(Не) могу сказать прощай
Светлана Титова
(Ознакомительный фрагмент)
Галине Силантьевой, жительнице села Старокрыжи с утра исполнилось сорок девять, о чем она благополучно забыла – давно не праздновала. Как в свои сорок не стала из-за плохой приметы, так и повелось. О прожитых годах не жалела. Что их считать? Не рыжики ее любимые и не цыплята по осени.
Жила она в Старокрыжах всю жизнь, если не считать пяти лет учебы в городе. И мать ее здесь жила. И бабка Ольга. И прабабка Наира. Ее прадед Макар Силантьев еще перед Октябрьской революцией как-то уехал на ярмарку, откуда вернулся с чернокосой смуглянкой Наирой, смертельно обидев нареченную невесту Настю, днями и ночами коловшую пальцы, вышивая подвенечную фату. Но сердцу не прикажешь. Так в Старокрыжах появилась новая веточка многочисленного рода Силантьевых.
Настю, выученную бабкой на повитуху, свои очень любили и ценили, многих тяжелых рожениц да недоношенных спасала совсем еще молодая девка. «Рука легкая», «заговоренная», - повторяли с доброй улыбкой местные. За это умение ее побаивались немного. А за своих в Старокрыжах стояли горой. Любя и жалея Настю, бабы, а с их легкой руки и остальные селяне, объявили чужачке Наире бойкот. Ее не звали на свадьбы и помины, с ней не здоровались, глядели мимо, прикидываясь глухими. Она терпела, молчала и горячо любимому мужу не жаловалась. Прожила Наира семьдесят годов, пережила обоих сыновей, трех дочек бог сохранил, и вырастила восьмерых внуков. И за все это время никто не слышал от нее ни одного упрека. Ни даже взглядов гневных не позволяла себе так и оставшаяся для всех чужачкой Наира. Как в компенсацию за людской холод и равнодушие Макар пылинки сдувал с любимой жены, буквально на руках носил, чем подавал повод к новому витку зависти и злости сельчан. Дети видели такое отношение к матери, обижались и жалели ее. Мальчишки по малолетству дрались за мамку и вечно ходили с разбитыми носами.
Кровь горячая южная удачно разбавила холодную северную. По общепризнанному мнению краше Силантьевых дочек было не сыскать в самом райцентре. Многим парням, да и давно женатым мужикам, не к часу заглядевшимся на Силантьевых дочерей, разбили сердце охочие до работы и знаний высокие и статные красавицы. Все три улетели из родительского гнезда, едва подросли. И не казали носа, осев на берегах теплого Черного моря. И только младшая Ольга, бабушка Галины, вернулась в отчий дом после страшной войны с двумя детьми. Да так и осталась вдоветь на родной земле.
Галина
Кончив перебирать картошку, напрягшись, бухнула ведро на порожек, тяжело выбираясь из погреба. Посмотрела на два ведра гнилушки и с досадой покачала головой. Картошка уродила хорошая. Не обманул агроном, продавая за большие деньги семенные розовые один к одному клубни. Я и ухаживала, как следует, полола, окучивала. И урожай копала, выбрав сухие и светлые денечки бабьего лета. Но надорвалась, и увезли на скорой в больницу. Оставшаяся на хозяйстве младшая племяшка Ляна еще школьница, ветер в голове, просушила кое-как и снесла в погреб, а старшая Дарина-гулена не проследила за младшей, пока я отлеживала бока в больнице. Совсем от рук отбились племяшки. По хозяйству никакой толковой помощи. Все кое-как. Старшая Дарина, получив от родителей ноутбук, провела себе интернет и приноровилась ногти местным рисовать. По интернету курсы обучения прошла, навезла из райцентра лаков – не продохнешь. На сестре все лето тренировалась узоры рисовать. Бабка Ольга твердит, учиться иди, пока результаты экзаменов действуют. А мать Маринка махнула рукой на дочек, мол, дело денежное, пусть Дарина делает что хочет, а ты следи, чтобы девки в подоле не принесли. Маринка – жена брата Сашки. Ругаться с ней себе дороже. Нравятся они мне, брат с женой. Они и старый дом подновили, и денег на дочек нормально дают, не жадничают.
