- Надо было бумаги всё же выправить, - неуверенно пробормотала младшая.
- Как ты себе это представляешь? Если к селу приписаться, так нас бы сразу в колхоз загнали, а у колхозников - никаких документов нет, будто в средневековье. Тебя больше посиделки молодых интересуют, соседкой - знакомой прикинешься, да веселишься, а я по Маркелице и центральной усадьбе невидимкой брожу - слушаю, наблюдаю. Нынешние крестьяне в точности, как крепостные, только, пожалуй, ещё хуже живут. Вся жизнь у них сейчас под контролем, везде надзор. А уж обирают их, чуть не догола! Ты бы хотела работать от зари до зари, а вместо денег какие-то расписки получать, пустые бумажки? Дом бы наш отобрали, даже не надейся. И самое главное, ты в зеркало когда смотрелась? Что хихикаешь? То-то! Нам ведь уж далеко за тридцать, а на вид совсем девчонки. И как бы ты это народу объясняла?
Хенна слушала речь сестры внимательно, не перебивая, кивала согласно, но в конце упрямо повторила.
- Давно путь не строили, давай уж лучше ты. Мне и представить страшно - самой кастовать, да не просто в лес, а сразу в столицу.
Марика покачала головой.
- Меньше романами увлекаться надо, больше учебники читать, да тренироваться. Всю зиму валяешься на диване с очередной книжкой, ну хоть бы путной, так нет! Не дай бог, случится что со мной, ты ведь должна уметь за себя постоять!
Хенна побледнела.
- Не наговаривай, притянешь беду, молчи!
- Хм, все твои суеверия, ерунда, я о другом думаю. Дед как-то упоминал – есть и другие колдуны, особенно на севере и далеко не все из них пользуются своей силой во благо.
- Мы тоже не особо кому-то помогаем. Так по мелочи, к тому же старухами-травницами всегда прикидываемся, вроде как из самой глухомани забрели.
- Но и не вредим, а помогать сейчас многим – беду к себе манить. Время опасное - высунешься, внимание привлечешь. Нет уж, нам бы Летку отыскать, да уйти отсюда. Помнишь, что дед велел? Приказал по отцовскому пути уходить. Мол, вехи Илмари поставил. Как выучите книги тайные, так и бегите.
- А мне так не сильно охота. Куда в неведомый мир кинешься? Зачем? Ты уверена, что нас там с добром ждут? А здесь и дом свой, и Источник! Вот Летку найдем, к себе заберём, и тогда уж все хорошо станет.
Марика задумалась.
- А коли у Летты семья есть и детки, тогда как? Захочет ли мужа бросать? Мы ведь ничего не знаем о её жизни.
- Сперва найти надо, тогда уж посмотрим, - рассудительно заметила Хенна.
- Ох, сестренка, а на кого же мы хозяйство свое оставим? – Спохватилась Марика, - придется мне одной в Петербург ехать, а ты здесь будешь ждать. Коров-то каждое утро доить надо, на выгон отправлять, птицу кормить! Огород не польешь, не обиходишь, так пожухнет все! Ничего не поделаешь.
- Ни за что одну не пущу, - решительно отказалась Хенна, - не хватало еще тебя потерять. Вот ругаешь меня за книжки, а знаешь, сколько там полезного рассказывается! Большой город, много людей, а значит – много опасностей! Хвалишься своей Силой?
- Да не хвалюсь я, - слабо запротестовала сестра.
- Всё одно, надеешься на неё? Поди, думаешь: «если нападут, чарами смогу отбиться». А палкой по головушке не хочешь? Будешь без сознания валяться, и чем тогда помогут твои умения колдовские? Нет-нет, только вдвоем поедем! А что делать, уже придумала. Вот сейчас убедишься - мои развлечения тоже не впустую потраченное времечко! На посиделках давно уже мне глянулась Леся - родственница колхозного председателя, дочка его сестры - то ли двоюродной, то ли троюродной. Родители у нее умерли, так старый хрыч себе девчонку взял. Сделал вид, что пожалел сиротку: кормит-поит, заботится. Ага, как же, держи карман шире! Сперва она у него в доме вкалывала, как самая черная работница. Ладно, хоть еды для нее не жалели. А весной жена у мужика померла, так он к Леське стал клинья подбивать.
