотрел на кошку. Покачал головой, присел на корточки, осторожно провел пальцем вдоль знака дороги. Конечно, всякое случается в этом мире, но чтобы кошка пыталась говорить с шаманом, рисуя тайные знаки!
-Ты хочешь знать - куда мы едем? - осторожно спросил он. Кошка почти как человек отрицательно помотала головой, и ткнула когтем в странный крючок с точкой над шатрами.
-А. понял! Ты спрашиваешь - зачем?
Кошка медленно закрыла глаза. Ойрик осторожно подхватил её на руки и понес к шатру, по дороге обдумывая - как объяснить животному то, что он и сам еще не до конца понял.
-Сначала мы поедим, выпьем твоего любимого чок - агыза, а потом я расскажу. Это хорошо, что ты меня понимаешь... Я устал молчать, - тихо сказал он, сгружая свою ношу на кожаную подушку. Достал из тючка длинную рубашку из простого небеленого полотна. Рубаха странным образом пахла свежей полынью и чабрецом. Он встряхнул рубашку - на землю упала измятая веточка.
-Твоя работа? - поинтересовался Ойрик, поднимая полынь. Кошка вновь согласно прикрыла глаза.
-Хм... Никогда о таком не слышал... Ты заботишься обо мне?
Кошка насмешливо фыркнула... и показала лапкой на себя.
-О себе?! Твои повадки необычны для животного, - задумчиво сказал Ойрик, надев рубаху. Покопался в торбочке, вытащил деревянный гребень с редкими зубьями, и принялся расчесывать непросохшие волосы.
-Может быть, ты и косу мне заплетешь? - пошутил он, глядя кошке в глаза. Она только фыркнула насмешливо и протянула ему передние лапки: мол, как ты это себе представляешь?
-А вдруг бы сумела? - улыбнулся он, собирая волосы в низкий хвост и перетягивая их широким кожаным ремешком.
-Пойдем обедать, Подарок Небесной Госпожи, - щелкнул он кошку по пушистому лбу. И громко расхохотался, увидев, как она высунула длинный розовый язычок.
После обеда Ойрик пил чок - агыз: настой степных трав, приправленный конским жиром. Жир был круто посолен. Кошка таким напитком брезговала, и он наливал ей в пиалу лишь настой. И в который раз дивился, как изящно она лакала. И в который раз чудилась ему за кошачьей шкуркой женская фигурка...
-Наверное, в Старом городе мне нужно поискать женщину для себя, - задумчиво сказал он кошке. И едва успел выдернуть пиалу из-под кошачьего носа, а то бы она туда нырнула. И удивился, увидев, как полыхнули расплавленным серебром злые кошачьи глаза.
-Об это никто не знает, даже мой учитель, - так же задумчиво продолжил он, вновь подставляя ей пиалу. - Когда я... Когда Артег стал учить меня... Мне тогда было десять зим... В мой сон пришла Небесная Госпожа. Она сказала, что довольна моим старанием... Сказала, что вскоре я обрету Путь... Если только не нарушу её заповедей... Я должен был привыкнуть к воде. Орки не любят текучую воду. Не ловят рыбу. Они - повелители табунов... Я же должен был мыться дважды в день, и никогда не смазывать тело и волосы жиром, как это делают все мои соплеменники. Это была первая заповедь. Вторая - не касаться орчанок до тридцатой зимы. Ну, ты же понимаешь - в каком смысле? И третья - в двадцать два года покинуть племя и уйти в Старый Город... Сначала мне было трудно привыкнуть мыться дважды в день. Я был мальчишкой... Но мне помог один старый раб... Он попал к нам еще до моего рождения и был откуда -то с Юга. Его кожа была светла, а волосы рыжие и кудрявые. И глаза - совершенно непохожие на глаза орков. Они были зелеными. Как молодая трава по весне. Отец отдал его мне... И каждое утро раб вел меня к воде. Постепенно мне стало нравиться... Я научился плавать. Раб показал мне травы, корни которых легко пенятся в воде и хорошо удаляют грязь. Показал травы, которые изгоняют...