Я в воспитание особо не вмешиваюсь, в город учиться не гоню – сама училась… не доучилась, вернулась домой. По молодости думала, успею и замуж и родить. Не я первая, ни я последняя. С замужем так и не сложилось. С «родить» – бог наказал - не дал. Незаконченного высшего хватило, чтобы работать учителем биологии и химии в школе. На безрыбье и рак, как говориться… Других желающих в нашу глушь не тогда нашлось.
Десять лет отработала и заболела по-женски. Операцию сделали – удалили матку. От чувства собственной неполноценности в депрессию впала, а сестрица с мужем, подписавшая контракт на работу за границей, подкинула дочек-погодок. Две шустрые девчонки-школьницы, поставившие дом вверх дном, сняли депрессию как рукой.
С учительством завязала – тяжело и хозяйство, и племяшек. Да и переменилось все. Теперь село оживало. Богатеи потянулись к природе, тут у нас вредных производств нет, воздух, лес, чистейшее озеро Кристальное. Дома поднимались, как грибки после дождя. Вот и напротив старый дом старухи Паскарихи снесли и за лето новый отстроили. Ладный, высокий в два этажа. Окна большие, комнаты просторные. Терраса открытая. Бассейн с подогревом для зимнего купания. А за домом выход с мостками к самому озеру. Детишек в селе прибавилось. И приезжих много, и свои нарожали. Молодежь остается жить, в город не бежит как раньше. Школу обновили. Молодые учителя приехали. В школе теперь полный комплект. Куда мне с моим неоконченным, только завхозом. Жалела и не жалела, что диплом не получила. Тогда не до диплома было. С экзаменов прямо в больницу увезли, а там… в общем, не до экзаменов мне было.
От тяжелых воспоминаний сердце сжало привычной тупой болью. Они не давали спать. Гнали ни свет, ни заря на двор, где всегда найдется работа. Вдохнула свежего воздуха, с трудом проталкивая в сердце кислород. Давнишняя тайна, в которой никому, даже матери не призналась, как хроническая болячка, временами давила, жгла сожалением, жизни не давала.
Если бы Сашка тогда не вляпался, если бы я была посмелее… Но что теперь-то говорить… Жизнь не имеет сослагательного наклонения.
Шарик, волоча позвякивающую цепь, лениво обнюхал ведро, раскрыл пасть и широко зевнул. Махнул пару раз хвостом в приветствии, с надеждой заглядывая в глаза. Рядом копошилась Марта, курица Ляны. Я выдохнула. Лянка опять учудила. Сегодня на курице был вязаный серый шлем, вроде танкистского.
Племяшка выпросила ручную пеструшку чудной породы в перьевых штанишках. Навязала ей разных шапок. Но хозяйкой Марта признавала только Галю. Куда бы та ни шла, семенила следом. Народ сначала потешался, а потом привыкли.
Подумаешь, курочка в вязаной шапке! В интернете люди и не такое чудят.
- Скоро уже будем обедать – не выпрашивай. Довариваю борщ, - раздраженно махнула на него рукой. - Иди уже.
Вильнув хвостом, он поволокал цепь к конуре, вспугнув курочку - девчоночий каприз, как и карликовые кролики в клетушках.
Девчонки затребуют на забаву экзотику, а я потом возись.
С сочувствием проводила взглядом едва переставляющего ноги горе-охранника. Старый пес доживал свое. Жалела его старого и не нужного. Оба мы такие. Но я еще держусь – племяшки в тонусе держат. Завела толстопузого, точно шарик, щенка, когда две племяшки свалились на голову. Им забава на целый день, а мне не лезут никуда и то хлеб.
