Он и сам не заметил, как ожесточился, на людей стал смотреть, как на расходный материал. Дубров искренне считал и своим подчиненным втолковывал – в такое суровое время нечего с народцем чикаться, приказы партии не обсуждают! Совсем не виноватых не бывает, а если и попадаются случайно, так не стоит жалеть их, чай, не кисейные барышни. Лес рубят – щепки летят. Единственным исключением и слабостью капитана стала его жена. Впрочем, никакого счастья Летте это не принесло.
Много, много позже ей объяснили, что послужило причиной мужниной слабости. Манкость крови фейри, ее магическое притяжение, трудно преодолимое для обычного земного человека. Впрочем, может и любовь там была, той малой частичкой, что смогла найти место в черством сердце мужчины. Потому и привез к матери, не бросив в чаду и дыму войны, потому и женился, едва приемышу исполнилось восемнадцать. Хорошо, хоть школу закончила. Жаль, дальше с учебой не вышло, муж не позволил.
Летта мечтала учиться в Петроградском госуниверситете, только не могла решить на кого - биолога или историка, ей нравились обе специальности. И работу по ним легко найти. Вернувшись из приемной комиссии, она с увлечением рассказывала о полевой практике в Карелии и на Белом море, но Антон и думать запретил о всяких глупостях. Свекровь его поддержала: нечего там секотить! Студентки эти срамницы круглые сутки вместе с парнями толкутся, нравы у них чересчур свободные, а она не девчонка уже, мужняя жена.
Летта подошла к двери в другую комнату, осторожно заглянула. Анлис, сидя за столом, прилежно читала учебник, губами шевелила, чтобы запомнить лучше. На мать махнула рукой, мол, не мешай.
Подойдя к открытому окну, молодая женщина присела на стул. Вечерело, багровый закат тлел над городом, первая яркая звезда показалась на небе. Запах сирени кружил голову, совсем как тогда, пятнадцать лет назад. На глаза Летты навернулись слезы. Зачем она вышла за Антона? Что заставило? Страх остаться одной во враждебном мире? Благодарность за спасение? Ведь и Лизавета Васильевна не одобрила выбор сына. Женщина она была простая, суровая, так сплеча и рубила: что за жена – от горшка два вершка, ни виду женского нету, ни стати. Белье стирать, готовить, всему никчемную барышню учить пришлось. Ишь, белая кость! Ведро с водой такая разве поднимет? Ведро-то как раз, да не обычное, а пятнадцатилитровое, сероглазая хрупкая девочка поднимала безо всякого труда, но разве в нём дело. Лизавета Васильевна неприятно удивлялась, хмуро спрашивала.
- У тебя случаем, чухонских колдунов в роду не было? Прям, как нелюдь какая! Саму, кажись, щелчком перешибешь, а сила, точно у мужика!
Зря она не прислушалась к своей интуиции, не решилась спорить с сыном. Впрочем, такому возражать трудно. Уж больно Антон стал жесткий да решительный. За те годы, что Летта росла в их семье, он дома редко бывал. Пока война не кончилась, в чоновских заградотрядах пропадал, после в Москве на курсах учился. А потом вернулся. И была свадьба, и любовь за занавеской, которой разделили комнату в большой коммунальной квартире. Юной жене было невыносимо стыдно, громко скрипела железная кровать и Летка вся сжималась от сознания того, что свекровь спит тут же, в двух шагах, за широкой полосой дешевого тонкого ситца. Но Антону было все равно. Молодое сильное тело требовало своего, и он жарко, взасос целовал свою малышку, похохатывая над её смущением, гордился своим орудием, уверенный, что женщинам нужно только одно - чтобы у мужика стоял подольше, да размером был побольше. Летта же не чувствовала почти ничего. Иногда возникали какие-то странные - не то приятные, не то просто тянущие ощущения в низу живота, но они быстро исчезали, сменяясь болезненным жжением в натертой промежности. Васильевна не была жестокой женщиной и однажды вечером сунула невестке коробку аптечного вазелина, велела «намазать там».