- Да ты что!? – Ахнула Марика, - он же ж старый, за пятьдесят давно!
- Вот я и говорю, а девочке-то семнадцати нет! И выхода тоже у бедняги нет! Колхозникам даже паспорта не положены, председатель тут и местный царь, и бог! Будет Леся кочевряжиться, так изверг сгноит её. А она, между прочим, одаренная! Правда, насколько, сказать точно не могу!
- И что ты предлагаешь?
- Как что? Забрать её к нам!
Марика задумалась.
- Даже не знаю. Забрать-то можно и обставить дело так, будто в лесу бедняжка пропала. Но стоит ли ей доверять? Да и захочет ли сама девочка? Ведь назад хода не будет, обратно в деревню она вернуться не сможет, разве что через пару лет, когда научится чары кастовать, да морок на себя накладывать.
- Давай проверим её, я с ней завтра поговорю, а ты амулет возьми. Тот самый, что ложь и коварство показывает. Поглядишь со стороны: и характер, и Силу оценишь.
- Что ж, идея неплохая. Лишь бы девочка сильная оказалась. Не так все просто, ведь даже в нашем родном гнезде может оказаться небезопасно. Думаешь, почему дед хотел, чтобы мы отсюда ушли?
Марика поднялась.
- Пойдем-ка в дом. Там я тебе скажу, чего именно Вэйно опасался. Не хотела зря пугать, да уж, видно, время пришло. Грудь так и ноет. Не то, чтобы страх, а беспокойство какое-то.
Сердце у Хенны невольно заколотилось от волнения. Она глубоко вдохнула и, сжав ладони, подняла глаза вверх. От зубчатого края леса до дальнего горизонта висело низкое небо, усеянное сверкающими звездами. В доме не горело огня, и оттого он казался глыбой мрака. Вдруг на темном непроницаемом фоне вспыхнуло теплое золотое пятно – свет лампы, сразу озарившей дверной проем и занавески на ближнем окне.
- Не стой на улице, - позвала сестра, - прохладно уже.
Далеко девушки не ушли. Затворив дверь, расположились тут же - на большой кухне.
- Наш Источник сильный, - вполголоса говорила Марика. – А колдунов на Земле настоящих мало, прежде всего потому, что редкие у нас места, где Сила течет и напитаться ею как следует можно. И Вэйно, и отец – оба твердили: не надо никому верить из тех, кто хвастает, что может чаровать. Это все обманщики, деньги у дурачков вымогают. Но лучше уж с таким столкнуться, чем с природным истинным магом. Тот ведь захочет Источник себе забрать, свой купол-ограду поставить, а тебя от Силы отрезать. Но есть еще худшие – темные. Те, кто сговорились с ракшасами – демонами нижних миров. Дед в подробности не вдавался, лишь сказал – если услышишь про мастера Гесту, беги от него самого и его слуг как можно быстрее и как можно дальше. А теперь спать. Все вопросы завтра.
Анелиза скатала вниз, до самых щиколоток, плотные коричневые чулки, сделав из них подобие коротких носков с круглой окантовкой, и довольно вздохнула, ощутив, как обдувает худые коленки свежий ветер с Невы. Надоело. У них в классе девочки уж давно ходят без чулок, в светлых носочках и форменных платьях. Кофты перевесят через локоток и, знай себе, вышагивают. А за ней надзирают, совсем как за мальком. Бабушка строгая, все папе доносит и маме выговаривает. Здоровье-то у внучки плохенькое, ростом-то она меньше всех, слабенькая да щуплая. И все сноха виновата. Чухонская кровь порченая!
Враньё! Анелиза, между прочим, сроду не болеет ничем. Даже когда половина класса слегла с простудой, она в числе немногих продолжала в школу ходить! Насчет силы – это как посмотреть! На уроках физкультуры всех мальчишек обгоняет! Однажды наглый Тимоха придумал бороться на большой перемене, да не к пацанам, а к девчонкам взялся приставать, мол, кто кого поборет. Ха, ясно, чего этому жирдяю надо. Он и не скрывает, ржет как лошадь: эх, щ-ща сиськи намну девкам.