Теперь у них другие забавы. Дарина, а за ней Лянка, затребовали велотренажер. Купила, полгода стоял без дела – белье досушивала. Сколько раз я об него споткнулась – не счесть. Пришлось самой осваивать – врач советовала вместе с лечебной гимнастикой. Еще врач, вот смешная, рекомендовала, настойчиво так, мужчину для здоровья. Я там сдержалась, а дома смеялась… Ну какой мужик для здоровья. В хозяйстве, спору нет, без мужских рук тяжело. У меня своего нет – нанимаю крышу чинить, да дорожки мостить. А здоровью рукой помаши, как замуж выйдешь. Мужики – имя вам непостоянство. То им одно, то сразу другое. Красивая - не хозяйственная. Хозяйственная – толстая. Не толстая, красивая – глупая. Умная, красивая, хозяйственная – мало зарабатываешь или мулаткой бы была, или… Да, ой… список претензий до Луны и назад. Это еще не страшно. Жестокость куда страшнее…
Я отогнала тяжелые мысли, много лет разъедавшие душу. С улицы послышался звук работающего мотора и стих рядом с моей калиткой. Стало интересно, кого принесла с утра пораньше.
- Зима скоро, - вдохнув пахнущий морозом воздух, я потянулась затекшим от одной позы телом.
Любила это время, когда все работы по саду и огороду закончены и можно передохнуть. Мужики на Михаила начнут свиней резать – тогда куплю подешевле и наделаю мясных консервов, и колбас к Новому году накопчу.
- Капусту пора солить, - буркнула подошедшая соседка Петровна. Зинаида Петровна как злая мачеха из Золушки. Только надумаешь отдохнуть, она сразу тебе работу найдет. – Доброго утречка, Гала. Ты новость-то слышала?
- Доброго… Да, откуда… Я только вот из погреба, - кивнула на стоящие под яблоней ведра. - Картошку перебирала. Гниет, а еще зима не началась.
- Погреб сырой, побелить летом забыла, - тут же нашла причину Петровна, сделав виноватой меня. – Погреб хороший у вас. Мой Славка еще батьке твоему клал. А он не халтурил. Все на совесть делал. Он ведь и печник был хороший, - кинулась в воспоминания соседка. - Его и в соседние села приглашали, чтобы печь переложить…
- Да, просушили плохо, вот и гнить начала, - оборвала ее экскурс в прошлое. – Я в больнице была. Девки сами на хозяйстве остались. Вот и нахозяйничали.
- Ой, девки бедовые у тебя, Гала. Все в бабку вашу, Ольгу, - осуждающе. Когда-то на черноокую и ладную вдовицу позарился ее первый муж, бывший на двадцать лет старше жены. Ольга чужого мужика не привечала, но сам факт симпатии Петровна не могла простить уже Ольгиным внучкам. – Смори, Гала. За ними глаз да глаз нужен. Меня бог миловал, дал сыновей да внуков. Те в подоле не принесут.
- Ты чего заходила-то, Петровна? – напомнила ей о деле. Петровна жила сама. Хозяйство не держала. Сын сделал в дом отопление. Она горя не знала, ходила по селу, собирая новости.
- А… Заболтала ты меня. Я чуть о главном не забыла,- спохватилась соседка. – Сосед у вас объявился. Дом-то старухи покойной Паскарихи внуки продали богатеям. Снесли дом и модный этот… котёж построили, газ и интернет провели. В той неделе в доме закончили эти… обделочные работы. Смотри, машиняка какая!
У добротных кованых ворот, сейчас распахнутых настежь, стоял черный внедорожник. Я успела заметить широкую мужскую спину и красиво стриженный седой затылок. Рослый мужчина в кожаной куртке внес в ворота объемную картонную коробку.
- Выгружают мебель. Красивая, итальянская, - со знанием дела фиксировала Петровна. – А коробок-то коробок… Надолго. Настюха, моя крестница, сказала, они навсегда сюда.
- Кто такие-то? – озадачилась я.
Старую Паскариху знала еще моя бабка Ольга. Одинокой старушке, бывшей учительнице, помогала вся улица. Прошлую зиму она заболела и уже не встала. А весной ее не стало. Горевали все – много добра сделала женщина. Я ведь по ее примеру пошла в педагоги. На похоронах слезы сами текли даже у матерых мужиков – ее учеников. Жалко, когда уходят хорошие люди.