- У меня хозяин такой же был. Пока не помер, так каждый вечер ему подавай, и утром тоже, ни на что не глядел, - буркнула она.
Потом родилась Анелиза. Семье Дубровых от управления выделили квартиру. В ней даже была крошечная кухня и ванная с газовой колонкой. Длинную комнату разделили деревянной перегородкой, получились две. Все одноклассницы и соседки завидовали Летте Ивановне. Антон не разрешил супруге называться Вэйновной. Он в свое время помог восстановить ей все документы, нашел справки и нужные бумаги в архивах, но имя Вэйно ему сильно не нравилось. Как сотрудник ОГПУ, он сумел договориться в паспортном столе, чтобы написали вместо имени Вэйно – Иван. Жаль, фамилию изменить труднее, так и оставили в метрике - Кууле. Но это ерунда, после свадьбы записали бывшую девицу по мужу, как полагается. И стала чухонка нормальной советской гражданкой Дубровой.
- Мы с тобой теперь тезки по отчеству, - шутил муж.
Летта в ответ улыбалась через силу.
Шли годы, она все также ездила за продуктами в распределитель для сотрудников ГПУ, готовила мужу и дочке горячие завтраки. Антон не терпел бутерброды или вчерашнее, говорил, хватит: нажрался всякой дряни, пока мотался по фронтам, теперь у него жена есть, ей на службу не ходить, а должно образцово вести хозяйство. Он обеспечивает семью, а её забота – домашний уют, чистота, вкусная и всегда свежая еда. Возможности для того имеются! Проводив мужа на работу, Летта принималась за обед - обязательно из трех блюд: закуска или салат, потом суп, второе, запить полагалось компотом или киселем. Вечером ужин, убрать посуду, протереть пол, по средам - стирка. В субботу, если муж возвращался с работы чуть пораньше, то все вместе ходили гулять. Супруг нес дочку на руках, когда подросла, вёл рядом. Все видели, какая у них дружная советская семья. Прогуливаясь по Невскому, заглядывали в кино. Антон любил Колизей и Художественный, бывший Сатурн. Там в фойе порой выступал джаз-оркестр Яши Скоморовского и даже сама Шульженко. После её песен Летке казалось – просыпается душа: и легкая грусть, и беспричинная радость тревожили сердце. Впрочем, неясное томление быстро угасало.
В воскресенье шли в гости к свекрови, или она к ним приходила, проверяла, чисто ли, хорошо ли выглажены рубашки у Антона, все ли вещи лежат на своих местах. Сдвигала густые брови, найдя погрешность в хозяйстве, жестко выговаривала снохе. Леткины одноклассницы заходили редко, капитан Дубров не отличался гостеприимством, чужих не жаловал.
Летта Ивановна не спорила, она вообще привыкла дома молчать. А зачем говорить, если никто не слушает? Да и нечего ей рассказывать. Какие могут быть особенные дела у домохозяйки? Вечером также молча расстилала постель, ложилась на спину и послушно раздвигала ноги. С годами время ежевечерней повинности уменьшилось, все чаще оставалась лишь утренняя, да и то - не каждый день. И все реже хотелось улыбаться, не радовала зелень за окном и весенние птичьи трели, все сильнее росла тоска, неприятие собственной жизни и молчаливого, сурового человека, называвшегося её мужем. Напрасно она твердила, что это гадко, и она должна благодарить Антона за то, что ее почти не коснулись тяготы советского времени. Знакомые с завистью разглядывали новую шубку и модные кожаные сапожки, взахлеб твердили: редкое везение - не зависеть от скудных талонов на питание, ходивших в Ленинграде вплоть до 35-го года. Да и сейчас, после их отмены, не нужно давиться в многокилометровых очередях, занимаемых порой с ночи, Всё, что требовалось, привозили прямо домой или она сама отоваривалась в спецмагазине. На такого мужа молиться надо и держаться за него обеими руками, чтобы не увели. Летта кивала и сдержанно улыбалась. Плакала дома, чтобы никто не видел. Спасала дочка. Шелковый теплый комочек, пахнущий нежно и сладко, чирикающий что-то непонятное на своем чудесном младенческом языке. Потом Анлис стала выговаривать слова и целые фразы. Вдруг оказалось - это разумный маленький человечек, ласковый и веселый, ради которого можно жить. Да что там можно. Нужно! А потом случилось чудо. Муж разрешил устроиться на работу, правда, место нашел сам – смотрителем в музее. Хорошо, хоть не к Лизавете Васильевне. Та, хоть и стара была, но здоровьем крепкая, служила вахтером в доме культуры Промкооперации. Счастье, что вакансий там никаких не было, а то находиться бы ей под строгим взором свекрови с утра и до вечера.