А те, дуры, покраснели, будто вареные раки! Их унижают, а они прям воды в рот набрали! Подлость какая! Ведь еще товарищ Ленин писал: при коммунизме исчезнет неравенство между мужским и женским населением, и женщины станут развиваться, как свободные личности. Ведь в Советском Союзе строится коммунизм! Разве нет? И разве возможна такая буржуазная грязь и гадость среди пионеров и комсомольцев? Юноши и девушки должны быть товарищами и вместе бороться с пережитками прошлого!
Говорить все это, ясное дело, бесполезно. Тимоха только пуще дразниться будет, плотвой обзовет. Но и терпеть Анелиза не собиралась! Ка-ак налетела, подножку подставила, да толкнула так, что жирдяй мешком под скамейку свалился. Вожатая прибежала, давай орать! Никто не поверил, что «плотвичка» такое сотворила, подумали - Тимоха поскользнулся. А классная руководительница после уроков собрание провела, рассказала – товарищ Сталин указ написал, чтобы вернуть обратно мужские и женские школы. Нечего девушкам и парням вместе учиться. Непонятно, как же тогда быть товарищами, если даже видеть друг друга можно лишь издали?
Дома Анелиза маме похвасталась своей силой, а та вместо похвалы дочке испугалась. Увела ее в кухню, стала чаем поить, кормить крендельками, уговаривать.
- Солнышко мое, не показывай никому, что ты сильнее всех, не надо.
- Почему? – Искренне удивилась девочка.
Мама нахмурилась.
- Не надо гордиться, да ещё явно, и выделяться среди других, хуже будет!
- Да почему?
- Помнишь, Родиончик – одноклассник твой хвалился, как хорошо они живут?
- А то! Он булки с вкусной колбасой на уроки приносил. Кто с ним обещался дружить, тех угощал. Рассказывал - его отцу колбасу в распределителе дают. Подумаешь, наш тоже в спецмагазине отоваривается. Только я промолчала. А потом Родька исчез, больше месяца в школу не ходит. Странно, наша звеньевая домой к нему ходила, а там другие люди живут. Она у классной спросила, где искать? Все звено по успеваемости подводит! А та как заорет на неё, аж слюни из рта брызнули.
- Умница моя, молодец, что лишнего не болтаешь. Ты уже большая, скоро двенадцать, потому скажу, где твой одноклассник. Их отца посадили, как врага народа, а семью из Ленинграда выслали. В нашем городе нельзя врагам народа жить.
- Врагам? – Анелиза широко раскрыла глаза. – Из-за колбасы?
- Нет, милая, - женщина крепко прижала дочку к себе, – долго объяснять, мала ты еще, не поймешь. Запомни одно, нельзя отличаться от своих товарищей, нельзя!
- Ну вот, - недовольно пробурчала девочка, - то умница и большая, то мала еще.
- И вопросов поменьше задавай, лучше у меня спроси, а в школе помалкивай.
- А вот и спрошу, - девочка уперлась руками в грудь матери, высвобождаясь из её объятий. – Почему нас с пацанами хотят развести? Классная сказала - будут школы раздельные! Это из-за того, что много таких, как Тимофей, несознательных в половом вопросе?
- В каком вопросе? – Мать затряслась от смеха, - ты откуда такие слова-то берешь? При отце с бабушкой не брякни, а то будет на твой вопрос ременной ответ!
- Хм, девчонки и не то обсуждают! Мам, ты на меня не гляди, это я у тебя мелочь, а вахтерша наших девок кобылицами зовет, так и говорит – кобылы, да и только! Но я про школы хочу узнать. Получается, снова сделают, как при царе, мужские и женские гимназии? А как же сознательность? Если девчонкам и парням раздельно учиться, так не выйдет сознательность поднимать!
Женщина встревожилась.
- Не вздумай такие речи в классе вести. Товарищ Сталин лучше знает, что молодежи нужно!
Взгляд её стал напряженным.
- Анлиса, прошу, отнесись серьёзно к моим словам. Пустыми и опасными рассуждениями ты можешь сильно подвести отца.
Девочка сдвинула бровки.
- Его могут назвать врагом народа?