Тут он немного замялся, но все же договорил:
-Изгоняют насекомых из волос. Научил носить полотняные рубахи и стирать их. Артег смеялся, но не возражал, когда я попросил у отца отдельный шатер. Он думал, раб обучит меня... Но раб объяснил, что это не для настоящего мужчины. Он говорил, что мужчина создан для женщины, а женщина - для мужчины. Он рассказывал мне легенды далеких стран. Жаль, что я почти ничего не запомнил. Когда мне исполнилось пятнадцать - женщины стали одолевать меня... И лишь страх наказания сдерживал их. В шатер шамана нельзя входить женщине. Наказание - смерть... Тогда мне было легко избегать их. Но с тех пор я стал старше... Мне снятся непристойные сны, и я...
Тут он стал еще более коричневым от прилившей к щекам крови. - А надо продержаться еще восемь зим... Сейчас мне двадцать два. Как ты думаешь, если я попрошу - Хозяйка разрешит мне... Ну, ты же понимаешь? Моя просьба не разгневает её? Молчишь? У тебя такие говорящие глаза... Я почти понимаю - что ты хочешь мне ответить...
Кошка лишь хлопнула себя лапкой по лбу и закатила глаза...
Мы долго просидели в тот день у костра. Ойрик рассказывал о своей жизни в племени. Об обычаях своего народа. Я слушала его краем уха и размышляла.
В заповедях и обетах я не разбираюсь. Самый страшный мой обет - не жрать после шести - с треском провалился. И с тех пор я никаких заповедей и обетов не исполняла. А вот мальчишку жаль. Двадцать два года - это не пятнадцать... У него и желания уже взрослые. И что? Мужики не привлекают, и это правильно. Такой мальчик достоин хорошей девочки. Но ведь комплексы - то куда потом девать?! Чем позже он лишится... м-м-м... Мужчине слово "девственность"как-то не очень подходит, но других не знаем. Короче - чем позже это произойдет, тем больше проблем у него будет. Не дай их Небесная Госпожа, еще и стерва какая в первый раз подвернется... Да, госпожа кошка, похоже, придется тебе искать в Городе адекватную девицу нетяжелого поведения. Ладно, об этом потом подумаем. А пока будем успех закреплять и развивать. Мою куро... э-э... кошкопись он понял. Воспринял адекватно. По крайней мере, в степь сломя голову не ускакал - уже хорошо. Теперь бы вспомнить, что я о развитии мыслеречи - сиречь, телепатии - читала в романах. Вдруг да и получится...
А ближе к ночи началась гроза. Налетела вместе с порывом штормового ветра, затянула звездное небо серыми тучами, и взялась рокотать, бить в небесные барабаны, да пускать кривые огненные стрелы. А потом хлынул дождь... Мой шаман уже давно спал, прижав к себе свернувшегося клубком псеныша. Тот вздрагивал и взвизгивал от страха, когда совсем рядом рокотал гром. Мальчишка, не просыпаясь, похлопывал его рукой. Я еще долго лежала без сна, слушая, как по туго натянутым шкурам барабанит дождь. Мне было о чем подумать...
2.1
-В черном -черном лесу есть черная - черная гора. В этой черной-черной горе есть черная - черная пещера. А в этой черной - черной пещере сидит на цепи... дурашливо пропел молодой баритон.
-За черного - ответишь, - пригрозил голос мужчины явно не молодого, но и не старика.
-Черный - пречерный Змей! - закончил молодой насмешливо. Тут же послышался звук затрещины, громкое "Уй-юй!", блямс, бумс, шипение и удар кремня о кресало. Ну, или кресала о кремень - не принципиально. Искра света мелькнула светлячком и тут же погасла.
-Э-эх! Маги -недоучки! - сердито сказал мужской голос. - Свет зажечь - и то ума не хватает.
Послышался характерный щелчок, и под потолком загорелись разнокалиберные и разноцветные огоньки. Стало понятно, что это - пещера. Обустроенная для проживания одинокого мужчины. У дальней стены - каменное ложе без намека на перины и подушки - просто камень, вытертый до блеска. В полуметре над ложем - намертво впаянное в каменную стену кольцо, от которого тянулась заржавевшая цепь толщиной в мужскую длань. Она бесполезной кучей лежала на ложе. Больше в пещере ничего не было. Ах, да! Мужчина был змеем. Нет, не так... Мужчина был ЗМЕЕМ. Его еще звали Великим и Ужасным. Или - змеюкой рыжим, к нормальной жизни не пригодным.