Капитан Дубров ревновал жену, но место смотрителя посчитал относительно безопасным. Да и как не ревновать? Сам в свои сорок четыре выглядел хоть и молодцом, но все ж таки следы возраста уже стали заметны. Виски поседели, наметилась лысина, отяжелела фигура. А Летта поражала воображение знакомых! Она смотрелась чуть ли не старшей сестрой своей дочки. Тонкая, гибкая, ни единой морщинки на свежем лице, а ведь тоже не молоденькая, уже за тридцать!
Свекровь недовольно качала головой.
- Ясно дело, от чего стариться-то? Коли дома сидеть, да спать до обеда каждый день, сладко пить и есть, чего пожелаешь, так и будешь гладкая, точно девка молодая. Пускай хоть немножко поработает!
Бывший Казанский собор, а ныне Музей истории религии в качестве Леткиного места работы ей совсем не понравился. Лизавета Васильевна втихомолку хранила иконы в своем буфете и с богом побаивалась ссориться. Но сын и не спрашивал ее совета. А Летта обрадовалась так, что едва песни не пела. Боже, как же это чудесно - прогуляться вдоль набережной Мойки, вдыхая свежий воздух и щурясь от золотых лучей раннего солнца, потом - по Невскому. Летка никогда не называла его проспект 25-го Октября, хоть муж и сердился. Через квартал - свернуть на Плеханова, бывшую Казанскую улицу. Вот и громада собора, закрывающая собой полнеба. А возвращаясь обратно, можно улучить пяток минут и посидеть в Воронихинском сквере, поболтать руками в водопойном фонтане да незаметно скорчить рожицу бородатому гранитному Нептуну. Раньше его здесь не было, а два года назад – появился, Антон сказал – перенесли сюда из Пулково. Как же хорошо бродить по городу одной, без надзора ревнивого и внимательного мужа, без тяжелого взгляда свекрови, которым, кажется, дыру во лбу можно просверлить. А еще лучше было в самом соборе. Гулкая тишина и полумрак не угнетали молодую женщину. После целого дня работы Летта вместо усталости чувствовала удивительную бодрость. Муж хмыкал: от чего уставать-то? Сидишь себе на стуле, смотришь за посетителями, вот и все.
А ей смутно вспоминалось, как дед рассказывал – все храмы стоят на местах силы и те, кто может, наполняют ею себя.
- А кто, кто может? – С жадностью спрашивала внучка.
Вэйно ухмылялся в усы.
- В древности были волхвы, то есть колдуны, вот они могли. Потом этой силой растения, животных и людей лечили, себя и других молодили, зло в мир не пускали.
Сидеть целый день в зале и впрямь было скучновато, но Летта с удовольствием слушала экскурсоводов, правда, порой они рассказывали совершеннейшую чушь. Зато когда приходили группы иностранных туристов, то было действительно интересно. Няня в семье Кууле была француженка и Летта учила язык галлов с двух лет, немецкий и английский – чуть позже, с четырех. Память у всех трёх сестер была прекрасная, и девочки овладели этими языками в совершенстве. Потом жизнь в одночасье изменилась, но ничего не забылось и сейчас жена капитана Дуброва также легко понимала чужую речь, как и двадцать лет назад.