- Анлис! – Вскрикнула мать, - прекрати, кому сказано!
- Я все поняла! Не сердись. Почему так редко называешь меня Анлисой, только если папы с бабушкой нет рядом? А мне очень-очень нравится.
Мать грустно улыбнулась.
- Отец считает – имя звучит, как иностранное. Советской гражданке не нужно иностранное имя. Вот будет тебе шестнадцать, в паспорте оставят только Лизу, в честь его мамы, твоей бабушки.
- А почему не назвали в честь твоей?
- Это финское имя – Тайкко, у нашей страны сложные отношения с Финляндией, и когда ты родилась, и сейчас. Но её второе имя - Анна, и я записала тебя так, чтобы все были довольны.
Дочь хмыкнула.
- Что-то не вижу довольства ни от папы, ни от бабушки Лизаветы.
- Бог с ними.
Мать подперла голову рукой и задумалась. Анелиза тихонько выскользнула из кухни.
- Довольство? Какое там! Летта и простой улыбки не видела на лице мужа. Может когда и была, да вся вышла. Про свекровь и говорить нечего. Впрочем, когда в 18-ом Антон привез её домой и сдал с рук на руки матери, та показалась вполне неплохой женщиной, только мрачной. Антон ей объяснил: у девчонки родителей прямо на перроне убили, во время артобстрела, да вообще, погибли практически все, кто поезда ждал. В его отряде тоже половину бойцов положили. И самое обидное – нападающие своими оказались – красными. Ошибочка вышла, на водонапорной башне флаг триколорный забыли убрать, что от беляков остался после сдачи городка, вот и атаковали друг дружку пролетарские части. В итоге от вокзала остались одни руины, да трупы кругом. Что делать с малой Антон не знал, девчонка билась в истерике, рыдала как сумасшедшая, и девать её было решительно некуда. Молодой командир вспомнил сестренку, недавно умершую от тифа, да и решил захватить найденыша с собой в Питер, а там сдать в детприемник. Только питерские приюты были переполнены обовшивевшей голодной мелюзгой. И Летта оказалась вовсе не ребенком, а подростком тринадцати лет, в чем и призналась Антону Ивановичу Дуброву и его матушке Елизавете Васильевне. То есть она и раньше не скрывала свой возраст, просто молчала. Ни слова не произнесла с тех пор, как на глазах у нее разорвало снарядом отца и мать. В тепле и тишине чужой квартиры потихоньку оттаяла, стала рассказывать о себе. Лизавете Васильевне ее рассказ не шибко понравился. Дочка профессора, к тому же чухонка, да и великовозрастная оказалась девица, только уж больно хилая. Почти девушка, а глядится воробушком.
- У нас фабричные своих девок в пятнадцать замуж отдавали, а в деревне и того раньше. - Женщина неодобрительно поджала губы.
- Сейчас не то время, мамаша. Ну куда я её на улицу, что ли, выгоню? Там либо с голоду сдохнет, либо по рукам пойдет, станет лярвой, что в этом хорошего?
Антон смотрел в ясные серые глаза, полные слез, и отчего-то жаль становилось девчонку, словно она и впрямь родная ему.
- Тем более, меня здесь оставляют, в органах предложили работать, паек хороший дают. С голоду не помрем.
С тех пор прошло почти двадцать лет. Бывший герой гражданской и в мирное время отлично показал себя. В ОГПУ три звезды на петлице за красивые глазки не дают. Правда, нынешним летом 37-го звезды на петлицах сменились «шпалами», ну да ничего, звание от этого не убавилось. Капитан Дубров, чин которого соответствовал армейскому полковнику, столько дел раскрыл и врагов своей родины на чистую воду вывел, что другим и не снилось. Он был не из тех, кто сомневается и раздумывает. Коли начальство говорит – надо расстрельные списки виновными обеспечить, значит сделаем! Любой из гнилых интеллигентишек, едва кулак к носу поднесешь, обмочиться со страху готов, а пару зубов выбьешь, так и подпишет всё, что скажут. Дураком Антон не был, реальное училище в свое время кончил, после гражданской учился на курсах для комсостава, так что многое понимал, но к слабым и заблудшим относился равнодушно и с презрением.