Это - если сердились. Если не сердились - мимоходом ерошили длинные рыжие кудри, ставили на стол глубокую тарелку с огненно - красным борщом, полную миску пышной сметаны, свежеиспеченный хлеб и громадную, полную пивную кружку восхитительно холодного молока...
Так. Это все - ненужная лирика. Продолжаем.
Светлячки под потолком высветили три мужские фигуры. Один - громадный, рыжекудрый, зеленоглазый - и был хозяином пещеры. Двое других доводились Змею пра-пра-пра... Внуки, в общем. Были они возму...э-э-э... Восхитительно(!) молоды.
Шатер опустел. Отец подошел ко мне. Долго смотрел на меня, и в глазах его мелькали совершенно не виданные раньше чувства. У нас не принято выражать любовь и нежность. И я никогда не видел, чтобы отец ласкал своих сыновей. Но сейчас любовь и грусть читались в его взгляде.
-Прощай, сын мой. Да будет гладкой твоя дорога, - сказал он наконец. -Я велел привязать к твоей кибитке двух коней, а внутрь положить шкуру черного оракса. Может быть, когда - нибудь твоя дорога вновь повернет к родному стойбищу. Я буду рад увидеть тебя. А это возьми на память о матери.
И он застегнул на моей шее широкую золотую цепочку с кулоном в виде странного цветка, выточенного из переливающегося всеми цветами камня.
-Увы - это все, что осталось у меня на память о Белой Звезде, - продолжил он. -Когда -нибудь ты узнаешь правду. Не ту, что услышал от других. Прощай же...
Я вновь поклонился и покинул шатер. А вскоре за горизонтом исчезло мое племя. Или -уже не мое?
3.
Катится по Степи смешная двухколесная кибитка. Она как- то хитро устроена: вечером Ойрик легко превращает её в шатер, укрытый сверху шкурами. А утром шатер становится кибиткой... Кошка не собиралась вникать в тонкости оркских кибиткостроителей, справедливо полагая, что это ей в жизни вряд ли пригодится. Три мохноногих лошадки по очереди впрягались в оглобли. Наверное, эти лошадки тоже были шаманами. Во всяком случае, они не делали попыток сбежать в степь, хотя Ойрик и не думал их привязывать. Иногда он пересаживался с облучка на спину одной из них, уезжал вперед, но вскоре возвращался. Псеныш пытался бежать за всадником, но быстро уставал, начинал скулить и проситься в кибитку. Кошка лишь шипела и порыкивала. Или душераздирающе рявкала. И на псеныша, и на коней. И на шамана, когда он возвращался. Кони ускоряли бег, псеныш начинал ползать перед кошкой на пузе и подставлял ей незащищенное горло, а шаман... Шаман лишь ласково трепал по пушистой шкурке и улыбался. Ему было удивительно хорошо в эти дни. Он впервые был хозяином самому себе. Просыпался на рассвете, чтобы как можно больше проехать до наступления жаркого полдня. Потом придирчиво выбирал место очередной стоянки. Вернее - выбирала кошка. Она неторопливо спрыгивала на землю, шествовала к воде - путь их вился вдоль неширокой реки. Принюхивалась, пробовала воду лапой. Шаман наблюдал. Если кошка входила в воду - тут же выпрягал коня, отпуская на выпас. Расстилал толстую кошму, выкладывал незатейливый припас: особым образом выпеченные лепешки да вяленое мясо. Набирал свежей травы чабреца - он рос здесь в изобилии. Кипятил воду в небольшом котелке и заваривал. Давал настояться и отливал настоя в глиняную неказистую пиалу - для кошки. Часто кошка приносила выловленную в реке некрупную рыбу, и тогда он варил некое подобие ухи, заправленной ячменной мукой и дикими травами. А после того, как кошка притащила ему пучок собственнозубно накусанных перьев дикого лука - слизуна, стал мелко крошить его, добавляя в сваренную похлебку. Оказалось - орки никогда раньше не ели его. Но ведь Любимая кошка Небесной Госпожи не причинит вреда шаману?!