– Мужик за пятьдесят и сын его. Годков тридцать. Ладные оба, - выкладывала, что нарыли на новеньких местные сплетницы. - А жены не видать. И пока строили дом, старший-то часто тут бывал. Да все сам. Молодой вот только сегодня нарисовался. Вдвоем. Женщины при них нет. Мария-то, ну которая продавщица, говорит оба холостые. Старший вдовый или разведенный. А в городе у них бизнес… Ой, пеструшка-то у тебя чудная… в штанцах, - резко и нарочито громко перескочила с темы Петровна, заметив, как выгружавший вещи мужик пристально глянул в нашу сторону. - Девки ей шапку справили. Ой, умора! Смотрю каждый раз и смеюся, - в который уже раз умилилась моей курочке соседка и снова без перехода, понизив голос: – Ты бы пригляделась, Гала, к хозяину. Вон ладный какой мужик. Не пьющий опять же. Ты работящая, спокойная, а им в хоромину-то такую хорошая хозяйка нужна. А-то наши-то оглоедки набегут и уведут мужика из-под носа.
Я опешила от неожиданности. Вот уж не ожидала, что Петровна за меня переживала.
- Петровна, куда мне с молодыми-то тягаться. Скажешь тоже. Ну, и куда мне замуж-то, какая из меня невеста на пятом десятке? Смех людям да и только…
- Вот гордая ты не к месту, Гала! Потому весь век сама. Племяшек воспитываешь - хорошо. Но девки что, вырастят и улетят. О тебе старой кто позаботится? Своих бог не дал, так чужие пособят. Нос-то не вороти. – Петровна осуждающе поджала губы. Светлые, выцветшие глаза смотрели осуждающе. – Вон боженька тебе под дверь хорошего мужика принес. А ты в отказ. Нельзя, Гала, так-то с божьими дарами. За чрезмерную гордость наказывают. Вот так!
С видом оскорбленной добродетели Петровна пошагала вдоль дороги к себе. Я в изумлении смотрела ей вслед.
В этом вся Петровна: начала за здравие – кончила за упокой. И когда я успела ее обидеть, если рта не раскрывала. Чего обиделась? Точно она сватала сына, а я ему отказала.
Поравнявшись с новыми соседями Петровна завела разговор с хозяином, притормозив того с очередной коробкой. Я ее уже не смотрела, звонил телефон. Родители по рекомендации, звонили договориться насчет ученика на онлайн консультации. Выпускника подготовить по химии. Подрабатывала иногда репетиторством ради «живой копейки», но больше тоскливые мысли развеять.
Галина
Глянула на ведра, прикинула, сколько еще картошки испортится до весны. Настроение после новостей и наставлений Петровны и так не лучшее, упало совсем. Спину пробирал озноб. Сейчас только не хватало свалиться с простудой. С каждым годом болела все больше и тяжелее. То одно, то другое. Организм, как отступающая армия, сдавал то один, то другой орган. Отогнала пугающую мысль остаться одной на старости с болячками. Племяшки уедут, брат перестанет помогать. А надолго ли хватит накопленных денег и сил вбивать в головы учеников химию - неизвестно. Пенсия казалась далеким и нереальным рубежом, как когда-то заграница.
Пиликнул телефон. Жена брата Маринка поздравляла с днем рождения. Озадаченно смотрела на буквы и дату, точно не верила, что добралась до таких почтенных годов. Предыдущие годы девчонки уезжали к бабушке по матери, а больше никто не помнил, когда я родилась. Мой день рождения совпадал с ноябрьской красной датой календаря, о таких часто забывают.
Вроде только вчера двадцать было. Куда почти тридцать лет улетело? Надо бы испечь торт или пирог к чаю. Да лень возиться. Лучше пойду в магазин. Там, конечно, выбор не тот. Но и у меня не юбилей. Да и юбилей в следующем году пройдет так же. Если брат приедет, тогда можно на стол накрыть. Маму привезти. Соседей позвать… Петровна, та сама придет. А этих новых… Эти-то богатеи слушать не будут, смотреть станут, как на грязь из-под ногтей.
Соседа разглядела достаточно, чтобы согласиться с Петровной – видный мужик. На свои года совсем красавец. И сын симпатичный. На отца похож статью. А к красивым мужикам у меня было особое предубеждение. Я им никогда не верила. Когда все в жизни дается легко, то ничего не цениться. У красивых мужиков всегда всего в избытке: внимания, любви, удачи. И всегда желания исполняются. Был в моей жизни похожий красавец-мужчина… Был, да сплыл.