Город поразил сестер шумом и многолюдством. По мостовым громыхали телеги, сигналили машины, их перекрикивали извозчики, оглушительно звонили длинные двухвагонные трамваи. Лоточницы наперебой расхваливали свой товар, свистела милиция, визжали дети. Звуки сталкивались, эхом отдавались от стен домов, болезненно били по ушам.
- Какой ужас, - Марика сжалась, с трудом удерживаясь от желания прикрыться ладонями.
- Да уж, после благословенной тишины нашего лесного края, - засмеялась Хенна. – Когда мы последний раз были в Петрограде? Лет пять назад?
- Кажется. Ну и запах, - наморщилась Марика, - навозом несет, как в деревне, только в городе еще и бензином воняет.
- Машин стало намного больше, - заметила сестра, - улицу теперь так просто не перейдешь, особенно на перекрёстках.
Девушки вошли во двор своего бывшего дома и, поднявшись на крыльцо, потянули дверь парадного. Внутри, у лестницы на широкой деревянной лавке сидел дворник в грязноватом белом фартуке из толстого грубого полотна.
- Вам кого? – Строго спросил он, приподнимаясь, но под взглядом зеленых глаз настороженность исчезла с его лица, сменившись широкой улыбкой. – А-а, барышни, простите, сразу и не признал.
- Скажи нам, любезный, кто из жильцов занимает не комнату, а целую квартиру и сейчас уехал на дачу?
Дворник наморщил лоб.
- Да вот Левинсоны всей семьёй отъехали, и домработницу с собой забрали.
- А ключи где?
- Ключи мне оставили, вдруг что случится. Затопит или пожар, не дай бог! Ведь до конца месяца уехали.
- Это хорошо, - спокойно кивнула Марика, - ты помнишь, что они велели отдать ключи мне?
Мужчина растерянно замер, но тут же послушно закивал.
- Как не помнить, помню. Сейчас принесу.
- Мы же их родственницы, - мягко сказала девушка, пристально глядя ему в глаза, - ты нас хорошо знаешь и полностью доверяешь.
- Бегу-бегу, вы пока на лавочку присядьте, подождите, они у меня в дворницкой.
Оказавшись в квартире зубного врача Левинсона, Хенна восхищенно присвистнула.
- Здорово ты его обработала, да быстро как!
- Я торопилась, - нервно выдохнула Марика, - вдруг из жильцов кто появится, одного-то легче зачаровать, чем целую толпу. Однако силы много потратила, упорный дядька оказался.
- А мне показалось, ты легко справилась.
Старшая сестра отрицательно покачала головой.
- Нет, просто я заранее чары приготовила и в хрустальный кристалл вложила, как дед учил. Только он уже опустел. Внушение сделала долгим, мы ведь явно за пару дней не управимся. Эх, если бы у нас были драгоценности! Отец говорил, в его мире огромное количество магии хранят в кристаллах миртезия, но и бриллианты хорошо подходят для этого.
- А еще изумруды, рубины и тому подобные камешки, - насмешливо подхватила Хенна, - нам всего лишь нужно ограбить ювелирный магазин.
- Это трудно, - засмеялась Марика, - да и опасно! Не знаю, смогу ли зачаровать толпу охранников, покупателей, продавцов. Нет уж, лучше использовать тот запас горного хрусталя, что нам оставили родные.
- Пойдем по справочным прямо сегодня?
- А чего ждать, время зря тратить.
Прошло несколько дней, сестры стерли ноги до мозолей, побывав во множестве справочных и паспортных столов, истратили кучу денег на извозчиков и такси, но результата не было.
- Мне даже стыдно каждый раз давать этим беднягам вместо настоящих купюр одну обманку, иллюзию, - покаянно вздохнула Хенна.
- Но у нас нет столько денег, так что ничего не поделаешь. К тому же никто сильно не пострадал и не разорился. Подумаешь, разок провез пассажиров бесплатно, все равно пешком мы бы все районы просто физически не могли обойти. Соображай лучше, где еще искать? Обследовать окрестности? Или может, девушки в горсправке ошиблись и плохо проверили списки?