- Как ты себе это представляешь? Если к селу приписаться, так нас бы сразу в колхоз загнали, а у колхозников - никаких документов нет, будто в средневековье. Тебя больше посиделки молодых интересуют, соседкой - знакомой прикинешься, да веселишься, а я по Маркелице и центральной усадьбе невидимкой брожу - слушаю, наблюдаю. Нынешние крестьяне в точности, как крепостные, только, пожалуй, ещё хуже живут. Вся жизнь у них сейчас под контролем, везде надзор. А уж обирают их, чуть не догола! Ты бы хотела работать от зари до зари, а вместо денег какие-то расписки получать, пустые бумажки? Дом бы наш отобрали, даже не надейся. И самое главное, ты в зеркало когда смотрелась? Что хихикаешь? То-то! Нам ведь уж далеко за тридцать, а на вид совсем девчонки. И как бы ты это народу объясняла?
Хенна слушала речь сестры внимательно, не перебивая, кивала согласно, но в конце упрямо повторила.
- Давно путь не строили, давай уж лучше ты. Мне и представить страшно - самой кастовать, да не просто в лес, а сразу в столицу.
Марика покачала головой.
- Меньше романами увлекаться надо, больше учебники читать, да тренироваться. Всю зиму валяешься на диване с очередной книжкой, ну хоть бы путной, так нет! Не дай бог, случится что со мной, ты ведь должна уметь за себя постоять!
Хенна побледнела.
- Не наговаривай, притянешь беду, молчи!
- Хм, все твои суеверия, ерунда, я о другом думаю. Дед как-то упоминал – есть и другие колдуны, особенно на севере и далеко не все из них пользуются своей силой во благо.
- Мы тоже не особо кому-то помогаем. Так по мелочи, к тому же старухами-травницами всегда прикидываемся, вроде как из самой глухомани забрели.
- Но и не вредим, а помогать сейчас многим – беду к себе манить. Время опасное - высунешься, внимание привлечешь. Нет уж, нам бы Летку отыскать, да уйти отсюда. Помнишь, что дед велел? Приказал по отцовскому пути уходить. Мол, вехи Илмари поставил. Как выучите книги тайные, так и бегите.
- А мне так не сильно охота. Куда в неведомый мир кинешься? Зачем? Ты уверена, что нас там с добром ждут? А здесь и дом свой, и Источник! Вот Летку найдем, к себе заберём, и тогда уж все хорошо станет.
Марика задумалась.
- А коли у Летты семья есть и детки, тогда как? Захочет ли мужа бросать? Мы ведь ничего не знаем о её жизни.
- Сперва найти надо, тогда уж посмотрим, - рассудительно заметила Хенна.
- Ох, сестренка, а на кого же мы хозяйство свое оставим? – Спохватилась Марика, - придется мне одной в Петербург ехать, а ты здесь будешь ждать. Коров-то каждое утро доить надо, на выгон отправлять, птицу кормить! Огород не польешь, не обиходишь, так пожухнет все! Ничего не поделаешь.
- Ни за что одну не пущу, - решительно отказалась Хенна, - не хватало еще тебя потерять. Вот ругаешь меня за книжки, а знаешь, сколько там полезного рассказывается! Большой город, много людей, а значит – много опасностей! Хвалишься своей Силой?
- Да не хвалюсь я, - слабо запротестовала сестра.
- Всё одно, надеешься на неё? Поди, думаешь: «если нападут, чарами смогу отбиться». А палкой по головушке не хочешь? Будешь без сознания валяться, и чем тогда помогут твои умения колдовские? Нет-нет, только вдвоем поедем! А что делать, уже придумала. Вот сейчас убедишься - мои развлечения тоже не впустую потраченное времечко! На посиделках давно уже мне глянулась Леся - родственница колхозного председателя, дочка его сестры - то ли двоюродной, то ли троюродной. Родители у нее умерли, так старый хрыч себе девчонку взял. Сделал вид, что пожалел сиротку: кормит-поит, заботится. Ага, как же, держи карман шире! Сперва она у него в доме вкалывала, как самая черная работница. Ладно, хоть еды для нее не жалели. А весной жена у мужика померла, так он к Леське стал клинья подбивать.