Светлана Титова
(Ознакомительный фрагмент)
Пролог
Галине Силантьевой, жительнице села Старокрыжи с утра исполнилось сорок девять, о чем она благополучно забыла – давно не праздновала. Как в свои сорок не стала из-за плохой приметы, так и повелось. О прожитых годах не жалела. Что их считать? Не рыжики ее любимые и не цыплята по осени.
Жила она в Старокрыжах всю жизнь, если не считать пяти лет учебы в городе. И мать ее здесь жила. И бабка Ольга. И прабабка Наира. Ее прадед Макар Силантьев еще перед Октябрьской революцией как-то уехал на ярмарку, откуда вернулся с чернокосой смуглянкой Наирой, смертельно обидев нареченную невесту Настю, днями и ночами коловшую пальцы, вышивая подвенечную фату. Но сердцу не прикажешь. Так в Старокрыжах появилась новая веточка многочисленного рода Силантьевых.
Настю, выученную бабкой на повитуху, свои очень любили и ценили, многих тяжелых рожениц да недоношенных спасала совсем еще молодая девка. «Рука легкая», «заговоренная», - повторяли с доброй улыбкой местные. За это умение ее побаивались немного. А за своих в Старокрыжах стояли горой. Любя и жалея Настю, бабы, а с их легкой руки и остальные селяне, объявили чужачке Наире бойкот. Ее не звали на свадьбы и помины, с ней не здоровались, глядели мимо, прикидываясь глухими. Она терпела, молчала и горячо любимому мужу не жаловалась. Прожила Наира семьдесят годов, пережила обоих сыновей, трех дочек бог сохранил, и вырастила восьмерых внуков. И за все это время никто не слышал от нее ни одного упрека. Ни даже взглядов гневных не позволяла себе так и оставшаяся для всех чужачкой Наира. Как в компенсацию за людской холод и равнодушие Макар пылинки сдувал с любимой жены, буквально на руках носил, чем подавал повод к новому витку зависти и злости сельчан. Дети видели такое отношение к матери, обижались и жалели ее. Мальчишки по малолетству дрались за мамку и вечно ходили с разбитыми носами.
Кровь горячая южная удачно разбавила холодную северную. По общепризнанному мнению краше Силантьевых дочек было не сыскать в самом райцентре. Многим парням, да и давно женатым мужикам, не к часу заглядевшимся на Силантьевых дочерей, разбили сердце охочие до работы и знаний высокие и статные красавицы. Все три улетели из родительского гнезда, едва подросли. И не казали носа, осев на берегах теплого Черного моря. И только младшая Ольга, бабушка Галины, вернулась в отчий дом после страшной войны с двумя детьми. Да так и осталась вдоветь на родной земле.
Глава 1
Галина
Кончив перебирать картошку, напрягшись, бухнула ведро на порожек, тяжело выбираясь из погреба. Посмотрела на два ведра гнилушки и с досадой покачала головой. Картошка уродила хорошая. Не обманул агроном, продавая за большие деньги семенные розовые один к одному клубни. Я и ухаживала, как следует, полола, окучивала. И урожай копала, выбрав сухие и светлые денечки бабьего лета. Но надорвалась, и увезли на скорой в больницу. Оставшаяся на хозяйстве младшая племяшка Ляна еще школьница, ветер в голове, просушила кое-как и снесла в погреб, а старшая Дарина-гулена не проследила за младшей, пока я отлеживала бока в больнице. Совсем от рук отбились племяшки. По хозяйству никакой толковой помощи. Все кое-как. Старшая Дарина, получив от родителей ноутбук, провела себе интернет и приноровилась ногти местным рисовать. По интернету курсы обучения прошла, навезла из райцентра лаков – не продохнешь. На сестре все лето тренировалась узоры рисовать. Бабка Ольга твердит, учиться иди, пока результаты экзаменов действуют. А мать Маринка махнула рукой на дочек, мол, дело денежное, пусть Дарина делает что хочет, а ты следи, чтобы девки в подоле не принесли. Маринка – жена брата Сашки. Ругаться с ней себе дороже. Нравятся они мне, брат с женой. Они и старый дом подновили, и денег на дочек нормально дают, не жадничают.