- Вряд ли, не зря же я столько магии истратила, они старались так, словно для родной матери ищут. Эх, пустых кристаллов в кисете все больше и больше.
Много, много позже ей объяснили, что послужило причиной мужниной слабости. Манкость крови фейри, ее магическое притяжение, трудно преодолимое для обычного земного человека. Впрочем, может и любовь там была, той малой частичкой, что смогла найти место в черством сердце мужчины. Потому и привез к матери, не бросив в чаду и дыму войны, потому и женился, едва приемышу исполнилось восемнадцать. Хорошо, хоть школу закончила. Жаль, дальше с учебой не вышло, муж не позволил.
Летта мечтала учиться в Петроградском госуниверситете, только не могла решить на кого - биолога или историка, ей нравились обе специальности. И работу по ним легко найти. Вернувшись из приемной комиссии, она с увлечением рассказывала о полевой практике в Карелии и на Белом море, но Антон и думать запретил о всяких глупостях. Свекровь его поддержала: нечего там секотить! Студентки эти срамницы круглые сутки вместе с парнями толкутся, нравы у них чересчур свободные, а она не девчонка уже, мужняя жена.
Летта подошла к двери в другую комнату, осторожно заглянула. Анлис, сидя за столом, прилежно читала учебник, губами шевелила, чтобы запомнить лучше. На мать махнула рукой, мол, не мешай.
Подойдя к открытому окну, молодая женщина присела на стул. Вечерело, багровый закат тлел над городом, первая яркая звезда показалась на небе. Запах сирени кружил голову, совсем как тогда, пятнадцать лет назад. На глаза Летты навернулись слезы. Зачем она вышла за Антона? Что заставило? Страх остаться одной во враждебном мире? Благодарность за спасение? Ведь и Лизавета Васильевна не одобрила выбор сына. Женщина она была простая, суровая, так сплеча и рубила: что за жена – от горшка два вершка, ни виду женского нету, ни стати. Белье стирать, готовить, всему никчемную барышню учить пришлось. Ишь, белая кость! Ведро с водой такая разве поднимет? Ведро-то как раз, да не обычное, а пятнадцатилитровое, сероглазая хрупкая девочка поднимала безо всякого труда, но разве в нём дело. Лизавета Васильевна неприятно удивлялась, хмуро спрашивала.
- У тебя случаем, чухонских колдунов в роду не было? Прям, как нелюдь какая! Саму, кажись, щелчком перешибешь, а сила, точно у мужика!
Зря она не прислушалась к своей интуиции, не решилась спорить с сыном. Впрочем, такому возражать трудно. Уж больно Антон стал жесткий да решительный. За те годы, что Летта росла в их семье, он дома редко бывал. Пока война не кончилась, в чоновских заградотрядах пропадал, после в Москве на курсах учился. А потом вернулся. И была свадьба, и любовь за занавеской, которой разделили комнату в большой коммунальной квартире. Юной жене было невыносимо стыдно, громко скрипела железная кровать и Летка вся сжималась от сознания того, что свекровь спит тут же, в двух шагах, за широкой полосой дешевого тонкого ситца. Но Антону было все равно. Молодое сильное тело требовало своего, и он жарко, взасос целовал свою малышку, похохатывая над её смущением, гордился своим орудием, уверенный, что женщинам нужно только одно - чтобы у мужика стоял подольше, да размером был побольше. Летта же не чувствовала почти ничего. Иногда возникали какие-то странные - не то приятные, не то просто тянущие ощущения в низу живота, но они быстро исчезали, сменяясь болезненным жжением в натертой промежности. Васильевна не была жестокой женщиной и однажды вечером сунула невестке коробку аптечного вазелина, велела «намазать там».
- У меня хозяин такой же был. Пока не помер, так каждый вечер ему подавай, и утром тоже, ни на что не глядел, - буркнула она.