-Эх, а вроде бы не дурак, - думала я, в очередной раз вылавливая рыбину, удивительно похожую на земного подлещика. -Неужели у них не умеют делать удочки? Сейчас бы накопал червячков, порыбачил. Глядишь - и на запечь в глине хватило бы. А еще - на солнышке повялить... Правда, у него ума не хватит - выдержать рыбу в крепком рассоле. Но ведь можно и закоптить! Все было бы чем заняться, пока конь тебя везет. Нарисовать ему удочку? Или мордушку? Помнится, в голозадом детстве, мы с двоюродными братьями часто ставили мордушки. Правда, в той речке водились лишь гольяны, но было их много. Курам хватало с избытком. Тетка, правда, ругалась, что яйца рыбой пахнут... Но ведь не поймет - зачем она нужна. Да ладно, мне не трудно и коготками порыбачить. Но вот как бы его вынудить рассказать мне - за каким таким надом мы премся в тот самый Старый Город. Где он находится и что из себя представляет. Нет, я могла бы ему нацарапать письмо коготком на глинистом берегу, но ведь не поймет! Нет у орков письменности. Дикие они, эти орки. Этакие машинки для совершения примитивных действий: всласть повоевать друг с другом. Обожраться мясом. Упиться подобием араки из кобыльего молока. Ну, и баб-с... того-с... И снова да ладом: подрался - нажрался - упился - потр... э-э-э... с женщинами пообщался... Клинопись изобрести чтоли? Фиг ли нам, красивым ба... э-э-э... кошкам! Счас изобрету. Клинопись, угу. Скорее - когтепись. А чего?! Знак дороги - то поди поймет. Зачем - то его столько лет учили шаманить?!
Пока мой шаман ворожил над котелком с поздним ужином, я старательно пыхтела на глинистом берегу, выцарапывая две параллельные линии, кривобокий шатер и знак вопроса над всем этим безобразием. Я - местные Кирилл и Мефодий в одном лице. Я принесла оркам письменность! Угу. Теперь бы еще заставить его прочитать...
Ойрик на удивление легко поддался. Пришел к моим каракулям. Долго их рассматривал. Потом так же долго изучал меня. Интересно - о чем думал? Жаль, что с менталом никак. Видно, не дано корове под черкесским седлом ходить... А как было бы здорово! Сидишь, к примеру, в кино с любимым мужчинкой, на экран пялишься. А сама мысленно спрашиваешь: "Петь, а Петь, ты меня лю?" А Петя тебе параллельно мыслит: "К-какая у соседки Таньки жо... Желтая кофточка! Надо бы и Нюрке прикупить"... Э, а куда это мой шаман делся?! А, в речке топится. То есть - плещется. Надо же - какой чистюля оказался. Каждый день в любую погоду два раза моется. Утром и вечером. Голышом. А кому тут, кроме меня, на него пялиться... Я его уже со всех сторон рассмотрела и оценила. Кожа у него смуглая. Руки по самые плечи, грудь и спина - загорелые почти до черноты. Все, что ниже пояса - просто смуглое. А еще я в укромном месте родинку странную углядела. Светло-желтая семилучевая звезда спряталась на большом пальце левой ноги. Между подушечками пальца и подошвы... Забавная особая примета. Кому в трезвом уме придет в голову рассматривать пальцы ног?
Ладно, пока плещется, добавлю-ка я еще парочку деталей: человек и кошка, идущие к шатру. По стрелочке. И еще пару - тройку шатров, а то непонятно... Ну, и что ты теперь скажешь?
Вышедший из воды Ойрик с изумлением посмотрел на кошку. Перевел взгляд на рисунок. Снова посмотрел на кошку. Покачал головой, присел на корточки, осторожно провел пальцем вдоль знака дороги. Конечно, всякое случается в этом мире, но чтобы кошка пыталась говорить с шаманом, рисуя тайные знаки!
-Ты хочешь знать - куда мы едем? - осторожно спросил он. Кошка почти как человек отрицательно помотала головой, и ткнула когтем в странный крючок с точкой над шатрами.
-А. понял! Ты спрашиваешь - зачем?
Кошка медленно закрыла глаза. Ойрик осторожно подхватил её на руки и понес к шатру, по дороге обдумывая - как объяснить животному то, что он и сам еще не до конца понял.