- Да ты что!? – Ахнула Марика, - он же ж старый, за пятьдесят давно!
- Вот я и говорю, а девочке-то семнадцати нет! И выхода тоже у бедняги нет! Колхозникам даже паспорта не положены, председатель тут и местный царь, и бог! Будет Леся кочевряжиться, так изверг сгноит её. А она, между прочим, одаренная! Правда, насколько, сказать точно не могу!
- И что ты предлагаешь?
- Как что? Забрать её к нам!
Марика задумалась.
- Даже не знаю. Забрать-то можно и обставить дело так, будто в лесу бедняжка пропала. Но стоит ли ей доверять? Да и захочет ли сама девочка? Ведь назад хода не будет, обратно в деревню она вернуться не сможет, разве что через пару лет, когда научится чары кастовать, да морок на себя накладывать.
- Давай проверим её, я с ней завтра поговорю, а ты амулет возьми. Тот самый, что ложь и коварство показывает. Поглядишь со стороны: и характер, и Силу оценишь.
- Что ж, идея неплохая. Лишь бы девочка сильная оказалась. Не так все просто, ведь даже в нашем родном гнезде может оказаться небезопасно. Думаешь, почему дед хотел, чтобы мы отсюда ушли?
Марика поднялась.
- Пойдем-ка в дом. Там я тебе скажу, чего именно Вэйно опасался. Не хотела зря пугать, да уж, видно, время пришло. Грудь так и ноет. Не то, чтобы страх, а беспокойство какое-то.
Сердце у Хенны невольно заколотилось от волнения. Она глубоко вдохнула и, сжав ладони, подняла глаза вверх. От зубчатого края леса до дальнего горизонта висело низкое небо, усеянное сверкающими звездами. В доме не горело огня, и оттого он казался глыбой мрака. Вдруг на темном непроницаемом фоне вспыхнуло теплое золотое пятно – свет лампы, сразу озарившей дверной проем и занавески на ближнем окне.
- Не стой на улице, - позвала сестра, - прохладно уже.
Далеко девушки не ушли. Затворив дверь, расположились тут же - на большой кухне.
- Наш Источник сильный, - вполголоса говорила Марика. – А колдунов на Земле настоящих мало, прежде всего потому, что редкие у нас места, где Сила течет и напитаться ею как следует можно. И Вэйно, и отец – оба твердили: не надо никому верить из тех, кто хвастает, что может чаровать. Это все обманщики, деньги у дурачков вымогают. Но лучше уж с таким столкнуться, чем с природным истинным магом. Тот ведь захочет Источник себе забрать, свой купол-ограду поставить, а тебя от Силы отрезать. Но есть еще худшие – темные. Те, кто сговорились с ракшасами – демонами нижних миров. Дед в подробности не вдавался, лишь сказал – если услышишь про мастера Гесту, беги от него самого и его слуг как можно быстрее и как можно дальше. А теперь спать. Все вопросы завтра.
Глава 3.
Анелиза скатала вниз, до самых щиколоток, плотные коричневые чулки, сделав из них подобие коротких носков с круглой окантовкой, и довольно вздохнула, ощутив, как обдувает худые коленки свежий ветер с Невы. Надоело. У них в классе девочки уж давно ходят без чулок, в светлых носочках и форменных платьях. Кофты перевесят через локоток и, знай себе, вышагивают. А за ней надзирают, совсем как за мальком. Бабушка строгая, все папе доносит и маме выговаривает. Здоровье-то у внучки плохенькое, ростом-то она меньше всех, слабенькая да щуплая. И все сноха виновата. Чухонская кровь порченая!
Враньё! Анелиза, между прочим, сроду не болеет ничем. Даже когда половина класса слегла с простудой, она в числе немногих продолжала в школу ходить! Насчет силы – это как посмотреть! На уроках физкультуры всех мальчишек обгоняет! Однажды наглый Тимоха придумал бороться на большой перемене, да не к пацанам, а к девчонкам взялся приставать, мол, кто кого поборет. Ха, ясно, чего этому жирдяю надо. Он и не скрывает, ржет как лошадь: эх, щ-ща сиськи намну девкам.