Потом родилась Анелиза. Семье Дубровых от управления выделили квартиру. В ней даже была крошечная кухня и ванная с газовой колонкой. Длинную комнату разделили деревянной перегородкой, получились две. Все одноклассницы и соседки завидовали Летте Ивановне. Антон не разрешил супруге называться Вэйновной. Он в свое время помог восстановить ей все документы, нашел справки и нужные бумаги в архивах, но имя Вэйно ему сильно не нравилось. Как сотрудник ОГПУ, он сумел договориться в паспортном столе, чтобы написали вместо имени Вэйно – Иван. Жаль, фамилию изменить труднее, так и оставили в метрике - Кууле. Но это ерунда, после свадьбы записали бывшую девицу по мужу, как полагается. И стала чухонка нормальной советской гражданкой Дубровой.
- Мы с тобой теперь тезки по отчеству, - шутил муж.
Летта в ответ улыбалась через силу.
Шли годы, она все также ездила за продуктами в распределитель для сотрудников ГПУ, готовила мужу и дочке горячие завтраки. Антон не терпел бутерброды или вчерашнее, говорил, хватит: нажрался всякой дряни, пока мотался по фронтам, теперь у него жена есть, ей на службу не ходить, а должно образцово вести хозяйство. Он обеспечивает семью, а её забота – домашний уют, чистота, вкусная и всегда свежая еда. Возможности для того имеются! Проводив мужа на работу, Летта принималась за обед - обязательно из трех блюд: закуска или салат, потом суп, второе, запить полагалось компотом или киселем. Вечером ужин, убрать посуду, протереть пол, по средам - стирка. В субботу, если муж возвращался с работы чуть пораньше, то все вместе ходили гулять. Супруг нес дочку на руках, когда подросла, вёл рядом. Все видели, какая у них дружная советская семья. Прогуливаясь по Невскому, заглядывали в кино. Антон любил Колизей и Художественный, бывший Сатурн. Там в фойе порой выступал джаз-оркестр Яши Скоморовского и даже сама Шульженко. После её песен Летке казалось – просыпается душа: и легкая грусть, и беспричинная радость тревожили сердце. Впрочем, неясное томление быстро угасало.
В воскресенье шли в гости к свекрови, или она к ним приходила, проверяла, чисто ли, хорошо ли выглажены рубашки у Антона, все ли вещи лежат на своих местах. Сдвигала густые брови, найдя погрешность в хозяйстве, жестко выговаривала снохе. Леткины одноклассницы заходили редко, капитан Дубров не отличался гостеприимством, чужих не жаловал.
Летта Ивановна не спорила, она вообще привыкла дома молчать. А зачем говорить, если никто не слушает? Да и нечего ей рассказывать. Какие могут быть особенные дела у домохозяйки? Вечером также молча расстилала постель, ложилась на спину и послушно раздвигала ноги. С годами время ежевечерней повинности уменьшилось, все чаще оставалась лишь утренняя, да и то - не каждый день. И все реже хотелось улыбаться, не радовала зелень за окном и весенние птичьи трели, все сильнее росла тоска, неприятие собственной жизни и молчаливого, сурового человека, называвшегося её мужем. Напрасно она твердила, что это гадко, и она должна благодарить Антона за то, что ее почти не коснулись тяготы советского времени. Знакомые с завистью разглядывали новую шубку и модные кожаные сапожки, взахлеб твердили: редкое везение - не зависеть от скудных талонов на питание, ходивших в Ленинграде вплоть до 35-го года. Да и сейчас, после их отмены, не нужно давиться в многокилометровых очередях, занимаемых порой с ночи, Всё, что требовалось, привозили прямо домой или она сама отоваривалась в спецмагазине. На такого мужа молиться надо и держаться за него обеими руками, чтобы не увели. Летта кивала и сдержанно улыбалась. Плакала дома, чтобы никто не видел. Спасала дочка. Шелковый теплый комочек, пахнущий нежно и сладко, чирикающий что-то непонятное на своем чудесном младенческом языке. Потом Анлис стала выговаривать слова и целые фразы. Вдруг оказалось - это разумный маленький человечек, ласковый и веселый, ради которого можно жить. Да что там можно. Нужно! А потом случилось чудо. Муж разрешил устроиться на работу, правда, место нашел сам – смотрителем в музее. Хорошо, хоть не к Лизавете Васильевне. Та, хоть и стара была, но здоровьем крепкая, служила вахтером в доме культуры Промкооперации. Счастье, что вакансий там никаких не было, а то находиться бы ей под строгим взором свекрови с утра и до вечера.