Я в воспитание особо не вмешиваюсь, в город учиться не гоню – сама училась… не доучилась, вернулась домой. По молодости думала, успею и замуж и родить. Не я первая, ни я последняя. С замужем так и не сложилось. С «родить» – бог наказал - не дал. Незаконченного высшего хватило, чтобы работать учителем биологии и химии в школе. На безрыбье и рак, как говориться… Других желающих в нашу глушь не тогда нашлось.
Десять лет отработала и заболела по-женски. Операцию сделали – удалили матку. От чувства собственной неполноценности в депрессию впала, а сестрица с мужем, подписавшая контракт на работу за границей, подкинула дочек-погодок. Две шустрые девчонки-школьницы, поставившие дом вверх дном, сняли депрессию как рукой.
С учительством завязала – тяжело и хозяйство, и племяшек. Да и переменилось все. Теперь село оживало. Богатеи потянулись к природе, тут у нас вредных производств нет, воздух, лес, чистейшее озеро Кристальное. Дома поднимались, как грибки после дождя. Вот и напротив старый дом старухи Паскарихи снесли и за лето новый отстроили. Ладный, высокий в два этажа. Окна большие, комнаты просторные. Терраса открытая. Бассейн с подогревом для зимнего купания. А за домом выход с мостками к самому озеру. Детишек в селе прибавилось. И приезжих много, и свои нарожали. Молодежь остается жить, в город не бежит как раньше. Школу обновили. Молодые учителя приехали. В школе теперь полный комплект. Куда мне с моим неоконченным, только завхозом. Жалела и не жалела, что диплом не получила. Тогда не до диплома было. С экзаменов прямо в больницу увезли, а там… в общем, не до экзаменов мне было.
От тяжелых воспоминаний сердце сжало привычной тупой болью. Они не давали спать. Гнали ни свет, ни заря на двор, где всегда найдется работа. Вдохнула свежего воздуха, с трудом проталкивая в сердце кислород. Давнишняя тайна, в которой никому, даже матери не призналась, как хроническая болячка, временами давила, жгла сожалением, жизни не давала.
Если бы Сашка тогда не вляпался, если бы я была посмелее… Но что теперь-то говорить… Жизнь не имеет сослагательного наклонения.
Шарик, волоча позвякивающую цепь, лениво обнюхал ведро, раскрыл пасть и широко зевнул. Махнул пару раз хвостом в приветствии, с надеждой заглядывая в глаза. Рядом копошилась Марта, курица Ляны. Я выдохнула. Лянка опять учудила. Сегодня на курице был вязаный серый шлем, вроде танкистского.
Племяшка выпросила ручную пеструшку чудной породы в перьевых штанишках. Навязала ей разных шапок. Но хозяйкой Марта признавала только Галю. Куда бы та ни шла, семенила следом. Народ сначала потешался, а потом привыкли.
Подумаешь, курочка в вязаной шапке! В интернете люди и не такое чудят.
- Скоро уже будем обедать – не выпрашивай. Довариваю борщ, - раздраженно махнула на него рукой. - Иди уже.
Вильнув хвостом, он поволокал цепь к конуре, вспугнув курочку - девчоночий каприз, как и карликовые кролики в клетушках.
Девчонки затребуют на забаву экзотику, а я потом возись.
С сочувствием проводила взглядом едва переставляющего ноги горе-охранника. Старый пес доживал свое. Жалела его старого и не нужного. Оба мы такие. Но я еще держусь – племяшки в тонусе держат. Завела толстопузого, точно шарик, щенка, когда две племяшки свалились на голову. Им забава на целый день, а мне не лезут никуда и то хлеб.