-Сначала мы поедим, выпьем твоего любимого чок - агыза, а потом я расскажу. Это хорошо, что ты меня понимаешь... Я устал молчать, - тихо сказал он, сгружая свою ношу на кожаную подушку. Достал из тючка длинную рубашку из простого небеленого полотна. Рубаха странным образом пахла свежей полынью и чабрецом. Он встряхнул рубашку - на землю упала измятая веточка.
-Твоя работа? - поинтересовался Ойрик, поднимая полынь. Кошка вновь согласно прикрыла глаза.
-Хм... Никогда о таком не слышал... Ты заботишься обо мне?
Кошка насмешливо фыркнула... и показала лапкой на себя.
-О себе?! Твои повадки необычны для животного, - задумчиво сказал Ойрик, надев рубаху. Покопался в торбочке, вытащил деревянный гребень с редкими зубьями, и принялся расчесывать непросохшие волосы.
-Может быть, ты и косу мне заплетешь? - пошутил он, глядя кошке в глаза. Она только фыркнула насмешливо и протянула ему передние лапки: мол, как ты это себе представляешь?
-А вдруг бы сумела? - улыбнулся он, собирая волосы в низкий хвост и перетягивая их широким кожаным ремешком.
-Пойдем обедать, Подарок Небесной Госпожи, - щелкнул он кошку по пушистому лбу. И громко расхохотался, увидев, как она высунула длинный розовый язычок.
После обеда Ойрик пил чок - агыз: настой степных трав, приправленный конским жиром. Жир был круто посолен. Кошка таким напитком брезговала, и он наливал ей в пиалу лишь настой. И в который раз дивился, как изящно она лакала. И в который раз чудилась ему за кошачьей шкуркой женская фигурка...
-Наверное, в Старом городе мне нужно поискать женщину для себя, - задумчиво сказал он кошке. И едва успел выдернуть пиалу из-под кошачьего носа, а то бы она туда нырнула. И удивился, увидев, как полыхнули расплавленным серебром злые кошачьи глаза.
-Об это никто не знает, даже мой учитель, - так же задумчиво продолжил он, вновь подставляя ей пиалу. - Когда я... Когда Артег стал учить меня... Мне тогда было десять зим... В мой сон пришла Небесная Госпожа. Она сказала, что довольна моим старанием... Сказала, что вскоре я обрету Путь... Если только не нарушу её заповедей... Я должен был привыкнуть к воде. Орки не любят текучую воду. Не ловят рыбу. Они - повелители табунов... Я же должен был мыться дважды в день, и никогда не смазывать тело и волосы жиром, как это делают все мои соплеменники. Это была первая заповедь. Вторая - не касаться орчанок до тридцатой зимы. Ну, ты же понимаешь - в каком смысле? И третья - в двадцать два года покинуть племя и уйти в Старый Город... Сначала мне было трудно привыкнуть мыться дважды в день. Я был мальчишкой... Но мне помог один старый раб... Он попал к нам еще до моего рождения и был откуда -то с Юга. Его кожа была светла, а волосы рыжие и кудрявые. И глаза - совершенно непохожие на глаза орков. Они были зелеными. Как молодая трава по весне. Отец отдал его мне... И каждое утро раб вел меня к воде. Постепенно мне стало нравиться... Я научился плавать. Раб показал мне травы, корни которых легко пенятся в воде и хорошо удаляют грязь. Показал травы, которые изгоняют...
Тут он немного замялся, но все же договорил:
-Изгоняют насекомых из волос. Научил носить полотняные рубахи и стирать их. Артег смеялся, но не возражал, когда я попросил у отца отдельный шатер. Он думал, раб обучит меня... Но раб объяснил, что это не для настоящего мужчины. Он говорил, что мужчина создан для женщины, а женщина - для мужчины. Он рассказывал мне легенды далеких стран. Жаль, что я почти ничего не запомнил. Когда мне исполнилось пятнадцать - женщины стали одолевать меня... И лишь страх наказания сдерживал их. В шатер шамана нельзя входить женщине. Наказание - смерть... Тогда мне было легко избегать их. Но с тех пор я стал старше... Мне снятся непристойные сны, и я...