А те, дуры, покраснели, будто вареные раки! Их унижают, а они прям воды в рот набрали! Подлость какая! Ведь еще товарищ Ленин писал: при коммунизме исчезнет неравенство между мужским и женским населением, и женщины станут развиваться, как свободные личности. Ведь в Советском Союзе строится коммунизм! Разве нет? И разве возможна такая буржуазная грязь и гадость среди пионеров и комсомольцев? Юноши и девушки должны быть товарищами и вместе бороться с пережитками прошлого!
Говорить все это, ясное дело, бесполезно. Тимоха только пуще дразниться будет, плотвой обзовет. Но и терпеть Анелиза не собиралась! Ка-ак налетела, подножку подставила, да толкнула так, что жирдяй мешком под скамейку свалился. Вожатая прибежала, давай орать! Никто не поверил, что «плотвичка» такое сотворила, подумали - Тимоха поскользнулся. А классная руководительница после уроков собрание провела, рассказала – товарищ Сталин указ написал, чтобы вернуть обратно мужские и женские школы. Нечего девушкам и парням вместе учиться. Непонятно, как же тогда быть товарищами, если даже видеть друг друга можно лишь издали?
Дома Анелиза маме похвасталась своей силой, а та вместо похвалы дочке испугалась. Увела ее в кухню, стала чаем поить, кормить крендельками, уговаривать.
- Солнышко мое, не показывай никому, что ты сильнее всех, не надо.
- Почему? – Искренне удивилась девочка.
Мама нахмурилась.
- Не надо гордиться, да ещё явно, и выделяться среди других, хуже будет!
- Да почему?
- Помнишь, Родиончик – одноклассник твой хвалился, как хорошо они живут?
- А то! Он булки с вкусной колбасой на уроки приносил. Кто с ним обещался дружить, тех угощал. Рассказывал - его отцу колбасу в распределителе дают. Подумаешь, наш тоже в спецмагазине отоваривается. Только я промолчала. А потом Родька исчез, больше месяца в школу не ходит. Странно, наша звеньевая домой к нему ходила, а там другие люди живут. Она у классной спросила, где искать? Все звено по успеваемости подводит! А та как заорет на неё, аж слюни из рта брызнули.
- Умница моя, молодец, что лишнего не болтаешь. Ты уже большая, скоро двенадцать, потому скажу, где твой одноклассник. Их отца посадили, как врага народа, а семью из Ленинграда выслали. В нашем городе нельзя врагам народа жить.
- Врагам? – Анелиза широко раскрыла глаза. – Из-за колбасы?
- Нет, милая, - женщина крепко прижала дочку к себе, – долго объяснять, мала ты еще, не поймешь. Запомни одно, нельзя отличаться от своих товарищей, нельзя!
- Ну вот, - недовольно пробурчала девочка, - то умница и большая, то мала еще.
- И вопросов поменьше задавай, лучше у меня спроси, а в школе помалкивай.
- А вот и спрошу, - девочка уперлась руками в грудь матери, высвобождаясь из её объятий. – Почему нас с пацанами хотят развести? Классная сказала - будут школы раздельные! Это из-за того, что много таких, как Тимофей, несознательных в половом вопросе?
- В каком вопросе? – Мать затряслась от смеха, - ты откуда такие слова-то берешь? При отце с бабушкой не брякни, а то будет на твой вопрос ременной ответ!
- Хм, девчонки и не то обсуждают! Мам, ты на меня не гляди, это я у тебя мелочь, а вахтерша наших девок кобылицами зовет, так и говорит – кобылы, да и только! Но я про школы хочу узнать. Получается, снова сделают, как при царе, мужские и женские гимназии? А как же сознательность? Если девчонкам и парням раздельно учиться, так не выйдет сознательность поднимать!
Женщина встревожилась.
- Не вздумай такие речи в классе вести. Товарищ Сталин лучше знает, что молодежи нужно!
Взгляд её стал напряженным.
- Анлиса, прошу, отнесись серьёзно к моим словам. Пустыми и опасными рассуждениями ты можешь сильно подвести отца.
Девочка сдвинула бровки.
- Его могут назвать врагом народа?