Теперь у них другие забавы. Дарина, а за ней Лянка, затребовали велотренажер. Купила, полгода стоял без дела – белье досушивала. Сколько раз я об него споткнулась – не счесть. Пришлось самой осваивать – врач советовала вместе с лечебной гимнастикой. Еще врач, вот смешная, рекомендовала, настойчиво так, мужчину для здоровья. Я там сдержалась, а дома смеялась… Ну какой мужик для здоровья. В хозяйстве, спору нет, без мужских рук тяжело. У меня своего нет – нанимаю крышу чинить, да дорожки мостить. А здоровью рукой помаши, как замуж выйдешь. Мужики – имя вам непостоянство. То им одно, то сразу другое. Красивая - не хозяйственная. Хозяйственная – толстая. Не толстая, красивая – глупая. Умная, красивая, хозяйственная – мало зарабатываешь или мулаткой бы была, или… Да, ой… список претензий до Луны и назад. Это еще не страшно. Жестокость куда страшнее…
Я отогнала тяжелые мысли, много лет разъедавшие душу. С улицы послышался звук работающего мотора и стих рядом с моей калиткой. Стало интересно, кого принесла с утра пораньше.
- Зима скоро, - вдохнув пахнущий морозом воздух, я потянулась затекшим от одной позы телом.
Любила это время, когда все работы по саду и огороду закончены и можно передохнуть. Мужики на Михаила начнут свиней резать – тогда куплю подешевле и наделаю мясных консервов, и колбас к Новому году накопчу.
- Капусту пора солить, - буркнула подошедшая соседка Петровна. Зинаида Петровна как злая мачеха из Золушки. Только надумаешь отдохнуть, она сразу тебе работу найдет. – Доброго утречка, Гала. Ты новость-то слышала?
- Доброго… Да, откуда… Я только вот из погреба, - кивнула на стоящие под яблоней ведра. - Картошку перебирала. Гниет, а еще зима не началась.
- Погреб сырой, побелить летом забыла, - тут же нашла причину Петровна, сделав виноватой меня. – Погреб хороший у вас. Мой Славка еще батьке твоему клал. А он не халтурил. Все на совесть делал. Он ведь и печник был хороший, - кинулась в воспоминания соседка. - Его и в соседние села приглашали, чтобы печь переложить…
- Да, просушили плохо, вот и гнить начала, - оборвала ее экскурс в прошлое. – Я в больнице была. Девки сами на хозяйстве остались. Вот и нахозяйничали.
- Ой, девки бедовые у тебя, Гала. Все в бабку вашу, Ольгу, - осуждающе. Когда-то на черноокую и ладную вдовицу позарился ее первый муж, бывший на двадцать лет старше жены. Ольга чужого мужика не привечала, но сам факт симпатии Петровна не могла простить уже Ольгиным внучкам. – Смори, Гала. За ними глаз да глаз нужен. Меня бог миловал, дал сыновей да внуков. Те в подоле не принесут.
- Ты чего заходила-то, Петровна? – напомнила ей о деле. Петровна жила сама. Хозяйство не держала. Сын сделал в дом отопление. Она горя не знала, ходила по селу, собирая новости.
- А… Заболтала ты меня. Я чуть о главном не забыла,- спохватилась соседка. – Сосед у вас объявился. Дом-то старухи покойной Паскарихи внуки продали богатеям. Снесли дом и модный этот… котёж построили, газ и интернет провели. В той неделе в доме закончили эти… обделочные работы. Смотри, машиняка какая!
У добротных кованых ворот, сейчас распахнутых настежь, стоял черный внедорожник. Я успела заметить широкую мужскую спину и красиво стриженный седой затылок. Рослый мужчина в кожаной куртке внес в ворота объемную картонную коробку.
- Выгружают мебель. Красивая, итальянская, - со знанием дела фиксировала Петровна. – А коробок-то коробок… Надолго. Настюха, моя крестница, сказала, они навсегда сюда.
- Кто такие-то? – озадачилась я.
Старую Паскариху знала еще моя бабка Ольга. Одинокой старушке, бывшей учительнице, помогала вся улица. Прошлую зиму она заболела и уже не встала. А весной ее не стало. Горевали все – много добра сделала женщина. Я ведь по ее примеру пошла в педагоги. На похоронах слезы сами текли даже у матерых мужиков – ее учеников. Жалко, когда уходят хорошие люди.