Тут он стал еще более коричневым от прилившей к щекам крови. - А надо продержаться еще восемь зим... Сейчас мне двадцать два. Как ты думаешь, если я попрошу - Хозяйка разрешит мне... Ну, ты же понимаешь? Моя просьба не разгневает её? Молчишь? У тебя такие говорящие глаза... Я почти понимаю - что ты хочешь мне ответить...
Кошка лишь хлопнула себя лапкой по лбу и закатила глаза...
Мы долго просидели в тот день у костра. Ойрик рассказывал о своей жизни в племени. Об обычаях своего народа. Я слушала его краем уха и размышляла.
В заповедях и обетах я не разбираюсь. Самый страшный мой обет - не жрать после шести - с треском провалился. И с тех пор я никаких заповедей и обетов не исполняла. А вот мальчишку жаль. Двадцать два года - это не пятнадцать... У него и желания уже взрослые. И что? Мужики не привлекают, и это правильно. Такой мальчик достоин хорошей девочки. Но ведь комплексы - то куда потом девать?! Чем позже он лишится... м-м-м... Мужчине слово "девственность"как-то не очень подходит, но других не знаем. Короче - чем позже это произойдет, тем больше проблем у него будет. Не дай их Небесная Госпожа, еще и стерва какая в первый раз подвернется... Да, госпожа кошка, похоже, придется тебе искать в Городе адекватную девицу нетяжелого поведения. Ладно, об этом потом подумаем. А пока будем успех закреплять и развивать. Мою куро... э-э... кошкопись он понял. Воспринял адекватно. По крайней мере, в степь сломя голову не ускакал - уже хорошо. Теперь бы вспомнить, что я о развитии мыслеречи - сиречь, телепатии - читала в романах. Вдруг да и получится...
А ближе к ночи началась гроза. Налетела вместе с порывом штормового ветра, затянула звездное небо серыми тучами, и взялась рокотать, бить в небесные барабаны, да пускать кривые огненные стрелы. А потом хлынул дождь... Мой шаман уже давно спал, прижав к себе свернувшегося клубком псеныша. Тот вздрагивал и взвизгивал от страха, когда совсем рядом рокотал гром. Мальчишка, не просыпаясь, похлопывал его рукой. Я еще долго лежала без сна, слушая, как по туго натянутым шкурам барабанит дождь. Мне было о чем подумать...
2.1
-В черном -черном лесу есть черная - черная гора. В этой черной-черной горе есть черная - черная пещера. А в этой черной - черной пещере сидит на цепи... дурашливо пропел молодой баритон.
-За черного - ответишь, - пригрозил голос мужчины явно не молодого, но и не старика.
-Черный - пречерный Змей! - закончил молодой насмешливо. Тут же послышался звук затрещины, громкое "Уй-юй!", блямс, бумс, шипение и удар кремня о кресало. Ну, или кресала о кремень - не принципиально. Искра света мелькнула светлячком и тут же погасла.
-Э-эх! Маги -недоучки! - сердито сказал мужской голос. - Свет зажечь - и то ума не хватает.
Послышался характерный щелчок, и под потолком загорелись разнокалиберные и разноцветные огоньки. Стало понятно, что это - пещера. Обустроенная для проживания одинокого мужчины. У дальней стены - каменное ложе без намека на перины и подушки - просто камень, вытертый до блеска. В полуметре над ложем - намертво впаянное в каменную стену кольцо, от которого тянулась заржавевшая цепь толщиной в мужскую длань. Она бесполезной кучей лежала на ложе. Больше в пещере ничего не было. Ах, да! Мужчина был змеем. Нет, не так... Мужчина был ЗМЕЕМ. Его еще звали Великим и Ужасным. Или - змеюкой рыжим, к нормальной жизни не пригодным.
Это - если сердились. Если не сердились - мимоходом ерошили длинные рыжие кудри, ставили на стол глубокую тарелку с огненно - красным борщом, полную миску пышной сметаны, свежеиспеченный хлеб и громадную, полную пивную кружку восхитительно холодного молока...
Так. Это все - ненужная лирика. Продолжаем.
Светлячки под потолком высветили три мужские фигуры. Один - громадный, рыжекудрый, зеленоглазый - и был хозяином пещеры. Двое других доводились Змею пра-пра-пра... Внуки, в общем. Были они возму...э-э-э... Восхитительно(!) молоды.