Капитан Дубров ревновал жену, но место смотрителя посчитал относительно безопасным. Да и как не ревновать? Сам в свои сорок четыре выглядел хоть и молодцом, но все ж таки следы возраста уже стали заметны. Виски поседели, наметилась лысина, отяжелела фигура. А Летта поражала воображение знакомых! Она смотрелась чуть ли не старшей сестрой своей дочки. Тонкая, гибкая, ни единой морщинки на свежем лице, а ведь тоже не молоденькая, уже за тридцать!
Свекровь недовольно качала головой.
- Ясно дело, от чего стариться-то? Коли дома сидеть, да спать до обеда каждый день, сладко пить и есть, чего пожелаешь, так и будешь гладкая, точно девка молодая. Пускай хоть немножко поработает!
Бывший Казанский собор, а ныне Музей истории религии в качестве Леткиного места работы ей совсем не понравился. Лизавета Васильевна втихомолку хранила иконы в своем буфете и с богом побаивалась ссориться. Но сын и не спрашивал ее совета. А Летта обрадовалась так, что едва песни не пела. Боже, как же это чудесно - прогуляться вдоль набережной Мойки, вдыхая свежий воздух и щурясь от золотых лучей раннего солнца, потом - по Невскому. Летка никогда не называла его проспект 25-го Октября, хоть муж и сердился. Через квартал - свернуть на Плеханова, бывшую Казанскую улицу. Вот и громада собора, закрывающая собой полнеба. А возвращаясь обратно, можно улучить пяток минут и посидеть в Воронихинском сквере, поболтать руками в водопойном фонтане да незаметно скорчить рожицу бородатому гранитному Нептуну. Раньше его здесь не было, а два года назад – появился, Антон сказал – перенесли сюда из Пулково. Как же хорошо бродить по городу одной, без надзора ревнивого и внимательного мужа, без тяжелого взгляда свекрови, которым, кажется, дыру во лбу можно просверлить. А еще лучше было в самом соборе. Гулкая тишина и полумрак не угнетали молодую женщину. После целого дня работы Летта вместо усталости чувствовала удивительную бодрость. Муж хмыкал: от чего уставать-то? Сидишь себе на стуле, смотришь за посетителями, вот и все.
А ей смутно вспоминалось, как дед рассказывал – все храмы стоят на местах силы и те, кто может, наполняют ею себя.
- А кто, кто может? – С жадностью спрашивала внучка.
Вэйно ухмылялся в усы.
- В древности были волхвы, то есть колдуны, вот они могли. Потом этой силой растения, животных и людей лечили, себя и других молодили, зло в мир не пускали.
Сидеть целый день в зале и впрямь было скучновато, но Летта с удовольствием слушала экскурсоводов, правда, порой они рассказывали совершеннейшую чушь. Зато когда приходили группы иностранных туристов, то было действительно интересно. Няня в семье Кууле была француженка и Летта учила язык галлов с двух лет, немецкий и английский – чуть позже, с четырех. Память у всех трёх сестер была прекрасная, и девочки овладели этими языками в совершенстве. Потом жизнь в одночасье изменилась, но ничего не забылось и сейчас жена капитана Дуброва также легко понимала чужую речь, как и двадцать лет назад.
Глава 4.
Город поразил сестер шумом и многолюдством. По мостовым громыхали телеги, сигналили машины, их перекрикивали извозчики, оглушительно звонили длинные двухвагонные трамваи. Лоточницы наперебой расхваливали свой товар, свистела милиция, визжали дети. Звуки сталкивались, эхом отдавались от стен домов, болезненно били по ушам.