- Анлис! – Вскрикнула мать, - прекрати, кому сказано!
- Я все поняла! Не сердись. Почему так редко называешь меня Анлисой, только если папы с бабушкой нет рядом? А мне очень-очень нравится.
Мать грустно улыбнулась.
- Отец считает – имя звучит, как иностранное. Советской гражданке не нужно иностранное имя. Вот будет тебе шестнадцать, в паспорте оставят только Лизу, в честь его мамы, твоей бабушки.
- А почему не назвали в честь твоей?
- Это финское имя – Тайкко, у нашей страны сложные отношения с Финляндией, и когда ты родилась, и сейчас. Но её второе имя - Анна, и я записала тебя так, чтобы все были довольны.
Дочь хмыкнула.
- Что-то не вижу довольства ни от папы, ни от бабушки Лизаветы.
- Бог с ними.
Мать подперла голову рукой и задумалась. Анелиза тихонько выскользнула из кухни.
*************************
- Довольство? Какое там! Летта и простой улыбки не видела на лице мужа. Может когда и была, да вся вышла. Про свекровь и говорить нечего. Впрочем, когда в 18-ом Антон привез её домой и сдал с рук на руки матери, та показалась вполне неплохой женщиной, только мрачной. Антон ей объяснил: у девчонки родителей прямо на перроне убили, во время артобстрела, да вообще, погибли практически все, кто поезда ждал. В его отряде тоже половину бойцов положили. И самое обидное – нападающие своими оказались – красными. Ошибочка вышла, на водонапорной башне флаг триколорный забыли убрать, что от беляков остался после сдачи городка, вот и атаковали друг дружку пролетарские части. В итоге от вокзала остались одни руины, да трупы кругом. Что делать с малой Антон не знал, девчонка билась в истерике, рыдала как сумасшедшая, и девать её было решительно некуда. Молодой командир вспомнил сестренку, недавно умершую от тифа, да и решил захватить найденыша с собой в Питер, а там сдать в детприемник. Только питерские приюты были переполнены обовшивевшей голодной мелюзгой. И Летта оказалась вовсе не ребенком, а подростком тринадцати лет, в чем и призналась Антону Ивановичу Дуброву и его матушке Елизавете Васильевне. То есть она и раньше не скрывала свой возраст, просто молчала. Ни слова не произнесла с тех пор, как на глазах у нее разорвало снарядом отца и мать. В тепле и тишине чужой квартиры потихоньку оттаяла, стала рассказывать о себе. Лизавете Васильевне ее рассказ не шибко понравился. Дочка профессора, к тому же чухонка, да и великовозрастная оказалась девица, только уж больно хилая. Почти девушка, а глядится воробушком.
- У нас фабричные своих девок в пятнадцать замуж отдавали, а в деревне и того раньше. - Женщина неодобрительно поджала губы.
- Сейчас не то время, мамаша. Ну куда я её на улицу, что ли, выгоню? Там либо с голоду сдохнет, либо по рукам пойдет, станет лярвой, что в этом хорошего?
Антон смотрел в ясные серые глаза, полные слез, и отчего-то жаль становилось девчонку, словно она и впрямь родная ему.
- Тем более, меня здесь оставляют, в органах предложили работать, паек хороший дают. С голоду не помрем.
С тех пор прошло почти двадцать лет. Бывший герой гражданской и в мирное время отлично показал себя. В ОГПУ три звезды на петлице за красивые глазки не дают. Правда, нынешним летом 37-го звезды на петлицах сменились «шпалами», ну да ничего, звание от этого не убавилось. Капитан Дубров, чин которого соответствовал армейскому полковнику, столько дел раскрыл и врагов своей родины на чистую воду вывел, что другим и не снилось. Он был не из тех, кто сомневается и раздумывает. Коли начальство говорит – надо расстрельные списки виновными обеспечить, значит сделаем! Любой из гнилых интеллигентишек, едва кулак к носу поднесешь, обмочиться со страху готов, а пару зубов выбьешь, так и подпишет всё, что скажут. Дураком Антон не был, реальное училище в свое время кончил, после гражданской учился на курсах для комсостава, так что многое понимал, но к слабым и заблудшим относился равнодушно и с презрением.