– Мужик за пятьдесят и сын его. Годков тридцать. Ладные оба, - выкладывала, что нарыли на новеньких местные сплетницы. - А жены не видать. И пока строили дом, старший-то часто тут бывал. Да все сам. Молодой вот только сегодня нарисовался. Вдвоем. Женщины при них нет. Мария-то, ну которая продавщица, говорит оба холостые. Старший вдовый или разведенный. А в городе у них бизнес… Ой, пеструшка-то у тебя чудная… в штанцах, - резко и нарочито громко перескочила с темы Петровна, заметив, как выгружавший вещи мужик пристально глянул в нашу сторону. - Девки ей шапку справили. Ой, умора! Смотрю каждый раз и смеюся, - в который уже раз умилилась моей курочке соседка и снова без перехода, понизив голос: – Ты бы пригляделась, Гала, к хозяину. Вон ладный какой мужик. Не пьющий опять же. Ты работящая, спокойная, а им в хоромину-то такую хорошая хозяйка нужна. А-то наши-то оглоедки набегут и уведут мужика из-под носа.
Я опешила от неожиданности. Вот уж не ожидала, что Петровна за меня переживала.
- Петровна, куда мне с молодыми-то тягаться. Скажешь тоже. Ну, и куда мне замуж-то, какая из меня невеста на пятом десятке? Смех людям да и только…
- Вот гордая ты не к месту, Гала! Потому весь век сама. Племяшек воспитываешь - хорошо. Но девки что, вырастят и улетят. О тебе старой кто позаботится? Своих бог не дал, так чужие пособят. Нос-то не вороти. – Петровна осуждающе поджала губы. Светлые, выцветшие глаза смотрели осуждающе. – Вон боженька тебе под дверь хорошего мужика принес. А ты в отказ. Нельзя, Гала, так-то с божьими дарами. За чрезмерную гордость наказывают. Вот так!
С видом оскорбленной добродетели Петровна пошагала вдоль дороги к себе. Я в изумлении смотрела ей вслед.
В этом вся Петровна: начала за здравие – кончила за упокой. И когда я успела ее обидеть, если рта не раскрывала. Чего обиделась? Точно она сватала сына, а я ему отказала.
Поравнявшись с новыми соседями Петровна завела разговор с хозяином, притормозив того с очередной коробкой. Я ее уже не смотрела, звонил телефон. Родители по рекомендации, звонили договориться насчет ученика на онлайн консультации. Выпускника подготовить по химии. Подрабатывала иногда репетиторством ради «живой копейки», но больше тоскливые мысли развеять.
Глава 1.1.
Галина
Глянула на ведра, прикинула, сколько еще картошки испортится до весны. Настроение после новостей и наставлений Петровны и так не лучшее, упало совсем. Спину пробирал озноб. Сейчас только не хватало свалиться с простудой. С каждым годом болела все больше и тяжелее. То одно, то другое. Организм, как отступающая армия, сдавал то один, то другой орган. Отогнала пугающую мысль остаться одной на старости с болячками. Племяшки уедут, брат перестанет помогать. А надолго ли хватит накопленных денег и сил вбивать в головы учеников химию - неизвестно. Пенсия казалась далеким и нереальным рубежом, как когда-то заграница.
Пиликнул телефон. Жена брата Маринка поздравляла с днем рождения. Озадаченно смотрела на буквы и дату, точно не верила, что добралась до таких почтенных годов. Предыдущие годы девчонки уезжали к бабушке по матери, а больше никто не помнил, когда я родилась. Мой день рождения совпадал с ноябрьской красной датой календаря, о таких часто забывают.
Вроде только вчера двадцать было. Куда почти тридцать лет улетело? Надо бы испечь торт или пирог к чаю. Да лень возиться. Лучше пойду в магазин. Там, конечно, выбор не тот. Но и у меня не юбилей. Да и юбилей в следующем году пройдет так же. Если брат приедет, тогда можно на стол накрыть. Маму привезти. Соседей позвать… Петровна, та сама придет. А этих новых… Эти-то богатеи слушать не будут, смотреть станут, как на грязь из-под ногтей.
Соседа разглядела достаточно, чтобы согласиться с Петровной – видный мужик. На свои года совсем красавец. И сын симпатичный. На отца похож статью. А к красивым мужикам у меня было особое предубеждение. Я им никогда не верила. Когда все в жизни дается легко, то ничего не цениться. У красивых мужиков всегда всего в избытке: внимания, любви, удачи. И всегда желания исполняются. Был в моей жизни похожий красавец-мужчина… Был, да сплыл.