- Какой ужас, - Марика сжалась, с трудом удерживаясь от желания прикрыться ладонями.
- Да уж, после благословенной тишины нашего лесного края, - засмеялась Хенна. – Когда мы последний раз были в Петрограде? Лет пять назад?
- Кажется. Ну и запах, - наморщилась Марика, - навозом несет, как в деревне, только в городе еще и бензином воняет.
- Машин стало намного больше, - заметила сестра, - улицу теперь так просто не перейдешь, особенно на перекрёстках.
Девушки вошли во двор своего бывшего дома и, поднявшись на крыльцо, потянули дверь парадного. Внутри, у лестницы на широкой деревянной лавке сидел дворник в грязноватом белом фартуке из толстого грубого полотна.
- Вам кого? – Строго спросил он, приподнимаясь, но под взглядом зеленых глаз настороженность исчезла с его лица, сменившись широкой улыбкой. – А-а, барышни, простите, сразу и не признал.
- Скажи нам, любезный, кто из жильцов занимает не комнату, а целую квартиру и сейчас уехал на дачу?
Дворник наморщил лоб.
- Да вот Левинсоны всей семьёй отъехали, и домработницу с собой забрали.
- А ключи где?
- Ключи мне оставили, вдруг что случится. Затопит или пожар, не дай бог! Ведь до конца месяца уехали.
- Это хорошо, - спокойно кивнула Марика, - ты помнишь, что они велели отдать ключи мне?
Мужчина растерянно замер, но тут же послушно закивал.
- Как не помнить, помню. Сейчас принесу.
- Мы же их родственницы, - мягко сказала девушка, пристально глядя ему в глаза, - ты нас хорошо знаешь и полностью доверяешь.
- Бегу-бегу, вы пока на лавочку присядьте, подождите, они у меня в дворницкой.
Оказавшись в квартире зубного врача Левинсона, Хенна восхищенно присвистнула.
- Здорово ты его обработала, да быстро как!
- Я торопилась, - нервно выдохнула Марика, - вдруг из жильцов кто появится, одного-то легче зачаровать, чем целую толпу. Однако силы много потратила, упорный дядька оказался.
- А мне показалось, ты легко справилась.
Старшая сестра отрицательно покачала головой.
- Нет, просто я заранее чары приготовила и в хрустальный кристалл вложила, как дед учил. Только он уже опустел. Внушение сделала долгим, мы ведь явно за пару дней не управимся. Эх, если бы у нас были драгоценности! Отец говорил, в его мире огромное количество магии хранят в кристаллах миртезия, но и бриллианты хорошо подходят для этого.
- А еще изумруды, рубины и тому подобные камешки, - насмешливо подхватила Хенна, - нам всего лишь нужно ограбить ювелирный магазин.
- Это трудно, - засмеялась Марика, - да и опасно! Не знаю, смогу ли зачаровать толпу охранников, покупателей, продавцов. Нет уж, лучше использовать тот запас горного хрусталя, что нам оставили родные.
- Пойдем по справочным прямо сегодня?
- А чего ждать, время зря тратить.
Прошло несколько дней, сестры стерли ноги до мозолей, побывав во множестве справочных и паспортных столов, истратили кучу денег на извозчиков и такси, но результата не было.
- Мне даже стыдно каждый раз давать этим беднягам вместо настоящих купюр одну обманку, иллюзию, - покаянно вздохнула Хенна.
- Но у нас нет столько денег, так что ничего не поделаешь. К тому же никто сильно не пострадал и не разорился. Подумаешь, разок провез пассажиров бесплатно, все равно пешком мы бы все районы просто физически не могли обойти. Соображай лучше, где еще искать? Обследовать окрестности? Или может, девушки в горсправке ошиблись и плохо проверили списки?
- Вряд ли, не зря же я столько магии истратила, они старались так, словно для родной матери ищут. Эх, пустых кристаллов в кисете все больше и больше.
